Глава 12

Ричард



Мне показалось, что я едва задремал, когда Кэрлайл начал тормошить меня за плечо.

Желая одного – чтобы меня оставили в покое и дали поспать хоть немного, я отвернулся, но немедленно распахнул глаза, услышав короткое:

– Нас нашли.

Растерев руками лицо, чтобы отогнать остатки сна, я весь превратился в слух.

– Эмма слышала топот копыт и голоса, – объяснил Кэрлайл.

Было видно, что он сам едва проснулся.

– Где она? – Я заозирался по сторонам, будто за каждым кустом поджидал враг. – И почему я ничего не слышал?

– Мы оба проспали, – виновато ответил он, закусив нижнюю губу. – Эмма вернулась к карете. Я велел ей сидеть там и, если что, гнать коней. Но пока просто притаиться.

– Почему нам всем просто не уехать? Ты видел кого-то?

– Нельзя, – лекарь приложил палец к губам, – нужно выждать. Слышите?

– Что именно я должен слышать? – Я, как и Кэрлайл, перешел на шепот. – Лес шумит, птички поют, больше ничего.

– Вот именно. – Он часто закивал. – Это странно. Эмма сказала, что топот и голоса были совсем рядом, а теперь ничего нет. Тишина.

– Хочешь сказать, что они могли устроить засаду? Если бы нас обнаружили, то уже напали бы.

– Думаю, Ферез отправил их по нашему следу.

Ответ Кэрлайла показался мне странным и ничего не объясняющим.

Он дернул головой в сторону, как делают кошки, заслышав мышиную возню под полом, но через секунду напряжение ушло с его лица и он прошептал: – Нужно пойти и проверить, что там. Оставайтесь здесь, я скоро вернусь.

– Почему ты? У тебя даже нормального оружия нет.

У Кэрлайла оставался нож, которым ему самому едва не вскрыли горло, но таким вряд ли можно отбиться от отряда стражи. Тут и мечом не обойтись, если силы в любом случае на стороне противника.

– В случае опасности я подам сигнал, и вы с Эммой уедете. – Кэрлайл не шутил. – Моя жизнь ничего не стоит, возможно, меня даже не станут убивать, так что я готов рискнуть. Главное – защитите Эмму.

Я прекрасно понимал, что он имеет в виду, но был в корне не согласен. Нет ничего более романтичного в глазах девушки, чем глупо и геройски сдохнуть. Так что позволить такой роскоши лекарю не мог.

Я покачал головой.

– Мэр Кэрлайл, мы либо идем вместе, либо оба сидим здесь. Выбор за вами.

Ответа не последовало. Лишь в глазах Кэрлайла мелькнуло то ли уважение моего выбора, то ли равнодушие: хочешь сдохнуть – пожалуйста.

Мы тихо двинулись вперед по зарослям леса.

Я старалась двигаться неслышно, как меня учили егеря на охоте. Но предательский сук хрустнул под сапогом лекаря.

Мы замерли.

Впереди послышался топот копыт.

А спустя мгновение перед нами из-за деревьев выскочил всадник в форме королевского стража.

Я выхватил из ножен меч, готовый защищаться, а Кэрлайл нож, но всадник остановил коня и снял с головы шлем, дав понять, что нападать не намерен.

На вид ему было чуть меньше, чем моему покойному отцу, прямая спина, крутой разворот плеч.

Всадник соскочил наземь и начал медленно приближаться, подняв руки.

– Ваше величество, – заговорил он и опустился на одно колено, склонив голову, – я здесь, чтобы просить вас вернуться во дворец.

От неожиданности я опустил меч и тут же напоролся на неодобрительный взгляд Кэрлайла.

– О чем ты говоришь? – Я привычным жестом сделал знак стражнику подняться, и тот немедленно подчинился. – Как я могу вернуться во дворец, если там…

– Настоящий ад! За те пару дней, как вы покинули свой народ и власть перешла в руки вашей невесты, в столице поднимаются бунты, по улицам шатаются мародеры, массовые беспорядки становятся нормой. Вчера кто-то поджег здание городской ратуши, бургомистр едва не задохнулся от дыма.

– А на чьей стороне ты? – осторожно спросил я, на всякий случай покрепче перехватывая рукоять меча. – Как тебя зовут?

– Велидор, ваше величество, и я бы не стоял сейчас здесь, преклонив колено. Таисия отправила отряд стражей на ваши поиски, и вам повезло, что именно я вас нашел и не выдам даже ценой жизни. Но, мой король, если вы не вернетесь, последствия могут быть непредсказуемыми.

– Я не могу. – Сквозь застрявший в горле колючий ком слова продирались словно через терновые заросли. – Вернуться сейчас означает проиграть!

