К последнему дню путешествия сильно похолодало, холмы оголились, черными глыбами возвышаясь на горизонте, ветер возвещал о приближении зимы. Солдаты Херефорда поутихли, пристально вглядываясь в даль, — предстояло ехать лесом, таившим в себе всевозможные неожиданности.
В лесу дорога сузилась до тропинки, стражники вытянулись в цепь, Аделина и Петронилла оказались посередине. Аделина обвела взглядом холмы, возвышавшиеся над лесом, но сердце ее молчало. Девушка не чувствовала, что возвращается домой.
Проход между деревьями был узок, ветер пронизывающе холоден, и с каждым порывом обледенелые ветки больно царапали лица всадников. Ветер ворошил полузамерзшие листья осин под обнаженными стволами. Валлийские разбойники могли преспокойно подобраться к ним незамеченными за шумом сухой листвы.
— Варварское местечко, — поеживаясь, заметила Петронилла. — Твой отец мог бы встретить нас и в Херефорде.
Аделина обернулась и кивнула. Петронилла могла бы и не ждать от нее ответа — с тех пор как они выехали из Херефорда, жалобы ее не прекращались ни на час. Обе женщины слышали, что говорили солдаты о Кардоке. Никто не стал бы по доброй воле выманивать из логова старого волка, предпочитавшего в последнее время охотиться неподалеку от своей долины.
Наконец в самой гуще леса ветер поутих. Аделина поплотнее закуталась в плащ. Лошадь ее нервничала, норовя вырваться вперед. Аделина улыбнулась, заметив, что маленький сверток, который она привязала к седлу, держался по-прежнему крепко.
— Если этот человек, Кардок, не узнает собственную дочь, когда подъедет к нам, что тогда будет? — прорезал тишину голос Петрониллы. — Аделина, выезжай вперед и не забудь откинуть капюшон с лица.
— Заткнись. Она поедет там, где ехала, — грубо откликнулся начальник охраны.
Петронилла понизила голос до срывающегося шепота. Непривычная к отсутствию внимания со стороны молодых мужчин, Петронилла узнала горькую правду о том, что путешествие с закаленными в боях воинами по чреватой опасностями дороге в варварском краю не похоже на веселое приключение.
Аделина выпрямилась в седле и закрыла глаза, стараясь представить лицо отца. После пяти лет разлуки узнает ли она родителя и, главное, узнает ли он свою столь долго отсутствовавшую дочь? Эта мысль не давала ей покоя. Но если встреча пройдет нормально, потом возникнет еще множество вопросов. И этого момента Аделина опасалась больше всего. За долгие бессонные ночи, проведенные в раздумьях, она так и не придумала, что будет отвечать отцу.
Сзади чихнула Петронилла.
— Неужели здесь негде остановиться, чтобы немного согреться?
— Только не здесь, — покачав головой, ответила Аделина.
— Неужто поблизости не найдется ни дома, ни хутора? Аделина махнула рукой в сторону голых холмов.
— Как видишь, места здесь безлюдные. — Она оглянулась, окинула Петрониллу сочувствующим взглядом и, вытащив из рукава шелковый платок, протянула девушке: — Возьми, у тебя глаза слезятся.
Петронилла промокнула слезящиеся глаза, высморкала нос и злобно покосилась на солдат.
— Солдаты леди Мод куда любезнее. Они бы давно нашли для нас укрытие. Не надо было позволять им покидать нас в Херефорде. Этот край необитаем, и мы заблудились.
Аделина задумчиво огляделась, потом вновь обернулась к Петронилле. Лицо сопровождающей свело от злобы. Солдат, находившийся неподалеку, закатил глаза.
— Эти люди знают дорогу, — сказала Аделина, кивнув на тех, кто ехал впереди. — Мы скоро приедем в долину, живые и невредимые.
— Живые и невредимые? Я рассталась с этой надеждой еще в море, а теперь, когда охраны леди Мод с нами больше нет, нам вообще не на что надеяться. Разве ты не видишь — мы пропали. Твой отец перебьет нас как перепелок раньше, чем мы его заметим.
— Мой отец не убивает путешественников. — Аделине хотелось в это верить.
