Инга Гиннер Серпантин

Глава первая

В четверг Вика похоронила отца, а в пятницу, озябшая и простуженная, тряслась в пригородной электричке и молилась, чтобы тетка в облезлой шубе перестала орать в трубку, перекрикивая металлический лязг колес. Тишины хотелось так остро, что Вика вышла раньше и добежала до офиса через парк, промочив заношенные сапоги. Утро, хрустящее подмороженными лужами, казалось, было исполнено одиночества, в котором хотелось утонуть и забыть о нудных совещаниях, невыполненных планах и растворимом кофе из автомата на цокольном этаже.

«Зато завтра выходные», — утешила себя Вика, думая, что непременно вернется к оградке, крашенной в синий цвет, и к черно-белому керамическому портрету, на который она сама походила, как две чистые ноты, взятые мужским и женским голосами.

Она бы и пятницу взяла за свой счет, но совещание сама назначила еще на прошлой неделе. Московские подрядчики уже приехали, и неловко было заставлять их ждать, продлевая гостиницу. К вечеру как-то успокоилась, тем более москвичи оказались не такими напыщенными снобами, как она себе рисовала, и даже заставили улыбнуться.

— Сейчас подойдут наши специалисты, — объясняла им Вика, проводив в тесную переговорную, где плазменный телевизор в полстены неубедительно заменял окно. — Трое. Двое юристов и директор по безопасности. Постарайтесь уговорить их, что вам можно доверять, ладно?

— Не сомневайтесь, — белозубо улыбнулся тот из москвичей, которого можно было смело выставлять вместо манекена на витрине «Армани» — никто бы и не заметил подмены.

Юристы, видимо, считали чувство юмора тяжелой патологией. От их высокомерных взглядов у Вики заломило затылок. А может взгляды были ни при чем, и напоминала о себе бессонная ночь, полная ужаса перед будущим без отца? Денег он, конечно, почти не приносил, все вкладывая в храм, но его сила духа питала Вику надеждой, что вместе они все переборют. А теперь предстояло со всем бороться в одиночку.

Между тем минуло уже двадцать минут, а собрание оставалось неполным. Вика исподтишка придвинула к себе мобильный и набрала сообщение: «Ждем тебя, где ты?»

С отделом безопасности они пересекались часто, но поскольку их офисы разделяло почти десять этажей, очные встречи случались только на корпоративах, а там, среди двух тысяч других сотрудников и дрожащего от басов танцпола, непринужденно не поболтаешь.

«Бегу», — пришло в ответ.

Вика выдохнула. Стрелки часов приближались к окончанию рабочего дня. Расслабившись и отдав инициативу в разговоре юристам, Вика представляла, как начнет субботнее утро с прогулки по лесу, как уцелевшая листва будет хрустеть под ногами, как прохлада окутает лицо, как шарф грубой вязки покроется инеем и занемеют кисти рук. Такие дни — лучше всех, жаль ускользают солнечным зайчиком, моргнешь — и нет их.

Дверь в переговорную с шелестом распахнулась, явив Макса — коренастого, гладко выбритого, вечно пугающе серьезного. Вика думала, что он, наверное, хотел, чтобы его боялись. Но получалось скверно: ему бы бороду отпустить, а то ведь подросток, даром что в рубашке и очках. Впрочем, и рубашка, и очки вместе стоили столько, что не Вике было судить, как ему себя преподносить — она месяц могла бы впахивать с утра до ночи, и все равно хватило бы в лучшем случае на его запонки.

Юристы упрямо гнули свое: аудит провести строго по регламенту, шаг влево, шаг вправо — расстрел.

— А тела — в бетон, — поддакнул им Макс. — Мы ж строители, неугодных подрядчиков на строечку вывозим. Есть предпочтения по району?

Москвичи заискивающе посмеялись. Вика бросила на Макса укоризненный взгляд, но он не заметил. В движениях его гостила суетливость, он попеременно хватался то за телефон, то за шариковую ручку, хотя писать ему было нечего и не на чем.

— Ну вот, теперь, когда вы достаточно просветлены, — перебил он монотонную проповедь юристов, обращаясь к москвичам, — я вам расскажу, чего еще вы не сможете у нас делать.

— Человек-препятствие, — улыбнулась Вика, наконец, получив ответную усмешку.

