Сети Культа

Глава 4. Меньшее зло

Генерал Эллард Томпс, хмуро сдвинув брови, наблюдал, как анкордский правитель, нервно заложив руки за спину, меряет шагами небольшую комнату в западном крыле замка. Проходя в этот кабинет запутанными путями, давний друг короля предчувствовал, что его здесь ждут недобрые вести: Его Величество приходил сюда для уединенных разговоров со своими доверенными лицами по делам исключительной важности или большой секретности. На этот раз помимо двух участников разговора, в комнате присутствовал еще один субъект — сонно мурлыкающая эревальна, только что передавшая в Чену сообщение из Сельбруна от старшего жреца головного отделения Красного Культа.

Если верить информации, которую передавали из Крона, Бенедикт Колер намеревается заручиться поддержкой Совета Восемнадцати для фактического нападения на Малагорию и свержения с трона ее нынешнего царя Бэстифара шима Мала. Карл Бриггер дал понять, что аркал представляет угрозу как союзник Мальстена Ормонта, о котором недавно пришла информация, резко поднимающая уровень опасности этого существа. По последним донесениям анкордский кукловод сейчас направляется в Грат, где вновь сумеет заручиться покровительством малагорского царя и обрести военную поддержку, что может привести к распространению тирании данталли на всей Арреде. В своем письме, которое должно быть скорейшим образом разослано правителям Совета Восемнадцати, Бенедикт Колер ясно дает понять, что этой катастрофы допустить нельзя. Он собирается просить у Совета выделить воинов, чтобы отправиться в Малагорию, при этом обещает, что наделит этих воинов способностью сопротивляться как губительным способностям аркала, так и нитям данталли.

Бриггер отправил в Чену срочное сообщение, считая своим долгом известить Рериха Анкордского первым о малагорской операции. Каких-либо вопросов о том, собирается ли монарх, санкционировавший печально известные Сто Костров, поддерживать Колера, или нет, старший жрец головного отделения Культа не задал, однако Эллард Томпс чувствовал, что именно в поисках ответа на этот невысказанный вопрос король и позвал его сюда.

Несколько долгих минут прошли в тягостном молчании, нарушаемом лишь эревальной. Затем генерал глубоко вздохнул и хмуро воззрился на Анкордского правителя.

— Если Вы желаете знать мое мнение, Ваше Величество, это катастрофа. Колер собирается обнародовать весть о том, что Мальстен Ормонт жив, здоров и опасен, что грозит очередным ударом по репутации Анкорды. Мир только начал оправляться от этой истории, а Совет — забывать о случившемся…

— Я все это знаю, Эллард, — кивнул Рерих, невесело улыбнувшись. — Но знаю я и то, что фактически Бриггер связывает меня по рукам и ногам. Что бы я ни предпринял, что бы ни решил, мы оба с тобой прекрасно знаем, что Колер не изменит своего намерения и действовать по-другому не станет. Это не в его правилах. Шесть лет тому назад мы с тобой оба вдоволь нагляделись на то, как работает этот человек. Он непоколебим. Более того, он обладает определенным авторитетом в глазах простого народа, и его поддерживает верхушка Красного Культа. Бриггер уже пошел у него на поводу. А судя по выдержкам из этого письма, на эту малагорскую авантюру пойдет и Совет.

Томпс напряженно сжал губы.

— Вы так считаете? — осторожно переспросил он, припоминая цитаты, переданные эревальной. Не было сомнений: у Бенедикта Колера был талант к проникновенным речам, и его аргументы — пусть и подтасованные в угоду себе — казались неоспоримыми. Стараниями Колера нынешний малагорский монарх оказался причастным и к Битве Кукловодов, и к привлечению Ормонта в ряды анкордской армии, и к его побегу от Культа, и к общей дезинформации Совета. Бэстифару шиму Мала вменялось в вину узурпирование малагорского трона, активно упоминалась его природа иного существа и рождение не в законном браке. Мальстену Ормонту же приписывались несуществующие сообщники, готовые ради его спасения жертвовать собой на одном из Ста Костров. Говорилось о том, насколько хитроумно и опасно это существо, столько лет стараниями своих мнимых приспешников ускользавшее от рук правосудия. Колер в своем послании фактически сообщал, что демоны-кукольники объединились и готовят новую войну на Арреде — на этот раз против человеческой расы, и с поддержкой пожирателя боли они действительно могут в этой войне победить. Слушая эти слова даже из уст эревальны, искажающей звуки человеческой речи, Томпс чувствовал, как холодный комок опасения за судьбу мира действительно поселился у него на сердце.

— Ты слышал выдержки из письма, — пожал плечами Рерих, прерывая размышления Элларда. — По-твоему, это не проймет Совет?

— Проблема в том, Ваше Величество, что большинство правителей из Совета Восемнадцати прекрасно понимает, кто такой Колер и что он может сделать, чтобы заручиться доказательствами, необходимыми ему для подтверждения его теории. Громких речей здесь не будет достаточно, Совету потребуется весомый повод выделить Культу средства и людей для такой авантюры. Они не пойдут на это, пока не увидят прямую выгоду для себя…

Томпс осекся, поняв, что выгода у правителей с материка напасть на Малагорию под предлогом подобных обвинений, есть.

— Проклятье… — выдохнул он.

— Вижу, ты и сам уже понимаешь, что у Колера большие шансы заручиться поддержкой Совета, — невесело усмехнулся Рерих. Эллард опустил голову. — И мне придется принять непосредственное участие в этой операции. Быть одним из первых, кто поддержит Колера и Культ. Выделить воинов, причем немалое количество, потому что поднятые в этом послании вопросы касаются Анкорды напрямую. И меня лично. Сам понимаешь, какое мнение обо мне сложится у Совета, если я откажусь. Моя репутация после Ста Костров и разоблачения Ормонта и без того весьма шаткая — даже в глазах моего собственного народа. Если я поведу себя неверно в вопросе малагорской операции, это может мне очень дорого стоить. Репутация Лжемонарха из Пророчества о Последнем Знамении и так маячит у меня за спиной. Проблема в том, что любым своим шагом я могу лишь укрепить ее.

Эллард качнул головой.

— Вы вызвали меня для этого, Ваше Величество? Чтобы я… дал Вам совет?

— Ты мой давний друг, генерал, — кивнул Рерих, — твое мнение для меня важно. Оно даже важнее мнения моих ближних советников, потому что ты был со мной в действительно сложные годы. При всех твоих личных достоинствах ты также близок к народу, вхож в круги солдат. Ты многого не говоришь мне из народных толков, щадя мои чувства, но ведь на самом деле ты очень хорошо осведомлен в вопросах народной молвы и мнения общества. Что ты мне скажешь, Эллард? Народ Анкорды отвернется от меня, если я поддержу Культ и признаю, что Мальстен Ормонт не был казнен в тот день?

Томпс вновь нахмурился.

— Я бы рад гарантировать Вам, Ваше Величество, что поддержка Вашего народа останется с Вами в любом случае, но это не так. Боюсь, люди Анкорды укрепятся в своем… суеверии относительно Лжемонарха, если Вы откажетесь поддерживать Культ в этом деле. Колер выставляет Вас в довольно выгодном свете, несмотря на то, что готов обнародовать шокирующую весть. Он берет на себя большую ответственность, и этим можно воспользоваться. Совет и народ действительно, к моему искреннему сожалению, могут поверить Колеру, а, стало быть, нам вновь придется играть по его правилам, чтобы выйти из этой ситуации с наименьшими потерями.

Рерих улыбнулся и благодарно положил руку на плечо генерала.

— Благодарю, мой друг, — сказал он. — Именно это мне и необходимо было услышать, чтобы увериться в своем решении окончательно. Тотчас же отправлю Бриггеру свой ответ. И да помогут нам Боги.

Вспышка боли вмиг свалила с ног и заставила слезы брызнуть из глаз. В то же мгновение из головы вылетели все наставления о том, насколько правильным и естественным должно быть это ощущение — всё затмило собой палящее, рвущее на части чувство, от которого хотелось ускользнуть любыми мыслимыми и немыслимыми способами.

Из груди невольно вырвалось тяжелое мычание, натужно прорвавшееся сквозь плотно стиснутые челюсти. Хотелось обхватить себя руками, свернуться и извиваться на земле в поисках любого положения, в котором не было бы так больно. Разве может что-то на свете вызывать такие муки? Разве стоит это того?

— Вставай, — строгий голос прозвучал без тени сочувствия. Казалось, в нем даже скользнуло некоторое презрение.

— Не могу… — тяжело простонал мальчик, жалобно захныкав.

— Можешь. Вставай, — был ответ.

Мальчик с нескрываемой злобой и обидой посмотрел на учителя, возвышавшегося над ним с чуть приподнятой головой и глядевшего на него безотрывно. В эту минуту трудно было представить, что он не всегда был таким надменным, бесчувственным, холодным ментором. Во время обучения искусству этот человек с горящими заговорщицким огнем глазами растолковывал своему ученику все тонкости мастерской работы с нитями, но, когда дело доходило до боли, которая приходит после, он не прощал никаких слабостей.

На то, чтобы пререкаться, попросту не было сил, хотя мыслей, полных обиды и жалости к самому себе было не перечесть. Из горла вновь вырвался мучительный стон, а слезы непрерывными ручейками потекли по щекам, и сейчас мальчику было все равно, что подумает о нем его суровый наставник. Если б он только сейчас ушел и позволил оправиться!.. Но ведь он не уйдет.

— Вставай, — вновь повторил Сезар.

— Уйди! — забыв о прежней договоренности обращаться к учителю уважительно, воскликнул Мальстен, зажмурившись и сморщившись от боли.

Несколько невыносимо долгих мгновений Сезар Линьи просто молчал. Затем тяжело вздохнул и присел на корточки подле скорчившегося на холодной осенней земле ученика, настороженно оглядевшись вокруг. Для этого занятия они специально отошли подальше от любопытных глаз, чтобы тренировать контроль нитями на большом расстоянии, однако риск, что кто-то увидит юного герцога в таком состоянии и заподозрит неладное, оставался всегда. По счастью, сейчас рядом не было ни души.

— Больно! — жалобно протянул мальчик, всхлипнув.

— Я знаю, — понимающе кивнул Сезар. На миг бесстрастность в его голосе и впрямь сменилась мягкостью и сочувствием, когда он положил руку на плечо ученика. Тот вздрогнул, словно от удара, и вновь зажмурился. — Мальстен, я знаю, каково это. Но с этим придется научиться жить, такова твоя сущность. От того, чтобы применять нити, ты не удержишься. Ни один данталли не может навсегда отречься от своих сил. И если к тому моменту, когда ты их применишь, ты не будешь подготовлен к расплате, которая неминуемо придет, люди тут же поймут, кто ты. И знаешь, что будет потом?

Сезар подождал, пока ученик сумеет уделить его словам должное внимание, и лишь после этого продолжил, подтвердив свои слова уверенным кивком:

— Тебя убьют, как убили твоего настоящего отца. Твоя мать умоляла меня, чтобы я избавил тебя от подобной участи. И я этим занимаюсь. Другого способа нет, Мальстен, только этот. Только учиться терпеть, и терпеть так, чтобы не привлекать людского внимания. Иначе — смерть, ты понимаешь?

Мальчик тихо всхлипнул и, заставив себя на этот раз подавить рвущийся из груди стон, утер слезы. Боль все еще ощущалась, однако, казалось, чуть пошла на убыль.

— Д-да, учитель…

— Хорошо. Тогда вставай. Как только расплата схлынет, повторим попытку.

Голос Сезара вновь сделался холодным, и нотки сочувствия, только что мелькнувшие в нем, бесследно исчезли. Мальстен скрипнул зубами и заставил себя дрожащими, непослушными руками оттолкнуться от земли.

Мальстен прерывисто вздохнул, резко открыв глаза и встрепенувшись. Поблизости послышался тихий шорох одежды Аэлин.

— Дурной сон? — заботливо поинтересовалась она, присев рядом со спутником. Мальстен нахмурился, оглядываясь вокруг. Воспоминания об одном из уроков Сезара Линьи в Хоттмаре пришли так живо, что от них непросто было отрешиться.

— Нет… — качнул головой он, стараясь стряхнуть с себя образы из сновидения. Воистину, Заретт расстарался, наделив свое сотканное из далеких воспоминаний творение такой реалистичностью. За долгие годы с момента поступления в нельнскую Военную Академию Мальстен уже успел забыть черты лица своего наставника, но в этом сне он увидел Сезара Линьи отчетливо, как если бы последняя встреча с ним состоялась буквально вчера.

— Ты беспокойно спал, — пожала плечами Аэлин, вырывая спутника из раздумий.

Памятуя о том, как напряженно озирался по сторонам в сновидении Сезар, Мальстен так же подозрительно огляделся вокруг.

— Слежки нет, — заверила Аэлин, — уж поверь, я караулила.

— Я просто… — Мальстен устало прикрыл глаза, не сумев окончательно сформулировать ускользавшую от него мысль, — даже не помню, как уснул.

— Неудивительно, — хмыкнула женщина. — Ты потерял много крови. Как по мне, не стоило так долго тянуть с перевязкой. Я опасалась, как бы тебя не начало лихорадить, как это было в Вальсбургском лесу. Но, кажется, опасность миновала. Как рука?

Мальстен пошевелил левой рукой, отозвавшейся легкой тянущей болью, и благодарно кивнул.

— Спасибо, прекрасно. Похоже, мне повезло: кровоточи рана сильнее, я, надо думать, прошел бы меньше. А так мы сумели даже перейти границу с Нельном.

— Хваление Тарт, тут ты прав, — невесело усмехнулась Аэлин, серьезно посмотрев на спутника. — Но поволноваться ты меня заставил. Знаешь, я иногда жалею, что не могу воздействовать на тебя так же, как ты на меня с помощью нитей. Скажи, тогда, в клетке, ты снова заставил меня слушаться и не высовываться, когда ты провоцировал… Филиппа?

Мальстен чуть поморщился: отчего-то слова охотницы неприятно кольнули его.

— Нет, — коротко отозвался он.

— Тогда я сама себя не узнаю, — виновато покачала головой Аэлин. — Обыкновенно я не стою столбом, когда происходит нечто подобное.

Мальстен криво усмехнулся.

— Когда твой мертвый воскрешенный жених направляет арбалет на иное существо, в компании которого ты пришла в деревню некроманта?

Аэлин нервно хохотнула, закатив глаза.

— Да, пожалуй, в такой ситуации мне бывать не доводилось. Но если говорить не конкретно об этом, а об угрозах в целом, я…

— Аэлин, мы были заперты в клетке. Филипп грозился убить тебя, и планам Ланкарта это не противоречило. А мое убийство запланированным не было, поэтому я сделал единственное, что мог в той ситуации: загородил тебя и выиграл время.

— Ты не мог знать, что Филипп тебя не убьет, — укоризненно отозвалась охотница.

—И все же я знал.

— Он мог сорваться и…

— Мог, — не стал возражать данталли, — но я чувствовал, когда это произойдет. Чувствовал, насколько могу оттянуть этот момент и знал, что нужно сделать, чтобы вытащить нас из этой передряги. Просто нужно было разобраться, как это осуществить, потому что я был вооружен лишь теорией, которую мне дал Ланкарт.

— И все же мне бы не хотелось, чтобы ты так рисковал из-за меня.

— Это я втянул нас в эту историю. Если бы мы прислушались к твоему плохому предчувствию, мы не угодили бы в лапы некроманта.

— И не узнали бы всего того о твоей природе, что он рассказал нам.

— То есть, теперь ты рада, что мы там оказались? — хмыкнул Мальстен. — А я думал, ты злишься на меня из-за этого.

Аэлин задумчиво качнула головой, хотя казалось, занимали ее далеко не слова спутника а собственные измышления.

— Как тебе удалось? — серьезно спросила она, заглядывая в глаза спутника. — Я все еще не могу понять, что именно произошло. Я видела красную нить, что вырвалась из твоей ладони. Я видела, что с помощью нее ты сумел управлять Филиппом, хотя это, похоже, было непросто. И потом он…

— Разлетелся на куски, — прикрыв глаза, кивнул Мальстен, заканчивая фразу попутчицы.

— Да… — кивнула та, поджав губы.

— Я просто попытался понять, как работает на практике та теория, которой вооружил меня Ланкарт. Когда он рассказывал, он, разумеется, и помыслить не мог, что я сумею воспользоваться его словами и применить их против него же, однако мне это удалось. По сути, он сам рассказал мне, как управлять его людьми: нужно было лишь возобновить их поток обмена энергией с внешним миром, пусть даже и замкнуть этот поток на меня самого. Это я и сделал. И, кстати сказать, красная нить не управляла Филиппом, управляли черные нити, я сумел применить их одновременно. Просто когда в марионетке некроманта появилась жизненная энергия, я сумел за нее уцепиться. Управлять было непросто, ты права, но в целом — возможно.

Аэлин прерывисто вздохнула, сумев лишь кивнуть в ответ на объяснения кукольника.

— Почему же потом Филипп… взорвался?

— Я полагаю, потому что его физическое тело просто не выдержало воздействия двух разных сил самого мироздания. Я возобновлял его обмен энергией с внешней средой, а Ланкарт продолжал удерживать его в своем поле обмена с теневой стороной мира. Вследствие этого тело просто лопнуло.

Охотница изумленно взглянула на Мальстена.

— А если бы перед тобой был мертвый человек, а не живой мертвец некроманта, ты бы сумел возобновить его обмен энергии с внешней средой?

Данталли задумчиво нахмурился.

— Я… не знаю. Наверное. В теории.

— Ты понимаешь, что это значит? — воскликнула женщина. — Выходит, ты можешь в действительности вернуть человека к жизни! Не предложить ему существование в виде воскрешенной марионетке, а по-настоящему воскресить! Это же… это поражает…

Мальстен смущенно опустил голову.

— Ну… я не пробовал никогда проделывать ничего подобного. Возможно, у меня получится… при условии, что душа этого человека, к примеру, не ушла слишком далеко на теневую сторону.

— Это удивительно, — улыбнулась Аэлин, устроившись рядом со спутником и мечтательно подняв глаза к небу. — Знаешь, я никогда не думала, что данталли способны на такие чудеса.

— Я и сам не думал, — качнул головой Мальстен, затем вновь нахмурился, невольно погрузившись в свои воспоминания. — А вот Грэг, мне кажется, всегда что-то такое подозревал. Он всегда относился ко мне… с большими надеждами, кажется. Хотя, может, я ошибаюсь и придумываю на ходу.

Аэлин заинтересованно перевела взгляд на кукольника.

— Ты так мало рассказывал мне о ваших беседах с моим отцом.

— Потому что я понимаю, что это должно тебя ранить. Каждый раз, когда я буду говорить о Грэге, ты будешь думать о том, что я не помог ему бежать из Малагории.

Аэлин качнула головой.

— Нет, Мальстен, не буду, мы об этом уже говорили. Поэтому, если лишь беспокойство о моих чувствах заставляет тебя молчать о моем отце, можешь смело выбросить это из головы. Я хочу узнать, как вы стали друзьями.

Данталли неловко повел плечами.

— Я и сам не знаю, как это вышло, если честно. По большому счету, при тех обстоятельствах, в которые угодил Грэг из-за меня, при том раскладе, при котором сложилось само наше знакомство, дружбы не должно было возникнуть. И все же…

— Тебе лучше? — проведя больше полутора часов в молчании, наконец, заговорил Грэг, поняв по звуку дыхания Мальстена, находившегося вне его поля зрения по ту сторону решетки, что расплата пошла на убыль.

Охотник много раз за время своего недолгого заключения задумывался, почему предложил этому существу пережидать эти муки здесь, но не мог найти логического объяснения своему решению. Его нисколько не привлекало становиться невольным зрителем чужих мучений. Напротив — собственная беспомощность в этом вопросе тяжело давила ему на плечи. Однако Грэг знал, что каждый раз, когда Ормонт пережидает свою расплату здесь, это ограждает его от пагубного влияния аркала, которое — охотник не сомневался — рано или поздно попросту убьет Мальстена, если этому не помешать.

Каждый раз, когда эта мысль мелькала в сознании, пленник невольно задумывался о том, какое ему, в сущности, дело до анкордского кукловода, который воевал на его родной земле в составе вражеской армии Рериха VII. Ответа на этот вопрос Грэг для себя найти не мог. Странное, ничем не объяснимое чувство признательности за то, что Мальстен Ормонт остановил допрос аркала и сохранил жизнь своему несостоявшемуся убийце, сводило с ума — обыкновенно простой признательности и даже чувства долга было недостаточно для того, чтобы даже к человеку у Грэга Дэвери сложилось столь благосклонное отношение, об иных существах и говорить было нечего! При этом охотник отчетливо понимал, что Мальстен искренне привязан к Бэстифару шиму Мала и не подвергнет того опасности, стало быть, ни малейшего шанса на то, что Мальстен освободит Грэга, проникнувшись к нему не менее странным чувством благодарности за сочувствие, не было. Тем более необычным для Грэга казалось собственное предложение уберечь анкордского кукловода от частого влияния аркала, ведь, по сути, лично ему оно не приносило никакой выгоды. Казалось, спонтанное решение, принятое после первого представления, в котором охотнику пришлось участвовать, было вызвано исключительно симпатией к этому данталли, не поддающейся никакому объяснению. Грэг также не исключал, что таким образом отдавал определенную дань уважения таланту кукловода — в конце концов, то, что под действием нитей выполняли артисты малагорского цирка, было истинным искусством, поражающим воображение. Однако при этом охотник не помнил за собой склонности так сильно попадать под влияние чужого таланта, чтобы изменять своим принципам. Грэг не исключал и того, что анкордский кукловод, обладая столь сильным даром, мог воспользоваться нитями, чтобы проникнуть в сознание своего пленника и привести его к такому предложению. Однако эта мысль, возникая, тут же удалялась в темные закоулки сознания, отталкиваемая логическими доводами: во-первых, Ормонт мог не спрашивать мнения пленника и самостоятельно воспользоваться тюрьмой и его обществом, дабы скрыться от влияния аркала, если б пожелал, во-вторых, Мальстену было не менее трудно согласиться на это предложение, чем Грэгу выдвинуть его.

Было столь же странно сознавать, что и Бэстифар принимает участие в этой игре, потому что на деле укрытие в подземелье было весьма условным — никто не запрещал аркалу спуститься сюда, но отчего-то он этого не делал.

— Эй? — вновь окликнул Грэг, не услышав ответа.

— Мы ведь договаривались, что не будем вести никаких разговоров в это время, — Мальстен явно старался сохранить голос ровным, однако легкая дрожь все же безошибочно угадывалась в нем.

Грэг вздохнул.

— Да, я помню. Просто иногда это нелегко.

— Нелегко сидеть молча? — усмехнулся Мальстен, все еще не попадая в поле видимости пленника. Грэг закатил глаза, сложив руки на груди и привалившись к стене рядом с решеткой.

— Нелегко осознавать, что ты совершенно беспомощен, когда рядом кто-то мучается. Даже если этот кто-то — данталли.

— Лестно слышать такое от охотника, — саркастически отозвался Мальстен.

— Ты все еще не ответил на мой вопрос, кстати.

— Мне… я в порядке, — помедлив, сказал данталли.

— Трудно вообразить, что можно быть в порядке, испытывая нечто подобное. Аркал единожды мне это продемонстрировал, и мне хватило на всю жизнь. Не представляю, какой выдержкой нужно обладать, чтобы раз от раза это переносить.

Послышалось шуршание одежды — данталли поднялся со своего места и, наконец, показался пленнику, став напротив его камеры. Вид у него был усталый и осунувшийся, однако, легкий румянец постепенно возвращался на лицо, что свидетельствовало о том, что расплата и впрямь отступает. Грэг облегченно вздохнул.

— Не забывай, ты ведь человек. У нас с тобой порог чувствительности к боли существенно различается. Физически данталли может выдержать куда больше, чем любой, даже самый стойкий представитель вашего вида — да и не только вашего.

Охотник хмыкнул, предпочтя не заметить легкой бравады, мелькнувшей в голосе собеседника.

— И ты с рождения так стоически переносил расплату? Или это тебе привил тот твой учитель, о котором ты пару раз обмолвился?

— Его звали Сезар Линьи, — мрачно опустив глаза, кивнул Мальстен. — Да, он занимался моим обучением и по этому вопросу тоже.

Грэг поджал губы, поняв, что о своем наставнике данталли разговаривать явно не настроен, посему предпочел более о нем не спрашивать.

— Что ж, сейчас эти уроки, пожалуй, особенно на пользу — ведь после воздействия аркала расплата становится сильнее. Интересно, пожиратель боли рассчитывает на привитую тебе выдержку и надеется, что ты сможешь выносить усиление своих мучений бесконечно, или попросту ждет, когда ты сломаешься и не сможешь жить без его способностей?

Мальстен устало вздохнул, покачав головой.

— Грэг, — серьезно обратился он, — брось уже попытки настроить меня против Бэстифара. У тебя не получится.

— Просто мысли вслух, — невинно развел руками охотник. — И, к слову сказать, мне действительно интересно узнать твое мнение на этот счет. Как думаешь, чего он добивается?

— Тебе трудно будет это понять, — помедлив, отозвался данталли. — Иные существа мыслят не теми же категориями, что люди. Бэс просто не может действовать по-другому, он ведь аркал. Предлагать избавление от боли — его инстинкт.

— Как и передавать ее, — прищурился Грэг.

— Точно так же, как у данталли есть неконтролируемый инстинкт использовать нити. Ни один из нас никогда не мог этому инстинкту противостоять. Возможно, были те, кто длительное время воздерживался от применения своих способностей, но всю жизнь этого не делать невозможно, такова наша природа.

— Ты прав, мне трудно это понять, — усмехнулся охотник.

— Сравни это с потребностью в еде. Да, человек способен довольно долгое время обходиться без пищи, однако не употреблять ее вовсе — не может. Для нас использовать нити — такая же неотъемлемая потребность.

— И все же трудно сравнить жизненную необходимость с желанием контролировать других живых существ.

— Можно подумать, люди не пытаются манипулировать другими людьми в угоду своим интересам, — хмыкнул Мальстен. — У вас просто нет возможности делать это на нашем уровне, но в целом вы можете идти на обман, лесть, шантаж и многое другое, лишь бы добиться своих целей и подстроить поведение себе подобных под свои желания. Нам эти ухищрения не требуются — природа наделила нас соответствующей способностью.

— Способностью лишать воли, — закатил глаза Грэг. — Люди не лишают друг друга воли, они могут лишь убедить.

— Дознавателям Красного Культа это скажи, пока они выпытывают любые сведения из тех, кого сочли нашими пособниками, — прищурился данталли, на что его собеседнику оказалось нечего возразить. Спустя несколько мгновений он вздохнул, приподняв руки.

— Я не разделяю идеологию Культа, Мальстен, особенно в отношении тех, кого они называют пособниками, и не хочу говорить в их оправдание что-либо. Я лишь хочу пояснить, что нити данталли невозможно увидеть. Человек даже может не знать, что находился под контролем кукловода, которому, как ты выразился, просто потребовалось применить свой дар. У людей нет подобных способов манипуляции. Об этом лишении воли я говорил.

— Зависит от того, как и когда эту силу применить, — Мальстен почти снисходительно заглянул в глаза пленнику и едва заметно улыбнулся. — Впрочем, это напрасный разговор, мы его уже вели с тобой. Вряд ли когда-либо нам удастся прийти к единому мнению в этом вопросе.

Охотник решительно качнул головой.

— Не согласен. Не подумай, что я расспрашиваю тебя, чтобы обвинить в чем-то. На деле я действительно хочу понять.

— Я вижу, — кивнул анкордский кукловод. — И я это ценю.

— Надеюсь, когда-нибудь мне это удастся.

Мальстен пожал плечами.

— Как знать, — он напряженно поглядел на лестницу, ведущую из подземелья на верхние этажи дворца, и тяжело вздохнул, — возможно, следующая наша беседа этому лучше поспособствует.

— Это отрадно слышать, — едва заметно улыбнулся охотник. Данталли непонимающе прищурился, и его собеседник, кивнув, предпочел пояснить. — Стало быть, ты предполагаешь, что следующая беседа состоится.

— Если тебя тяготит мое общество… — нахмурившись, заговорил Мальстен, и Грэг поспешил его перебить, выставив руки перед собой.

— Нет, — твердо возразил он. Затем качнул головой и повторил уже чуть тише. — Нет, не тяготит, Мальстен. Наоборот, мне кажется, что это тебя тяготит мое. Каждый раз, когда ты приходишь сюда после представления и следуешь моему совету относительно расплаты, я… не знаю, отчего так, но я этому рад. Рад тому, что пожиратель боли в очередной раз не получает нового уровня власти над тобой, не привязывает тебя крепче к той тюрьме, которую ты пока склонен именовать своим пристанищем.

— Я уже говорил и повторюсь: я не узник здесь. И я до сих пор не понимаю, какое тебе до этого дело, даже если все обстоит, как ты говоришь.

Охотник пожал плечами.

— Не знаю, — честно ответил он. — Сам многократно задавался этим вопросом, но ответа так и не нашел. Я много раз прорабатывал в своих мыслях вариант, что это твои нити коснулись моего сознания, иначе с чего бы мне беспокоиться об анкордском кукловоде, который воевал при дэ’Вере.

Мальстен невесело усмехнулся, однако ничего говорить не стал. Грэг продолжил:

— Но я не могу найти логичной причины, по которой тебе было бы нужно от меня подобное отношение.

— Понятно, почему не можешь — ее нет.

— Возможно, причина в том, что мою пытку ты оборвал на допросе, несмотря на то, что несколькими минутами ранее я пытался убить тебя. Быть может, я попросту в ответ хочу оборвать твою пытку?

Мальстен устало вздохнул.

— Пытку, которой нет.

— Возможно, нет. Пока что. Но она начнется, если аркал будет получать от тебя новые порции твоей расплаты. Посему я надеюсь, что ты все же как можно чаще будешь лишать его этой возможности и тем самым не позволишь ему обрести власть над тобой, потому что, видят боги, он ее жаждет.

