Серпантин

Глава девятая

Неприятно и даже отчасти стыдно было проснуться снова затемно. Однако сон помог — Вика безо всяких градусников почувствовала, что жар отступил до отметки в тридцать семь. Потеплело, а за стеной раздавались всполохи радостного детского смеха. Им вторил гулкий бас матери и еще один голос, который гнал Вику из одного сна в другой.

Значит, Макс остался.

Вика встала и с удивлением обнаружила на ногах толстые шерстяные носки. Обернула плечи в покрывало с кресла и вышла в коридор. Теплый масляный свет пытался улизнуть из-за приоткрытой двери гостиной в коридор, но оказался застигнут тьмой на самом пороге. Вика неслышно вошла и остановилась.

За круглым столом сидели все: Машка, Федя и мать. Последняя рядом с Максом выглядела плохо сшитой куклой, да к тому же неровно набитой. Каждый держал в руках карты и озадаченно косился на соседа.

— Ол-инн, — заявил Макс, а Федя улыбнулся с несвойственным ему коварством.

Карты упали на стол рубашками вниз. У Феди оказались жалкие разномастные семь-восемь, но вместе с пятью выложенными на столе они составили выигрышную комбинацию.

Макс разгневанно надул щеки.

— Да вы шулер, батенька! — укорил он, в искреннем негодовании ударив ладонью по гладкой столешнице. — Как можно с такими картами вообще заходить?

— Я посчитал! — обрадованно воскликнул Федя. — Вероятность получалась один к трем…

Он осекся, заметив Вику. Машка, сидевшая к ней спиной, обернулась. Давно уже Вика не видела в ее глазах такой радости, такого блеска. Хотя нет, пожалуй, видела и не далее, чем позавчера.

Макс, Макс, что за методы.

— А вот и сердце дома снова забилось, — декламировал он, не вставая с места. — Правда вставать тебе никто не разрешал.

— Сама уж как-нибудь разберусь, — с улыбкой вторила его дерзости Вика и села за стол рядом с Малышкой. — На что играете?

— На очки, — ответил Макс. — Причем, на мои, — он за дужку приподнял оправу за ухом.

Дети засмеялись. Федя тоже, и Вика испугалась — он на глазах привязывался к Максу, разговаривал с ним, стремился к нему. Что будет, когда им придется забыть друг о друге? Истерика? А если хуже? Если он снова замкнется, как раньше — пропадет в себе, перестанет откликаться на имя, и единственным его занятием опять станет выстраивание игрушек по размеру? Они с психологом так долго сражались за этот прогресс, столько часов и сил потратили и все для того, чтобы пришел такой вот Макс-благодетель и все разрушил?

Мать взглянула на Вику предостерегающе и вполне читаемо: не вздумай ничего испортить.

— Кому чай с вареньем? — спросила Вика, не решив, что ей делать с феноменом Макса в ее семье.

Две детских руки взметнулись вверх, и Вика прошла сквозь арку в кухню, где пахло копотью от печи и мятой с расстеленной по подоконнику газеты. Разномастные чашки со сколотыми ручками выстроились неровной шеренгой на столе, покуда Вика разливала по ним желтоватый кипяток. Когда дело дошло до малинового варенья, уединение ее прервалось.

Макс со спины поймал ее за локти и силой развернул к себе. Вика ничего не успела предпринять, прежде чем прохладные губы мимолетно коснулись ее лба.

— Уже лучше, — изрек Макс, позволив ей отступить. — Но все-таки недостаточно хорошо.

— Чему ты учишь детей? — возмутилась Вика, но, видимо, недостаточно натурально.

— Молчи, скрывайся и таи, — процитировал он небрежно. — Полезный навык для взрослой жизни.

— У них будет не такая жизнь, как у тебя.

Макс сузил глаза за очками и поджал губы. Стало заметно, что укор его задел.

— А какая у меня жизнь на твой взгляд?

Вика многозначительно промолчала.

— Понятно, — кивнул он. — Я все делаю неправильно, не так, как тебе хотелось бы.

— Не говори ерунды, — попыталась сменить вектор разговора Вика, но поняла, что опоздала.

— Вижу, ты уже можешь снова взять командование кораблем на себя, — усмешка вышла у него какая-то судорожная. — Штурвал твой, капитан. А я, пожалуй, займу шлюпку.

— Максим! — вырвалось у Вики, когда стало очевидно, что он и впрямь сбегает. — Ты всё не…

— Я всё да, — перебил он. — А вот ты ничего не поняла, Синицына. Но так даже лучше. Нам ведь еще работать вместе.

