Сети Культа

Глава 1. Живая легенда

Казалось, это путешествие длилось целую вечность, хотя на деле оно заняло чуть больше недели. Восемь дней изнурительная скачка чередовалась с фехтовальными тренировками, а время передышек, количество которых было намеренно сокращено до необходимого минимума, расходовалось лишь на короткий сон и еду. Леса сменялись небольшими городами и селениями, одинаковые разговоры со стражниками у ворот минуемых населенных пунктов за все это время смешались в неразборчивую кашу. Этот незамысловатый ритуал объяснения целей приезда повторялся изо дня в день, а потом снова — лес сменялся очередным городком или деревней…

В который раз предъявив пропуск у городских врат и позволив коню перейти, наконец, на шаг, Бенедикт Колер впервые разрешил себе громко вздохнуть, не скрывая своей усталости. Он не мог поверить, что, в конце концов, достиг нужного города, что нет больше необходимости останавливаться на ночлег в лесу, где ночи с приближением второго осеннего месяца становились заметно холоднее. Придорожные трактиры или постоялые дворы Бенедикт и его молодой спутник намеренно обходили стороной, опасаясь, что на отдых в подобных заведениях, поддавшись своей усталости, они потратили бы куда больше драгоценного времени, чем могли себе позволить. Однако под конец этой изматывающей поездки Колер искренне пожалел о таком своем решении: поясница при каждом движении отдавалась заунывной тянущей болью, а руки и ноги, казалось, обратились в непослушные куски дерева. Старший жрец и основатель хоттмарского отделения Красного Культа, считавший себя привычным к долгим путешествиям и походным условиям, сейчас не представлял себе, сумеет ли удержаться на ногах, если спешится: то ли возраст и впрямь начинал брать свое, перешагнув за полстолетия, то ли организм попросту решительно требовал заслуженного отдыха, коего уже давно не получал. Так или иначе, эта спешная поездка из Олсада в Сельбрун, казалось, отняла все силы Колера.

Бросив тоскливый взгляд на своего спутника, Бенедикт невольно ухмыльнулся, заметив на лице Киллиана Харта столь же измученное долгой дорогой выражение. Сейчас они — величественные жрецы Красного Культа в ярких дорожных одеяниях, походивших больше на алые кожаные доспехи — напоминали друг другу грязных, пропахших дорожной пылью и потом бродяг, и лишь полные явного почтения взгляды горожан заставляли уставших путников думать о себе иначе.

Киллиан, заметив, как несколько случайных прохожих склонили перед ним головы в уважительных кивках, нервно передернул плечами, повернув голову к своему наставнику, и тут же поморщился от боли в простуженной этой ночью шее.

— Похоже, ты ее нешуточно застудил, раз до сих пор голову еле поворачиваешь, — сочувственно поджал губы Бенедикт. — Пожалуй, первым делом попросим лекаря в отделении что-нибудь с этим сделать.

Молодой человек устало вздохнул, потерев шею рукой.

— Мы так неистово гнали коней сюда восемь дней подряд не для того, чтобы теперь тратить время на такие пустяки, — отмахнулся он. — Это подождет, лучше сначала мы поговорим со старшим жрецом. Думаю, ответы на все свои вопросы мы сразу не получим, поэтому, пока будут искать нужные сведения, поднимать стародавние отчеты и совещаться после нашего визита, мы сумеем привести себя в порядок. Если к этому времени само не пройдет, можно будет попросить лекаря сделать какую-нибудь припарку или… что-то вроде того…

Бенедикт усмехнулся, заметив, что его спутник неуютно озирается по сторонам и удивляется уважительным приветствиям горожан.

— Волнуешься? — участливо спросил Колер. Молодой человек нахмурился.

— Нет, мне не о чем, просто… на нас здесь так смотрят…

— Добро пожаловать в Сельбрун, — пожал задеревеневшими плечами Бенедикт с отчего-то невеселой усмешкой. — Похоже, в прошлый раз, тебе не удалось в полной мере ощутить на себе пиетет, который проявляет к Культу кронская столица.

Киллиан качнул головой.

— В прошлый раз я прибыл сюда обыкновенным странником, который хотел найти свое место. А когда меня отправили учиться в Олсад, я уезжал с первыми лучами солнца, и почти никого не встретил на своем пути. Или, может, действительно не заметил, не знаю…

— Что ж, теперь придется привыкнуть. Пока мы будем в Сельбруне, эти взгляды никуда не исчезнут. Здесь к нам относятся с большим уважением, — Бенедикт глубоко вздохнул. — К сожалению, это можно сказать далеко не о каждом городе Арреды. В Аллозии, к примеру, какого-никакого почтения к нашей работе можно добиться только в столице, в Акрайле. В других городах там к нам относятся либо с большой опаской, либо с открытой неприязнью.

— Да, я помню ваш рассказ про Умиро, — кивнул Киллиан, вновь потерев отозвавшуюся неприятной болью шею. — Хотя, впрочем, именно от вас это слышать странно. Мне казалось, положенное почтение к вам испытывает каждый, когда узнаёт, кто вы такой.

Колер безразлично пожал плечами.

— Не каждый, но многие, ты прав. Другой разговор, что я не кричу свое имя на всю округу и не припоминаю Сто Костров Анкорды по случаю и без. Иногда такое почтительное опасение не так выгодно, как кажется на первый взгляд. Думаю, ты меня поймешь, если когда-нибудь снова объявишься в Олсаде.

Киллиан недоуменно приподнял брови.

— Простите?

— А ты с момента нашей поездки ни разу не задумался, как на тебя теперь будут смотреть в Олсаде и его окрестностях? Ты провел первую в истории этого тихого городка казнь, причем казнил человека. Пособника данталли. И пусть толпа в конце сама призывала тебя распалить этот костер, в памяти горожан запечатлеется лишь твое действие, а не эти гневные выкрики. Теперь для жителей Олсада и близлежащих деревень ты — самый жестокий палач.

Жрец Харт нахмурился, отведя глаза и не нашелся, что ответить наставнику. Многие его коллеги в небольшом везерском городе, пожалуй, по сей день мечтают примерить на себя такую славу, наслушавшись рассказов о великом жреце Колере, и когда-то Киллиан мог сказать о себе то же. Однако теперь, когда эта самая казнь состоялась, напророченная слава самого жестокого палача Олсада едва ли приходилась ему по духу. Скорее, она была ненужным атрибутом, бесполезным и безвкусным украшением, она путалась под ногами и тяготила.

Бенедикт невесело усмехнулся.

— Жалеешь?

— О чем? О казни Ганса Меррокеля? — хмыкнул Киллиан, тут же осторожно, чтобы не потревожить простуженную шею, качнув головой. — Не скрою, что то была очень жестокая смерть, но этот человек получил по заслугам. Он обязан был ответить за то, что из-за него погибло пятнадцать жрецов…

Киллиан осекся на полуслове: страшная картина этой казни возникла перед глазами, заставив его содрогнуться, словно от холода, а правую сторону тела, обожженную во время схватки с двумя данталли чуть больше двух лет назад — ощутить волну призрачного жара. Жрец Харт искренне порадовался лишь тому, что на этот раз все же сумел проконтролировать рефлекс левой руки, намеревавшейся неосознанно придержать правое плечо, моментально занывшее, стоило вспомнить о костре Ганса Меррокеля.

От Бенедикта не укрылось смятение спутника, и он внимательно посмотрел ему в глаза.

— Уверен? — переспросил старший жрец. Киллиан нервно усмехнулся, с трудом отгоняя от себя перемешанные воспоминания о казни в Олсаде и о пожаре в Талверте.

— И почему мне каждый раз кажется, что вы хотите услышать от меня слова сомнения?

Колер снисходительно улыбнулся.

— Сочти меня мнительным, но я действительно жду их, и, если они имеются, надеюсь услышать их до того, как стану просить старшего жреца головного отделения официально выписать тебя из Олсада и причислить к моей команде. Не хочу выглядеть идиотом в глазах Карла Бриггера.

Киллиан изумлено взглянул на своего наставника.

— Я не думал, что жрецу с вашим положением требуется официальное разрешение, чтобы причислить меня к своей команде. С Ренардом и Иммаром было так же?

— Так же, — кивнул Бенедикт. — Иммар сопровождал меня в небольшой оперативной группе, когда был юнцом едва ли не моложе тебя. Он поступил на службу в Крон в шестьдесят девятом году. Я тогда вернулся в головное отделение с годовым отчетом, и этот юноша изъявил желание отправиться со мной, потому что услышал о моих похождениях от жреца Бриггера. Заручившись одобрением начальства, я взял его с собой. Ренард примкнул к нашей команде чуть позже. Я встретил его в Ильме в семьдесят третьем. Мы с группой были во Флацдере проездом. Местные жрецы, наслышанные о моих делах и громких речах на помостах, предложили мне провести допрос пойманного данталли, а после — и казнь, и я согласился. Когда уже шел в подвал к пленнику, я услышал спор старшего жреца с одним из последователей. Старший жрец упомянул некий изъян своего подопечного и заявил, что слабость хоть одного из дознавателей будет для монстра лишним поводом держаться дольше на допросе и показательно насмехаться, а юный последователь, как водится, был с этим не согласен.

Киллиан криво усмехнулся в ответ.

— То есть, старший жрец во Флацдере взял Ренарда на службу, несмотря на слепоту, но не собирался давать ему возможность проявить себя? Похоже, не я один отнесся к вашему боевому товарищу предвзято…

Бенедикт прищурился.

— И был столь же недальновиден, сколь и старший жрец Ильма. На самом деле, Ренарда, разумеется, взяли в Культ не из жалости: он себя прекрасно проявил и прошел все вступительные испытания на высшем уровне. Однако при этом о его изъяне многим было непросто забыть, и часто это мешало воспринимать его… гм… полноценно.

— Всем, но не вам, — усмехнулся Киллиан.

— Похоже, ты пытаешься уличить меня в бахвальстве, жрец Харт, — Бенедикт вернул спутнику усмешку. — Что ж, на этот раз, пожалуй, не стану отрицать, что хвалюсь своей интуицией. Я тогда обратился к старшему жрецу с целью понять суть спора и увидел, о каком изъяне идет речь. Надо признать, мне было непросто скрыть собственное смятение, но — из принципа ли, из присущего моему тогда весьма юному возрасту упрямства ли — я сказал, что одобряю присутствие этого человека на допросе. Так как дознание вел я, мне не отказали. Ренард, к моему великому удивлению, сумел мне помочь выбить из пленника информацию куда быстрее, чем я рассчитывал: пойманный данталли отнесся к слепоте моего помощника с нескрываемым ужасом. После казни я спросил у старшего жреца разрешения на то, чтобы Ренард Цирон отправился со мной, и тот, казалось, был только рад отпустить его. Ренарду же я сказал, что если он доедет со мной до Крона, не разочаровав меня в пути, я получу разрешение, и он сумеет стать полноценным членом нашей оперативной группы.

Киллиан улыбнулся.

— Насколько я понимаю, он не разочаровал.

— Ни разу, — кивнул Бенедикт, останавливая коня и спешиваясь. Измученная долгой дорогой спина неприятно заныла, а в ноги словно впилось множество колючек. Убедившись, что сумеет сделать шаг, не покачнувшись, Бенедикт дождался, пока спешится спутник, и многозначительно кивнул на возвышающееся перед ними здание головного отделения Красного Культа, уступающее в высоте, пожалуй, лишь городскому Храму Тринадцати. — Надеюсь, не разочаруешь и ты. Спрашиваю в последний раз, Киллиан: ты уверен, что хочешь примкнуть к моей команде?

Жрец Харт скептически сдвинул брови и склонил голову, удержавшись от того, чтобы лишний раз потереть простуженную шею.

— Сколько бы вы ни переспрашивали, отрицательного ответа не последует. У вас не получится так легко избавиться от меня, Бенедикт, — с усталой усмешкой отозвался молодой человек.

— Что ж, — улыбнулся Колер, — тогда не будем медлить. Жрец Бриггер уже, должно быть, ждет нас.

Пожалуй, впервые пробуждение проходило столь медленно и тяжело: веки никак не желали подниматься, по телу разливалась неприятная ломота, руки и ноги казались непомерно тяжелыми и с трудом могли шевелиться.

Когда глаза все же удалось открыть, окружающее пространство расплылось перед ними размытыми кляксами, и лишь голос, зазвучавший поблизости, позволил вспомнить смешавшиеся в кучу последние события, беспорядочно блуждающие по закоулкам сознания.

— Мальстен, — нежная женская рука легла данталли на плечо, послышался облегченный громкий вздох. — Слава богам, ты очнулся! Я уж думала, что ты…. Никогда меня больше так не пугай, слышишь?

Мальстен перевел рассеянный взгляд на спутницу, черты которой расплылись перед глазами неясным пятном: различимым оставался лишь силуэт молодой женщины, а также цвет ее волос и одежды.

— Я же обещал, что все будет хорошо, — тихо отозвался данталли: в горле пересохло, и сдержать рвущийся наружу сухой кашель вышло с большим трудом.

Аэлин вновь облегченно вздохнула, обессиленно уткнувшись лбом в грудь лежавшего на настиле спутника. С трудом приподняв налитую тяжестью руку, Мальстен успокаивающе погладил женщину по плечу.

— Боги, как же я испугалась! Все это время я непрерывно взывала к милости Венселя, чтобы он позволил тебе исцелиться. Когда ты упал, я думала, что… что ты умер.

Мальстен слабо улыбнулся и, когда охотница отстранилась от него, попробовал приподняться на локтях. Первая же попытка, к его собственному удивлению, увенчалась успехом, и хижина тринтелл, как ни странно, даже не подумала сделать перед глазами крутой оборот, хотя черты ее так и оставались расплывчатыми.

— Ох… — выдохнула Аэлин, в голосе ее послышалось сочувствие. — Мальстен, как ты?

Данталли, обыкновенно не привыкший привлекать внимание к своим недугам, на этот раз предпочел ответить честно, понимая, что если зрение не восстановится, он станет обузой охотнице в дальнейшем пути и ничем не сможет ей помочь в спасении Грэга Дэвери.

— Вижу очень плохо, — опустив глаза, покачал головой кукольник.

— Как Тисса и предполагала, — виновато отозвалась Аэлин, накрывая ладонь Мальстена своей.

— Кстати, где она?

— На улице, — в голосе охотницы послышалась улыбка. — Готовит какой-то отвар. Говорит, что в доме от него бы стояла жуткая вонь. Этот отвар должен помочь твоим глазам быстро восстановиться. Ну… или, по крайней мере, выглядеть не так жутко.

Данталли непонимающе сдвинул брови в ответ на нервную усмешку, прозвучавшую в голосе Аэлин.

— Жутко? А что с ними?

— Как бы сказать, — охотница неловко пожевала губу, — они… все в крови. Темно-синей, почти черной. Выглядит, если честно, страшновато даже для меня. Я думала, за два дня станет хоть немного лучше, но, похоже, ошиблась…

Мальстен невесело усмехнулся, тут же посерьезнев.

— Постой, я, кажется, не уловил с первого раза. Ты сказала, два дня? Хочешь сказать, сегодня двадцать седьмой день Матира? Мы потеряли столько времени?

Аэлин покачала головой.

— Я бы не назвала это потерей — скорее, заслуженным отдыхом после треклятого болота дьюгара. К тому же, мы выяснили точно, что мой отец еще жив.

— Так мне удалось это сказать? Я не был уверен, — прерывисто вздохнул Мальстен, вспоминая видение, которое передала ему тринтелл с помощью размытой записи в промокшей тетради Грэга Дэвери.

— Удалось, — кивнула Аэлин. На некоторое время воцарилось молчание, в течение которого охотница напряженно пыталась подобрать слова, чтобы расспросить спутника о видении более подробно.

Данталли прекрасно понимал, что Аэлин заслуживает знать правду о том, что сделал Бэстифар, чтобы заставить Грэга навести свою дочь на след анкордского кукловода — то есть, правду о том, как аркал пытал плененного охотника расплатой своего подручного данталли, чтобы вынудить его написать те самые строки в дневнике.

Понимая, какие чувства это вызовет у спутницы, Мальстен скрепя сердце вкратце пересказал ей, какое видение получил от Тиссы. С его помощью кукольник буквально почувствовал Грэга Дэвери в мире живых. Будто бы тонкая нить, подобная нитям данталли, протянулась от старой тетради к плененному охотнику. С мертвым такая связь установиться бы не сумела, Мальстен знал это точно.

Аэлин слушала, не перебивая.

Закончив рассказ, данталли беспомощно замолчал, понимая, что не может разглядеть черты лица спутницы и каким-либо образом трактовать ее взгляд. Он не представлял себе, как она отнесется к тому, что произошло в Грате, ведь, по сути, именно из-за него, из-за Мальстена Ормонта, ее отец оказался в плену у малагорского царя и вынужден был пройти через все эти муки.

— Теперь ты точно меня возненавидишь, — невесело усмехнулся данталли, и слова его были, скорее, утверждением, нежели вопросом.

Аэлин поморщилась.

— Похоже, ты еще не до конца пришел в себя, раз строишь такие предположения на мой счет, — покачала головой она.

— Фактически это ведь все произошло из-за меня, — вздохнул кукольник. — Не говори, что не думаешь об этом, что не винишь меня в том, что пришлось пережить Грэгу в плену у Бэстифара.

Аэлин глубоко вздохнула.

— Мальстен, я не стану тебе врать: я действительно считаю, что ты послужил причиной многому из того, что пришлось пережить моему отцу в Грате, но я не в силах списывать со счетов все то, что ты сделал для него. Перво-наперво, ты остановил пытку пожирателя боли на первом же допросе. Бэстифар согласился оставить его в живых в качестве твоей цирковой марионетки, ты принял эти условия и во время представлений следил за тем, чтобы с моим отцом все было хорошо. Пусть ты и не отпустил его, ты хотя бы сохранил для меня возможность увидеть его живым, а этого уже достаточно, чтобы не ненавидеть тебя. Особенно, учитывая, что отец явился в цирк с намерением тебя убить.

Данталли поморщился.

— Если бы я отпустил Грэга…

— Он бы подготовился лучше и вернулся, чтобы убить Бэстифара, да, — кивнула Аэлин. — И этого ты позволить тоже не мог. Я не могу до конца понять твоего трепетного отношения к этому существу после того, во что он превратил твою расплату, Мальстен, но признаю и принимаю то, что Бэстифар шим Мала был и остается тебе очень дорог.

— Мне кажется, или сейчас все же прозвучит какое-то «но»? — нервно хмыкнул данталли. Охотница вздохнула с улыбкой и опустила голову.

— У меня много «но», Мальстен. И, несмотря на каждое из них, возненавидеть тебя я не в силах. Знаешь, когда я решила, что видение Тиссы все же убьет тебя, я мысленно готова была проклясть себя за то, что не воспротивилась этой проверке. О какой же ненависти может идти речь, если больше всего в эти два дня я боялась твоей смерти? — Аэлин вновь положила руку спутнику на плечо. — Прошу тебя, забудь это слово в отношении меня, хорошо? Похоже, Крипп издевается надо мной, заставляя меня произносить нечто подобное по отношению к иному существу, но я никогда, слышишь, никогда не смогу тебя ненавидеть…

Слова охотницы были прерваны тяжелыми шагами хозяйки хижины, показавшейся в дверном проеме. Ее будто бы сплетенные из толстых терновых ветвей пальцы сжимали небольшой пузырек с какой-то жидкостью, от которого по комнате моментально разнесся резкий гнилой запах, заставивший Аэлин брезгливо поморщиться.

Тисса, едва не задев волосами, напоминающими свалявшиеся водоросли, потолок, вошла в комнату. Ее белые глаза, похожие на два огромных шара на словно бы сплетенном из толстых ветвей лице, казалось, радостно блеснули.

— Очнулся, — констатировала тринтелл, неестественно смягчая почти все согласные буквы в произносимом слове. — Как твои глаза?

Мальстен, поджав губы, чуть отодвинулся от своей спутницы, лишь теперь осознав, насколько небольшое расстояние разделяло их секунду назад.

— Радует хотя бы то, что они на месте, — усмехнулся данталли.

— Не говори, что я не предупреждала тебя, Мальстен Ормонт. Твоя расплата должна была показаться тебе благодатью богов: ты едва не ускользнул в объятья Жнеца Душ после моего видения.

— Но ведь не ускользнул, так что все прошло хорошо, если не считать, что я почти ничего не вижу. Можешь с этим что-то сделать?

Тисса приблизилась, поднеся резко пахнущий отвар к настилу, и охотница отстранилась: от запаха этого варева к ее горлу подкатил тяжелый комок тошноты. Демон-кукольник также невольно поморщился.

— Боги, вонь просто невыносимая! Из чего этот отвар? — простонала Аэлин.

— Лучше тебе не знать, — осклабилась тринтелл, присаживаясь рядом с Мальстеном и, прикоснувшись к его плечу, заставила его снова лечь. — Раскрой глаза широко. Я должна посмотреть.

Данталли вновь поморщился от запаха, в носу защипало. Тисса широко улыбнулась.

— Очень густая кровь, и ее много, — кивнула она. — Ты прав, тебе повезло, что глаза остались на месте. Возможно, продлись видение чуть дольше, ты мог потерять их.

