Северный пламень

Глава 1 Странный гость

— Дзень добры, пан, — у ворот оршанского фамильного замка Кмитичей, перед хозяином поместья Миколаем Кмитичем в сумерках ноябрьского раннего утра стоял иностранного вида человек: уже не молодой мужчина, с лицом обветренным и бронзовым от явно не местного загара, испещренным морщинами, и с черной повязкой на левом глазу. С окладистой седой бородкой и длинными серыми от седины волосами, заплетенными сзади в косицу, в своей большой треуголке этот тип более всего походил на старого морского волка, которых пан Миколай имел честь лицезреть в Крулевце и Риге, а также в портовых тавернах Стокгольма, Копенгагена и Лондона. Человек говорил чисто на русинско-литовском языке, но от него веял чужой запах далеких стран… Одет незнакомец был богато, но безвкусно и также явно не по-местному: красный английский камзол из дорогого сукна, заношенный и потертый на локтях, совсем уж плохо сочетался по цвету с ярко-зелеными атласными шароварами и желтыми подвязками. В таком ярком наряде этот странник напоминал оршанскому князю попугая, залетевшего по ошибке холодным ноябрьским утром в совершенно чуждую для него северную страну.

Первое, что подумал оршанский князь, — это нищий, которые обычно ходят на «Восеньскія Дзяды» по вескам и местечкам, просят милостыню, зная, что на семейный день поминания усопших предков литвины щедро одаривают нищих попрошаек. Но… нет, не похож был этот человек на нищего. На бродягу — да, причем на бродягу не местного. Однако Деды прошли несколькими днями раньше. Только-только из Орши уехали старший брат Миколы Януш, приезжавший из Италии, и сестра Янина с матерью, навещавшие отчий дом, чтобы помянуть отца и мужа, знаменитого оршанского воеводу Самуэля Кмитича…

— Пан Микола, этот человек спрашивает вашего покойного отца, — сказал мажордом Кастусь, верный слуга Кмитичей, подозрительно косясь на одноглазого.

— Вы ищете моего отца? — черные брови младшего пана Кмитича вновь приподнялись. — Самуэля Кмитича?

— Так, сэр, — улыбнулся одноглазый, демонстрируя, что и зубы у него далеко не все, — он мне и нужен.

При этом этот старый моряк грубыми, словно из дерева вырезанными пальцами снял свою треуголку, обшитую по краям узорчатым белым галуном, прижав ее к груди.

— Вы опоздали, — бледное слегка скуластое симпатичное лицо князя посерело от набежавшей тени, — мы только что справили сорок дней по моему отцу. И поминали его на Деды.

— Деды! Ах, верно, мистер! Недавно же было второе листопада! Как же я все забыл! — хрипло рассмеялся незнакомец.

— Жаль, сочувствую, — покачал он тут же головой, — а я в этом городе только пана Кмитича одного и знаю. Точнее, уже знал. Что за год, джентльмены! Что за ужасный год, damned I do[1] !

Голос незнакомца звучал хрипло, но по говору это был явно литвин, пусть и говорил сей «морской волк» с какой-то странной нездешней интонацией и английскими словечками.

— Верно, год нехороший, — нахмурившись, согласился Микола и кивнул слуге — пускай этот пан зайдет и выпьет чарку, коль не успел на Деды…

На поминание Дедов ворота и двери дома Кмитичей согласно старой литвинской традиции никогда не запирались. Люди, кто хотел, приходили помянуть доброго и хорошо известного во всей Орше старого пана Кмитича. И людей приходило много… Утром дом враз опустел: и брат уехал, и сестра с матерью вернулись в свои жмайтские Россиены… Микола Кмитич окунулся в тишину одиночества, которое всегда любил в такие холодные серые осенние дни, когда можно посидеть у теплого трескучего камина, почитать книгу или же изучить очередной договор по торговле с Ригой, Крулевцом, Стокгольмом…

— Кастусь! Принесите и мне что-нибудь выпить! Покрепче! — крикнул Микола мажордому…

1692 год и вправду был годом сплошных несчастий. И даже для ямайского портового города Порт-Ройал, столицы карибских пиратов, откуда и держал путь одноглазый «джентльмен».

