– Нили… – прозвучал чей-то шепот, тихий, как дыхание. Голос был знакомым, до боли знакомым.
– Папа? – прошептала она, открыв глаза. Было так темно, что она не знала, день сейчас или ночь. Так темно, что нельзя было разглядеть даже кончик собственного носа. Темно как в пещере. И холодно и сыро тоже как в пещере. Воздух пах землей, мокрой от дождя. Она лежала на чем-то мягком – на матрасе? На кровати? Какие-то звуки… Похоже на стук капель, словно из неисправного водопроводного крана. И стон.
– Я здесь, с тобой, Нили.
– Папа?
Она слышала голос, знала, что слышала, ей не казалось. Она попыталась пошевелиться. Во время сна у нее затекли руки. Должно быть, она неудобно лежала. Нили задвигалась, пытаясь вынуть руки из-под себя. Вот же почему так неудобно. Она придавила собственные руки. И что это за странное лязганье.
Пальцы нащупали металлические кольца на запястьях, потом спустились ниже и ощутили гладкие, холодные металлические звенья. Цепь!
Ее запястья были скованы за спиной цепью.
Она бешено извивалась, лягалась. Ее щиколотки тоже сковывала цепь.
О боже, о боже, что это? Она была скована по рукам и ногам, лежала на каком-то матрасе в холодном, сыром месте, где было темнее, чем в пещере.
– Папа, – позвала Нили, хотя уже вспомнила, что отец умер.
Как же она тогда могла слышать его голос? Может быть, она тоже умерла? Нет, тогда бы на ней не было цепей. Даже если бы она попала в ад.
На лестничной площадке в их доме стоял человек. Он схватил ее.
Это было все, что она помнила. Что за человек? Почему схватил? Может, это сон?
Она перевернулась на живот и снова начала извиваться и брыкаться, пытаясь освободиться. Да, а почему она в джинсах и свитере. На ней были еще джинсовая куртка и ковбойские ботинки. Она пошевелила пальцами ног: только тонкие носки. Кто-то снял с нее часть одежды.
От этой мысли по коже Нили побежали мурашки.
– Нили… – снова прозвучал голос отца.
– Где ты? – всхлипнула она, мотая головой из стороны в сторону и пытаясь что-то разглядеть во тьме.
Она ничего не видела. Абсолютно ничего. Было так темно, словно она ослепла. Но она знала, что это не так.
Она боролась с цепями. Цепи звенели, лязгали и крепко держали ее, несмотря ни на что. Нили набрала в легкие побольше воздуха, собираясь закричать.
– Молчи, – предупредил ее отцовский голос.
И вдруг она что-то увидела: две точки, две маленькие светящиеся точки, изумрудно-зеленые, в нескольких метрах впереди. Как волчьи глаза в ночи.
Шаги. Она слышала шаги. Шаги приближались к тому месту, где она лежала.
Это было не к добру. Нили не знала, откуда она это знает. Но знала.
– Притворись спящей.
Голос затих. Зеленые огоньки исчезли. Она снова была в темноте, одинокая и испуганная. Нили хотела позвать отца, во всю силу легких крикнуть: «Папа!» – но было слишком страшно.
Приближалось зло. Абсолютно воплощенное зло. Зло без добра. Нили не знала, откуда она это знает, но знала и это тоже.
Инстинкт победил. Нили попыталась унять дыхание, перевернулась на спину и приняла примерно ту же позу, в которой очнулась: руки под телом, ноги вытянуты.
А потом появился свет. Он приближался к ней, как прожектор поезда. Маленький прожектор, но без соответствующего рева и грохота. Конечно, это был фонарик. Кто-то шел к ней и нес фонарик.
Перед тем как закрыть глаза, Нили разглядела, что лежит на голом матрасе двуспальной кровати. Кровать стояла в маленькой, похожей на клетку комнате. Три стены из неотесанного камня, четвертая из тюремных железных прутьев. Помещение, в котором она находилась, напоминало камеру из фильма ужасов. Вампиры чувствовали бы себя здесь как дома.
От этой мысли у Нили волосы встали дыбом.
Она услышала звук, напоминавший звяканье ключей, и крепко зажмурилась, когда луч фонарика оказался слишком близко. А потом заставила себя расслабить мышцы лица.
– Привет, Корнелия, – проворковал мужской голос. Голос был приятный, не слишком низкий, с безошибочно узнаваемым южным акцентом. По спине Нили побежали мурашки.