Мальстен невольно вздрогнул, однако в ответ ничего не сказал.

— Так ты сможешь ему помочь? — нетерпеливо спросила Аэлин, уже не стараясь игнорировать разнесшуюся по комнате вонь и демонстративно зажимая нос.

— Смогу, — кивнула тринтелл, прижав ветвистый палец к горлышку пузырька и предупреждающе надавив второй рукой на грудь данталли. — Держи глаза широко открытыми, понятно, Мальстен Ормонт?

Демон-кукольник вдохнул через рот, чтобы не чувствовать отвратительной вони, и кивнул, стараясь выполнить указания Тиссы, из черт которой он мог более-менее четко разглядеть лишь два огромных белых шара ее ужасающих глаз.

Ветвистая рука с пузырьком склонилась над самым лицом Мальстена, от ужасного запаха к горлу подкатил ком тошноты, и данталли задержал дыхание, чтобы пустой желудок не вывернулся наизнанку. Через секунду несколько капель отвара попали в правый глаз, который тут же охватило невыносимое жжение, как если бы перед взором Мальстена предстала сразу сотня хаффрубов в своем истинном облике. Не дав своему пациенту времени осознать, что происходит, Тисса влила еще несколько капель в левый глаз и бегло отстранилась, позволив данталли резко сесть и закрыть лицо руками.

Короткий отрывистый стон вырвался из груди Мальстена, между пальцами, закрывающими глаза, показались ручейки темно-синей крови.

— О, боги! — воскликнула Аэлин, тут же забыв о вони отвара и подоспев к своему спутнику.

Тринтелл поспешила покинуть комнату и унести с собой дурно пахнущий пузырек, оставив своих незваных гостей наедине.

Несколько невыносимо долгих секунд Мальстен сидел совершенно неподвижно, крепко прижимая руки к лицу, и охотница не решалась даже окликнуть его. Казалось, время остановилось и возобновило ход лишь тогда, когда данталли, наконец, опустил руки, и Аэлин невольно ахнула, увидев темно-синие кровавые слезы, струящиеся потоком из глаз спутника.

— А вот это — по-настоящему жуткое зрелище, — нервно усмехнулась охотница. — Тебе… лучше?

Взгляд Мальстена заметно прояснился, а его глаза, которые минуту назад заполняла темно-синяя кровь, вновь начали походить на человеческие. Данталли шумно выдохнул, отирая щеки.

— Ох… определенно лучше. Я тебя вижу, — криво улыбнулся он, и левую щеку пронзила глубокая ямочка.

Аэлин вернула спутнику улыбку и, не отдавая себе отчета в том, что делает, прильнула к нему и крепко обняла, вновь уткнувшись лицом ему в грудь.

— Хвала богам! Я успела не на шутку испугаться, что потеряю такого хорошего напарника, — нервно усмехнулась она.

Мальстен смущенно поджал губы, надеясь, что Аэлин не почувствовала, как часто вдруг забились оба его сердца. Прикрыв глаза, он провел рукой по длинным светлым волосам Аэлин Дэвери и качнул головой.

— Не дождешься. Я ведь тебе пообещал.

Всего за несколько минут пребывания в головном отделении Красного Культа в Кроне, Киллиан Харт успел устать от пристального внимания последователей, которое невольно доставалось и ему как спутнику Бенедикта Колера. Воистину, самого жестокого палача Арреды здесь знал в лицо едва ли не каждый жрец. Любой, приметивший его в здании, стремился перемолвиться с ним хотя бы парой слов, услышать о новых похождениях легендарного охотника за данталли.

Киллиан внимательно изучал реакцию своего наставника на эти приветствия и вопросы и начинал понимать, о чем Бенедикт говорил ему несколько минут назад: от такого внимания к своей персоне в действительности можно было очень быстро устать, оно начинало в скором времени нагонять скуку и даже дурноту. Жрец Харт видел у кронских последователей Культа нешуточное желание быть замеченными знаменитым палачом и, надо думать, практически каждый здесь хотел, чтобы Колер забрал его в свою команду.

Миновав третий этаж массивного здания, Киллиан искренне понадеялся не встретить еще больше желающих пообщаться с Бенедиктом, однако надежды его тут же развеялись: на лестничном пролете между четвертым и пятым этажами, когда до кабинета Карла Бриггера оставалось всего ничего, повстречалась группа жрецов. Молодые последователи тут же замерли соляными столбами при виде Бенедикта, а в глазах их показался зачарованный, по-детски восторженный блеск.

Киллиан невольно поморщился, вспомнив, как и он сам в составе похожей компании в Олсаде замер при виде своего нынешнего наставника несколько дней тому назад.

«Даже не думал, что эти сборища выглядят так смехотворно», — с досадой подумал Харт, не без стыда сознавая, что его коллеги в Везере выглядели еще хуже перед лицом Бенедикта: кронских жрецов готовят к работе куда лучше, чем везерских, но даже они при этом сейчас казались глупыми желторотиками…

Молодые жрецы бегло обступили живую легенду, начав воодушевленно и наперебой сыпать дождем вопросов:

— Жрец Колер! Вы в Кроне? Какими судьбами?

— Мы можем ожидать, что вы заглянете к нам в лекторий?

— Расскажете о новых пойманных данталли?

— Мы слышали, в этом году число пособников резко выросло. Это правда?

— А ваши спутники с вами? Можно ли будет ожидать их тоже в лектории?

— Жрец Цирон тоже прибыл?

— До нас дошли слухи, что вы спешно выехали сюда из Везера. Что там приключилось? Вы расскажете?

— Мы услышали в разговоре наставников, что в Олсаде состоялась первая в истории казнь пособника данталли. Не терпится услышать эту историю!

— А самого монстра в Олсаде поймали?

Бенедикт устало вздохнул, вымученно улыбнувшись юным последователям.

— Братья мои, при всем уважении к вашей любознательности, я прибыл сюда только что и предпочел бы отвечать на вопросы после хотя бы пары часов отдыха с очень долгой изнурительной дороги, — отозвался он.

— Мы понимаем… но жрец Колер, хотя бы… — наперебой вновь заголосили молодые жрецы, заставив Бенедикта прерывисто вздохнуть.

Киллиан нахмурился, качнул головой, поморщившись от боли в простуженной шее, и выступил чуть вперед, оттесняя группу молодых последователей от своего наставника.

— Чем быстрее вы дадите нам завершить дела, тем быстрее жрец Колер сумеет ответить на все ваши вопросы, — сквозь зубы процедил он. — Поэтому расступитесь и наберитесь терпения… братья… — последнее слово он процедил особенно ядовито.

Группа жрецов недоуменно уставилась на Киллиана, вмиг переведя взгляды на Бенедикта. Колер приподнял руку в останавливающем жесте.

— Мой юный друг совершенно прав, — примирительно кивнул он. — Прошу вас усмирить любопытство еще на некоторое время, на все вопросы я отвечу потом. Сейчас у нас есть несколько неотложных дел. Доброго вам дня, братья.

Не дожидаясь нового шквала вопросов, Бенедикт протиснулся сквозь компанию молодых жрецов, и Харт спешно последовал за ним.

— Не понимаю, — хмыкнул он, когда группа вопрошающих осталась позади. — В Олсаде вы ведь могли едва ли не одним словом заставить любого жреца подчиниться вам и моментально умолкнуть. Во встречных отделениях Культа по дороге — тоже. Каждое ваше обращение к коллегам… то есть, к братьям, напоминало приказ, а здесь…

— Здесь я говорю с молодыми последователями, как неуверенный в себе сельский учитель? — с кривой ухмылкой спросил Колер, заканчивая мысль подопечного. Харт прищурился.

— И как с вашей прямолинейностью можно выработать в себе почтение к старшим? — ухмыльнулся он. Бенедикт развел руками.

— Даже если б ты сказал это мягче, сути вопроса это не изменило бы, так ведь?

Жрец Харт пожал плечами.

— Пожалуй, не изменило бы. Так отчего же здесь ваше поведение так меняется, Бенедикт?

— Просто меня здесь не боятся, Киллиан. По крайней мере, не так, как в других королевствах Арреды, — невесело усмехнулся Колер, качнув головой. — В Кроне я личность, пожалуй, неоднозначная, но пользующаяся большой популярностью и, как ни странно, признанием. Возможно, еще жива память о тех временах, когда Крон в союзе с Гинтарой воевал с Анкордой, и Сто Костров, разгоревшихся на вражеской территории, внушают местным последователям Культа некий трепет, но не страх. Поэтому той… гм… власти, которую чужое опасение дает мне в других местах, у меня здесь нет. К тому же ощущение, что здесь я не имею последнего слова, а вынужден спрашивать его у старшего жреца головного отделения, дает остальным некоторое чувство защищенности от моих безумных выходок. В других землях у меня есть определенное право на… вольности. Но не здесь.

Жрец Харт саркастически усмехнулся.

— Хотите сказать, здесь вы — не столько самый жестокий палач Арреды, сколько герой? Живая легенда?

Колер устало прыснул со смеху.

— Точнее сказать, едва живая, если верить моему самочувствию, — он качнул головой и огляделся вокруг. — Ладно, пора спешить к жрецу Бриггеру, пока мы больше никого на своем пути не встретили.

— Категорически согласен, — хмыкнул Киллиан, ускоряя шаг.

Как только зрение пришло в норму, Мальстен начал спешно собираться в путь. Он не представлял себе, какие действия мог предпринять Бенедикт Колер за те два дня, что они с охотницей потеряли здесь, но подозревал, что сложа руки этот фанатик не сидел. Посему нужно было в скорейшем времени добраться до Леддера и найти способ попасть на корабль, идущий в Малагорию. Там, как бы Колер ни старался достать своего врага, у него будут связаны руки: на территории Обители Солнца действовали далеко не все законы Совета Восемнадцати, даже Вальсбургская Конвенция на том берегу Большого моря не имела силы.

Поразмыслив о дальнейшем маршруте, Мальстен пришел к выводу, что выбираться на основной тракт им с Аэлин все еще опасно: Колер, скорее всего, разослал ориентировки на опасных беглецов по всем отделениям Красного Культа. Жрецы, имея в запасе лишние два дня, могли хорошо подготовиться и теперь поджидать в любой попутной деревушке.

На деле Мальстен не страшился схлестнуться со жрецами в схватке: он не думал, что за такое короткое время — с момента жестокой расправы над приспешниками Колера в Олсаде — Культ сумел найти некое действенное средство, которое могло бы сковать его силы. Однако именно эта излишняя самоуверенность и заставляла Мальстена осторожничать: в прошлый раз, когда он слишком понадеялся на свои силы и решился управлять Кровавой Сотней, это привело к последствиям весьма плачевным. Больше такой ошибки допускать было нельзя. Мальстен понимал, что вряд ли его собственное положение может хоть немного ухудшиться в сравнении с уже имеющимся, однако на этот раз он подвергал риску не только себя.

То и дело поглядывая на Аэлин во время сборов, кукольник несколько раз ловил себя на мысли, что не может допустить, чтобы его спутница попалась в руки Красного Культа. Теперь, когда Бенедикт Колер понял, что охотница заодно с его давним врагом, он явно занес ее в список опаснейших преступников и пособников данталли, никого из которых он не оставляет в живых. Мальстен с тоской понимал, что теперь Малагория — единственное убежище и для Аэлин тоже. Возможно, если выйдет на какое-то время задержаться там, получится придумать, как найти управу на великого анкордского палача… если, конечно, Бэстифар соизволит хотя бы выслушать Мальстена после его предательского бегства…

— Ты готов? — Аэлин перекинула лямку заплечной сумки через голову, откинула длинные светлые волосы с лица и положила руку на рукоять паранга, закрепленного на поясе.

Мальстен прочистил горло и кивнул, подбирая только что уложенные вещи.

— Да. Можем идти. Нужно только попрощаться с Тиссой.

— Она сказала, что будет поблизости, — улыбнулась Аэлин, указывая спутнику на дверь.

Не говоря больше ни слова, данталли поспешил покинуть небольшую хижину тринтелл.

Тисса действительно находилась неподалеку: собирала и заготавливала дрова для растопки. Мальстен невольно ощутил укол вины за то, что никак не отблагодарил лесную ведьму за помощь в выяснении правды о Грэге Дэвери. Неловко поджав губы, демон-кукольник шагнул к тринтелл и вопрошающе кивнул.

— Тисса, — обратился он. — Я так и не успел поблагодарить тебя за то, что ты для нас сделала. Спасибо тебе. Если я могу как-то отплатить тебе за это…

— Все сделал ты сам, разве нет? — усмехнулась она.

— И все же, — качнул головой кукловод. Хозяйка хижины устало вздохнула.

— Единственной возможной помощью от тебя, Мальстен Ормонт, будет то, что ты сейчас покинешь мой дом, больше мне ничего не нужно.

Данталли непонимающе сдвинул брови, переглянувшись с охотницей.

— Прости, что стеснили тебя так надолго… — кивнул он. Тисса усмехнулась.

— Разве в том дело? — прошелестела она. — Дело в том, что рядом с вами находиться опасно, я это чувствую с того момента, как вы пришли. Особенно ты, Мальстен Ормонт. Ты живая легенда, которая слишком много раз обманывала смерть. Я, кажется, понимаю, почему Теодор дружен с тобой: дыхание Жнеца Душ так часто звучало за твоими плечами, что его холод можно почувствовать издали. Этот холод манит аггрефьеров. Вы двое, — взгляд белых глаз лесной ведьмы остановился на Аэлин, — убивали и должны были быть убиты слишком часто. Вы привлекли внимание. Рорх и ее помощник пристально наблюдают за вами. Я не хочу, чтобы через вас они увидели меня.

Мальстен опустил глаза, кивнув тринтелл.

— Ясно. Что ж, тогда не станем более тебе докучать. Еще раз спасибо тебе за все.

— Прощай, Мальстен Ормонт. И ты, девочка, прощай. Думаю, больше мы никогда не встретимся, — склонила голову Тисса.

Решив больше не терять времени, данталли и охотница двинулись в путь, свернув глубже в лес и еще больше отдалившись от основного тракта.

Заговорить друг с другом спутники смогли лишь тогда, когда хижина Тиссы окончательно скрылась в лесной глуши и стала совершенно неразличима за деревьями. Аэлин нарушила молчание первой, шумно выдохнув и качнув головой, не скрывая своего облегчения: она всячески разделяла мечты лесной ведьмы о скорейшем расставании.

— Что ж, будем надеяться, что больше мы в Сонном лесу ни на какие неприятности не нарвемся. По крайней мере, на еще одного дьюгара, — с нервной усмешкой произнесла охотница, обращаясь к своему помрачневшему попутчику. — Не хотелось бы снова показывать тот… номер, что мы проделали в болоте пару дней назад.

Данталли рассеянно кивнул.

— Да, не хотелось бы… — коротко отозвался он.

Аэлин поравнялась с кукольником и внимательно заглянула ему в глаза.

— Мальстен, что с тобой? Ты хорошо себя чувствуешь? Твои глаза…

— Они в порядке, — покачал головой данталли, снисходительно улыбнувшись, — не беспокойся обо мне, прошу. В течение всего этого путешествия я, кажется, только это и заставлял тебя делать.

— Это неправда, — упрямо возразила охотница.

— Серьезно? А по-моему, со мной возникало множество проблем, без которых ты уже добралась бы до Грата. Причем, без преследования со стороны Культа.

Аэлин глубоко вздохнула и прибавила шагу, стремясь не отстать от спутника.

— Мальстен, мы ведь уже говорили об этом. Без тебя я бы никогда не выяснила, что стало с моим отцом, и уж точно не узнала бы наверняка, жив ли он. Без тебя у меня вообще ничего бы не вышло. Если взамен надо принять то, что теперь у меня на хвосте Бенедикт Колер… что ж, так тому и быть, оно того стоило, — охотница невесело усмехнулась, однако, не заметив и проблеска улыбки на лице кукольника, поспешила остановить его, ухватив за предплечье. — Послушай, Мальстен, я уверена, что ты мрачен не потому, что считаешь себя проблемным спутником для меня. Но если и так, спешу тебя разубедить в этом: все те «проблемы», которые, ты считаешь, возникали с тобой по пути, любому другому моему спутнику стоили бы жизни.

Данталли опустил взгляд, нервно усмехнувшись. Аэлин снисходительно склонила голову, положив руку ему на плечо.

— А теперь прекрати выдумывать всякие глупости и расскажи, что тебя волнует на самом деле, — настоятельно произнесла молодая женщина. — Ты был столь же мрачен некоторое время после разговоров с Теодором. Тисса тоже сказала нечто такое, что заставило тебя крепко задуматься? О чем именно? О том, что ты — живая легенда, которая много раз обманывала смерть?

Мальстен качнул головой, посмотрев, наконец, в глаза охотнице. На лице его мелькнула тень улыбки.

— Вообще-то, задуматься меня заставила не Тисса, а ты.

Аэлин недоуменно приподняла брови.

— Я?

— Когда сказала, что едва не потеряла хорошего напарника.

— Поясни, — охотница непонимающе качнула головой, сложив руки на груди. — О чем же это заставило тебя задуматься?

Мальстен ободряюще улыбнулся спутнице и неспешно продолжил продвигаться через лес.

— Честно говоря, о слепоте, — с невеселой усмешкой отозвался он. — В момент, когда я понял, что почти ничего не вижу, мне показалось, что нити словно исчезли, понимаешь? Точнее, я знал, что они есть, но понимал, что не смогу ими управлять, пока не буду способен видеть. Сила данталли напрямую зависит от зрения, и в какой-то момент я подумал, что лишусь и того, и другого. Знаешь, я невольно задумался о том, каково приходится слепому жрецу, который сопровождает Колера. Он вовсе не кажется беспомощным, а я, лишись я зрения, был бы…

— Недееспособен, — понимающе кивнула Аэлин, припоминая свою схватку с Ренардом Цироном.

— Да, — поморщился данталли.

— Мальстен, глупо сравнивать себя с Ренардом: он был рожден слепым, ему с раннего детства приходилось ориентироваться в пространстве без помощи зрения, тогда как тебе…

Кукольник кивнул.

— Да, я знаю, знаю, просто, когда я подумал о том, что нити могли бы навсегда исчезнуть, невольно представил себе, как бы сложилась моя жизнь, будь я…

— Человеком? — закончила за спутника Аэлин, и щеки ее на миг залил заметный румянец. Мальстен отвел глаза.

— Знаю, это глупые мысли. Быть человеком не позволила бы мне кровь моего родного отца, но… я часто вспоминаю, какая судьба постигла мою семью десять лет тому назад. Если бы я не был рожден данталли, матери не пришлось бы искать Сезара, чтобы меня обучить. Колер не нагрянул бы в Хоттмар, родители остались бы живы, и, возможно, никогда не было бы Ста Костров Анкорды.

Невеселая неровная улыбка вновь заставила глубокую ямочку показаться на левой щеке демона-кукольника. Аэлин снисходительно улыбнулась в ответ и изучающе склонила голову.

— И всего, что было после них, — пожала плечами она, многозначительно взглянув на своего спутника, — включая Малагорию и цирк Бэстифара.

Вопреки ожиданиям Аэлин, Мальстен помрачнел сильнее прежнего, нарочито небрежно махнув рукой и зашагав вперед.

— Зато сам цирк не изменился бы. Думаю, рано или поздно Бэс все равно привлек бы данталли к работе, как сделал это сейчас.

Аэлин изумленно приподняла брови, вновь поравнявшись со спутником.

— Постой, хочешь сказать, в видении, которое передала тебе Тисса, ты увидел, что в цирке сейчас другой данталли? — заинтересованно спросила она. — Ты… говорил, что Бэстифар… пытал моего отца с помощью расплаты данталли, но я была уверена, это она… твоя.

— Насколько я помню из видения, нового художника зовут Дезмонд, — бегло отозвался кукольник. Охотница глубоко вздохнула.

— Поправь меня, если ошибаюсь, Мальстен, но мне кажется, я слышу в твоем голосе ревность, — усмехнулась она, тут же посерьезнев. — Скажи, ты скучаешь по цирку?

— Наверное, это кажется тебе диким, — с нервной усмешкой отозвался данталли. Аэлин качнула головой.

— Я не знаю, каким мне это кажется. Ты так упорно избегаешь рассказывать мне о Малагории, что мне трудно судить, но я не отрицаю, что работа художника по цирковым представлениям могла тебе нравиться. В Грате ты ведь мог применять свои силы и при этом не причинять никому вреда…

Мальстен неопределенно качнул головой, на лице его растянулась улыбка — впервые за этот день не печальная.

— Этот разговор следует сохранить в летописях Арреды, — хмыкнул он. — Охотница на иных существ поняла саму природу данталли.

Аэлин одарила своего спутника обжигающим взглядом.

— Имейте совесть, ваша светлость, — отозвалась она, прищурившись. — После того, сколько раз я ставала на вашу сторону, могли бы попридержать такие замечания.

Мальстен изумленно округлил глаза.