— И все же, если ты поедешь вперед, так, чтобы твой отец мог тебя видеть…
Предложение Петрониллы не было услышано. Она тяжело вздохнула, недобрым словом поминая тот злосчастный день, когда, выполняя приказ леди Мод, отправилась провожать заложницу домой. Аделина искоса взглянула на несчастную.
— Если ты не хочешь оставаться до зимы, я отправлю тебя назад в Херефорд, — сказала Аделина. — Мой отец даст тебе серебра на проезд.
— Ехать одной? Я не хочу. — Петронилла поплотнее укуталась в плащ. — Мы слишком далеко заехали. Леди Мод и представления не имеет, как это далеко и как тут холодно. — Петронилла еще раз громко чихнула в подтверждение собственных слов.
Аделина вздохнула и, набрав в грудь побольше воздуха, подготовилась продолжить дискуссию. Разговор должен был поддержать бывшую горничную леди Мод, не дать ей окончательно раскиснуть в пути. Только так она могла помочь Петронилле сохранить присутствие духа. Разговор на одну и ту же, давно надоевшую тему, казалось, не прерывался с тех пор, как они высадились в Каене.
— Леди Мод щедро отблагодарит тебя весной, когда вернешься. Она сказала, что ты самая храбрая из ее служанок и самая практичная. Из всех домочадцев она выбрала именно тебя.
Петронилла презрительно поджала губы.
— Клянусь, у леди Мод были свои причины отправить меня с тобой.
— Какие? YI
— Тебя это не касается, Аделина.
Петронилла впервые намекнула на скандал в доме леди Мод еще в Каене и с тех пор постоянно напоминала об этом. Все это превратилось в ежедневный ритуал в течение трех долгих недель путешествия. Аделине даже понравилось собирать воедино мозаику из намеков и обрывков сплетен, которыми так гордилась Петронилла. Сегодня она почувствовала в намеках Петрониллы некий мрачный подтекст.
— Уверена, что леди Мод выбрала тебя из-за твоих особых достоинств, — продолжала Аделина.
Петронилла вскинула голову.
— Конечно, госпожа ведь должна была отправить какую-нибудь женщину тебя сопровождать, и первая, к кому она обратилась, была я.
— Спасибо, что согласилась, — сказала Аделина.
— Ты не могла одна отправиться в гнездо воров и разбойников, после того как почти шесть лет провела среди благородных людей. — Петронилла с опаской оглянулась. — Почему они не послали гонца к твоему отцу, чтобы он на нас не напал?
Солдаты помоложе, те, что оставались сзади, подъехали поближе.
— Женщина права, — сказал тот, что повыше. — Лучники Кардока стреляют без промаха.
Второй солдат рассмеялся:
— Тогда ты скачи вперед, чтобы сообщить старому разбойнику о том, что мы едем.
— Не стану я этого делать!
— Тогда заткнись и раскрой глаза пошире. Казалось, они вот-вот подерутся. Аделина глянула через плечо:
— Он увидит меня среди вас. И даже если отец меня не узнает, он не станет нападать на женщину. К тому же атаковать нормандцев он не станет в любом случае. Это будет расценено как измена, а Кардок держит слово, данное королю, и хранит мир. Судя по тому, что сказал Лонгчемп, отец действительно держит слово, по крайней мере держал до сих пор.
Стражники замолчали. Петронилла глубоко вздохнула, озвучив страхи самой Аделины. За пять лет, проведенных за границей в заложницах, из дома она получила всего два письма: одно от отца Катберта, священника, — тревожное послание, в котором тот просил сообщить подробности гибели в Нормандии матери Аделины, и немногословное поздравление с Рождеством, написанное тоже Катбертом, за подписью Кардока. Отец желал Аделине не отчаиваться среди вассалов Генриха Плантагенета[1]. Нормандцы, говорил Аделине Кардок, родня ей по матери, и не станут причинять вред одной из своих.
Аделина снова и снова перечитывала последнее отцовское напутствие. Что имел в виду Кардок, призывая ее положиться на доброту нормандцев? Задумал ли он нарушить условия договора? Если да, то доброта предков ее матери — все, на что могла уповать Аделина. Страх не покидал ее, он постоянно омрачал ее общение с опекунами-нормандцами. Она ни на минуту не забывала о своем статусе заложницы. Любой гонец, любое послание вызывали страх. Она сжилась с ним, и помолвка с молодым Неверсом стала казаться ей спасением, несмотря на то что у юного нормандца не было ни гроша за душой. От Кардока из Уэльса она больше не получила ни одной весточки.
