Серпантин

Глава четырнадцатая

В темноте Вика чувствовала себя увереннее — бесконечный день подходил к концу и Макс, очевидно, был повержен. Он положил голову ей на живот, курил, выпуская сизые змейки дыма к потолку. Викина расслабленная рука покоилась у него на груди, словно страж на последнем рубеже. И то невозможное счастье, которым заволокло глаза и затопило горло, бурлило внутри, ища выхода в словах.

— Я раньше ненавидела сигаретный дым, — протянула она, провожая взглядом неведомых призрачных чудовищ, уплывавших в темноту с дыханием Макса. — Но у тебя красиво получается.

— Это что, единственный комплимент, который я заслужил? — откликнулся он непривычно низким хриплым голосом. — И ты переспала со мной только потому, что я красиво курю?

— А если так, то что ты будешь делать?

— У меня еще две новые пачки в загашнике. Устанешь любоваться.

Вика шутливо пихнула его в плечо, но он только расслабленно улыбнулся. Впервые она видела его таким распущенным, таким беспечным, таким умиротворенным. Все, что довлело над ним, все что мучило и дробило его в крошево, забылось до рассвета. Вика не надеялось, что оно исчезло, и изредка набегающие на чистые глаза Макса тучи помогали помнить. Но пока он принадлежал ей практически полностью, и впервые ей это льстило.

Он смежил веки, задремав, а Вика продолжала ладонью собирать удары его сердца. А ведь оно уже останавливалось… «Никаких архангелов с ключами». Макс, Макс, как ты дошел до этого и как выполз из трясины, в которой остались миллионы других, сломленных, ненужных?

Вике вспомнилась та ночь, когда она ждала скорую и боялась войти в комнату, потому что в ней металось чудовище. Чудовище выло, налетало на стены, крушило мебель. Потом жалобно заскулило. Захрипело, закашляло, отрыгивая выпитую воду. Машка заперлась в Фединой комнате, мать испугалась настолько, что не могла орать. И только отец, еще полный сил и воли, молча сжимал Викино плечо, пока издалека к ним неслись спасительные проблесковые маячки.

Многим позже, когда все было кончено, диван починен и пол отмыт от рвоты, Вика поняла, что в ее жизни не случалось ничего страшнее. Даже теперь, похоронив отца, в кошмарах она видела не гроб с пергаментным лицом среди кремового атласа, а перекошенный рот, из которого текла грязно-желтая слизь.

И вот Макс, безмятежно дышит полной грудью, лишь пальцы подрагивают на Викиной лодыжке. Красивый, состоятельный, самовлюбленный. Жесткое лицо смягчает улыбка. Если бы не развод — с него можно было бы писать портрет безупречного человека. Из каких глубин родилась в нем эта безупречность?

Вика осторожно переложила его голову на подушку, накинула объемный махровый халат, добрела до куртки и достала телефон. Поднялась в уборную на втором этаже — лицо отчего-то зудело и хотелось умыться. Холодные капли осели на щеках, когда Вика зажгла экран и увидела пропущенный звонок. С минуту колебалась — второй час ночи, а с другой стороны — ведь договаривались же. И она перенабрала номер, который до сих пор был вышит в памяти красной нитью.

— Викуля, — сонный голос скользнул внутрь нее, и Вика поняла, что баррикады, снесенные Максом, на самом деле были из бумаги. — А я уже начал волноваться.

— Как ты? — полушепотом, боясь разбудить Макса, спросила Вика.

— Хорошо. Скучаю по тебе.

— Я приеду. В воскресенье, наверное. Что привезти?

— Не надо, не траться. У нас здесь все необходимое есть, ты же знаешь.

— Шоколад?

— Да, пожалуй, можно.

Он помолчал, поскольку обычно рассказывала она, но теперь ей не удавалось выбрать слова, не касающиеся Макса.

— У тебя что-то случилось? — спросил мягкий голос, когда-то исступленно оравший на нее в наркотическом бреду. — Ты тяжело дышишь.

— Много чего, — уклончиво ответила Вика.

— Вик, у тебя кто-то появился?

Наверное, такие вещи чувствуются, как ни таи. Вика включила воду и подставила растопыренные пальцы под ледяную струю. Никак не удавалось выдохнуть правду, она застряла между ключиц и колола ядовитыми шипами.

