Сферы Снов

Глава Четырнадцатая

Данила нашёл мать в саду, глубоко погружённой в чтение толстого тома, лежавшего у неё на коленях. Дан быстро прочёл заклинание, которое подготовил по пути домой, рождённое гневом и питаемое топливом его кошмаров.

Бард хотел изменить слова на странице леди Кассандры, превратив учёный трактат в обвиняющий текст заключённого ими вчера соглашения, но едва закончив заклинание, он почувствовал, как магия ускользает от него и начинает плестись по собственной воле и разумению.

Чернила на раскрытой странице начали плавиться, сливаться вместе. Чёрные пятна приобрели цвет крови, затем загорелись пламенем.

Леди Кассандра с испуганным возгласом вскочила на ноги. Драгоценная книга соскользнула с её колен. С тлеющего тома поднимался дымок, кружась в тщетной попытке сложиться в слова договора между Данилой и его матерью, которые он поместил в заклинание. Договор был нарушен, его доверие разбито, и заклинание не могло их воспроизвести.

Знатная дама долго смотрела на своего гостя, прежде чем взять себя в руки.

- Я вся внимание, - наконец сказала она.

- Обещаю тебе, - ответил Данила с тихой настойчивостью. - Я узнаю, что произошло с Лилли, несмотря на все твои усилия. Зачем, мать? Учитывая сегодняшние события — события последних десяти дней! — я вынужден поинтересоваться, что ты скрываешь.

- Действительно, зачем, - произнесла она. - Если я не сделаю какое-то драматичное признание, ты не успокоишься, пока не добьёшься своего.

- Не успокоюсь, - Данила рассматривал её, пытаясь разгадать, что происходит за этим миловидным, собранным лицом. - Неужели Лилли тебе совсем не интересна? Её жизнь, её судьба?

- Нет. И обсуждать её я тоже не хочу. Ни сейчас, никогда.

- Проклятье, мать, ты упряма, как чистокровный эльф!

Наконец, его слова возымели эффект. На лице женщины мелькнул испуг, но она быстро взяла себя в руки.

- Тебе следует осторожнее выбирать слова. В этом городе есть люди, которые могут сделать слишком глубокомысленные выводы из твоих речей.

Ужасное, невозможное подозрение змеёй проникло в его разум. Может быть, Лилли была убита из-за того, что она была дочерью благородной семьи и при этом обладала немалой толикой эльфийской крови. Напали на Эрилин. На Элайта. Может быть, кто-то вознамерился лишить семью Танн любой связи с эльфами.

Возможно, Кассандра настолько сильно желала отречься от своей эльфийской крови, что наносила удар по всему, хоть в малой степени напоминающему об этом.

Данила быстро отбросил эти мысли. Он не мог поверить, что его собственная мать — не мог поверить, что сам может такое вообразить.

- Ты могла слышать, что к смерти Лилли имеет отношение Элайт Кроулнобер, - сказал он, как только смог доверять собственному языку. - Не отрицаю, что такое возможно, но я намерен узнать истину. А до тех пор я не стану поддерживать любые действия, которые будут направлены против него.

Он замолчал, затем с усилием добавил.

- Или против любых других носителей эльфийской крови.

Его мать была ошарашена, и впервые на памяти Данилы лишилась дара речи.

- Ты пытаешься отдавать мне приказы? - наконец спросила она.

- Похоже на то. Наша эльфийская кровь может быть далёкой и слабой, но я хочу, чтобы ты поняла — я ею горжусь.

Кассандра с отвращением покачала головой.

- Хелбен! - прошептала она, превратив имя мага в ругательство. - Ты, должно быть, набрался этих идей у него. Подходящее же он выбрал время, чтобы перестать быть загадочным и немногословным!

- Значит, это правда. Почему ты никогда ничего не говорила?

- С чего бы? Этот факт оставался забыт на протяжении нескольких поколений! Не стоит открывать шкафы, позволяя скелетам устраивать пляски.

- Состояние семьи Танн было построено на работорговле, - напомнил ей Данила. - И ты хочешь сказать, что иметь в предках работорговцев — допустимо, а эльфов — нет?

- Следи за своим тоном, - сказала она дрожащим от гнева голосом, - и за тем, куда ступаешь! Элайт Кроулнобер переступил черту, и он заплатит за свою самонадеянность. Постарайся не рухнуть в пропасть вместе с ним.

Она ушла прочь, оставляя Данилу в одиночестве среди руин его старых иллюзий.

Эрилин ждала в назначенной таверне, пока не взошла луна и не угас огонь в очаге. Вошёл Данила, промокший, как моряк и такой опустошённый, каким девушка его прежде не видела. Он упал на скамью и смахнул с лица влажные волосы.