Не объяснять же стражнику, что в игре силы куда более могущественные, чем коварство одной женщины.

На лице стража отразилось недоумение.

– Вы имеете право знать, ваше величество. Вы не можете бросить свой народ. – Стражник подошел ближе, бросил подозрительный взгляд на Кэрлайла и, помешкав, сказал: – Ваша невеста очистила тюрьмы – выпустила всех тех, кого я и другие стражи ловили всю свою жизнь ради спокойствия граждан. Если неделю назад все боялись кочевых, то теперь куда страшнее выйти на улицу днем и быть убитым за краюху хлеба. Вы обязаны вернуться, ваше величество.

Таис сошла с ума! Ведет себя как неразумная девчонка. Я почти решился все бросить и вернуться, когда в голове вспыхнула догадка. Что, если он специально говорил все это, чтобы надавить на больные точки и вынудить меня вернуться? И, поддавшись эмоциям, я сам приду в приготовленную ловушку? Это будет даже выгоднее для Таис: мол, прежний король покаялся и явился с повинной.

Либо я просто превращаюсь в параноика.

– Не верите мне? – догадался стражник. – Наверное, я бы тоже на вашем месте не поверил. Тогда скажу последнее и буду возвращаться к отряду, иначе меня начнут искать и неизбежно придут сюда. Мэра Алура в замке. Ее допрашивали, но она рассказала лишь о тяжело больной дочери, с которой была вынуждена находиться, пока не нашла сиделку.

– Для чего мне эта информация? – Хотя я и делал вид, что мне безразлично, но от сердца отлегло. Алура, которую я невольно подставил под удар, не пострадала.

– Когда вы вернетесь, мы поможем вам попасть в замок, а уважаемая мэра не вызовет подозрений, пропустив троих новых слуг.

Со стороны дороги раздались отдаленные голоса.

– Мне пора, – бросил Велидор. – У вас еще есть союзники, ваше величество.

Стражник вскочил на коня и направил его туда, откуда явился.

– Здесь никого нет, – крикнул он кому-то. – Должно быть, они двинулись по другой дороге. Нужно спешить! Теряем время.

Мы с Кэрлайлом прождали, затаившись, еще некоторое время наблюдая со стороны, как Велидор уводит погоню в другую сторону.

И все это время в моей голове бурлили мысли.

Еще не все потеряно. Таис совершает много ошибок, которые в конечном итоге обернутся против нее самой.

Народ, который она сумела в один миг обратить против меня, недолго был слеп: прошло несколько дней, и он уже стал бояться новую королеву.

Выпускать преступников из тюрем было глупым шагом.

Возможно, все дело в женской непоследовательности. Либо Таис попросту растерялась, когда получила реальную власть, к которой оказалась не готова. Ведь ее не учили править.

Мне даже стало ее жаль. У нее просто не было выбора, она следовала плану своей матери, страстно желающей видеть дочь на троне, и когда Таис поняла, что заветное место ускользает прямо из рук, она просто не смогла поступить иначе. Возможно, когда-то я даже смогу ее простить. Понять ведь уже почти получилось.

Но какое-то эфемерное ощущение неправильности происходящего никак не давало мне покоя. Будто все не то, чем кажется.

Зная, что погони за нами больше не будет, мы вновь двинулись в путь.

К вечеру добрались до небольшой деревушки, показавшейся мне смутно знакомой, хотя я уверен, что никогда ранее не бывал в здешних местах. Ощущение дежавю подкреплялось тем, что я почти безошибочно знал, что таится за следующим поворотом – старая таверна, местные бани, пекарня.

Все это можно было бы списать на похожесть всех деревень, но нет, я действительно знал, куда мы приехали.

Я бросил взгляд на Эмму.

Она так же, как и я, рассматривала ничем не примечательные домики, и бледность еще сильнее разливалась по ее белой коже. То и дело она нервно сглатывала – будто во рту пересыхало…

Словно тоже узнавала места.

– Тихо тут, будто вымерло все. – Кэрлайл остановил лошадь и спрыгнул с козел на землю. – Сколько домов уже проехали, а ни в одном окошки не светятся.

– В деревнях рано ложатся спать, – попробовал предложить версию я, – наверняка к утру здесь будет не протолкнуться.

– Кто знает, может, вы и правы. Но попробовать постучать хотя бы вон в тот домик можно. Если разбудим хозяина, извинимся за доставленные неудобства. – Лекарь указал на крохотный, но добротный домишко, стоявший на отшибе от остальных, и не раздумывая направился к нему.

Дом оказался пуст. Никто не отозвался на наш стук, зато дверь с тихим скрипом отворилась, приглашая пройти внутрь.