— Мик Блэки. Меня зовут Мик Блэки, — наконец-то представился незнакомец, входя за ворота и вновь надевая треуголку, — но на самом деле мое имя Микула Попович. Бывший мичман флота Его величества великого князя и короля Михала Вишневецкого с линейного корабля «Цмок», царствие им обоим небесное. Попал в плен к туркам, на галеру. Затем я с вашим отцом поднял бунт и бежал. Ну а в Сицилии наши курсы разошлись: я поплыл на Ямайку, а он домой. И вот теперь я тоже дома, если можно так выразиться, черт бы меня побрал, спустя двадцать лет!

— А чего вернулись, спадар Попович? Или же Блэки? Как вас там правильней? — все еще недоверчиво смотрел на гостя Микола Кмитич, наливая терпкого вина. — Пейте. Давайте помянем моего отца, раз уж вы его знали.

Оба сидели в гостиной за столом… С тех пор, как умер отец, в дом захаживали разные люди, искренне сопереживали, высказывали соболезнования… Но много было и таких, кто вроде как воевал вместе со знаменитым паном Кмитичем, а на самом деле просил денег, якобы детям на еду, или же просто искал возможности выпить на дармовщинку, за память о герое всей Литвы… Вот и теперешний гость был похож на такого «боевого товарища». Хотя видно, что приехал издалека. Явно не простой… Микола, впрочем, решил проявить уважение и не торопиться записывать гостя в список любителей поживиться около смерти знаменитого человека. Он уже один раз чуть было не прокололся, когда на сорок дней приехал пан Казимир Онюховский из-под Борисова. К Онюховскому оршанский князь изначально отнесся, как к обычному нахлебнику, но как оказалось, в детстве Онюховский хорошо знал отца Миколая, дружил с ним, и ныне искренне переживал…

— Хорошо тут у вас, — оглядел Попович достаточно аскетично убранную гостиную с большими часами, угрюмо стоящими в углу. В скромной холостяцкой обстановке совершенно не чувствовалась женская рука… Блэки, или же Попович вновь снял треуголку и положил ее на стол. — Но скромно живете. Были бы вы в доме у капитана Моргана! Вот там злата и серебра! Было… Увы, все в прошлом.

— А что так?

— Накрыло наш Порт-Ройал. Средь бела дня, якорь мне в глотку! Этим летом. Погода была хорошей, ясной. И вдруг — бум! Гром среди ясного неба или еще что… А потом порыв ветра деревья согнул. Я в это время находился в самом порту, на борту английского судна «Свон» — «Лебедь», то бишь. Пришел к капитану, чтобы купить его судно со всеми потрохами и плыть в Гданьск, где собирался открыть свое дело. Но… Повезло мне, правда. Англичане не зря корабль «Лебедем» назвали. Спасся я только тем, что судно забросило волной на крыши домов. А так, две трети города под воду ушло. И со всем моим богатством. И дом покойного Моргана тоже накрыло. Повезло, что старый черт не дожил до этого ужасного дня. Вот только то, что у меня в карманах для покупки судна было, то и схоронил. А могло ведь и еще хуже статься.

— А что вы от моего отца хотели? — несколько холодно спросил оршанский князь, глядя в дно своего уже пустого бокала.

— Он ведь человеком всегда был добрым. Ну, за память о нем! — Попович разом выпил вино, даже не поморщившись. — А у меня сейчас из всех знакомых и близких в Литве только он да капитан Александр Семенович. Вот теперь к нему, к Семеновичу, и поеду в Полоцк. Я бы сразу к нему напрямую поехал, но вспомнил, как он не одобрял мой выбор плавать с капитаном Генри Морганом, а ваш отец, — Попович быстро перекрестился, указав в конце пальцем вверх, — похоже, сам был готов со мной плыть, да вот турок хотел вначале разбить.

— Так, верно все, — кивнул длинными волосами Микола, а Попович вновь оскалился щербатым ртом:

— А вы на него не очень похожи! Глаза вроде такие же, серые, а вот волосы, лицо… Нет, вы уж извините, сэр, но не похожи.

Микола, третий ребенок в семье, свои серые глаза и впрямь унаследовал от отца, а у своей матери Алеси Биллевич — пышные темно-каштановые волосы и правильные черты самого лица, не такого мужественного, как у Самуэля Кмитича, с более утонченными чертами, как у матери Алеси.

— Значит, в Полоцк поедете, — задумчиво кивнул князь, — наверное, денег хотите попросить?