Данталли поджал губы и предпочел не продолжать этот бессмысленный спор: практика показывала, что переменить мнение Грэга Дэвери в этом вопросе совершенно невозможно.

— Я должен идти, — кивнул Мальстен.

— Держи ухо востро с аркалом, — серьезно бросил охотник вслед удаляющемуся кукловоду. Тот на секунду замедлил шаг, однако тут же возобновил взятый темп и, не удостоив пленника ответом, направился прочь. По пути он подал стражнику сигнал возвращаться на свой пост, и тот беспрекословно послушался приказа гостя принца.

Выйдя из подземелья, Мальстен глубоко вздохнул и устало потер руками лицо: очередной разговор с Грэгом Дэвери вымотал его, казалось, куда как сильнее пережитой расплаты. В глубине души Мальстен признавался себе, что во многих словах Грэга присутствует истина в отношении Бэстифара и его стремлений, однако были в этих измышлениях и коренные заблуждения, которые так хотелось изменить.

«Возможно, это и заставляет меня приходить к нему за этими разговорами раз от раза? Желание переубедить охотника в том, что все иные — монстры?»

Мальстен соглашался, что эти споры несли в себе определенный интерес. Однако несли они и опасность — в первую очередь для пленника: столь частые беседы с Мальстеном могли привлечь внимание Бэстифара, который (данталли был уверен) не станет вечно терпеть тот факт, что его гость старается скрыться от него с расплатой. Рано или поздно принц пресечет эти встречи, ничто не ограничивало ему доступ в подземелье, и то, что он пока не выказал своего недовольства, не значило, что он не сделает этого вовсе. В любой момент Бэстифар может напомнить, в чьих руках власть в этом городе и в этом дворце, резко сократить список вольностей, которые позволяет своему гостю — хоть бы и в отношении отдачи приказов стражникам. И тогда беглому анкордскому кукловоду будет нечего противопоставить ему, кроме гордости и угрозы, что малагорский цирк может потерять своего художника, что будет явно потерей не смертельной…

«А ведь, выходит, свобода моя здесь — понятие и впрямь весьма относительное», — усмехнулся про себя Мальстен, и эта мысль заставила волну холода пробежаться по его спине. Нет! Все не так. Похоже, беседа с охотником может вызвать некоторое помутнение рассудка. У Грэга Дэвери, выходит, талант к манипуляции сознанием. И он еще смеет говорить, что люди не лишают других воли! Нужно быть осторожнее с этим…

Голос, прозвучавший чуть поодаль, заставил Мальстена вздрогнуть:

— Как прошло твое представление? — на первый взгляд могло показаться, что пожиратель боли, прислонившийся к стене со сложенными на груди руками у самого выхода из подземелья, говорил совершенно спокойно, однако внимательный слушатель, коим Мальстен являлся, без труда мог уловить нотки скрытой угрозы в его словах.

Данталли обернулся и взглянул в темные глаза аркала. Тот буквально буравил его взглядом, и Мальстену трудно было понять, чего ждать от малагорского принца в эту минуту.

— Представление прошло хорошо, я полагаю. Во всяком случае, зрительный зал реагировал ничуть не хуже, чем обычно. В остальном — судить не мне. Есть замечания по моей работе?

Бэстифар заложил руки за спину и сделал несколько неторопливых шагов в сторону своего друга.

— Ты о том представлении, что было на арене цирка? — усмехнулся он. — О, оно, разумеется, прошло блестяще. Видят боги, тот день, когда у меня появятся замечания по твоей работе художника, будет поистине знаменательным — не в хорошем смысле, разумеется. Нет, мой друг, я о другом представлении спрашиваю: о том, которое ты устроил персонально для своего любимого артиста.

Мальстен нахмурился. Несколько мгновений он не знал, что может на это ответить.

— Проклятье, Бэс, выражайся яснее, — отозвался он, наконец.

— Не думал, что здесь требуется пояснение, — хмыкнул Бэстифар. — Ты уходишь с одной арены и приходишь на другую, где становишься единственным артистом перед единственным зрителем. У тебя такое новое развлечение? Хочешь вызвать сострадание человека, посвятившего жизнь охоте на таких, как ты и я?

Данталли нахмурился и едва удержался от того, чтобы сжать руки в кулаки.

— Мне кажется, ты слишком отождествляешь мою жизнь с деятельностью в цирке. Арена для меня существует только в моменты выступлений малагорской труппы, Бэс, все остальное время я представлениями не занимаюсь. И мне уж точно не нужно сочувствие.

— Пусть так, пусть так, — примирительно развел руками аркал. — Я лишь хочу знать, сколько продлится это твое развлечение. Надо полагать, довольно долго, раз ты уже не в первый раз спускаешься в подземелье к своей марионетке и остаешься там на все время расплаты.

Мальстен отвел взгляд и качнул головой.

— Послушай, хватит пространных реплик. Если хочешь высказать какие-то претензии, выскажи их прямо. А если нет….

— Вот оно, значит, как, — с не покидающей лицо улыбкой протянул Бэстифар и прищурился. — Этот охотник для тебя стал ценным, не так ли? Чем, интересно мне знать, он тебя зацепил, что ты успел так быстро с ним подружиться? Видят боги, мне потребовалось больше времени, чтобы вызвать твое доверие.

Аркал говорил с усмешкой, и Мальстен никак не мог разобрать за нею, что за чувства движут малагорским принцем на самом деле. Подозрительность? Страх перед опасностью, которую представляет пленный охотник? Товарищеская ревность?

— Этот человек мне не друг, — устало качнул головой данталли.

— Стало быть, просто благодарный зритель, — с заметным облегчением кивнул Бэстифар.

— Зрители — в цирке, Бэс, я ведь уже говорил.

Аркал развел руками.

— Жизнь — это цирк и есть, Мальстен. И для пленного охотника — для своего благодарного зрителя — ты тоже устраиваешь представление, когда пережидаешь расплату у его камеры. А я в этом представлении участвую одним тем, что не вмешиваюсь в этот процесс.

Мальстен напряженно выдохнул, глядя в темные глаза пожирателя боли, однако в ответ ничего не сказал. Бэстифар хмыкнул и снисходительно улыбнулся другу, заговорщицким взглядом показывая, будто собирается раскрыть ему одну из важнейших тайн мироздания, и, видят боги, именно так прозвучали его слова.

— Все повторяется, мой друг. Зрелища. Зрители. Одни и те же трюки в разных вариациях вызывают одни и те же эмоции разной интенсивности. Чем выше и красивее прыгнешь, тем больше последует оваций. Чем сильнее расшибешься при неудачном падении, тем громче ахнет от ужаса твоя публика. Сходство лишь в том, что в обоих случаях зрители захотят еще.

В глазах аркала появился нехороший огонек, который каждый раз заставлял данталли чувствовать себя несколько неуютно. Сколько он ни общался с Бэстифаром, никак не мог привыкнуть к этому взгляду.

— Бэс, хватит, — серьезно попросил Мальстен, стараясь изгнать только что произнесенные другом слова из памяти, куда они отчего-то врезались намертво, как только прозвучали. — У нас с тобой в вопросах представлений всегда была разная теория.

Аркал невинно улыбнулся и приподнял руки.

— Как скажешь, мой друг, как скажешь. Как бы то ни было, этот охотник — только твоя игрушка, и я не собираюсь отбирать ее. Развлекайся.

С этими словами, заставившими волну мелкой дрожи раздражения пробежать по телу данталли, Бэстифар поспешил удалиться.

Когда невыносимо долгий день начал клониться к закату, Бенедикт с учеником вернулись в отведенную им комнату в головном отделении Культа. Киллиан выглядел откровенно плохо: лицо болезненно осунулось и румянец, признаки которого несколько раз за день обнадеживающе проявлялись, к вечеру окончательно покинул щеки. Аппетит к молодому человеку в течение дня так и не возвратился, а надсадный сухой кашель — явно болезненный — заметно участился.

Бенедикт старался как можно меньше показывать свое беспокойство, однако на душе у него скребли кошки: с медициной жрец Колер был знаком весьма поверхностно, знал лишь, как перевязать и максимально обеззаразить рану в полевых условиях, но даже его скудных знаний хватало, чтобы понять — ученик тяжело болен, и болезнь эта, похоже, не собирается отступать.

Вернувшись в комнату, Бенедикт демонстративно сел читать отчет, присланный по семейству Дэвери, хотя минувшей ночью уже успел изучить его несколько раз. Делал он это снова отнюдь не по причине проблем с памятью или наличия неких нерешенных вопросов — он лишь хотел, чтобы жрец Харт почувствовал, что дел для него в ближайшем будущем не предвидится и, наконец, лег и отдохнул.

Колер скорбно понимал, что, окажись молодой человек, вырванный из олсадской спокойной жизни, в привычных для него условиях, его здравого смысла хватило бы на то, чтобы соблюдать предписания лекаря, однако сейчас, когда основной мыслью Киллиана было надлежащим образом зарекомендовать себя для будущей службы, здравый смысл явно отходил на второй план. Попытки переубедить Харта давали лишь прямо противоположный эффект: молодой человек не желал и боялся признать собственную слабость в каком бы то ни было виде. Похоже, этот страх сопутствовал ему еще со времен пожара в Талверте, а то и раньше. Бенедикт не исключал, что глупую боязнь собственных человеческих слабостей привила молодому человеку мать, не раз намекавшая ему, что теперь он должен быть сильным за двоих после того, как ушел из жизни его отец.

Первое время, находясь в комнате, Киллиан мужественно делал вид, что чувствует себя хорошо, однако замутненный взгляд и шаткая походка говорили об обратном. Временами тело молодого человека вновь начинала бить мелкая дрожь, и Бенедикт сделал вывод, что жар возобновился.

Напомнив ученику вновь выпить настой, который передал жрец Морн, Колер демонстративно погрузился в изучение документов. Киллиан на этот раз возражать не стал и, послушно проглотив лекарство, вскоре начал засыпать буквально на ходу.

— Прими уже горизонтальное положение во имя богов, иначе рухнешь на пол, — небрежно бросил Бенедикт, не понимая глаз на пошатывающегося на стуле за изучением второй части отчета Харта.

— Пожалуй… вы правы, — отозвался молодой человек несколько секунд спустя.

На этот раз Колер поднял на него обеспокоенный взгляд, однако побоялся вновь взметнуть в нем огонь упрямства, посему ограничился лишь кивком.

На койку Киллиан опустился, не снимая дорожного костюма. И хотя в комнате было тепло, он потянул на себя легкое одеяло: тело его била дрожь.

Поджав губы, Колер приблизился к ученику и, присев на его койку, бегло приложил тыльную сторону ладони к его лбу — почти обжигающе горячему.

— Проклятье, — процедил сквозь зубы Бенедикт.

— Я не ленюсь, я наколю дров, матушка, просто я хочу делать дела последовательно. Закончу здесь и сразу примусь за работу, хорошо? — вдруг пробормотал ученик, подняв на наставника почти невидящий взгляд.

— Киллиан? — обеспокоенно обратился он.

Вместо ответа молодой человек вновь надсадно закашлялся. Голова его несколько раз повернулась из стороны в сторону, с губ сорвался тяжелый стон.

Колер, сжав кулаки, бегло метнулся к двери. Поймав за рукав рясы первого проходящего мимо жреца, он с пылающими злобой глазами, процедил сквозь зубы:

— Зови сюда жреца Морна, слышишь? Немедленно!

Растерянный молодой человек лишь бегло закивал, постаравшись украдкой заглянуть в комнату, однако, натолкнувшись на взгляд Бенедикта, поспешил по коридору к лестнице.

Карл Бриггер остановился перед дверью комнаты, отведенной старшему жрецу Кардении и его ученику, чуть оправил одежды и дал себе время восстановить чуть сбившееся от быстрой ходьбы дыхание. В эти мгновения недолгой передышки старик упорно попытался убедить себя отринуть возмущение, нахлынувшее на него, когда посланный за Колером молодой последователь явился обратно в кабинет главы Красного Культа и с испуганным взглядом передал, что Бенедикт на вызов являться не собирается.

Отпустив молодого человека, перепуганного необходимостью доносить до старшего жреца подобный отказ, Бриггер возмущенно выругался про себя, однако, быстро взяв себя в руки, решил отправиться к Колеру самостоятельно, надеясь лишь, что у того нашлась веская причина повести себя подобным образом.

Без стука войдя в комнату, старик набрал в грудь побольше воздуха, собираясь тут же высказать чересчур своевольному жрецу свое недовольство.

Бенедикт решительным шагом направился к посетителю и жестом попросил его соблюдать тишину. Подойдя к самой двери, он кивком головы указал на койку беспокойно спящего ученика с мокрой холодной тряпицей на лбу.

— Прости, Карл, что не явился сам, но я нужен здесь. Видят боги, если бы я отправился заниматься делами, этот юноша собрал бы остатки сил и сделал бы то же, а ему сейчас подобные подвиги противопоказаны, — полушепотом проговорил Колер.

Бриггер обеспокоенно взглянул на тяжело дышащего молодого человека и понимающе кивнул. Он еще в день прибытия Бенедикта с учеником в Сельбрун сделал вывод, что старший жрец Кардении сильно привязался к своему новому подопечному. Если принять во внимание возраст Киллиана Харта и его характер, можно было сделать вывод, что отношение у Колера к нему сильно напоминает отеческое. Бриггер не раз видел такое у жрецов, которые, лишь прожив полвека, понимали, что так и не обзавелись семьей и детьми.

— Совсем плох? — осведомился старик.

— Морн ушел час назад, когда, как он выразился, кризис миновал. Было намного хуже: сильный жар, бред, затрудненное дыхание. Сейчас Киллиан дышит ровно и хотя бы спит.

— Боги, — покачал головой Бриггер, поджав губы. — И какие прогнозы дает Гевин?

— Пока утешительные. По крайней мере, если удастся удержать этого безумца в постели хотя бы несколько дней, — нервно усмехнулся Бенедикт. — Морн уверен, что болезнь начали лечить своевременно, правда сегодняшний день Киллиану на пользу не пошел, и в этом есть моя вина. Я должен был жестче настоять на прописанном режиме, а вместо этого позволил продолжить тренировку, а после — долгое время провести на улице.

— Не вини себя, — понимающе кивнул Бриггер. — Мы оба знаем, что этот юноша упрям и авторитетных лиц не слушает. Надеюсь, хоть теперь он все же обратится к голосу разума.

— Я надеюсь на то же, — кивнул Колер, обеспокоенно оглядываясь на ученика. — Морн, правда, был несколько обеспокоен его дыханием. Он говорил, что Харт, похоже, слаб легкими, и болезнь может поразить их сильнее всего. Судя по рассказу Киллиана, это проявлялось еще в раннем детстве. Возможно, передалось от отца, который, захворав, не сумел оправиться и умер, но точно я судить не берусь — быть может, там имел место недуг другого характера.

— Гевин Морн — отличный лекарь, Бенедикт, — заверил старший жрец Культа. — Он поставит твоего ученика на ноги, я уверен.

— Да, — коротко отозвался Колер, глубоко вздохнув и кивнув. — Так зачем ты меня вызывал, Карл?

Слова старших жрецов долетали до Киллиана сквозь беспокойную полудрему, которую они ошибочно именовали сном. Молодой человек хотел заставить себя открыть глаза, однако сделать этого не смог, словно бы находясь между явью и миром грез. Он слышал, как жрец Бриггер говорил о сообщении, отправленном через эревальну Рериху VII, и о том, что правитель Анкорды согласился поддержать грядущую малагорскую операцию. Дальнейший разговор наставника с главой Культа ускользнул от Киллиана, уступив место беспокойному сновидению, перенесшему его в Храм Тринадцати.

Он увидел перед собой статую богини справедливости Ниласы, на весах которой лежало два человеческих сердца. Рука, обыкновенно дружественно протянутая к людям, на этот раз указывала пальцем Киллиану в грудь. Каменные губы статуи зашевелились, выговорив: «Настало время платить за жизнь», и одно из сердец, лежащих на весах начало стремительно высыхать, превращаясь в горстку пепла.

Харт, похоже, слаб легкими, их болезнь может поразить сильнее всего…

Слова, недавно произнесенные Бенедиктом, громко зазвучали в стенах храма, и Киллиан развернулся, пытаясь найти взглядом своего наставника — возможно, он тоже оказался здесь? Внимание Киллиана привлек странный блик, мелькнувший в секции Рорх. Рука жреца потянулась к мечу, однако оружия отчего-то не оказалось на месте. Сжав кулаки, Киллиан направился к секции Рорх, свет в которой разгорался все ярче.

Шаг. Другой. Третий.

Идти было тяжело, словно сгустившийся, тяжелый воздух не позволял передвигаться быстрее. С трудом добравшись до цели, Киллиан невольно тут же сделал шаг назад, увидев, как из охваченной пламенем секции Рорх на негнущихся ногах и покрытая страшными ожогами вышла его мать в сопровождении Оливера и Марвина.

— Ты выторговал себе жизнь. Настало время платить, — хриплым шепотом, отчего-то разнесшимся по всему храму, произнесла женщина.

— Настало время платить за жизнь, — вновь послышался голос Ниласы, и, бегло обернувшись, Киллиан заметил, что статуя зашевелилась.

— Ты будешь гореть, как мы, — ужасающим голосом одновременно произнесли убитые данталли.

Из секции Рорх донесся едкий запах дыма, заставивший Харта закашляться.

Воздуха не хватало…

«Нечем дышать!» — в панике подумал Харт, и…

— Киллиан, — обеспокоенно обратился Бенедикт к ученику, резко севшему на кровати. Киллиан жадно пытался ловить ртом воздух, взгляд его растерянно блуждал по комнате, по вискам скатывались крупные капли пота. Из груди вновь вырвался надсадный сухой кашель, отозвавшейся в стянутой прутьями боли голове.

— Киллиан, — вновь услышал он, чуть переведя дыхание. Сильная рука Колера опустилась на плечо и заставила его вновь лечь. — Ты меня слышишь? Ты понимаешь, где ты находишься?

Харт осторожно вздохнул, надеясь, что не спровоцирует новый приступ кашля или удушья, и кивнул, когда понял, что опасность миновала.

— Да, — еще несколько мгновений ушло на то, чтобы восстановить дыхание. — Да, понимаю.

— Хорошо, — с явным облегчением произнес Бенедикт. — Ты долгое время метался между сном и бредом. Как сейчас себя чувствуешь? Жрец Морн просил узнать, как только придешь в себя. Что беспокоит? Можешь описать?

Киллиан прикрыл глаза, прислушиваясь к себе и кивнул.

— Голова болит, — честно отозвался он. — Дышать… труднее, чем обычно.

— Кашель тоже болезненный, насколько я понял, — скорее утвердил, чем спросил Колер. Харт нехотя кивнул.

— Да…

— Ясно. Что ж, передам Гевину.

Бенедикт поднялся с кровати ученика и подался к двери.

— Он был прав, — прикрыв глаза, тихо, но уверенно произнес Харт, заставив наставника обернуться и непонимающе нахмуриться.

— Кто был прав? Ты снова…

— Нет, я не в бреду, — отстраненно отозвался Киллиан, переводя взгляд на старшего жреца. — Я о Гевине Морне. Он был прав насчет меня. Легкие слабые. Так было с рождения, моих родителей об этом предупреждали. Я буду вам обузой в этом деле, Бенедикт. Отправляйтесь во Фрэнлин к Ренарду и Иммару, с ними работа пойдет быстрее.

Колер внимательно выслушал речь ученика, говорившего спокойным ровным голосом. Бенедикт заметил, что о деле Харт всегда рассуждает холодно и серьезно, зачастую не отвлекаясь на личные желания или амбиции. И хотя Бенедикт понимал, что на душе у Киллиана, вероятнее всего, скребут кошки от того, что приходится говорить, держался он на удивление стойко, легко отринув собственную мечту присоединиться к известной команде охотников на данталли в угоду общему делу Культа.

Тяжело вздохнув, Колер вновь опустился на кровать ученика и напряженно сцепил пальцы.

— Киллиан, — серьезно обратился он, — твоя выдержка и твои рассуждения заслуживают похвалы.

— Она мне без надобности, — тут же качнул головой Харт.

— Знаю, — с улыбкой отозвался Бенедикт. — И все же ты ее заслуживаешь. Надо признать, в твои годы я не мог так рассуждать: я был импульсивен, тоже не прощал себе слабостей, но готов был лезть в пекло до последнего вздоха. Я вижу, что ты тоже готов, но ты при этом не переоцениваешь свои силы. Я — переоценивал. Знаешь, мне ведь тоже доводилось в юности бывать в лазарете и выслушивать долгие наставления и потоки недовольства. Несколько раз меня даже приходилось к кровати привязывать, чтобы я не натворил дел. Забавные были времена.

Киллиан невесело усмехнулся и понимающе кивнул.

— Что ж, радует, что сейчас в лазарете не вы. Вы нужны Арреде. Прискорбно, что приходится так подводить вас.

— Киллиан, никого ты не подвел. У нас еще есть некоторое время, ты успеешь поправиться. Да, у тебя слабые легкие, но их взялся лечить опытный лекарь, и он справится с твоим недугом. К тому же он сказал, что болезнь начали лечить вовремя, и у тебя все шансы оправиться быстро. А у меня — все шансы проследить за этим.

Харт криво ухмыльнулся.

— Бенедикт, вам не стоит отвлекаться на меня от своей работы.

— Давай ты не станешь указывать мне, как вести дела, жрец Харт, — прищурился Колер, покачав головой. — Что является мне обузой, а что нет, я способен решить самостоятельно, без твоих советов.

— Я лишь не хочу тормозить вашу работу, Бенедикт, — вновь отстраненно произнес молодой человек.

Колер тяжело вздохнул.

— Ты ее не тормозишь. Пока. Если вдруг такой вопрос встанет, я разберусь, что с этим делать, и приму необходимое решение, но пока что такого вопроса не возникает. Время есть. Сейчас важно лишь не усугубить ситуацию с твоим здоровьем, понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Харт.

— Вот и хорошо. Отдыхай. Я схожу за Гевином, он тебя осмотрит, и даст новые прогнозы. И в зависимости от них я уже буду решать, уезжать мне отсюда с тобой или без тебя. Идет?

Киллиан отозвался коротким кивком.

— Идет.

Не говоря больше ни слова, Бенедикт с тяжелым сердцем вновь направился к двери и покинул комнату.

Мальстен и Аэлин двинулись в путь на рассвете. На прошлый привал они остановились на берегу реки, предварительно отыскав подходящее место для перехода. Течение здесь было слабым, глубина — совсем небольшой, а из-под воды торчали большие камни, по которым можно было осторожно пересечь реку, не промочив при этом ноги. Сейчас это было наиболее желательным раскладом, ведь дни с приближением Мезона становились все холоднее, вода в реке не успевала достаточно прогреться в светлое время суток, и, переходя реку вброд, путники весьма рисковали простудиться.

Отыскав нужное место, Аэлин решила с переходом на ту сторону в сгустившихся потемках не спешить: слишком велик был риск сорваться с камня в темноте и угодить в воду. Мальстен со спутницей спорить не стал: в ее словах было много здравого смысла, к тому же он прекрасно помнил о ее напряженных отношениях с водоемами и представлял, сколь усугубляется ее страх перед ними в темное время суток, когда вода становится непроницаемо черной. Говоря по чести, Мальстен мысленно готовился к тому, что придется применять нити, чтобы заставить Аэлин перебраться через Бреннен после их злоключения в болоте дьюгара, однако во время привала охотница, похоже, была настроена решительно и собиралась в который раз посмотреть своему страху в лицо.

Однако когда солнце показалось на небе и настало время переходить через реку, решимости во взгляде Аэлин поубавилось: собиралась она заметно медленнее, чем обычно, и с опаской поглядывала на большие камни, торчащие из-под воды.

Мальстен делал вид, что не замечал ее волнения, он лишь методично продумывал про себя варианты развития событий, невольно вспоминая их со спутницей диалог о применении нитей в клетке некроманта.

Будь ты человеком, ты ограничился бы чем угодно другим: уговорами, криком, физической силой, в конце концов. Но ты данталли, и ты потянул за нити. Потому что способен на это. И всегда будешь способен, понимаешь? …от тебя прозвучало обещание, что ты никогда не применишь нити ко мне без моего ведома. И вот уже в который раз это обещание нарушается.

Мальстен не знал, как ему следует поступить, если в ответственный момент Аэлин все же растеряется и поддастся своему страху. Потерять ее доверительное отношение ему не хотелось, однако пускать ситуацию на самотек он был не готов, имея возможность помочь. В последнее время все чаще в памяти всплывали уроки Сезара, сопровождавшие все детство Мальстена. Учитель всегда говорил, что в ситуации, требующей активных действий, нельзя стоять в нерешительности, и Мальстен такую позицию всецело разделял. В конце концов, лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть вдвое сильнее. Возможно, влияние нитей Аэлин сочтет злом, но это определенно будет злом меньшим, чем невмешательство.

— Аэлин, — постаравшись придать своему голосу всю возможную непринужденность, окликнул данталли. — Пора отправляться. Ты готова?

Аэлин медленно перевела взгляд со спутника на реку и кивнула.

— Да. Идем, — отозвалась она, набросив на плечо собранную сумку.

К воде спускались неспешно и осторожно: почва была глинистой и довольно скользкой. От реки веяло влажным холодом, пробиравшим до самых костей, и Аэлин зябко ежилась, с опаской представляя себе переход.

Мальстен пошел первым. Он осторожно изучил, не будут ли камни скользкими и не опасно ли будет по ним передвигаться. По всем признакам выходило, что пересекать реку здесь безопаснее всего. В голове данталли уже строился план того, как они со спутницей поведут себя в ближайшем городе. Чтобы добраться до Леддера, предстояло миновать еще не одно поселение, а деньги были практически на исходе. Мальстен невольно задумался, уж не осталось ли где-нибудь по пути старых кладов Бэстифара, которые аркал зарывал почти на каждом привале, когда добирался из Малагории до дэ’Вера. Однако эту мысль пришлось бегло отбросить: в конце концов, прошло много лет, и даже сам Бэс вряд ли сумел бы отыскать свои тайники, если таковые на материке еще наличествовали (при условии, что на них не наткнулись другие случайные путники или разбойники), а о том, чтобы найти их без помощи аркала, и речи быть не могло.

Размышляя о дальнейшем развитии событий, Мальстен прошел еще два крупных камня, заметно пошатнулся на одном из них и попытался сохранить равновесие. Попытка вышла успешной, и он обернулся к своей попутчице, проверяя, как далеко она сумела зайти без вмешательства нитей.

Худшие подозрения Мальстена тут же оправдались: Аэлин продолжала стоять на берегу, широко раскрыв глаза и глядя на реку так, будто бы перед ней и не вода вовсе, а монстр, во много крат превосходящий ее по силе.

— Аэлин? — окликнул Мальстен.

— Я не могу… — произнесла она, с силой сжав руки в кулаки. Она говорила тихо, и за шумом воды ее было совершенно не слышно, однако Мальстен прекрасно разобрал, что именно сказала его спутница.

Глубоко вздохнув, он осторожно прошел обратно к берегу и замер на первом камне, протянув охотнице руку.

— Давай перейдем так же, как переходили Мотт, — дружественно предложил он. — У тебя получится, просто следуй за мной.

— Так больше нельзя, — сокрушенно опустила голову Аэлин, затем решительно подняла взгляд на Мальстена, набрала в грудь побольше воздуха и на одном дыхании выпалила, — ты можешь избавить меня от этого страха?

Мальстен изумленно округлил глаза.

— Прости?

— Данталли ведь умеют управлять сознанием, — невесело усмехнулась Аэлин. — Ты можешь проникнуть ко мне в сознание и искоренить этот страх? Не верю, что не можешь, у тебя ведь получались совершенно невероятные вещи!

Мальстен смущенно передернул плечами.

— Аэлин, физический контроль отличается от контроля сознания…

— Только не говори, что это для тебя преграда! — возмущенно воскликнула она, не позволив ему закончить мысль. — Ты на любые эксперименты раньше был готов идти, когда дело касалось нитей! Отчего же сейчас отказываешься? Или ты готов делать из людей кукол, только когда это угодно лично тебе?!

Каждое восклицание охотницы больно врезалось в сознание данталли. Тело его невольно напряглось, с трудом удалось сдержать желание зажмуриться и отвернуться.

— Как быстро поменялось твое отношение к моим способностям, как только они понадобились тебе. Не ты ли не столь давно говорила, как тебе не нравится мое вмешательство? — холодно отозвался Мальстен, встретившись со спутницей глазами.

Аэлин, заметно подрагивая от злости и страха, выдержала взгляд данталли. Несколько невыносимо долгих секунд длилось тяжелое молчание, путники стояли, не шевелясь, друг напротив друга, и, казалось, воздух вокруг них начинал звенеть от напряжения. А затем охотница шумно выдохнула, отвернулась и нервно отерла руками лицо, присев на большой камень, лежащий на берегу у самой воды.

— Я никогда не думала, что буду просить данталли вмешаться в мои мысли, — нервно усмехнулась она, обняв себя за плечи. — Пойми, для меня это непросто, всю мою жизнь я…

— Считала таких, как я, монстрами, — кивнув, закончил за нее кукольник. — Знаю. И за пару недель от этого чувства, пожалуй, не избавишься. Я тоже не предполагал, что буду водить дружбу с охотниками на иных, по обыкновению это ничем хорошим не заканчивается для одной из сторон.

Аэлин подняла скорбный взгляд на спутника и качнула головой.

— Злишься, — констатировала она, хмыкнув и тут же отведя взгляд. — Что ж, имеешь право, пожалуй.

— Я не… — Мальстен помедлил и неловко передернул плечами. — Я не злюсь. Лишь пытаюсь объяснить тебе, что не только у тебя наше сотрудничество не укладывается в привычную картину мира.