Здесь пахло старым деревом, какими-то травами и мышиным пометом, что давало понять – хозяева покинули свое жилище очень давно. С улицы сюда почти не попадал лунный свет, приходилось идти очень осторожно, чтобы не наткнуться на острый угол или, того хуже, не провалиться в подпол.

Но сильнее всего я боялся приступа, коих давно не случалось, а вот теперь сердце сжало так, что казалось: еще немного – и начнется. Стиснув зубы, я прислонился к стене и почти сразу почувствовал, как меня взяли под руку.

Вдох-выдох – я постарался унять сердце глубоким дыханием.

Высокая фигура Кэрлайла была чуть впереди, лекарь искал что-то в навесных ящиках. Я повернул голову, чтобы увидеть Эмму, но вместо нее на меня смотрела белокурая девочка лет семи. Странно, но в почти кромешной темноте я отчетливо ее видел. Она заглядывала, казалось, в самую мою душу, дотрагивалась до сжимающегося в спазме сердца, и оно словно оттаивало, постепенно освобождаясь из оков боли, начинало биться ритмично и ровно.

Призрак или видение не казался мне опасным, если не считать чувства бесконечной тоски, передавшегося от него ко мне. Я совершенно точно знал эту девочку и никак не мог вспомнить, где мог ее видеть. Она тем временем положила маленькую ладошку мне на грудь, успокаивая или скорее забирая боль, и я вдруг услышал: «Мое. Оно мое».

Я вздрогнул, точно резко очнулся ото сна. Комната, где мы находились, больше не пугала темнотой. На широком столе теплилась свеча, разгоняя по углам клоки серых теней. На лавке, привалившись к старому столу, сидела Эмма, болезненно прижимавшая ладошку к своей груди, губы ее едва заметно шевелились, повторяя одно слово, расслышать которое мне не удалось.

– Где Кэрлайл? – спросил я, чтобы прогнать звенящую тишину, чувствующую себя в этом брошенном доме хозяйкой.

– Там. – Эмма подняла и сразу опустила руку, указывая на дверь, ведущую из комнаты. – Сказал, что хочет осмотреть дом, он нашел несколько свечей и огниво.

Выходит, никто кроме меня не видел девочку. Так может, и мне просто показалось? Да и откуда ей здесь взяться? Вряд ли в таких домах живут призраки, им место в больших замках, на худой конец – в старинных усадьбах.

От мыслей отвлекла открывшаяся дверь, оттуда, чуть пригнувшись из-за низкой притолоки, вышел лекарь, на ходу отряхивая одежду от налипшей паутины.

– У меня две новости – и обе хорошие, – сообщил он, ставя на стол вторую свечу, которую держал в руке. – Здесь есть две деревянные кровати, можем переночевать в доме. Без матрацев – но и мы не в гостинице. Все ж лучше, чем на полу.

– А вторая новость? – Я сглотнул слюну. Почему-то в голове сразу появилась картинка, как на одной из кроватей спим мы с Эммой, а Кэрлайл ютится на второй. – Ты сказал, что новостей две.

– В соседнем доме кто-то есть. Я видел свет в окнах. Деревня не полностью заброшена, и утром расспросим местных, а пока пойду напою и распрягу лошадь, пусть отдыхает, вряд ли здесь ее украдут. – У самой двери он обернулся и сказал: – Кроватей всего две, одну мы уступим Эмме, а на второй как-нибудь поместимся вдвоем, ваше величество. Вы же не против?

Досада коснулась сердца, но я кивнул, соглашаясь.


* * *

Одна из кроватей оказалась довольно широкой, и мы с лекарем разместились на ней почти с комфортом. Кэрлайл заснул быстро, очень скоро я услышал его размеренное дыхание, но сам никак не мог перестать думать, пялясь в темный потолок.

Прежде всего хотелось понять, кого я видел в доме. Если мне явился призрак, почему никто другой не заметил? К тому же девочка показалась мне смутно похожей на Эмму. Те же зеленые кошачьи глаза и упрямая гримаса, которой она одарила меня при первой встрече. Неужели это и правда была она, только много лет назад?

Выходило – и в самом деле.

Мне отдали ее сердце, чтобы я жил.

А ей, похоже, оставили то, которое осталось от меня. Раненное на охоте. Умирающее.

Что там говорила старуха кочевая? Она нашла Эмму у дороги и сумела отмолить ее жизнь, а после буквально удерживала на этом свете собственной любовью.

Мысли то становились ярче, заставляя осторожно, чтобы не разбудить спящего Кэрлайла, ворочаться на неудобной кровати, то почти затухали и менялись, перескакивая с одной на другую.

Вспомнились откровения Эммы о том, что чтобы продолжать жить, ей нужен новый покровитель. Она так и сказала, не произнеся ни разу слово «любимый». Странное условие о том, что кто-то должен любить саму Эмму, не требуя ответных чувств. Но я вполне мог бы стать таким покровителем.