— Айли, у меня и в мыслях не было…

— Ладно тебе пугаться, я пошутила, — со снисходительной улыбкой отмахнулась охотница. Кашлянув, чтобы заполнить внезапно возникшую неловкую паузу, она небрежно развела руками и вновь обратилась к попутчику. — Ты, кстати, когда-нибудь расскажешь мне о цирке?

Мальстен криво ухмыльнулся. Аэлин качнула головой.

— Брось, каждый день нашего пути приближает нас к Грату. Прошлым пунктом назначения мы считали дом Тиссы, и от ее видения о моем отце зависело то, как мы будем действовать дальше. Но теперь мы знаем, что он жив, и…

— Я понимаю, — кивнул данталли, — тебе не хотелось бы ехать в Грат совершенно неподготовленной к тому, что ты там встретишь.

— Точнее, кого, — пожала плечами охотница. — Я видела Бэстифара лишь раз, да и ту встречу нельзя было считать настоящим знакомством. Он представился чужим именем и всячески выдерживал образ, выбранный для своего представления. Я понимаю, что не знаю о нем толком ничего, кроме того, что он спас тебя в момент разоблачения при дэ’Вере, и того, что долгое время ты жил у него, работал в его цирке. А также, что он с помощью пытки забирал твою расплату…

Мальстен качнул головой.

— Он не понимает разницы…

— … между пыткой и своей помощью. Это я тоже помню, — кивнула охотница. — Меня пугает то, что я совершенно не понимаю это существо. У меня не было опыта общения с аркалами, я не могу понять, как они мыслят. В моей практике больше попадались квары, спарэги, тамеры…

— Монстры и вредители, в общем, — многозначительно прищурившись, подытожил кукольник. Женщина отозвалась коротким кивком.

— Да. Твои рассказы о Малагории могли бы мне существенно помочь. Я понимаю, что ты собираешься всецело взвалить миссию по освобождению моего отца на свои плечи, но не намерена все это время стоять за твоей спиной безмолвным предметом мебели, Мальстен. Я должна знать, чего ожидать и как себя вести.

Данталли вновь глубоко вздохнул, прикрывая глаза и мысленно переносясь в то время, когда только начинал работать в малагорском цирке. Как ни странно, эти воспоминания оказались более яркими и живыми, чем едва минувший год, что он прожил в Прите.

— Что ж, у нас достаточно времени, чтобы поговорить Бэстифаре. Что ты хочешь узнать?

Аэлин с трудом удержалась от победной улыбки. С самого первого момента, как имя малагорского царя впервые прозвучало из уст Мальстена, кукольник старательно избегал разговоров об аркале.

— Что угодно, — примирительно сказала молодая женщина. — Расскажи, что вспоминается тебе сейчас первым.

Данталли понимающе кивнул.

— Что ж, пожалуй, стоит начать с того, что затея Бэса с цирком показалась мне не менее безумной, чем его демонстрация силы на поле боя, когда меня… разоблачили, — Мальстен помедлил, и продолжил несколько секунд спустя, прочистив горло. — Я никогда прежде не задумывался о том, чтобы управлять артистами во время циркового представления. Но Бэстифар был уверен, что именно этим я занимался во время сражений.

Аэлин ободряюще улыбнулась.

— Теодор говорил, он видел в тебе художника.

— Да, Бэс часто меня так называл, — на лице кукольника появилась ностальгическая усмешка. — Когда мы сбежали из дэ’Вера, я не предполагал отправляться в Грат, не хотел быть на иждивении у наследного принца Малагории. Но, сказать по правде, мне некуда было больше идти. На всем материке царила неразбериха, шла война, и лучшего убежища для беглого монстра, чем Обитель Солнца, где не действует даже Вальсбургская Конвенция, мне было не найти. К тому же Бэстифар убедил меня, что в Грате меня ждет работа с постоянным жалованием, что я не буду там прихлебателем, и я решил попытаться.

Охотница с интересом слушала своего спутника, надеясь, что он не оборвет рассказ.

— И ты решил приступить к работе в цирке сразу, как прибыл?

— Не сразу, — повел плечами Мальстен. — На самом деле, Бэс меня с этим не торопил. Он ждал момента, когда я сам захочу проявить свои способности на арене.

— Удивительная деликатность для аркала, — буркнула себе под нос Аэлин, чем заставила своего спутника поморщиться.

— Возможно, он был бы более нетерпелив, если бы не визит Бенедикта Колера в Грат. Мы тогда, кажется, около месяца пробыли в Малагории, может, чуть меньше, дорога из дэ’Вера отняла много времени, — хмыкнул данталли.

Охотница изумленно приподняла брови.

— Бенедикт приходил за тобой в Грат? — воскликнула она.

— Представь себе, — ухмыльнулся Мальстен.

— Но ведь в Малагории Культ не имеет никакой власти. На что он рассчитывал?

— На мою ненависть, я полагаю. Придя во дворец Бэса, Колер хотел спровоцировать меня на агрессию, которая бы развязала ему руки. Должен признать, если бы не Бэс, у него бы это получилось.

Аэлин покачала головой.

— Ох… — только и сумела вздохнуть она.

— Колер в Олсаде, похоже, предпочел не рассказывать тебе о своем провале, — скептически прищурился Мальстен. Аэлин скопировала его выражение лица.

— Прекрати, — поморщилась она. — Ты говоришь таким тоном, будто за тот день в Олсаде я стала его союзницей.

— Какое-никакое уважение ты к нему испытываешь, разве нет?

Аэлин закатила глаза.

— Это не значит, что я разделяю его взгляды и одобряю его методы. Я на твоей стороне, не забыл? — женщина недовольно ожгла спутника взглядом, тут же прерывисто вздохнув и примирительно приподняв руки. — Послушай, я знаю, что ты ненавидишь Бенедикта. Более того, я знаю, что ты имеешь на это полное право. Но, прошу тебя, не вымещай эту ненависть на мне за одно то, что я провела день в его компании — прикрывая твою спину, между прочим!

Данталли сжал губы в тонкую линию, борясь с неприятным колким чувством, обуревавшим все его существо за одно то, что Аэлин называла Колера по имени.

— Прости, — не без труда произнес он, — ты права…

— Давай просто забудем о нем, хорошо? — мягко предложила женщина. — Мы разговаривали о другом. О цирке. Я так понимаю, после… этого неприятного визита прошло некоторое время, прежде чем ты приступил к работе постановщика представлений?

Вновь погрузиться в воспоминания о цирке стоило огромных трудов: из головы данталли никак не шел рассказ Колера о казни в Хоттмаре.

— Да, чуть меньше месяца… — рассеянно отозвался кукольник. — Не могу сказать, что у меня возникло желание проявить себя на арене, я ведь понятия не имел, что от меня требуется. Это Бэстифар не видел разницы между управлением Кровавой Сотней и цирковым представлением, а для меня второе было чем-то неизведанным и даже пугающим. Но после визита Колера я понял, что должен отрабатывать свой приют в Грате, и пришлось приниматься за работу.

Гратский дворец изо дня в день не переставал поражать Мальстена своей роскошью и яркостью. Как и весь город, он изобиловал красными и золотыми красками, стены были украшены изысканными полотнами именитых художников Арреды, огромные витражные окна впускали в коридоры и комнаты дворца разноцветные световые блики, роскошное убранство буквально ослепляло своим богатством.

По сравнению с гратским дворцом собственное имение в Хоттмаре, оставшееся бледным призраком в воспоминаниях, казалось теперь серым, неприметным и почти угрюмым, хотя в далеком детстве Мальстен считал, что нет места лучше, богаче и роскошнее, чем то, которое он когда-то имел счастье называть домом.

Сейчас, блуждая по коридорам дворца в поисках Бэстифара, данталли ловил себя на мысли, что, пожалуй, благодарен своей лагерной жизни в рядах анкордской армии за то, что она приучила его рефлекторно напрягать зрение, дабы не ослепнуть от вездесущих враждебных красных оттенков.

«Да, к красному я, надо сказать, привык», — думал демон-кукольник, рассеянно переходя от дверей одних покоев к дверям других, — «осталось лишь выучить здесь расположение всех комнат. Боги, это же треклятый лабиринт!»

Погрузившись в свои раздумья, Мальстен заглянул в еще одно помещение, дверь которого оказалась приоткрытой, однако, судя по убранству, сразу понял, что покои принадлежат не Бэстифару.

«Так ведь и заблудиться недолго», — хмыкнул он про себя, небрежно развернувшись, и едва не налетел на хозяйку только что посещенной комнаты.

— Ох… Кара, — прерывисто вздохнул данталли, искренне подивившись тому, насколько бесшумной походкой эта женщина подкралась к нему.

— Мальстен, — подчеркнуто холодно кивнула темноволосая красавица. С самого первого дня их знакомства Кара демонстрировала к гостю принца весьма своеобразное отношение: смесь неприязни, интереса и подозрительности. Мальстен же и вовсе не понимал, как ему следует держать себя с этой женщиной. Представив ее своему гостю, принц назвал лишь ее имя, и после, в любых упоминаниях, ограничивался лишь этим, ни разу не обозначив, какие у них отношения и как к ней следует обращаться.

Кара смерила данталли пронзительным взглядом темных глаз, и в уголках ее губ появилась легкая насмешливая улыбка.

— Ты выглядишь немного растерянным, — констатировала она.

Мальстен раздраженно сжал губы в тонкую линию.

— Я искал Бэса, — коротко отозвался он, тут же внутренне отругав себя за неловкий оправдательный тон.

Кара понимающе-снисходительно кивнула, тут же вопрошающе приподняв брови.

— В моих покоях?

— Не знал, что они твои, — качнул головой Мальстен в ответ, чем вызвал новую тень снисходительной улыбки у собеседницы.

— Ты здесь уже два месяца, но так и не запомнил расположение комнат? Надеюсь, хотя бы свою ты отыщешь в случае необходимости?

Мальстен скептически прищурился.

— Не беспокойся об этом. Скажи лучше, ты не знаешь, где сейчас можно найти принца? — с трудом выдавив из себя дружественную улыбку, спросил он. Кара усмехнулась.

— Бэстифар сейчас в цирке на репетиции труппы. Найдешь туда дорогу, или проводить тебя? Придется миновать не один коридор, изобилующий красным.

Мальстен вернул женщине усмешку.

— Благодарю за заботу, но я знаю дорогу.

Кара нахмурилась.

— Надеюсь, ты говоришь это серьезно. Думаю, принц не обрадуется, если по моему недосмотру ты заплутаешь между дворцом и цирком из-за… своих особенностей зрения.

Данталли качнул головой.

— Я здесь уже два месяца, а Бэс все еще не посвятил тебя в детали? — он вернул ей нарочито понимающую улыбку. — Что ж, смею исправить эту досадную оплошность: видишь ли, у меня нет таких проблем со зрением.

— Вот как? Занимательно, — Кара удивленно приподняла брови, стараясь не показать раздражения.

— Еще раз благодарю за подсказку. Доброго тебе дня, — почтительно кивнул кукольник, поспешив ретироваться. Взгляд молодой женщины буквально прожигал ему затылок.

— Мальстен! — услышал данталли, сделав несколько шагов прочь. Скрипнув зубами, он обернулся, возвращая на лицо напускную дружественную улыбку. Кара стала в дверном проеме своей комнаты, чуть с вызовом приподняв голову. — На будущее, если будешь искать принца снова и поймешь, что он в моих покоях, тебе не стоит заходить и беспокоить его.

Данталли прищурился, поведя головой чуть в сторону.

— Я это учту, — отозвался он, вновь поспешив закончить разговор с любовницей Бэстифара.

Дорога до цирка отняла совсем немного времени. Перед тем, как войти внутрь, Мальстен на миг замер, неуверенно подняв глаза вверх, стараясь охватить взглядом свое будущее «поле боя» и не сумел представить себе, как можно соотнести управление Кровавой Сотней с контролем над труппой циркачей. Да и что может дать артистам он, данталли, чего они не демонстрируют сами? На войне Мальстену приходилось прикрывать своих бойцов от смертельных ударов, не давать солдатам растеряться, потерять секунду, которая могла оказаться роковой. Вся сложность состояла в том, что от реакции данталли зависело очень многое: сражение непредсказуемо в деталях, и одна упущенная мелочь, вроде быстрого взмаха клинка, может запросто унести чью-то жизнь.

В цирке же номера, насколько кукловод знал, всегда были тщательно поставлены, отрепетированы, отточены. От этого зависела не только целостность представления, но и жизнь артистов, поэтому никакая посторонняя помощь им не требовалась — они сами прекрасно помнили, как должны двигаться, как действовать. К тому же Мальстен не знал ни особенностей цирковых выступлений, ни того, как должны строиться номера. Уже в который раз затея аркала показалась ему безумной и не имеющей шансов на воплощение.

«Проклятье, похоже, в скором времени мне предстоит покинуть Малагорию! Что бы там ни думал обо мне Бэс, у меня не получится работать в цирке», — с нервной усмешкой подумал данталли, однако понимал, что прежде чем безапелляционно заявлять о своем неумении, ему придется наглядно продемонстрировать его аркалу.

С тяжелым вздохом беглый анкордский кукловод вошел в огромный шатер малагорского цирка и направился прямиком к выходу на арену, откуда уже слышал голоса, один из которых был особенно знакомым.

Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, Мальстен осторожно вышел в зал и постарался найти глазами Бэстифара. Пришлось нешуточно напрячь зрение, чтобы разглядеть друга среди расплывчатых пятен, которыми становились для зрения демона-кукольника люди в красных костюмах. Как только пристальный взгляд сумел, наконец, прорваться через враждебный барьер, данталли увидел Бэстифара рядом с молодой артисткой и тут же услышал его настоятельный тон:

— Нет, Риа, это не обсуждается. Выступать будет Ийсара.

— Но Ваше Высочество, я лишь…

— И не спорь, — миролюбиво качнул головой аркал. — То, что я снял боль, вовсе не значит, что твоя травма несерьезна. Какое-то время ты будешь под наблюдением лекаря, а Ийсара будет тебя заменять. Ты меня поняла?

Девушка смиренно опустила взгляд и кивнула.

— Вот и отлично. Иди, покажи лекарю свое плечо. Ну же, ступай!

Данталли изумленно проводил девушку глазами, когда она прошла мимо него и направилась прочь из шатра цирка. В тот же момент аркал заметил своего гостя и расплылся в довольной улыбке.

— Мой друг! Какая приятная неожиданность, что ты все же решился зайти! Я начал было опасаться, что мне предстоит ждать не один год, прежде чем ты загоришься интересом к моей затее.

Данталли тяжело вздохнул и качнул головой.

— Я помню, на каких условиях приехал, Бэс. Ты и так дал мне слишком много времени на безделье, теперь я обязан отрабатывать свое пребывание здесь.

Аркал нарочито сокрушенно закатил глаза и издал цокающий звук, стремясь показать и подчеркнуть свою досаду от услышанного.

— Помилуй, Мальстен! «Отрабатывать»? «Условия»? А о пребывании здесь ты и вовсе говоришь, как о тюремном заключении. Меня печально удивляют понятия, которыми ты предпочитаешь пользоваться, мой друг.

Мальстен неопределенно повел плечами.

— Какие бы ни были понятия, уговор есть уговор. Ты помнишь, о чем мы говорили в Кальтце? Если у меня не получится воплотить твою затею, я не стану…

— … обременять меня своим присутствием, помню, — небрежно отмахнулся Бэстифар, тут же прищурившись. — И ты спешишь доказать мне, что у тебя не получится, верно? С этой целью ты сюда пришел?

Мальстен спокойно выдержал взгляд аркала, заложив руки за спину.

— Я пришел выполнить свою часть нашего договора, Бэс, только и всего.

Несколько секунд пожиратель боли изучающе глядел на своего гостя, затем всплеснул руками и демонстративно повернулся к артистам, часть которых с интересом наблюдала за разговором хозяина цирка с неожиданным посетителем.

— Я не понял, у нас был объявлен перерыв? Райс, бери свою группу, отрабатывайте номер, пока не станете слышать мысли друг друга!

На арене началась суета, артисты принялись исполнять указание, и с удивительной ловкостью — с едва заметными паузами, обусловленными лишь разницей в реакции — они начали отрабатывать сложные комбинации на трапеции. Мальстен беспомощно уставился на работу мастеров своего дела, понимая, что его вмешательство здесь будет совершенно бесполезным.

Несколько мгновений данталли изучал циркачей почти отсутствующим взором. Мысль о ненужности нитей в цирковых номерах продолжала стучать в висках, однако где-то в глубинах сознания зарождалась идея о том, что эти паузы, которые иногда не позволяли до конца раствориться в представлении, и заставляли вспомнить о реальности, возможно, являясь тем самым мелким недостатком, о котором говорил аркал в трактире в Кальтце… Но чтобы убрать его, в действительности пришлось бы взять под контроль каждого артиста, прочувствовать порывы его тела, сосредоточиться на его мыслях, не забывая при этом о напарниках…

Бэстифар внимательно вгляделся в отрешенное лицо друга и качнул головой.

— Мальстен, — окликнул он, вырывая кукольника из раздумий, — пройдемся? Не будем отвлекать артистов разговорами.

Данталли рассеянно кивнул, бросив последний взгляд на циркачей, и направился с аркалом прочь от арены к зрительским местам.

— Послушай, сейчас я могу лишь подтвердить то, что говорил о тебе в Кальтце: ты непроходимый зануда и пессимист, да и упрямец к тому же. И я все еще убежден, что у тебя получится воплотить мою затею в жизнь, как ни у кого больше! Но отчего-то ты упорно желаешь доказать мне обратное, я вот только не пойму, почему. Дело в Колере и его визите? Ты злишься на то, что я не дал тебе убить его?

Мальстен невольно сжал руки в кулаки. С того дня он часто спрашивал себя, как отнесся к поступку Бэстифара. Разозлился? Пожалуй, хотя мотивы аркала казались вполне ясными и были куда как более здравыми, нежели намерения данталли.

— Я уже говорил, что понимаю, почему ты остановил меня, — качнул головой кукловод, с трудом изгоняя слова Колера о хоттмарской казни из памяти. — Но я жалею, что не убил этого человека тогда. Будь у меня возможность повернуть время вспять…

— Но этой возможности нет, — нахмурился Бэстифар. — Есть только возможность двигаться дальше с двумя сопутствующими перспективами: лелеять свою ненависть ко мне за этот поступок до конца дней или отпустить ее, руководствуясь здравым смыслом.

Мальстен чуть приподнял брови в почти бессильном удивлении.

— Я не испытываю к тебе ненависти, Бэс.

Аркал самодовольно осклабился.

— Что ж, это радует. Тогда всему виной сам цирк? Тебе претит работа здесь? Она вызывает у тебя отвращение?

Данталли округлил глаза, тут же нахмурившись.

— Вовсе нет! — всплеснул руками он.

— Но все же ты не хочешь здесь работать, — прищурился принц. Мальстен тяжело вздохнул.

— Дело ведь совсем не в том, Бэс! Я не готов сидеть без дела и хотел бы воплотить твою идею в жизнь, но я просто не понимаю, что могу дать этим людям, — данталли на миг замолчал, тоскливо оглядываясь на циркачей. — Посмотри на них, они ведь прекрасно делают свое дело! В тех маленьких несовершенствах, которые ты отмечал, есть и своя красота. Думаю, ты хочешь искоренить ее, потому что тебе эти номера попросту приелись, ты ими пресытился и хочешь отладить работу своих артистов до идеала, но я убежден, что делать это не нужно! Эти люди сейчас выполняют сложные номера, специфику которых знают, их тела прекрасно помнят, что могут и должны делать. Мои нити здесь могут только…

— Навредить? — закончил за друга Бэстифар, внимательно вглядевшись в глаза данталли. Мальстен поморщился, но с ответом не помедлил.

— Да.

На лице малагорского принца, вопреки ожиданиям кукловода, появилась снисходительная добродушная улыбка. Он склонил голову, находя взгляд друга, и понимающе кивнул.

— Вот оно, значит, как. Выходит, мы имеем дело со страхом.

— Со страхом? — удивленно переспросил Мальстен.

— Именно. Честно говоря, это, пожалуй, меньшее из зол. С отвращением к цирку или твоей ненавистью ко мне я бы вряд ли мог что-то сделать, а вот страх преодолеть можно. Особенно, если признать его.

Данталли качнул головой.

— Я не совсем понимаю, о чем ты…

— Серьезно, Мальстен? Вспомни: со дня твоего разоблачения в дэ’Вере ты ни разу ни к кому больше не применял нити, — прищурился аркал, заставив кукловода невольно нахмуриться.

Несколько долгих секунд прошли в молчании. Не в силах выдерживать пристальный взгляд пожирателя боли, Мальстен отвернулся от него к арене, пытаясь прислушаться к своему внутреннему голосу и понять, насколько принц мог оказаться прав. А ведь так просто было доказать обратное — выпустить нити, взять под контроль одного из циркачей или всех сразу! Однако данталли сокрушенно понимал, что что-то удерживает его от этого действия. Перед глазами вставали сцены сражений, стоило лишь задуматься о своем даре.

