Северный пламень

Глава 21 ”Стуль маскалі, а сьюль швяды!”

Февраль 1708 года для царя Петра стал месяцем сплошных ужасов и треволнений. Вначале пришло сообщение, что чеченцы, мичкисы, аксайцы, кумыки и казаки-староверы напали на Терский острог. Чуть позже «злодейственное сонмище» казаков, беглых стрельцов и солдат перекрыло Волгу и подступило к Саратову… Пришлось посылать войска и туда… А тут еще 23 февраля русский посол А. Лит переслал из Берлина в Санкт-Петербург «устрашающее» известие миргородского полковника Миклашевского о том, что все силы Восточной Европы двинулись на восток, что в район Сморгони пришли Карл и Станислав, на восток идут пруссаки, войска коронного гетмана, краковского и киевского воеводы и Августа II, присягнувшего на верность шведскому королю. Сапеги собрали пятьдесят тысяч войск, и много собрано князем Вишневецким против Москвы. Московцев и казаков «гонят и бьют так крепко», что казацкими мертвецами устлана дорога до Молодечно, Друи и Долгинова.

Как в таких сложных условиях отражать возможное шведское нашествие — такой вопрос встал перед штабом Петра I. Был изначально план дать бой на Висле или Западном Буге, с опорой на гродненскую базу. В Жолкове, где пребывало московское командование с декабря 1706 года по апрель следующего года, решили использовать другую тактику. В Прибалтике шведская армия успешно воевала за счет подвоза припасов с моря. Война в Польше и Литве велась путем выдавливания контрибуций из местного населения… Погасить наступательную войну шведов Петр I решил планомерным отступлением и измором, опустошая пространство вокруг противника. Его не волновало, что ради победы над армией неприятеля в десять или пятнадцать тысяч человек он обрекает на голодную смерть сотни тысяч. Здесь главным Петр считал себя любимого и великого. Он один должен был выжить и победить. Пусть все вокруг сгорело бы ярким пламенем. Так даже лучше!.. Учитывал царь лишь одно: что неприятель «от дальнего похода утомится» и его войска придут в «немалое разорение»… Конница должна была тревожить неприятеля неожиданными налетами, угрожать тылам и флангам, лишать покоя на стоянках…

Обоз войска Карла взял курс на Радошковичи, куда прибыл 18 марта и где стоял по 6 июня. Здесь 31 марта король провел масштабные учения своей армии. На эти учения прибыл и Станислав Лещинский, по дороге заехав в Вильну и торжественно приняв ключи от города от виленского магистрата. Прибыл и Адам Людвик Левенгаупт, старый боевой товарищ Миколы. Здесь же, 7 мая, состоялись экзамены по логике и философии для литвинских новых лютеранских пасторов, принявших лютеранский сан и поступивших на службу в Северо-Саксонский отдел рейтаров. В лютеранство перешли польский магнат Ярослав Любамирский и русский Януш Вишневецкий, как и целый ряд прочих литвинских, русских и польских шляхтичей. Магнаты и шляхта подписали документ Wyznanie wiary prawdziwej chrześcijańskiej Ewangielicznej. По главенству католического костела вновь был нанесен удар, вновь Ватикану предлагали подвинуться, как это было в Литве еще лет пятьдесят назад, до тринадцатилетней войны с царем Алексеем… Католики Польши не на шутку перепугались: в случае победы Карла власть над Речью Посполитой сосредотачивалась бы в руках протестантов! Впрочем, протестанты Литвы восприняли сей акт как победу…

Здесь же, в Радошковичах, армия вновь столкнулась с проблемой снабжения провиантом. Но на этот раз не только Микола заступался за разоряемую родную землю, но и Адам Левенгаупт.

— Поймите, мой король, — говорил Лещинский Карлу и Стенбоку, которые настаивали на почти полной конфискации хлеба, — земля не родит столько, сколько нужно нашему войску. Если бы мы собрали всю контрибуцию этой страны, то страны бы не стало…

В мае в Радошковичах скончался один из видных королевских генералов сорокавосьмилетний Арвид Мардефельд. Кажется, у него было ранение, но умер он достаточно неожиданно. Может, заболел? Кмитич был удивлен, что не только немцы и прибалты, но и более северные шведы часто сетовали на капризы литвинской погоды и климата, особенно жалуясь на частые дожди летом и осенью… В Радошковичах был избран и новый великий гетман ВКЛ. Им стал бобруйский староста Ян Сапега. И вновь ворчанья и недовольства среди шляхты: многие желали видеть булаву в руках Михала Вишневецкого, который год назад перешел в стан сторонников Карла. Но были ли шансы у Вишневецкого после того, как он слишком долго просидел в лагере Фридриха Августа, воюя с Сапегами? Ян Сапега, впрочем, повел себя по-детски глупо: вместо того, чтобы сплотить и усилить позиции шляхты вокруг себя, он продолжал хатнюю бойку тем, что захватывал маентки Людвика Паца, Рыгора Огинского и некоторых других былых врагов.