Всадники, ехавшие впереди, выбрались из леса, и перед ними вновь открылся вид на холмы, возвышавшиеся над верхушками деревьев. Ветер внезапно стих, и в наступившей тишине послышались цокот копыт, похрапывание лошадей и скрип седел. К ним приближались, пока еще не видимые, всадники.
Солдаты, угрюмо переругиваясь, насторожились. Сержант поднял над головой знамя епископа, и полотнище взметнулось над плечом воина. У себя за спиной Аделина услышала, как заскрипели подпруги, лошадь под знаменосцем взбрыкнула и испуганно заржала.
Кардок и его люди пересекали поляну, вдали десять расседланных лошадей щипали то, что осталось от травы.
— Кто это?! — воскликнула Петронилла. — Кто они такие?
— Это мой отец, — ответила Аделина и, сняв капюшон, выехала вперед.
Девушка растерялась, приготовленные заранее слова не шли с языка. Она смотрела на изумленного отца, ожидая, что он заговорит первым. Сержант поднял повыше знамя епископа.
— Мы привезли твою дочь, — сказал он.
Кардок не шелохнулся. За спиной вождя послышался ропот — всадники Кардока угрюмо переговаривались друг с другом. Аделина переводила взгляд с одного на другого, но ни одного знакомого лица так и не увидела. Биение сердца глухо отдавалось в ее ушах.
Сержант оглянулся, взглянул на Аделину, затем на Кардока.
— Твоя дочь, — повторил он, — здесь, с нами.
— Я слышу, черт тебя подери!
Еще десяток всадников выехали из леса и перегородили путь кавалькаде. Кардок обратился к всаднику, ехавшему справа от него, высокому юнцу с рыжей щетиной на рябом лице, велев ему объехать непрошеных гостей с правого фланга. Аделина и ее спутники оказались в кольце весьма неприветливого вида воинов.
— Что он им сказал? — спросил у Аделины сержант.
— Я не знаю.
— Леди, вы рискуете не меньше нас всех.
— Я, честное слово, не поняла, что он сказал, — слабым голосом произнесла Аделина. Выпрямившись в седле, она вдохнула поглубже, собираясь с духом перед тем, как заговорить с отцом.
— Дочь? — Кардок обратился к ней на нормандском языке.
— Отец, я здесь!
Они встретились в центре поляны, так, чтобы их не могли слышать ни люди епископа, ни люди Кардока.
— Это действительно ты. — Должно быть, от холода так свело скулы у Кардока. От холода и ветра, наверное, сузились в щелки его глаза. Кто-то аккуратно подстриг его отливающие сталью волосы.
— Да. — Аделину душили слезы, она с трудом могла говорить.
— Они освободили тебя?
— Да. — Крупный нормандский жеребец под Кардоком забеспокоился. Аделина наблюдала за тем, как отец успокаивал коня. Для того чтобы жеребец перестал ерзать и встал смирно, ему всего лишь пришлось потрепать его по коротко стриженной гриве. У Аделины отлегло от сердца — похоже, конь под ее отцом не был краденым.
Выражение лица Кардока оставалось непроницаемым. Когда-то черные, а теперь серебристые брови его изгибались крутой дугой над ореховыми, в темную крапинку глазами. В детстве по изгибу его бровей она могла угадать, в каком настроении пребывает родитель. Теперь она уже ничего не могла сказать наверняка. Лицо отца потеряло былую подвижность, стало походить на маску, под которой могли скрываться любые чувства. Кардок сурово насупился.
— Почему? Почему они тебя отпустили?
Аделина не ждала, что он станет рыдать или обнимать ее на глазах у стольких людей, но она никак не могла предполагать, что в момент их встречи после более чем пяти лет разлуки первым делом ее родитель задаст именно этот вопрос. Неужели все человеческое в нем заслонила подозрительность? Но Аделина знала, что должна отвечать. Три недели назад Лонгчемп заставил ее заучить выдуманные им объяснения.
— Мне сказали, что теперь в старой крепости над твоей долиной есть нормандский гарнизон и для того, чтобы поддерживать мир, им больше незачем держать меня в заложницах.
Кардок мрачно усмехнулся.
