Сердце Мириаля

Глава 16. ГДЕ УКРЫТЬСЯ В БУРЮ

Тулак оставила гостью одеваться и отправилась подогреть чайник. Вернувшись в кухню, она с изумлением услышала, что с дороги доносится стук копыт. Неужели это загадочные соплеменники Вельдан? Если так, то вниз с горы они, должно быть, слетели на крыльях!

— Клянусь всем жаром преисподней! — пробормотала Тулак. — Кто бы это мог быть?

И подошла к окну, чтобы глянуть на пришельцев.

— Святая задница! — ахнула она, ошеломленно глазея сквозь пелену снега на конный отряд, направлявшийся прямиком к ее дому. — Да ведь это же опять иерарх! И с ним шлюхин сын Блейд! Чума, тюрьма и преисподняя, да что же это им здесь понадобилось?

Ниже дома Тулак дорога шла по крутому отрогу горы, затем выпрямлялась и почти отвесно падала вниз, на плато, откуда уже был виден город. В буран по такой дороге спускаться ох как небезопасно, и путники волей-неволей вынуждены были искать себе пристанище на ночь…

— Проклятье! — мрачно пробормотала Тулак. — Этого мне только и не хватало!

Всадники между тем уже нестройной толпой подъехали к дверям дома. Тулак отпрянула, укрывшись за занавеской. И. не колеблясь ни минуты, схватила в охапку свой меч, оружие Вельдан и бегом бросилась в спальню.

Молодая чародейка поспешно завершала одевание.

— Вооруженные люди, — кратко бросила она. — Каз сообщил. Он решил спрятаться в амбаре, так что не давай им сунуть туда нос.

Тулак согласно кивнула:

— Это иерарх и Блейд, чтоб его черви съели. Надень мою одежду — она вот здесь, в сундуке, — и ложись в постель. Скажу им, что ты больна… — Ее последние слова потонули в оглушительном грохоте — стучали в дверь.

— Спрячь это. — Тулак бросила Вельдан оружие. — И носа не высовывай из спальни.

Вельдан коротко кивнула:

— Предупрежу Элиона, чтобы держался отсюда подальше. Надеюсь только, что он найдет где укрыться.

— Уж лучше пусть его присыплет снежком, чем Блейд примется задавать ему ненужные вопросы.

И Тулак, мысленно радуясь тому, что ее гостья умеет подчиняться приказам, поспешила к двери.

— Иду, иду! Ох, мои старые косточки… Ой, ваши милости! — Почтительно склонив голову (будь она проклята, если станет кланяться этим сукиным отродьям!), наемница отступила в сторону, пропуская незваных гостей. — Входите, ваши милости, входите и располагайтесь, — лопотала она, указывая на жарко пылающий огонь в очаге. — Какая честь для меня — принимать таких важных гостей!

Мазаль стоял в своем углу, яростно хлеща себя хвостом по бокам и зловеще вытянув шею — пускай, мол, только кто-нибудь подойдет поближе!.. При виде коня Блейд так и застыл на пороге, брезгливо скривив губы.

— Старуха, — холодно процедил он, — я не привык ночевать под одним кровом со скотом.

А Мазаль не привык ночевать под одним кровом с такой швалью, как ты, бессердечная гадюка! Впрочем, Блейд не узнал ее, а это самое главное. Тулак сделала глубокий вдох и разжала стиснутые зубы.

— Прошу прощенья, ваша милость, — жалобно пролепетала она, — мне ужасно жаль, что так вышло, только этот конек — самое ценное, что у меня есть, а в амбаре его оставить ну никак нельзя. Ветхий он, амбар, дунет ветер — того и гляди крыша провалится…

— Значит, там нельзя разместить наших коней?

— Никак нельзя, ваша милость. — Особенно если дружок Вельдан проголодается!

Блейд смерил старую наемницу таким презрительным взглядом, что у нее кровь закипела в жилах.

— Где же мне тогда устроить моих людей, глупая ты старуха? — резко осведомился он. — Там, во дворе, мерзнут на ветру два десятка солдат!

Где устроить твоих людей? Да засунь ты их себе — знаешь куда?..

— Ой, ваша милость, да пускай заночуют на лесопилке. Там тепло, сухо и полно растопки, есть очаг и все такое прочее. Места там в достатке и для людей, и для лошадок.

— Прекрасно. — Блейд вышел во двор, и Тулак услышала, как он вполголоса говорит что-то командиру своих солдат. Через минуту он вернулся.

— Со мной иерарх, но на вершине горы он захворал, и ему нужен должный уход. Я останусь ночевать здесь, в доме, а со мной — лорд Заваль и двое гвардейцев, которые будут за ним ухаживать. Остальные устроятся на лесопилке. А теперь будь добра, убери из кухни этот мешок с костями, и пусть себе торчит в своем амбаре. Если нас здесь занесет снегом, он нам еще пригодится.