Бэстифар сделал неслышный шаг к кукловоду, став у него за спиной и положив руку ему на плечо. Мальстен вздрогнул, в ту же секунду осознав, что аркал не ошибся ни в чем. Нити — само естество данталли, данный богами дар — сейчас были скованы страхом, не имеющим при том к расплате никакого отношения. С самого детства Сезар Линьи отучил Мальстена бояться боли, привил ему стойкость, выносливость, а вместе с тем внушил мысль, что силы демонов-кукольников можно и нужно применять во благо… но на деле все выходило совсем иначе.

— За последний год ты слишком привык к тому, что твой дар несет смерть, — вкрадчивым сочувствующим тоном произнес аркал, словно читая мысли Мальстена.

— А разве это не так? — прикрыв глаза, качнул головой данталли.

— Так, — уверенно отозвался Бэстифар. — Ты способен сеять смерть и быть глашатаем Рорх, как о тебе говорил Тео. Откровенно говоря, он дико раздражал меня этими высокопарными изречениями в дэ’Вере, — аркал усмехнулся, — но сейчас не о том. Я лишь хочу сказать тебе, что твой дар способен нести не только смерть. Ты можешь вообще делать с помощью своего дара все, что угодно! И здесь, в цирке, это особенно ценно. Ты просил меня посмотреть на моих артистов. Посмотри на них сам!

Бэстифар поравнялся с Мальстеном и обвел рукой арену.

— Что я должен увидеть?

— А что ты хочешь увидеть? — заговорщицки улыбнулся принц. — О том я и толкую, мой друг, ты можешь быть одновременно кукловодом и зрителем! Что мешает тебе полностью раствориться в представлении артистов малагорского цирка? Ведь что-то мешает! Уничтожь это. Преобрази. Сделай, что хочешь, покажи, что видишь. У тебя ведь есть такая уникальная возможность воплотить свое мироощущение в представлении, показать его всем, заставить каждого зрителя прочесть твои мысли! И не говори, что не хочешь этого! Я видел тебя при дэ’Вере, видел, как тебе хотелось праздновать победу вместе с солдатами Кровавой Сотни, потому что в момент победы ты упивался собственным успехом. То, что ты вытворял на поле боя, было искусством, которое не должно умереть с разоблачением анкордского кукловода!

Мальстен невольно поморщился, услышав это закрепившееся за ним прозвище.

— Я все еще не понимаю, какую идею при этом хочешь воплотить ты, — покачал головой данталли. Бэстифар снисходительно вздохнул.

— Я хочу увидеть, на что ты способен в той работе, для которой рожден, мой друг! С самого первого дня нашего знакомства я понял, что здесь твое место. И мне истово хочется, чтобы ты и сам это осознал. У меня нет для тебя пошагового плана, как и что делать. Этот план тебе не нужен! Задействуй свое воображение, и этого будет достаточно, чтобы привычный цирковой номер с трапецией заставил зрителя изумленно задержать дыхание, почувствовать, что он стал частью чуда. Частью твоего представления. Настоящего представления, Мальстен, которое не отпускает до конца. Которое заставляет ощущать целостность, видеть единение артистов, когда они двигаются не просто слаженно, а являются элементами большого циркового действа…

Мальстен вновь посмотрел на циркачей, принявшихся отрабатывать номер по второму разу.

Музыканты, стоящие чуть поодаль, рассеянно разглядывали партитуры и заинтересованно переговаривались. Когда нити коснулись их, они не поняли, отчего вдруг захотели взяться за инструменты, по какой причине начали играть…

— Вот так?.. — данталли задал вопрос с почти отсутствующей интонацией. Нити, выпущенные из его ладоней, накрепко связались с циркачами и музыкантами, и Мальстен почувствовал небывалый прилив сил. Его сознание будто растворилось в сознании артистов малагорского цирка. Он начал видеть несколькими парами глаз одновременно: глядеть в ноты, следить за напарниками по выступлению, чувствовать, когда нужно сделать рывок, как если бы этот рывок должен был сделать он сам, но сам он находился поодаль от арены в компании Бэстифара, который, задержав дыхание, смотрел на преобразившихся в единый механизм циркачей. Больше не было пауз, не было ни одного лишнего движения, не было ощущения, что люди, выполняющие опаснейшие трюки под куполом цирка, вообще нуждаются в страховке — казалось, что они не способны сорваться вниз.

Аркал изумленно замер, когда музыка, заготовленная для другого номера, вдруг вонзилась в каждую клетку его тела, разливая по венам приятное тепло и тут же сменяясь ледяной волной, вызывающей дрожь. Единение движений артистов и звука показалось привыкшему считать себя нечувствительным пожирателю боли столь пьянящим, что он невольно приложил руку к груди, с изумлением отметив, как сердце с силой ударило его изнутри.

Бэстифар завороженно наблюдал за небывалым коротким представлением своего гостя, с трудом напоминая себе дышать. Он не знал, сколько продлился столь внезапно преобразившийся номер, но молился всем богам Арреды, чтобы это не прекращалось. Казалось, даже свет принял участие в этом действе, подыграв воле Мальстена, хотя это и было невозможно. Надо думать, сам бог Мала решил посодействовать этому зрелищу и в нужный момент наслать быстрые облака, заслонив свет, или вновь обнажить солнечные лучи.

Из гипнотического оцепенения принца вывел голос данталли.

— Бэс?

Аркал встрепенулся, тут же расплывшись в победной улыбке.

— Как я вижу, ты быстро преодолеваешь свой страх, дело лишь в верной мотивации.

Мальстен едва заметно улыбнулся, отпуская нити.

— Кажется, я понял, что от меня требуется, — повел плечами он.

— Что ж, — прищурился аркал, — добро пожаловать на должность художника-постановщика малагорского цирка.

Глаза данталли заинтересованно блеснули — пожалуй, впервые с того момента, как Грат покинул Бенедикт Колер. Однако лицо его тут же подернулось тенью, и Мальстен поспешил отвести взгляд.

Бэстифар нахмурился, вокруг его ладони образовалось яркое алое сияние. Данталли шумно выдохнул: едва успевшая нахлынуть боль расплаты безропотно подчинилась воле аркала.

— Бэс, — предупреждающим тоном обратился Мальстен.

— Прости, мой друг, но я не могу позволить твоей расплате разрушить момент твоего триумфа, — пожал плечами принц, невинно глядя на кукловода. — Признаться, я начал искренне беспокоиться, что ты после дэ’Вера уже не выйдешь из этого мрачного состояния, и только сегодня я увидел на твоем лице проблеск искренней заинтересованности в жизни.

Данталли покривился.

— Ты хотел сказать, «заинтересованности в цирке»?

Бэстифар небрежно махнул рукой.

— Это одно и то же. Я лишь хочу сказать, что сегодня ты впервые перестал напоминать мне качественное творение некроманта и посмотрел вокруг живыми глазами. И я не позволю твоей расплате омрачить этот момент, — заметив осуждающий взгляд друга, пожиратель боли предупреждающе приподнял руку. — Не надо на меня так смотреть, Мальстен, я помню, как ты жаждешь независимости от моего вмешательства, поэтому я не вынуждаю тебя отдавать мне расплату. Но, чтобы она не мешала, пока я могу ее придержать.

Аэлин покачала головой и прерывисто вздохнула, когда ее спутник выдержал слишком долгую паузу, явно ознаменовавшую собой конец рассказа.

— Чем дольше я с тобой знакома, тем крепче убеждаюсь, что у тебя есть склонность находить себе весьма странных друзей, — хмыкнула она.

Мальстен передернул плечами.

— Оттого я и избегал этих рассказов, Аэлин. Я прекрасно понимаю, что разговоры о существе, в плену у которого находится твой отец, тебе неприятны.

Охотница задумчиво нахмурила брови. Трудно было не согласиться с данталли: стоило вспомнить о том, сколько лет Грэг Дэвери уже находится в плену в Грате, и Аэлин тут же обуревала волна злости на аркала. Однако в то же время в ее памяти возникал образ Шима из Сальди. Разумеется, тогда малагорский царь играл выбранную роль и изображал из себя простого селянина, однако при этом Аэлин не могла не отметить, что было в нем некое самобытное, особенное обаяние. Возможно, даже опасное и пугающее при ближайшем рассмотрении, но обаяние, которое нельзя было искоренить разыгранным спектаклем или же, наоборот, привить себе ради роли.

Для охотницы Бэстифар шим Мала словно бы разделялся на двух совершенно разных существ, одно из которых держало в плену ее отца, а другое вызывало невольную симпатию и живой интерес еще со времен Сальди. При этом Бэстифар проявлял доброту и заботливость — пусть и столь странную — по отношению к Мальстену, который за короткое время знакомства стал по-настоящему дорог Аэлин, в чем она смогла признаться себе лишь в хижине тринтелл.

Глубоко вздохнув, она, наконец, подобрала слова, чтобы ответить собеседнику, хотя в собственных чувствах так и не сумела разобраться до конца:

— Скорее, я просто никак не могу понять Бэстифара. Если собрать воедино все, что мне о нем известно, можно невольно сделать вывод, что у него весьма необычные моральные принципы. К одному и тому же человеку он может быть и жесток, и добр одномоментно, при том, совершенно не чувствуя границы между этими двумя проявлениями чувств. Собственно, ты — яркий тому пример.

Мальстен отвел взгляд в сторону. Аэлин продолжила:

— Не менее странные моральные понятия и у тебя, — хмыкнула она, — ты ведь искренне дорожишь Бэстифаром, несмотря на все то, что он с тобой сделал.

— У аркалов особая природа и особое мироощущение, это неминуемо оставляет свой отпечаток на каждом из них. При этом Бэса растила царская семья, где его ненавидели все жены царя, а каждый из братьев в той или иной мере опасался его: Бэстифар ведь был первенцем и одновременно пожирателем боли.

— Опасный конкурент в борьбе за трон, — кивнула Аэлин.

— Когда мы познакомились, Бэс говорил, что далек от притязаний на трон. Не знаю, что заставило его поменять мнение после того, как я сбежал из Малагории.

— Возможно, он подумал, что царская власть позволит ему быстрее найти тебя? — предположила Аэлин. Данталли скептически сдвинул брови.

— Вступать в борьбу за трон ради того, чтобы отыскать меня? Не много ли чести?

— Достаточно, учитывая то, какие силы он в итоге на это бросил, — пожала плечами Аэлин. — Хотя, впрочем, я не берусь судить. Ты, похоже, действительно знаешь о нем все, тебе не составляет труда понять, как он мыслит…

— Едва ли это так, — усмехнулся Мальстен, вновь переносясь воспоминаниями в тот день, когда согласился работать в цирке. — Мне кажется, в Грате все обстояло совсем наоборот: это Бэс знал меня, как свои пять пальцев, я же и вовсе не мог предугадать, как он поступит, о чем подумает, что скажет.

Охотница хмыкнула.

— Но все же, судя по твоему рассказу, ты понял, что он от тебя требовал в цирке, стоило тебе просто за это взяться.

Мальстен задумчиво пожал плечами.

— Прихожу к выводу, что Бэс просто был прав: я действительно годился для этой работы, только и всего.

Аэлин вздохнула и огляделась вокруг. Небольшая поляна, на которую вышли они со спутником, идеально подходила для короткого привала. Охотница решительно остановилась и кивнула недоуменно обернувшемуся на нее кукловоду.

— Мы в пути уже несколько часов, Мальстен. Я обещала, что после дома Тиссы буду устраивать привалы вовремя, и я готова начать исправляться прямо сейчас, — на ее лице показалась добродушная улыбка. — Место хорошее, можно расположиться ненадолго и отдохнуть, иначе слишком быстро устанем.

Мальстен, к удивлению Аэлин, улыбнулся в ответ, хотя секунду назад охотнице казалось, что от воспоминаний и разговоров о Бэстифаре ее спутник все больше и больше мрачнеет.

— Что ж, тогда сделаем небольшую остановку, — согласился он, тут же вопрошающе кивнув. — Возвращаясь к нашему разговору: кстати, далеко не все в труппе были рады, что ими будет управлять данталли. По крайней мере, поначалу.

Охотница изумленно приподняла брови, порадовавшись про себя, что Мальстен самостоятельно решил продолжить рассказ о цирке.

— Вы им сказали? Я думала, ты вполне мог управлять циркачами, никого не посвящая в это…

— Мог, — кивнул Мальстен. — Лично я так и предполагал, но Бэстифар был яро против. Он считал, что я должен действовать открыто для труппы, что артисты должны обо всем знать.

Аэлин поджала губы.

— Он не хотел, чтобы тебе снова пришлось управлять людьми тайно, как это было на войне? — понимающе кивнула она.

— Похоже, что так, — пожав плечами, подтвердил данталли, присаживаясь на толстую корягу под высоким деревом. Спутница опустилась рядом с ним и заинтересованно посмотрела ему в глаза. — Я был не в восторге от идеи сообщить все труппе в первый же день, но Бэс был сторонником быстрых и решительных действий. К тому же, пожалуй, он слишком долго ждал начала моей работы в цирке и не хотел снова что-то откладывать.

— Как же вам удалось убедить всех… принять тебя?

— Всех мы и не убедили, — невесело усмехнулся Мальстен, позволяя памяти вновь унести себя на шесть лет назад.

Невысокая девушка с черными, как смоль, волосами, забранными в высокий пучок, сложила руки на груди и с вызовом вздернула подбородок.

— В каком смысле он, — циркачка, прищурившись, кивнула на стоящего напротив труппы артистов и музыкантов данталли, — будет управлять нами во время представления? Раздавать указания? Участвовать в номерах? Поясните, Ваше Высочество.

Бэстифар снисходительно улыбнулся, склонив голову и направив на смелую девицу выразительный многозначительный взгляд.

— Нет, Ийсара, в прямом смысле этого слова. Я привел сюда своего друга, чтобы он в прямом смысле управлял моими артистами во время представлений. В цирке грядут большие перемены, и я хочу, чтобы моя труппа была об этом осведомлена.

Гимнаст, которого, как Мальстен успел запомнить из недавней речи принца, звали Райс, выступил чуть вперед, нахмурив брови и оттеснив девушку за свою спину.

— Ваше Высочество, при всем моем почтении, это шутка?

— Кто он такой? — вновь воскликнула Ийсара, выглядывая из-за плеча гимнаста. Похоже, она нисколько не боялась навлечь на себя гнев аркала. — Новый распорядитель? Артист?

Бэстифар, похоже, не спешил сообщить своей труппе о природе их нового руководителя: он ждал, что Мальстен сделает это сам. Данталли боковым зрением почувствовал на себе взгляд аркала и, тяжело вздохнув, выпустил невидимые для людских глаз черные нити, накрепко связав их с каждым присутствующим на арене циркачом. Заметив это, пожиратель боли, расплылся в предвкушающей улыбке.

— Ваше Высочество, позвольте задать вопрос, — склонил голову сухопарый малагорец, одетый в яркий расшитый черными и золотыми узорами костюм распорядителя. — Я плохо справлялся со своими обязанностями? При всем моем почтении, я считаю, что ничего не упускал: следил за безопасностью, не раз прорабатывал с вами свой текст в представлении… разве я не заслужил хотя бы шанса доказать свою…

Бэстифар усмехнулся, приподняв руку, чем призвал распорядителя цирка замолчать.

— Ты прекрасно справляешься, Левент, и у меня не было мысли заменять тебя, — примирительно отозвался принц, выжидающе взглянув на Мальстена. — Мой друг, как ты видишь, у многоуважаемых артистов к тебе очень много вопросов. Прошу, не заставляй меня выглядеть глупцом и пускаться в бессмысленные разъяснения. Наглядная демонстрация твоего таланта будет куда как лучше. Что скажешь?

Данталли поймал на себе полный вызова взгляд Ийсары и глубоко вздохнул, мысленно готовясь к тому, что после того, как он отпустит нити, труппа малагорского цирка разбежится в ужасе: суеверный страх перед демонами-кукольниками насквозь пронизывал, пожалуй, все земли Арреды, начиная с древних времен. Будь у него выбор, Мальстен предпочел бы управлять циркачами так же тайно, как он управлял Кровавой Сотней, однако теперь это было невозможно.

Наскоро представив себе, что можно показать, данталли незаметно для человеческого глаза потянул за черные нити, призывая заинтересованно наблюдающего за обсуждением перемен в цирке скрипача взяться за инструмент и приготовить смычок. Мальстен тут же ощутил страх своей марионетки: музыкант, чувствуя, что его руки вдруг начали действовать независимо от него, не на шутку испугался. Когда это произошло сегодня в первый раз, он решил, что принял неосознанное решение подыграть репетирующим артистам на трапеции, однако сейчас музыка была совершенно неуместной, и ничто не могло заставить скрипача заиграть, кроме, разве что….

Мальстен не позволил своей марионетке произнести ни слова, заставив лицо музыканта расслабиться и принять умиротворенное выражение.

Ийсара набрала в грудь воздуха, дабы сделать скрипачу замечание, однако так же, как и он сам, не смогла произнести ни слова. Вместо того ее тело подалось в сторону спущенной к самой арене трапеции. Два человека из технического состава, повинуясь воле кукловода, поспешили привести снаряд в действие — поднять трапецию почти под самый купол.

В несколько ударов сердец данталли заставил артистов расступиться, а остальных музыкантов — спешно направиться к своим инструментам. Пока Ийсара, исполняя на трапеции грациозные перевороты, срываясь с нее и в последний момент цепляясь одними ступнями за поднимающийся выше и выше снаряд под одинокий аккомпанемент скрипки, к номеру данталли подключились литавристы, начав отбивать отрывистый ритмический рисунок, удивительным образом сочетавшийся с протяжной мелодией скрипача. Как только трапеция оказалась на нужной высоте, небольшой оркестр малагорского цирка заиграл в полную силу, заставляя нервы каждого невольного зрителя напрячься, как струна.

Через ментальные сигналы, улавливаемые с помощью нитей, Мальстен чувствовал своих марионеток, видел их глазами. Он знал, что каждый из присутствующих здесь не может поверить тому, на что смотрит: Ийсара была хорошей гимнасткой, и все же ее движениям прежде была свойственна некоторая грубость, от которой нынче не осталось и следа. Раскачиваясь на трапеции, девушка ловила самые напряженные моменты мелодии и, ведомая нитями, успевала перевернуться вокруг перекладины, одновременно исполняя виртуозный «винт» с мастерством, которым не обладала и лучшая гимнастка цирка Риа.

— Вот, о чем я говорил, — восхищенным полушепотом произнес Бэстифар, не в силах оторвать взгляда от преобразившейся артистки.

Казалось, время замерло и растворилось в поставленном данталли номере.

В следующую секунду резкий музыкальный акцент сопроводил мастерски построенный обрыв, и Ийсара, грациозно вскинув голову, повисла на трапеции, держась за нее лишь одной ступней, а уже со следующим ударом сердца ей хватило одного рывка, чтобы вскочить обратно на снаряд и под постепенно стихающую музыку опуститься на арену.

Лишь в момент, когда номер закончился, а музыка смолкла, Мальстен сделал свое воздействие неощутимым для труппы, однако нити отпускать не спешил.

На несколько секунд на арене воцарилось тяжелое молчание, а затем раздался хлопок, за ним еще один и еще. Бэстифар разразился аплодисментами, и несколько ошеломленных артистов рассеянно вторили ему, боясь разгневать своего хозяина.

— Потрясающе, мой друг! Вот, о каких зрелищах шла речь в наших многочисленных разговорах. Ты умеешь поразить…

— Данталли! — обличительно воскликнул Райс, угрожающе сдвинув брови.

— Ты весьма проницателен, — с усмешкой кивнул аркал.

— Это же просто немыслимо! Ваше Высочество, вы хотите, чтобы иное существо управляло нами все представление?!

Бэстифар прищурился.

— Я слышу в твоем голосе суеверный страх, Райс, или мне показалось? Позволь тебе напомнить, что малагорским цирком уже не первый год управляет иное существо, и, если вам и нужно кого-то бояться, так это меня, — ладонь принца предупреждающе загорелась алым светом.

— Погоди, Бэс, — качнув головой, приподнял руку Мальстен, тут же переводя взгляд на высказавшего свое мнение циркача. — Пусть он скажет то, что хочет. Мы ведь не так хотели построить мою работу, помнишь? В таком случае участие должно быть добровольным.

Аркал криво улыбнулся, опуская ладонь, свет вокруг которой погас.

— Говори, Райс.

Гимнаст шумно втянул в себя воздух.

— Дело не в том, что по природе своей данталли — не люди, — замявшись, произнес он, глаза его забегали по труппе в поисках поддержки, — а в том, что мы все-таки артисты, а не марионетки! Я не согласен быть чьей-то куклой во время своего выступления, и, думаю, никто здесь не согласен.

— Это неправда, — вдруг возразила ему Ийсара, приблизившись к данталли и заглянув в его серо-голубые глаза, взгляд которых сейчас так мало походил на человеческий, а больше напоминал отстраненный взор Жнеца Душ. Прерывисто вздохнув, девушка кивнула, соглашаясь с собственными мыслями и продолжила. — Я хочу работать с ним.

— Ийсара! — не поверив собственным ушам, воскликнул Райс.

— Не ты был там, наверху, — покачала головой гимнастка, не отводя взгляда от демона-кукольника. — Не ты испытал то, что удалось испытать мне.

Мальстен кивнул, также глядя прямо в глаза циркачке.