Аэлин понимающе кивнула.

— Это сбивает с толку и пугает. И все же… я рада, что так вышло, — улыбнулась она. — Прости, что задела тебя, я не хотела. Мне было сложно обратиться к тебе с подобной просьбой, и когда ты начал отказывать, я вышла из себя.

Мальстен шумно выдохнул.

— Я не отказал. Я попытался объяснить, что контроль тела и сознания сильно отличается. И, к сожалению, со вторым у меня дела всегда обстояли хуже. Не могу сказать, что я в нем преуспел. Я могу попробовать найти воспоминание, которое вызывает этот страх, и приглушить его, но полностью избавить от боязни вряд ли смогу. Это ведь даже не временное помутнение сознания, это его прямое изменение. Ответь, ты действительно хочешь, чтобы я попытался?

Аэлин подняла на своего спутника взгляд, и данталли мог поклясться, что увидел в этом взгляде куда больше страха, чем желания рискнуть.

— Я не знаю, — честно ответила она, покачав головой. — Но, боюсь, если не решусь, мы будем терять слишком много времени из-за этой моей боязни на каждом переходе реки, а ведь у нас на хвосте Красный Культ всей Арреды. И еще впереди долгий путь по морю. Страх перед водой сейчас для меня — непозволительная роскошь, его необходимо искоренить. Поэтому… сделай, что сможешь.

Мальстен тяжело вздохнул.

— Хорошо, — отозвался он, сделав небольшой шаг назад. — Встань.

Охотница послушалась и поднялась с камня.

— Смотри на меня, — кивнув, сказал данталли, глядя на свою спутницу отстраненно, словно вел беседу с совершенно незнакомым человеком. — Сосредоточься на том дне, когда этот страх родился. Я так полагаю, это день, когда ты едва не утонула?

Аэлин с трудом заставила себя отогнать неприязнь, которая возникла в ней при этих словах, произнесенных столь бесстрастным тоном: за время совместного пути с Мальстеном Ормонтом она поняла, что когда речь идет о конкретно поставленной задаче, он полностью отгораживается от любых чувств.

— Да, это… тот самый день. Я думаю, что роль сыграл он, а усугубила все наша недавняя история с болотом дьюгара.

Данталли кивнул.

— Хорошо. Придется воскресить их в памяти. Так подробно, как только сможешь. Смотри на меня и вспоминай об этом. Остальное я сделаю сам.

Аэлин прерывисто вздохнула и отозвалась коротким кивком, честно попытавшись вызволить из глубин памяти давнее злоключение. Первые несколько секунд мысли попросту не желали слушаться, лихорадочно перескакивая на любые другие события, кроме нужных.

— Мальстен, а если у меня не получится вспомнить, ты…

— Не разговаривай со мной, Аэлин, — строго сказал он, и глаза его вдруг изменили выражение на совершенно непроницаемое, от чего холодок побежал по спине охотницы. Буквально мгновение тому назад она чувствовала, что находится под взглядом человека, хотя, разумеется, отдавала себе отчет, что обращается к данталли. Теперь же на нее смотрело иное существо, которое легко могло проникнуть в самые потаенные уголки ее души. — Не разговаривай со мной, просто пытайся сосредоточиться.

Отвечать молодая женщина не стала. Огромным усилием отогнав неприятное чувство, всколыхнувшееся в ней от тона спутника, Аэлин вновь попыталась вернуться в памяти к тому злосчастному дню.

Что тогда произошло? Сколько ей было лет? Как так вышло, что она оказалась на такой глубине? Нужно восстановить картину полностью, чтобы вспомнить все в подробностях…

Покуда охотница задавала себе вопросы, черная нить, видимая лишь взгляду данталли, протянулась к ее голове, и в сознании Мальстена начали появляться образы.

Там, на реке в дэ’Вере был участок, который Грэг Дэвери всегда наказывал своим детям переходить по берегу, а не переплывать. Он предупреждал детей о глубине и не разрешал им плыть там, даже когда его отпрыски упрямо объявляли себя опытными пловцами. Брат с сестрой злились, однако слушались отца до определенного момента. В тот день они сговорились, что докажут родителям свою самостоятельность и пересекут злосчастный участок вплавь. Аэлин поддержала идею брата: она доверяла ему, считала его отличным пловцом, чувствовала себя в безопасности рядом с ним.

… руки устали уже на середине участка, и девочка решила, что на мгновение опустится на дно, оттолкнется и сможет продолжить плыть, как ни в чем не бывало, поспевая за братом. Течение было несильным, вода не представляла угрозы… Аэлин верила, что справится.

Она погрузилась под воду, начиная уходить все ниже и ниже. Сейчас должно почувствоваться дно. Вот сейчас…

Аэлин потянулась ногой, готовясь упереться в речной ил, но дна не было. Слишком долго, непозволительно долго.

Девочка испугалась и открыла глаза. Вокруг была лишь толчея зеленоватой мутной воды, в которой угадывалось какое-то движение. Рыба? Или что-то другое… что-то…

Аэлин посмотрела вниз, надеясь разглядеть дно и оценить расстояние до него, но увидела лишь черный непроглядный мрак, в котором что-то шевелилось. Водоросли? Рыбы? Ответ был неважен — в тот самый момент на дне реки зашевелился ее страх. Аэлин лихорадочно попыталась всплыть, но в ту же минуту осознала, что сделать это быстро у нее не выйдет — слишком глубоко она опустилась, чтобы усталые руки сумели в несколько мгновений вытянуть ее наверх. Какая же здесь глубина?

Легкие загорелись огнем, воздуха не хватало. Судорожно захотелось заплакать, но девочка понимала, что сейчас этого делать нельзя — иначе смерть! Аэлин была уверена, что не выплывет. Она уже ловила холодное дыхание Рорх у себя под ногами — там, в черной, непроглядной глубине реки…

И тогда она почувствовала, как сильная рука Аллена тянет ее на поверхность.

— Айли! — выкрикнул он испуганно, когда голова сестры оказалась над водой. — Айли, с тобой все хорошо? Ты не наглоталась воды? Дышишь нормально?

Девочка не могла ответить — ее душили рыдания, слова застревали в горле, руки и ноги сделались совершенно непослушными и не желали шевелиться. От одной мысли о черной бездне под ногами хотелось вопить, но голос предательски сел от страха и даже крика не мог произвести на свет. Сейчас все желания Аэлин свелись к тому, чтобы поскорее оказаться на берегу, и Аллен, хвала богам, понимал это. Он быстро потянул сестру из воды, побелев от испуга: прежде ему никогда не приходилось видеть ее в таком ужасе.

— Айли, все хорошо. Мы почти выплыли. Вот берег!

Слова брата долетали до девочки словно издалека. Она истово хотела поскорее выбраться из воды и старалась работать одеревеневшими руками и ногами.

«Больше никогда…» — прозвучало в ее сознании, и Аэлин понимала, что теперь эта мысль вряд ли когда-нибудь покинет ее…

Через несколько мгновений Аллен сумел вытащить ее на берег — он и впрямь был хорошим пловцом…

Крупная капля пота скатилась по виску Мальстена. Живые образы в голове Аэлин утягивали за собой в глубины ее памяти. Данталли стиснул зубы, заставив себя не следовать в другие уголки ее сознания. Нужно было набросить мутную пелену забытья на те детали, что вызвали ужас в тот день.

Казалось, одновременно приходилось ломать и крушить собственные воспоминания. Работа с нитями, которые должны были исправить впечатления в чужом прошлом, была болезненной и тяжелой. Чужой страх, чужие переживания перемешивались с собственными чувствами кукловода, и так трудно… так неимоверно трудно было отделить одно от другого!

«Сосредоточься!» — скомандовал себе данталли, огромным усилием заставив себя сконцентрироваться на образах, рисующихся в сознании женщины.

Было глубоко…

Мальстен потянул за нить, одновременно сокращая в памяти Аэлин расстояние до речного дна. Не настолько глубоко было в той реке. Данталли постарался привить спутнице лишь мысль о том, что она была ребенком и не рассчитала собственные силы. Сейчас этих сил достаточно, сейчас эта глубина уже не покажется ей столь пугающей.

Вокруг было темно…

Данталли постарался добавить в воспоминание немного света. Сделать воду в реке кристально чистой он бы не сумел, однако чуть разогнать речную муть в памяти Аэлин у него вышло.

В голове будто взорвался болевой снаряд, черная нить словно раскалилась добела в руке демона-кукольника, однако отпускать было категорически нельзя.

Мальстен невольно задумался, как свои ощущения можно описать с точки зрения теории Ланкарта. Похоже, проникая в человеческое сознание, он проникал напрямую в душу своей марионетки и работал прямо в потоке обмена энергией с миром, тем самым искажая собственный поток. Мальстен предполагал, что именно по этой причине боль от такого воздействия была более жестокой и прийти могла непосредственно в процессе воздействия…

«Не отвлекайся! Продолжай работать», — со злостью приказал себе кукольник, вновь сосредотачиваясь на мыслях спутницы.

Что-то шевелилось там, вокруг меня.

Образ проплывающей мимо рыбы удалось сформировать довольно четкий. Мальстен постарался сотворить в сознании женщины нечто красивое и безобидное, что не вызвало бы страха или угрозы.

И что-то двигалось там, на дне. На непроглядно черном дне…

Этот образ был сложнее всех прочих. Он и явился причиной ужаса: темная неизвестность, таящая в себе опасность и смерть. Это был единственный фактор, смягчить который не удалось бы, если только не искоренить его. А можно ли это сделать?

«Не смотри туда!» — мысленно скомандовал Мальстен, резко потянув за нить и заставив мысли Аэлин обратиться к нему.

Девочка хотела опустить глаза вниз, но вместо этого подняла их кверху. Перед ней прямо в воде находился одновременно знакомый и незнакомый мужчина в длинном плаще. Он словно бы был здесь, в реке, совсем рядом, но в то же время пребывал где-то недосягаемо далеко, как посланник богов, явившийся, чтобы успокоить.

«Успокоить перед смертью? Жнец душ?» — мысли девочки из далеких воспоминаний путались. Страх перед Рорх и ее верным слугой перемешивался с четким ощущением безопасности, возникшим с приходом незваного гостя. Аэлин словно явилось воспоминание из будущего, из времени, в котором она уже знала этого человека.

Это существо…

— Мальстен?.. — ошеломленно произнесла девочка одними губами, и несколько пузырьков воздуха вылетели из ее груди.

— Не смотри вниз, Аэлин. Смотри вверх. Видишь руку Аллена? Она сейчас вытянет тебя отсюда. Ничего страшного не происходит.

Голос Мальстена мягко звучал в воспоминаниях охотницы, и она вновь начинала различать себя прошлую и себя настоящую.

Девочка послушно подняла взгляд и подалась навстречу руке брата…

Данталли вновь потянул за нить, стиснув зубы от пронзившей голову вспышки боли, и заставил призрачную пелену приглушить рыдания в памяти Аэлин, приглушить образ непроглядного мрака на дне реки, приглушить мысль «больше никогда», так отчетливо звучавшую в ее сознании.

Тут же проследовав за своим даром, Мальстен очутился в болоте дьюгара. Сил едва хватало, он сумел лишь окутать это воспоминание все той же мутной пеленой полностью, понимая, что поправить отдельные детали попросту не сможет. Необходимо было отпустить нить. Держать сознание в иллюзии он мог достаточно долго, но изменять его в динамике было непомерно трудно.

Нить послушно втянулась в руку кукловода, и Аэлин шумно вздохнула, очнувшись от воздействия. В то же мгновение Мальстен, не сумев более удерживаться на непослушных, ослабевших ногах, с резким выдохом опустился на колени и с силой сжал дрожащие руки в кулаки, стараясь дышать глубоко и ровно, чтобы пережить нахлынувшую расплату, жестокость которой вполне можно было сравнить с наказанием за прорыв сквозь красное.

— Мальстен! — обеспокоенно воскликнула женщина, подоспев к спутнику и присев рядом с ним. — Ты…

— Дай… мне минуту, — выдавил он, опуская голову, хотя на деле понимал, что минутой вряд ли обойдется. В редкие мгновения подобных воздействий помимо расплаты приходило еще одно страшное чувство: чувство исчезнувшего времени. Мальстен не мог понять, как долго длился контроль над марионеткой, и, соответственно, не мог оценить, сколько продлится расплата. В прошлый раз, когда он захватил человеческое сознание, он потерял шесть часов. Сейчас, похоже, времени прошло немного, судя по положению солнца…

Охотница досадливо сжала губы в тонкую линию.

— Мальстен, боги, прости… — шепнула она. — Если б я знала…

«Ты знала!» — не без злости воскликнул про себя данталли, однако произносить этого вслух не стал, понимая, что чувство вины, что всколыхнется в душе его спутницы, никому пользы не принесет. Тем временем в памяти Мальстена появилось лицо его учителя. В минуты слабости ученика, Сезар Линьи всегда был жесток и бескомпромиссен: он не признавал беспомощность и не давал послаблений, а по отношению к изредка возникающей у ученика жалости к себе выражал исключительно презрение — он всегда учил, что любые тяготы и любую боль необходимо преодолевать молча, потому что такова природа данталли.

Каждый раз, когда мы применяем нити, Мальстен, мы делаем это осознанно и обязаны нести ответственность за свои поступки. Боль приходит неспроста, она приходит за дело, и наш долг перед богами, наделившими нас этой силой, выдержать свое испытание достойно. Мы не имеем права быть слабыми перед расплатой. Хотя бы потому, что нам это грозит смертью.

Мальстен плотно стиснул челюсти и осторожно выдохнул.

Похоже, контроль и впрямь был недолгим: расплата начинала отступать. Руки и ноги все еще предательски дрожали, но уже не столь сильная боль разливалась по телу. Можно было попытаться подняться.

Охотница почувствовала намерение спутника и помогла ему распрямиться.

— Уже не раз я наблюдала твою расплату, но, кажется, никогда не сумею к ней привыкнуть… — виноватым полушепотом произнесла Аэлин. — Прости меня, если сможешь. Я не представляла, что это будет… так.

Мальстен прерывисто вздохнул и кивнул.

— Все нормально, — бегло отозвался он.

— И все же, — качнула головой охотница, — прости меня.

— Не нужно извиняться. Ты была права: твой страх необходимо было хотя бы убавить, а у меня была возможность это сделать. Я сделал. Только это важно. А в том, что я испытываю, я виноват сам.

— Я бы не стала снимать с Бэстифара ответственность за то, что ты чувствуешь, — отведя взгляд, буркнула Аэлин себе под нос, не сомневаясь при этом, что спутник ее услышит.

— Бэс не сумел бы ничего добиться без моего согласия, — поморщился данталли. — Прошу, не станем продолжать этот бессмысленный спор.

Охотница понимающе кивнула. В душе она все еще обвиняла Бэстифара шима Мала в том, что он сотворил с Мальстеном, однако сознавала, что сам данталли аркалу это в вину не вменяет, стало быть, спор и впрямь будет бессмысленным. К тому же Аэлин видела, что на пререкания у ее спутника сейчас нет ни сил, ни желания.

— Это хотя бы сработало? — устало спросил Мальстен, криво усмехнувшись. — Или мое вмешательство в твое сознание было напрасным?

Аэлин осторожно перевела взгляд на реку Бреннен и поняла, что с трудом может описать свои ощущения. Обыкновенно, глядя на водоем, она испытывала опасения и откровенную неприязнь, а при мысли, что нужно будет вброд перебираться с берега на берег, и вовсе плохо контролируемый ужас. Сейчас Аэлин готова была поморщиться по старой привычке от одного вида реки, однако не была уверена, что мысль о переходе вызывает в ней прежние чувства. Не вызывала эта мысль и радости — в душе поднимались старые, замутненные воспоминания, когда-то оставившие весьма неприятные впечатления о воде, однако ужас… ужаса не было.

— Я… не понимаю, — честно ответила охотница. — Пожалуй, и не пойму, пока не попытаюсь перейти на тот берег.

Она решительно двинулась вперед к первому камню, выступающему из-под воды. Обернувшись к своему спутнику, она обеспокоенно кивнула.

— А ты сумеешь перебраться? Ты выглядишь измотанным. Не сорвешься?

— По крайней мере, не должен, — небрежно передернул плечами данталли, осторожно ступая на камень вслед за охотницей.

— И все же позволь тебе помочь, — почувствовав, что на деле спутник не до конца верит в собственные слова, Аэлин протянула ему руку. — Я себе не прощу, если ты пострадаешь из-за того, что помог мне. Не спорь, ладно?

Мальстен устало вздохнул и кивнул. Спорить ему не хотелось, срываться с камней тоже, поэтому он принял предложение спутницы и молча взялся за ее руку. Аэлин, в свою очередь, тут же ощутила, что данталли бьет мелкая дрожь, и изумленно округлила глаза: похоже, контроль чужого сознания и впрямь сильно отличался от контроля тела. Аэлин уже не раз видела, сколько времени анкордский кукловод может контролировать своих марионеток. Он способен подчинить себе множество человек одновременно, после чего на его лице с трудом можно обнаружить признаки физических мук, которые приносит расплата. А за контроль над сознанием данталли явно расплачивался жестче, хотя на деле его воздействие на спутницу — единственную марионетку — длилось не более нескольких минут.

Путь по камням до другого берега реки Бреннен Аэлин преодолела в раздумьях о том, как боги наказывают демонов-кукольников за силы, которыми наделили их. Все это время она крепко держала руку Мальстена, следя за тем, чтобы он не сорвался с камней и успешно перебрался на другой берег. Интуитивно чувствуя, когда спутника покидают силы, она чуть приостанавливалась, позволяя ему передохнуть, старалась максимально облегчить переход, невольно коря себя за то, что данталли приходится переживать из-за ее просьбы.

Оказавшись, наконец, на другом берегу, Аэлин виновато взглянула на Мальстена и покачала головой. Однако прежде, чем она успела набрать в грудь воздуха, чтобы в очередной раз извиниться, данталли заговорил со слабой, неровной улыбкой:

— Я рад, что сработало.

— Что? — нахмурилась охотница.

— Мое воздействие, — кивнул Мальстен. — Оно сработало. Ты перешла реку без страха. По крайней мере, если этот страх присутствовал, на этот раз тебе удалось его полностью обуздать. Стало быть, вся эта затея была не напрасной, и извиняться за нее снова не нужно. Ты ведь именно это собиралась сделать?

Аэлин осклабилась.

— Выходит, не только я успела хорошо тебя изучить за это время, — хмыкнула она. — Ты тоже легко можешь предугадать, как я себя поведу.

— Просто догадался, — пожал плечами данталли.

— Не скромничай, — заговорщицки улыбнулась охотница, тут же посерьезнев и кивнув спутнику. — А если серьезно, то ты прав, я собиралась снова извиниться перед тобой, но не за саму просьбу, а за то, что наговорила тебе, решив, что ты отказываешь. Я не должна была так делать, это было несправедливо.

— Ничего. Я не в обиде.

— А ведь мог бы, — невесело усмехнулась Аэлин. — После стольких раз, когда ты спасал меня с помощью своих сил, я не имела права бросать тебе таких обвинений. Я… просто хочу, чтобы ты знал, что это было сказано сгоряча, и на самом деле я не думаю, что ты делаешь из людей марионеток в угоду своим прихотям.

— Даже если б думала, я не стал бы злиться на тебя, — немного снисходительно покачал головой Мальстен. Аэлин непонимающе прищурилась, и он, кивнув, предпочел пояснить. — Широту твоих взглядов мне доказало одно то, что ты не убила меня на берегу Мотт, когда узнала о моей природе. Я не сбрасываю со счетов, что ты охотница, Аэлин, и о том, что за пару недель своих убеждений не изменишь, я говорил серьезно, и даже твои попытки сделать это уже много для меня значат.

— Я не могу сказать, что мне удалось окончательно изменить их, — досадливо отозвалась Аэлин. — Я уже говорила, что мне трудно принять саму возможность незнания о твоем воздействии на меня, это все еще пугает. И, пожалуй, будет пугать всегда. Но я остаюсь верна своим словам: я никогда не смогу возненавидеть тебя. Даже за это.

Мальстен понимающе кивнул.

— Спасибо, — отозвался он и, вздохнув, поглядел вперед, пытаясь подсчитать, сколько они со спутницей смогут пройти до ближайшего привала. — Думаю, нам пора двигаться дальше.

— Ты нормально себя чувствуешь? — обеспокоенно поинтересовалась женщина.

— Если ты о дрожи, то еще некоторое время она продлится, — чуть поморщился данталли. — Но в остальном все хорошо. Идти я могу.

Аэлин с готовностью поправила заплечную сумку и посмотрела на убегающую вперед тропу.

— Что ж, тогда идем. Вскоре с тракта снова придется свернуть. По пути будет небольшой городок Линддор, и там, насколько мне известно, есть небольшое отделение Культа. Думаю, нам не стоит показываться там. Обойдем лесными тропами.

— Согласен.

— И, Мальстен, — криво улыбнулась охотница, продолжив свою мысль, лишь поймав взгляд спутника на себе, — если нам по пути снова встретится хоть одна неизвестная деревня…

— Обойдем ее за пару лиг, — закатив глаза, бегло отозвался данталли, вернув охотнице улыбку.

С этими словами спутники двинулись вдоль по тропе.

Перед двумя всадниками в ярких одеяниях Красного Культа, кони которых легким шагом двигались по главной улице города, расступались люди, периодически бросая на чужеземцев заинтересованные взгляды. В том, что эти два человека были именно чужеземцами, ни у кого сомнений не возникало хотя бы потому, что местные жрецы в большинстве своем носили не дорожные кожаные доспехи, а повседневные алые рясы — походные одежды были здесь редкостью. Да и как-то иначе эти два всадника держались, чем-то неуловимо отличались от фрэнлинских последователей Культа. Было в их виде и поведении нечто властное, почти царственное. Горожане словно подспудно чувствовали, что во Фрэнлин прибыли важные персоны, и с первого взгляда сочли их едва ли не лицами высшей власти в организации, охотящейся на данталли, посему спешили проявить должный пиетет.

Начиная от городских ворот, спутники двигались по городу молча. Один из всадников, светлые редкие волосы которого ниспадали на лицо, чуть скрывая собою мутное молочное бельмо, затягивающее оба глаза, морщился, принюхиваясь к городским запахам. Его напарник — очень коротко стриженный грузный мужчина — уделял внимание самому виду Фрэнлина: вглядывался в окна серокаменных домов, изредка устремляя свой взор на некоторых жителей, смотрящих на чужеземцев с нескрываемым любопытством, разглядывал вывески лавок и таверн, жалея, что остановится не в одной из них, а в обители Культа, следил, чтобы никто из горожан не попался ненароком под копыта.

— Опрятный городок, — хмыкнул Иммар Алистер, не в силах более выдерживать тягостного молчания, воцарившегося между ними со спутником. — Опрятнее большинства из тех, где нам приходилось бывать.

— Воняет нечистотами, как и все другие, — хмуро бросил Ренард, плотнее сжимая поводья, — и гарью.

— Гарью? — удивленно переспросил напарник, и жрец Цирон чуть повернул голову в его сторону. — Хочешь сказать, здесь что-то горит?

— Горело. Несколько дней тому назад. Запах уже не такой ощутимый, чтобы его почувствовал зрячий, но лично для меня он легко различим. Недавно тут был пожар, где-то к востоку от нас.

Губы Ренарда сжались в тонкую линию. Похоже, неприятный запах, который чувствовал он один, сильно сбивал слепого жреца с толку, однако сообщать об этом он, разумеется, не собирался.

— Не люблю города, — заключил Цирон, вновь поворачивая голову по направлению движения.

Иммар глубоко вздохнул, попытавшись уловить тот самый запах, о котором говорил его спутник, но ничего такого не почувствовал.

— Неужто тебе все города чем-то не угодили? — поинтересовался он. — А как же Флацдер? Ты ведь там много лет прожил.

— Флацдер от других тоже ничем не отличается, — хмуро бросил Ренард в ответ, явно показывая нежелание говорить о своей родине.

— То есть, тебе ближе деревни, — скорее, утвердил, чем спросил Иммар.

— Немного. Хотя ближе всего мне незаселенные пространства между деревнями и городами, где только природа и где почти нет людей. Однако, к сожалению, данталли, которых мы выслеживаем, редко прячутся на таких территориях, чаще всего их приходится вынюхивать именно в городах, — последние слова слепой жрец бросил с нескрываемой досадой.

— Такова уж природа этих демонов, брат, — пожал плечами Иммар.

— Да. Такова, — коротко отозвался Ренард, предпочтя не развивать свою мысль.

Жрец Алистер понимающе замолчал, решив более не донимать своего напарника разговорами. Возможно, Ренарду, ведя беседы, было еще труднее сконцентрироваться на передвижении по городу, который, как и все другие места, для него представлял собою лишь нескончаемую черноту. Иммар невольно прикрыл глаза и постарался сориентироваться по запахам и звукам в округе, однако тут же понял, что не сможет долго ехать вслепую. А ведь из-за того, как Цирон держался, его соратники периодически забывали о его дефекте и относились к нему, как к зрячему воину.

Задумавшись об этом сейчас, Иммар страстно захотел поговорить об этом с Бенедиктом. Руководитель передвижного оперативного отряда Культа явно лучше понимал Ренарда, представлял, как тот относится к работе в этой команде, как реагирует на то, что его братья иногда забывают о его врожденном дефекте. Держит ли Ренард обиду на своих соратников? Или, быть может, он благодарен за возможность почувствовать себя полноценным в глазах других — хоть иногда?.. Для Иммара подобные тонкости человеческой души были загадкой.

— Я чем-то задел тебя, брат? — вдруг прошелестел Ренард, вырывая напарника из раздумий. Тот встрепенулся и покачал головой.

— Задел? С чего ты взял? — недоуменно переспросил он, не представляя себе, как слепому жрецу удалось почувствовать его смятение.

— Предположил, — ухмыльнулся Ренард. — Звук твоего дыхания изменился: ты вдруг начал дышать громче и через нос, причем вдохи мерные и медленные, а выдохи много резче и шумнее. В спокойной обстановке ты дышишь так, только когда крепко задумываешься о чем-то неприятном. Судя по тому, что этому предшествовал наш диалог, я сделал вывод, что мог задеть тебя. Если так: поверь, у меня не было такого намерения.

Иммар нервно усмехнулся. В этом вопросе он был полностью солидарен с Бенедиктом: умение Ренарда почувствовать настроение (и даже иногда прочесть мысли) человека по одному лишь звуку дыхания казалось настоящей магией.

— Можешь быть спокоен, я на тебя никакого зла не держу, — заверил жрец Алистер, понимая, что его напарник ждет ответа.

— Зла, быть может, и не держишь, но то, что я тебя задел, все же не отрицаешь, — хмыкнул Ренард.

Ответа не последовало, и жрец Цирон, глубоко вздохнув, заговорил снова.

— Я не люблю города, потому что в любом из них — в каком бы я ни оказывался — очень скоро люди начинали судачить за моей спиной. Кто-то жалел меня, кто-то высказывал предположения, что моя перерожденная душа в этой жизни осуждена богами, кто-то говорил о том, что я ему неприятен. Многие сочувственно возвещали о том, что «такому бедолаге, как я», никогда не найти себе жену, потому что «какая же за неполноценного замуж пойдет».

Иммар поджал губы, не зная, что ответить. Ренард продолжил.

— Я с самого детства вынужден был доказывать этим людям, что мне не нужно их сочувствие, что меня не волнует их мнение, и что мой врожденный дефект не помешает мне устроить свою жизнь. Тем не менее, в предположении, что ни одна женщина не согласится сочетаться узами брака со слепцом, и ни один родитель своей дочери такой судьбы не пожелает, они были правы. У меня не было за плечами громких титулов и несметных богатств, посему перспективным женихом я ни для одной девицы не являлся. В юности я верил, что однажды найдется та, которой сильное чувство ко мне поможет разглядеть за моим недугом полноценного человека. Надеялся, что в моей внешности может заинтересовать и что-то помимо слепого бельма на глазах, однако эти надежды быстро развеялись: женщины шарахались от меня, кроме тех, что за несколько фесо готовы были отдаться любому. На этом основании я сделал вывод, что обладаю внешностью непривлекательной. Хотя, говоря об этом, я понятия не имею, что это может значить. Понятие привлекательной внешности, как ты понимаешь, всю жизнь для меня было несколько… загадочным.

На лице слепого жреца появилась невеселая ухмылка, тут же погасшая. Иммар неуютно передернул плечами. Никогда прежде Ренард не рассказывал свою историю в таких деталях, и с одной стороны его напарник был благодарен ему за доверие, однако с другой он был не рад, что услышал ее.

— Города я сменял чуть реже, чем продажных женщин. Ты, к слову, знал, что родился я не во Флацдере? Местом моего рождения был какой-то безымянный притон в Монрихе. Матери я никогда не видел: она то ли умерла при родах, то ли просто сбежала, мне никто не говорил, да я и не спрашивал — не видел смысла, да и не у кого было. Детство я провел в приюте в Монрихе при Храме Тринадцати, где меня оставили на пороге сердобольные постояльцы того самого притона. Несколько лет прислуживал в храме, выполняя самые простые работы, которые могли доверить слепому, чтобы получить хоть какую-то пользу. Именно там, будучи вынужденным сносить нападки других детей из приюта, я научился ориентироваться в пространстве без помощи зрения, притом — как мне говорили — довольно неплохо. В тот же период пришлось научиться защищаться подручными средствами от мальчишек, норовивших толкнуть и дезориентировать. Я стал различать шаги на слух, чувствовать настрой человека по тому, как он дышит, с частым успехом чувствовал придуманные другими детьми ловушки на расстоянии. Это вселило в меня определенную уверенность в собственных силах, и чуть позже я сбежал. Добрался до Тана. Пару лет там перебивался на мелких заработках. В то же время я и начал изучать фехтование — нашелся сын кузнеца, который — поначалу из жалости, а позже из интереса — решил внять моей просьбе и научить меня держать меч. В том городке я задержался в итоге на шесть лет, помогал по хозяйству в кузне за еду и кров, учился, слушал разговоры, которые вели обо мне сострадающие граждане. Позже мой друг все больше времени начал проводить с одной девицей, дело двигалось к свадьбе, и я понял, что более не стоит тяготить своего совестливого учителя своим присутствием. Пожил в нескольких мелких деревнях, затем направился в Ильм, надеясь попасть во флацдерское отделение Красного Культа. За время своих странствий я находил немало противников и учителей фехтования. Я научился обходиться без зрения и превосходить даже зрячих бойцов, и надеялся, что это позволит мне пройти вступительные испытания в Культ. Чтение с меня по понятным причинам спрашивать не стали. Встретившись со мной, старший жрец флацдерского отделения сразу настроился скептически, но все же дал мне шанс показать себя в поединке — то ли забавы ради, то ли из интереса, не знаю. В итоге меня приняли в Культ, но, как ты понимаешь, и там я долгое время был не к месту. Приходилось пробивать себе путь в дознаватели грубой силой, убеждением и навыками, ежедневно совершенствуясь в своих умениях, чтобы затмить ими свои слабые стороны. А после — в семьдесят третьем году — во Флацдер нагрянул Бенедикт. Дальше ты все знаешь.