Ужас ледяным клинком пронзил грудь Тулак. Съесть Мазаля? Да скорее ты сам сдохнешь, сукин сын! Я собственными руками вырву у тебя сердце…

Блейд смотрел на Тулак хорошо ей знакомым, холодным и злым взглядом и нетерпеливо притопывал ногой.

— Есть тут кто-нибудь еще, кроме тебя?

Если ты не прекратишь топать на меня своей чертовой ногой, я подрежу ее начиная с головы.

— Есть, ваша милость, моя внучка, только она сильно хворает, кровью кашляет и жар. Ну да вы не беспокойтесь, ваша милость, она в своей комнате и из нее не выходит. Ваши милости от нее заразу не подцепят. Рядом с ней есть свободная спальня, а еще славная уютная комнатка на чердаке, с большой и мягкой кроватью.

— Я буду спать на чердаке, — твердо объявил Блейд. — Иерарх может разместиться в спальне внизу.

Правильно, жалкий ты трусишка — пускай этот бедолага ночует по соседству с заразой.

— Как пожелает ваша милость. Сейчас подыщу для вашей милости чистое белье.

— Нет, старуха, вначале ты уберешь отсюда эту растреклятую клячу!

— Для вашей милости — что угодно. — Да чтоб у тебя вся мужская гордость напрочь отсохла!

Тулак поспешно накинула куртку и вывела недовольного Мазаля из кухни, в душе горячо молясь, чтобы своенравный конь мимоходом не лягнул Блейда, — но все же почти пожалела, что этого не случилось. Когда она направилась к выходу, навстречу ей двое кряжистых солдат наполовину ввели, наполовину втащили в дом иерарха. Чем же это он так захворал, бедолага? Иерарх бессильно обвис в руках своих спутников, глаза его закатились, голова с дурацкой ухмылкой моталась из стороны в сторону.

Тулак похолодела, тотчас узнав эти приметы. Ей и прежде доводилось видеть людей в таком состоянии — оцепеневших в разгар боя, парализованных страхом, или же когда с ними случалось потрясение такой силы, что разум отказывался признавать случившееся. В последний раз Тулак видела таким Властора, вождя восточных горцев, который нанял ее вместе с другими наемниками для участия в клановой войне — явлении для тех мест обычном, как восход солнца. Выиграв битву, вождь торжествующе ворвался в крепость врага — и увидел над воротами насаженную на кол голову своего любимого сына и наследника. Что же такое случилось в горах, если иерарх Заваль превратился в слюнявого идиота? Старушка, твердо сказала себе Тулак, придержи-ка ты свое любопытство. Не суй носа в дела иерарха и Блейда, не то дорого за это заплатишь. У нас и без того достаточно хлопот.

Она похлопала по шее старого коня:

— Ну, дружок, куда же нам тебя девать-то?

Близилась ночь, и с ее приходом становилось все холоднее. Ветер уже намел вдоль стены дома внушительных размеров сугробы. Прикинув, что ночь впереди длинная и наверняка морозная, старая наемница поймала за рукав одного из солдат, которые уже направлялись к лесопилке.

— Эй, сынок! Вон там, за домом, поленница. Натаскайте-ка в дом побольше дров, да пошевеливайтесь, иначе будете иметь дело с лордом Блейдом!

Гвардейцы неохотно привязали коней к перилам крыльца и пошли за дом, что-то неразборчиво ворча себе под нос. Тулак и рада была, что не смогла различить из этой воркотни ни слова — иначе ей пришлось бы поучить молокососов вежливости, а для этого сейчас время было самое неподходящее. Она поспешно дернула Мазаля за повод, помешав ему как следует цапнуть за ляжку одного из солдатских коней. Что ж, дело ясное — на лесопилке, вместе с другими лошадьми Мазаля разместить никак нельзя. Жеребец чересчур ревниво относится к чужакам. Нельзя и просто привязать его около крыльца — ночь будет слишком холодная. Тулак с сомнением поглядела на амбар и с еще большим сомнением — на Мазаля. И все же решилась. Довод у нее был один — другого-то выхода все равно нет. Кроме того, если Блейд и впрямь проголодается, лучшей защиты для коня и не придумаешь…

— Слушай-ка, дружок, — обратилась она к Мазалю. — Бояться тебе нечего, понял? Ты ведь у нас большой и смелый боевой конь, верно? Смотри не опозорь меня!

В амбаре было так темно, что Тулак поначалу ничего не могла разглядеть. Куда же подевался приятель Вельдан?

— Каз! — шепотом позвала она. — Клянусь огнями преисподней, ты куда подевался?