— Это хорошо, — подбодрил голос. — После всего дерьма, которое ты со мной хлебнула, тебе нужен кто-то нормальный.

— Ты нормальный, — раздраженно возразила Вика. — И сильный.

— Ну да, — усмехнулся он. — Здесь да. А выпусти меня наружу, не знаю, что будет. Я люблю тебя, Вик, и хочу, чтобы ты тоже кого-то полюбила. Это спасает.

— Может, я уже. Тебя.

— Это неправда, — он улыбнулся, она знала. — Жалость — это не любовь, хотя иногда и похожа.

Он был прав — Вика не любила, она ненавидела его. Ненавидела за то, что он так хорошо ее знал, ненавидела, когда он говорил совершенно здравомысляще, когда успокаивал ее и сочувствовал. Когда ей так невозможно хотелось приехать к нему и остаться, стоять среди икон в храме, слушать монотонные напевы молитв, молиться самой за него. Он повторял — их общая жизнь прожита, теперь только по отдельности, касаясь друг друга локтями в толпе прихожан. А она все сопротивлялась.

— Приеду в воскресенье, — повторила Вика, не в силах и дальше оставаться железной снаружи и хрустальной внутри.

— Я тебя всегда жду, — вымученно ответил он. — Береги себя.

Выйдя из туалета, Вика села на верхнюю ступень лестницы. Голова слегка кружилось, во рту пересохло, как с похмелья. Вике почудилось движение за спиной, и словно кто-то невидимый сел с ней рядом. Так случалось всякий раз после их еженедельных разговоров — она представляла, что он рядом, такой же, каким был до клиники, когда они ещё счастливо смеялись и казалось так будет в жизнь. По другую руку непременно садилась его вторая ипостась — грязная, воняющая подвалами, рвотой и мочой. Она всегда сильнее ластилась к Вике, шептала на ухо признания в вечной любви. В их тисках Вика сидела неподвижно, пока сердце рвалось пополам.

Стряхнув их невидимые руки с себя, Вика спустилась и осторожно забралась под одеяло к Максу. Уперлась лбом между его лопаток. Хотелось быть слабой и податливой, и чтобы он воспользовался ее слабостью и защитил.

Он вздрогнул, ощупью нашёл ее руку и спросил в пустоту окна:

— Не спится? У меня есть убийственное снотворное, могу поделиться.

— Прости, что разбудила.

Макс заворочался и развернулся к ней лицом. Пробежался взглядом по Викиному лицу, обвёл большим пальцем искусанные губы.

— Что тебя мучает? — спросил он с непривычным участием. — И с кем ты говорила?

— Ты слышал? — удивилась Вика, судорожно придумывая себе оправдание.

— Звукоизоляция ни к черту. Так с кем?

— С тем, кто был до тебя, — не решилась соврать под его пристальным взглядом Вика.

— Ясно. А я думал, ты из тех, кто жжет после себя мосты.

— Если бы.

Она села, притянув колени к груди. Запахнула Максов халат на груди и растерла лицо горящими ладонями.

— Напомни, на чем вы там остановились? — попросил Макс. — Он забрал твоё золотишко и исчез, так? А продолжение ты посчитала для меня ненужным?

— Нет никакого продолжения. Он живет при храме, грехи замаливает.

— Похвально. А деньги он тебе вернуть не хочет?

— Я бы все равно не взяла.

— Ах, святая Вика. А хочешь мою теорию? — Макс заметно распалился. — Даже если не хочешь, я расскажу. Та вот, первым бог создал ангела, но тот чуть не загнулся от скуки. И тогда бог подарил ему демона, типа щеночка. С тех пор каждой святоше нужен свой подонок, чтобы наполнить ее жизнь смыслом. И это такие как ты и Лиза создаёте таких, как мы. Тем что прощаете, лечите, даёте денег.

— Да никакая я не святая! — вспылила Вика, уже понимая, что не удержит слез. — Я просто любила его. Знаю, что того человека уже нет, но ничего не могу сделать!

— Похорони, — серьезно ответил Макс. — Как отца. Можешь даже могилу вырыть, говорят, так эффективнее.

— Кто говорит?

— Мать моя.

Макс поморщился, растёр предплечье, как если бы соматическая боль по-прежнему сидела у него под кожей. Вика, ошарашенная его заявлением, даже забыла, с чего начался спор.