– Ты уже проснулась?
Раздался неприятный скрежет металла о металл, слабый щелчок, а затем дверь камеры открылась внутрь. Он вошел в клетку и двинулся к ней.
– Все еще спишь? – разочарованно спросил он, осветив Нили фонариком. – Ну что ж, ладно. Времени у меня много. Вся ночь впереди.
Он засмеялся, этакое хихиканье, зловещее визгливое хихиканье, от которого Нили захотелось закричать. Но она знала, что этого делать нельзя, знала, что нужно лежать совершенно неподвижно, совершенно спокойно. Даже тогда, когда он положил фонарик на пол где-то рядом с кроватью, прикоснулся к ней и перевернул на бок.
– У тебя такие красивые волосы. – Он потрогал длинный кудрявый локон. – Ты их красишь, правда? Или ты вся блондинка? Ладно, увидим.
Нили поняла, что он говорит не с ней, а сам с собой. Кроме того, стало ясно, что ей грозит. Он изнасилует ее – о боже, о боже, а потом, скорее всего, убьет.
Оставайся неподвижной. Твои руки и ноги отяжелели. Помни о дыхании. Она почти слышала эти всплывшие в сознании слова.
– Давай-ка устроим тебя немного поудобнее, ладно? – Он перевернул ее на бок, спиной к себе; его пальцы коснулись ее кожи и начали возиться с оковами на запястьях. Сначала оказалась свободной одна рука, а потом другая. К удивлению Нили, он даже растер ей запястья. Этот дружеский жест почему-то казался страшнее предстоявшего насилия.
– Извини, что мне пришлось так надолго тебя оставить, но я должен был кое-что сделать. Ты пропустила великолепный костер. Кстати сказать, устроенный в твою честь. Твоя предшественница уже ушла.
Она не понимала его слов.
Не двигайся. Пусть твои руки висят. Они мертвые, тяжелые.
– Мы прикуем это маленькое запястье к стене. Ты вполне сможешь двигаться так, как тебе нравится. Я не хочу, чтобы тебе было неудобно. Я хорошо отношусь к своим девочкам. Вот увидишь.
Он снова перевернул ее на спину, а потом нежно погладил по лицу.
Лежи смирно. Дыши. Его рука была влажной, потной. Он наклонился над ней, обдал теплым дыханием, которое неприятно пахло мятой, и потянулся к ее левой руке, ближайшей к стене.
– Ты ведь не будешь бороться со мной, правда? Я бы не хотел причинять тебе боль.
– А ведь ты не спишь, Корнелия, нет? Ай-яй-яй, как нехорошо меня обманывать! – Он погладил ее шею, его рука скользнула по свитеру, легла на правую грудь Нили, сжала ее. – Какая хорошенькая.
Нили не могла этого выдержать. Не могла выдержать прикосновения его мерзкой руки, его дыхания. Не могла вынести сознания того, что будет дальше.
Его рука скользнула под свитер и коснулась обнаженного живота.
Нили закричала. Даже не понимая, что делает это. Прямо ему в лицо. С силой фабричного гудка, оповещающего о конце рабочего дня. Одновременно она открыла глаза, резко согнула ноги и лягнула его как кенгуру, попав носками прямо в живот. Он отлетел назад.
– Помогите! Помогите! – закричала Нили, спрыгнула с кровати и устремилась мимо него к двери клетки. Она должна бежать, должна бежать, должна бежать.
Но бежать она не могла. Ее лодыжки были скованы тяжелой железной цепью длиной около метра. Она, шатаясь, пробежала в носках по холодному каменному полу, обо что-то споткнулась, чуть не упала, с трудом удержалась на ногах и поняла, что это Али, скованный и безжизненный, лежит на полу. Но долго смотреть на него не было времени: ужас гнал ее к двери. Нужно бежать, прежде чем насильник придет в себя, прежде чем успеет схватить ее.
Но бежать ей не удастся. Нили поняла это, оказавшись в нескольких сантиметрах от цели, и остановилась как вкопанная. Похититель, вскочив на ноги, смотрел на нее, фыркая, как готовый броситься вперед бык. Этот взгляд грозил смертью. Проскочить мимо него нечего было и думать.
– Ты совершила плохой поступок, Корнелия. Мне придется наказать тебя за это, – сказал он и шагнул к ней.