Иммар прерывисто вздохнул.

— Ты никогда этого всего не рассказывал, — осторожно проговорил он, тут же заставив жреца Цирона нахмуриться.

— А ты и не спрашивал, — голос Ренарда прозвучал холодно и отстраненно.

Его напарник нервно перебрал пальцами, чувствуя, что история эта оказалась тяжелой для восприятия и душевно изматывающей.

— Я пытаюсь понять, что могу сказать в ответ, но в голову ничего не приходит. Мне кажется, любая моя реплика будет воспринята тобой с неприязнью.

— Правильно кажется, — усмехнулся Ренард, — потому что сочувствие меня злит, признание моих успехов кажется неискренним, а отсутствие и того, и другого наводит на мысль о невнимательности собеседника. И при всем этом какой-то реакции я жду.

— Какой была реакция Бенедикта? — склонив голову, спросил Иммар. — Ему ты, я уверен, рассказывал.

Цирон осклабился.

— Бенедикт сказал мне, что я свой недуг сердечно люблю и лелею его при каждой возможности, поэтому и преподношу эту историю так, что люди невольно начинают сочувствовать. Он сказал, что его реакцией я могу считать одно то, что он взял меня в команду, а стало быть, должное впечатление я уже произвел, и моего нытья по поводу моего прошлого он больше слышать не желает. Прошлое должно оставаться в прошлом.

Иммар нервно рассмеялся.

— Чего-то подобного следовало ожидать.

— А я тогда не ожидал, и его слова произвели неизгладимое впечатление.

— Жаль, что я не могу сказать того же, — нахмурился жрец Алистер. — Во мне твоя история вызывает сочувствие и… уважение. Мне кажется, я бы не сумел так пробиться в Культ, как это сделал ты. Я был простым идейным юнцом с большим запалом, когда пришел на испытания. У меня была грубая сила, и только ею я пользовался на испытаниях. Читать и считать меня научили уже в стенах Культа. Я был готов бросаться на данталли с истовой яростью, и жрец Бриггер всегда говорил мне, что эту ярость бы направить в нужное русло. А после появился Бенедикт и оценил мой потенциал по достоинству, сказав, что ему нужен человек с такими задатками и такой преданностью делу.

— А почему ты решил пойти в Культ?

— По юношеству хотел славы и приключений, а становиться пекарем, как мой отец, не собирался, вот и выбрал другой путь. Долго собирался, если честно, хотя головное отделение было видно из окна нашего дома, и я каждое утро мечтательно на него смотрел, представляя, какое будущее меня там ждет. Однажды утром отец просто поставил меня перед выбором: либо я иду к своей пресловутой мечте, расположенной за пару улиц от дома, либо забываю о ней и серьезно подхожу к семейному делу. Я думал до заката, затем собрал вещи и ушел в Культ. Простая, неинтересная история на фоне твоей.

— Тебе ведь будет неприятно, если я соглашусь? — качнул головой Ренард.

— А толку от этой неприязни? — хмуро спросил Иммар. — Ведь дела так и обстоят. К чему обижаться на правду?

Жрец Цирон понимающе кивнул.

— Всегда радовала твоя прямота.

— А вот и местное отделение, — искренне радуясь перемене темы, отозвался Иммар и с облегчением вздохнул.

Здание, принадлежавшее Красному Культу во Фрэнлине, не шло ни в какое сравнение с тем, что стояло в Сельбруне или Хоттмаре. На вид оно ничем не отличалось от других серокаменных домов этого городка, разве что чуть превосходило их в размерах и было отмечено красным флагом, развевающимся на крыше.

Конь Иммара нетерпеливо фыркнул, и всадник спешился, с удовольствием потянув уставшую спину. Ренард неслышно оказался рядом со своим напарником и кивком головы указал вперед, похоже, заранее расслышав шаги приближающихся жрецов в красных рясах.

— Доброго дня, братья, — голосом, наводившим на мысли о Жнеце Душ, поздоровался слепой жрец, и в уголках его губ наметилась едва заметная улыбка.

Два человека, вышедших навстречу чужеземцам на секунду одновременно замерли, оценивая пришельцев, затем возобновили шаг и отозвались приветственными кивками.

— Добро пожаловать во Фрэнлин, — вежливо кивнул один из них — долговязый худой мужчина средних лет с темными волосами, чуть тронутыми сединой, и острой бородкой, делавшей его лицо на вид еще тоньше. Небольшие, близко посаженные серые глаза прищурились при взгляде на Ренарда Цирона, и тут же изумленно распахнулись: почти всегда первая реакция на слепого хоттмарского воина была именно такой. Второй жрец — также отличавшийся высоким ростом, но обладавший более массивным телосложением и серо-русым цветом волос, ниспадающих на плечи, внимательно изучил Иммара и кивнул ему в знак приветствия.

— Мы не ожидали гостей из других отделений, — приятным голосом проговорил широкоплечий фрэнлинец, — но всегда рады приветствовать соратников. Представьтесь, господа, прошу.

— Ренард Цирон, — тихо отозвался слепой жрец и кивком головы указал в сторону своего напарника, — и Иммар Алистер. Мы представляем хоттмарское отделение Красного Культа, Кардения.

Проведя рукой по бородке, первый встречающий чуть нахмурился.

— Хоттмар? — переспросил он. — Цирон и Алистер? Оперативная группа Бенедикта Колера?

— Хотелось бы и ваши имена узнать, братья, — нарочито подчеркивая обращение, произнес Ренард, словно специально выбирая из своих тембров тот, что зачастую вызывал у неподготовленных к его неординарной персоне людей искренний испуг.

Жрецы фрэнлинского отделения заметно растерялись, однако практически сразу овладели собой и с готовностью назвали свои имена:

— Просим простить нашу невежливость. Жрец Герик Корнделл, — сказал первый, чуть пригладив седые виски. — А это мой коллега, жрец Эфром Лемми. Итак, вы здесь, господа, по поручению старшего жреца Кардении, насколько я понимаю?

— Верно понимаете, — присоединился к разговору Иммар. — Сам он сейчас находится в головном отделении, в Кроне. Приказ наведаться во Фрэнлин поступил нам оттуда и был поддержан жрецом Бриггером лично.

— И все же нам о вашем визите не сообщали, — прищурившись, отозвался Лемми, окинув пришельцев подозрительным взглядом. — Позволите узнать, с какой целью вы приехали во Фрэнлин?

Иммар набрал в грудь воздуха, чтобы ответить, однако Ренард стал чуть впереди него и тихим внушительным тоном, ответил:

— Не позволим, увы. У нас дело исключительной важности к вашему старшему жрецу. Говорить мы будем лично с ним и без свидетелей.

— Боюсь, это не так просто, господа, — спокойно выдерживая невидящий и одновременно пронизывающий взгляд затянутых слепым бельмом глаз, отозвался Корнделл. — Жрец Дервин — занятой человек, он не может отрываться от важных дел, охватывающих все наше отделение… да и город в целом, по первому требованию любого случайного прохожего.

Иммар сжал руки в кулаки, и Ренард, казалось, почувствовал его настроение. Он приподнял руку в останавливающем жесте, на губах его появилась нехорошая улыбка.

— Что ж, брат, нам с тобой придется подождать, пока жрец Дервин решит свои дела исключительной важности. В конце концов, мы прибыли во Фрэнлин в весьма неоднозначное время для города: не думаю, что некоторые местные жители, которым в скором времени предстоит менять костюмы на карнавале, сильно рады недавнему пожару в городе. Это очень нервные… гм… граждане, и им требуется полная безопасность, иначе, чего доброго, будет бунт, верно ведь?

Иммар с трудом сдержал улыбку при виде побледневших лиц Лемми и Корнделла.

— Стоит ли говорить более прямо здесь, на улице, что о ситуации в городе мы прекрасно осведомлены? — нарочито миролюбиво улыбнулся Ренард. — Или стоит повторить, что наш приезд санкционирован головным отделением Культа — в конце концов, вы могли не расслышать этого при встрече? Возможно, у жреца Дервина все же найдется возможность принять нас в срочном порядке?

Корнделл прерывисто вздохнул.

— Я отведу вас, — упавшим голосом отозвался он.

— Премного благодарны, — кивнул Ренард и обратился к Лемми. — Если вас не затруднит, позаботьтесь о наших лошадях. Животные устали с дороги, им требуется отдых, вода и корм.

Эфром отозвался коротким кивком, тут же вспомнив, что собеседник его не видит, мгновенно встрепенулся и отозвался:

— Не затруднит, разумеется.

— Спасибо, — мрачно буркнул Иммар, проследовав за своим напарником в здание. Минуя длинный прямой коридор, ведущий, по-видимому, к кабинету старшего жреца, он невольно отметил про себя, с какой легкостью Ренард взял на себя инициативу Бенедикта. Даже не видя своего собеседника, жрец Цирон с легкостью внушал полный уважения страх, умел спокойно привести веские аргументы, поставить любого зазнавшегося выскочку на место, не применяя при этом ни грубой силы, ни повышенного тона.

Впервые с момента вступления в оперативную группу Колера Иммар всерьез задумался о том, чем он сам ценен для этой команды. И будет ли он столь же ценен в скором времени, когда в нее вступит Киллиан Харт? Иммар немногое знал об этом мальчишке, помнил лишь его поведение на помосте в Олсаде, где он едва не рухнул в обморок от вида казни, хотя, надо отдать должное, мужественно принял вызов Ганса Меррокеля и остался стоять у костра в самые страшные минуты. Перед олсадской толпой Харт тоже не спасовал, и хотя изначально, казалось, растерялся, быстро взял ситуацию под контроль и зарекомендовал себя как хороший оратор.

Обратившись к этим воспоминаниям, Иммар невольно вспомнил тот холодный осаждающий тон Бенедикта, когда прозвучало замечание о слабых нервах мальчишки…

Закрой рот. Ты слышал.

От этих слов, произнесенных ледяным голосом, действительно становилось не по себе. В ту же минуту выяснилось: Бенедикт по какой-то причине счел Киллиана Харта достойным и всерьез за него взялся, раз решил подключать его к делу и везти его с собой в Крон. Какую роль Колер готовит этому юнцу?

Раздумья Иммара прервал стук: Герик Корнделл настойчиво постучал в дверь кабинета старшего по фрэнлинскому отделению и, не дожидаясь ответа, заглянул внутрь.

— Жрец Дервин? Прошу прощения за вторжение, но к нам приехали наши коллеги из хоттмарского отделения Культа, и у них к вам срочное, важное дело. Разрешите пригласить их?

Из кабинета послышался на удивление энергичный молодой голос, нисколько не вязавшийся с представлениями Иммара о старших жрецах: на его памяти большинство руководителей городских отделений Культа были людьми в возрасте, которые занимали свой пост уже не один десяток лет.

— Разумеется, Герик, пусть наши гости войдут, — ответствовал Дервин.

Корнделл отступил от двери и жестом пригласил хоттмарцев внутрь.

Кабинет оказался просторным и светлым, что сильно контрастировало с обстановкой, которую обустроил для себя Урбен Леон в Олсаде. Темные шторы на широком окне, из которого пробивался яркий дневной свет, были раздвинуты, а на большом столе стояла для вечерней работы масляная лампа — сейчас не зажженная. Мебели здесь находился лишь необходимый минимум, никаких декоративных элементов, что наводило на мысль о том, что обитатель сего кабинета — человек весьма практичный и несентиментальный.

Иммар заинтересованно окинул взглядом помещение, тут же сконцентрировав внимание на его хозяине, и уверился в своих первоначальных выводах: жрец Дервин и впрямь оказался моложавым мужчиной, которому на вид можно было дать не больше тридцати пяти лет. Густые каштановые волосы были тщательно расчесаны и ниспадали на плечи, аккуратная борода обрамляла губы. Дервин обладал прямым решительным профилем, голубые глаза окинули вошедших оценивающим заинтересованным взглядом и остановились на Ренарде.

В отличие от Лемми и Корнделла старший жрец фрэнлинского отделения ни капли не удивился, увидев перед собой слепого воина, столь свободно ориентирующегося в пространстве: то ли был наслышан об особенностях Цирона, то ли попросту был скуп на удивление, то ли весьма умело контролировал выражение своего лица.

При виде хоттмарских коллег Дервин поднялся со своего места, сделал несколько нарочито громких шагов по направлению к гостям, приветственно кивнул Иммару и заговорил:

— Рад встретить вас во Фрэнлинском отделении Культа, господа, — звучно произнес он, протягивая руку Иммару. Обменявшись с ним рукопожатием, он перешел к Ренарду и повторил движение, сказав, — я протягиваю вам правую руку, жрец, просто вытяните свою чуть вперед, и сможем поприветствовать друг друга.

Реплика прозвучала без тени смущения, которое обычно нападало на любого, кто не был подготовлен к встрече с Цироном. Едва ли не впервые на памяти Иммара его напарник не сумел проконтролировать собственное лицо, и его брови на секунду изумленно приподнялись. Быстро совладав с собой, слепой жрец протянул руку навстречу рукопожатию, после чего глава фрэнлинского отделения отрывисто кивнул, вернулся к своему столу и, опершись на него, сложил руки на груди.

— Мое имя Алан Дервин. А вы, насколько я понимаю, жрецы Иммар Алистер и Ренард Цирон из оперативного отряда Бенедикта Колера? Наслышан о вас, и, надо признать, вы легко узнаваемы. Вашего командира также следует ожидать в ближайшее время, или вы прибыли неполным составом?

Иммар решил на этот раз взять инициативу разговора в свои руки и кивнул.

— Пока что жрец Колер решает важные вопросы в Кроне, жрец Дервин. Мы же здесь по его поручению, а также по поручению Карла Бриггера.

— Вот как, — понимающе кивнул Алан, чуть помедлив. — Что ж, в таком случае, излагайте. Я так понимаю, вы не привыкли к долгим расшаркиваниям и предпочитаете переходить сразу к делу. Я весь внимание, господа.

Иммар вновь оценивающе посмотрел на руководителя местного отделения. Алан Дервин при первом же взгляде производил впечатления человека деятельного, расторопного, внимательного к фактам и деталям. Несмотря на то, что во фрэнлинском отделении явно служили жрецы много старше его, не возникало сомнений, что Дервин имеет здесь высокий авторитет и пользуется уважением всех последователей Культа. Этому человеку явно не впервой было вести деловые переговоры, и подходил он к ним с большой долей уважения.

— Мы приехали поговорить с вами о хаффрубах, проживающих в городе. Сейчас в головном отделении прорабатываются варианты решения одной тяжелой ситуации с опасным данталли, и жрецы Колер и Бриггер полагают, что семьи хаффрубов Фрэнлина могут быть нам весьма полезны в этом деле, — ответил Ренард, и глаза Дервина заинтересованно блеснули в ответ.

— Могу я поинтересоваться, что за данталли?

— Нет, — строго отозвались хоттмарцы хором. Цирон чуть повернул голову в сторону напарника и продолжил говорить с Аланом. — Не можете. Информация держится в строгом секрете до распоряжения сверху, поэтому вряд ли вам ответят, даже если вы отправите соответствующий запрос.

— Я вас понял, — примирительно кивнул Дервин. — То есть, я должен буду оказать вашей группе любое посильное содействие, и спрашивать, что мне за это будет, не имеет смысла — лучше спросить, чего мне за это не будет?

Иммар оценивающе хмыкнул, Ренард чуть склонил голову набок.

— Я бы не стал так сгущать краски, жрец Дервин, однако мыслите вы в верном направлении. Пока мы можем лишь просить вашей посильной поддержки и ничего не предлагать взамен. Возможно, позже ситуация изменится, и вы сможете получить всю интересующую вас информацию, но пока — нет, — ответствовал Цирон.

— Что ж, — развел руками Алан, — тогда задавайте свои вопросы, господа. Что конкретно вас интересует относительно хаффрубов Фрэнлина?

— Их сотрудничество, — утвердительно кивнул Ренард. — Необходимо устроить встречу с обеими семьями, что живут в городе. Мы должны озвучить им просьбу жреца Колера.

Дервин невесело усмехнулся и качнул головой.

— Вы, верно, не знаете, господа, но не так давно в нашем городе случился один неприятный инцидент…

— Пожар, — утвердительно кивнул Ренард.

— Так вы в курсе? — Алан прищурился.

— Не совсем так. Мы это узнали, как только въехали в город. На улицах об этом не говорят, но запах гари все еще витает в воздухе. Я так понимаю, этот пожар заставил хаффрубов напрячься?

Из груди Дервина вырвался нервный смешок.

— О, вы не представляете себе, как вы правы, жрец Цирон! Учитывая, что из-за этого пожара во Фрэнлине осталась только одна семья хаффрубов.

Иммар шумно втянул в себя воздух, Ренарду не без труда удалось сохранить невозмутимый вид. Алан окинул хоттмарцев внимательным взглядом и кивнул, приготовившись рассказывать:

— Начнем с того, что во Фрэнлине жило две семьи хаффрубов: одна обосновалась в городской страже, вторая держала трактир «Старый Серп». На двадцать второй день Матира сюда, насколько я успел выяснить, явилось двое путников. Представились артистами, сказали, что хотят выступить на будущем карнавале и подыскивают себе место.

— Двое путников? — настороженно переспросил Ренард. — Мужчина и женщина, я так полагаю? Имена известны?

— Грегор и Беата Шосс, — кивнул Алан.

Иммар, нахмурившись, взглянул на Ренарда, и тот, словно почувствовав это, чуть повернул голову в сторону напарника.

— Прит, семья кузнеца, — мрачно констатировал Иммар.

— Это они, — кивнул Ренард, тут же вновь обратившись к Алану. — Похоже, в ваш город нагрянули опасные преступники, жрец Дервин. Ориентировки на них разосланы по всем отделениям Культа.

Алан недоверчиво нахмурился, склонив голову.

— Преступники, которых разыскивают все отделения Культа Арреды? Тот самый особо опасный данталли и некая охотница… как ее…

— Аэлин Девери, — напомнил Иммар.

— Что ж, если предположить, что мужчина, представившийся Грегором Шоссом — на самом деле данталли, страшно представить себе, что это за существо. Похоже, по-настоящему оценить масштаб опасности я не сумел. Дело в том, что в ночь на двадцать третий день Матира в «Старом Серпе» начался пожар, здание полностью сгорело, с трудом спасли соседние дома, пламя перекинулось. Та семья хаффрубов погибла — вся до последней особи. Одного из ее членов нашли на площади его собратья из городской стражи. Они убрали все тела, чтобы не видели горожане, но, как вы понимаете, сами всерьез переполошились. Сейчас отрабатывается версия, что во Фрэнлин приходили охотники на иных — работа в их духе и проведена была чисто, тихо, профессионально…

— Пожар — это, вы хотите сказать, тихо было? — хмыкнул Иммар, тут же удостоившись строгого оценивающего взгляда местного старшего.

— Я сказал, что был пожар в «Старом Серпе», но я не говорил, что хаффрубы погибли именно в нем, — отчеканил Алан. — Большинство особей были найдены обезглавленными во дворе. При них было оружие, им было, чем защищаться, но, похоже, они его не применили.

Дервин внимательно вгляделся в невидящие глаза Ренарда и изучающе склонил голову.

— Жрец Цирон, — севшим голосом обратился он, — хотите сказать, есть вероятность, что применить оружие хаффрубам помешал данталли?.. Простите мне мой скептицизм, но это ведь просто нелепо! Я даже умение демонов-кукольников прорываться сквозь красное могу принять на веру с большой натяжкой, но пролом природной сопротивляемости хаффрубов — это немыслимо!

Ренард неопределенно повел плечами.

— Мы, говоря по чести, не знаем до конца, на что способно это существо. Но прорыв сквозь красное мы зафиксировали отчетливо: несмотря на защитные одежды наших братьев из Олсада, этот демон устроил кровавое представление на площади, взяв под контроль пятнадцать жрецов, после чего скрылся со своей пособницей и, похоже, направился в вашу сторону. Возможно, если ему такое по силам, он мог и через защиту хаффрубов переступить, но выводы делать рано: в конце концов, с ним была охотница, и она… сильный боец, мне доводилось оценить ее в деле. Возможно, обезглавленные хаффрубы — это ее работа. В конце концов, это то, чем она зарабатывает на жизнь.

— Почему она путешествует с данталли? — качнул головой Алан. — И кто он такой? Как вышло, что на свободе разгуливает демон, способный на такое, а мы даже не знаем его имени?

«Прекрасно вы его имя знаете», — скрипнув зубами, подумал Иммар, сжав кулаки, однако промолчал и отвел взгляд в сторону.

— Я уже говорил, что на эти вопросы не могу отвечать.

— Я имею право знать! — повысил голос Дервин. — Хотя бы старшие жрецы городских отделений должны быть осведомлены о таких опасностях! Вы обязаны сказать мне, под моей ответственностью целый город!

Ренард хмыкнул.

— При всем уважении, жрец Дервин, вы слишком юны, чтобы размахивать передо мной своим званием.

Слова явно задели Алана, однако он успешно совладал с собой и, вторя тону собеседника, ответил:

— При всем уважении, жрец Цирон, вы слишком слепы, чтобы вообще представлять нашу организацию. И, тем не менее, мы с вами оба здесь, на своих местах. Поэтому я повторю свой вопрос: кто этот данталли? Я должен. Знать.

Иммар прерывисто вздохнул, с опаской поглядев на своего напарника.

На некоторое время в кабинете старшего жреца фрэнлинского отделения Культа повисла пугающая тишина. Затем Ренард заговорил, и голос его звучал даже страшнее обычного.

— Если вы так хотите подробно узнать об этом данталли, направьте запрос в головное отделение лично жрецу Бриггеру. Мы же не вправе разглашать эту информацию до поступления соответствующих указаний. Если до выяснения вами подробностей дела вы не сможете удовлетворить нашу просьбу, нам с братом придется искать хаффрубов самостоятельно, а это поднимет лишнее волнение среди горожан. Поэтому перво-наперво рекомендую вам устроить мне и жрецу Алистеру переговоры с оставшейся семьей этих существ. Уверен, они захотят сотрудничать, так как мы не собираемся отнекиваться с помощью версии с охотниками, поимка которых не входит в наши обязанности. Мы собираемся помочь хаффрубам отомстить за собратьев и одновременно помочь всей Арреде избавиться от опаснейшего демона. Так как, жрец Дервин? Вы будете соблюдать свои формальности или окажете содействие?

Из груди Алана вырвался протяжный вздох. Он чуть опустил голову и кивнул.

— Я прикажу разместить вас в комнате для отдыха. Вечером организую вам встречу с хаффрубами. До вечера сможете подождать?

Ренард отозвался лишь кивком.

— Что-нибудь еще вам понадобится? — поинтересовался Дервин.

— Эревальна, которая может связаться с Кроном, — тут же откликнулся слепой воин. — Нам нужно сообщить Бенедикту о пожаре и высказать в связи с этим свои соображения.

Алан поморщился и ответил явно с большой неохотой:

— Будет вам эревальна, господа.

Бенедикт мерно бродил из стороны в сторону по тренировочной площадке, изредка поглядывая на небо, которое вот-вот должно было разразиться холодным осенним дождем. Предупреждающе пронизывающий ветер то и дело трепал плащ старшего жреца Кардении, пролетал по рядам молодых последователей, выжидающе переминавшихся с ноги на ногу.

Бенедикт тоскливо вздохнул, поняв, что лишь из немногих этих желторотиков получатся по-настоящему толковые оперативные работники, способные не только отсиживаться в отделениях и заниматься бумажной волокитой, но и выполнять основную задачу, которую взвалил на себя Красный Культ.

«Сейчас в наших рядах становится все больше теоретиков. Они метят в политики, жаждут влиятельных постов и переговоров с правящими верхушками Совета Восемнадцати», — не без досады подумал Колер. — «Все это, конечно, важно, но все же, когда яприходил на службу, большинство новичков хотело в будущем ловить данталли, а не возиться с бумажками. Если так пойдет и дальше, Культ вскоре начнет лишь облагать демонов-кукольников завышенными налогами и заставлять их проходить через массу бумажных процедур вместо того, чтобы избавлять Арреду от этой заразы!»

С трудом отвлекшись от назойливых мыслей, которые еще пару лет назад он назвал бы старческим ворчанием, Бенедикт глубоко вздохнул и снова окинул взглядом беспорядочную толпу молодых жрецов. Среди них были люди разного возраста и телосложения, они по-разному держали осанку, по-разному показывали свое умение выжидать, и явно обладали различной степенью готовности к тренировкам. Единственным, что объединяло кронских последователей Культа, был взгляд, который все они обращали на Колера. Они смотрели на великого палача Арреды с уважением и готовы были внимать каждому его слову.

«Что ж, будут вам слова», — подумал Бенедикт и заговорил:

— Рад видеть всех вас здесь, братья! — голос старшего жреца Кардении зазвучал в полной тишине: стоило ему начать свою речь, как все остальные тут же притихли и, казалось, даже перестали дышать. Лишь протяжно завывающий осенний ветер не желал стихать от слов знаменитого палача. — Ваш лектор жрец Сайер попросил меня провести с вами занятие по теории. Однако к чему мне повторять вам весьма скомканный курс, который давно остался для меня в этих аудиториях, если его вам отлично прочтут и без меня? Я счел более важным посмотреть, на что вы способны на практике. Ведь именно практика в какой-то момент может спасти вам жизнь, учитывая, что любой жрец Культа должен быть ориентирован на схватку с данталли.

Колер выдержал паузу, бегло оценив реакцию новичков. Стояли они молча, никто не перешептывался с соседями, не высказывал замечаний, однако в глазах некоторых из них мелькнул огонь отрицания — такие люди уже решили для себя, что после обучения станут заниматься далеко не оперативной работой.

Бенедикт тоскливо вздохнул.

— И условия для этой самой схватки я планирую задать нестандартные, дабы чуть разбавить ваш привычный теоретический курс.

На этот раз по рядам новичков прошлась волна заинтересованных вздохов. Стоявший в отдалении Леонард Сайер вопросительно посмотрел на Колера, непонимающе прищурившись. Бенедикт невольно подумал, что сейчас откуда-то из толпы мог прозвучать требовательный голос Карла Бриггера, приказывающий остановить занятие, а после должна была бы последовать долгая разъяснительно-воспитательная беседа за одно намерение вселить в молодых жрецов неуверенность. Однако, на счастье своевольного Бенедикта, Карла поблизости не оказалось.

Нет, Колер не собирался нарушать приказ старшего жреца и прямым текстом рассказывать новичкам о возможности данталли прорываться сквозь красное. Но он все же считал своим долгом хоть как-то подготовить их к такой возможности, пусть это и будет выглядеть отголоском воспаленной фантазии жреца, фанатично относящегося к оперативной службе.

— Все мы носим защитные красные одежды, не позволяющие демонам-кукольникам брать нас под контроль. Мы гордимся тем, к какой организации принадлежим, мы внушаем в большинстве городов Арреды уважение одним своим видом. Но, — многозначительно помедлив, Бенедикт вновь обвел взглядом собравшихся на площадке жрецов, — случаются ситуации, в которых нам приходится выслеживать данталли скрытно, не демонстрируя своей принадлежности к Красному Культу. Моей команде с такими случаями сталкиваться приходилось, и на данталли мы выходили без какой-либо защиты от их богопротивных способностей. Так вот, вообразите себе, что перед вами стоит именно такая задача: выследить данталли тайно. Положим, что с этим вы успешно справились, и вот ваш противник стоит с вами лицом к лицу. У вас нет от него защиты. Стоит дать ему сконцентрироваться и выпустить нити, как вы можете попрощаться с жизнью.

Некоторые новички настороженно зашептались, начали переглядываться, задумчиво хмуриться. Бенедикт криво ухмыльнулся.

— Погода сейчас для этого самая подходящая: она только усложняет вашу тренировочную задачу, приблизив ее к натуральной. Запомните: в реальных случаях далеко не всегда бывает так, что погодные условия или место, где происходит схватка, играют вам на руку. Чаще происходит наоборот, и вы должны научиться ориентироваться в непростых условиях, использовать их в своих целях. Итак, сейчас разбейтесь на пары и обозначьте роли: один из вас будет исполнять роль данталли, второй — жреца Культа, через пять минут поменяетесь. Задача — при отсутствии защитных одежд не позволить демону-кукольнику на вас сконцентрироваться, то есть, максимально быстро обезвредить противника в схватке. Держать на расстоянии клинка, не позволять отойти, атаками не давать поймать даже мелких пауз, иначе он сумеет выпустить нити. За пять данных минут попытаться обозначить максимальное количество смертельных ударов. Помните, демоны-кукольники терпеливы, и легкая рана им нипочем. Для тех, кто будет играть роль данталли — засчитывать, сколько раз за схватку у вас появилась трехсекундная пауза, защищать голову и корпус, стараться отойти и сделать все, чтобы эту самую паузу получить. Итак, вопросы?