— И что, у тебя есть могила? — спросила она недоверчиво, подозревая, что такой, как Макс, вполне способен на подобные жестокие шутки.

— Ага, — безмятежно кивнул он. — Я даже ездил туда, цветочки положил. Обидно как-то стало, все вокруг с букетами, один я, как будто голый.

Вика ошарашено помотала головой.

— Но за что? Просто потому что ты не справился?

— Я избил ее. Довольно жестко.

— Как? — ахнула Вика.

— Мне очень нужны были деньги, — равнодушно пожал плечами Макс, из чего стало ясно, что у него уже переболело. — Отец после смерти все нажитое завешал ей одной. Я знал, что у неё есть, но она не хотела отдавать. А меня пиздец ломало, и это все, что я помню о том вечере. Деньги получил, вмазался. Через пару дней пришёл к ней извиниться, а там вместо лица один сплошной синяк. Тогда она и сказала, что сына у нее больше нет, он умер и она похоронит его рядом с отцом. Не соврала.

Вика снова кусала до крови губы. Потом еле слышно выдавила:

— Скажи, что ты шутишь.

— Эх, Вика, — вздохнул Макс. — Вся моя жизнь — это чья-то тупая шутка. Только мне почему-то не смешно.

— Давно ты чистый? — спросила Вика, кивнув на его руку.

— Четыре года.

— И как соскочил?

— Не уверен, что хочу, чтобы ты знала.

Вика сама не была уверена и не представляла, что будет делать дальше. Каждая такая откровенность имела странный эффект, одновременно разрушая его образ лидера и балагура, и добавляя нитей в канат, которым их намертво связало друг с другом.

— Хуже не будет, — решилась Вика. — Не могу понять, как такой как ты мог в подобное вляпаться…

— А какой я на твой взгляд?

— По крайней мере, не дурак, хоть и бессовестный.

Макс тоскливо усмехнулся, уставившись поверх Викиного плеча.

— Я из слишком благополучной семьи — мама, папа, лабрадор, дача на заливе. Учился сначала в физмате, потом в ГУ. Денег всегда было много, как и друзей — так что траву ещё в школе попробовал, но не вставило. А на выпускном из университета добрый мальчик Коля с папой-депутатом нам кокс подогнал, прикольнуться — мол, мы же теперь взрослые. Вот тогда-то я и понял, что такое — жить в кайф.

Он прервался, вытянул вперёд руки.

— Отец меня на работу пристроил — то ли не замечал, то ли таким образом пытался вытащить. Но сидел я плотно. Правда и работал как проклятый — допинг позволял. Потом нашёл подругу, с ней раскачало окончательно. В итоге отец не выдержал, сдал в клинику, я не сопротивлялся — понимал, что мозги гроблю, а не суметь два трёхзначных числа в уме сложить — это прямо что-то новое для меня было.

Он встал, приоткрыл окно — потянуло сыростью. Вика так и сидела, глубоко вдыхая свежий воздух и рассматривая Макса. Он снова закурил, отпуская дымчатых драконов парить над переливающимся городом.

— Через год вышел, в группу анонимных неудачников записался. Отец ещё похлопотал и меня на другую работу взяли. Мозги со скрипом ворочались. Очень странно, когда цифры и факты просто из головы выскальзывают, память дольше пяти минут ничего не держит, как решето. Но я кое-как справился, видно, мозгов мне отсыпали с запасом. Опять бабло пошло. Тут старые друзья обо мне и вспомнили.

Сигарета с шелестом нырнула в темноту. Макс так и стоял на сквозняке с голым торсом, подходящий для рекламной съемки какого-нибудь «Хуго Босса». Он молча простукивал пальцами по пластиковой раме и кажется не собирался продолжать.

— Дальше был героин? — подтолкнула его Вика, ёжась от холода.

— Ага, — кивнул Макс. — Но недолго. Через полгода передоз схватил, чуть не отъехал. Детокс лютый был, думал, лучше бы сдох. Так вот с Лизой и познакомился. Она тогда ещё волонтёрила. Потом бросила из-за меня.

Он говорил все тише, обращаясь к своему отражению в стекле.