В дальнем углу амбара что-то зашевелилось. Темная бесформенная груда, которая миг назад показалась Тулак всего лишь кучей сухого навоза, соломы и прочего мусора, теперь тяжко всколыхнулась — и превратилась в изящный и грозный силуэт дракена.

— Святая задница! — потрясение ахнула Тулак. — Как тебе это удалось?

Дракен с загадочным видом склонил голову набок, и глаза его при виде коня загорелись предвкушением.

— Даже и не мечтай! — поспешно предупредила Тулак. — Мазаль последний из моих старых соратников, и он мне очень дорог. Я хочу, чтобы ты присматривал за ним и охранял его от этой прожорливой своры. Посмей мне только сожрать беднягу!..

Каз уронил голову к самой земле и шумно, душераздирающе вздохнул.

— Да ладно, ладно, я понимаю, что ты ужасно голоден, — но Мазаля трогать не смей! Когда уйдут солдаты, я придумаю, чем тебя накормить. Честное… уф!., слово! — Тулак повисла на узде неистово лягавшегося коня, который изо всех сил рвался очутиться подальше от внушительного дружка Вельдан.

Впрочем, старая наемница подозревала, что на самом деле Мазаль уже не так сходит с ума от страха, как было при первой встрече с Казом. Мазаль все-таки был умница — во всяком случае, для коня — и обладал отлично развитым чутьем на опасность, что в былые годы не раз спасало от неприятностей и хозяйку, и его самого. Дракен пробыл в окрестностях дома почти весь день и ничего ужасного не сотворил, а его запах, которым уже пропитался весь амбар, смешивался со знакомыми и привычными запахами Тулак и самого Мазаля.

— Ну иди же, не будь ослом! — С этими словами Тулак твердой рукой завела упирающегося коня в стойло, которое располагалось в дальнем углу амбара. Укрыв Мазаля одеялом, она привязала его так тщательно, как не привязывала никогда в своей долгой и полной предосторожностей жизни. Устроив коня, Тулак в нескольких словах описала Казу, что происходит в доме.

— Вот такие дела, — закончила она рассказ, обращаясь к дракену. — По-моему, Мазаль уже немного привык к тебе. Держись от него подальше, не делай резких движений — и все будет в порядке. — Набравшись смелости, она погладила Каза по носу. — Спасибо за помощь, приятель, большое спасибо. Этот глупый старый коняга очень много для меня значит.

И Тулак торопливо пошла к выходу, чтобы вернуться в дом прежде, чем незваные гости вздумают ее искать.

— Да ладно, пустяки. Но не забудь — ты у меня в долгу. Слова эти словно ниоткуда возникли в голове Тулак — уже на пороге амбара. У старой наемницы отвисла челюсть. Она стремительно обернулась к дракену — но тот, словно и не замечая ее, с преувеличенным интересом следил за Мазалем.

— Ну и ну! — пробормотала Тулак, выходя из амбара с чувством, что ко всем ее проблемам прибавилась еще одна. — Не так уж я стара, чтобы слышать воображаемые голоса… Ну и ну! — повторила она, с трудом удержавшись от искушения вернуться в амбар. — Чтоб меня утопили в собачьем дерьме!

Едва Элион выбрался из оврага, как порыв ветра чуть не сбил его с ног. Ледяной холод запросто проникал через облепленный снегом плащ и несколько слоев одежды. Даже гнедой так дрожал от холода, что и не пытался куснуть молодого чародея — брел по тропе, понуро опустив голову, словно его седок, спасенный Тиришри торговец, весил вдесятеро больше обычного человека. Шагов через десять Элион начал всерьез сомневаться, что они уйдут отсюда живыми. Он хорошо знал, что такое снежная буря в горах, а сейчас убийственно ледяной ветер был для них даже опасней, чем густой снег. Быть может, лучше им вернуться под защиту крутых склонов оврага и переждать в снегу непогоду? Провизии у Элиона хватит дня на два, а к тому времени буря наверняка утихнет.

В этот самый миг Элион ощутил мысленный зов Вельдан, пробившийся наконец через его невеселые размышления.

— Элион! Элион, ответь! Почему ты не отвечаешь?

— Что тебе нужно? — Ему не удалось скрыть свою враждебность.

— Сможешь ты найти укрытие на перевале? У нас в доме расположился вооруженный отряд — должно быть, те самые негодяи, которых вы видели на вершине. Думаю, тебе было бы лучше…

— Замерзнуть до смерти в буране, пака ты будешь нежиться под крышей, в теплой постельке? Это, по-твоему, «лучше»? Кого ты пытаешься обмануть, Вельдан? Ты же делаешь это просто со зла, верно? Не желаешь, чтобы я любовался на то, как лихо ты провалила дело. Может, мне вообще убраться отсюда подобру-поздорову ?