— Я не ставлю номера бездумно, — негромко произнес он. — Я делаю лишь то…

— … на что мы способны сами, — с придыханием закончила за него Ийсара, и глаза ее восхищенно блеснули. — Самые смелые мои мысли и идеи, самые заоблачные мечты, которые я только могла вообразить там, на трапеции, ты воплотил. Почему со мной?

Девушка вновь с вызовом приподняла подбородок. Мальстен едва заметно улыбнулся ей.

— Я просто вижу, что ты можешь делать.

— Но не делаю. Потому что боюсь, — усмехнулась девушка, и слова ее не были вопросом. Данталли вновь отозвался кивком.

— Теперь бояться не нужно.

— Проклятье, Ийсара, ты сошла с ума? — едва подавляя злость, воскликнул Райс, всплеснув руками.

Музыканты вновь появились на арене. Большинство из них с подозрением или интересом косились на данталли, и лишь один — скрипач, заигравший в номере первым — решился приблизиться к кукловоду.

— Эта мелодия, — нахмурившись, громко произнес он. — Откуда ты ее взял?

Мальстен слегка развел руками, прикрыв глаза.

— Она ведь уже много месяцев была у тебя в голове, разве нет? Я подумал, она прекрасно подойдет этому номеру.

— Ты сам пишешь музыку? — изумленно спросила одна из артисток, с нескрываемым интересом глядя на скрипача. — Я не знала.

— Никто не знал, — с самодовольной улыбкой кивнул Бэстифар.

— Я и сам не… то есть, я… — музыкант смущенно опустил голову. — Я никогда прежде не решался сыграть ее. Мне казалось, она…

— Она прекрасна, — качнув головой, мягко отозвался данталли. — Надеюсь, ты простишь, что я решил ее задействовать?

Скрипач сумел лишь смущенно кивнуть.

Ийсара тихо кашлянула, вновь привлекая к себе внимание кукольника.

— И сегодня ты показал все, на что способна я?

Данталли заговорщицки прищурился.

— Ты себе даже не представляешь, сколько еще ты можешь, — качнул головой он. Девушка расплылась в самодовольной улыбке.

— Не представляю, — кивнула она. — Но очень бы хотела это узнать. У меня будут к тебе пожелания.

— Я весь внимание, — смиренно приклонил голову Мальстен.

— Я хочу сольный номер. Что-то, чего еще никто не исполнял.

— Сделаем, — с уверенностью пообещал кукловод, краем глаза поймав торжествующую улыбку Бэстифара.

— Риа никогда бы на такое на пошла, — с отвращением бросил Райс, тут же получив в ответ испепеляющий взгляд Ийсары.

— Что ты хочешь этим сказать?

— У нее достаточно таланта, чтобы выступать без помощи кукловода!

Девушка подалась вперед, тут же звонко ударив циркача по щеке, и Мальстен не стал ни сдерживать ее порыв, ни ослаблять удар.

— Риа — не самонадеянная дура, она поймет все достоинства такого выступления и уж точно не станет считать себя марионеткой, потому что поймет, что выступать будет не под контролем нового руководителя, а вместе с ним! Он воплотит в жизнь весь ее талант и при этом не даст получить травму, как это уже случилось с ней сегодня. Риа дальновидная и проницательная, чего не скажешь о тебе, упрямый ты осел!

На несколько невыносимо долгих мгновений на арене повисла тишина, нарушаемая лишь громким частым дыханием Ийсары.

Райс тоже громко вздохнул, с трудом удержавшись от того, чтобы приложить ладонь к раскрасневшейся от удара щеке.

— Ты сказал, участие должно быть добровольным? — строго спросил он, обращаясь к данталли. — В таком случае, на меня можешь не рассчитывать. Я не собираюсь быть чьей-то марионеткой.

Несколько артистов труппы согласно закивали, однако озвучить свои мысли по поводу нового постановщика не решился более никто. Мальстен понимающе развел руками.

— Воля ваша, я от своих слов не отказываюсь, — он обвел взглядом труппу и кивнул в подтверждение собственных слов. — Участие действительно должно быть добровольным. Для тех, кто останется: со своей стороны я могу гарантировать вам полную безопасность. У меня уже был опыт управления одновременно большим количеством людей и слежения за их сохранностью.

— В другом цирке? — уточнила Ийсара.

— На войне, — качнул головой Бэстифар, многозначительно оглядев циркачей. — Именно на поле боя мы познакомились, и я лично наблюдал за работой господина Ормонта. Спешу вас заверить: то, что он продемонстрировал сегодня — лишь малая часть того, что может показать малагорский цирк под его руководством.

Распорядитель Левент, молчавший до этого, сложил руки на груди, и, набрав в грудь побольше воздуха, решился, наконец, обратиться к кукловоду:

— Как можно говорить о безопасности людей, если управлять ими приходилось на войне? Во время сражения гибнет множество людей, кто дает гарантии, что кто-то погиб не из-за того, что был под контролем?

Взгляд Мальстена сделался холодным и колким, и Левент успокаивающе приподнял руки.

— Не хотел вас задеть, господин… Ормонт — верно же я услышал ваше имя? — но я должен был это спросить.

— Из моих людей во время сражения никто не погибал. За этим я следил, — отчеканил данталли.

— И ты просто отпустишь всех тех, кто захочет уйти? — прищурился Райс, на счастье Мальстена, пресекая новые вопросы распорядителя. Данталли кивнул.

— Как я и сказал, любой, кто хочет сейчас уйти, волен это сделать, — ответил он, бросив мимолетный взгляд на Бэстифара. Малагорский принц безразлично пожал плечами.

— Тогда я ухожу, — тут же отозвался Райс, развернувшись и направившись прочь с арены. Несколько циркачей, неуверенно перемявшись с ноги на ногу, через несколько секунд, последовали за ним, однако большая часть труппы осталась на месте.

Левент сокрушенно вскинул руки.

— У Райса были одни из самых ярких номеров, Ваше Высочество. Представление должно состояться через несколько дней, мы ни за что не найдем замену!

Бэстифар заинтересованно посмотрел на данталли.

— Мальстен? У тебя есть предложения?

Кукловод пожал плечами.

— Я понял, что должны делать эти артисты, я помню, как работают их тела. Если найти несколько физически развитых человек, они могут их заменить, я сумею управлять ими и не причинить им вреда.

Бэстифар задумчиво кивнул.

— Что ж, на первое время смогу дать тебе кого-нибудь из кхалагари, думаю, они сгодятся. А дальше… да хоть бы и людей с улицы сумеем найти, я верно тебя понял?

— Да.

— Что ж, хорошо, — аркал нетерпеливо потер ладони друг о друга. — Тогда, думаю, тебе есть, о чем поговорить с Левентом. Остальные — свободны!

С этими словами малагорский принц поспешил покинуть арену.

Бенедикту казалось, что успела пройти целая вечность с тех пор, как он вошел в кабинет старшего жреца головного отделения Красного Культа впервые, однако воспоминания об этом были живы, как если бы это произошло вчера. Лишь видимые изменения во внешности Карла Бриггера напоминали о том, сколько лет минуло с того дня, и время не соизволило пощадить старика — выглядел он так, будто вполне мог рассыпаться от слабейшего порыва ветра. С последней встречи со жрецом Колером Карл Бриггер заметно осунулся, волосы окончательно поседели, а взгляд сильно прищуренных глаз, вокруг которых собралось множество мелких морщинок, заметно потускнел.

«Неужто через два десятка лет и меня ждет подобная немощность?» — нервно усмехнулся про себя Бенедикт, подходя ближе к расположенному у окна просторного кабинета столу начальника и проклиная стрельнувшую болью поясницу, которая будто бы подтвердила его печальные мысли о неумолимо подкрадывающейся старости.

Киллиан Харт тенью держался подле своего наставника: стоило молодому человеку переступить порог кабинета, как он заметно притих. Кривая ухмылка, минуту назад не сходившая с его губ, рассеялась, словно утренний туман. Лицо его сделалось почти непроницаемым, и Бенедикт тут же понял, что ученик вновь погрузился в воспоминания, которые так часто мучили его в кошмарах: пожар в Талверте, бой с двумя данталли, приходившимися Киллиану сводными братьями, превращение матери в смертоносную марионетку, тяжелые ожоги — все, что предрекло его вступление в Красный Культ…

— Здравствуй, Карл! — нарушил тягостное молчание Бенедикт, подойдя вплотную к столу и почтительно склонив голову перед стариком. — Как здоровье?

— Не дождешься, — надтреснутым, но на удивление бойким голосом отозвался жрец Бриггер, улыбнувшись. — Рорх уже, пожалуй, заждалась меня на Суде Богов, но я не очень-то тороплюсь на встречу с ней.

Бенедикт пожал руку начальника, который в знак уважения поднялся с кресла и тут же тяжело опустился обратно. Колер усмехнулся.

— Думаю, уж с этой встречей и впрямь можно повременить, — сказав это, он мгновенно посерьезнел. — Но я спрашиваю не из простой вежливости, Карл. Выглядишь ты неважно.

— Доживи до моих лет! Я посмотрю, как ты будешь тогда благоухать здоровьем, Бенедикт, — нарочито ворчливо отозвался Бриггер, упрямо хмыкнув. — Если говорить начистоту, то и ты выглядишь паршиво. Таким измотанным я тебя еще никогда не видел.

— Помилуй, мы только с дороги, — отмахнулся Колер, отступая и позволяя начальнику внимательно рассмотреть своего спутника. — Ты, к слову, помнишь жреца Харта?

— На память я еще не жаловался, — скрипучим голосом отозвался старик, чуть прищурившись. — Помню, разумеется. Как не помнить! Смельчак из Талверта, которому пришлось доказывать свою человечность, порезав руку над моим столом. Громкая вышла история с его семьей.

— Неужели? — хмыкнул Колер. Руководитель Культа прикрыл глаза, чуть разведя руками.

— Часть западного Крона помнит ее по сей день.

Бенедикт склонил голову набок, внимательно посмотрев в глаза Бриггера.

— Странно, к слову, что я об этой громкой истории ничего не знал, пока Харт сам не поведал ее мне.

— Ты всегда слишком ревностно относился к службе, Бенедикт. Все знать и везде поспевать попросту невозможно, да и не нужно. История в Талверте не имела к тебе или твоим более важным делам никакого отношения, посему…

Колер вздохнул.

— Можешь не говорить загадками. Харт знает о Мальстене Ормонте, — кивнул он в сторону своего молодого спутника.

— Вот как, — изогнул бровь Карл Бриггер, заинтересованно поглядев на Киллиана. — И как же ты на это отреагировал, молодой человек?

— С пониманием, — спокойно выдержав взгляд старца, отозвался Харт. Бриггер хмыкнул и вновь, прищурившись, посмотрел на Бенедикта.

— Позволь угадать: ты хочешь записать его в свою команду?

— Для начала я хочу его обучить, как подобает. В Олсаде, если хочешь знать мое мнение, просто отвратительно готовят жрецов, они ни на что не способны…

— Да, я получил сообщение Урбена о смерти его людей. Но, насколько я понял из его весьма расплывчатого послания, всему виной в Олсаде была не неподготовленность жрецов, а чрезвычайные обстоятельства.

— Как раз об этом я и хотел с тобой предметно поговорить, — кивнул Бенедикт, невольно чувствуя, как учащается сердцебиение. Каждый день в дороге он мысленно готовил себя к этому разговору, не представляя, что услышит в ответ на свои вопросы. Глядя на Бриггера, Колер не видел в нем нервозности или взволнованности, какая, бывало, нападала на старшего жреца головного отделения, если доводилось попасть в неловкую ситуацию, и именно спокойствие начальника сейчас так настораживало Бенедикта… Если на деле все под контролем, и подобные прорывы данталли сквозь красное были прежде зафиксированы в отчетах Красного Культа, почему тогда он, Колер, ничего об этом не знал? Если же Карл попросту не осведомлен о возможностях этих монстров, стоит всерьез начать опасаться за его шаткое здоровье, потому что новость о способностях беглого анкордского кукловода будет поистине ошеломляющей.

— Догадываюсь, — вмиг посерьезнев, отозвался Бриггер, указывая Бенедикту на кресло прямо напротив стола. — И, чувствую, разговор будет непростой, поэтому лучше присядь. Жрец Харт, ты тоже. Стул у стены. Возьми его и сядь рядом с нами, — старик понимающе кивнул, глядя на Колера. — Я так понимаю, ты ведь не собираешься держать от него в тайне то, что здесь услышишь?

— Верно понимаешь, — отозвался Бенедикт, не в силах отделаться от дурного предчувствия.

— Что ж, так тому и быть. Начнем с того, что наши агенты в дэ’Вере в связи с этим случаем направили мне для тебя подробный отчет о семействе Дэвери. Я его отложил, сможешь изучить, когда сочтешь нужным…

Бенедикт нахмурился, не обрадовавшись перемене темы.

— Это подождет, — тяжело вздохнул он. — Карл, ты ведь получал все мои запросы о поднятии архивов Культа на предмет прорывов данталли сквозь красное?

Старик почти равнодушно кивнул.

— Разумеется. Все подобные запросы проходят через головное отделение. Тебе ли не знать, Бенедикт? К слову, все нужные сведения уже должны были прийти твоим людям в Олсад. Примерно представив себе, с какой скоростью работают Иммар и Ренард, три дня назад я отправил им через эревальну указ не распространяться о полученной информации, дабы не поднимать среди наших людей лишней тревоги. Урбен тоже получил такое указание.

Колер изумленно вскинул брови, не поверив собственным ушам.

— Будь я проклят! Ты знал?!

Киллиан, сидевший все это время без движения, невольно вздрогнул от резкого выкрика своего наставника.

— Не нужно этого обличительного тона, Бенедикт. О том, что прорывы данталли сквозь красное изредка случались, я, разумеется, знал. И, хотя сообщение Урбена Леона было, повторюсь, весьма расплывчатым, я прекрасно понял, что именно подобный прорыв послужил причиной смерти олсадских жрецов, — спокойно отозвался Бриггер, приподняв руку с призывом коллеги к спокойствию.

Колер громко выдохнул, с трудом справившись с нахлынувшей злостью.

— Потрясающая проницательность… — процедил он.

— Не горячись, — примирительно сказал старик, пожав плечами. — Поверь, мне это событие тоже видится весьма прискорбным, но такое случается, жрецы гибнут. Причем не только в момент прорывов сквозь красное. Существа, за которыми мы охотимся, и без того очень опасны, и каждый из погибших в Олсаде осознавал риск, когда вступал в Красный Культ.

— Верно, — подтвердил молчавший до этого Киллиан. — Но все мы считали, что цвет наших одежд для данталли непроницаем, это вбивали нам в головы во время обучения, а на деле выходит, что это не так.

Жрец Бриггер устало потер переносицу, глубоко вздохнув.

— Это так, — возразил он. — В большинстве случаев. Данталли прорывались сквозь красное не более десятка раз за последние триста лет, когда находились в крайне эмоциональном состоянии: во власти неконтролируемого страха или отчаяния. До подобного состояния доходили все демоны, бывавшие на наших допросах, но разве всем им удавалось совершить прорыв? — старик дождался, пока его оппоненты отрицательно покачают головами в ответ, и завершил свою мысль. — Как я уже упоминал, подобные прорывы происходят изредка.

— Настолько, что было решено об этом меньшинстве случаев попросту не сообщать? — угрожающим низким голосом произнес Бенедикт.

— Цитирую тебя: потрясающая проницательность, — невесело усмехнулся Бриггер.

Колер сжал руки в кулаки, резко поднявшись со своего места и упершись в стол начальника.

— Проклятье, Карл, и как это понимать?!

— Как превентивные меры против излишнего суеверного страха перед данталли, которым и без того пронизана вся Арреда. И пока эти меры, принятые, к слову, задолго до меня, приносили свои плоды. Наши жрецы и без того понимают, что борются с опасными существами, но они идут на этот риск, желая избавить мир от богопротивных тварей, и зачастую выходят победителями — красные одежды дают им достаточную защиту.

— Достаточную, но не полную, и об этом стоило предупредить! Нам с самого начала обучения вбивали в голову заведомо ложную информацию! — с жаром отозвался Колер.

— Поверь, если б все жрецы знали о возможности прорыва, они содрогались бы от страха перед каждым данталли и излишне осторожничали, даже там, где это не нужно, а практической пользы от работы всего Красного Культа было бы в разы меньше. Ты это понимаешь?

— Понимаю, — нехотя скрипнул зубами Колер. — Но хоть старшим жрецам ты обязан был сообщать о прорывах! В Олсаде ни Леон, ни даже я не были готовы к такому повороту событий!

Бриггер поджал губы и соединил подушечки пальцев.

— Некоторые старшие жрецы прекрасно осведомлены об этой проблеме.

— Но я в их число не вхожу? — прищурился Бенедикт.

— Не входишь, — кивнул старик. — По подобным случаям созывается специальная комиссия, состоящая из старших жрецов крупных отделений Культа…

— … вроде Хоттмарского…

— … с большим опытом…

— … вроде меня…

— … и меньше занятых в оперативной работе, Бенедикт, — стерпев то, что Колер неоднократно перебил его, закончил Бриггер, внимательно вглядевшись в пылающие гневом глаза собеседника.

На несколько секунд кабинет погрузился в звенящую тишину. Бенедикту казалось, что его бешено колотящееся сердце, каждый удар которого отдавался в висках, слышат все присутствующие.

— Я тебя верно понял: ты не говорил мне, потому что не хотел, чтобы я осторожничал на оперативной работе? — с трудом сохраняя голос ровным, спросил Колер.

Взгляд тусклых глаз Карла Бриггера сделался вдруг холодным и колким.

— Я не говорил тебе, потому что не видел в этом смысла. Что бы изменилось, знай ты об этих редких способностях данталли, Бенедикт? — с нажимом на слово «редких» спросил он. — Позволь предположить: твое возросшее с годами чувство справедливости заставило бы тебя разнести эту тревожную весть по всей Арреде, причем не только среди жрецов Культа. В итоге данталли стали бы предметом всепоглощающего ужаса — даже у мирного населения, и пользы от этого не было бы никакой. Это при том, что сам ты, памятуя о твоей манере вести дела, вряд ли бы всерьез осторожничал. Напротив, я уверен, ты бросался бы на охоту за этими существами с еще большим рвением, потому что смерти ты никогда не боялся, и те, кто следуют за тобой, тоже не боятся ее.

— То есть, и ты полагаешь меня обыкновенным обезумевшим фанатиком с факелом, который очертя голову несется за каждым данталли, стоит услышать донос? — прищурился Колер.

— Нет, Бенедикт, я полагаю тебя опаснейшим из таких фанатиков, потому что за тобой готова следовать целая толпа. Ты способен пойти на любой риск и положить все ради нашего дела, ты выбиваешь из данталли и их пособников всю возможную информацию на допросах, в этом тебе нет равных, и именно поэтому я не ставил тебя в известность. Подумай секунду: вот теперь ты знаешь о прорывах наверняка, знаешь, что они случаются. Что изменилось? — Бриггер почти сочувственно качнул головой. — Хочешь сказать, ты оставишь теперь из осторожности попытки добраться до того данталли, с которым столкнулся в Олсаде?

Колер устало опустился обратно в кресло, потерев занывшие виски.

— Не оставлю, но…

— Вот видишь? Что и требовалось доказать, — снисходительно улыбнулся Бриггер. — Я вижу, как ты расстроен, Бенедикт. Вижу, что эта новость стала для тебя ударом, и спешу напомнить тебе: твоя неосведомленность нисколько не умаляла твоей важности для Красного Культа все это время. Ты фактически незаменим, ты — самый известный жрец на Арреде, ты прирожденный лидер, но ты…

— … расходный материал, как и мы все, — тихо произнес Киллиан.

Бриггер нервно усмехнулся.

— Этого я не говорил.

— Даже если б вы сказали это мягче, сути бы это не изменило, разве нет? — парировал молодой человек с абсолютно невозмутимым выражением лица, краем глаза поймав многозначительный взгляд своего наставника.

— Почтения к старшим тебе жрец Леон так и не привил, юноша, — недовольно хмыкнул старший жрец Крона.

— Простите, жрец Бриггер, но сейчас уровень моего почтения к старшим соответствует ситуации. Видите ли, на подобную новость трудно среагировать с пониманием, — язвительно отозвался Харт.

— Двадцать четыре года… — устремив пронзительный взгляд на начальника, едва слышно произнес Бенедикт.

— Прости? — непонимающе переспросил Бриггер.

— Двадцать четыре года, Карл! Вот, сколько лет я отдал службе, лишь чудом минуя опасности нарваться на такого данталли! И ладно бы я подвергал этому риску себя одного, так ведь нет — за мной, как ты и сам отмечаешь, шли люди, которые были уверены в моих знаниях, в моей осведомленности…

— Брось, Бенедикт, — усмехнулся Бриггер, — ты всерьез переживаешь за свой авторитет в глазах команды? Они с тобой уже много лет, новость о твоей неосведомленности их преданность не подорвет.

— И много еще таких сведений, о которых я понятия не имею?