Когда Нили толкнула похитителя, он вылетел из клетки. Теперь между ними были черные прутья от пола до потолка. Когда негодяй устремился к ней, Нили вновь закричала, схватилась за ближайший железный прут и захлопнула дверь перед его лицом. Но замка не было. Она не могла запереться.
Он ударился о дверь лбом, зарычал и отпрянул на шаг назад.
– Али, Али, помоги мне! – закричала она, оглянувшись. Но Али не двигался.
На ее запястье все еще болтался металлический браслет со звякавшей цепью; насильник так и не успел застегнуть браслет. С быстротой молнии Нили обмотала прутья столько раз, на сколько хватило цепи, закрепила ее, а потом вынула руку из браслета. Когда похититель снова подошел к двери и налег на нее мясистым плечом, она защелкнула браслет вокруг звеньев, заперев цепь, а вместе с нею и дверь.
– Открой дверь. – Свет от фонарика отбрасывал на стену тень похитителя, отчего тот казался огромным и грозным. – Если не откроешь – смотри, Корнелия, смотри! Смотри, что случится с тобой, если ты не будешь меня слушаться!
Он отошел от двери и включил большой походный фонарь, стоявший в центре стола. Нили увидела, что за клеткой находится помещение, напоминающее подвал. Там стояли ломберный стол, большое кресло и телевизор.
Со стены что-то свисало. Что-то черное свисало с наручников, прикрепленных к стене. Пятна копоти на стене до самого потолка, прядь опаленных светлых волос, падавшая с чудовищно обожженной головы. Труп, обуглившийся до неузнаваемости труп!
Нили вскрикнула, потом еще и еще, когда поняла, что именно она видит: то, что висело на стене, когда-то было живым существом, человеком – судя по волосам, женщиной.
– Ее звали Кассандрой, и она не слушалась меня. За это я сжег ее живьем. Вот что случится с тобой, Корнелия, если ты не будешь меня слушаться. Это твой последний шанс. Открой дверь.
Нили вздрогнула и отшатнулась.
Он зарычал и налег на дверь всей своей тяжестью. Раздался треск и скрежет металла. Дверь подалась, но всего лишь на пару сантиметров. Цепь удерживала ее на месте, и Нили с облегчением убедилась, что насильник не сможет ее порвать.
Он выпрямился и какое-то время стоял, глядя на Нили. А потом улыбнулся жуткой улыбкой, от которой по спине Нили побежали мурашки.
– Ага! У меня есть ключ.
Продолжая улыбаться, он полез в карман, вынул маленький серебристый ключ и позвенел им так, чтобы могла видеть Нили. Потом шагнул вперед, просунул руку сквозь прутья и начал искать в темноте браслет и скважину для
ключа.
– Помогите! Помогите! – закричала Нили, вновь в отчаянии глядя на Али. Тот по-прежнему не двигался, и она испугалась, что Али умер.
– Никто тебя не услышит, – сказал похититель. Она должна была остановить его, не дать отпереть цепь.
Нили быстро обвела глазами комнату, ища что-нибудь, что угодно, чем можно было бы воспользоваться как оружием, чтобы заставить его отойти. Она будет сражаться за свою жизнь.
Рядом с кроватью лежали ее ковбойские ботинки.
Ботинок – плохое оружие, но другого у нее не было.
Нили сломя голову бросилась к ботинку, схватила его, повернулась и увидела, что ключ вошел в замок.
– Нет! – крикнула она. Нили метнулась к двери и подняла ботинок над головой. Потом резко выдохнула от страха и напряжения и, держа ботинок за носок, изо всех сил ударила похитителя каблуком по руке. Раздался звук, с которым тыква разбивается о мостовую.
– Уй! Сука! Сука! – завопил он, отдернул руку, отшатнулся, и маленький серебристый ключ с тихим звоном упал на пол.
По ту сторону двери, где стояла Нили.
Она нырнула, упала на живот и схватила ключ за секунду до того, как сквозь прутья просунулась рука похитителя. Нили стремительно отползла задом, как краб, и остановилась только тогда, когда наткнулась на неподвижное тело Али.
– Отдай! – Похититель поднялся на ноги. Толстый, огромный мужчина злобно смотрел на нее сквозь прутья.
Ее нога ткнулась во что-то мокрое.
Нили опустила глаза и с ужасом поняла, что стоит на четвереньках в луже крови. Крови Али.