— Я бы предпочла больше никогда не видеть тебя, безмозглый ублюдок! Смерти я тебе не желаю — живи, пожалуйста, но только подальше от меня. Так что доставь себе удовольствие — приходи сюда. Правда, последнее, что ты услышишь, подыхая со стрелой в брюхе, — это мои слова: «Я же тебе говорила!»

— Насколько, по-твоему, велика эта опасность, Вельдан? — Трезвый голос Шри остудил спорщиков, точно ведро ледяной воды. — Пойми, я доверяю твоему суждению, но учти при этом, что здесь, наверху, вовсю бушует буря. В крайнем случае мы сможем провести здесь ночь, но людям придется нелегко.

— Тулак — бывшая наемница, которая нас приютила, — говорит, что Элиону будет куда безопасней мерзнуть на перевале, чем столкнуться лицом к лицу с лордом Блейдом. Она до тонкостей знает все местные дела, и я уверена, что нам лучше прислушаться к ее совету. — Вельдан на миг заколебалась. — Судя по тому, какого мнения Тулак о наших незваных гостях, мне бы тоже стоило присоединиться к вам, но только вряд ли я смогу сейчас выбраться из дома незамеченной. Кроме того, — прибавила она искренне, — эта старая женщина мне по душе, и я у нее в долгу. Я не хотела бы бросать ее одну с целой шайкой вооруженных мерзавцев.

— Такая преданность делает тебе честь, Вельдан, но все же помни, что прежде всего ты чародейка и первый твой долг перед собратьями по Тайному Совету. Я требую, чтобы при первых же признаках опасности для тебя или Каза вы оба немедленно убрались оттуда и сразу же дали мне об этом знать. Надеюсь, я смогу помочь вам благополучно скрыться. Мы сейчас намерены укрыться от бури в овраге, где тебя отыскал после оползня твой напарник. Да, знаю, ты была без сознания, но Казарл наверняка помнит, как найти это место. До встречи, Вельдан, и береги себя!

Мысленное касание Вельдан исчезло из разума Элиона, предоставив ему сорвать свою злость на фее воздуха.

— Ну, спасибо, Шри, — проворчал он, — огромное спасибо! Ночевка в снегу на вершине горы — это все, чего мне не хватало для успешного завершения столь замечательного дня!

Резкий порыв ветра швырнул ему в лицо пригоршню колючего снега.

— Всегда к твоим услугам, дорогой мой чародей! — И тут же мысленный голос феи посерьезнел. — Впрочем, для нас это в любом случае был бы наилучший выход. Вельдан и без нас подвергается большой опасности, а вам, хрупким человечкам, нужно бы поскорее отыскать надежное укрытие. Пойдем же, Элион, нечего дуться, словно дитя малое! Будешь мешкать — погибнешь. Разворачивайся, и двинемся назад, в овраг.

Элион не мог не признать — хотя бы в душе — правоту Тиришри. Уязвленный в самое сердце обвинением в ребячливости, он стиснул зубы и развернулся лицом к ледяному ветру, волоча за собой упирающегося коня.

И сразу же узнал, какова по-настоящему убийственная сила бури. Ветер хлестал в лицо, слепя глаза горстями жесткого, как крупа, снега, мороз яростно щипал уши, прохватывал зубы до ноющей, нестерпимой боли. Элион шатался, скользил, не в силах разглядеть дорогу в буйстве снежной заверти, и порывы ветра точно гигантским кулаком молотили его в грудь. Молодой чародей слишком долго медлил, прежде чем повернуть назад, — и сейчас задыхался, точно выброшенная на песок рыба, слепо хватая ртом ледяной ветер.

И вдруг все стихло. Элион от неожиданности шатнулся вперед, едва не потеряв равновесие. Сейчас, когда промозглый холод не высасывал из его измученной плоти остатки тепла, ему стало почти что жарко. Наслаждаясь этим призрачным чувством, Элион жадно глотнул ледяного воздуха, затем еще и еще; протер слезящиеся глаза, смахнув налипший на ресницы иней. В ушах у него звенело — как будто где-то совсем рядом все еще выла буря…

— Да не мешкай же, болван! Я же здесь одна-одинешенька против разбушевавшейся стихии! Как ты думаешь, долго ли я продержусь?— Даже мысленный, голос Шри прозвучал хрипло и сорвано.

Чародей изумленно моргнул и огляделся. И справа, и слева от него все так же густо валил снег, крутясь водоворотами на воющем ветру, — и только впереди был узкий клин ясного безветрия. Точно так же, как фея создала из воздуха невидимый щит, чтобы уберечь Тормона от стрел, сейчас она прикрывала своего напарника от беснующейся бури.

— Треклятый человечишка, да сойдешь ли ты, наконец, с места? Не торчать же нам здесь всю ночь!