В эти же дни Минск-Литовск покидал напуганный близостью шведской армии фельдмаршал Шереметев. Его торжественный караван из множества коней, быков, повозок, карет и даже навьюченных верблюдов, обеспечивший спокойствие старому доброму городу на Свислочи и Немиге, спешно уходил. И едва основное войско московского графа скрылось за поворотом менской дороги, как распоясались арьергардные войска Московии. Солдаты рыскали по всем крамам, сбивали тяжелые амбарные замки прикладами фузей, врывались в дома, забирая все и вся, поджигая амбары и склады, чтобы не досталось шведам… В таких условиях в Менске началась Масленица. Естественно, что было не до блинов… Литвины как могли давали отпор грабящим город бестиям, тушили огонь, нескольких грабителей убили, но порядок в город это не вернуло… 24 февраля арьергард московского войска встал на Троецкой Горе и еще два дня нещадно грабил город и предместья, ограбив ночью и монахинь-базилианок троецких, после чего «московские лотры» снялись и ушли, хотя ушли далеко не все. О чем и пожалели… Конец этим бесчинствам положил авангард шведского войска, состоящий из молдавских вершников, лихих всадников в шапках с соломенными пучками для отличия. Небольшой их отряд ворвался в город и принялся рубить тех московитов, кто еще не насытился грабежами. Двух московитян забив насмерть, молдаване так же быстро исчезли, как и появились. Горожане было вздохнули с облегчением, но тут новая беда: в Менск влетели, словно нечистая сила, калмыки, рыскающие в округе города и теперь направившие своих низкорослых коней на само местечко. Эти антихристы сразу же стали выбивать двери в церкви Святого Духа. Высадив двери, они прямо на конях ворвались в храм, кроша все на своем пути, хватая все, что можно было унести. Они выбили дверь в ризницу, схватили два золотых кубка, смели на пол все свечи с алтарей, забрали накидку от святого причастия, а также схватили четыре ценных иконы… Обобрав церковь, эти дикари кинулись на доминиканский костел, но вход им преградила железная дверь, высадить которую калмыки как ни пытались, так и не смогли.

Мещане города с ужасом и возмущением наблюдали за новыми разбойниками, обрушившимися на их город, и когда калмыки ворвались в церковь Святого Петра, то жители Менска не выдержали.

— Их же мало! Давайте перебьем этих диких варваров! — кричали люди… Возмущенные горожане похватали кто что мог: кто палки и дубины, кто сабли и копья, а кто и огнестрельное оружие, и все бросились к церкви Святого Петра, где орудовали пара десятков калмыков. Вооруженная толпа набросилась на кучку негодяев, грабящих храм, и завязалась отчаянная бойка. Дикарям крепко досталось. Их побили, отобрали все награбленное, а двое калмыков так и остались лежать в лужах крови с разбитыми бритыми головами. Их товарищи даже не стали забирать их трупы, быстро унося ноги от разгневанных минчан…

И вот как только над грабителями была одержана победа, в Менске вновь появились молдаване из шведского авангарда.

— Эх, жаль, поздно приехали! — сетовали горожане, рассказывая о всех бедах, что обрушились на головы мещан Менска из-за московских ратников и их варварских наймитов.

— Моски далеко не могли уйти, — отвечал командир вершников, высокий широкоплечий молдаванин с длинными рыжими усами и двумя пистолетами, торчащими из-за пояса, — мы их быстро нагоним и отберем все награбленное…

И пришпорив коней, молдаване бросились в погоню. Нагнали они московитов аж в Смиловичах. Лихо со свистом налетели на варваров всадники, рубя их без всякой жалости. Московские ратники разбегались кто куда, побросав все наворованное в Менске добро. Но в самом городе вновь появились солдаты московского войска. Но на этот раз это был наемный немецкий генерал Флюк с несколькими тысячами конных драгун. Он не грабил минчан, пресекал любые нарушения дисциплины своих солдат, но узнав, куда отправились молдаване, в свою очередь также устремился в погоню. Вершников спасло то, что они вернулись в Менск другой дорогой. Проскакав с грохотом по городским улочкам, молдаване ушли на Раков.