— Она меня вытащила, — вынырнув из какой-то другой реальности, продолжил он. — Именно так, как тогда сказала — с подошвы оттерла. Жить мне было негде, подаренную хату я разменял на дозы, отец к тому времени умер, мать нас обоих похоронила. Лизка предложила у неё перекантоваться. Поразительное доверие с ее стороны: Яшке полтора года тогда только было. Но думаю, она на это рассчитывала — ответственность во мне разбудить перед ребёнком и перед собой. Полгода меня практически содержала, потом с друзьями договорилась, и вот за четыре года я снова всплыл и даже выбрался на сушу.

— И с тех пор все? — тихо спросила Вика.

— Да, не притрагивался. Не мог я так Лизку предать. Хотя говорят, что бывших наркоманов не бывает… Но до недавнего времени в тот ад я возвращаться не планировал.

Вика не знала, что ответить. Мысли ее крутились отнюдь не вокруг Макса, а между его женой и тем, кого, как ей теперь казалось, она предала. Ведь нашла же Лиза силы на то, чтобы воскресить из Макса человека? Сколько ей пришлось пройти? Как она боялась за себя и тем более за сына? Но нашлась же в ней сталь, из которой вышел новый Макс. И хватило ее на всех. А Вика что? Испугалась единственной ночи, открестилась, как от убогого, и теперь кидает жалкие подачки внимания.

— Ты считаешь я виновата? — глухо спросила она, сглотнув соленый комок. — Что бросила его.

— Что? Нет! — возмутился Макс. — Ты вообще меня слушаешь? Я говорю, что он не стоит ни секунды твоего времени. Что умерло, то умерло. Похорони и двигайся дальше.

— Но ведь жена тебя не бросила, — возразила Вика.

— Вообще-то бросила.

— После того, как ты ей изменил.

— Да не изменял я ей! — Макс звонко хлопнул ладонью по стеклу.

— Брось. Будешь убеждать, что с Танечкой вы только чаем с пирожными за закрытыми дверями баловались? И со мной тоже?

Макс взглянул на неё исподлобья взглядом весом в тонну и отрывисто выговорил:

— Синицына, ты Джек-Потрошитель, а не человек. Я просто хотел быть хорошим для тебя. А теперь получается, что я — лживая свинья, — он задумался и нехотя продолжил: — Хотя, в сущности, так и есть. Думаю, тебе не надо объяснять, что все наркоманы врут. Это уже на уровне рефлексов. Так что лучше не верь мне. Никогда.

— По-моему ты слегка перегибаешь, — не согласилась Вика. — Раз не получилось быть хорошим, хочешь казаться конченной мразью?

— Вот, — Макс с важным видом поднял указательный палец. — Вот теперь я верю, что ты из плоти и крови. И спасибо за характеристику. Она мне чертовски подходит.

Вика встала, подошла к нему и обняла со спины, прижавшись щекой к позвоночнику. Слова смешались с мыслями, обещания с разочарованиями, самолюбие с нечистотами. Но главное — ей хотелось стоять близко к нему, дышать им, впитывать ладонями пот с его спины и знать, что хотя бы до утра он будет таким — героем с негеройским прошлым.

— Пообещай остаться таким, — попросила Вика шепотом.

— Таким замороченным? — хмыкнул он.

— Таким настоящим.

— Ты не знаешь меня настоящего, Вика. И надеюсь, никогда не узнаешь.

— Посмотрим.

Они снова забрались в кровать, и Макс прислонился грудью к ее спине и ласково поглаживал обнаженное бедро. Вика ненадолго задремала, а очнулась засветло. Фосфорные стрелки часов приближались к шести. На цыпочках Вика оделась, собрала вещи и выскользнула за дверь, на прощание взглянув в изборождённое невзгодами лицо Макса. Ей представилось, как это лицо перекашивала гримаса ненависти, когда он бил мать, и как оно сморщивалось во время ломок. Нет, он прав — того Макса похоронили рядом с отцом. А под его именем и фамилией Лиза создала нового человека с чистыми внимательными глазами и ровными линиями вен на сильных руках.

Она слепила его из себя самой, из своего сердца, из своей души. И Вика должна была сделать то же самое, но ей не хватило смелости. Теперь уже, кажется, поздно, но одно решено — жизнь Макса принадлежит той, которая в этой жизни повинна.

И для Вики там точно нет места.