— Извини! — Элион резко дернул повод многострадального коня и поволок его назад по тропе. Даже с помощью Шри обратная дорога оказалась сущей мукой. Элион совсем выбился из сил, руки и ноги закоченели от холода. Хотя снег, заваливший тропу, смутно белел в темноте между голых черных склонов горы, вокруг стояла такая непроглядная тьма, что молодой чародей шел почти вслепую. В седельных сумках у него хранился надежный источник яркого света, но его Элион приберегал на крайний случай — свет понадобится им позже, когда нужно будет отрыть убежище. Ветер больше не наметал вдоль склонов сугробы, но смерзшийся снег покрыл тропу нетронутым толстым слоем, и Элион, едва волочивший ноги, продвигался по ней медленно и с немалым трудом. Он уже и сосчитать не мог, сколько раз падал, да и коню приходилось немногим лучше, хотя до сих пор он как-то ухитрялся сохранять равновесие — должно быть, оттого, что ног у него не две, а четыре. Это же нечестно, с завистью подумал Элион и хотел даже обернуться, чтобы высказать это гнедому вслух, но вовремя сообразил, что от холода и усталости у него просто помутилось в голове.

В этот самый миг за спиной у чародея что-то брякнуло, заскребли по мерзлому снегу копыта, и темноту прорезало перепуганное ржание — гнедой ублюдок наконец-то потерял равновесие и упал. Что-то неимоверно тяжелое ударило Элиона в спину, и он рухнул ничком на тропу, как поваленное дерево, а нечто увесистое намертво вдавило его в снег.

На мгновение Элион, охваченный паникой, решил, что на него сверху свалился конь и теперь ему суждено здесь же и замерзнуть до смерти. Потом неведомая тяжесть зашевелилась и — о счастье! — разразилась ругательствами. С запоздалым смущением чародей сообразил, что гнедой, оступившись, упал на колени, а его седок, спасенный торговец, полетел вверх тормашками через голову коня и свалился прямиком на Элиона. Он подал голос впервые с тех пор, как они тронулись в путь, а было это почти час назад, хотя Элиону казалось, что целую вечность. Все это время торговец ни разу не шевельнулся, не заговорил — так и сидел мешком в седле, оцепеневший в своем безмолвном горе. Наконец-то тебя хоть что-то проняло, подумал Элион и тут же содрогнулся тому, с каким злорадством прозвучал его мысленный голос. Молодой чародей напомнил себе, в каком потрясении пребывал он сам после смерти Мельнит. Онемевший, согнувшийся под нестерпимой тяжестью своей потери, он был тогда примерно в том же состоянии, что сейчас Тормон. Если бы не Казарл, ни Элион, ни тяжело раненная Вельдан не ушли бы из владений ак'загаров живыми.

Мгновенно в сердце Элиона вспыхнула жалость. С немалым трудом он выбрался из-под торговца, и они, помогая друг другу, кое-как поднялись на ноги. В темноте, в снежной заверти глаза их на миг встретились — и Элион ощутил, что их обоих объединило братскими узами страдание… но тут яростный порыв ветра сбил обоих мужчин с ног, и буран, бешено завывая, обрушился на них с новой силой.

— Извини, я больше не могу удерживать щит. — Мысленный голос Шри был от усталости едва различим. — Но вы уже почти пришли, Элион. Еще несколько шагов…

Эти шаги показались Элиону последним путешествием в его жизни. Если б он не опирался на крепкое плечо Тормона, то наверняка не дошел бы до цели… впрочем, ни один из них не сумел бы выстоять без помощи другого. Вдвоем им удалось поднять гнедого, но когда Тормон опытной рукой провел по его ногам, на ладони оказалась кровь. Стало быть, конь расшиб в кровь колени. Элион от души надеялся, что с ним не стряслось худшей беды. Несчастное животное кое-как ковыляло за ними, уныло свесив голову. Его жесткая грива сосульками прилипла к шее.

— Давай же, Элион! Налево! — крикнула Шри. Чародею не верилось, что они все же добрались до оврага. Он крепко взял за руку торговца, и жалкая процессия кое-как спустилась вниз, под прикрытие крутых склонов.

Напор ветра разом ослаб, и измученному Элиону почудилось, что в овраге почти тепло. Сейчас он бы охотней всего рухнул прямо на снег и проспал до весны… но чародей понимал, что расслабляться еще рано. Вернуться в овраг и укрыться от ледяного ветра — только первый шаг. Здесь ведь тоже можно умереть, разве что не так скоро, как наверху. Хотя отвесные склоны оврага и укрывали путников от ветра, снег здесь валил так же густо, и следы разрушительного оползня уже были им надежно скрыты. Если Элиону и чудилось, что здесь тепло, то лишь потому, что не дул ветер.