И прежде чем Вика успела возразить, он спешно покинул место неравного сражения, оставив перепаханное разорвавшимися снарядами поле у Вики в душе. Она отчего-то ясно представила, как стелется за ним след из капель крови. Ранен, но не убит. Он неубиваем, вот в чем дело. Вика выглянула в окно — машины перед калиткой не было.

— Что ты сделала? — обрушилась на нее со спины мать. — Когда снова успела все испортить?

— Нечего было портить, — вяло отозвалась Вика. У нее разболелась голова и заныло сердце.

Куда он пойдет? Такси ждать больше часа, последняя электричка уже ушла, да он и не знает, где станция. Нет, так тоже нельзя. Держать его при себе она не хочет, но и отпускать в темноту и холод — непростительно. А если случится приступ? Чуть не сбив мать с ног, она бросилась в коридор, спешно сунув ноги в ботинки отца и замотавшись в его телогрейку. Пока бежала по дорожке к калитке, собранные в косу волосы растрепались, дыхание сбилось, голые ниже коленей ноги покрылись гусиной кожей. Она выскочила на дорогу, но та оказалась пуста.

— Макс? — крикнула она, уже не заботясь о том, что подумают дети и соседи. — Максим!

Никто не откликнулся. Фонарный свет побелел, и в нем заплясали первые одинокие снежинки. Вика в растерянности стояла посреди дороги, чувствуя себя полной дурой. Не вздумай она поиграть в благородство, не оказалась бы в столь паршивой ситуации. На что рассчитывала? Даже смешно. Не тот он человек, совершенно не тот. Но она не из тех, кто учится на ошибках. Одного раза не хватило, чтобы понять, так получай еще…

— Макс! — повторила она, и тогда кто-то больно схватил ее за плечо.

— Да не ори ты, Синицына, — упрекнул Макс. — Ворон всех уже распугала, ненормальная. И опять с голыми ногами! Себя не жалеешь, других пожалей.

— Прости, — Вика с ужасом поняла, что вот-вот расплачется. — Я ничего такого не хотела сказать. Да, командовать я привыкла, это правда, но иначе никак…

Он не позволил договорить. Обнял ее лицо ледяными ладонями и прижал к своим губам. И вопреки его решительности и бескомпромиссности поцелуй оказался осторожным, будто бы вопросительным. Вика зацепилась одной рукой за его шею, вторую он отвел ей за спину, чтобы подтянуть ближе к себе. Так и стояли под первым снегом, она — в старом пыльном ватнике и военных ботинках, он — в джинсах за двести баксов и футболке ненамного дешевле. И никто из соседей в жизни бы не догадался, как две эти противоположности могли оказаться на одной дороге со сплетенными душами.

Потом Вика почувствовала холод — он кусал за коленки озлобленным псом. Макс отстранил ее от себя на вытянутых руках, словно любуясь.

— Да, ты точно из другой реальности, — хмыкнул он, оценив телогрейку. — Но она мне нравится все больше.

— Последняя электричка ушла, — зачем-то сообщила Вика, будто еще надеялась оправдаться. — Оставайся до завтра?

— Только до завтра?

— До завтра точно. А там видно будет.

Ей так хотелось объяснить ему все разом: что хоть дети ей не родные, она должна защищать их от посторонних и не имеет права пускать в дом тех, кто потом пропадет бесследно. Что до него уже был один рыцарь, оставивший после себя такое количество пустоты, которое оказалось совершенно нечем заполнить. Что лучше предупредить, чем лечить раненое сердце. Но не произнесла ни слова.

На крыльце Макс остановился и достал пачку, в которой осталась последняя сигарета. С тяжелым вздохом покрутил ее в руках и вернул в карман. Снова взглянул на Вику и расслабленно улыбнулся:

— Спасибо, Вика.

— А сейчас-то за что?

— Ты из такого говна меня вытащила. А теперь я почти что человеком себя чувствую.

Вика растеряно заморгала, в который раз удивляясь его прямоте. И ей показалось, что впервые она видит его напуганным, загнанным в угол, смотрящим на мир с такой ненавистью, которую порождает только нескончаемая череда лишений. Но она моргнула и мираж растаял — Макс расправил плечи и открыл перед ней дверь.

«Что там за тобой кроется? — молча спросила Вика, задержавшись взглядом на его глазах. — Я когда-нибудь узнаю?»

Он сощурился и кивнул, будто услышал вопрос.

— Обязательно, Вика.