Переглядывающиеся молодые жрецы неуверенно покачали головами: похоже, четко сформулировать вопросы, даже если таковые имелись, не мог никто.

— Вопросов нет, — кивнул Бенедикт. — Начали!

Новички стали быстро разбиваться на пары. Леонард Сайер, все это время с интересом слушавший речь Колера, подошел к нему и, сложив руки на груди, вопросительно кивнул.

— Признаться, такой постановки задачи я не ожидал, — сказал он. — К чему такой пример? С отсутствием красных одежд. Сам ведь знаешь, такая ситуация выпадает крайне редко.

«Он ведь тоже не знает…» — с тоской подумал Бенедикт.

— И все же она выпадает, поэтому я счел, что твои ученики должны быть к ней готовы.

— Ты редко что-то делаешь просто так, Бенедикт, особенно для новичков, — с подозрительным прищуром констатировал Сайер. — Ты мог погонять их по площадке, просто проверить их навык владения оружием… но ты обозначил именно такую задачу. Я должен что-то знать?

Колер тяжело вздохнул и хлопнул друга по плечу.

— Мой друг, иногда ты пытаешься найти в моих действиях дополнительный, скрытый смысл, которого в них нет. Ты ведь хотел, чтобы я показал твоим ученикам нечто интересное. И сами наши молодые жрецы, надо думать, ждали от меня какой-нибудь нестандартной, сложной задачи. Я лишь соответствую этому образу, Леонард, не более того, — кивнул он. — А сейчас, если позволишь, я хочу понаблюдать, как наши новички с этой задачей будут справляться, поэтому не отвлекай меня, будь так любезен.

Сайер явно не был удовлетворен ответом Колера, однако спорить не стал и предпочел ретироваться. Бенедикт, заложив руки за спину, неспешно зашагал по тренировочной площадке, наблюдая за тем, как молодые жрецы распределились по парам.

Вскоре зазвучал звон тренировочных мечей. Некоторые новички, услышав задачу, подошли к ней с завидным энтузиазмом: активно отыгрывали свои роли, вели достаточно агрессивный поединок. От этих пар поочередно звучали возгласы «Убит!», обозначающие, что «данталли» поймал необходимую паузу и выпустил нити. Другие же напарники все еще казались растерянными и к разыгрыванию ситуации приступали с явной неохотой.

Бенедикт наблюдал за новичками, изредка поглядывая на здание головного отделения Культа и думая о том, что Киллиану понравилась и пошла бы на пользу такая тренировка. От длительных размышлений старшего жреца Кардении оторвала холодная капля дождя, тяжело ударившая по носу. Бенедикт встрепенулся от неожиданности и вновь оглядел новичков, которые на ухудшение погоды, вопреки его ожиданиям, не среагировали.

— Стоп! — скомандовал он, поняв, что мог пропустить время, когда молодым жрецам следует поменяться местами. Тренировочный бой остановился практически сразу, и многие облегченно выдохнули, как только услышали команду, будто бы только ее и ожидали, пока выполняли задание. Колер не без усмешки понял, что часть новичков надеется, что сейчас им позволят уйти с площадки ввиду начавшегося холодного дождя. — Итак, сейчас поменяемся местами. Для начала поднимите руку те, кому удалось нанести хотя бы один смертельный удар.

Рук вверх взметнулось довольно много, что заставило Бенедикта скептически прищуриться.

— Замечательно. Результат впечатляет. Но стоит прояснить один момент, который некоторые из вас поняли и сами: если вашему противнику хоть раз удалось поймать для себя трехсекундную паузу до обозначения вами первого смертельного удара, все ваши усилия тщетны: нити были выпущены, и, по сути, вы мертвы. Итак, пусть те, кто исполняли роль данталли, опустят ваши руки, если им удалось эту паузу поймать.

Практически все руки опустились вниз, кроме двух. Старший жрец Кардении удовлетворительно кивнул.

— Приятно видеть, что хотя бы два человека сумели одолеть демона-кукольника в ближнем бою. Хотя я не исключаю, что ваши противники могли попросту невнимательно считать. Но начало неплохое. Итак…

Колер не успел дать команду поменяться местами: его отвлек возмущенный молодой жрец, обратившийся к своему оппоненту.

— Ты зачем опустил?

Бенедикт невольно обратил внимание на голос и прищурился. Похоже, тот, кто по каким-то причинам самовольно решил не причислять себя к победителям, постарался утихомирить своего партнера и предупреждающе на него шикнул.

— Я ни разу не насчитал трех секунд! — уже шепотом, пусть и громким, снова возмутился молодой человек, мельком глянув на Колера.

— Гляжу у нас тут скромники? — усмехнулся старший жрец Кардении, не дожидаясь, пока недовольный нечестностью соперника кронский последователь подзовет его для выяснения ситуации. — Кто опустил руку сам? Я сказал сделать это противникам, а не…

Двинувшись на голос неизвестного новичка, Бенедикт замер, глаза его округлились от злости и удивления.

— Какого беса ты здесь делаешь?! — прошипел он, увидев, что жрецом, самовольно опустившим руку, был Киллиан Харт.

Гневный взгляд своего наставника молодой человек выдержал спокойно, не выказав при этом никаких чувств.

— Очевидно, то же, что и остальные, — отозвался он, — прохожу тренировку.

— Отлично, жрец Харт, — сквозь зубы процедил Колер. — Ты проходишь тренировку. А теперь скажи-ка мне, где ты сейчас должен быть?

Киллиан медленно вздохнул, утерев с лица капли холодного осеннего дождя, и понимающе кивнул, обернувшись на строй молодых жрецов, взгляд каждого из которых был направлен сейчас в его сторону.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, жрец Колер, и какой упрек скрывается за вашим вопросом. И хотя, ответа от меня вы на деле не ждете, я все же отвечу: я нахожусь именно там, где должен быть. Вы сами сказали: чаще всего ни погодные условия, ни место проведения схватки не играют нам на руку в опасных ситуациях. Добавлю к этому, что наше здоровье тоже часто подводит нас. Схватка с демоном может застать нас врасплох, и в этом случае мой противник не будет принимать во внимание то, что я болен, устал или слаб — он воспользуется этим, чтобы убить меня. Стало быть, следуя вашим рекомендациям, я должен уметь сконцентрироваться на сражении, в каком бы ни был состоянии. В этом, насколько я понимаю, состоит наша работа — находиться в постоянной готовности вступить в бой с теми, за кем мы охотимся, вне зависимости от условий, в которых оказываемся. Поэтому я — здесь.

Бенедикт сжал руку в кулак и тяжело вздохнул. Желания отчитывать ученика перед толпой молодых жрецов, из которых самая малая часть могла похвастаться хоть наполовину таким же рвением, у него не было. Однако позволить Харту продолжать тренировку, учитывая его вчерашнее состояние, он не мог.

— И пока вы не отчитали меня перед собратьями за мое, на ваш взгляд, безответственное отношение к собственному физическому состоянию, я позволю себе добавить, что чувствую себя вполне здоровым, чтобы присутствовать на занятиях.

На этот раз Киллиан одарил своего наставника многозначительным взглядом, и Бенедикту стало ясно: ученик вполне отдает себе отчет в том, какая ответственность на нем лежит. Он чувствует себя в силах в скором времени продолжить путь и пытается не дать своему юному организму расслабиться и полностью принять болезнь — он силится победить ее волевым способом. Таким, каким когда-то пользовался и сам Колер.

— Твое рвение похвально, жрец Харт, я отметил это еще в Олсаде. Можешь продолжать, если считаешь себя в силах это сделать. Если после этой тренировки жрец Морн будет вынужден снова усиленно работать над твоим восстановлением, ответственность за это ляжет на тебя. Тебе понятно?

— Более чем, — кивнул молодой человек.

— Продолжайте! — скомандовал Колер, нарочито бесстрастно удаляясь от ученика.

Схватка возобновилась, но теперь демонов-кукольников из себя изображали уже другие молодые жрецы.

Вопреки своему желанию Бенедикт все же поглядывал на то, как себя проявляет его ученик, и невольно отмечал, что по технике Киллиан явно превосходит своего соперника. Харт успевал не только считать пойманные паузы, но и озвучивать это партнеру: «три секунды — убит. Давай снова. Наступай резче. Сосредоточься — снова убит. Еще раз. Меть в шею, вот так. Убит. Будь быстрее…»

Дождь в это время начал лить сильнее, и, похоже, лишь Харт был полностью сосредоточен на задании и двигался так же быстро, как двигался бы в солнечный ясный день.

«Проклятье, он действительно способный малый», — не без гордости признал Колер, мысленно воззвав к удаче с надеждой, что эта тренировка не подорвет едва восстановившееся здоровье ученика, и тот сможет в скором времени выступить с ним в деревню некроманта. До Шорры от Сельбруна было около семи дней пути, если брать тот же темп, что был взят по дороге из Олсада. Выдержит ли Киллиан такую дорогу снова? Достаточно ли он поправился? Мысль о том, что ученика следует оставить в Сельбруне и позволить ему вылечиться, неприятно саднила в душе Бенедикта.

— Пять минут прошло, жрец… — голос Харта, вдруг сорвавшийся на тихий сухой кашель, вырвал старшего жреца Кардении из мрачных мыслей, — Колер.

Молодой человек сумел договорить, быстро восстановив дыхание.

— Прекрасно. Итак, новый подсчет: кому удалось нанести смертельный удар? — и снова вверх взметнулось множество рук, хотя на этот раз — видимо, из-за ухудшившейся погоды — победителей оказалось меньше. По команде для тех, кто играл данталли, не осталось ни одного человека, кто сумел бы не допустить трехсекундную паузу у противника.

— Что ж, настоятельно рекомендую вам подобные тренировки повторять. На сегодня достаточно. Прошу всех разойтись, — Бенедикт выдавил из себя улыбку. — В конце концов, жрец Бриггер не простит мне, если из-за занятия в такую погоду все вы сляжете в лазарет.

Когда холодное осеннее солнце только начинало клониться к закату, Мальстен и Аэлин остановились близ небольшой деревни Хостер в нескольких лигах от переправы через Бреннен. В самочувствии данталли к этому моменту давно уже не осталось следа пережитой расплаты за вмешательство в сознание своей спутницы, но Аэлин изредка все еще виновато поглядывала на него.

— Остановимся пока здесь ненадолго, — предложила она, заметив небольшую поляну. Она извлекла из заплечной сумки карту, порядком испорченную после злоключения в болоте дьюгара, и прищурилась, пытаясь представить, как долго добираться до ближайшего населенного пункта. — Тут, вроде, недалеко есть одна деревня. Хо… Хостер, кажется, не могу разобрать точно название, карта испортилась. Но мне там бывать не доводилось, да и вообще Нельн я знаю плохо, так что не могу сказать, стоит ли нам появляться там.

Мальстен опустил сумку на поляну и присел под большим дубом, положив руки на колени.

— Я когда-то служил в Нельне. Не могу сказать, что хорошо знаю здесь все деревни, но в целом могу сказать, что отделений Культа по этой стране немного. Не помню, чтобы в Хостере оно было, так что, быть может, стоит туда наведаться.

— Деньги у нас совсем на исходе, — тяжело вздохнула Аэлин, присаживаясь рядом с ним. — Если в Хостере не удастся заработать, скоро придется добывать себе еду охотой.

— С этим проблем не будет, — сухо отозвался данталли, опуская взгляд на свои руки. — Я ведь могу заставить дичь саму пойти к нам в руки, главное ее увидеть.

Аэлин виновато поджала губы.

— Да. Можешь.

На некоторое время воцарилось тяжелое молчание. Первым его нарушила охотница.

— Послушай, я ведь забыла о твоей ране. Думаю, пришла пора поменять повязку на плече. Как твоя рука, кстати?

Мальстен неопределенно повел головой. На деле рана чуть тянула, но по-настоящему болезненной ее назвать было нельзя. Он и вспоминал-то о том, что недавно из плеча извлекли стрелу, лишь когда приходилось двигать рукой.

— В полном порядке, — с легкой улыбкой отозвался он.

— И все же позволь я посмотрю, — мягко произнесла она, и данталли, помедлив, кивнул.

Поднявшись, он снял плащ и небрежно бросил его на землю, постаравшись не вздрогнуть от холода. Под порванным рукавом рубахи было видно, что повязка сильно пропиталась кровью, однако сейчас, похоже, рана больше не кровоточила.

— Поменять стоит, — кивнула охотница, на миг задержав взгляд на испачканных синим тряпицах. Мальстен хмыкнул, стягивая рубаху.

— А ведь тебе все еще непривычно на это смотреть, да? — спросил он. Аэлин непонимающе нахмурилась.

— На что?

— На синюю кровь. Иногда складывается ощущение, что ты только в эти моменты по-настоящему понимаешь, кто я. В другие — даже когда я беру кого-то под контроль — ты все еще относишься ко мне, как к человеку.

Аэлин невесело улыбнулась.

— Мальстен, это сложно объяснить, — покачала головой она. — Ты многое изменил в моем отношении к данталли. Я поняла, что вы, по сути, немногим отличаетесь от людей…

Кукольник печально усмехнулся.

— Говоришь почти так же, как твой отец.

— Что ж, это, пожалуй, неудивительно, — улыбнулась она, принявшись осторожно работать с повязкой. — Скажешь, если будет больно. Я постараюсь аккуратно, но…

— Все в порядке, Аэлин, — кивнул он, — можешь об этом не думать.

— Не могу, — хмыкнула она в ответ. — Ты ведь еще в Олсаде сказал, что все чувствуешь. Да, можешь терпеть и не подавать виду, но ведь чувствуешь… — охотница вдруг внимательно взглянула в глаза своего спутника. — Кстати, ты всегда был таким? Всегда так переносил боль? Или этому можно… научиться?

Мальстен отвел взгляд, невольно вспомнив, что о том же самом его спрашивал после очередной расплаты Грэг Дэвери.

— Этому можно научиться. И нет, я был таким не всегда. В детстве точно не был, пока не появился Сезар. Моя мать нашла его и наняла для того, чтобы обучить меня быть данталли и скрываться среди людей. Она не хотела, чтобы меня выследили и убили. Когда пришла первая в моей жизни расплата, я думал, что умру прямо там. Я не ожидал такого, хотя Сезар меня предупреждал, что будет страшно больно.

Аэлин сочувственно нахмурилась и опустила взгляд.

— Учитель помог тебе справиться? Как?

На лице Мальстена блеснула улыбка, и охотница едва не вздрогнула от того, сколько за ней крылось.

— Приказал встать.

— Встать? — изумилась Аэлин, осторожно размотав повязку и осмотрев рану. Взгляд ее невольно метнулся и к другим отметинам на теле спутника. Недавно затянувшийся порез, полученный им в Вальсбургском лесу, заставил ее вспомнить, как стоически Мальстен выдержал это испытание.

— Да, — ровно повторил данталли, — Сезар справедливо полагал, что для уменьшения риска быть раскрытыми мы должны уметь не подавать виду хотя бы от пустяковой расплаты. А натренировать этот навык можно было только одним способом: практикой. В этом случае он, так или иначе, должен был быть ко мне безжалостен.

— К ребенку? — изумленно округлила глаза Аэлин. Мальстен выдохнул усмешку и кивнул.

— К ученику. Его задачей было научить меня приспосабливаться к миру людей, и он делал это так, как умел. Надо признать, он был отличным учителем.

— Он для тебя много значил? — осторожно спросила Аэлин.

— Разумеется, — не раздумывая, отозвался Мальстен. — Я считал его другом, не только наставником. Не знаю, считал ли он так же: мне кажется, я всегда казался ему исключительно бездарью. Везде, где мог, Сезар видел во мне недостатки, которые старался исправить и на которые старался указывать. Он говорил, что для данталли у меня слишком большая привязка к моей семье, что я должен быть готовым рано или поздно от них сбежать, чтобы спасти и их, и себя. Я долго не хотел с этим соглашаться, ведь…

— Здесь я тебя понимаю, можешь не объяснять, — кивнула Аэлин с понимающей грустной улыбкой.

— А согласиться пришлось, — вздохнул Мальстен. — Мы часто сталкивались с Сезаром по этому поводу. Иногда мне хотелось впасть в истерику и требовать у матери, чтобы она выгнала его из Хоттмара, но на деле я этого попросить не мог, потому что мне хотелось продолжать учиться у него. Мне хотелось удивить его, доказать, что я чего-то стою. У меня складывалось двоякое ощущение, что с одной стороны Сезар искренне верит в меня и не сдается в моем обучении, потому что я не такая уж бездарность, но с другой — казалось, что подспудно при каждой моей попытке проявить себя в голове у него возникала мысль «ты не сможешь». Поначалу это раздражало, но потом начало только подстегивать.

Аэлин поджала губы.

— Он был таким же искусным кукловодом, как ты?

— Ты о прорывах сквозь красное? — пожал плечами Мальстен. — Этого он не умел. Более того, он полагал это невозможным. Хотя что-то мне подсказывает, что если бы Сезар попытался, отринув свои предубеждения, то у него бы отлично вышло. Он все делал отлично, как мне кажется. Я во многом старался быть похожим на него. Это была личность, обладавшая огромной силой и выдержкой. Не представляю, где он этому научился: он мало о себе рассказывал. Хотя, надо признать, давалось ему это не без труда: мне казалось, ему хотелось бы поделиться своей историей, но жизнь научила его быть осторожным и никому не доверять. Даже близким.

— То есть, ты до сих пор не знаешь его истории? — искренне удивилась охотница.

— И мне уже никогда не доведется, — вздохнул Мальстен. — Знаю, звучит дико, но так и есть. Он не рассказал мне о том, кем был и как жил до Хоттмара. Может, когда-нибудь я и узнал бы, если б успел. Но когда меня забрали в Военную Академию Нельна, в Хоттмар нагрянул Культ, и моих родителей и Сезара схватили. Дальше ты знаешь.

— Это он настоял на твоем обучении в Нельне?

— Да, — кивнул Мальстен. — Счел это очередным необходимым этапом обучения. И к тому же он всегда пытался донести до меня мысль, что я должен уметь жить в условиях борьбы. Это не было мне чуждо, если так разобраться. Но, пожалуй, культивировать идею о том, что между людьми и данталли идет непрерывная война, удалось во мне лишь Сезару Линьи. Он действительно был удивительным, Аэлин. Я думаю, он сумел бы изменить твое отношение к данталли даже скорее, чем я. Знаешь, если бы он захотел, я уверен, он бы мог изменить отношение к нам у очень многих, ведь он умел произносить пламенные и воодушевляющие речи не хуже Колера. Но что-то мне подсказывает, что он не хотел мира. Идея борьбы и собственной участи в ней словно бы вызывала у него странное воодушевление. Ему нравилось всегда быть наготове, всегда ждать удара от какого-то невидимого врага. Знаю, звучит странно, но в нем все, что я рассказываю, уживалось удивительно гармонично.

Аэлин тяжело вздохнула.

— Тебе удалось в итоге удивить его?

— О, да, — улыбнулся Мальстен, и на этот раз глаза его восхищенно блеснули. — Однажды удалось.

Сезар Линьи следовал за юным герцогом Ормонтом, заложив руки за спину, глядя на заговорщицкую улыбку своего подопечного с явным недовольством. Несколько минут назад Мальстен воодушевленно позвал наставника к имению, таинственно возвестив, что намеревается кое-что показать. Несмотря на все расспросы, юноша не согласился раскрыть заранее, что именно заставило его пребывать в столь приподнятом настроении, хотя он прекрасно знал, что Сезар не любил сюрпризов. Сейчас на тонком с изящными чертами лице старшего данталли отражались все перебираемые им варианты того, что ему предстояло увидеть, и Мальстен невольно отмечал для себя, что учитель явно не ждет ничего хорошего. И пусть юношу сильно задевала неуверенность Сезара в его способностях, сейчас он старался загнать обиду в далекий угол своего сознания, потому что на этот раз он был уверен в успехе и знал, что сумеет изменить отношение своего строгого наставника к себе раз и навсегда.

— Не стоит так нервничать, — нарочито мягко проговорил Мальстен, стараясь сдержать просящуюся на лицо самодовольную улыбку.

— Много ли ты понимаешь! — закатив глаза, хмыкнул Сезар. — Нервничать я и не думал. Попросту готовлюсь к очередной твоей выходке, вот и все. И молю богов о том, чтобы мой ученик не наломал дров, иначе придется докладывать твоей матушке, что все мои усилия были тщетны.

Юный герцог шумно выдохнул, решив проигнорировать пренебрежительный тон наставника.

— Тебя послушать, так я во всем бездарь, — небрежно бросил Мальстен, внутренне радуясь, что его не подвел голос, лишь недавно окончательно определившийся со своим звучанием и переродившийся из высокого детского в низкий юношеский.

— Я никогда не говорил тебе, что ты бездарь, — качнул головой Сезар, убирая с лица прядь длинных черных вьющихся волос, выбившуюся из низкого хвоста. — Но это не отменяет того, что ты заносчивый, фамильярный и временами слишком самоуверенный юнец. Боюсь, что если не выбью из тебя эти качества, они когда-нибудь выйдут тебе боком.

Мальстену осталось лишь пожать плечами в ответ. Он никак не мог понять, в чем именно его учитель видит ту самую заносчивость — со своей стороны юный герцог Ормонт считал, что никогда не ведет себя заносчиво без видимых на то причин. Что уж говорить о фамильярности, о которой наставник явно имел свои особые представления. Лишь на шестой год работы с Мальстеном он, наконец, позволил своему подопечному перейти с уважительного «вы» и «учитель» на простое «ты» и «Сезар». Впрочем, это и без того было огромным доверительным шагом, сократившим незримую дистанцию между двумя данталли, запертыми в рамки человеческой жизни Хоттмара.

— Мы на месте, — заговорщицки улыбнулся Ормонт, взглянув на своего наставника.

— Ты в своем уме? — шикнул Сезар, оглядевшись и тут же выпустив нити, завидев первую же лошадь, которая начала вести себя беспокойно при приближении двух данталли. — Что ты собрался здесь показывать? Мы в самом центре Хоттмара.

— Так и было задумано, — кивнул юный герцог, незаметно шевельнув руками, и перед придирчивым взором его безжалостного наставника вдруг предстало множество нитей, вырывающихся из ладоней подопечного. Ошеломленным взглядом Сезар проследил, как продолжавший свое неспешное шествие по улице ученик искусно берет под контроль каждого, кто попадает в его поле зрения.

Взгляд Мальстена при этом будто бы подернулся легкой пеленой дурмана, и юноша предусмотрительно опустил голову, делая вид, что рассеянно рассматривает почву под ногами. Тем временем нитей становилось все больше. Казалось, молодой данталли может вечно множить количество своих кукол, пока хоть кто-то попадается на его пути. Расплата за это должна была быть сильна, даже если сам контроль продлится совсем недолго.

Сезар поначалу всерьез заволновался, решив, что заносчивый юнец взял себе совершенно непосильную задачу. Но секунду спустя его заинтересовало другое: нитей становилось куда больше, чем людей в обозримом пространстве. Это при том, что Мальстен продолжал старательно глядеть только себе под ноги. Он ведь не видит целей! Как и за кого он цепляется?

Задать этот вопрос наставник сразу не решился. Поначалу он решил предостеречь своего ученика:

— Мальстен, — многозначительно обратился он. — Слишком много…

— Семь лет, — тихо отозвался юноша.

— Семь лет что? — нахмурился Сезар.

— Ты семь лет уже меня обучаешь. Строго контролируешь и оцениваешь каждый мой шаг. Учишь меня фехтованию, занимаешься моим образованием. Неужели за все это время я так и не доказал тебе, что мне не нужен поводок?

Слова молодого герцога прозвучали с задевающей сухой язвительностью, заставившей его наставника поморщиться — почти болезненно. Скрипнув зубами и проглотив обидный вопрос, Сезар качнул головой:

— Я не считаю, что тебе нужен… гм… поводок, Мальстен. Я говорю не о том, — он понизил голос почти до шепота. — Я о том, что ты делаешь. Ты ведь не видишь целей…

— Зато они видят, — с кривой улыбкой, заставившей глубокую ямочку показаться на левой щеке, отозвался Мальстен.

— Они?

— Люди, — почти шепотом сказал герцог. — Они видят друг друга.

Поняв, к чему клонит ученик, Сезар ошеломленно замер, глядя в спину удаляющемуся юнцу, продолжавшему свое победное шествие по Хоттмару. Люди, взятые им под контроль, при этом продолжали вести себя обыденно, будто нитей и нет вовсе. Однако женщина, неосторожно несущая корзину с яблоками, под действием дара демона-кукольника вдруг перехватила ее надежнее, а бегущий по тропинке ребенок предусмотрительно миновал камень, о который мог споткнуться. Одновременно с тем нити продолжали множиться, улетая все дальше от кукловода и, казалось, охватывали уже все герцогство.

— Но это… это немыслимо! — выдохнул Сезар. Мальстен продолжал идти вперед, не обращая на учителя внимания. Мастер Линьи шумно выдохнул, прибавил шаг и вскоре нагнал своего подопечного. — Ты смотришь через них?

Голос Сезара вновь превратился в заговорщицкий шепот.

— Ты сам учил меня, что главное — увидеть, за дальнейшим дело не станет. Разве не так?

— Но не чужими глазами… это… — слово «невозможно» буквально застряло в горле черноволосого данталли, и произнести его он не смог, потому что в эту самую минуту наглядно видел опровержение этого утверждения. — Как? — сумел лишь выдохнуть он.

На этот раз Мальстен заслужил свое право на самодовольную улыбку, однако, как ни странно, сейчас самодовольства в нем не было и на толику: юный кукловод был полностью сосредоточен на своей работе, и, видят боги, это было настоящим искусством.

— Я их вижу, Сезар, — тихо ответствовал юноша. — Вижу их всех.

Нити не распространялись лишь на тех людей, в одежде которых присутствовал запретный красный цвет. Эти цели виделись нечетко, представляли собой чуть размытые пятна, уцепиться за которые не представлялось возможным. Однако все остальные… все остальные были подвластны кукловоду.

Сезар вновь заметно занервничал. В голове у него стучала лишь одна мысль: «Слишком долго. Расплата будет жестокой, он не сможет…»

— Мальстен, — вновь предупреждающим полушепотом произнес он. — Хватит. Слишком долго. Это опасно.

— Я справлюсь. Я должен, раз взял на себя эту задачу.

— Мальстен, пожалуйста, — с явным трудом выдавил из себя наставник, и впервые в его голосе прозвучал не страх перед провалом ученика, а искреннее опасение за его дальнейшую судьбу, хотя сам юноша вряд ли почувствовал разницу. — Остановись. Тебя это убьет…

Видят боги, этот шепот был сильнее любого крика.

Сезар боялся за него.

«Но почему он боится? Опять — недоверие? Опять — мысль, что не смогу? Он ведь всегда так думал!»

— Ты мне не доверяешь, — утвердил Мальстен. — Тогда смотри дальше. Пусть это станет новым испытанием, и ты поймешь, что я выдержу.

Сезар чуть прибавил шаг, опередил своего подопечного, остановился напротив него и положил руки ему на плечи.

— Мальстен, — многозначительно обратился он. — Послушай меня внимательно. Я знаю, что ты выдержишь. Знаю, что справишься, и понимаю, что ты на деле можешь куда больше, чем я сам. Но ты играешь с огнем, мой мальчик, в эту самую секунду. Подумай о… подумай хотя бы о своей матери! Я поклялся ей, что смогу тебя защитить, и — боги мне свидетели — я это исполню. Ты самый талантливый ученик из всех возможных, ты способен на удивительные вещи, но, заклинаю тебя, будь же благоразумен! Ты неосторожен, а должен — быть.

— Сейчас из нас двоих неосторожен ты, — хмыкнул юный герцог.

— Что?

— Ты слишком много говоришь вслух опасных вещей. Это тебя нужно уводить отсюда, не меня.

— Мальстен, — качнул головой Сезар. Голос его звучал мягко. — Я ведь отвечаю за тебя…

— Тогда доверься мне, наконец! — воскликнул юноша, подняв глаза на наставника, и впервые в них пылала настоящая злость, взросшая на почве давней обиды на непрекращающееся недоверие. — И признай уже, что я знаю, на что способен!

Сезар, понимая, что подопечный забывает о всякой осторожности, опасливо оглянулся, глаза его быстро сменили выражения со строгого и разозленного до снисходительно-заботливого.

— Нет, — хмыкнул он, вновь заставив что-то внутри ученика яростно вспыхнуть. — На деле ты понятия не имеешь, на что способен. Это очень мощный шаг, но он — первый. И первый шаг нужно вовремя завершить, иначе возьмешь на себя больше, чем можешь. Ты хотел впечатлить меня этим действом? Тебе удалось. А теперь нужно уходить отсюда. И придется держать контроль, пока мы не отойдем достаточно далеко, — последние слова были произнесены настолько тихо, что даже сам Мальстен едва ли мог их расслышать.

Юный данталли больше не множил марионеток. В момент, когда учитель сказал ему о первом шаге, Мальстен понял, что Сезар прав: это было слишком много за раз. Чересчур. На висках выступил пот, руки начинали чуть подрагивать от напряжения. Лишь теперь в голову пришла мысль о расплате, и от нее по спине пробежал холодок. Боги, что же это будет?

Страх сковал тело, помешал концентрации. Казалось, по каждой нити, связанной с марионетками, пробежала заметная дрожь. Мальстен стиснул зубы, всеми силами стараясь удержать контроль. Мысли отнимали слишком много внимания, и несколько людей, которые не находились в поле зрения молодого данталли, будто отгородились некоей мутной пеленой, связь с ними оборвалась, породив лишь новый всплеск неконтролируемого страха. Мальстен запнулся о камень, едва удержал равновесие, но начал терять марионеток одну за другой.

«Не удержу…» — мелькнуло в его сознании, и холодный ужас разоблачения пробежал по его позвоночнику нервной дрожью.