Чтобы смастерить укрытие, им понадобится свет. Элион принялся шарить в седельной сумке. Онемевшие от холода пальцы плохо повиновались ему. Чтобы расстегнуть ремешок сумки, ему пришлось снять перчатку, и стылый металл застежки обжег руку, точно раскаленный уголек. Чародей рылся в сумке, мимоходом примечая другие вещи, которые могут пригодиться им в эту морозную ночь. Ох, только бы то, что ищет, не оказалось на самом дне сумки!

По счастью, Элион всегда укладывал вещи в дорогу аккуратно и тщательно. Вот и теперь светилки оказались засунуты сбоку, где их легко можно было достать. Чародей извлек из сумки прочную стеклянную трубку примерно в локоть длиной, запаянную с обеих сторон. На самом деле это были две трубки, хитро соединенные посередине искусным стеклодувом. Элион никогда бы не осмелился разобрать светилку, чтобы посмотреть, как она устроена — он, в конце концов, чародей, а не мастер, — однако же частенько возносил мысленную благодарность неведомым умельцам, которые сотворили это маленькое чудо. Взявшись обеими руками за концы трубки, он резко крутнул — и стеклянная перепонка посередине с сухим треском лопнула. Содержимое двух половинок светилки мгновенно смешалось. Стеклянная трубка брызнула ярким серебристо-зеленым светом. Густо падавшие снежинки в его лучах заиграли мерцающими зелеными искрами, а по снегу вдоль склонов оврага протянулись длинные тени.

Тормон между тем уже обеими руками разрывал снег, пытаясь разобрать укрытую под ним груду сучьев. Когда вспыхнул свет, торговец резко обернулся, разинул рот в изумлении — но тут же в нем возобладал здравый смысл.

— Спасибо, это кстати! — крикнул он и вернулся к своему важному занятию. Элион поспешил присоединиться к нему, воткнув стеклянную трубку в снег, чтобы продолжать работу при ее свете. Они растащили более крупные сучья, мечом и кинжалом прорубили себе дорогу в мешанине мелких ветвей — и наконец сумели расчистить под этой грудой более или менее просторную нору.

Нелегкое это было дело для двоих ослабевших от холода людей, тем более что им еще нужно было поместить в укрытии коня. Фея воздуха ничем не могла им помочь — она так устала от сражения с бурей, что под конец могла лишь отчасти ограждать своих спутников от обильного снегопада. Элион и Тормон чудом держались на ногах, но трудились не покладая рук, словно состязались, кто из них не выдержит первым.

Время слилось для Элиона в сплошную мутную полосу голода, холода и ноющей боли во всем теле. Он держался лишь тем, что сознательно ввел себя в транс, и теперь мысли его блуждали в счастливых днях прошлого, в то время как тело продолжало упорно трудиться. В таком состоянии он едва не упустил тот момент, когда укрытие было закончено. Мутным от усталости взглядом Элион окинул плод их труда, почти не веря, что все это было сделано вдвоем. На краю оврага, под защитой отвесных склонов Тормон и чародей буквально вгрызлись в гигантскую груду сучьев и прорубили в ней подобие пещеры, где вполне могли уместиться они сами и гнедой. Пол пещеры был щедро выстлан упругими сосновыми ветками, по бокам и над головой прочно сплетались крепкие сучья, и сверху все это было укрыто толстым слоем снега — словом, убежище со всех сторон было надежно защищено от холода и сырости. Мужчины обменялись долгим взглядом, а затем пожали друг другу руки, справедливо гордясь своим творением.

К изумлению Элиона, гнедой строптивец ничуть не возражал против того, чтобы его ввели в укрытие, — напротив, он так туда рвался, что едва не затоптал чародея. Правда, в самой пещере коню пришлось низко опустить голову: сучья, из которых был сплетен ее свод, царапали его спину. Люди — даже не слишком рослый Элион — тоже вынуждены были сутулиться. Едва войдя в пещеру, Элион обессилено рухнул на колени, дрожа от холода и безмерной усталости, и кое-как стряхнул с бороды иней, намерзший от его дыхания. Когда он начал растирать руки, чтобы восстановить обычный ток крови, окоченевшие пальцы пронзила жгучая боль.

Отправляясь в горы, Элион, как было принято у всех чародеев, неизменно прихватывал с собой фляжку с целительным снадобьем. Вода, мед и немного бренди — незаменимое средство для того, кто продрог до мозга костей. Немного отогрев пальцы, чародей запустил руку во внутренний карман кожаной куртки, где хранил заветную фляжку. Не сразу ему удалось вытащить пробку — пришлось в конце концов поработать зубами, — зато после нескольких глотков в голове немного прояснилось. Тогда Элион передал фляжку Тормону — тот, как ни удивительно, держался на ногах, хотя и вынужден был опираться на круп дрожащего от изнеможения гнедого.