— Именно так в трудовой и написано, — Макс крутанул ручку в пальцах, и она с грохотом упала на каменную столешницу. — Однако, если вы накосячите, за жопу возьмут меня, а не вас…

— Максим! — возмутилась Вика, правда, возможно, недостаточно убедительно. По крайней мере, все, кроме юристов, хихикнули.

— Пусть коллеги знают, что их ждет. Подготовятся, к нотариусу зайдут опять же. Хотя зачем далеко ходить? — Макс выразительно взглянул на юристов. — Вы завещания составлять умеете?

Те почти синхронно фыркнули. В одинаковых строгих костюмах они и без того были страшно схожи, а теперь Вике и вовсе начало казаться, что у нее двоится в глазах.

Так и не оценив юмор Макса, юристы чинно удалились. Их спины выражали крайнюю степень презрения.

— Интересно, это правило такое? — протянул Макс, явно обескураженный, но ничуть не расстроенный. — За поступление на юрфак дьяволу продают чувство юмора?

— Зато ты, видимо, давно продал ему совесть, — Вика захлопнула папку с документами и передала москвичам.

— И не только ее. Он у меня вообще постоянный клиент.

— Спасибо, коллеги, — Вика сложила ладони на столе, собрав последние силы. — Думаю, мы закончили.

Москвичи откланялись. Незаметно натикало на полчаса больше, чем вмещал рабочий день. Ближайшую электричку Вика уже пропустила, и торопиться, в общем, было некуда. Хорошо бы мать оклемалась и не забыла накормить младших, а то ведь нахватаются бутербродов и конфет. С другой стороны, им тоже нужно справиться с болью утраты. И хорошо, если хватит одних конфет…

— Вик, — напомнил о себе Макс странно сдавленным голосом. — Принеси воды.

«Совсем зазнался, — возмутилась Вика. — Два шага до кулера уже не дойти…»

— Щербаков, ты точно совесть продал, — начала она, но осеклась.

Макс откинулся на спинку кресла и одной рукой тщетно пытался ослабить и без того расстегнутый воротник рубашки, а вторая непроизвольно потирала грудь с левой стороны. Он резко начал походить на выточенного из мрамора актера пантомимы: носогубные складки углубились, уголки губ безвольно съехали вниз, он жутко побледнел и хватал воздух рваными вдохами.

Несколько секунд Вика тщетно пыталась сопоставить только что шутившего Макса с тем безмолвным призраком, что теперь боролся с пуговицей негнущимися пальцами. И все вдруг сложилось в единую картинку, и от того, как сложилось, стало так страшно, что Вику саму заколотило. Просьбой о воде она пренебрегла, но схватила Макса за руку, придавив пульс большим пальцем, словно бегущего муравья. Пульс рвался из-под кожи, как бешеный.

— Болит? — спросила Вика, ощупывая свободной рукой стол и не находя на нем телефона.

— Да, — выдох. — Жжет, как сволочь.

— Посиди так, я сейчас вернусь, — ей страшно не хотелось оставлять его одного, но куртка висела в шкафу кабинета напротив и была единственным шансом Макса на дальнейшее «долго и счастливо».

Вика распахнула стеклянную дверь, на ходу набирая номер неотложки. Слава богу, не пришлось уговаривать диспетчера Скорой прислать машину: волшебное слово сработало, как и три дня назад. Вика долго не могла попасть в карман куртки, но затем выудила маленький скользкий блистер с мелким бисером красных капсул. В переговорную вернулась на ватных ногах. «Собирайтесь, в больницу поедем, — бормотал невнятно в голове голос фельдшера. — У вас инфаркт, самый что ни на есть настоящий, прямо как по учебнику».

«Не поеду я, — вздохнул тогда отец с улыбкой, которой одаривал всех — и праведников, и грешных прихожан. — Не могу приход бросить. Вы мне доктор, укольчик сделайте, чтобы не болело, а я уж дальше сам».

В упрямстве с отцом не стоило и тягаться — в нем он был бойцом с чёрным поясом. И фельдшер, пожав плечами, оставил Вике упаковку нитроглицерина, теперь уже едва начатую.

Худшие опасения, к счастью, не сбылись: Макс дышал, рвано и хрипло, но дышал. Верхнюю пуговицу с рубашки попросту вырвал, оставив корешки ниток, правда, легче, судя по всему, ему не стало.