Сезар сжал руки в кулаки и быстро повлек своего подопечного к ближайшему хлеву.

— Так, времени нет, уходим, — буркнул он себе под нос.

На этот раз юноша спорить не стал. Каждый шаг сбивал его концентрацию. Теперь ему необходимо было видеть свои цели, но от напряжения кружилась голова, зрение не фокусировалось, а пространство расплывалось перед глазами, и нити продолжали таять. Вот-вот останется последняя.

«Не успею», — сокрушенно понял Мальстен, тихо застонав от бессилия. Перед ним открылась дверь хлева, в котором, на его удачу, сейчас не оказалось никого из горожан, только животные. В ту же самую секунду последняя марионетка отсеклась, и из груди юноши вырвался тихий вздох, полный страха.

— Проклятье! — сквозь зубы бросил Сезар, и Мальстен увидел, как из рук наставника вырывается сразу сотня нитей. Он лишь беглым взглядом окинул всех, кто попал в поле зрения, и все по воле кукловода отвели глаза в сторону от юного герцога, пока он шаткой походкой ввалился в хлев. Сезар мгновенно захватил под контроль забеспокоившихся овец и свиней, находившихся в помещении, и плотно закрыл за собой дверь. — Чтобы ни звука! — прошипел он ученику, и на этот раз гнев его был вполне справедлив.

Мальстен плотно стиснул челюсти, готовясь к первой волне, однако шумный вздох, наполненный болью, сдержать не сумел. Ноги его подкосились, и он тяжело рухнул на устланный соломой пол, едва не прикусив язык. Расплата с силой вгрызлась в каждую клетку тела, парализовав голосовые связки и попросту лишив юношу возможности кричать. Казалось, потерять сознание с первой же волной не дал лишь ужас ускользнуть в объятия Жнеца Душ, холодное дыхание которого молодой герцог уже ощутил за своим плечом.

В немой попытке отвлечься от страшной агонии Мальстен обратил внимание на то, что из рук Сезара сейчас протягивается великое множество нитей. Часть из них вдруг исчезла, а животные в хлеву послушно погрузились в сон — таким образом на некоторое время наставник позволил себе передышку. Те нити, что цеплялись за оставшихся на улице горожан, также начинали понемногу исчезать.

— А ты был прав: можно смотреть чужими глазами, — тихо проговорил Сезар, невесело усмехнувшись. — Должен признать, мне никогда не приходило это в голову.

Со лба юноши градом струился пот, тело пронзали жаркие стрелы боли, он запрокинул голову, с силой закусив губу, стараясь не издать ни звука.

Его учитель осторожно прислонился к стене и опустил голову, также издав болезненный вздох.

— Терпи, — приказал он. — Нас не должны услышать, ясно?

Мальстен заметно задрожал.

— Я не уверен… смогу ли… молча…

— Сможешь, — отчеканил Сезар. — Ты создал себе идеальные условия для такого испытания.

Наставник и сам несколько секунд помедлил, стараясь справиться с болью расплаты, поспешившей наказать и его за контроль над хоттмарцами. Однако, к удивлению ученика, Сезар держался так, будто почувствовал лишь легкое недомогание, а ведь на деле он испытывал то же самое, что молодой герцог.

«Как ему это удается?» — мелькнула мысль в голове Мальстена, прежде чем очередная волна боли залила его тело. Он с силой зажмурился, слезы брызнули из глаз.

— Как?.. — сумел лишь выдавить он.

— Что «как»? — невесело переспросил Сезар.

— Ты ведь… ты даже не…

— Я привык, — качнул головой учитель. — И ты тоже должен. Это наша природа. Только так мы можем выжить среди людей.

Мальстен огромным усилием воли подавил рвущийся наружу стон, с силой сжав рукой солому, устилавшую пол. Сейчас он никак не мог понять, как к этому можно привыкнуть? Как можно молчать, когда в теле не остается ничего, кроме этой треклятой расплаты? На словах все выглядело много проще, но на деле… на деле это была пытка, выстоять в которой не представлялось возможным.

— Кажется, что… будет легче, если…

— Не будет, — угадав мысль ученика, покачал головой Сезар, утирая со лба холодный пот. — Нечего кричать, это не помогает. Ты только привлекаешь внимание к себе, и в этом никакой практической пользы нет. Единственная польза может быть в твоем терпении. Учись терпеть молча.

Юноше нечего было противопоставить живому примеру того, как следовать этому совету. Сезар Линьи не ударял в грязь лицом: он стоически переносил муки расплаты, и выглядел так, будто просто слегка утомился. Его ноги не подкашивались, он держался практически ровно. Лишь темные круги, обозначившиеся под глазами, свидетельствовали о том, что он испытывает сильную боль.

— Ты сейчас устроил себе прекрасное испытание, Мальстен, — с невеселой усмешкой продолжил Сезар. — Ты сделал мощный шаг и даже кое-чему научил меня самого. Но об этом поговорим позже, сейчас важно продолжить наше обучение с того, с чего мы его начинали. Лучшего шанса пока не представится, поэтому будем использовать момент. Вставай!

— И у тебя получилось? — сочувственно поморщившись, спросила Аэлин. Ее спутник невесело улыбнулся, тут же поняв, что полностью повторяет снисходительное выражение лица своего наставника.

— Да, получилось, — вздохнул он. — Не могу сказать, что с первого раза. И не могу сказать, что я в тот день хорошо себя проявил. Знаешь, на деле я уверен, что именно тогда в чьем-то сознании в Хоттмаре зародилась первая мысль о присутствии данталли в герцогстве. Я действительно был неосторожен, во мне играла дурацкая юношеская гордость, я хотел впечатлить Сезара. Это мне, надо сказать, удалось, но в остальном…

— Он был слишком строг к тебе, — покачал головой Аэлин.

— Он делал все, чтобы превратить меня в того, кто я есть сейчас.

— В этом твой учитель преуспел, с этим не поспоришь, — согласилась охотница. — Но его методы… не могу сказать, что одобряю их.

— Других не было, — нахмурился Мальстен. — Возможно, будь я терпеливее к его замечаниям, не старайся я так доказать ему свою устойчивость и силу, все было бы иначе. Я стараюсь не думать об этом, потому что изменить уже ничего нельзя, но разве можно окончательно изгнать из головы мысли о том, что моя заносчивость и самоуверенность послужили причиной гибели моих родителей и Сезара?

Аэлин болезненно поморщилась, прекрасно представляя себе, какое чувство вины, должно быть, испытывает ее спутник сейчас. Она хотела бы уверить его в том, что он здесь ни при чем, однако не могла этого сделать: по рассказу выходило, что именно тот самый поступок действительно мог породить в чьей-то душе мысли о присутствии данталли в Хоттмаре. Это озвучить Аэлин тоже не могла — не хотела ранить чувства Мальстена. А ведь он при этом, должно быть, ждал от нее хоть какого-то ответа.

— Аэлин, я не идиот, — хмыкнул кукольник, словно прочитав мысли спутницы. — Я не жду, что ты сейчас меня уверишь в моей невиновности.

— Мальстен, я…

— Я знаю, не говори ничего, — хмыкнул он. — Просто, наверное, мне хотелось рассказать об этом кому-то, кто будет знать, кто я. Говорить об этом с Бэстифаром не было никакого смысла: он не сумел бы понять, потому что у него были весьма напряженные отношения с семьей. Да и о своей жестокости или о своих ошибках, насколько мне известно, Бэс никогда не сожалел. Он никогда не корил себя за то, что делал. Наверное, Тео верно заметил, что мы с ним похожи, потому что оба можем быть жестокими, только я… гм… моралист.

Аэлин понимающе усмехнулась.

— Как по мне, так это делает тебе честь, — чуть помедлив, она решила добавить, — Мальстен, спасибо, что рассказал мне. И ты прав, я могу понять тебя. Знаешь, каждый из нас совершал в жизни ошибки, за которые потом жестоко укорял себя. Я думаю, без этого невозможна сама жизнь, и это делает нас людьми.

— Только я не человек, — хмыкнул кукольник.

— Я надеюсь, сейчас ты сумеешь понять меня правильно, — улыбнулась она, — но ты куда человечнее, чем многие из тех, кого мне приходилось встречать.

Данталли внезапно поморщился: слова спутницы одновременно сбросили огромный камень с его плеч и показались резкими, как удар, сбивающий дыхание.

— Спасибо… — только и сумел сказать он.

Аэлин смущенно зарделась, вдруг почувствовав, что за этим словом кроется куда больше, чем она могла вообразить. Резко поднявшись на ноги, она устремила взгляд на предстоящую дорогу. Мальстен, понимая ее настрой двигаться дальше, также поднялся со своего места и накинул плащ, который сейчас показался страшно холодным, остыв на осенней земле.

— Нам бы двигаться в путь, — кивнула Аэлин. — До темноты, думаю, сумеем добраться до Хостера, а там можно будет остаться на ночлег. Возможно, встретим работу по моей части и что-то заработаем.

— Что ж, тогда не будем медлить. Как знать, может, на этот раз Тарт нам улыбнется, — данталли накинул на плечо сумку и указал прямо перед собой. Однако, чуть помедлив, он задумчиво нахмурился и кивнул, соглашаясь с собственными мыслями. — Только если Хостер покажется тебе хоть немного подозрительным, скажи об этом, идет?

Аэлин нервно усмехнулась, губы ее растянулись в самодовольной улыбке.

— Идет, — отозвалась она, после чего они с Мальстеном продолжили путь.

В просторной комнате фрэнлинского отделения Красного Культа стоял странный мускусный запах, коего Ренард Цирон ранее не замечал. Этот едва уловимый аромат влетел в комнату вместе с шестью вошедшими людьми, которые и людьми-то, по сути, не были. Ренард невольно задумался о том, могут ли его коллеги — Иммар Алистер и Алан Дервин — так же, как и он, по одному лишь запаху вычислить хаффруба. Однако, едва задумавшись об этом, Ренард тут же отбросил идею позже задать этот вопрос своему боевому товарищу: тот ведь и запах гари, наполнявший Фрэнлин после пожара в трактире «Старый Серп», не сумел ощутить.

Севший за длинный стол по правую руку от жреца Цирона Иммар пристально разглядывал представших перед ним людей. По спине его неуютно взобрался холодок: жрец Алистер понял, что если бы встретил одно из этих существ на улице, то ни за что не подумал бы, что под вполне человеческой личиной скрывается жуткая тварь, покрытая склизкой черной чешуей.

Тем временем городские стражники так же пристально разглядывали хоттмарских жрецов Красного Культа. Шесть пар глаз буквально отслеживали каждое движение воинов Бенедикта Колера, особенно концентрируя внимание на Ренарде, чей облик отчего-то вызвал напряжение в каждом хаффрубе.

На вид это были совершенно обычные люди: разного роста, хотя отличались примерно одним телосложением, у них был разный цвет волос и глаз, и ничто потустороннее не выдавало в них иную природу.

Первым тишину нарушил жрец Дервин, сцепивший руки в замок на столе.

— Спасибо, что пришли, — дипломатично обратился он ко всем присутствующим, хотя на деле совершенно ясно адресовал это лишь солдатам городской стражи. — Дабы не отнимать ни у кого времени, перейду непосредственно к вопросам на повестке дня. В наше отделение прибыли коллеги из передвижной группы Бенедикта Колера, которые помогли установить, что в недавнем пожаре в трактире «Старый Серп» виноваты беглые преступники, которых разыскивают по всей Арреде — весьма опасный данталли и путешествующая с ним пособница, занимающаяся, помимо всего прочего, охотой на иных существ. Сейчас их продолжают разыскивать жрецы всех отделений Культа, однако есть опасения, что схватить этого демона не представится возможным, так как у него есть возможность прорываться сквозь красное и управлять даже нашими жрецами. Именно в этой связи господа Ренард Цирон и Иммар Алистер, — глава фрэнлинского отделения сделал паузу и указал присутствующим по очереди на двух хоттмарцев, — хотят обратиться к вам с просьбой о сотрудничестве. Я надеюсь, что вы выслушаете их предложение, и совместными усилиями мы сумеем поймать по-настоящему опасного демона.

Алан Дервин замолчал на несколько секунд, и в помещении повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь дыханием присутствующих. Хаффрубы продолжали с подозрением изучать приезжих жрецов, Иммар буравил их взглядом в ответ, и лишь Ренард сохранял на лице полную невозмутимость, чем, похоже, лишь накалял обстановку.

Старший жрец фрэнлинского отделения прочистил горло и кивнул.

— Итак, господа, — обратился он к бойцам Бенедикта, — прошу вас, излагайте.

— Для начала я попросил бы вас удалиться, жрец Дервин, — прошелестел Ренард, и в уголке его губ мелькнула тень нехорошей улыбки.

Лицо Алана вспыхнуло багрянцем, он нарочито нахмурился, с явным трудом сохраняя самообладание.

— Прошу прощения? — с явной угрозой в голосе переспросил он.

— Вы слышали, — кивнул Ренард. — Я прошу вас удалиться из зала и позволить нам пообщаться с… гм… представителями особого отделения городской стражи, так сказать, с глазу на глаз. Информация, которая будет раскрыта на этом собрании, предназначается исключительно нашим возможным партнерам. Что до вас — насколько я знаю, головное отделение не удовлетворило ваш запрос, посему вы не можете присутствовать при этом обсуждении.

Подбородок Дервина с вызовом приподнялся, из груди вырвался шумный выдох. Он глядел на слепого жреца с нескрываемой злостью за столь черную неблагодарность, однако его чувства разбивались о непроницаемую стену мутно-молочного бельма, затягивающего оба глаза этого ужасающего человека.

— Жрец Дервин, — с самой острой из возможных своих улыбок, обратился Ренард, чуть склонив голову, — вы отнимаете у нас время.

Иммар, сидя рядом с ним, с трудом заставлял себя держать лицо непроницаемым: ему одновременно хотелось звонко рассмеяться и серьезно нахмуриться, поскольку он искренне не понимал, как Ренарду (и Бенедикту) удается так профессионально выбить человека из равновесия, используя совершенно обыденные слова. Видят боги, жрец Алистер удивлялся, как можно столь мастерски владеть свей интонацией и вовремя находить нужный ответ, не проявляя при этом ровным счетом никакой агрессии.

Лицо Алана буквально на долю мгновения исказилось почти болезненной гримасой, однако, надо отдать ему должное, он быстро совладал с собой и кивнул — нарочито холодно.

— Удачных переговоров, господа, — продекламировал он и, коротко кивнув, удалился из комнаты. Иммар оценивающе смотрел ему в след, понимая, что выдержке этого человека следует отдать должное.

Ренард выждал примерно полминуты и, когда шаги старшего жреца фрэнлинского отделения перестали быть ему слышны, повернул голову к сидящим напротив хаффрубам и заговорил.

— Итак, основные вопросы Алан обозначил. Ваших собратьев убил опасный преступник, поисками которого мы занимаемся много лет. Он очень силен и очень изворотлив, а также с ним путешествует охотница на иных существ, которая только усложняет задачу его поимки. Мы пытались схватить этого данталли собственными силами: у нас не вышло. Пятнадцать жрецов олсадского отделения в Везере были жестоко убиты, взяты под контроль, несмотря на защитные красные одежды. В Олсаде этот демон справился своими силами и ускользнул от нас. В том, как погибли ваши собратья, чувствуется почерк охотников на иных, стало быть, здесь, скорее всего, поработала пособница. Принимая это во внимание, мы вынуждены обращаться за помощью именно к вам, потому что, во-первых, вы единственная семья хаффрубов, открыто сотрудничающая с нашей организацией и имеющая с нею определенную договоренность, во-вторых, потому что только ваши способности могут по-настоящему блокировать силу данталли.

Ренард замолчал, словно пытаясь понять по звукам дыхания своих молчаливых собеседников, как они среагировали на то, что услышали. Однако Иммару показалось, что его товарищ пребывает в некоторой растерянности: он не мог уловить реакцию напряженно молчавших хаффрубов, не мог понять, что им говорить или не говорить дальше. Он их попросту… не видел.

— Будет проще, если вы будете задавать интересующие вас вопросы, — едва заметно улыбнувшись, проговорил Иммар, нарушая гнетущее молчание. — Мы должны признать, что впервые прибегаем к такому методу решения проблемы, это в новинку обеим сторонам.

Ренард не стал ничего добавлять к речи своего товарища, однако тихий вздох облегчения не укрылся от сосредоточенного внимания Иммара.

Стражник, сидящий по центру со сцепленными под столом руками, нахмурил густые черные брови и чуть склонил голову, будто бы искал в словах жрецов Культа какой-то подвох. Его ладони легли на стол и снова сцепились в крепкий замок. На правом виске широкого лица заметно забилась венка.

— Вы утверждаете, что помощь нужна Бенедикту Колеру, — начал он. Голос у него был грубый, с легкой хрипотцой. — Где он сам в таком случае?

— Жрец Колер пытается решить тот же вопрос, но для этого ему нужно провести еще ряд действий. К сожалению, он не может находиться в нескольких местах одновременно, — кивнув, спокойно отозвался Ренард.

— Какая помощь от нас требуется? — спросил бледнокожий светловолосый стражник, сидящий с краю. Его серые глаза смотрели холодно, и пусть на вид его обличью нельзя было дать и двадцати пяти лет, взгляд наводил на мысли, что это едва ли не самое древнее существо среди всех, что собрались здесь.

Ренард вдохнул.

— Самим вам против данталли выступать нет никакой необходимости, — покачал головой он, чуть приподняв руки, будто бы в знак своей капитуляции, — но у жреца Колера есть идея, как на время передать ваши способности тем, кто будет этого преступника захватывать. Оговорюсь, что вы свои способности при этом не потеряете. Он хочет добиться этого с помощью определенного… гм… зелья. Подробностей нам пока не известно, но мы можем сказать, что основным ингредиентом должно выступать… вещество, которое выделяет ваша чешуя.

— Попахивает магией, — прищурился все тот же молодой стражник.

— Отчаянные времена требуют отчаянных мер, господа, — кивнул Иммар, вновь полагая, что его товарищ слишком тянет с ответом.

— Отчаянные? — хмыкнув, переспросил мужчина средних лет, на щеке которого виднелся ровный белый след давнего пореза. Этот хаффруб подался чуть вперед, на губах заиграла неровная улыбка, продемонстрировавшая отсутствие одного из передних зубов, за счет чего слова вырывались с легким присвистом. — Вы чего-то недоговариваете, господа жрецы. Не складывается у нас к вам, скажем так, доверительного отношения.

Ренард пожал плечами, явно с трудом не выказывая раздражения.

— С этим, боюсь, не в наших силах что-либо сделать.

— Какими такими делами занят Колер? — вновь спросил похититель кожи, сидящий посередине. — Мой брат прав: здесь сильно попахивает магией. Что за метод вы решили применить?

Жрец Цирон чуть повел головой в сторону Иммара, будто искал поддержки, однако высказаться товарищу не дал.

— Вы правы, магия будет применена. У Культа есть договоренность с одним магом, оставшимся в живых со смутных времен Арреды.

— Некромант? — воскликнул до этого молчавший молодой мужчина с каштановыми волосами, чья личина обладала самым низким ростом, однако в плечах, пожалуй, была шире остальных. — Вы нам предлагаете сотрудничать с некромантом? У кого еще на Арреде могли сохраниться магические знания?!

— Что же за данталли мог побудить Культ к таким методам? — подозрительно спросил молодой стражник с глазами древнего старца. — Кто он, господа жрецы? Кто убил наших собратьев, сумев склонить на свою сторону охотницу на иных?

На этот раз Иммар надолго задержал взгляд на непроницаемом лице Ренарда. Как поступить? Раскрыть этим хаффрубам правду, которую Бенедикт открывать пока не готов, чтобы побудить их к сотрудничеству? Но даст ли это нужный эффект? Станут ли похитители кожи помогать, узнав, кто именно уничтожил их сородичей, или решат, наоборот, отстраниться? Иммар не знал ответов на эти вопросы.

Не знал их и Ренард, однако он понимал, что сейчас именно ему необходимо принять решение. Отчаянные времена — отчаянные меры?.. Пожалуй, что так…

Глубоко вздохнув, слепой жрец поднял голову, и его пугающий невидящий взгляд «устремился» в сторону хаффрубов.

— Вам, наверное, доводилось слышать об анкордском кукловоде, — самым пугающим из своих тонов начал он. — Так вот, это существо не погибло…

Явившись поздним вечером в кабинет Карла Бриггера, Бенедикт был уверен, что его ждет строгий выговор по поводу проведенного с новичками жесткого практического занятия. Видят боги, раньше Карл во многом и сам придерживался весьма жестких методов — именно на таких методах он воспитал Колера, однако — с возрастом, наверное, — сильно смягчился в вопросе обучения молодых последователей Культа. Если быть точнее, куда большая осторожность и мягкость в действиях главы организации появилась непосредственно после Ста Костров Анкорды. Карл никогда не говорил этого напрямую, но, возможно, в тот самый год он понял, что таких «фанатиков» своего дела, как Бенедикт, взращивать больше не стоит.

Однако гневной отповеди от Бриггера за жесткий урок и за завуалированную ситуацию, в которой красные одежды не являются спасением от демонов-кукольников, не последовало. Старший жрец Крона сегодняшним вечером был явно озабочен другими вопросами.

— Заходи, Бенедикт, присаживайся. Есть новости, — спокойным голосом возвестил старик. Глаза его при этом не выражали ничего определенного, и заранее предугадать, в какую сторону склонится этот разговор, не представлялось возможным.

Колер отозвался коротким кивком и молча сел напротив своего руководителя.

— Излагай, Карл, — он попытался выдавить из себя дружественную улыбку, хотя внутреннее напряжение, как ему казалось, все равно было заметно.

— Твое послание возымело определенный эффект. Опережая события, мы с советниками решили отправить краткое содержание твоего послания через эревальн во все восемнадцать королевств материка. Большинство ответов уже пришло, и твоя идея была принята с явным одобрением у многих правителей. Первым, как ты, наверное, догадываешься, ответил Его Величество Рерих VII. Он готов оказать любую посильную помощь в твоей операции.

Бенедикт криво усмехнулся.

— Могу себе представить скрежет его зубов.

— Зубовного скрежета эревальна не передала, но передала то, что, как минимум, один мощный союзник у тебя имеется. На твоем месте я бы не стал злорадствовать.

— Брось, Карл, — отмахнулся Колер. — Рерих поддержал бы эту идею в любом случае, это меня не удивляет совершенно. Но опустим это. Ты ведь сказал, что пришел не один ответ.

— Верно, — кивнул жрец Бриггер, соединив подушечки пальцев. — Твое послание произвело неизгладимый эффект на королеву Тайшира Анну. Ее Величество передала, что крайне обеспокоена положением дел — в частности, судьбой мирного населения Малагории, вынужденного терпеть тиранию аркала. Она также готова выделить тебе хорошо подготовленных воинов для твоей операции.

Бенедикт вновь не удержался от усмешки.

— А еще, надо думать, Ее Величество крайне обеспокоена тем, что тайширская сталь сильно уступает малагорской на международном рынке, и с этим приходится считаться.

— Прекрати ерничать, — нахмурился старик, осуждающе покачав головой.

— Ты прав, — с легкой улыбкой отозвался Бенедикт, приподнимая руки и смиренно прикрывая глаза. — Ладно, расскажи толком, какие из королевств Совета поддерживают эту операцию.

— Крон, Анкорда, Тайшир, Лария, Гавенбур, Маэль, Везер, Карринг и Нельн. Половина Совета. Остальные пока раздумывают, но яро против не высказался никто из правителей. Ильм тоже выразил желание участвовать в операции, однако Его Величество Валлиз ненавязчиво сообщил, что слишком много воинов выделить не сможет. Думаю, остальные королевства предоставят тебе каких-нибудь каторжников вкупе с парой-тройкой солдат. Но в целом твоя идея встретила у Совета одобрение. Ты и впрямь сумел достучаться до них.

Колер лишь отозваться коротким кивком: сомнений в том, что он сумеет убедить Совет принять участие в малагорской операции, у него не было. Стало быть, остается некромант, дело которого еще предстоит изучить этой ночью.

— Это все новости? — поинтересовался Бенедикт. Карл Бриггер качнул головой.

— Нет, не все. Пришло сообщение от твоих людей из Фрэнлина. И два запроса от старшего жреца фрэнлинского отделения на информацию о личности данталли, которого мы ищем, однако оба этих запроса я пока отклонил.

Любопытство очередного любителя просиживать рясу на посту старшего жреца Бенедикта нисколько не тронуло. Он нахмурился и сцепил руки в замок на столе в ожидании информации от своих товарищей.

— Иммар и Ренард поговорили с хаффрубами?

— Да. Аккурат сегодня. И им удалось добиться согласия от этих существ на работу с некромантом. Ренард приносит извинения за то, что пришлось раскрыть им много деталей твоей операции, в том числе и то, что Мальстен Ормонт жив. Они также передают, что в ночь с двадцать второго на двадцать третий день Матира во Фрэнлине случился пожар, в котором замешаны наши беглецы. Есть опасения, что Мальстен Ормонт мог преодолеть природную сопротивляемость хаффрубов и… уничтожить их. Однако Ренард также уточняет, что этот факт не подтвержден: в конце концов, работа в сгоревшем трактире может быть приписана и Аэлин Дэвери.

Бенедикт поджал губы. Он помнил, как мастерски Ормонт расправился со жрецами в Олсаде. Защитные красные одежды и вовсе не были ему помехой, как если бы группа желторотиков, выделенных Урбеном Леоном, явилась к нему, в чем мать родила. Но может ли быть такое, что этому данталли и сопротивляемость хаффрубов нипочем? Может ли сложиться так, что этого монстра ничем не удастся сдержать, даже если его самого обрядить в красную мантию — вдруг он сумеет прорваться?..

Рискованная операция. Опаснейший демон. Пожалуй, самый опасный — за всю историю Арреды…

— Бенедикт, — серьезно обратился жрец Бриггер, заметив, что собеседник глядит рассеянно и явно пребывает в своих тяжелых раздумьях. — Это все значит, что тебе необходимо немедленно отправляться в Карринг. Причем, завтра же, на рассвете. Путь отнимет и без того много времени, медлить нельзя. С Ланкартом тоже предстоит договориться. Культ не обращался к нему уже много лет, и сейчас речь не о двух и даже не о десяти годах, ты ведь понимаешь?

— Понимаю, — бесцветно отозвался Колер.

— В чем дело? Что тебя тревожит? — участливо поинтересовался Карл. Бенедикт сверкнул на своего бывшего наставника глазами и прищурился.

— Возможность очередной дезинформации, — отчеканил он. — Случаи прорыва данталли сквозь красное были известны. И все же ты держал их в тайне от меня, пока я на это не наткнулся. Теперь ответь: может ли быть такое, что Ормонт способен сломить природную сопротивляемость хаффрубов. Хотя бы допустить такое — можно?

Бенедикт усиленно буравил начальника глазами, стараясь выискать признаки хоть малейшей лжи. Изборожденное морщинками лицо Карла осталось непроницаемым.

— Абсолютно исключено, — покачал головой он, не на миг не засомневавшись в ответе.

— С чего такая уверенность? — хмыкнул он.

— За всю историю Арреды об этом не было ни одного упоминания. Нам такие случаи тоже не встречались. Это чересчур даже для Ормонта, Бенедикт. Никто не может воздействовать на хаффрубов.

— Все когда-то бывает в первый раз, — усмехнулся Колер, заставив Бриггера почти болезненно поморщиться.

— Я уверен, здесь действительно поработала его пособница. Насколько я успел выяснить, наведя о ней некоторые справки, она и впрямь хороший охотник. Это не стоит сбрасывать со счетов.

— Возможность того, что Ормонт мог в этом участвовать — тоже, — возразил Бенедикт.

— Эта возможность — абсурд, — отсек Бриггер. — Я понимаю, что сейчас, после всего, что он натворил, Ормонт кажется тебе страшнейшим из монстров, каких только видела Арреда. Но сохраняй благоразумие: приписать ему такое — все равно что сравнить его с богами по силе, Бенедикт.

Колер пропустил последнее замечание Карла мимо ушей.

«Что ж», — подумал он. — «Даже если Ормонт способен прорываться сквозь защиту хаффрубов, надо думать, что хоть несколько секунд на концентрацию ему потребуется. Я только сегодня обучал молодых жрецов такой тактике. Нужно эти несколько секунд у Ормонта отнять. Действовать быстро. Если даже у меня будут эти мгновения, я сумею уничтожить этого монстра. Да, возможно, об экспериментах придется забыть, и тайны его сильного дара мне никогда не будет дано постичь, но это, пожалуй, будет меньшим из зол…»

— Бенедикт, — вновь позвал Карл — на этот раз несколько раздраженно. Из груди старика вырвался тяжкий вздох, он устало потер переносицу. — Послушай, я тебя не дезинформирую. Таких случаев и правда не было. Никогда, за всю историю Культа. На хаффрубов не может воздействовать никто и ничто. Ни один яд их не берет, ни один дар иного существа. Единственное, что может на них подействовать — это отсечение головы, будь они неладны! И именно в таком виде — с отрубленными головами — нашли одно из семейств хаффрубов Фрэнлина. Здесь поработала охотница, не иначе.

— Это неважно, — качнул головой Колер. — Я буду иметь этот случай в виду, только и всего. Но моих планов это не поменяет: идея остается прежней. Ланкарту придется создать зелье, которое поможет людям на время обрести защитные способности хаффрубов. И это зелье примут те, кто войдет со мной в Грат. Думаю, таковых будет не много — часть выделенных солдат останутся в Адесе, часть людей будет держать атаку в море. А передовой отряд пойдет со мной через Альбьир.

Карл округлил глаза, не поверив тому, что услышал.

— Что? — воскликнул он, и голос его предательски сорвался. — Бенедикт, ты в своем уме? Ты собрался идти в Грат через пустыню Альбьир?!