— И они намереваются пополнить гарнизон этими людьми? Я не собираюсь кормить очередную ораву нормандцев всю зиму.
Отец в ее отсутствие не изменился. Как и прежде, его главная забота была о хлебе насущном — о благополучии соплеменников и домочадцев. Нормандцы к этой категории не относились. Даже сегодня, в день возвращения домой дочери, он в первую очередь думал о том, что считал для себя главным. Аделина оглянулась на своих спутников: Петрониллу и солдат, сопровождавших ее.
Сержант выехал вперед.
— Мы из гвардии епископа в Херефорде.
— Можете возвращаться — вы ее мне доставили. Сержант побагровел от гнева. Аделина подъехала вплотную к отцу и указала на Петрониллу:
— Леди Мод отправила эту женщину со мной из Нормандии. Я пообещала, что она может остаться у нас на зиму погостить и уехать домой весной. Ты разрешаешь?
Кардок нахмурился.
— Они послали ее шпионить за мной всю зиму? — Кардок приподнялся в седле и оглядел шеренгу, высматривая побледневшую, ставшую вдруг молчаливой Петрониллу.
— Пойди и приведи ее ко мне, — громко приказал он на чистом нормандском. — Нет, не ты — пусть это сделает Хауэлл.
Рябой рыжебородый юнец повернул своего коня и затрусил к Петронилле. За спиной Кардока его люди с каменными лицами ожидали развязки.
— Отец…
— Аделина…
Кардок окинул взглядом окрестности и махнул рукой сержанту, мол, возвращайся к своим. Начальник охраны нехотя повиновался. Отец и дочь остались наедине, между двумя лагерями. Кардок положил руку на плечо дочери:
— Расскажи, как это произошло.
Вот и прозвучал вопрос, которого Аделина боялась больше всего.
— Расскажи мне сейчас, как она умерла.
Аделина опустила глаза и натянула поводья, намотав их на ладонь. Затем, помня заученный в детстве урок, размотала поводья и положила поперек ладони. Кардок кашлянул, прочищая горло.
— Расскажи мне, — попросил он снова.
Аделина думала, что за пять лет, проведенные у нормандцев, она сумела преодолеть боль, девушка думала, что выплакала все слезы. За спиной Кардока она видела любопытные лица мужчин, приехавших вместе с ним, все поплыло у нее перед глазами. Она подняла руку, чтобы накинуть на голову капюшон.
Аделина услышала, как заскрипело седло отца, и увидела его руку в перчатке на луке седла.
— Ты плачешь? Посмотри на меня, Аделина. Значит, они убили ее? Не бойся говорить, я должен знать.
Что он сделает? Уничтожит охрану епископа? Нападет на нормандский гарнизон? Сейчас не время хныкать. Аделина вскинула голову.
— Слезы, — сказала она, — от холода. Кардок нетерпеливо махнул рукой.
— Нормандские скоты велели тебе скрыть правду.
Лошадка под Аделиной испуганно шарахнулась в сторону, встревоженная его резким тоном. Внезапно воздух прорезал вопль Петрониллы. Рябой юнец схватил поводья ее кобылы и попытался вывести из окружения солдат епископа. Петронилла стремительно вырвала из рук парня поводья.
— Вьючная лошадь! — завопила она. — Мы никуда без нее не двинемся!
Кобыла Аделины обернулась на визг и отскочила от крупного жеребца Кардока. Рыжебородый рассерженно крикнул что-то на валлийском, Кардок выругался.
— Не смей ее трогать.
Слова прозвучали где-то в отдалении, за спиной Аделины. По выражению лиц людей Кардока она поняла, что голос нормандца, произнесшего эти слова, им знаком. Она повернулась в седле. Всадник показался из-за деревьев неподалеку от дороги. Позади него под деревьями ждали еще всадники, их мечи грозно блестели среди обледенелых веток. Незнакомец снял шлем и положил его на согнутую руку. Он действовал с нарочитой медлительностью. Волосы его, подстриженные так, чтобы не мешали носить шлем, черными кудрями обрамляли удлиненное бесстрастное лицо. Свободной рукой рыцарь поманил Аделину.
— Подъезжайте ко мне, не бойтесь, — позвал он. Вновь поднялся ветер, и лес позади рыцаря зашевелился.