Отчего-то мне казалось, что я справлюсь. Это будет справедливым. Если я забрал ее сердце, то мне ее и спасать. Тем более Эмма мне нравится. Даже больше чем нравится.

Любовь ли это, я не знаю, ведь никогда ранее мне не доводилось испытывать это чувство.

Не считая того, что я ощущал к Таисии.

Сейчас, осознавая все полностью, я понимал – никогда ее не любил, а испытывал наведенное колдовство и страсть.

У меня будто отключалась голова, когда невеста появлялась рядом, и думал я другими местами.

А раз мое сердце было свободным, то я обязан спасти Эмму.

Только жаль, старуха кочевая не оставила инструкций, как все должно произойти.

Мне придется открыто заявить Эмме о своем серьезном намерении стать для нее тем, кто заставит ее сердце биться дальше, или она должна самостоятельно принять решение?

А если она выберет Кэрлайла? Нет, такого допустить точно нельзя! Только со мной она сможет стать по-настоящему счастливой. Я же король. Со мной будет надежно и спокойно.

Я даже не сомневался в ее выборе.


* * *

Наутро у меня болели все кости, даже те, о существовании которых я не подозревал. Зато Кэрлайл чувствовал себя прекрасно. Он успел где-то раздобыть ведро воды и теперь с фырканьем и брызгами умывался, раздевшись по пояс. Я был равнодушен к мужской красоте, но не мог не отметить хорошо сложенную фигуру лекаря. Наверняка своим торсом он вскружил немало женских головок. Надо будет ему намекнуть, чтобы оделся до появления Эммы.

– Доброе утро, ваше величество, – поприветствовал он, когда я вышел из спальни, аккуратно прикрывая за собой дверь. Эмма сладко спала, и тревожить ее сон не хотелось. – Я вас разбудил?

– Нет, – соврал я и поморщился, как от зубной боли. – Где ты все это нашел?

– Ведро? – Кэрлайл уставился на деревянную бадейку. – Хозяева бросили дом со всем содержимым, а вода из колодца во дворе. Жаль, еды никакой не оставили, но я успел перекинуться парой слов с местным крестьянином, он пообещал нам пару яиц и крынку молока.

– У нас почти не осталось денег. – Я похлопал себя по карманам.

– Расслабьтесь, вы не во дворце, здесь совсем иные ценности. Узнав, что я доктор, он попросил посмотреть ему руку. Так что услуга за услугу.

Я хотел ответить, что не стоит так открыто говорить всем подряд о своей работе, но не успел – из спальни вышла Эмма. Лицо ее казалось чуть припухшим, глаза покраснели, верхняя губа едва заметно вздрагивала. Девушка плакала.

– Что случилось? – Вопрос мы с Кэрлайлом задали одновременно.

– Все в порядке, – шмыгнула носом Эмма и попыталась покинуть дом.

Я подхватил ее под руку у самого выхода, развернул за плечи к себе и посмотрел в лицо. Она старательно отводила взгляд, но оставлять ее в таком состоянии я не собирался, поэтому аккуратно взял за подбородок, заставляя смотреть прямо на меня.

– Расскажи, что произошло. Кто тебя обидел?

Вопрос получился довольно глупым, если учитывать, что кроме нас троих в доме никого.

– Этот дом… – Вздох девушки оборвался всхлипом, она вывернулась из моего захвата и, закрыв лицо руками, разрыдалась, сквозь слезы повторяя одно слово: – Дом… Дом… Дом…

Не знаю, как Кэрлайл, но я совершенно не умел успокаивать плачущих девиц. Что с ними делать в такой момент? Какие подбирать слова? И нужно ли это делать?

Лекарь, скорее всего, разделял мои пробелы в данной области, потому как продолжал стоять истуканом, не предпринимая попыток вмешаться.

Эмма успокоилась сама. Просто вдруг перестала плакать, будто кто-то невидимый велел ей прекратить. Она села на лавку, сцепила руки в замок, уперев локти в стол.

– Этот дом… – Голос ее слегка охрип, но уже не срывался и не дрожал. – Я, кажется, узнала его. Возможно, я бывала здесь раньше, ведь мы с Агве много путешествовали по королевству, но никогда я не привязывалась к местам. Этого дома и вовсе не помню, просто кажется, что он многое для меня значит, мне хорошо здесь и одновременно страшно и горько.

Меня будто под дых ударили. Эмма ощутила странности этого места, стоило нам приехать сюда. Так может… Нужно немедленно проверить!

– Куда ты, Ричард? – Я не сразу понял, что Эмма назвала меня просто по имени, даже хотел вернуться и спросить почему, но ноги сами несли на улицу.