— Да что вы! Не в деньгах дело! Я просто думал о дальнейшей карьере, и ваш отец мог бы мне здесь что-то дельное посоветовать, дать, так сказать, рекомендацию. Все-таки боевые товарищи… — сокрушенно покивал головой Попович, но тут же встрепенулся:

— Но у вас я этого просить не буду. Вы, верно, меня не знаете, да и знать не должны. Денег… — скривил блестящую отполированную солнцем и соленым ветром физиономию Попович, но видя, как Микола выложил перед ним на стол стопку монет, добавил:

— Хотя, оно, правда, неплохо бы. Совсем немного, мистер Кмитич. Только лишь бы до Полоцка добраться. Нет! Деньги у меня есть, не нищие мы, но только лишь на всякий непредвиденный случай! Знаете, дорога с Ямайки до Литвы не дешево стоила, дороже, чем я думал! Уж поверьте на слово старому моряку, потерявшему все из-за чертового землетрясения. Но мир не без добрых людей! В Англии я очень хорошего человека встретил, он мне и дал денег, чтобы из Лондона в Голландию перебраться. Даниэль Дефо его зовут. Писатель! — поднял с важным видом палец Попович.

— И с чего это он вдруг вам денег дал? — недоверчиво усмехнулся оршанский князь.

— За мои рассказы. Он хотел роман написать про морские приключения. А я, сэр, целых полтора месяца провел на необитаемом острове, куда меня выбросило после того, как наш с Морганом корабль разнесло в щепки от взрыва пороха. Только он да я и спаслись. Моргана подобрала шлюпка, я же вместе с ящиком мушкетов и корабельным псом выбрался на берег какого-то чертового острова. Там людей вообще не было! Только звери дикие, якорь мне в глотку. Не поверите, сэр, я там целую ферму завел из диких коз, дичь стрелял из мушкета… Конечно, надолго пороха не хватило бы, но, слава Богу, забрали меня с острова. Так этот англичанин Дефо очень заинтересовался этой историей. Заодно все меня про Тартарию, то бишь Московию, расспрашивал. Но там я ему мало что смог поведать.

— Даниэль Дефо? — Микола вдруг подумал, что уже слышал это имя. В Лондоне… Кажется, если ему не изменяла память, когда он был в английской столице в последний раз, то весь Лондон возмущенно шумел, что этого талантливого эссеиста незаконно посадили в тюрьму за острый язык. Значит, не врет этот морской волк?

— И где же вы познакомились? Не в тюрьме ли? — усмехнулся Кмитич, уверенный в том, что этот джентльмен удачи все же привирает.

— Верно! — округлил свой единственный глаз Попович. — А откуда вы знаете? Я там за драку в таверне сидел, а он за стишки свои сатирические! А откуда вы знаете, сэр?! Да вы, похоже, знакомы с ним!

— Нет, не знаком, — несколько пристыженно промолвил Микола, думая, что все же ошибался насчет Поповича — не такой уж этот человек и прохиндей.

— Столько хватит? — оршанский князь кивнул на монеты, уже исчезнувшие в кармане гостя.

— Так, — кивнул Попович, уже успев осмотреть единственным глазом стопку серебряных талеров, — думаю, хватит. Это добрые деньги. Как говорят у вас тут — дзякуй вяликий! Вы такой же великодушный, сэр, как и ваш отец, царствие ему небесное. Эх, жаль…

Оршанский князь не горел желанием долго общаться с этим типом, пусть тот и знал когда-то его геройского отца. Но… мало ли таких, кто знал пана Кмитича! А этот, с рожей морского разбойника, вообще не вдохновлял Миколу на дальнейшие расспросы о его разбойничьих похождениях под «веселым Роджером» капитана Моргана. Тем не менее, его растроганное недавними похоронами отца сердце защемило. Жаль стало этого бродягу.

— Пан Попович! — окликнул гостя Микола, когда тот уже направлялся к двери.

— Да, сэр?

— Если вы не найдете своего капитана Семеновича в Полоцке, то обратитесь по поводу работы к архимандриту Якубу Кизиковскому, он в храме базилиан проживает. Сошлитесь на меня, и он вам обязательно поможет. Добрый старик.

— Вяликий дзякуй вам, сэр, — вновь поклонился, снимая треуголку, Попович. — Якуб Кизиковский, говорите?

— Так, Якуб Кизиковский. Не забудьте.

— У меня хорошая память, сэр! — усмехнулся Попович…