- Прости. Я гулял по Морской стене.

Она знала, о чём речь. Хорошее место, чтобы побыть одному. Резкий ветер, пронизанный солью, морской водой и тайнами, дует с моря даже в самые спокойные дни. Никакого убежища от хлещущего ветра, никакой преграды между дорожкой и долгим падением в ледяную воду внизу. Прогулка не для слабонервных и не для любителей удобства. Можно целый час шагать по стене и не встретить ни единой живой души.

- Похоже, ты пришёл слишком рано, - прокомментировала полуэльфийка. Бросив несколько монет на стол, она встала. - Пойдём.

Бард не стал спорить. Они направились на север и поднялись по вырезанным в каменной стене ступеням. Очень долго они шли по краю. Заходящая луна сверкала на бесконечных волнах. Отлив обнажил кучи отчаянно цеплявшихся за стену ракушек. Вокруг было тихо, не считая шороха и плеска волн. Эрилин подумала, что ей нечасто доводилось встречать более одинокое и пустынное место.

- Я прихожу сюда время от времени, - неожиданно сказал Дан. - Звуки моря помогают мне очистить мысли, начать всё заново, мыслить с большей ясностью. Сегодня это не подействовало.

Он пересказал разговор с леди Кассандрой и поведал о своих страшных подозрениях.

- Я всегда чувствовал, что стою в стороне от семьи, но никогда не понимал, как же мало я их знаю. Никогда не рассматривал возможность того, что они могут пойти против одного из своих.

- Так бывает, - сдержанно ответила Эрилин, поскольку рассказ Данилы слишком сильно напоминал события её собственной жизни. После мимолётных колебаний она решила, что в её истории он может найти если и не утешение, то хотя бы чувство общности.

- Моя мать погибла, когда мне едва исполнилось пятнадцать, - сказала она. - В таком возрасте полуэльф практически ещё ребёнок. Лунный клинок матери перешёл ко мне. Она всегда этого хотела, и начала обучать меня, зная о требованиях волшебного оружия, но не успела передать все необходимые познания. Семья матери приехала в Эвереску на похороны. Они были в рясах и капюшонах, чтобы оплакать её по эльфийской традиции. Я не видела их лиц, но слышала, как они спорят о мече и его судьбе. Все считали, что меч не должен остаться у меня, но всё-таки они оставили его мне. Много позже я поняла, почему. Они были уверены, что полукровка не сможет завладеть лунным клинком. Они ожидали, что я погибну, попытавшись сделать это, и тогда семья сможет забрать меч Амнестрии. Но меня не предупредили и ничего не объяснили.

Губы Данилы сжались от гнева.

- Я об этом не знал.

- Не люблю об этом говорить. Мне потребовалось немало времени, чтобы понять, что семья моей матери не была злой или неосмотрительной. Вовсе нет. Просто я не являлась частью их мира. Полукровки для них — чужаки и не заслуживают признания. Звучит грубо, но у эльфов есть причины для подобного образа мыслей.

- Всё равно. Тебя оставили одну в очень юном возрасте. Думаю, я могу понять, как это было сложно.

Эрилин остановила его, положив ладонь на запястье. Обнявшись, они молча пошли дальше, два силуэта на фоне ночного неба.

- Ты не один, - тихо сказала она. - Никогда не будешь один.

Пока они стояли вдвоём, маленький росток скользнул в её разум, присутствие, которое она ощущала всегда, но никогда — так отчётливо. Она узнала весёлый, жизнерадостный дух Дана, но за ним был мрак, которого Эрилин до сих пор не замечала. Она приняла обе стороны, понимая, что это значит. Они с Данилой были связаны эльфийским единством, глубокой духовной и мысленной связью. Связь была далеко не полной — полное единство душ фейского народа им обоим было недоступно — но по-прежнему чем-то значительно большим, чем встреча плоти или даже сердец.

- Это тоже, - тихо сказал Данила, отвечая на её невысказанные мысли. Эрилин поняла, что эльфийская связь действует в обе стороны. Единение завершилось, круг замкнулся.

Неожиданно он заключил её в объятия, как будто она была не воительницей, а закутанной в шелка девой. К собственному удивлению, Эрилин поняла, что не возражает. Данила обладал собственными привычками, и в этот момент чуждая торопливость человеческой страсти казалась ей естественной, как приход весны.

Она обвила руками его шею. Магия окутала их, и рокот моря потерялся в нахлынувшей волне телепортации.

Они вышли из белого вихря магии в мир, который предстал таким же волшебным для обострённых чувств Эрилин. В очаге потрескивали яблоневые дрова, неярко горели заправленные ароматическим маслом лампы. Эрилин опустила взгляд, почти ожидая обнаружить себя одетой в синий шёлк и драгоценности по вкусу Данилы.