Торговец послушно глотнул — и взгляд его прояснился.

— Помогло, — чихнув, заметил он. Потом налил немного снадобья на ладонь и протянул ее коню — тот с благодарностью слизал живительную влагу.

— Надо бы состряпать побольше этой благодати. — С каждым словом голос Тормона заметно креп. — У тебя есть все, что нужно?

— Да, в седельных сумках — если только вода в большой фляге не замерзла. — Элион неловко поднялся, стараясь не задеть головой низкий потолок пещеры, и потянулся к фляге, что так и висела, притороченная к седлу.

— Не должна бы, — отозвался Тормон. — Я всю дорогу прикрывал ее ногой. Ну-ка, дай я этим займусь.

Элион неуклюжими пальцами возился со сбруей гнедого. Торговец легонько отодвинул его плечом, мигом снял с гнедого все вьюки и отдал их чародею. Затем он расстегнул подпругу, с ворчанием снял седло и сунул его в угол пещеры. Элион смотрел на спутника, неподобающе разинув рот. Он-то помнил, как размышлял на тропе, что Тормон, целиком погруженный в горе, станет для них лишь обузой — а торговец между тем, несмотря на свои страдания, не потерял головы и позаботился о том, чтобы вода во фляге не замерзла. Чародей не знал даже, возмущаться ему или восхищаться таким несгибаемым здравомыслием.

Тормон между тем погладил влажную от растаявшего снега шею гнедого.

— Славная лошадка, — сказал он, — такая маленькая. Повезло нам. Кабы здесь были вороные Канеллы…

Он осекся и поспешно отвернулся, чтобы Элион не увидел его лица.

Сердце молодого чародея сжалось от сострадания. Он слишком хорошо понимал, каково это — потерять самого близкого человека. Чтобы дать Тормону время прийти в себя, он принялся с нарочитой неспешностью обустраивать их временное жилище. Светилку он воткнул меж двух ветвей, повыше, чтобы осветить всю пещеру. Теперь, когда сюда завели еще и коня, в убежище оказалось на редкость тесно. Элион протиснулся мимо Тормона, зорко следя за тем, чтобы гнедой не лягнул его — хотя тому сейчас явно было не до обычных своих фокусов, — и заткнул охапкой хвороста вход, чтобы в пещеру не задувал ветер и снег.

Тормон оглянулся. Лицо его было бледно, но, судя по всему, он уже вполне овладел собой.

— Не забудь про шест.

Элион кивнул и поднял с пола шест, который торговец вырезал, покуда они мастерили убежище. Это был длинный и тонкий ствол молодого деревца, с которого Тормон срезал все ветки. Вдвоем мужчины подняли шест и протолкнули в сплетение ветвей и сучьев на потолке пещеры — теперь он торчал высоко над снегом.

— Хорошая мысль, — заметил Элион. — Если нас засыплет снегом, проще будет нас найти и откопать.

Он совсем упустил из виду, что торговец понятия не имеет ни о существовании Тиришри, ни о телепатической связи, ни о том, что совсем неподалеку, в доме у подножия перевала, укрылись другие чародеи.

Торговец отчужденно глянул на него.

— Уж лучше сдохнуть под снегом, чем принять помощь из этого проклятого города, — угрюмо сказал он. — Куда важнее, что шест сохранит нам отверстие для воздуха, сколько бы снега ни нападало за ночь.

Смешавшись, Элион принялся разбирать свои вещи и первым делом снял непромокаемый холст, в который были завернуты одеяла. Сейчас ему хотелось только одного — хорошенько выспаться в тепле и сухости.

— У тебя есть сухая тряпка? — отрывисто спросил Тормон.

Радуясь тому, что торговец, похоже, все-таки решил позаботиться о себе — по правде говоря, этот немногословный мастер на все руки уже начинал раздражать Элиона, — чародей порылся в сумке и вынул солидных размеров фланелевый лоскут. Тормон взял его, благодарно кивнул и как ни в чем не бывало принялся протирать фланелью гнедого.

— Эй! — возмущенно воскликнул Элион. — У меня другой тряпки нет.

Тормон глянул на него непонимающе — словно пытался и не мог постичь глубину чужого эгоизма.

— Другой лошади у тебя тоже нет, — рассудительно заметил он. — Она промокла и продрогла — хочешь, чтобы она пала?

Элион представил себе пешее возвращение в Гендиваль и покачал головой:

— Ладно, оботрусь одеялом.