Я миновал двор, отошел на некоторое расстояние, чтобы видеть дом полностью, и похолодел.

Ошибки быть не могло. Тот самый дом, который я рисовал, находясь будто в бреду. Вот он – лес, почти подобравшийся к стене домишки, здесь у крыльца должны стоять трое людей и худая корова.

Я схватился за голову, виски ломило, хотелось упасть на траву и кататься по ней, выдавливая из себя боль по капле.

Между этим домом и соседним оставалось большое пространство, выглядело оно неестественно, словно вырвали больной зуб. Только зубом раньше служил еще один дом, его часть я изобразил на той картине.

Так где он сейчас?

Эмма с Кэрлайлом вышли на крыльцо, на меня они смотрели как на то приведение, что явилось мне прошлой ночью.

Картинка плыла перед глазами, искажалась, стирая лекаря, оставляя на его месте высокого, коренастого мужчину с черной окладистой бородой; призрачная женщина рядом с ним держала за руку Эмму… Только теперь она сделалась ниже ростом, и лицо тоже изменилось, превращая молодую, красивую девушку в ребенка. Серое платье на девочке казалось совсем ветхим, зато чистым и аккуратно залатанным во многих местах.

Мы, сами того не понимая, приехали туда, куда и хотели.

Где-то здесь мой отец восемнадцать лет назад убил последнего единорога, здесь ведьма забрала сердце Эммы, чтобы спасти мою жизнь, здесь все началось и, возможно, закончится.



Эмма



– Я как увидел, что в проклятый дом кто-то стучит, перепугался, думал, ведьмины приспешники заявились. – Мужчина, к которому нас привел Кэрлайл, активно жестикулировал, широко раскрывал глаза, а в моменты особого эмоционального напряжения глубоко вдыхал, будто собирался нырять под воду, и тараторил уже на выдохе: – Сюда почти восемнадцать лет никто не приезжал. Последний раз был какой-то вельможа, при нем слуга. И чего забыли в наших краях, ума не приложу.

– А что за ведьма такая, которую все боятся? И куда подевались остальные жители? Деревня будто вымерла, – задал вопрос Ричард.

– В этой части почти никого не осталось – место, говорят, проклятое. Шутка ли, целую семью вырезали! – Мужчина, как гостеприимный хозяин, стал подкладывать в наши и без того полные тарелки разваренный картофель, золотистый от свиного сала, посыпанный изумрудной зеленью; вот только аппетит напрочь отбило всем, кроме самого хозяина. – Да вы кушайте. Вы, я смотрю, тоже не из простых, но зачем-то в нашу глушь прибыли. Не секрет – для чего?

– Никакого секрета, – беззастенчиво отозвался Кэрлайл, ковыряя в своей миске деревянной ложкой, – мы заблудились.

Я согласно закивала. Хотя, наверное, поздно было врать крестьянину, учитывая, что Кэрлайл успел рассказать о своей работе лекарем.

– Ага, заблудились, значит, – закивал хозяин дома, глядя на нас с хитрецой. – Оно немудрено, места здесь дикие. Кого только не встретишь, в горах даже единороги водятся. Слыхали о таких?

Ричард поперхнулся и закашлялся. Хорошо еще, к еде не притронулся. Переполошенный хозяин ловко подскочил и постучал его по спине, не догадываясь, кого на самом деле лупил что есть силы.

– Вы уверены? – наконец смог выговорить Ричард. – Единороги? У вас?

– А чего такого? Когда мой прадед жил, так они тут табунами паслись. Ну ладно, не табунами, но пару с жеребятами точно встретить можно было.

Ричард хотел еще что-то спросить, когда я опередила его:

– Скажите, пожалуйста, кто жил в том доме, где мы ночевали? Может быть, вы помните.

– Помню, золотце, – улыбнулся мужчина, – вот вчерашний день едва теплится в памяти, а спроси, чего двадцать лет назад произошло, сразу и отвечу. Семья там жила: мужик, баба и дочка мелкая. Пацан еще был, но тот вроде как в колыбельке заснул и не проснулся. А девчушка выжила. Хорошая была, хоть и диковатая, сторонилась людей. На тебя, кстати, похожа, такая же светленькая, глазенки – что трава поутру.

Я сидела ни жива ни мертва.

Перед моим внутренним взором черными тенями поднимались воспоминания. Молодой мужчина, высокий, казалось, упирающийся макушкой в потолок, и хрупкая женщина рядом с ним. Я видела их, и на душе становилось тепло и спокойно. Я их не помнила, но ощущала родство душ. От женщины пахло парным молоком и свежескошенной травой, от мужчины – огнем и железом. Мне хотелось прижаться, обнять и не отпускать их никогда. Но что-то произошло, будто оборвалась некая нить, а дальше – провал.