— На этот вопрос я не стану отвечать, и ты прекрасно знаешь, почему, — покачал головой старик, глубоко вздохнув. — Послушай, я понимаю, что сейчас ты стараешься обвинить меня в дезинформации. Что ж, я принимаю твои обвинения и признаю, что действительно не счел нужным сообщить тебе эти сведения о данталли. Теперь мы можем созвать комиссию, которая заставит меня уйти с поста, можем разругаться, можем повоевать, но на деле ты понимаешь, что я нужен тебе для поддержки и продвижения твоих нововведений, а ты нужен мне как лучший оперативный работник. В свете этого мораль нашего занятного разговора сводится к одному простому выводу: теперь ты обладаешь желаемой информацией, и на этом — точка. Больше ничего от этого не изменится.

Колер прерывисто вздохнул.

— Изменится, — возразил он. — Мне кажется, ты и сам не до конца понимаешь, какую опасность несет в себе эта информация. Пренебрежительное к ней отношение может стоить жизни множеству людей, и сейчас я говорю не только об опасности для наших оперативных работников — я говорю об опасности в мировом масштабе, Карл. Теперь пришло время подробнее рассказать тебе о происшествии в Олсаде, начиная с имени участвовавшего в расправе над жрецами демона. Это был Мальстен Ормонт.

Глаза старика изумленно распахнулись.

— Постой… анкордский кукловод прорвался сквозь красное?

— Представь себе! — криво ухмыльнулся Бенедикт. — Причем сделал он это не случайно и не в порыве страха или отчаяния. Он сделал это профессионально, устроил из этой расправы зрелище, превратил олсадских жрецов в послушных марионеток, схлестнувшихся друг с другом в смертельном поединке!

— Вот как… — выдохнул Бриггер, покачав головой и рассеянно уставившись в бумаги на своем столе.

— Вижу, ты впечатлен, — хмыкнул Бенедикт. — А ты ведь даже не видел, насколько естественным выглядело его представление! Клянусь всеми богами Арреды, Карл, если б я не видел этих жрецов днем ранее, я уверился бы в правдивости их ссоры. Ты можешь оценить сейчас масштаб катастрофы, мой друг? Можешь понять, насколько опасно то, что ты двадцать четыре года держал в тайне?

Старик нахмурился. Колер поднялся со своего места и, заложив руки за спину, начал мерить шагами кабинет старшего жреца головного отделения.

— Я не знаю, каким образом ему удалось научиться так мастерски прорываться сквозь защитный барьер. Не знаю, скольких человек в красном максимально он может контролировать, но знаю одно: за такой контроль анкордский кукловод должен будет расплатиться так жестоко, что вполне может не выдержать боли — особенно, если учитывать его работу с аркалом в прошлом. Вполне возможно, лишь поэтому он еще не явился прямиком в головное отделение Культа и не заставил нас всех единовременно перерезать себе горло!

Жрец Бриггер поморщился, невольно прокашлявшись и потерев шею.

— Ты всерьез полагаешь, что Ормонт на такое способен?

— Вы не видели, что он сотворил с моими коллегами из Олсада, — пожал плечами Киллиан, подтверждая слова наставника. — А я видел их тела. Да, анкордский кукловод способен на такое.

— Пока только его собственная расплата является на него управой, и это хорошая новость, если такая формулировка вообще допустима в сложившихся обстоятельствах, — задумчиво хмыкнул Бенедикт. — Но есть и плохая новость: сейчас Ормонт вместе со своей сообщницей направляется в Малагорию.

— Где живет аркал, который боль от этой расплаты может забрать… — сокрушенно прошептал Бриггер.

— Именно, — кивнул Колер. — Мне доподлинно неизвестно, в каких отношениях сейчас находятся малагорский монарх и Ормонт: есть подозрение, что между ними произошла крупная ссора. Этот вывод я сделал на основании того, что в деревне Прит, в Гинтаре, где мы с командой впервые за несколько лет вышли на след данталли, были найдены тела кхалагари.

Бриггер качнул головой.

— То есть, Бэстифар шим Мала хочет убить Ормонта?

— Похоже на то. Но не забывай: этот данталли — искуснейший кукловод, и у аркала перед ним защиты тоже нет. Добавь к этому то, что эти монстры во время войны были весьма дружны, и представь, как легко Ормонту с его умениями удастся затуманить разум пожирателя боли и вновь получить его покровительство!

— Это катастрофа… — выдохнул Бриггер.

— О том я и толкую, Карл, — Бенедикт остановился и внушительно посмотрел на своего начальника. — Это существо обладает огромной силой, оно опасно, и его нужно остановить.

— Как? — покачал головой старик, устало потерев виски. — Ты только что описал ситуацию, при которой у нас не находится на анкордского кукловода никакой управы. Перехватить его по дороге в Малагорию у нас не получится, так как ни у кого из жрецов нет от него защиты, и, даже если она существует, подготовить ее мы не успеем. А на том берегу Большого моря мы и вовсе лишены полномочий. Окажись Ормонт под защитой аркала вновь и приступи он к активным действиям против нас, мы окажемся беспомощны.

— Я так не думаю, — заговорщицки улыбнулся Бенедикт. — Знаешь, этот аркал давно был для нас серьезным препятствием из-за своей природы иного. Но, полагаю, эта самая природа может сыграть и нам на руку, если удастся убедить Совет, что пожиратель боли, силой захвативший трон и держащий ныне в страхе целую страну, явился причиной многих бед еще во время Войны Королевств.

Бриггер непонимающе покачал головой.

— Постой, я не совсем понял, какой совет ты имеешь в виду? Уж не Совет ли Восемнадцати?

— Именно его, — кивнул Колер.

— Ты хочешь… убедить Совет Восемнадцати объявить войну Малагории, чтобы свергнуть аркала с трона? Я правильно тебя понимаю?

— Не обязательно доходить до открытого объявления войны, вполне достаточно будет нескольких санкций и выдвижения соответствующих требований пожирателю боли. Что до военных действий — тут многое зависит от расстановки сил, которая мне пока неизвестна.

— Бенедикт, это безумие! Арреда только начала оправляться от Войны Королевств, сейчас никто не пойдет на такой шаг…

— Пойдет, если верно донести информацию. Если мы объявим, что Бэстифар шим Мала привел данталли в анкордскую армию в качестве своего шпиона, затем помог ему бежать и организовал прикрытие, позже узурпировал трон и ныне распространил в Малагории тиранию, которая вот-вот из-за берегов Большого моря явится и на материк, Совет Восемнадцати проникнется этой тревогой. Поверив в одного шпиона-данталли от Бэстифара шима Мала, правители Арреды примут и идею о том, что, к примеру, страшная Битва Кукловодов была делом рук обезумевшего от собственной жестокости аркала. Прибавь к этому то, что Малагория — богатая золотоносная держава, а руда, добываемая из гор Синтар — является основным компонентом лучшей стали на всей Арреде, и представь, как резко монархи озаботятся судьбой запуганных узурпатором граждан Обители Солнца и как захотят припомнить аркалу его прошлые преступления, — в устрашающих глазах Бенедикта зажегся нехороший огонек.

Бриггер глубоко вздохнул, задумчиво сдвинув брови.

— Только подумай, Карл, ведь только такой поворот событий поможет устранить это существо, которое столько лет мешало нам схватить опаснейшего данталли. В тандеме они могут привести к гибели всю Арреду.

— Здесь с тобой не поспоришь, — кивнул старик. — Но у Совета все же найдутся возражения. Бэстифар шим Мала — первенец почившего малагорского царя, и он имел право претендовать на трон. Даже если ты докажешь обратное, решится ли материк злить столь опасное существо? Положим, на это мог бы решиться Культ, это я могу устроить, но без поддержки Совета власти и сил у нас не хватит…

— Нападение — лучший способ защиты, Карл. К данному случаю это вполне подходит. Бесправность Бэстифара шима Мала я, разумеется, докажу, я умею убеждать людей. Как только Совет устрашится собственной судьбы, для них отойдет на второй план то, что в жилах аркала действительно течет царская кровь. Их будет волновать лишь то, что он бастард, который, если и имел право на трон, то наименьшее в сравнении со всеми своими рожденными в законных браках братьями. То, что иное существо, сошедшее с ума от собственной жестокости, управляет такой сильной страной, как Малагория, это само по себе безумие! Будь уверен, Совет пойдет на решительный шаг, взвесив все «за» и «против».

Бриггер устало потер глаза.

— Что ж, допустим. Ты также назвал одной из причин для активных действий то, что Бэстифар шим Мала организовал Ормонту прикрытие. Хочешь сказать, ты раскроешь Арреде правду, что анкордский кукловод еще жив?

— И сумею поднять соответствующую ситуации тревогу, — кивнул Колер. — Изменить легенду будет нетрудно.

Бриггер недоверчиво склонил голову.

— Даже если боги встанут на твою сторону, и тебе удастся убедить Совет, вопрос о том, как противостоять Ормонту, остается открытым. Он сумеет контролировать кого угодно, а значит, нам к нему не подобраться.

— Позволь мне для начала выяснить, что по этому поводу разузнали Ренард и Иммар. Несколько идей у меня имеется, но озвучивать их пока рано.

Старик глубоко вздохнул.

— Пусть и рано, я бы хотел их услышать.

— Для осуществления этих идей потребуются весьма необычные ресурсы…

— Какие? — нахмурился Бриггер.

Бенедикт сложил руки на груди и прищурился.

— Есть только одни существа, способные противостоять силам данталли от природы. Хаффрубы.

Старик изумленно вскинул брови.

— Хочешь отправить в Малагорию армию похитителей кожи?

— Нет, — усмехнулся Колер. — Эти твари опасны даже поодиночке, а в большом количестве и вовсе неуправляемы. Но я хочу… как бы это лучше сказать… позаимствовать их силы. Хотя бы на время.

Бриггер, прищурился.

— Боги, я ведь не зря полагал тебя безумцем! Как ты это себе представляешь? — беспомощно всплеснул руками старик.

— Пока единственная мысль, которая приходит мне в голову, это мысль о зелье.

— То есть, магия, — недоверчиво склонил голову Бриггер, — единственными представителями которой являются… в смысле, были некроманты, пока их не истребили.

Бенедикт осклабился.

— Так все же были или являются, Карл? Я ведь не просто так спросил, многого ли ты мне еще не сказал? Ты назвал мои идеи безумными, но мысль о хаффрубах тебя не удивила. Да и мысль о магии, как я погляжу, тоже, — Бенедикт медленно подошел к столу начальника и оперся на него руками, внушительно поглядев на старика. — Настало время выдать мне еще кое-какие сведения, мой друг. За весь наш разговор ты проявил удивление лишь раз, когда узнал о способностях Мальстена Ормонта, обо всем остальном ты был прекрасно осведомлен. Выкладывай. В Культе ведь имеются сведения и о гнездах хаффрубов, и о некромантах, так ведь?

Карл Бриггер неуверенно пожевал губу.

— Ты когда-нибудь бывал во Фрэнлине? — вздохнув, спросил он.

— Не доводилось.

— Фрэнлинское отделение Культа уже много лет передает в Крон отчеты о деятельности двух семей хаффрубов, давно поселившихся в городе. Горожане заключили с этими существами мирный договор, похитители кожи охотятся только за… странниками, местных не трогают.

Колер изумленно изогнул брови.

— И наши жрецы предпочли просто закрыть на это глаза?

— Ты не путаешь нас с охотниками на иных, Бенедикт? — недовольно проворчал Бриггер. — Хаффрубы — сильные стражи города, вдобавок, они умеют сотрудничать, приносят множество полезных сведений. Нашим людям при наличии мирного договора не было никакого смысла уничтожать этих существ.

— Ясно, — отмахнулся Бенедикт. — А некромант? Тоже есть на примете, как я понимаю? Много их, вообще, осталось?

Старик опустил голову.

— Немного. На материке у нас есть сведения только об одном. Знаем еще о троих: в Ярле, Каливере и Сарезоре, но с ними у нас нет как таковой связи.

— А с тем, что на материке, есть? — прищурился Колер.

— Его зовут Ланкарт. Представился только именем. Из всех известных нам некромантов он, если так можно выразиться, самый юный — практиковать начал, когда массовые гонения на магов смерти совсем стихли. Культ об этом узнал, направил жрецов для переговоров, и после совещания было принято решение позволить некроманту практиковать на определенной территории. Никому из монархов о его существовании не сообщалось.

Бенедикт криво ухмыльнулся.

— Позволь угадать: ему, разумеется, сказали, что гонения на него не начнутся, но он будет обязан оказать Культу посильную помощь по первому зову?

— На твоем месте я бы стер эту язвительную улыбку с лица, — недовольно сдвинул брови Бриггер. — Знания некромантов весьма обширны, и многие из нас были убеждены, что стирать их с лица Арреды полностью есть решение глупое и неверное. К слову, услугами Ланкарта до этого дня никто и не думал воспользоваться, ты — первый жрец, кому они понадобились.

Бенедикт примирительно приподнял руку, чувствуя, как его начальник начинает выходить из себя.

— Я понял тебя, Карл. К слову, в моем вопросе не было и намека на язвительность, ну да боги с ним! Итак, где я могу найти господина Ланкарта?

Бриггер вздохнул.

— Есть одна безымянная деревня в Карринге, в Сонном лесу, почти у самой границы с Нельном. На картах она не обозначена, но у нас есть ее точное расположение, — кивнул он, тут же изучающе посмотрев на Колера. — Намерен отправиться к нему?

— Как только закончу здесь дела с Советом. Надеюсь, я могу рассчитывать на твое содействие?

Старик кивнул.

— Сначала я хочу увидеть, как именно ты намереваешься работать с Советом. Представишь план действий, я свяжусь с членами комиссии, и тогда решение о том, оказывать содействие, или нет, будет принято. Пока я лишь могу сказать, что не буду препятствовать твоей работе, но о посильной помощи, особенно о денежных вложениях в столь рискованную операцию, говорить рано. Знай, если бы речь шла только обо мне одном, я бы поддержал тебя, но на мне ответственность за всю организацию, Бенедикт, и здесь скоропалительных решений принимать нельзя.

Колер плотно сомкнул челюсти, однако Бриггер кивнул и приподнял руку, заговорив раньше, чем Колер успел что-либо возразить.

— Думаю, на этом наш разговор следует завершить. Вам со спутником необходимо отдохнуть с дороги хотя бы несколько часов. А после — сможешь приступить к работе, как сочтешь нужным. Договорились?

Бенедикт глубоко вздохнул и согласился, поняв, что спор, начавшись, может в действительности затянуться надолго, а без нужных сведений от Ренарда и Иммара должной практической пользы это не принесет.

— Хорошо. Пожалуй, ты прав.

— Вот и славно. Ступайте. Ваша комната на третьем этаже, дежурный проводит вас, распоряжение у него имеется.

— До скорой встречи, — небрежно бросил Колер, направившись к двери.

Киллиан, поднявшись со стула, поспешил за наставником, попрощавшись со старшим жрецом головного отделения лишь коротким кивком.

Когда небо Грата с наступлением заката окрасилось в свою пламенную с розовыми проблесками гамму, Бэстифар неспешно переступил порог небольшого шатра, который занимали Райс и артисты его команды, часть из которых при сегодняшнем знакомстве с Мальстеном решили последовать примеру возмутившегося гимнаста и покинуть малагорский цирк.

Райс стоял ближе других ко входу в шатер и первым обернулся на звук шагов принца, тут же вздрогнув при виде него. Никогда прежде Бэстифар шим Мала не давал волю своим силам иного в отношении артистов, но сейчас решившие уйти циркачи не имели ни малейшего понятия, будет ли аркал столь же милостив с ними.

— Ваше Высочество, — почтительно кивнул Райс, отступая на шаг от нежданного посетителя.

— Как я погляжу, вы не стали тянуть со сборами, — констатировал принц, сложив руки на груди. Голос его казался спокойным или даже равнодушным. Похоже, некоторые артисты именно так и восприняли тон Бэстифара, а потому заметно расслабились, однако Райс не мог прогнать недоброе предчувствие, притаившееся внутри и заставлявшее его нервы натягиваться подобно струне.

— Мы… подумали, что не стоит более злоупотреблять вашим гостеприимством, — со всем должным почтением отозвался Грийр, младший брат Райса. Из всех присутствующих здесь он первым поддержал инициативу взбунтовавшегося против данталли гимнаста и решил также покинуть малагорский цирк.

Бэстифар понимающе кивнул.

— Что ж, ваше решение на моем гостеприимстве не сказалось бы никоим образом, — с добродушной улыбкой развел руками он, чем вновь заставил Райса нахмуриться: нечто в этой самой улыбке — неуловимое, неявное — отчего-то по-настоящему пугало, хотя внешне принц не демонстрировал ни агрессии, ни злости, ни даже недовольства или простой обиды в отношении покидающих его труппу артистов.

— И все же мы не хотели стеснять вас… — повел плечами Грийр.

— Глупо было тянуть с уходом, Ваше Высочество, — чуть прищурившись, склонил голову Райс, с напускным спокойствием выдерживая взгляд аркала. — Кукловод, который вполне мог превратить нас в вечных марионеток, любезно отпустил нас и позволил самим решать свою судьбу. Стоит поспешить, пока он не передумал.

Пожиратель боли заинтересованно посмотрел на циркача. Райс сглотнул тяжелый ком, подступивший к горлу от этого пронизывающего взгляда. Пара секунд молчания, повисшего в шатре, когда никто из артистов был не в силах даже пошевелиться, казалось, растянулась на несколько застывших вечностей, и, лишь когда Бэстифар, наконец, нарушил тишину, время возобновило ход.

— Знаешь, Райс, ты ведь довольно давно работаешь в моем цирке. Когда вы с братом только пришли, я успел повидать более умелых артистов, чем вы двое, однако взять в труппу решил именно вас. Знаешь, почему?

Циркач напряженно качнул головой, понимая, что не может позволить себе издать ни звука, ведь голос его — он знал — при первом же слове пронзит предательская дрожь. Аркал криво ухмыльнулся и кивнул.

— Мне пришлась по вкусу ваша с братом манера держаться. Особенно твоя. Ты всегда был смельчаком, Райс. Новатором. Бунтарем. Если честно, мне нравилось наблюдать, как именно эти твои качества толкали тебя к совершенствованию твоего мастерства. Однако эти самые качества неизменно сопровождала несокрушимая гордыня. Ты всегда чувствовал себя мастером, Райс, и тебе показалась невыносимой одна лишь мысль, что тобою во время представления будет руководить кто-то другой. Даже не так: тебе претила сама идея, что кто-то может знать лучше тебя, как сделать представление зрелищнее и насыщеннее. Это жадность и самовлюбленность, мой дорогой друг, и эти качества ты привил всем тем, кто уходит с тобой.

Циркач едва заметно побледнел и напрягся сильнее прежнего.

— Ваше Высочество, я чувствую себя весьма глупо, — нервно усмехнулся он. — Я понимаю все слова, которые вы произносите, но, мне кажется, не слышу, что именно хотите ими сказать.

Бэстифар улыбнулся: реакция артиста, похоже, была именно той, на которую он надеялся. Или рассчитывал — трудно было судить наверняка.

— Ты всегда умел подобрать наиболее точную формулировку, — кивнул принц. — Это также было одним из моих любимых качеств в тебе. Я хочу сказать, что мне горько расставаться со столь ценными людьми…

— Ваше Высочество, при всем нашем почтении, — покачал головой Райс, — о том, чтобы работать в цирке под контролем данталли, для нас не может быть и речи.

— Я знаю, знаю, — примирительно приподнял руку аркал. — Я вовсе не собирался просить вас остаться. Напротив: теперь я и сам считаю, что это невозможно.

Райс недоверчиво изогнул брови, беспомощно обведя глазами своих друзей, однако ни в ком из них не нашел подсказки, как реагировать на слова принца.

— Вы всецело продемонстрировали, насколько вам претит идея работать под контролем данталли. Даже если бы вы решились остаться теперь, я не сумел бы принять вас обратно: Мальстен счел бы такую работу недобровольной, а я бы каждый раз думал о том, сбежите вы после очередного представления под покровом ночи или нет. Знаете ли, мне не нравится занимать свое время подобными размышлениями, особенно с завидной периодичностью.

Райс прерывисто вздохнул: предчувствие, что ждать от пожирателя боли не следует ничего хорошего, еще отчетливее застучало в его висках.

— Но переживать вам не придется, — многозначительно кивнул он, напомнив, — мы ведь уходим.

— Верно, — аркал нарочито задумчиво поджал губы, тут же вновь растянув их в улыбке — на этот раз невеселой. — Но здесь у нас возникает другая проблема, друзья. И она касается не только вас.

Выждав несколько мгновений, Бэстифар, задумчиво соединив подушечки пальцев, принялся неспешно расхаживать по шатру из стороны в сторону.

— Скорее, эта проблема касается нашего кукловода. Мальстена. Видите ли, иногда он проявляет жесткость там, где надо проявить милосердие, и наоборот: недавно он собирался лишить жизни сильно насолившего ему человека, и я этому помешал, потому что с той смертью могло быть сопряжено много проблем. Сегодня же он проявил милосердие и позволил вам уйти из цирка, а ведь за этим также неизбежно последует множество неприятностей. Слухи, которые вы можете распространить, к примеру, за границами Грата или даже за границами Малагории, могут существенно навредить моему дорогому другу, а этого мне допустить никак нельзя. К тому же я хотел, чтобы о работе нашего художника знала труппа, но не вся Арреда.