Едва эхо цокота копыт по менским мостовым растаяло в прохладном воздухе самого кануна весны, как в город вернулся Флюк и разместился здесь со своим войском на Троецкой Горе. Там драгуны московского генерала стояли несколько дней, не причиняя городу беспокойств, а потом вышли маршем на Раков в погоню за молдаванами…

Жители Менска и окрестностей вздохнули облегченно, а в прохладном воздухе начала марта зазвучали песни:

Наступило Гуканьне вясны, праздник теплый и веселый, как первые весенние лучи жаркого солнца. Женщины выпекали из теста фигурки птиц, которые вскоре вернутся в родные края, а девушки подбрасывали выпеченных птичек в воздух, исполняя вяснянкі:

— Жаўраначкі, прыляціце, вясну прынясіце!

Девчата и хлопцы в этот первый день весны обходили все дома, желая хорошего урожая, приплода стаду, здоровья всем жильцам…

Но уже через сутки после Гукання вясны в Менск вернулся Флюк. Его драгуны вели нескольких пленных молдаван — значит, нагнали-таки. На взволнованные расспросы менчан, что же произошло, драгуны неохотно отвечали, что на Раковском тракте произошел короткий бой с частью молдавского отряда… Флюк вновь обещал защиту городу от возможных грабителей, но сам при этом отступил к Смиловичам, забрав с собой недобитых калмыков, все еще, но уже осторожно, рыскающих по окраинам города.

Увы, на этом беды несчастного города на Немиге не окончились, а, похоже, только начались. После ухода Флюка появились казаки… Целую неделю эти бандиты грабили и разоряли весь город, особенно отводя душу на католических кляштарах, костелах и монастырях, убивали евреев, обворовывали бернардинцев, врывались прямо на конях в католические храмы… Ксендза Бжастовского, ректора менского кляштара, схваченного в фольварке Степянке, казаки притащили в город в одной рубахе и лаптях под смех и гогот… И лишь весть, что к Менску вновь идут шведы, враз обратила «храбрых воинов» в трусливых зайцев. Казаки в спешке ускакали в сторону Борисова, взорвав за собой мост через Свислочь. И вновь ситуация со шведско-московской каруселью повторилась: шведский разъезд настиг казаков и дал им бой. Здесь «храбрецы» уже не отличались храбростью, были разгромлены и, потеряв убитыми сорок человек и пленными семерых, бежали.

В эти дни вся местность от Менска до Борисова лежала в разрухе и опустошении. Московские войска сжигали все, что горело. Был подожжен и сам Борисов. Шведский отряд, покружив и видя жалкую судьбу окрестных весок и хуторов, 20 марта вернулся обратно в Менск… Ну а в начале июня в город вошли шведские королевские солдаты. Жители были обрадованы, увидев в рядах шведской армии своего князя Миколу Кмитича в желтой форме кавалерийского офицера армии Его величества. Кмитич пришел в уныние и ярость при виде разоренного города. Его менский маентак также ограбили московиты, а затем и казаки… Шведы расставили свои гарнизоны по городу и кляштарам.

Порядок в городе Менске воцарился, но новые проблемы доставляла продовольственная контрибуция, наложенная на горожан Карлом.

— Ваше величество, — вновь просил короля Микола Кмитич, — смилуйтесь над разоренным городом! Наш размер контрибуции непосилен для дважды ограбленного московитами Менска! Склады сожжены, магазины разграблены, храмы, что православные, что католические, понесли ущерб…

Король хмурился. Микола Кмитич слишком часто заступался за своих соотечественников, но это было вполне объяснимо — князь искренне переживал за свою страну. Упрекать его в этом Карл не мог.

— Платили московитам, пускай теперь и нам платят, — упорствовал Карл. Кмитич заметил, что шведский король вообще отличался упрямством в своих решениях. Но сейчас король неожиданно смягчился:

— Хорошо, — согласился он, — я сокращу норму контрибуции на четверть.

— Благодарю, Ваше величество, хотя боюсь, что для менчан и этого будет недостаточно. Склады, магазины, арсеналы — все сожжено Шереметевым.

И даже милостиво сокращенная королем для менчан контрибуция все равно легла непосильным грузом на разграбленный город. Жители сентябрем смотрели на Троицкую Гору, где разместился шведский штаб Менска… Но были и другие менчане, полагавшие, что шведы оберегают город от куда большего разграбления. Протестант Александр Мацкевич посвятил Карлу XII заздравный панегирик:

Тем не менее другие жители Менска сочинили и свой собственный «панегирик»: «Стуль маскалі, а сьсюль швяды! Як пазбыцца такой бяды».