Черная, беспросветная мгла, и вот я уже лежу укутанная в одеяла в мерно раскачивающейся кибитке Агве.

– Что с ними произошло? – Спрашивать не хотелось, но я должна была знать правду.

– Так я и говорю: ведьма их извела. Жила она тут всегда. Я с прадедом гуторил, что и он ее застал, когда пацаном был. Правда, лицом ведьма менялась. Он ее помнил статной, поджарой, с косой в кулак. А я видал худющую, что жердь, на лице только нос торчит, глазищи ввалились. И не старая же совсем, а глянешь и перепугаешься. Оттого и жила одна без мужа – кто на такую позарится.

– Видимо, нашелся один, если у ведьмы дочка была. – Ричард поздно понял, что сболтнул лишнее, но хозяин дома точно не заметил конфуза, радостно подхватив:

– Была дочка, твоя правда! И откуда взялась, знамо дело. Надругались над ведьмой мужики местные. Хотели хату спалить, чтобы она девкам отвары любовные не давала, да, говорят, как вошли, глянь, перед ними не сухая кикимора, а королевна – не меньше, ну и не сдержались. Когда очухались, ведьма уже в своем настоящем облике. Сама хохочет-заливается, а мужики из ее дома до самой околицы пятились да все смех дьявольский слышали. Двое потом разума лишились, одного из петли едва вытащили. Ведьму прогнали за границу деревни, поближе к горам, пусть там с лошадьми рогатыми якшается.

– Если она была такая злая, почему народ ее терпел? – снова вступил в беседу Ричард.

– Да кто же ее знает, – мужчина пожал костлявыми плечами. – Да и злая ли? Вроде никому ничего плохого не сделала, помогала даже. Плату брала большую, правда. Просила за свою помощь у кого кролика, а кому-то и целую корову велела отдать. И ведь шли к ней, животину тащили. Но у самой ведьмы никакого хозяйства не было. На месте резала и мясо в огонь кидала, вроде как жертвовала.

– Постойте, – прервала его я, – как же не злая, если ее за пределы деревни выгнали? И про семью вы еще сказали…

Я едва сдерживалась, чтобы не наговорить лишнего, не спугнуть так щедро предоставляющего информацию крестьянина.

– Она никого на аркане к себе не тащила, дочка. Кто хотел, тот сам шел. Ведьма после того, как мужики ее чести лишили, ребеночка понесла и долго никого не принимала, пока… – Он закашлялся в тряпицу, отвернувшись в сторону, но я все равно заметила алые точки, которые мужчина старательно утер с губ. – Слухи все. Но мне терять нечего. Народ поговаривал, будто сам король к нам охотиться приезжал, застрелил одного единорога даже. И на той охоте пострадал его сын, принц, значица. К ведьме его уже чуть ли не мертвым принесли, а она его выходила. И как король укатил восвояси, тут поняли: нет семьи, которая в доме жила, где вы ночевали. Уж не знаю, кто видал и почему не помешали, но вроде рассказывали, что слуга королевский девчонку уносил. В дом всей гурьбой уже потом пошли, а там кровищи, чуть не по потолку брызги, и нет никого.

Слушать дальше не было никаких сил, и я выбежала на улицу, жадно хватая ртом воздух. Казалось, еще немного – и мои внутренности вывернутся наружу.

Я вспомнила почти все, об остальном догадалась.

Могучий мужчина и хрупкая женщина – мои родители. Я провела ночь в доме, где их когда-то убили, и потому всю ночь мне снился кошмар, в котором я переживала давнюю трагедию снова и снова, без возможности прекратить пытку. Проснулась в слезах и долго не могла успокоиться, а тем более пересказать Ричарду и Кэрлайлу свои догадки. Просто не получалось вытолкнуть из себя слова, от которых горло, казалось, начинало кровоточить, а сердце стучало так, будто отбивало последние мгновенья моей жизни.

От дома я далеко не ушла, без сил опустилась на траву и дала наконец выход слезам.

Мои спутники, скорее всего, понимали, что мне нужно побыть одной, потому не спешили выходить следом. Я смотрела на места, где когда-то родилась и жила, узнавая и не помня одновременно. Это было до невыносимого тяжко, слезы лились не переставая, а облегчение никак не наступало.

Спустя некоторое время первым ко мне подошел Кэрлайл, его тут же нагнал Ричард. Эти двое будто соревновались между собой, кто окажет мне больше внимания, а я никак не могла понять до конца, есть ли среди них тот, кому я могу доверить свою жизнь. И даже помня слова Агве, я все равно боялась, что между ними кипит дух соперничества и не я им нужна на самом деле, а ими движет одно лишь желание победить в схватке.