Глаза всех присутствующих циркачей округлились от резко накатившего опасения.

Райс набрал было в грудь воздуха, чтобы возразить, но тут же повалился наземь, подавившись собственным вскриком, когда ладонь аркала засияла алым светом. В следующую секунду остальные отпущенные Мальстеном на волю циркачи также упали замертво.

Сияние вокруг руки пожирателя боли тут же погасло, и он изумленно замер, пытаясь осознать, что видит перед собой шесть безжизненных тел. В мыслях его все еще мелькало возможное развитие этого разговора: долгие уверения в том, что Райс и его команда пообещают никогда никому не рассказывать, почему ушли из малагорского цирка; затяжной спор о том, что данное обещание не будет подкреплено никакими гарантиями (кроме, разве что, отрезанных языков, однако при том, что Райс и часть его друзей были обучены грамоте, Бэстифар на такое бессмысленное зверство был идти не готов); утомляющие мольбы о пощаде и неизбежно следующий за этим финал. Изменять свое решение аркал не планировал — он изначально шел в этот шатер с определенными намерениями, утвердившимися в тот самый момент, когда Райс и часть его команды сказали свое последнее слово на арене. И все же в мыслях принца в свете столь стремительного развития событий осталась некоторая незавершенность, от которой было весьма непросто избавиться. Возможно, виной этому чувству послужила столь быстрая смерть циркачей? Ведь обыкновенно договаривать свои мысли пожирателю боли приходилось уже в процессе воздействия, перекрикивая стоны, вырывающиеся из груди жертв. А на этот раз все обстояло иначе.

Бэстифар был искренне удивлен, что убил «дезертировавших» артистов так быстро, лишь передав им на секунду ту самую расплату, которую впервые забрал у Мальстена в дэ’Вере. Люди были неспособны даже несколько мгновений переносить столь сильную боль, и Бэстифар невольно поражался тому, сколь сильной выдержкой наделены данталли — особенно Мальстен Ормонт, который, испытывая такие страшные муки, думал лишь о том, чтобы не привлечь внимание криком.

Размышления принца прервал неожиданно вошедший в шатер командир кхалагари Отар Парс.

— Ваше Высочество, если позволите… — начал он, осекшись на полуслове при виде остекленевших глаз мертвых циркачей. В следующую секунду он выхватил из ножен меч и приготовился к атаке некоего неизвестного противника, который мог угрожать представителю царской семьи.

Бэстифар поджал губы, разведя руками.

— Отар, — произнес он, кивнув в знак приветствия, — ты вовремя. Оружие можешь убрать.

Командир кхалагари недоуменно уставился на принца, однако уже через мгновение поспешил выполнить приказ.

— Что здесь произошло?

— Весьма досадное событие, — пожал плечами Бэстифар, — повлекшее за собой смерть этих замечательных артистов. А теперь необходимо убрать отсюда их тела и похоронить, как подобает. Я надеюсь, ты и твои люди, Отар, поможете мне организовать эти похороны без особенного шума? Не хочу, чтобы безвременная кончина этих чудесных циркачей стала достоянием общественности: пусть люди запомнят их живыми.

Командир кхалагари нахмурился, вновь вглядевшись в лица мертвецов.

— В своей жизни я повидал достаточно погибших… — задумчиво произнес он, — но редко видел в их глазах выражение такого мучительного ужаса. Позволите спросить, кто сделал это с ними?

Бэстифар равнодушно повел плечами.

— Это сделал я, Отар. Эти люди были предателями и представляли угрозу.

— Угрозу? Ваши артисты? — изумленно приподнял брови Парс. Впервые за годы существования малагорского цирка он услышал от принца подобное заявление в адрес кого-то из труппы.

— Мне казалось, я выразился достаточно ясно.

Несколько мгновений прошло в напряженном молчании.

— Желаете, чтобы я позже доставил вам остальных циркачей для допроса? — помрачнев сильнее прежнего, спросил командир кхалагари.

— Нет, в этом нет необходимости, — качнул головой принц.

— Вы уверены, что больше угрозы не представляет никто из них, Ваше Высочество? — с искренним участием поинтересовался Отар.

— Уверен.

— А ваш… гость?

Аркал прищурился, глядя в серьезные глаза командира кхалагари. Отар Парс, узнав о том, какого гостя и откуда привел принц, сразу отнесся к кукловоду настороженно, хотя суеверным страхом по отношению к данталли никогда не обладал. Бэстифар не придавал враждебности к Мальстену со стороны Отара или Кары особого значения, однако сейчас подозрительность командира кхалагари неприятно удивила его.

— Поясни, мой друг, — нарочито миролюбиво произнес аркал.

— Циркачи всегда были вам верны, Ваше Высочество, — почтительно склонив голову, отозвался Отар. — Лишь с приходом Ормонта в них обнаружилась некая угроза. Я не верю в подобные совпадения, учитывая, что ваш друг — искусный кукловод.

Бэстифар поморщился и приподнял руку, призывая подчиненного замолчать.

— Отар, ты рассуждаешь неверно, потому что предвзят к Мальстену. Сегодня мой гость был представлен циркачам открыто, и некоторые из них не поддержали идею участвовать в его постановках. Мальстен любезно отпустил их в любом желаемом направлении, однако я счел это решение опрометчивым. Эти люди не подчинились моему указанию и могли разнести ненужные слухи о малагорском цирке и о Мальстене в частности. Я же поклялся своему другу, приведя его сюда, что огражу его от всевозможных неприятностей. Собственно, это я и сделал. И сейчас вместо того, чтобы тратить время на действительно важные дела, я трачу его на этот бессмысленный разговор с тобой.

Отар встрепенулся и вновь почтительно склонил голову.

— Прошу простить, Ваше Высочество.

— Все в порядке, — улыбнулся Бэстифар, направившись к выходу из шатра. — Кстати, Отар, когда закончишь, мне понадобится шестеро крепких, но не грузных кхалагари. Райса и его команду придется заменить, и люди на замену нужны хорошо физически развитыми. Думаю, на первое время кхалагари подойдут идеально.

Отар изумленно округлил глаза, и аркал расплылся в нарочито невинной улыбке.

— Сделаешь? — вопрошающе кивнул он.

— С-сделаю, Ваше Высочество.

— Чудно! — самодовольно бросил Бэстифар и поспешил покинуть скрипящего зубами от возмущения подобной просьбой Отара Парса.

Мальстен не заметил, как на Грат опустилась тьма. Ночь окутала вечно бодрствующий город мягким сизым покрывалом, и на улицах шумно заголосили те, кто предпочитал проводить время вне дома исключительно под покровом темноты. Грат не спал, Грат шумел, словно пребывая в извечном празднике, и звуки, доносящиеся с улицы, заставили Левента, рассказывавшего Мальстену особенности некоторых старых номеров команды Райса, умолкнуть и выглянуть в окно.

— Великий Мала, уже глубокая ночь! Похоже, мы с вами, господин Ормонт, не заметили, как долго уже обсуждаем программу. У меня совершенно пересохло в горле.

Данталли понимающе усмехнулся: за этот «разговор», если времяпрепровождение с Левентом можно было так назвать, Мальстен едва ли успел сказать пару слов. Вот уже более получаса, кукловод водил карандашом по листу бумаги, выводя очертания сцены будущего номера, который он заготовил для Ийсары. В разных уголках листа то и дело появлялись схематичные изображения разных артистов со своими предполагаемыми номерами, которые Мальстен так живо представлял, и, видят боги, эта программа значительно отличалась от той, о которой Левент толковал уже несколько часов подряд, рассуждая и сокрушаясь сам с собой по поводу ухода Райса и части его команды.

— Итак, на чем мы остановились? — обратился к кукловоду распорядитель представлений. Мальстен пожал плечами.

— Вы рассказывали мне об одном из старых номеров Райса на трапеции, — со скучающим видом отозвался он. Левент тяжело вздохнул.

— Я понимаю, что вам эта беседа кажется несущественной, господин Ормонт, но дело в том, что я знаю, как зритель реагирует на выступление Райса. То были одни из самых зрелищных номеров, и я надеюсь, вы придумаете, чем их заменить. Для этого я хочу дать вам всю информацию, чтобы вы обладали представлением о целой картине…

Мальстен кивнул, развернув изрисованный набросками лист к распорядителю.

— Я уже, можно сказать, все придумал, — отозвался он, поведя плечами. — Понимаю, вам эти бессвязные рисунки вряд ли многое расскажут, но в них я заключил напоминание для себя, что именно хочу сделать в следующем представлении.

Левент нахмурился, заинтересованно окинув лист бумаги взглядом.

— Позволите взглянуть?

— Разумеется, — Мальстен протянул наброски распорядителю, поднялся со стула и направился к окну, прислушиваясь к звукам ночного Грата. Некоторое время прошло в молчании, затем Левент вновь обратился к данталли, изумленно разглядывая рисунок.

— Простите, я верно вас понял: вы хотите, чтобы в этом номере артистка работала в воздухе? — спросил он, указывая на один из набросков.

Мальстен отвлекся от ночного Грата, бегло взглянул на рисунок и кивнул.

— Верно.

— Я не совсем понимаю, на каком снаряде вы хотите это осуществить, господин Ормонт. В нашем цирке ничего подобного нет. Вы где-то видели такое?

— Нет, — улыбнулся Мальстен. — Именно поэтому я подумал, что смотреться будет интересно. Я предполагаю здесь два широких полотна слаботянущейся ткани, подвешенных к куполу цирка. На них гимнастка может отработать весьма зрелищный сольный номер.

Левент заговорщицки улыбнулся.

— Вы обещали нечто подобное Ийсаре?

— Именно, — кивнул Мальстен. Распорядитель приподнял руки.

— Что ж, господин Ормонт, я прошу простить мое волнение: теперь я понимаю, что оно напрасное. Пожалуй, вы со своим новаторским взглядом на цирк вполне справитесь с подготовкой представления и без меня. Я лишь хотел бы знать свой текст…

— Я предоставлю его вам в кратчайшие сроки, — пообещал данталли.

— Благодарю. Что ж, в таком случае не смею вас больше задерживать. Представляю себе, как успел утомить вас за сегодняшний день, — виновато улыбнулся он.

— Что вы, — примирительно качнул головой данталли, — это был важный разговор.

Левент криво усмехнулся, с благодарностью принимая снисхождение кукловода.

— Доброй ночи, господин Ормонт.

— И вам, — бросил Мальстен уже в дверях и поспешил выйти из комнаты.

Идя по коридорам дворца, данталли невольно размышлял над тем, как может распорядитель цирка, подогревающий интерес публики во время представлений, быть столь неинтересным собеседником в обычной жизни.

Раздумья кукловода прервал вышедший из-за угла Отар Парс. Едва не налетев на командира кхалагари, Мальстен вовремя сделал шаг назад, когда клинок хмурого малагорца выскользнул из ножен и угрожающе указал острием в шею данталли.

— Командир Парс, — хмыкнул Мальстен, внимательно глядя на меч, — людям во дворце следует вести себя осторожнее: каждый, кто выходит из-за угла, похоже, рискует нарваться на ваш клинок.

Несмотря на то, что командир кхалагари с первого взгляда признал в случайном встречном гостя принца, прятать оружие он, похоже, не собирался.

— Далеко не на каждого я направлю меч, Ормонт, — прищурился Парс. — Только на тех, за кем приходится убирать трупы.

Мальстен непонимающе нахмурился.

— Убирать трупы? Вы явно что-то перепутали, командир. Я не…

— Да, знаю, ты лично никого не убил, — угрожающе сдвинул брови Парс. — Ты сделал это руками Его Высочества, и не надо притворяться, что не понимаешь, о чем я говорю.

Данталли почувствовал, как кончики пальцев рук медленно начинают холодеть, догадавшись, к чему может клонить малагорец.

— Гимнасты?.. — спросил он севшим голосом.

— Говорю же: не трудись отыгрывать удивление, Ормонт, — усмехнулся Отар. — Я не твой зритель, я тебя вижу насквозь. И я никогда не поверю, что кукловод, управлявший целой сотней человек во время войны, настолько наивен. Наш принц не видит в тебе опасности, он по какой-то причине взялся защищать тебя, и я даже готов смотреть на это сквозь пальцы, пока действия Его Высочества, навязанные тобой, не вредят ему самому. Каким бы необузданным характером ни обладал принц, он — Мала, член священной правящей семьи Малагории, и я поклялся защищать его любой ценой. Ты для него опасен, Ормонт, и я не спущу с тебя глаз. Имей это в виду!

Не говоря больше ни слова, Парс убрал меч и зашагал прочь по коридору, оставив Мальстена в одиночестве.

Данталли замер, оторопело глядя вслед командиру кхалагари, оба сердца забились быстрее в его груди, тело попеременно обдало волнами холода и жара.

Через несколько секунд, когда Отар Парс скрылся из виду, Мальстен, не помня себя, почти бегом направился в покои Бэстифара. Принц встретился ему чуть раньше, у самых дверей в комнату Кары.

— Бэс! — резко окликнул данталли, чувствуя, как неровный перестук сердец отдается в висках.

Аркал обернулся и невинно улыбнулся, кивнув другу.

— Мальстен. Левент только что оставил тебя в покое? Сочувствую…

— Бэс, надо поговорить, — нахмурился данталли.

В дверях показалась одетая в легкий зеленый шелковый халат хозяйка покоев, одарив кукловода испепеляющим взглядом.

— Мальстен, — прищурилась она, — ты, кажется, позабыл о нашем недавнем разговоре? Или просто снова потерял свою комнату?

Бэстифар снисходительно улыбнулся своей любовнице и примирительно кивнул, вновь повернувшись к данталли.

— Мой друг, это, наверняка, может подождать.

— Нет, не может, Бэс. Нужно поговорить. Сейчас, — последнее слово демон-кукольник произнес с особым нажимом.

Несколько мгновений аркал изучающе смотрел в горящие глаза данталли, пытаясь понять, что могло его так разозлить. Так и не сумев найти достойного объяснения, пожиратель боли глубоко вздохнул и повернулся к женщине, стоявшей в дверях.

— Кара, милая, будь любезна, подожди меня несколько минут в комнате.

Она возмущенно округлила глаза, однако тут же совладала с собой и, нарочито холодно хмыкнув, развернулась и захлопнула дверь изнутри. Бэстифар потер переносицу и выжидающе сложил руки на груди.

— Что ж, мой друг, надеюсь, это того стоит. Излагай. Только, желательно, быстро.

— Может, это ты мне хочешь кое-что рассказать? — прищурился данталли, также сложив руки на груди и уставившись на аркала испепеляющим взглядом. — Ты решил строить новый цирк на костях его артистов?

Пожиратель боли изумленно приподнял брови.

— Вот это заявление на ночь глядя…

— Не делай из меня идиота, Бэс! Ты думал, я не узнаю о том, что гимнасты мертвы? Только сегодня ты убеждал меня, что мой дар может приносить не только смерть, и в этот же день собственными руками убил шестерых циркачей, которых я отпустил, потому что они не захотели быть марионетками!

Бэстифар понимающе склонил голову.

— Вот оно, значит, как… — задумчиво пробормотал он. — И кто же тебе проболтался? Отар или те, кто помогал убирать тела?

— Проклятье, Бэс, какое это имеет значение? — всплеснул руками Мальстен. — Зачем ты это сделал?

Аркал примирительно приподнял руку и качнул головой.

— Так, друг мой, для начала остынь, — усмехнулся он. — И давай разберемся по порядку, хорошо? Во-первых, лично твой дар смерти никому не принес. Принес мой, и я считаю, что это совершенно тебя не касается.

— Что?! — нервно подрагивающим голосом воскликнул Мальстен. — Ушам своим не верю! Бэстифар, это касается меня напрямую! Я обещал циркачам — прилюдно обещал — что никого не трону, если они решат уйти.

— Ты и не тронул, — криво ухмыльнулся аркал. — Не понимаю, в чем проблема. Ты ведь свое обещание сдержал.

— Но ты не сдержал свое, — прищурился данталли. — Ты поддержал меня, когда я сказал, что участие должно быть добровольным, и…

— И все, кто нынче согласились участвовать в твоих представлениях, сделали это по доброй воле, разве нет? — осклабился пожиратель боли в ответ.

— Так не пойдет, Бэс, — решительно покачал головой Мальстен. — Не на такую работу в цирке я соглашался тогда, в Кальтце.

Аркал глубоко вздохнул.

— Тогда, в Кальтце, если позволишь напомнить, мы вовсе не обсуждали такие тонкости. Тогда мы говорили исключительно о том, что ты попробуешь проявить себя в качестве постановщика и уйдешь, если ничего не получится. У тебя вышло, и ты получил работу. Какое из условий, оговоренных тогда, я нарушил?

Мальстен прерывисто вздохнул, сжав руки в кулаки. Бэстифар шагнул к нему, продолжая неровно ухмыляться.

— Что до тех, кто не согласился работать в новом цирке, я вовсе не подтверждал им от своего имени твое обещание. Я не говорил, что никого не трону. Эти люди ушли, потому что их не устроили новые порядки, и те слухи, которые они могли разнести, покинув Грат или Малагорию, неминуемо должны были повлечь за собой серьезные проблемы.

— Ты убиваешь каждого, кто скажет тебе хоть слово поперек? — обличительно бросил Мальстен. Бэстифар закатил глаза.

— Поправь меня, если я неправ, но ты, вроде как, еще жив. Хотя ты — тот еще любитель перечить мне. И Бенедикт Колер, будь он проклят богами и людьми, тоже, хотя его я убил бы с превеликой радостью. Однако его смерть могла повлечь за собой куда больше неприятностей, поэтому я подавил в себе это желание и тебе не позволил совершить ошибку, — аркал внимательно заглянул в глаза данталли и склонил голову набок. — А на будущее, дабы пресечь подобные споры, спешу тебе напомнить, что каждый из этих артистов о моей природе аркала и личности, скажем так, вспыльчивой и властной был осведомлен с самого начала, тем не менее, они приняли правила игры на моей территории. И ты их принял, когда согласился приехать сюда. Не скрою, ты находишься на особом счету, но циркачи — мои подданные, и то, как я с ними поступаю, тебя не касается.

Мальстен прищурился, качнув головой.

— Это подданные твоего отца, Бэс, не твои, — многозначительно произнес он, тут же получив в ответ обжигающий взгляд аркала.

— Все, что происходит в цирке, — медленно процедил принц сквозь зубы, — к моему отцу не имеет никакого отношения, как и ко всем остальным. Я дал тебе бразды правления во время представлений, в эти моменты арена — твоя, однако в остальное время цирк — только моя территория, Мальстен. Ни ты, ни малагорский царь, ни весь Совет Восемнадцати, не в праве указывать мне, как вести себя на ней, тебе ясно? Некоторое время в коридоре царила тишина. Затем Бэстифар все же решился нарушить ее первым.

— Во время войны я успел неплохо тебя изучить, — хмыкнул он. — Сейчас ты, скорее всего, молча развернешься и уйдешь. Этой же ночью соберешь вещи и покинешь Грат. Ты не привык находиться в том положении, в которое я тебя поставил, я это знаю. И, пожалуй, я уже сделал все, чтобы спугнуть тебя.

Мальстен глубоко вздохнул.

— Ты действительно хорошо меня знаешь, — невесело усмехнулся он.

— Значит, сбежишь? В какую-нибудь глушь на материке?

— А ты пошлешь за мной группу кхалагари, чтобы убить, потому что я не принял твою позицию?

Из груди Бэстифара вырвался нервный смешок. Он устало потер глаза и прислонился спиной к стене, покачав головой, на губах показалась невеселая усмешка.

— Ты действительно думаешь, что я на это способен?

— Я понятия не имею, на что ты способен, Бэс, в этом-то и проблема, — вздохнул данталли, отходя к противоположной стене и тоже прислоняясь к ней спиной.

— Выходит, я действительно поторопился с Райсом и его людьми. В итоге я останусь и без гимнастов, и без постановщика. Мой цирк понесет большие убытки, представление придется отменить.

Мальстен криво улыбнулся.

— Не понесет твой цирк никаких убытков, успокойся. Я не уйду.

— Вот оно, значит, как? — недоверчиво приподнял глаза Бэстифар. — А говорил, я хорошо тебя знаю.

— Хорошо, — кивнул данталли.

— В чем подвох?

— Ни в чем.

— Так, значит… — аркал прищурился и продолжил после недолгой паузы. — Просто забудем об этом?

— Я никогда не одобрю таких методов, что бы ты мне ни говорил по поводу своей территории и отношений с артистами. Слишком много смертей уже пришло на Арреду посредством моего дара. Я не хочу, чтобы так продолжалось и дальше, чьими бы руками это ни творилось, Бэс, ты должен это понимать.

— Допустим, — кивнул принц.

— Поэтому, если ты сделаешь нечто подобное снова, я действительно не останусь в цирке. Теперь мне придется взять с тебя обещание, что ты не тронешь никого, кто решит поступить так же, как Райс и его люди. Иначе я работать не смогу. Что скажешь?

Аркал нервно передернул плечами, из груди вновь вырвался короткий смешок.