— С этой стороны Бэстифар шим Мала удара ожидать не будет. Слишком непознанный край и слишком опасная пустыня. Аркал весьма самоуверен, и он считает, что через Альбир к нему никто не сунется. А там есть весьма удобная бухта для высадки и до Грата всего четыре дня пути.

— Во-первых, это четыре дня под палящим малагорским солнцем! Во-вторых, ты слышал, что вообще происходит в этом краю?

— Байки и народные толки, — отмахнулся Бенедикт. — Пустыня — она пустыня и есть. Убийственные миражи, сводящие с ума? Песочные монстры? Я не исключаю, что ядовитые змеи и зыбучие пески там действительно есть, и они опасны, придется быть настороже. Но чтобы какие-то магические препятствия — сильно сомневаюсь. Малагорцы всегда любили определенный эпатаж, который годами создавали вокруг своего царства. Альбьир — местная диковинка, которую семейство Мала холило и лелеяло не одно столетие. Антураж они, надо сказать, создали соответствующий, но я находил несколько книг, в которых говорилось, что некоторым смельчакам удавалось пройти через этот проклятый край и остаться в живых. Стало быть, сможем и мы. Элемент внезапности в борьбе с Бэстифаром шимом Мала — один из основных ударных моментов.

Карл недовольно покачал головой.

— Ты безумец, Бенедикт, — сказал он. — Я понимаю, что вряд ли сумею отговорить тебя. Ты склонен поступать так, как задумал, не прислушиваясь ни к чьим приказам. Но предостеречь я тебя все же хочу: на мой взгляд, ты недооцениваешь Малагорию. Бэстифар не один правит своей страной, у него есть мудрые советники, которые такой твой ход могут предугадать.

— Их заботой будет как раз переполох в Адесе и морская блокада. Небольшую часть наших людей нужно будет послать и в Оруф, чтобы полностью отвлечь внимание малагорцев от пустыни Альбьир. Поверь, малагорцам придется обращаться к своим соседям за поддержкой, они будут ориентированы на свои портовые города, но никак не на опаснейшую пустыню на Арреде.

Бриггер поджал губы.

— Бенедикт, если твой план провалится, — холодно заявил он, — ответственность будет лично твоей. Я не поддерживаю твоего решения, ты должен знать.

— Мне достаточно того, что его поддерживает уже, как минимум, половина Совета Восемнадцати, — осклабился Колер.

— Я так и думал, — спокойно кивнул Бриггер. — Стало быть, мешать я тебе не стану.

— Спасибо и на том, — искренне сказал Бенедикт, поднявшись со своего места.

— Твой ученик останется здесь? — небрежно поинтересовался старик. — Его здоровье, надо думать, недостаточно восстановилось для планируемой поездки.

— Сегодня он выглядел намного бодрее. Организм у него молодой, быть может, жрец Морн его и отпустит. Но если нет, то придется ему какое-то время побыть здесь. Если так… — Бенедикт чуть помедлил, поджав губы. — Карл, я могу попросить тебя об одолжении?

— Излагай, — кивнул старик.

— Если Киллиану действительно придется остаться, не отсылай его после выздоровления обратно в Олсад. Мальчик толковый. Ему нужно грамотное обучение, он налету схватывает. Не лишай Арреду хорошего жреца.

— Я тебя услышал, — бесстрастно отозвался Карл. — Без присмотра твой ученик не останется, что бы ни случилось. Даю тебе слово.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Бенедикт и спешно покинул кабинет старшего жреца головного отделения.

Когда наставник вошел в комнату, Киллиан решительно повернулся в его сторону и выпрямился, приготовившись выслушивать, каким недальновидным и глупым надо быть, чтобы на следующий день после приступа бреда на фоне болезни отправиться тренироваться.

Колер выглядел несколько встревоженным и напряженным. Ученика он оглядел оценивающим, немного досадливым взглядом, однако, сделав определенные выводы для себя, едва заметно просиял. Затем лицо его тут же сделалось непроницаемо серьезным, брови нахмурились.

Заперев за собой дверь, Бенедикт прислонился к стене и заложил руки за спиной.

— Как самочувствие? — поинтересовался он у ученика.

Киллиан сдержанно кивнул. На деле чувствовал он себя вполне сносно: настойка, которой жрец Морн лечил его, и впрямь была чудодейственной (пусть и дурной на вкус) — болезнь начала стремительно отступать. Возможно, если несколько дней соблюдать щадящий режим, от кашля вскоре не останется и следа.

— Прекрасное, — отозвался Харт. — Тренировка мне нисколько не повредила, если вы об этом.

— Не об этом, — качнул головой Колер. — Хотя твоему комментарию насчет тренировки я тоже, разумеется, рад. Ты ставишь меня в неловкое положение, Киллиан, когда проявляешь при толпе желторотиков такое своеволие.

— Как и вы ставите в неловкое положение меня, Бенедикт, — спокойно отозвался Харт, понимающе кивнув, — когда при толпе желторотиков, одним из которых, я, по сути, являюсь, говорите о моей болезни. Все молодые жрецы в Кроне уже знают, что я пришел сюда с вами. И все они стараются оценить, что же такого могло заставить знаменитого Бенедикта Колера взять в свою команду юнца вроде меня.

— Тебя все еще волнует, что о тебе будут думать эти юнцы?

— Эти юнцы такие же, как и я, Бенедикт, — качнул головой Киллиан, — и если они увидят во мне слабость тела или духа, запросто могут вообразить, что и сами способны попасть в вашу команду. Вы разве хотите, чтобы толпы восторженных последователей осаждали вас в каждом коридоре отделения — причем, не только Кронского — и упрашивали взять их с собой?

Колер оценивающе хмыкнул.

— Вот, как ты все вывернул! Хочешь сказать, что защищаешь меня своей рисовкой перед сверстниками?

— Не без этого, — Киллиан вернул наставнику ухмылку. — Ну и ваше имя налагает большую ответственность на всех, кто к вам близок. Поэтому я, как человек, имеющий потенциальную возможность стать членом вашей передвижной группы, не имею права ударить в грязь лицом.

— И ты не ударил, — улыбнулся Бенедикт. — Твоя речь на тренировке впечатлила многих, надо сказать. Идейно и деловито было сказано. Ты молодец.

— Спасибо, — передернул плечами Киллиан. Его взгляд упал на большую флягу с настойкой от жреца Морна, которую надлежало пить трижды в день по два глотка. Местный лекарь не сомневался, что Харт не выполнит полностью предписания, поэтому заранее выделил молодому человеку нужную порцию лекарства, которое тот должен был взять с собой. Сейчас как раз было самое время принять еще одну дозу. Киллиан вовсе не хотел делать этого при наставнике, однако понимал, что уходить Бенедикт сейчас не собирается, а посему следует соблюсти инструкции и позаботиться о своем здоровье.

Нехотя подойдя к столу, он сделал два средних глотка из фляги, чуть поморщился от горько-соленой травянистой настойки и кивнул.

— Итак, вы сказали, что интересовались моим самочувствием не из-за тренировки. А в связи с чем тогда?

— Нам нужно отправляться в путь. Завтра же. На рассвете, — серьезно ответил Колер, кивнув. — И я хочу, чтобы ты трезво оценил, насколько ты готов к новой восьмидневной дороге. Времени у нас очень мало, нам нужно будет снова гнать лошадей, и если ты не справишься…

— Это лишнее, Бенедикт. Справлюсь. Я в порядке, — отозвался молодой человек.

— Твоя поспешность уверяет меня в обратном, Киллиан, — нахмурился Колер. — Ты должен понимать, что…

Молодой человек приподнял руку, призывая своего наставника не продолжать.

— Бенедикт, — обратился он, поднимая на него глаза, и во взгляде его сквозило полное понимание важности обсуждаемого вопроса, — я не идиот. Я прекрасно понимаю, что вас может беспокоить в предстоящей поездке. У меня уже состоялся разговор со жрецом Морном, который предполагал, что несколько дней в кронском отделении я не проведу. Он вполне допускал, что я могу отправиться в путь завтра же, поэтому провел придирчивый, детальный осмотр. Вердикт таков: я могу выдержать дорогу до Карринга, если буду принимать лекарство и — к сожалению — не буду сильно усердствовать на тренировках в пути. Поэтому да, я могу заверить вас, что справлюсь с дорогой. Обещаюсь подойти к этому вопросу со всей ответственностью.

Колер вздохнул.

— Хорошо, — согласился он. — Тренировки в пути исключим. По крайней мере, пока я не буду уверен, что ты окончательно выздоровел. В остальном — на рассвете жду, что ты будешь собран и подготовлен к очередной бешеной гонке.

— Буду, — заверил молодой человек.

— Славно. В таком случае, не затягивай с отходом ко сну. В ближайшие несколько дней спать нам снова доведется лишь короткими интервалами.

Киллиан отозвался коротким кивком и принялся упаковывать вещи. Флягу предусмотрительно убрал в седельную сумку, чтобы не забыть ее.

«Надеюсь, собственное тело меня не подведет», — нервно усмехнулся про себя он и где-то в глубине души воззвал к богине удачи, не до конца понимая, верит ли в ее существование.

Предпоследний день первого осеннего месяца уже окутал местность своей сизой тьмой, однако отголоски закатных бликов все еще мелькали где-то далеко за горизонтом, когда Мальстен Ормонт со спутницей подошли к окрестностям Хостера.

— Деревня будет где-то в лиге к юго-востоку отсюда, — возвестила Аэлин, позволив себе остановиться, чтобы перевести дыхание после спуска с крутого холма. Она замерла и уперлась руками в колени, устало улыбнувшись. В душе ее загорелась призрачная надежда на то, что хотя бы эту ночь удастся провести в нормальной постели.

— Устала? — сочувственно спросил Мальстен.

— Немного, — призналась Аэлин, распрямившись и размяв уставшие плечи. — Поскорее бы добраться до Хостера. С холма мне казалось, что я даже видела несколько домов.

— Да, я тоже видел, — подтвердил спутник, улыбнувшись. — Что ж, тогда можем устроиться здесь на короткую передышку, а затем отправиться в путь. Скоро совсем стемнеет.

— Не знаю, как тебе, а мне не хотелось бы сегодня ночевать под открытым небом, — неровно улыбнулась Аэлин.

— Что ж, да будет воля богов, чтобы нам и не пришлось, — кивнул Мальстен, оставляя на земле вещи и оглядываясь в поисках подходящего места, на котором можно было присесть. Костер они со спутницей для такого короткого привала разводить не планировали, но собирались немного насытиться своими скудными запасами, которые со дня на день должны были подойти к концу. Оставалась лишь надежда, что в Хостере удастся приобрести припасы в дорогу и — да поможет Тарт — хоть немного заработать.

Аэлин с наслаждением расположилась под высоким вязом и мечтательно улыбнулась, предвкушая долгожданный сон под крышей. Ее спутник в это время доставал из сумки скромные остатки провизии и пытался подсчитать, насколько им хватит запасов, если и деревню Хостер придется обходить стороной.

— Ты, кстати, мне так и не рассказал, — начала вдруг охотница, пристально воззрившись на данталли, — почему ты все же сбежал из Малагории? Да, я помню, что тебя фактически вынудил мой отец, но… обстоятельства, которые тебя к тому подтолкнули, я думаю, тоже имелись, ведь так?

Мальстен на несколько секунд замер, рассеянно взглянув на собственные руки. Он не раз замечал за собой, как один простой вопрос может легко вернуть его в прошлое и воскресить в памяти образы настолько явно, как если бы все случилось только вчера.

— На деле предпосылок было много, — голос его звучал ровно, однако помрачневший взгляд говорил о том, что воспоминания эти явно не доставляют ему удовольствия. — Грэг, к моему огромному сожалению, был во многом прав насчет Бэса. Он не раз упоминал, что наследный малагорский принц опасен и жесток, и в этом он не ошибался. Зато он явно заблуждался насчет меня.

Аэлин нахмурилась и качнула головой.

— Это в чем же?

— В том, что я не монстр, — криво ухмыльнулся Мальстен, явно пытаясь за этой усмешкой скрыть сильную скорбь.

Аэлин пристально посмотрела на спутника, однако не сумела уловить гамму чувств, пробежавших по его лицу — он будто нарочно сел так, чтобы на него падала самая густая тень при и без того скудной сумеречной видимости. Аэлин тяжело вздохнула.

— Мальстен, в этом мой отец точно не заблуждался насчет тебя. Я не раз успела убедиться, что жестокость ты не проявляешь без крайней на то необходимости. Мне кажется, сейчас у тебя вновь наступил один из тех моментов, когда ты готов взгромоздить на себя ответственность за все людские проступки…

Данталли издал нервный смешок.

— Один из тех моментов? То есть ты наблюдала за мной нечто такое?

— И не раз, — осклабилась охотница. — Иногда ты готов взять на себя ответственность даже за то, в чем твоей вины нет и быть не может.

— Что ж, — хмыкнул кукольник. — Со стороны, пожалуй, виднее, но спешу тебя заверить: здесь явно не тот случай. Тогда, в Грате… я был монстром. Наверное, поэтому и сбежал.

Резкий и настойчивый стук в дверь заставил руку дернуться, и карандаш, до этого легкими штрихами скользящий по толстой бумаге, резко съехал, оставив на эскизе нового циркового номера неаккуратный, грубый след.

Мальстен резко выдохнул, разозлившись на собственную резкость движений и на незваного гостя, вознамерившегося прервать его уединение. Хотелось спросить, кого вздумали принести бесы, однако, понимая, что без причины вряд ли кто-либо из обитателей дворца стал бы стучать в дверь циркового постановщика, к коему Бэстифару удалось привить у своих придворных определенный пиетет, Мальстен подавил злость, отложил испорченный рисунок и карандаш и направился к двери.

Стоило ему потянуть за ручку, как с той стороны настойчиво помогли: дверь отворилась резко — настолько, что Мальстену пришлось вовремя отшатнуться от нее, поэтому внезапного посетителя он встретил с видом крайнего недовольства.

На пороге комнаты с выражением лица, не уступающим в мрачности настроению демона-кукольника, стоял командир гратских кхалагари Отар Парс.

«Стало быть, все-таки решил покончить со мной?» — мельком пронеслось в голове у Мальстена, на лице появилась кривая улыбка, беглый взгляд упал на меч рослого малагорца.

Пожалуй, если бы бывшему герцогу Ормонту пришлось схлестнуться с этим крепышом в рукопашной схватке, у него не было бы шансов на победу, особенно учитывая то, с каким усердием учат мальчиков, взятых в кхалагари с самого детства, превращая их в прекраснейших в своей смертоносности солдат. Видят боги, Отар Парс был бы счастлив одолеть Мальстена, которого невзлюбил с самого первого дня его появления в Грате, в рукопашной борьбе, однако он понимал, что нити искусного кукловода парализуют его движения раньше, чем он успеет сделать шаг. Данталли свое желание проучить назойливого командира кхалагари, имевшего обыкновение появляться из-за угла и бросать гостю принца угрозы постоянной слежки и расправы при первом же подозрении в предательстве, также сдерживал, понимая, что Бэстифар вряд ли обрадуется такой самодеятельности. А ведь принц и так давал своему гостю достаточно вольностей, стало быть, в некоторых аспектах свои желания стоило, как бы выразился Бэс, придержать.

— Командир Парс, — нарочито протяжно проговорил Мальстен, одаривая посетителя заметно неискренней улыбкой. — Чем обязан?

— Ты нужен принцу, Ормонт, — с вызовом приподняв голову, отчеканил Отар. — Сейчас. В главной зале. Мне приказано сопроводить тебя.

Брови Мальстена удивленно поползли вверх.

Да, Бэстифар, разумеется, был наследным принцем, и некоторые замашки королевских особ в его поведении, так или иначе присутствовали, однако он весьма редко посылал кого-то, чтобы Мальстена к нему привели. Обыкновенно Его Высочество приходил к своему другу самостоятельно. Отчего же сейчас…

Однако задать этот вопрос Отару Парсу у Мальстена не повернулся язык. Он прекрасно понимал, что командир кхалагари обрадуется любому, даже самому безобидному проявлению слабости от гостя принца — пусть это даже будет беззащитное неведение. Видят боги, Мальстен нисколько не хотел доставлять своему конвоиру такого удовольствия.

— Я в состоянии сам найти дорогу в главную залу, командир, — учтиво отозвался данталли, качнув головой, — и в сопровождающих я не нуждаюсь, благодарю.

— Я исполняю приказ принца, — решительно произнес Отар, явно не намереваясь принимать никаких возражений, — поэтому пойдешь со мной, Ормонт. И во имя Великого Мала, не трать время: ни мое, ни свое, ни, тем более, Его Высочества.

Едва не скрипнув зубами, Мальстен понял, что возражать будет бесполезно, поэтому, не утрудившись даже кивнуть, вышел из комнаты, закрыл за собой дверь и, заложив руки за спину, неспешно направился за решительно зашагавшим по коридору командиром кхалагари.

В голове при этом вертелось множество вопросов, и приходилось с силой сдерживать себя от того, чтобы не задать их своему мрачному конвоиру.

Дорога до главной залы через роскошные коридоры дворца показалась непомерно долгой. То ли Парс специально замедлял темп, то ли само время решило растягивать каждый свой миг, заставляя Мальстена вариться в собственном любопытстве — трудно было сказать наверняка. Данталли наблюдал за мерным шагом командира кхалагари и понимал, что тот, пожалуй, двигается даже быстрее обычного, спеша поскорее исполнить приказ принца. Стало быть, это в собственном восприятии данталли секунды стали тягучими, как вязкая патока.

Наконец, Отар Парс ввел кукольника в главную залу, жестом указав, что дальше он проследует уже без сопровождающего, и поспешил удалиться.

Мальстен проводил взглядом резкое движение командира кхалагари, когда тот запирал дверь, с другой стороны которой осталось двое стражников. По их лицам также не удалось прочесть ровным счетом ничего.

— А, Мальстен! — зазвучал воодушевленный голос малагорского принца, в котором послышалась его привычная острая улыбка. — Рад, что ты не задержался. Проходи, мой друг.

Слова аркала эхом разнеслись по роскошной, украшенной золотом зале. К вездесущим бликам красного данталли давно привык, однако на этот раз алое сияние сумело привлечь его внимание. Бэстифар стоял в центре зала в своем привычном облачении: высоких сапогах, черных штанах и красной подпоясанной рубахе, и рука его была окутана опасным, враждебным свечением. Напрячься Мальстен не успел: подле принца он увидел еще одного человека. Тот стоял примерно шагах в трех от Бэстифара на коленях, и спина его тяжело сгибалась под гнетом — надо полагать — мучительной боли, которую доставляло ему воздействие аркала.

— Бэс? — нахмурился Мальстен, подходя к одетому в неприятную глазу красную рубаху незнакомцу. При приближении послышалось тяжелое дыхание этого человека: он явно с трудом сдерживался, чтобы не закричать от боли. Боли, которая приходила от расплаты, собранной аркалом известно, из какого источника… — Что происходит?

Мальстен нахмурился и сложил руки на груди, остановившись в нескольких шагах от жертвы пожирателя боли.

— Происходят интересные вещи, мой друг, — в глазах аркала горел нехороший огонек, видеть который кукольнику доводилось уже не раз. — Если помнишь, года, эдак… — Бэстифар выдержал паузу, нарочито задумчиво почесав аккуратную бородку, обрамляющую рот, — три тому назад ко мне явился жрец Красного Культа Бенедикт Колер.

При одном лишь упоминании ненавистного имени руки данталли готовы были сжаться в кулаки.

— Помню, разумеется, — голос удалось сохранить ровным.

— И, если память твоя не подводит тебя относительно деталей той встречи, я велел жрецу Колеру убираться восвояси и предупредил, что при следующей попытке проникнуть в мой дом рассчитывать на гостеприимство ему не стоит.

Данталли не ответил — даже кивком. Он молча буравил глазами спину незнакомца, пытаясь понять, к чему ведет малагорский принц. Какую мысль хочет донести? В конце концов, человек, сжимающийся почти в комок от боли, причиняемой красным свечением, явно не был Бенедиктом Колером. Однако Мальстен невольно поймал себя на мысли, что от одного лишь упоминания о возможной причастности жертвы аркала к Красному Культу, мучения, которые приносили силы Бэстифара, уже не казались такими уж жестокими.

— Однако, видишь ли, мой друг, меня, похоже, не поняли. Или поняли не до конца. Мои люди доставили этого… гм… шпиона ко мне. Приметили его еще в цирке. Вот уже неделю он следит за нами. За тобой, в частности. На первой минуте моей работы попытался запугать меня именем жреца Колера. На второй признался, что целью его являешься ты. Я мог бы продолжать развлекаться дальше, но я решил, что, раз этот человек явился сюда по твою душу, следует дать с ним разобраться тебе.

Мальстен заметно напрягся.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — серьезно спросил он.

— Странный вопрос, Мальстен, — осклабился Бэстифар. — Что тебе заблагорассудится. Но для начала хотелось бы получить от него подробную информацию о том, кто он, чего хочет, кто его покровитель… я, разумеется, могу получить эти сведения самостоятельно, просто могу…гм… перестараться с воздействием, и наша занимательная беседа закончится раньше времени. А заканчивать ее, поверь мне, время еще не пришло.

Данталли вновь уставился в спину неизвестного человека: тот все еще находился под влиянием аркала и изо всех сил старался сдерживаться и не кричать от боли. Он даже не обернулся в сторону демона-кукольника, когда тот приблизился к нему.

— Стало быть, сначала — информацию, — серьезно проговорил Мальстен.

— Если тебя не затруднит, — благодарно кивнул малагорский принц, поведя в сторону светящейся рукой — вторая была заведена за спину.

— А потом?

— Будем смотреть по ситуации. Но пока что я склоняюсь к варианту, что потом ты сможешь делать с ним все, что захочешь.

Не дожидаясь дальнейших команд, Мальстен сосредоточился. Нити послушно протянулись от его руки к голове будущей марионетки. Разумеется, жрец Культа даже не понял, что воздействие данталли началось: он продолжал напряженно терпеть боль, и мысли его сейчас сосредотачивались только на этом. Мальстен мог себе представить, какие мучения может доставить аркал человеку. Он помнил, с каким сочувствием отнесся к Грэгу Дэвери на его допросе. Однако сейчас никакого сочувствия он не испытывал и близко: вид коленопреклоненного жреца Культа даже доставлял ему странное мстительное удовольствие, потому что каждый последователь этого жуткого движения для любого данталли был достоин подобных страданий.

— Ты не мог бы его отпустить? — бесстрастно попросил Мальстен, чуть склоняя голову. Взгляд его при этом сделался отсутствующим, сами глаза словно бы чуть потемнели — едва заметно, но смотреть начали в самую душу марионетки. — Сам знаешь, он никуда не денется.

Холодность собственного голоса даже немного удивила Мальстена — не сказать, что неприятно. Бэстифар расплылся в довольной улыбке и кивнул.

— Как скажешь, мой друг, — отозвался он, и алый свет вокруг его ладони погас. Плененный последователь Культа задышал тяжело и устало. Голова была готова упасть на грудь: похоже, этот человек был близок к тому, чтобы потерять сознание.

Этого Мальстен ему сделать не дал. Нити плотно вплетались в память незнакомца, пытаясь нащупать факты, связанные с Культом, с покровителем. Данталли упорно искал все, что пленник знал о самом жестоком палаче Арреды и вскоре образы и мысли замелькали в его собственном сознании. Нити словно натянулись и напряглись. Мальстен ощутил в руках легкую дрожь: проникать в чье-то сознание всегда было непросто.

— Его имя Артур Веррен, — нахмурившись и неопределенно покачав головой, начал кукольник, — кронец. Жрец Культа, но не из старших. Из отделения выходил… нечасто, в основном работал с отчетами. Всерьез занимался делом Ста Костров. Он не поверил Колеру… — Мальстен заметно поморщился, понимая, что воздействие на сознание вызывает неприятные ощущения у него самого. — Не поверил в то, что я мертв. Начал искать самостоятельно и приехал сюда. Он действительно охотился за мной, хотел… сделать то, чего не удалось Колеру, и разоблачить его ложь.

— Хм. Похвальное стремление, — оценивающе поджал губы Бэстифар. — Не каждый в Культе пойдет против Колера.

— Ты прав… — дав себе чуть перевести дыхание, согласился Мальстен. — За ним никто не стоит. Это независимое мероприятие, начальство его не одобрило.

— То есть, у нас тут одинокий борец за правду? — на лице аркала появилась снисходительная кривая полуулыбка. В глазах вновь загорелся недобрый огонек.

Мальстен решил, что этот вопрос ответа не требует.

— Что еще ты хочешь узнать?

Марионетка при этом оставалось обездвиженной. Данталли не позволял ему пошевелиться, что-либо сказать или даже поднять голову. Видят боги, в нынешнем положении жрец Культа, явившийся сюда по его душу, устраивал его больше.

— О, этого вполне достаточно, мой друг, — покачал головой принц. — Выходит, у нас здесь одиночка, которому не давали добро на поиски и которого никто не хватится в случае чего.

— Тогда можешь… забирать его, — чуть помедлив, сказал Мальстен. Бэстифар пристально посмотрел ему в глаза.

— Знаешь, я так не думаю. Три года назад ты очень хотел убить Бенедикта Колера, и я тебе помешал. Не могу сказать, что жалею об этом: видишь ли, с Колером, как это ни прискорбно, возникло бы множество проблем, потому что у него есть имя. Имя, сделанное громкой казнью целой сотни человек, да и до этого его репутация бежала вперед него в большинстве королевств Арреды. А жрец… как его там… Веррен? Кто его хватится? У него имени нет. Это никто, Мальстен. Пушечное мясо. Расходный материал, которого у Культа в изобилии, — аркал заговорщицки прищурился, приблизился к данталли, все еще удерживающему нити, и движением головы указал на скованную марионетку. — Знаю, это не равносильный обмен: ты не сможешь отомстить Колеру, если расправишься с этимчеловеком. Но отвести душу у тебя, возможно, получится. Вдоволь насладиться тем, что один из этих клятых жрецов сам себе вспорет глотку под твоим воздействием.

Мальстен заметно вздрогнул, и дело здесь было даже не в том, что проникновение в сознание уже вызывало во всем его теле дрожь. То, что предлагал Бэстифар, было… неправильно. И заманчиво. Слишком.

— Я… не должен, Бэс. Три года назад ты был прав…

— Три года назад — да, был! — с жаром согласился аркал. — Но сейчас я тебя не сдерживаю. Мальстен, подумай: вся Арреда считает тебя мертвецом, и тебе, по сути, выгодно, чтобы так оно и оставалось. Нам с тобой вовсе не нужно, чтобы сюда ломились толпами охотники до возмездия, правды или еще чего-то! А жрец Веррен, если его отпустить, может разнести эти слухи по миру.

— Так же было с гимнастами… — тихо произнес Мальстен, не сводя глаз со своего пленника.

— В точности, — серьезно согласился Бэстифар. Заметив в глазах друга сомнение, он миролюбиво приподнял руки и кивнул. — Послушай, я пойму, если ты откажешься разбираться с ним сам. Я лишь говорю, что на этот раз я такую возможность у тебя не отберу. Решай, мой друг: отпускаешь его и отдаешь мне, или…

Принц не договорил. Вместо ответа Мальстен потянул за нити, накрепко связанные с телом Артура Веррена и заставил его подняться на ноги. Лицо пленника ничего не выражало, глаза смотрели спокойно, тело казалось расслабленным. Одному лишь кукловоду было известно, какую ярость сейчас испытывает этот человек на то, что никак не может контролировать свои действия. Ярость и страх.

Бэстифар почтительно замолчал, наслаждаясь любимым зрелищем. От его взгляда нити не были скрыты, потому что являлись причиной расплаты, а все, что вызывало боль, не могло укрыться от аркалов.

— Посмотри на меня, — проговорил Мальстен, и Бэстифар чуть приподнял голову, уставившись на данталли, хотя понимал, что приказ адресован не ему. Принц понимал, что его цирковой постановщик сейчас разыгрывает новое представление. Скованный нитями Артур Веррен подчинился бы любому приказу своего кукловода и без слов, однако Мальстен явно хотел, чтобы марионетка его слышала.

Пленник послушно поднял голову. Бэстифар обошел его кругом и стал к нему лицом, чтобы видеть движение каждого мускула. Его ожидания оправдались: искусный кукловод позволил своей марионетке показать свой истинный взгляд, и в каре-зеленых глазах жреца Веррена мелькнула неописуемая смесь ненависти и ужаса, адресованная Мальстену Ормонту.

— Поднимись, — с прежним холодом скомандовал данталли. Его собственное лицо не выражало ничего.

Пленник поднялся и распрямился во весь свой немалый рост, продолжая послушно смотреть в глаза анкордскому кукловоду. Мальстен при этом демонстративно приподнял руки, подчеркивая свою работу с нитями, хотя на деле ему совершенно не требовалось этой театральности. Во время сражений при дэ’Вере — Бэстифар отчетливо это помнил — работа с Кровавой Сотней не была замечена ни одним, даже самым внимательным наблюдателем. Мальстен совершенно свободно мог вести собственное сражение на поле боя и удерживать при этом под контролем целую сотню человек.

— Вы, жрецы Культа, часто жалеете, что данталли, стоя у позорных столбов в ожидании своего костра, не могут вас разглядеть из-за красных одежд, — хмыкнул данталли, и кривая улыбка мелькнула в уголке его губ. — Так вот, я хочу, чтобы ты знал: я тебя вижу. И хочу, чтобы ты видел меня, Артур. Хочу, чтобы знал, что сейчас, как бы ты ни сопротивлялся, что бы ни предпринимал, твое тело будет подчиняться только мне. И когда ты сделаешь свой роковой, самостоятельный шаг к смерти, ты будешь внутренне выть от собственного бессилия, но я не дам тебе издать ни звука. Я хочу, чтобы ты понимал: ты пришел, чтобы отобрать мою жизнь, но взамен отдашь свою. Ты должен осознать простую истину, Артур: ничего этого не случилось бы, если б ты просто оставил меня в покое. Но ты не оставил, и за это придется расплатиться. Так что… повернись вправо и шагай.