– Ты в порядке? – спросил лекарь. – Сможешь идти? Мы кое-что узнали, но нужно поспешить, в дом вернуться не получится, а на постой нас здесь никто не примет, слухи о ночевке в проклятом месте уже разлетелись по деревне.

– Что он еще рассказал? – Я ждала ответа. – Может, вспомнил что-то о той семье?

– Мне кажется, старик давно спятил. – Ричард перехватил слово, а мне захотелось топнуть ногой и закричать, чтобы они прекратили соревноваться. – Он уверен, что живущая когда-то здесь ведьма на самом деле бессмертная и может вернуться в любой момент. Местные настолько ее боятся, что добровольно жгли свои дома и строили новые далеко в стороне. Здесь, – он указал рукой на свободное пространство, – когда-то стояло сразу два дома, но они сгорели, хозяева считали, что пока их жилища соприкасаются с отмеченным темным колдовством местом, им самим не будет покоя.

– Сказки все это, – усмехнулся Кэрлайл, на что Ричард не смог сразу возразить. – Никто не способен жить вечно, тело имеет совершенно определенный ресурс, который, исчерпываясь, приводит к смерти. К слову, я осматривал крестьянина – у него множество серьезных недугов, хотя он пожаловался на одну лишь больную руку. Уверен, что причину всех хворей он объясняет себе соседством с давним проклятьем. Да и с самими домами нестыковка. Если они горели, огонь должен был перекинуться на соседние, а на том, где мы ночевали, никаких следов гари.

– Вот я и говорю – сказки! – радостно подхватил Ричард. – Но мы не для того проделали весь этот путь, чтобы сдаться. Старик сказал, где искать схрон ведьмы. По его словам, она исчезла вместе с дочерью после королевской охоты. Я почти уверен, что отец выдавал ее за лекарку при дворце. И я всегда считал, что так оно и было. Но ведьмовство и темная магия – это совсем другое. Возможно, ее жилище прольет свет на темные пятна неизвестности. Может, старая карга и не умирала вовсе, а сидит где-нибудь до сих пор в замке и подсказывает Таис, как себя вести. Науськивает. Это бы многое объяснило.

Я удивленно посмотрела на Ричарда. Похоже, он так и не смог смириться, что его обыграла женщина.

– А еще старик говорил о стадах единорогов, – саркастично буркнул Кэрлайл, но Ричард его не услышал либо сделал вид.

Я поплотнее закуталась в шаль, звякнули многочисленные нашивки, и неожиданно в голове вспыхнула острая догадка.

– Когда умирают кочевые, их души уходят в предметы, которые были дороги им при жизни, хранили частичку памяти о них. Все эти монеты не просто украшения, они оберегают нас. – Тут я притихла, боясь, что меня сочтут сумасшедшей. – Пару раз во сне я видела Агве. Что, если ведьма тоже передала свою душу в какой-то предмет? И теперь направляет Таис через него.

– Хм… – задумчиво протянул Кэрлайл: – А если не предмет, а тело? Могла ли ведьма захватить тело дочери как наиболее подходящее? В этом случае можно объяснить, почему Таис узнала Эмму, никогда раньше не встречая ее. И почему раньше боялась даже капли крови, а теперь убивает летучих мышей голыми руками.

Вмешался Ричард:

– Но зачем ей подвергать такой опасности дочь? Она и без того устроила ее судьбу, взяв с моего отца обещание сделать ее королевой. – Ричард сунул руку в карман брюк, достал мою монету, которую я сама разрешила ему не возвращать, но тут же спрятал обратно, точно боялся, что вот теперь-то ее точно отберут.

– Мы никогда не узнаем, что творилось в ее сознании и насколько ведьмы привязаны к собственным детям. К тому же Таис вряд ли была желанным ребенком, учитывая историю ее зачатия. – Кэрлайл так посмотрел на меня. – Нужны доказательства, и найти их можно только в доме, где она жила.



Дом ведьмы находился неподалеку от подножия горы, в которой зиял черный провал пещеры. От строения к пещере убегала порядком заросшая, но все еще различимая тропа. Вопреки ожиданиям, само жилище выглядело даже лучше того, где мы провели ночь. Его будто вчера построили, казалось, даже дерево не успело потемнеть, хотя и прошло уже очень много лет.

Возможно, дело было в колдовстве, которое его охраняло, но меня переполняла такая злость и решительность, что я первая толкнула дверь и вошла внутрь.

– Эмма, ты с ума сошла? Не подумала, что здесь может быть опасно? – Отставший на пару шагов Ричард вцепился в мое запястье, попытался развернуть к себе, но я вырвалась, и, видимо, что-то такое отразилось на моем лице, что заставило его отступить.