— Дожили! Мой гость ставит мне условия и дает мне испытательный срок в моем собственном цирке.

Мальстен нахмурился.

— Мы договорились?

Бэстифар махнул рукой и кивнул.

— Бесы с тобой, Мальстен, договорились. Даю слово, что больше ни один артист, что решит покинуть труппу, не пострадает от моей руки. Надеюсь, слова тебе достаточно? Или составишь бумажный договор?

Данталли невесело усмехнулся.

— Рад, что мы поняли друг друга, Бэс.

— Рад он, — закатил глаза аркал. — Скройся, будь так добр! Если у тебя закончился поток претензий ко мне, то мне пора за эту дверь — выслушивать новый.

Мальстен нервно усмехнулся и, не ответив принцу, направился к своим покоям.

— Знаешь, когда тобой овладевают неприятные воспоминания, это сразу бросается в глаза, — улыбнулась Аэлин, обгоняя спутника.

— Просто задумался. Даже толком не помню, о чем, — тут же отозвался Мальстен, стараясь отогнать назойливые образы прошлого.

Охотница недоверчиво прищурилась.

— А это еще одна твоя характерная черта. Когда ты хочешь солгать, то отзываешься моментально и делаешь голос нарочито бодрым. А до этого можешь не произносить ни слова несколько часов к ряду, как, впрочем, это и было с последнего привала. Скажешь, я ошиблась?

Данталли тяжело вздохнул, тут же невольно усмехнувшись и подумав, что за недолгое время их знакомства, эта женщина успела довольно хорошо изучить его, умудрившись при этом толком не раскрыть себя.

— А вот теперь мысль была приятная, — оценивающе поглядев на спутника, заключила Аэлин.

— Что ж, похоже, скоро ты начнешь читать меня не хуже Теодора, — с улыбкой кивнул Мальстен. Охотница виновато отвела взгляд.

— Прости, — качнула головой она. — Я снова лезу не в свое дело, а ты, пожалуй, слишком деликатен, чтобы открыто мне на это указать.

Данталли снисходительно склонил голову.

— У меня и в мыслях не было тебе на это указывать. Я говорил вполне серьезно: ты хорошо изучила мои привычки, мне трудно от тебя что-то скрыть, — он пожал плечами, глубоко вздохнув. — Поэтому не вижу смысла это делать. Ты была права, я вспоминал один из эпизодов своего прошлого в Грате.

Аэлин поджала губы, отчего-то постеснявшись расспросить о случае, пришедшем в голову спутнику.

— Я мог бы рассказать тебе этот эпизод, но прихожу к выводу, что каждый мой рассказ о Грате, к сожалению, лишь запутывает твое представление о Бэстифаре. То, что я могу о нем поведать, все равно создаст лишь более обманчивое впечатление, чем то, которое ты сама о нем составила, встретив его в Сальди.

Охотница понимающе кивнула.

— Позволь угадать: каждому твоему рассказу о Бэстифаре находится продолжение, выставляющее его не в лучшем свете? И ты считаешь, что я начну по-настоящему ненавидеть его?

— У тебя в дальних родственниках точно не было аггрефьеров? — усмехнулся Мальстен, прищурившись.

— Нет, насколько я знаю, — Аэлин вернула своему спутнику усмешку. — То есть, я права? Ты боишься, что я возненавижу Бэстифара?

Данталли глубоко вздохнул, мгновенно посерьезнев.

— Я знаю, что ты имеешь на это полное право в свете пленения твоего отца, но, видят боги, я бы весьма этого не хотел, — отозвался он. — Вряд ли я сумею найти верные слова, чтобы объяснить, это.

— Я, пожалуй, могу это понять. Вполне объяснимо, что ты не хочешь ненависти к тому, кто тебе дорог, со стороны кого бы то ни было, — развела руками охотница.

— Это верно, да, — пожал плечами Мальстен. — Но это не всё. Знаешь, я ведь с каждым своим рассказом прихожу к выводу, что так и не сумел узнать Бэстифара. Так и не сумел понять многое из того, чем он руководствовался, как мыслил, во что верил. Тогда, в Грате временами я по-настоящему боялся его: Бэстифар бывал жестоким и непредсказуемым, его действия были стихийны и не поддавались никакой логике. Или… попросту не поддавались моей. Иногда Бэс казался мне безумным, но заглядывая в его глаза, я не видел в них безумия: Бэстифар всегда отдавал себе трезвый отчет во всем, что делал. А несколько раз я приходил в настоящий ужас, понимая, что начинаю — каким-то непостижимым, немыслимым образом — действовать и рассуждать так же. Это, пожалуй, стало одной из причин моего бегства из Малагории: я боялся стать похожим на Бэстифара. Я за многое его осуждал, многого не понимал и не хотел понимать, но при этом… при всем, что он делал и чем жертвовал, как это ни безумно звучит, по мне, он не заслуживает, чтобы его ненавидели. Проклятье, я не представляю себе, как передать это, чтобы это не звучало полным бредом!..

— Я понимаю, — улыбнулась Аэлин. — Вы и впрямь были дружны. Мне даже отчасти ясно, что при всей своей странной расстановке приоритетов Бэстифар чистосердечно заботился о тебе. Хотя постичь природу этой заботы мне, наверное, не дано.

— Как и мне. И все же я не могу сбросить со счетов все то, что Бэс для меня сделал.

— Как и все то, что он сделал с тобой. Из-за него твоя расплата чудовищна…

— Такова цена за согласие на помощь аркала, — вздохнул Мальстен, устало потерев переносицу. Аэлин поджала губы.

— Я вижу, что ты испытываешь к этому существу весьма противоречивые чувства. Ты одновременно обвиняешь его и оправдываешь, дорожишь им и опасаешься его. Ты боишься вновь встретиться с Бэстифаром, но в душе отчаянно этого хочешь. Одновременно признаешь и не принимаешь его безумие.

Мальстен нервно усмехнулся.

— Проклятье, Аэлин, ты всерьез умеешь читать мысли?

— Здесь не нужно ничего читать, Мальстен, — мягко отозвалась охотница, — мне эти чувства вполне понятны, потому что я их пережила.

Данталли прищурился.

— Неужели тебе удалось сделать такие выводы по одной только встрече с Бэстифаром в Сальди?

—Нет, — качнула головой она, — Бэстифар здесь ни при чем: все эти чувства я пережила по отношению к тебе.

— Ох… — только и сумел выдавить данталли.

— И, как видишь, с этим вполне можно жить, — неловко передернув плечами, кивнула Аэлин, заговорив нарочито бодрым голосом. — Так что можешь не бояться рассказывать мне о Бэстифаре. Даю слово, я сделаю все, чтобы по-настоящему его не возненавидеть.

Киллиан вошел в комнату, отведенную для них с наставником, и застал Бенедикта сидящим на койке у небольшого окна и глядящим на сгущающиеся над Сельбруном сумерки. По подоконнику с важным видом, то и дело взмахивая перепончатыми крыльями, из стороны в сторону расхаживала эревальна.

Едва успев улыбнуться при виде деловитого существа, Киллиан тут же посерьезнел, неведомым шестым чувством уловив подавленное состояние своего наставника, не потрудившегося даже обернуться в сторону молодого жреца, когда тот вошел в комнату.

Мгновенно почувствовав себя непрошеным гостем, Харт глубоко вздохнул и заговорил, стараясь скрыть ощущаемую неловкость за напускной бодростью:

— Никогда не думал, что от несвежей одежды и от невозможности помыться могут так путаться мысли. Зато теперь чувствую, что могу рассуждать абсолютно ясно. Стоило лишь принять ванну и переодеться в чистое.

Колер обернулся к молодому жрецу и кивнул, едва заметно дернув губами в подобии улыбки, но тут же вновь погрузился в свои раздумья. Киллиан присел на койку напротив наставника.

— К слову, я был весьма удивлен, когда вновь примерил повседневные одежды жреца, — с усмешкой продолжил он. — Выходит, за какие-то восемь дней пути от рясы можно отвыкнуть. Дорожное одеяние мне теперь, похоже, ближе…

Старший жрец Кардении отозвался лишь очередным коротким кивком и вновь уставился в окно. Эревальна, заметившая его движение, замерла и тотчас же взмахнула крыльями, издав мурлыкающий звук.

— Бенедикт, — со вздохом окликнул Киллиан, привлекая к себе внимание наставника. — Мне уйти? Похоже, сейчас я больше похожу на непрошеного гостя, чем на вашего спутника.

Колер вновь посмотрел на ученика, устало потер руками лицо и громко вздохнул.

— Нет, — задумчиво произнес он и повторил, возвращаясь, наконец, из своих мыслей в реальный мир. — Нет, уходить не нужно. К тому же, если б мне так требовалось уединение, уходить должен был бы я. Это ведь и твоя комната тоже.

Молодой человек едва заметно усмехнулся.

— Как вы? — участливо спросил он. Бенедикт качнул головой.

— Успел изучить материалы по семейству Дэвери и послушать сообщение от Ренарда и Иммара. У них есть некоторые дельные мысли по поводу того, как отсечь Мальстена Ормонта от его способностей, и, пожалуй, я с ними соглашусь.

Киллиан воодушевленно приподнял голову.

— Стало быть, у нас есть способ убить его?

— Да, — вновь задумчиво отозвался Колер, — можно использовать это и так. Но, честно признаюсь, у меня на Ормонта имеются несколько другие планы.

— Вы хотите взять его живым? — изумленно спросил Киллиан. Бенедикт усмехнулся.

— Что тебя в этом так удивляет?

— Но ведь вы знаете, как он опасен. Вы рассказывали, на что он способен, да я и сам видел, что он сотворил со жрецами в Олсаде! И после этого…

— Именно поэтому я намереваюсь взять его живым, Киллиан, — кивнул старший жрец Кардении, многозначительно посмотрев на ученика. — Ормонт — самое опасное существо, которое я когда-либо встречал. Он управляет людьми, невзирая ни на какую защиту, и управляет, не побоюсь этого слова, мастерски, как не мог ни один данталли до него. Я должен понять, почему ему это удается и как, дабы в будущем предотвратить появление подобных монстров.

Харт недоверчиво приподнял брови.

— Хотите ставить на нем опыты? Уже знаете, какие?

— Думаю, с этим мне разобраться помогут, — хмыкнул Бенедикт в ответ.

— Та самая комиссия, про которую говорил жрец Бриггер?

— Нет, — нахмурился Колер. — Этих людей я к делу Мальстена Ормонта приобщать не собираюсь. Думаю, мне окажет помощь некромант Ланкарт, про которого рассказывал Карл. Уверен, ему будет интересно поучаствовать в опытах над данталли.

Киллиан непонимающе нахмурился.

— Откуда вам это знать?

— Ты ведь мало читал о некромантах, так? — ухмыльнулся Бенедикт. Получив в ответ лишь хмурый взгляд ученика, он кивнул. — Один род его занятий говорит о том, что ему нечто подобное будет интересно. Некроманты издревле были жадными до знаний, они обожали разбираться с тем, как все устроено. Уверен, этот Ланкарт — не исключение.

— И все же гарантий у вас нет, — повел плечами молодой человек.

— Вижу, после разговора с Карлом у тебя появились сомнения в моей интуиции, — с невеселой усмешкой отозвался старший жрец. Киллиан вздохнул.

— Нет, в том-то и дело. Я боюсь, как бы эти самые сомнения не появились у вас и не заставили вас действовать более импульсивно и непродуманно.

Бенедикт недоуменно приподнял бровь.

— Поясни?

— Я потому и спросил, как вы. Меня интересовали не столько дела и успехи, сколько именно ваше душевное состояние. Разговор со жрецом Бриггером стал для вас потрясением, Бенедикт, и не притворяйтесь, что это не так.

Колер криво ухмыльнулся в ответ. Смерив дерзкого ученика оценивающим взглядом, он, выждав несколько секунд, кивнул.

— Что ж, не стану этого отрицать. Пожалуй, сейчас это будет попросту глупо.

— Это уж точно, — хмыкнул Харт.

— Все-таки в одном Карл был прав: в уважительном общении со старшими ты за время работы в Олсаде ни капли не преуспел.

— Я считаю, что жрец Бриггер был прав далеко не только в этом, — многозначительно заглянув в глаза Бенедикта, сказал Киллиан. Поняв, что наставник не собирается говорить в ответ ни слова, молодой жрец продолжил. — Он также был прав и в том, что даже с этой новой информацией, которой вы теперь обладаете, ваше рвение по отношению к поимке данталли никак не изменится. Возможно, оно даже возрастет, и сейчас, слыша, что вы говорите про опыты над Мальстеном Ормонтом, я в этом только убеждаюсь. Насколько я успел выяснить, вы всегда были правдистом, Бенедикт, и самоотверженным бойцом…

— Я был идиотом, который полагал, что хорошо знает своего врага, — невесело усмехнулся Колер.

— Вот, — всплеснул руками Харт. — Вот об этом я и говорю! Вы начали сомневаться в собственной интуиции и в себе самом. Не смейте этого делать, слышите? Потому что, если вы сейчас поддадитесь этому порыву, сможете полноправно называть себя идиотом, и вас будет даже не за что поправить.

Бенедикт изумленно уставился на ученика, устало хмыкнув.

— Не много ли ты себе вольностей позволяешь, жрец Харт? Не боишься отправиться обратно в Олсад за дерзость?

— Бросьте меня запугивать, жрец Колер, — с особой язвительностью надавив на звание своего наставника, отозвался молодой человек, — если бы моя манера поведения вас по-настоящему нервировала, вы бы отправили меня назад еще на полпути в Крон. Не время сейчас напоминать мне о своем посте старшего, я ни на секунду не забывал, кто вы, а вот вы сами, похоже, забыли.

Бенедикт сложил руки на груди, губы растянулись в неровной оценивающей улыбке.

— Вот как?

— Да, — шумно выдохнул Киллиан и, выждав несколько секунд, заставил себя заговорить тише. — Вас знают едва ли не во всех уголках Арреды, вы мастер своего дела и вы лучший среди того расходного материала, на который Культу в его высших слоях наплевать.

Колер нервно усмехнулся.

— У тебя весьма интересный способ подбадривать.

— Я и не собирался вас подбадривать. Жрец Колер, которого я успел узнать, в этом не нуждается, — ученик вернул наставнику усмешку. — Повторю: я хочу напомнить вам, кто вы есть. Тот Колер, которого я знаю, понимает, что заработал себе славу самого жестокого палача Арреды, и готов нести эту славу, хотя никогда не желал ее. Одно ваше имя, Бенедикт, вызывает ужас и может заставить людей если не полностью поверить в идеи Красного Культа, то хотя бы соблюдать составленные им правила. Люди слушают вас, потому что опасаются кары, которую вы можете принести в их дом. Вы — живая легенда, уже сослужившая свою службу нашей организации, и для власть имущих кругов Культа мало что изменится, если вы станете мертвой легендой — для них ваше имя после Ста Костров Анкорды будет вечным знаменем, а на вас самого им наплевать так же, как на остальных жрецов. Не говорите, что не знали этого.

Колер устало вздохнул.

— Знал, разумеется. Более того, я понимал, что Культ стремится не столько полностью избавить Арреду от данталли, сколько держать их количество под контролем, дабы для жрецов всегда находилась работа. Само собой, это никогда не произносилось вслух, но это ведь и без слов ясно. Я понимал, что среди тех, кто выбирает в нашей организации оперативную деятельность, действительно многие гибнут, и это жертвы, на которые Культ идет, чтобы существовать.

— Но вы никогда не думали, что сами можете оказаться одной из этих жертв? — поджал губы Киллиан.

— Не совсем так, — качнул головой Бенедикт. — Я, как и все, осознавал риск. Но мне казалось, что после всех дел, которые мы с Карлом обсуждали, после нашей операции в Анкорде, я вошел в некий круг посвященных в Культе, которым известно все о данталли. Мне и в голову не приходило, что столько сведений держится в секрете не только от новичков, но и от старших. И ладно бы в эти секреты не посвящали руководителей, вроде Урбена Леона, который палец о палец не ударил для поимки данталли за все время своей работы! Но ведь это держали в секрете от меня, который полжизни отдал борьбе с этими тварями. Особые сведения о данталли, о гнездах иных существ, о некромантах — все это было давно известно какой-то тайной комиссии, члены которой большую часть службы провели в теплых кабинетах своих отделений, как Урбен Леон. Никому из них не приходилось ночевать в лесах, переезжать с места на место… уверен, большинство из них и допрос-то никогда не проводило!

— Но ведь когда вы стали старшим в Кардении, у вас тоже был шанс иметь такую жизнь, разве нет? — приподнял брови Харт.

Бенедикт тяжело вздохнул.

— Похоже, ты не совсем правильно меня понял, Киллиан. Я не завидую оседлым жрецам и условиям, в которых они живут. Да, я имел возможность остановиться и разместиться в хоттмарском отделении с комфортом, но я не смог бы так жить. Оперативная работа привлекает меня намного больше, и, пусть сейчас от усталости я готов проклинать ее, через пару дней отдыха я готов буду взвыть от скуки. Ренард полагает это болезненной склонностью к трудовой деятельности, — на лице Колера на миг показалась усмешка.

— Он в чем-то прав, — повел плечами Киллиан, неловко улыбнувшись. Затем, вздохнув, он внимательно посмотрел на своего наставника. — Что ж, то есть, вы не желали другой судьбы?

— Не желал, — кивнул Бенедикт, опустив глаза. — Тут дело совсем в другом. Просто крайне прискорбно осознавать, что человек, который обучал меня нашим идеям, проводил мои вступительные испытания и издал указ, наделяющий меня особыми правами, не дал мне достаточных знаний о противнике, с которым мы боремся. И это после всего, что я сделал. Выходит, Карл косвенно пытался поспособствовать моему превращению в «мертвую легенду».

— Вы ожидали большего доверия? Или, может, большей бережности по отношению к себе после Ста Костров? — прищурился Киллиан.

— Скорее, меньшего лицемерия после стольких лет службы.

— Что ж, сейчас вы это получили. И все же вас это гнетет.

— Безразличие людей, которых полагал близкими, угнетает любого, Киллиан. Уж кому, как не тебе это знать? — серьезно отозвался Бенедикт. Молодой человек глубоко вздохнул.

— Я не говорю, что не понимаю вас, — покачал головой Харт. — Я понимаю. Пожалуй, как никто другой. Всю свою жизнь я положил на то, чтобы стать братом Оливеру и Марвину, но каждый раз натыкался лишь на стену безразличия или враждебности. Даже когда я узнал, что моя мать для них — всего лишь послушная марионетка, я попытался решить дело разговором с ней, предостережением. Я до последнего не хотел видеть в своих братьях монстров, хотя ощущение опасности усиливалось с каждым днем. Я знаю, каково вам, Бенедикт. По-человечески — знаю. Но, к сожалению, ваша репутация оставляет вам куда меньше прав быть человеком, чем кому бы то ни было другому.

Несколько мгновений Колер молчал, внимательно глядя на своего ученика, затем тихо устало посмеялся.

— А у тебя талант к проникновенным речам, ты в курсе? — усмехнулся старший жрец, потерев переносицу. Киллиан осклабился.

— У меня хороший учитель, — отозвался он и продолжил, тяжело вздохнув, — Бенедикт, я хочу сказать лишь, что о вашей человеческой природе, о ваших чувствах очень легко забыть. Я полагаю, что жрец Бриггер забыл, потому что все эти годы вы преподносили себя определенным образом.

Колер нервно усмехнулся, вспомнив собственные слова, которые бросил в лицо Урбену Леону, когда тот, исходя злобой, отчитывал хоттмарскую команду за смерть пятнадцати олсадских жрецов.

— Я понял тебя, Киллиан. По сути, ты пытаешься сказать мне, чтобы я взял себя в руки и вел себя, как подобает старшему жрецу моего уровня.

Харт отрывисто хохотнул.

— И не говорите, что на этот раз я не пытался быть деликатным.

— Что ж, попытка засчитана. Но тебе предстоит еще много работать над собой, — с улыбкой отозвался Бенедикт, и Киллиан облегченно вздохнул.

— Кажется, я начал снова узнавать вас, — он кивнул и погладил расхаживающую по подоконнику эревальну по голове. — Итак, стоит теперь обсудить ваш дальнейший план?

— Нет, — хитро прищурился Бенедикт. — Планы будем обсуждать завтра. Сегодня был до ужаса долгий день, Киллиан, и сейчас я ощущаю себя очень уставшей и дурно пахнущей живой легендой, которая слишком заработалась.

Харт подавился смешком. Колер кивнул.

— Я думаю, сегодня стоит, наконец, позволить себе отдохнуть. Нам обоим. Эти восемь дней пути совершенно выбили нас из сил, и проспать от сумерек до рассвета — лучшее, что мы сегодня можем сделать. Располагайся, отдыхай, а я пойду, приведу себя в надлежащий вид и последую этой же рекомендации. Работа наша начнется с завтрашнего дня.

— Это лучший приказ, что я слышал от вас с момента нашего знакомства, — кивнул Киллиан, потерев простуженную шею.

— Не привыкай к этому, таких будет немного, — деловито бросил Бенедикт и поспешил выйти из комнаты.