Должно быть, Аделина сделала движение навстречу незнакомцу, и кобыла, чутко уловив желание хозяйки, развернулась мордой к чужаку и сделала шаг ему навстречу. За спиной Аделины раздался раздраженный возглас ее отца. Незнакомец улыбнулся одними уголками рта.
— Подъезжайте ко мне, — повторил он.
— В этом нет нужды!
— Вы уверены? Я слышал крик, женский крик.
Его лицо оставалось суровым, но в голосе не было угрозы, скорее наоборот. Аделина чувствовала, что ему можно доверять. Взгляд его завораживал. Все окружающее: сдержанная брань Кардока, замешательство среди солдат епископа, печальный скрип веток на ветру, — все куда-то отодвинулось, все заглушал стук ее собственного сердца.
— Лучше бы вам подъехать ко мне, — настаивал рыцарь. — Я сумею обеспечить вам безопасность, хотя бы на сегодняшний день.
Кардок отрывисто что-то скомандовал своим и повернулся лицом к незнакомому рыцарю:
— Она моя дочь, нормандский дурак. Только притронься к ней, и я отправлю тебя в ад.
Рыцарь продолжал улыбаться.
— Леди, это правда? — Да.
Рыцарь окинул взглядом людей.
— А другая женщина?
— Она путешествует со мной, мы направляемся в долину Кардока.
Где-то позади Аделины кто-то заговорил на беглом валлийском. Нормандец жестом приказал ему замолчать и вновь обратился к Аделине:
— Почему другая женщина закричала?
— Она нервничает, только и всего. Мужчины рядом с ней — наша охрана из Херефорда. Они привезли меня домой. Все в порядке, сир. Я…
— Что вы?
— Я благодарю вас.
Рыцарь широко улыбнулся, но улыбка испарилась, когда он перевел взгляд на Кардока. Нормандец надменным жестом указал на лошадей:
— Расскажи мне, откуда они.
— Они мои. Я вчера купил их у своего кузена Мэдока. Сходи к нему и спроси, если хочешь. Он подтвердит.
Рыцарь пожал плечами:
— Я верю, что ты купил их у него. Вопрос в том, где он их взял.
— Я его не спрашивал.
Рыцарь вновь посмотрел на Аделину:
— Я провожу вас в долину.
— В этом нет необходимости…
Кардок выехал вперед, загородив собой дочь от нормандского рыцаря.
— Он все равно последует за нами, наша старая крепость теперь под его командой. Это Симон Тэлброк, дочь моя. Тебе знакомо это имя?
Должно быть, отец прочел ответ на ее лице. Нормандский рыцарь отвернулся. Кардок повысил голос, так чтобы его могли услышать люди епископа:
— Видишь, кого прислали нормандцы, чтобы терзать нас этой зимой? Убийца священника Тэлброк настолько любим Плантагенетами, что за свое преступление он поплатился лишь собственными землями. Вместо того чтобы убить, что было бы справедливо, Маршалл отправил его следить за моей долиной.
Человек по имени Тэлброк окинул взглядом поляну и посмотрел на небо. Несколько секунд он шевелил губами, после чего обратился к Кардоку:
— Глаза убийцы священника видят то же, что и глаза любого, не обремененного столь тяжким грехом. И они видят, что вон те кони не были рождены и выращены в этих горах. И они увидят, Кардок, возьмешься ли ты вновь за разбой в нарушение договора.
Тэлброк взмахом руки велел своим людям выйти из осинника. Их было двадцать — на хороших конях, все отлично вооружены и одеты так, чтобы и в бою не пострадать, и не дрожать от холода. И все двадцать молча проехали мимо Кардока на север через поляну.
Солдаты епископа спешно попрощались и повернули на восток, назад в Херефорд. Вскоре только Петронилла, вьючная лошадь да рыжий Хауэлл остались на тропе.
Кардок подъехал к своим людям и отдал им несколько кратких распоряжений. Кавалькада Кардока разделилась на две группы. Кардок вернулся к Аделине и, указав на большую из двух групп, велел ей следовать с ними, прихватив с собой Петрониллу и вьючную лошадь.
— Я поскачу вперед — надо убедиться, что все в порядке, — добавил он.
— Что случилось? — тревожно поинтересовалась Аделина.
— То же, что и всегда, — ответил, покачав головой, отец. С этим он ускакал на запад, ни разу не оглянувшись.