- Не сегодня, - вслух сказал он, осторожно поставив её на пол. - Ты такая, как есть.

Она потянулась к пряжке своего ремня с ножнами и отбросила эльфийское оружие в сторону. Это был инстинктивный жест защиты, поскольку даже лёгкое касание лунного клинка могло обжечь неосторожных. Она позволила мечу просто упасть, не заботясь об нём. Лунный клинок был её эльфийской судьбой, но сегодня Эрилин должна была исполнить другой, не менее священный обет.

Данила развёл её руки в стороны и занялся ею сам. Он нежно разгладил отметины на запястье, оставленные наручем и ножнами для ножей. Кожа девушки завораживала его, и Данила исследовал её с медленной, томительной деликатностью.

- Лунный свет на жемчужине, - восхищённо прошептал он, снимая рубаху с её плеч.

Эрилин начала испытывать очень человеческое нетерпение. Она бы развеяла все помехи вроде одежды, владей полуэльфийка соответствующей магией. Она вцепилась в завязки на своих кожаных доспехах.

Дан уловил её настроение и попытался помочь, но торопливость сделала их пальцы неловкими. Наконец, она оттолкнула барда и наклонилась, чтобы достать нож из засапожных ножен.

Нож она вручила Даниле. Тот быстро разрезал шнуровку, и она отпихнула испорченную одежду в сторону. Сапоги Эрилин сбросила так энергично, что один из них ударил в масляную лампу. Синий шар бешено закачался, пламя взметнулось, затем угасло.

Темнота её устраивала. Достаточно было лунного света. Свет заполнял её в весьма вещественном смысле. Серебристое сияние начало копиться, разгораясь всё ярче. Её разум прояснился. Не было ничего, кроме этого, не было иных мгновений, кроме «сейчас». Эльфийское единство сливалось с человеческим нетерпением, но вместо разлада была лишь законченность, и общее чувство возвращения домой, такое проницательное и сладкое, что Эрилин знала — воспоминания останутся с ней ещё долго после того, как её жизненная эссенция сольётся с лунным клинком.

Позднее они свернулись вместе перед огнём и следили за узорами пламени. Слова были не нужны, ведь слова требовались для преодоления пропасти, а их общее единство исключало подобную необходимость. Что бы ни случилось, Эрилин чувствовала, что ни один из них больше никогда не останется по-настоящему одинок.

Утро наступало медленно — солнце было закрыто тучами, мелкий дождь шуршал по крышам и опавшим листьям.

Данила повернулся к спящей женщине рядом и разбудил её поцелуем.

- Не хочу этого говорить, но нам пора вставать. У нас остались дела снаружи этой комнаты.

Она потянулась, довольная и расслабленная, как кошка.

- Я бы не стала медлить так долго, если бы знала, что меня ждёт.

Данила поймал руку Эрилин и поцеловал.

- Это целиком моя вина, - с сожалением признал он. Четыре года назад, когда они объявили о своей любви, он был полон решимости сделать всё так, как требуют традиции. Их союз должны благословить жрецы Ханны Селанил, эльфийской богини любви. Должна пройти роскошная церемония, пышное празднество. Их связь была не простой интрижкой, которую можно легко начать.

- Ты просто хотел сделать всё правильно, - утешила его Эрилин.

- Я выбрал крайне неподходящее время, чтобы делать всё правильно, - ответил он с кривой ухмылкой. После глубины и разрушительного единства их связи любые церемонии и традиции казались блеклыми. Они были связаны на всю жизнь.

Но какая-то часть Данилы всё-таки нуждалась в церемониях, в символах. Он потянулся к прикроватному столику и достал из ящика небольшую шкатулку. Четыре года назад он приобрёл обод с сапфирами и лунными камнями, который собирался подарить ей на Балу Самоцветов.

- Ты не носишь кольца, - заметил он. - Возможно, я смогу убедить тебя сделать исключение.

Она протянула руку.

- Сейчас я больше обычного расположена к убеждению.

Он надел кольцо ей на палец.

- Жаль, что я не могу этим воспользоваться! Но у нас уже есть всё, о чём я мог бы просить. Кроме, разве что, новой пары кожаных штанов, - признал он, кивнув на испорченную одежду.

Эрилин нахмурилась, пытаясь проследить за его ходом мыслей. Потом с хитрой, понравившейся ему улыбкой, она вспомнила про одежду. Данила хмыкнул и потянулся к шнурку колокольчика. Монро быстро явился на зов. Дворецкий едва приоткрыл дверь и спросил, чем может служить. Данила отправил его на поиски подходящего Эрилин костюма.