— Давай под язык, — Вика наклонилась к нему и надавила капсулой на холодные губы. — Немного потерпи, уже едут.

— Кто едет? — в слабом голосе Макса засквозило подозрение.

— Скорая.

— Зачем?

«Затем, чтобы ты не умер, — воскликнула Вика про себя и, как мантру, повторила: — Не бывает так. Дважды в одну воронку — не падает».

— Удостовериться, — голос ее, тем не менее, прозвучал твердо. — Что тебе ничего не угрожает.

— Мне угрожает потеря чести, — попытался улыбнуться Макс, — если кто-то узнает.

— Очень смешно, — буркнула Вика, а у самой отлегло — пусть лучше шутит.

— Изверг ты, Синицына, — Макс попытался распрямиться, но опал обратно, как потревоженная ветром штора. Рука, прежде боровшаяся с пуговицами, дернулась к сердцу, будто собираясь удержать его в груди. — Я тебя всего лишь попросил воды принести, а ты устроила цирк.

— Цирк еще в пути, — утешила его Вика. — Заберет главного клоуна и сразу на гастроли.

Макс хрипло рассмеялся и смежил веки. Вика схватила его за руку, сжав до хруста.

— Не закрывай глаза, — попросила она.

— Видеть тебя не хочу, — пожаловался Макс. — Лучше телек мне включи. Там «Спайдермен» как раз начинается…

Вике хотелось и отвесить ему хорошенькую затрещину, и поблагодарить за стойкость.

На окнах заиграли синие блики. Каблуки застучали по ракушке лестницы внизу. Хоть бы все уже разошлись: Вика меньше всего хотела, чтобы к ним сбежались со всех отделов.

Двое фельдшеров — мужчина с залысинами и женщина без талии, — вломились в переговорную, тяжело пыхтя. Грубо отодвинули Вику к стене и начали командовать. Она слушала их однотипные, вмерзшие в память вопросы сквозь шум листвы на кладбище. Зашуршала упаковка шприца, хрустнула головка ампулы, игла вошла под кожу, выпустив багровую каплю. Минуты текли так же мучительно медленно, как эта капля, будто застрявшая у Вики в зрачке. Голова закружилась, и она в предобморочной полутьме выбралась из переговорной в коридор.

Ничего ему не угрожает, иначе бы сразу забрали. А раз ведут себя спокойно и даже пренебрежительно — стало быть, не боятся. И ей не надо.

— Девушка, — женщина в зелёной униформе тронула ее за локоть. — Вы ему кто?

— Коллега, — пролепетала Вика.

— А, ну вы того, может объясните вашему этому, что ему в больницу надо.

— Он отказывается? — Вика прикрыла веки, на обратной стороне которых тут же явственно проступил профиль Макса.

— Сами с ним разбирайтесь, нам некогда, — устало вздохнула фельдшер. — Другие больные ждут из-за вас.

Вика уставилась в ее водянистые безжалостные глаза. Сочувствия в них не было, только накопленная за сотни смен усталость.

Макс сидел в том же кресле, на снежно-белом лице чернели глаза, губы высохли и слились в тонкую, но по-прежнему упрямую линию. Он укоризненно смотрел на врача, державшего в руках бумажную ленту кардиограммы.

— Где подписаться? — явно не в первый раз спросил Макс.

— Вы не понимаете, — упрямо втолковывал ему медик, — у вас предынфарктное состояние. Вы умереть можете.

— Я понял, — ледяным тоном ответил Макс. — Меня это устраивает. Где подписать?

Фельдшер неохотно протянул ему бумагу и взглянул на Вику с таким укором, будто это она настаивала на отказе от госпитализации.

— Макс, — подала она голос, дрожащий и совершенно неубедительный. — Может?..

— Помолчи, Синицына, — оборвал ее Макс тем тоном, с которым наверняка увольнял подчиненных. — Не лезь не в своё дело.

Он не глядя подмахнул отказ и откинулся на спинку кресла. Левая рука его сдавила подлокотник, но взгляд был непоколебимо упрям. Фельдшер тяжело вздохнул и начал собирать оранжевый кейс.

— Никто не может вам запретить, — уходя, заметил врач. — Но надеюсь, что констатировать вашу смерть будет не наша бригада.

— До свидания, — проронил Макс сквозь зубы и проводил фельдшеров прищуренным взглядом.

Загрузка...