Тормон едва заметно сощурился — казалось, вот-вот улыбнется; однако он промолчал и снова принялся обихаживать коня. Лицо его от усталости было пепельно-серым, но он, точно позабыв о собственных муках, старательно и ловко растирал гнедого, особое внимание уделяя ногам, да при этом еще и негромко ворковал, словно мать над плачущим младенцем:

— Ах ты, моя красавица, храбрая, точно львица, и проворная, как ветер… Скоро, милая моя, совсем просохнешь, согреешься, расцветешь, как фиалка…

Конь, едва державшийся на ногах, понемногу приходил в себя и почти перестал дрожать. Блестя глазами, бодро наставив уши, он с явным удовольствием принимал то, что с точки зрения Элиона было чистой воды баловством. Ничего себе «милая», возмущался чародей — он-то до сих пор и не замечал, что его гнедой мучитель на самом деле мучительница. Погоди, погоди, мысленно говорил он торговцу, пускай только эта людоедка очухается — и посмотрим тогда, захочется ли тебе ее баловать! Элион был совершенно уверен, что так и выйдет. Очень скоро, со злорадством отметил он, гнедая оживилась и, изогнув шею, потянулась к торговцу, который растирал ее переднюю ногу. Так я и знал, ухмыльнулся чародей. Сейчас эта тварь за все труды его как цапнет!..

Кобылка негромко, удовлетворенно заржала и принялась обнюхивать карманы торговца, почти нежно тыкаясь в его куртку своей длинной костистой мордой. У Элиона отвисла челюсть. В его сознании прозвучал мысленный смешок феи, парившей где-то под низким потолком пещеры.

— Заткнись!— яростно прорычал Элион, но Тиришри рассмеялась еще звонче.

— Ты, кажется, хотел намешать еще воды с медом, — негромко напомнил Тормон.

— Да, извини… — Слегка пристыженный, чародей порылся в седельных сумках и извлек наружу фляжку с бренди и глиняный горшочек с медом. По правде говоря, он только рад был заняться полезным делом, которое никак не было связано с растреклятыми лошадьми… да и отвлечься ему не помешало бы. Меньше всего на свете ему хотелось сейчас размышлять о зловредном нраве гнедой кобылки.

Вскоре мужчины уже сидели, завернувшись в одеяла, и ели сушеное мясо, твердые, как камень, дорожные галеты и липкие лепешки из орехов, сушеных фруктов, зерна и меда. Увы, развести огонь они никак не могли — от жара снег, укутавший их убежище, тотчас растаял бы, но в тесной пещере уже становилось теплее от их тел, и хотя до желанного уюта было куда как далеко, Элион уже проникся уверенностью, что они выживут.

После того как Тормон позаботился о лошади, сам наелся и согрелся, в нем проснулся интерес к окружающему.

— Что это за штука? — спросил он, указывая на источник зеленого света, который уже заметно потускнел. Элион знал, что скоро ему придется доставать новую светилку. Что ж, безнадежно сказал он себе, твой новый спутник — отнюдь не дурак. Ты ведь отлично понимал, что очень скоро он начнет задавать неуместные вопросы.

— Это глим, — ответил он вслух. — Делают его, кажется, из вытяжки из светлячков и каких-то растений — понятия не имею как.

Тормон открыл было рот, но тут же его захлопнул. Ты ведь не из Каллисиоры, верно? Чутьем телепата Элион уловил, что именно хотел спросить торговец Он не знал, почему Тормон передумал, но рад был этой отсрочке. Ему очень не хотелось лгать.

Чтобы рассеять неловкость, торговец повернулся к гнедой кобыле, которая вдоволь наелась кукурузных зерен из торбочки, что хранилась в мешке Элиона, и теперь лежала на мягком ложе из сосновых веток, которое устроил для нее Тормон. Торговец нежно погладил ее гнедой бок.

— До чего же славная детка, — ласково проговорил он. — Чистенькая, словно кошка, и к тому же смелая. Вспомни, как отважно она пробивалась с нами через пургу — ни разу не заартачилась.

Тормон то ли спятил, то ли имел в виду совсем другую лошадь, но прежде, чем Элион успел возразить, его спутник снова заговорил:

— Вот такую лошадку хотел я купить для Аннас, когда подрастет. Знаешь, ей всего-то сравнялось пять, а уж как она сидела в седле! Канелла начала учить ее верховой езде еще прежде, чем малышка научилась ходить…

И он пустился в воспоминания о погибшей жене и дочери. Глаза его влажно блестели от нежности и непролитых слез.

Не выдержав, Элион скоро присоединился к нему.

— Знаешь, я никогда прежде этого не замечал, но у этой кобылки шкура почти того же цвета, что волосы Мельнит. Вот это была наездница!..

Стояла глубокая ночь, снаружи ярился буран, а двое мужчин делились своим горем, погружаясь в светлые воспоминания о своих любимых. И если порой один из них словно не слышал другого — что из того?