Бэстифар оценивающе качнул головой, когда молчаливая марионетка послушно повернулась вправо и медленно, отмеряя каждый шаг, приближающий ее к смерти, направилась к балкону. Принц взглянул на анкордского кукловода: тот по-прежнему выглядел бесстрастным, хотя внутри него бушевала настоящая буря.

Пока нити безжалостно толкали Артура Веррена навстречу смерти, Мальстен невольно размышлял о собственном выборе. И приходил к выводу, что о том, как сложатся последние секунды жизни пленного жреца, знал с той самой секунды, когда вошел в зал. В глубине души он понимал, что не откажет себе в удовольствии расправиться с последователем Культа. Пусть даже Веррен и не был сторонником Колера, пусть он и хотел разоблачить его обман — все равно он был жестоким убийцей, заслуживающим смерти. Притом за то, насколько быструю смерть ему будет дарована, Мальстен даже счел себя милосердным.

Тем временем пленник приближался к балкону. У самого края он послушно замер под действием нитей и посмотрел вниз. Он знал, что после падения с такой высоты выжить будет невозможно. Сердце его бешено колотилось в груди, однако данталли сдерживал дрожь, которой хотело поддаться тело марионетки. Внутренне Артур Веррен молил богов о спасении. Он боялся. Он хотел жить. Он готов был упасть на колени перед данталли и просить пощады.

«Нет», — твердо сказал себе Мальстен. — «Они — не щадят никого».

В голове вновь пронеслись слова Бенедикта Колера, сказанные три года тому назад.

Ваша дражайшая матушка, да будут боги милостивы к ее душе, сыпала проклятьями, словно ведьма, когда огонь коснулся ее. Я очень сожалею о том, что сделал с ней демон Сезар. Счел, что вы должны знать, до чего довело благородную даму Иннессу Ормонт само ваше появление на свет и чего ей стоило ваше обучение.

«Сделай шаг», — мысленно приказал Мальстен. Нити толкнули Артура Веррена вперед, и он перевалился через мраморное ограждение и рухнул вниз — молча.

Через несколько секунд марионетка была мертва, и дару данталли стало не за что цепляться. Нити исчезли, и на смену им мгновенно пришла расплата, призванная наказать кукольника за вмешательство в чужое сознание — эта боль всегда приходила сразу. Однако исчезла она так же быстро, как появилась: руку Бэстифара вновь окутало алое сияние, но на этот раз оно не причиняло боль, а сдерживало ее.

— Бэс… — качнув головой, пробормотал Мальстен.

— О, нет-нет, — тут же перебил аркал. — Прости, мой друг, но я уж очень не люблю, когда твоя расплата портит вот такие моменты. Ты был на высоте, Мальстен! Вот, что значит по-настоящему уничтожить своего врага. Не думаю, что за это ты заслужил наказание. Так что давай не станем спорить, и на этот раз ты просто разрешишь мне забрать твою расплату. Хочу позволить тебе в полной мере насладиться триумфом.

Мальстен отвел взгляд, представив, как бы назвал это действо Грэг Дэвери. Уж точно не триумфом. Скорее, расправой…

— Как всегда, будешь упрямиться? — снисходительно улыбнулся Бэстифар, закатив глаза. — И как тебе не надоедает?

— Ты не понимаешь, — качнул головой Мальстен.

— Как и ты — не понимаешь, — хмыкнул аркал в ответ. — Тебе, похоже, нравится разбавлять радость своих побед щепоткой горечи. Специфический вкус, ничего не скажешь.

Сияние вокруг руки пожирателя боли погасло — как всегда, без предупреждения, и расплата резко вгрызлась в тело данталли. Бэстифар искусно умел вовремя вернуть мучения в тот момент, когда жертва меньше всего этого ждет. Резкая вспышка боли, поразившая каждый нерв, едва не заставила ноги Мальстена подкоситься. Он стиснул зубы до скрипа, чтобы не издать ни звука. Руки резко сжались в кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

— Ох, Мальстен, — Бэстифар снисходительно цокнул языком и покачал головой, положив руку на плечо данталли. — Ну, зачем же так портить положительный момент? Неужто ты считаешь, что, отдав мне эту короткую, но весьма неприятную расплату, ты так существенно увеличишь свои будущие мучения?

Рука аркала вновь засветилась, и Мальстен не сумел сдержать вздох облегчения.

— Ну же, мой друг. Отпусти это. Позволь мне дать тебе насладиться твоей победой сполна. И загладить вину, которую я испытывал три года.

Мальстен прекрасно знал, что значит несколько лет подряд винить себя за что-то. И пусть он не особенно верил, что Бэстифар шим Мала искренне мучился угрызениями совести за то, что не позволил данталли расправиться с Колером три года назад, слова аркала возымели нужный эффект, и слово «хорошо» слетело с губ анкордского кукловода раньше, чем он успел до конца осознать свой выбор.

Боль вспыхнула снова лишь на долю секунды и тут же ушла навсегда. Бэстифар глубоко вздохнул, как вздыхает человек, с плеч которого сваливается огромный груз, и радостно похлопал друга по спине.

— Вот теперь это по праву можно назвать победой! — возвестил он.

На улице под окнами дворца слышалась суета, которая царила вокруг убитого. Надо думать, кхалагари подоспели вовремя и уже разогнали толпу жителей Грата, которые стали свидетелями «самоубийства» неизвестного чужестранца.

Мальстен поморщился, представив себе, как выглядит изломанное после падения тело Артура Веррена. Бэстифар же, похоже, и вовсе не давал себе труда беспокоиться по этому поводу.

— Я думаю, по этому случаю можно устроить праздничный ужин. Что скажешь? Я распоряжусь. И попрошу женщин надеть их лучшие наряды.

Мальстен покачал головой.

— Нечего тут отмечать, Бэс. Я сделал то, что ты хотел, только и всего.

Глаза аркала широко распахнулись, и в них мелькнуло искреннее возмущение.

— О, нет, мой друг, так не пойдет, — заговорщицки протянул он. — Я дал тебе выбор, и ты его сделал. Ты мог оставить жреца Веррена мне, однако предпочел убить его самостоятельно. Не говори, что не хотел этого, в это я ни за что не поверю.

Мальстен шумно выдохнул. В душе его разбушевалось упрямое возмущение, однако на деле данталли понимал, что возразить ему нечего. Хотел ли он смерти жреца Культа? Да, хотел. Он желал ее страстно и истово, просто потому что этот человек имел отношение к организации, убившей его семью. Принесла ли эта смерть удовольствие? Он не знал. Или боялся себе признаться, что принесла. Причем, немалое.

Что же это значит? Что убеждения Культа не так уж беспочвенны? Что данталли — действительно монстры, которых опьяняет власть над другими живыми существами?

— Ты убивал бы его медленнее… — тихо произнес Мальстен.

— Хочешь сказать, ты проявил милосердие? Избавил его от возможных мук? — усмехнулся Бэстифар, небрежно махнув рукой. — Брось, Мальстен. Единственное, что тобою руководило пару минут назад, это желание отомстить. Вполне оправданное желание, на мой вкус.

— Проклятье, Бэс, что ты мне пытаешься доказать?! — воскликнул данталли, гневно воззрившись на аркала. — К чему эти показательные выступления?

— А вот этот вопрос стоит адресовать тебе, — качнул головой пожиратель боли. — Ведь показательность в данном случае была делом исключительно твоих рук. Я не заставлял тебя отдавать наглядные приказы, не заставлял устраивать представление. Все это проделал ты сам, я и пальцем не пошевелил, чтобы тебя направить.

Мальстен вновь отвел взгляд, понимая, что на это он тоже не может ничем ответить. Видят боги, Бэстифар был прав, и от этого на душе становилось тошно.

— А доказать, — продолжил аркал с самодовольной улыбкой, — я тебе пытаюсь лишь то, что с первой нашей встречи ты боишься быть собой, мой друг. Постоянно сдерживаешь себя, сковываешь, чтобы не превратиться… гм… в монстра? Не знаю, учитель твой вбил эту мысль тебе в голову, или кто другой, но факт остается фактом: этот страх сопровождает тебя. А я хочу, чтобы ты, наконец, принял то, кто ты есть.

— И кто же я, по-твоему? — нахмурился Мальстен, прямо заглянув в глаза пожирателю боли.

— Ты, мой друг, самое опасное существо из всех, кого я когда-либо встречал, — в глазах Бэстифара загорелся опасный азартный огонек. — И, если ты захочешь, вся Арреда может лечь к твоим ногам.

Слова принца прозвучали поистине вдохновляюще… и пугающе. Мальстен на миг задумался, какая ответственность лежит на нем за одно то, каким сильным даром он наделен. Он ведь и впрямь мог ввергнуть Арреду в хаос, если бы захотел. А ведь захотеть он может…

Зачем Бэстифар говорит это? Чего он добивается? Того, что Мальстен Ормонт возьмет под контроль огромное количество человек и развяжет новую войну — на этот раз за свое господство? Надо думать, он прекрасно понимает, какая расплата за это придет. И, пожалуй, в этом и кроется его интерес. Аркал знает, что такую пытку не сможет выдержать ни одно живое существо, и именно эту расплату — когда-нибудь — он жаждет получить. И в чьих руках тогда окажется власть над Арредой?

«Неужели Грэг и здесь не ошибся? Неужели Бэс жаждет превратить меня в смертоносное оружие?»

— Вижу, ты крепко задумался, — улыбнулся аркал. — Что ж, это, наверное, неплохо. Когда-нибудь ты сумеешь признать собственную натуру и перестанешь бояться ее. И тогда, мой друг, ты избавишься от мучений, которые не под силу убрать даже мне.

— Бэс, давай поговорим позже? — качнул головой Мальстен.

— Как пожелаешь, мой друг, — развел руками принц, смиренно прикрыв глаза. — Как пожелаешь…

— Мальстен, ты понимаешь, к чему это ведет? — обеспокоенным полушепотом спросил Грэг Дэвери, приблизившись к толстым прутьям клетки и напряженно обхватив их руками.

Данталли стоял в пол-оборота к запертому в темнице охотнику, не в силах посмотреть ему в глаза после того, что рассказал о сегодняшней расправе над жрецом Артуром Верреном. Он ожидал, что выслушав рассказ, Грэг разразится порицаниями и проклятьями, что будет обличительно называть его монстром, однако ничего подобного не произошло.

— Аркал пытается тобой манипулировать, — сочувственно сказал охотник.

— Грэг, я действительно сделал это сам, — нервно поправив волосы и после сжав руку, которую он не знал, куда деть от волнения, в кулак, отозвался Мальстен. — Бэс не заставлял меня поступать так. Он действительно лишь предоставил мне выбор.

Бровь охотника скептически приподнялась.

— Ты так уверен, что у тебя действительно был выбор? — хмыкнул он. Мальстен не ответил, и Грэг тяжело вздохнул. — Положа руку на сердце, я не могу сказать, кто из вас двоих является более искусным кукловодом: ты, потому что можешь управлять толпами, или он, потому что может управлять тобой.

Данталли поморщился, словно от болезненного укола расплаты.

— Он считает, что помогает мне.

— Он помогает только себе, — значительно надавив на последние слова, парировал Грэг. — Я уже говорил, что он пытается превратить тебя в оружие, с помощью которого придет к огромной власти. Сегодня ты наблюдал демонстрацию его влияния на тебя. Какие еще тебе нужны доказательства? Его прямое признание?

— Бэстифар искренне полагает, что не превращает меня ни в монстра, ни в оружие. Он говорит, что хочет помочь мне стать самим собой. Так что прямого признания, о котором ты говоришь, он не сделает.

— То есть, других столь же явных доказательств его корыстных интересов ты не примешь? — закатил глаза охотник, но этот вопрос данталли предпочел оставить без ответа.

— Меня гораздо больше пугает то, что я сегодня искренне насладился смертью этого человека, — покачал головой Мальстен. — Мой дар и раньше служил причиной чужой смерти. На войне. Но тогда я управлял Кровавой Сотней и лишь страховал своих людей от внезапных вражеских ударов. Только единожды я заставил людей покончить с собой с помощью нитей — когда спасал Бэса.

— И когда впервые прорвался сквозь красное, — кивнул охотник. — Я помню.

— Второй раз это произошло сегодня. Но если тогда, во время сражения, мною руководил исключительно страх за Бэстифара, то в этот раз… я хотел убить. Знал, какой обладаю властью, и хотел использовать это. Один раз со мной такое уже бывало… когда в Грат явился Бенедикт Колер. Но тогда Бэс помешал мне. Если б не он, я убил бы этого человека без колебаний. Признаться честно, я до сих пор жалею, что не сделал этого.

— И оба раза такое наваждение нападало на тебя здесь, в Малагории, — задумчиво протянул Грэг. — Этот аркал пытается изменить тебя, Мальстен. И ему это удается.

Данталли пристально посмотрел на друга, и в его глазах мелькнуло отчаяние.

— Я боюсь того, кем могу стать, если продолжу… — признался он почти шепотом и почувствовал, насколько честными и правильными были эти слова. Бэстифар ошибался: Мальстен Ормонт еще не превратился в монстра. Но мог. И превратится, если еще несколько раз даст себе волю.

Охотник многозначительно посмотрел прямо в глаза данталли.

— Это хорошо, — заключил он. — Хорошо, что боишься. Значит, для тебя еще не все потеряно.

Мальстен устало потер руками лицо и привалился к стене отделанного рыжим кирпичом подземелья. На вид он будто бы разом на несколько лет состарился.

— Бэс искренне хотел, чтобы я начал считать Малагорию своим домом, но на деле я как был, так и остался беспризорником… — на лице беглого анкордского кукловода появилась невеселая усмешка.

— Я уже потерял счет тому, сколько раз говорил, что Грат — твоя тюрьма. Точно так же, как и моя, — наставническим тоном произнес Грэг.

С этим Мальстен был не согласен в корне, но спорить уже не видел смысла. Сейчас его занимали другие мысли — куда более важные. Он не считал Грат своей тюрьмой, но и домом это место назвать не мог. В глубине души он понимал, что медленно, но верно теряет над собой контроль и отпускает на волю ту устрашающую силу, которой наделили его боги. Рано или поздно Бэстифар, готовый денно и нощно культивировать в своем друге желание раскрыть весь свой потенциал, преуспеет в своем начинании, и, что бы им ни руководило — любопытство ли, корыстные замыслы ли — он создаст настоящее чудовище, остановить которое будет не по силам никому.

— Бэс не желает мне зла… — задумчиво произнес Мальстен. — В это я верю не меньше, чем он. Но… поддаться его идеям и действительно начать проявлять свои силы, забыв обо всем, я не могу. При желании я мог бы ввергнуть в хаос весь материк…

— Но не делаешь этого, — многозначительно кивнул Грэг, и, видят боги, в его взгляде смешалось очень много эмоций: от сочувствия до опасения или даже ужаса.

— Не имею права делать, — твердо сказал данталли, и губы его сжались в тонкую линию. Брови нахмурились. — Хотя бы из уважения к моей семье и учителю, которые отдали все, включая собственные жизни, чтобы защитить меня. Вряд ли они хотели бы, чтобы я стал чудовищем, породившим хаос на Арреде.

— Ты прав, вряд ли хотели бы, — кивнул охотник. И, похоже, он искренне верил в то, что говорил.

Мальстен вновь задумчиво замолчал. Впервые в жизни он чувствовал себя настолько потерянным.

— Грэг… — вздохнул данталли, устало прикрыв глаза. — Я не знаю, что делать.

И это было правдой. Он действительно не знал.

Некоторое время в подземелье царило молчание. Пленник внимательно изучал кукловода, раздумывая над тем, стоит ли сейчас озвучивать ему мысль, которую он уже пытался до него донести. Если и был смысл хоть когда-то пытаться убедить его в этом, то только сейчас.

— Ты должен бежать, — едва слышным шепотом произнес охотник.

Мальстен изумленно посмотрел на него.

— Что?

— Ты слышал.

Данталли почувствовал, как по его телу пробегает волна нервной дрожи. Бежать из Малагории? И ведь сделать это нужно будет тайно — Бэстифар ни за что не отпустит его отсюда так просто, он сумеет убедить его остаться, докажет, что страхи беспочвенны…. А если и впрямь уехать, то аркал сочтет это предательством. Решит, что Мальстен принял сторону пленного охотника и ушел, чтобы лишить аркала источника сил и тем самым упростить Грэгу Дэвери задачу расправы над малагорским наследным принцем…

И тогда гнев Бэстифара обрушится на Грэга…

— Я не могу, — покачал головой Мальстен.

— Ты настолько привязан к аркалу? — хмыкнул охотник.

— Дело даже не в этом. Я единственный, кто удерживает его от жестокой расправы над тобой.

Грэг сочувственно свел брови. Похоже, такого ответа он от анкордского кукловода не ждал. Из груди пленника вырвался тяжелый вздох.

— Ох, Мальстен, — протянул он, качая головой.

— Я знаю, что если покину Малагорию, рано или поздно один из вас убьет другого. Ты будешь делать все, чтобы выбраться отсюда и убить Бэстифара. Но наиболее вероятно, что он — хотя бы со злости — жестоко расправится с тобой. Я не могу этого допустить.

— Мальстен, друг мой, — вздохнул охотник. — То, что творится со мной здесь — не жизнь. Это вечное заточение, которое я с радостью променяю на Суд Богов, если не удастся избавить Арреду от пожирателя боли. Да, ты прав, Бэстифар шим Мала всегда будет для меня врагом, и, если мне выпадет шанс убить его, я это сделаю. Либо он убьет меня, что более вероятно. Но ты не можешь брать на себя ответственность за всех, Мальстен. Поверь, гораздо меньшим злом будет оставить нас и предоставить богам решать, на чьей они стороне, чем остаться здесь и стать оружием аркала.

Данталли прерывисто вздохнул.

— Я могу попытаться вызволить тебя отсюда, если дашь слово, что покинешь Малагорию вместе со мной и не будешь пытаться…

— Нет, — твердо ответил Грэг.

— И кто из нас упрямее? — нервно усмехнулся Мальстен.

— Дело не в моем упрямстве, мой друг. И не в слепом желании убить аркала. Просто нас обоих быстро хватятся. Уверен, аркал сумеет удержать с помощью своих сил нас обоих, поэтому ты должен бежать один. Когда он поймет, что ты сбежал, ты сумеешь уйти достаточно далеко. Сесть на корабль и вернуться на материк.

— С чего бы это? — приподнял бровь кукольник.

— С того, что ты можешь свободно перемещаться по городу, и за тобой не ходят конвоем кхалагари. Бэстифар доверяет тебе, раз позволяет даже свободно захаживать сюда и выгонять стражу, чтобы наши разговоры никто не слышал. Аркал самоуверен, и в этом его слабость. Он позволит тебе спокойно выйти из дворца и отправиться на прогулку по Грату. Ты не вызовешь подозрений. А если пропадем мы оба, все сразу станет понятно.

Мальстен мучительно поморщился.

— Это будет трусливый побег. И предательство.

— Это будет тяжелым выбором, мой друг, который нужно сделать в пользу Арреды или в пользу амбиций аркала, — он вновь прильнул к решетке. — Мальстен, я знаю тебя. И знаю, что ты сумеешь поступить правильно. За меня не волнуйся, я разберусь. В конце концов, если тебя здесь не будет, мои шансы чуть увеличатся, и дальнейшая расстановка сил действительно будет зависеть только от богов. Прошу, уходи. Спасайся от пагубного влияния этого существа, пока можешь. И не бери на себя ответственность за мою жизнь или за жизнь аркала.

Мальстен не мог ничего на это ответить. Он лишь неопределенно качнул головой и молча покинул подземелье, оставив пленного охотника наедине с его мыслями.

Кара ахнула от резкого рывка, потянувшего ее в ее же покои, когда она проходила мимо них. Рука женщины взметнулась вверх для удара, однако тут же была перехвачена тем, кого она меньше всего ожидала увидеть в своей комнате.

— Ты?! — возмущенно воскликнула она, и лицо ее зарделось от негодования.

— Тише, — спокойно произнес Мальстен Ормонт, пристально посмотрев женщине в глаза, и что-то в его взгляде заставило ее замолчать.

Поняв, что наносить удар любовница принца более не собирается, данталли отпустил ее руку и отступил на шаг.

— Прикрой дверь, будь любезна, — столь же учтиво и столь же негромко попросил демон-кукольник. — Нужно поговорить.

Кара недоверчиво прищурилась, но просьбу все же исполнила, хотя не до конца понимала, почему пошла на поводу у заносчивого чужака, коим до сих пор полагала беглого анкордского кукловода.

Плотно прикрыв дверь, она пристально воззрилась на данталли, выжидающе сложив руки на груди.

— Поговорить, значит? — скептически приподняла бровь она. — О чем, скажи-ка на милость? Не помню за нами с тобой привычки вести задушевные беседы в моих покоях, Мальстен.

— Прости за вторжение, Кара, но на то есть свои причины. Дело в том, что мне нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты отправилась со мной в город… — оба сердца данталли забились чаще от волнения.

— Я? — усмехнулась она. — С тобой? В город? Мальстен, ты перегрелся? К чему это…

— Потому что Бэстифар поддержит мою мнимую инициативу наладить с тобой отношения. А ты… поддержишь мое намерение навсегда покинуть Малагорию.

Собственные слова ударили его, словно тараном.

Кара изумленно округлила глаза и недоверчиво уставилась на кукольника. Некоторое время она не произносила ни слова, затем качнула головой и нахмурилась.

— Ты… вы с Бэстифаром… у вас какая-то размолвка?

— Нет, Кара, никакой размолвки не было. Больше я ничего не могу тебе сказать, просто поверь, что я делаю это не без причины. Я должен уехать из Грата. И только ты по-настоящему поддержишь это мое решение, потому что — мы оба знаем — ты с самого начала не жаловала моего пребывания здесь.

Кара задумчиво закусила губу.

— И куда ты направляешься?

— Это тебя интересовать не должно. Да это и не важно, по сути. Мне просто нужно уехать из Грата, а затем и из Малагории.

— Ты здесь не один год прожил, с чего вдруг такая спешка? — не унималась Кара. Мальстен раздраженно скрипнул зубами, хотя он прекрасно понимал, что, обратись к нему кто-то из местных с подобной просьбой, он вел бы точно такие же расспросы.

— Это мои личные дела, которые никоим образом не касаются больше никого, — ответил данталли, терпеливо вздохнув.

Еще некоторое время Кара молчала, недоверчиво качая головой.

— Бэстифару… грозит опасность? — спросила она, и в голосе ее послышалось искреннее беспокойство. Впервые Мальстен осознал, что эта женщина и впрямь любит малагорского принца. Кукольник раньше не понимал ее отношения к нему, даже предполагал, что ее попросту устраивает положение любовницы столь знатной особы, но теперь он не сомневался: ею движут чувства, о которых она не привыкла говорить.

— Нет, — покачал головой данталли. — Во всяком случае, от моих намерений никакой опасности для Бэстифара не исходит. Возможно, ты не веришь, но я бы никогда не причинил ему вреда. Кара, меня разоблачили на войне, когда я его спас, и тогда я совершенно не думал о том, что разрушаю собственную жизнь и сам на себя натравливаю Красный Культ.

— Тогда почему уезжаешь? — продолжала расспрос Кара. — Не подумай, что пытаюсь тебя отговорить. Будем честны: я не могу сказать, что буду тосковать по тебе, но твои действия мне непонятны. Я вижу в них угрозу, Мальстен.

— Говорю же, это мои личные дела. Дела на материке, если угодно. Я не могу вечно прятаться здесь. Не могу… — он замялся. — Я не могу оставаться рядом с Бэстифаром. Угроза существует, но существует она для меня, а не для Бэса. Мне нужно уехать отсюда, и я прекрасно знаю, что Бэс мне этого так просто сделать не позволит, потому что определенным образом печется обо мне. Поэтому мне нужно, чтобы он ни о чем не знал, и только ты можешь помочь мне это устроить.

Кара опасливо взглянула на дверь.

— Ты просишь меня предать Бэстифара, Мальстен, — покачала головой она. — Для него это будет предательством. Ты совсем плохо знаешь меня, если решил, что я на это пойду.

Данталли прищурился.

— А что, если я скажу, что у тебя нет выбора? — спросил он, и в глазах его появился опасный блеск. Женщина с ужасом отступила.

— Ты… будешь управлять мной? Заставишь?

— Откуда тебе знать, что уже не заставляю? — криво ухмыльнулся Мальстен. — Ты ведь знаешь, что мой контроль невозможно почувствовать. Просто в какой-то момент ты можешь начать делать именно то, что я захочу. А если ты откажешься сотрудничать, то станешь для меня опасным свидетелем, и тогда… кто дает гарантию, что твоя грация не изменит тебе где-нибудь на балконе, и ты не перевалишься через ограждение? Спроси у Бэстифара, если хочешь — я уже проделывал такой трюк вчера.

Губы Кары предательски задрожали.

— Ты не посмеешь, — прошипела она.

— Разве? — бровь демона-кукольника поползла вверх.

— Расплата будет ужасной… за такой долгий контроль, — отчаянно шепнула она.

— Расплатой меня не напугать, — небрежно отмахнулся Мальстен. — А вот тебя ощущение, что ты сама себе не принадлежишь, напугать может.

— Ты не сделаешь этого, — продолжала возражать Кара.

— На твоем месте я бы не стал проверять, — будничным тоном отозвался кукольник, разведя руками, на которые женщина теперь смотрела с нескрываемым страхом. — Кара, у тебя есть всего два варианта: пойти срочно рассказывать об этом Бэстифару и искать защиты, надеясь, что ты не рухнешь внезапно на одной из лестниц и не свернешь себе шею, или согласиться помочь мне уехать из Грата, чем ты окажешь услугу нам обоим. Что выберешь?

Кара прикрыла глаза, тяжело раздумывая над условиями данталли.

— Ты чудовище! — обличительно бросила она, но голос ее вместо крика сорвался на шипящий полушепот.

— Поэтому я и хочу уехать, — кивнул он. — Так что ты выбираешь? Поможешь мне по-хорошему? Или заставишь нас обоих пожалеть о твоем решении? Видят боги, мне не хочется причинять тебе вред.

Женщина сжала руки в кулаки.

— Что я должна сделать? — сокрушенно спросила она.

— Сопроводить меня в город, перед этим оставив мои вещи, которые я тебе дам, в трактире. И еще заранее купить для меня лошадь. Когда все будет устроено, ты отведешь меня на место, мы сделаем вид, что прогуливаемся, а потом я уеду. Несколько часов тебе придется провести, играя свою роль и пытаясь меня отыскать, а после — можешь сказать Бэстифару, что я вероломно бросил тебя одну в городе и куда-то скрылся. Скажешь, что решила, будто я вернулся во дворец один. Думаю, пройдет не больше пары часов, прежде чем Бэс все поймет. Но я уже буду на пути в Адес.

Кара покачала головой.

— За тобой отправят людей, — нервно хмыкнула она. — Тебя найдут. Ничего не получится.

— Люди мне ничего не сделают. Я умею… гм… отводить глаза, — усмехнулся Мальстен, хотя во взгляде его не стояло ни тени самодовольства или веселья. Более того: отъезд из Грата виделся ему, как и Каре, жестоким предательством по отношению к Бэстифару, но разве можно было поступить иначе?

«Нельзя», — попытался убедить он самого себя и понадеялся, что сумеет в это когда-нибудь поверить. — «Выбора нет. Выбора нет. Иначе не получится. Только так…»

— Только сам Бэс сможет меня остановить, если явится за мной. Но он не успеет: нас будут разделять несколько часов. Поэтому так важно, чтобы он не сразу бросился за мной в погоню. Будь уверена, что я прослежу, чтобы у меня был этот промежуток: я буду видеть мир твоими глазами, пока не сочту, что прошло достаточно времени. Тебе ясно?

— Не сомневайся, — ядовито прищурилась Кара, — после таких заявлений я и сама буду рада, если ты уберешься отсюда к бесам!

— На том и порешим, — спокойно кивнул данталли, хотя оба сердца его болезненно сжались.

«Назад дороги нет. Теперь — только вперед, в неизвестность».

— Вещи собраны в моих покоях. Не подведи меня…

… и она не подвела. Кара безо всякого контроля исполнила все, что было необходимо. Она заявила в трактире, что была достаточно осторожна, чтобы не встретиться даже с Отаром Парсом. Принц, разумеется, не видел ее: она слишком боялась наткнуться на него и тут же попасть под смертоносное влияние нитей, которые бы Бэстифар увидел, но ничего не смог бы сделать, ведь кукловод находился бы вне пределов досягаемости.

Мальстен знал, что поступает с Карой жестоко, обманывая ее и заставляя тоже отчасти предать Бэстифара. Но с этой тайной, как он рассудил, любовница аркала вполне сможет жить. Ее хладнокровия хватит, чтобы себя не выдать.

Когда он уезжал в Адес, он и впрямь захватил женщину под контроль, чтобы подстраховать себя, но достаточно быстро отпустил ее, понимая, что все его указания будут исполнены в точности, поэтому такая страховка не стоила долгой расплаты.

Мальстен искренне позавидовал хладнокровию Кары, сев на корабль в порту Адеса. Не пытался он совладать с предательской дрожью и нервной тошнотой, не имевшей ничего общего с морской качкой, когда Малагория отдалялась от него, оставаясь позади и унося с собой три года его мирной жизни в Обители Солнца. Унося с собой гратский цирк и полюбившуюся труппу. Унося с собой его подругу Риа, которая была так добра и внимательна к нему. А с Ийсарой у кукловода даже не было возможности попрощаться. Как и с Грэгом… как и с Бэстифаром.

Уплывая навстречу мрачной неизвестности материка, где упивался своей жестокостью Бенедикт Колер, Мальстен понимал, что еще ни разу в жизни не чувствовал себя таким одиноким…