– Не смей меня трогать! – обида за все, переполнявшая меня так долго, была готова выплеснуться наружу. Если бы отец Ричарда и сам принц были осторожнее – тогда, много лет назад, – ничего бы не случилось.

Ведь Агве предупреждала их!!! Но король не послушал!

– Что тут происходит? – Подоспевший Кэрлайл не видел моей реакции на Ричарда, но, видимо, что-то почувствовал, раз стоял теперь между нами, не позволяя приблизиться друг к другу. – Эмма, ты не должна была входить первой. Мало ли какие сюрпризы оставила после себя ведьма!

– И вы туда же, мэр лекарь? – Внутри меня все еще гуляла грозовая туча.

– Нужно быть осторожнее, когда дело касается всего неизученного, – менторским тоном отчитал меня он и сразу переменил тему: – Здесь может быть опасно. Тем более если в доме и есть подсказки о том, как убить ведьму, не думаю, что она бы оставила их без защиты. К слову, у кочевых нет преданий на данный счет?

– Я ничего такого не слышала, – ответила я, обойдя комнату, и замерла возле двери, за которой ощущалась тьма. – Кочевые не занимают чужие тела ради продления собственной жизни, они просто уходят, когда наступает время.

Обернувшись от ощущения чужого взгляда, я вздрогнула. За моей спиной стоял Ричард. Он смотрел в одну точку, словно пытался увидеть сквозь дверь, но, как и я, не решался толкнуть ее. Моя озлобленность на него собралась в тугой ком и… лопнула, обдав внутренности жаром. Все исчезло, как и не бывало. Даже стыдно стало за свой недавний срыв.

– Мы были там, – неожиданно произнес он чужим голосом. – Мы с тобой. И я больше не хочу входить в эту дверь.

– О чем вы там шепчетесь? – в голосе Кэрлайла прозвучала плохо скрываемая ревность. – Я ничего не нашел. В двух других комнатах обычные спальни, осталось проверить только эту.

– Я не пойду. – Мы с Ричардом не только ответили одновременно, но так же слаженно отошли на безопасное расстояние от злополучной двери.

– Как скажете. – Теперь в голосе лекаря слышался вызов. Не особо раздумывая, он толкнул дверь, и когда та открылась, я зажмурилась. Уверена, Ричард сделал то же самое.

Кэрлайл все же замешкался, прежде чем переступить порог, осмотрел дверной косяк и только потом шагнул.

Его не было совсем недолго, но мне показалось, что прошла вечность, прежде чем он вышел, неся перед собой толстую книгу в темном, кожаном переплете.

– Написано на языке, который я изучал, будучи подмастерьем. Им пользуются в основном лекари, для записи рецептов.

Чтобы прочитать, пришлось выйти на солнечный свет. С замиранием сердца я ждала, что скажет лекарь, пока тот водил пальцем по строчкам, бесшумно шевеля губами.

– Если бы я не знал, что книга принадлежит ведьме, принял бы за записи коллеги. Она занималась лечением, и здесь, – он постучал пальцем по толстому корешку, – очень много знаний, до которых мне далеко.

Неожиданно поднявшийся ветер перелистал книгу в руках лекаря и стих. Лицо Кэрлайла начало меняться. Из воодушевленного неожиданным открытием оно сначала сделалось удивленным, а после напуганным. Очень медленно он развернул книгу так, чтобы я и Ричард могли увидеть то же, что и он.

Даже не зная языка, на котором велись записи, многое было понятно по очень точным рисункам, изображающим передачу сердца от одного человека к другому. Мне показалось, что с пожелтевших страниц на меня смотрят не абстрактные фигурки: там были я и Ричард, только совсем маленькие.

– Там есть что-то о том, как убить ведьму, чтобы она больше не могла захватывать чужие тела? – Похоже, Ричард не видел того, что видела я. Или же просто предпочел промолчать, хотя наверняка все понимал.

– Здесь используется устаревший диалект, читать сложно, но не думаю, что она стала бы записывать такое в книгу, которая может попасть в чужие руки. Я вообще удивлен, что такая вещь осталась в доме. Зато здесь есть описание ритуала, позволяющего ведьме передавать часть своей души другому человеку, чтобы можно было управлять его волей. Крестьянин был прав: она практически бессмертна при таких способностях.

– Выходит, Таис и в самом деле может быть одержима, – выдохнула я, ожидая, что мои слова подтвердят или опровергнут.

Повисла пауза, Ричард и Кэрлайл смотрели куда-то за мою спину.

– Этого не может быть! – одними губами прошептал принц, и я обернулась.

И он был прав.

Это действительно было невозможным. Из пещеры за домом выходил единорог… и не один. С двумя жеребятами.

Загрузка...