Вернулся дворецкий на удивление быстро. Он положил на спинку стула льняную рубаху и юбку.

- Простая одежда, но пока что её должно хватить, - объявил он, покидая комнату.

Эрилин одобрительно взглянула на практичный наряд.

- Твой дворецкий не дурак. Но мне, наверное, следует почувствовать себя неловко, надев одежду другой женщины.

Данила ошеломлённо взглянул на неё.

- Бывают другие женщины?

Она бросила на него насмешливый взгляд.

- Продолжай вести себя в том же духе, и мы с тобой поладим.

Гармония и уют этого утра продлились до тех пор, пока они не вышли на улицу. Взгляд Эрилин стал суровым и бдительным. Аура готовности к битве окутала её, как туман.

- Ты нервничаешь, как белка, - заметил Дан. - В чём дело?

- Я не уверена, - полуэльфика казалась искренне озадаченной.

- Что насчёт меча?

О мече он заговорил легко, без прежнего раздражения.

- Предупреждения нет, но я чувствую, что за нами следят. Почему — сказать не могу. Я ничего не слышу. Просто чувствую.

Они обошли открытую канализационную решётку, помня о нападении, случившемся в прошлый раз, и поспешили на более людные улицы.

Поблизости от рынка на улицах было полно лоточников. В воздухе витали запахи мясных закусок, ароматный пар поднимался из корзин с ломтями свежего хлеба. Люди ели на ходу, останавливаясь, чтобы запить трапезу кружкой эля из бочки или свежим молоком из ведра.

Женский крик заставил их застыть на полушаге.

Данила ещё не успел повернуться в ту сторону, а Эрилин уже выхватила меч. Клинок не мерцал волшебным светом, но внимание Данилы привлекли руны вдоль его поверхности — одна за каждого эльфа, владевшего мечом и наделившего оружие новым уровнем силы. Одна из этих отметин светилась зловещим белым светом.

Никогда прежде Данила не видел такого поведения меча. Сияние совсем не походило на синий цвет, предупреждавший о грядущей опасности, или мягкое зелёное мерцание, которое звало Эрилин на помощь её сородичам-эльфам.

Женщина испустила новый крик, на этот раз похожий скорее на придушенное всхлипывание. Данила оторвал взгляд от лунного клинка. Доярка стояла рядом с ведром и перевёрнутым табуретом, прижав руки ко рту и выпучив глаза, не обращая внимания на разлитое молоко, собирающееся в лужу у её ног. Немедленная опасность девушке как будто бы не угрожала, но Данила проследил за её взглядом к источнику испуга.

Позади Эрилин, почти неразличимый в игре света и теней, отбрасываемых толкающейся толпой, парил призрачный образ эльфийской женщины.

Хотя образ был слабым и прозрачным, как мыльный пузырь, Данила разглядел суровое выражение на её лице и волосы цвета сапфиров, туго завитые в практичную, боевую причёску.

- Тасситалия, - прошептала Эрилин.

Данила слышал это имя прежде и сразу же понял, что оно означает. Это была эльфийская тень — проявление магии лунного клинка и символ духовной связи между мечом и эльфом. Тасситалия была одним из предков Эрилин, одной из прежних владелиц лунного клинка, одной из тех, чьи души питали его магию.

Он видел эльфийскую тень и раньше, но та казалась более плотной и обладала лицом Эрилин. В тот раз магию лунного клика исказил и использовал эльфийский маг. Эрилин однажды призналась, что часто видит кошмары, в которых это происходит снова. Похоже, её страхи воплотились в жизнь.

Эфемерная тень разглядывала их, бесплотное лицо было охвачено недоумением и испугом.

Эрилин испытывала такие же чувства.

- Я не вызывала тебя, - сказала она призрачной эльфийке на эльфийском языке. - Немедленно возвращайся в клинок.

Призрак воительницы Тасситалии просто покачал головой — не в отрицании, скорее показывая, что она не слышит или не понимает.

Данила схватил Эрилин за руку.

- Давай отойдём, пока мы не создали панику, - тихо сказал он.

Она кивнула и зашагала следом, когда он нырнул в узкую щель между двумя зданиями. Они направились по дороге арфистов, запутанному, скрытому пути через задние дворы города, по крышам, сквозь потайные входы в лавках, чьи владельцы симпатизировали делу арфы.

На каждом шагу призрак эльфийки следовал за ними, как третья тень.

Элайт Кроулнобер легко ступал по такому же запутанному пути, тихо и бесшумно, подобно немногочисленным кошкам, охотящимся на крыс в переулках.

Эльф не привлекал особого внимания, несмотря на всю свою власть и богатство. Его это устраивало. Это была одна из причин, почему его недавнее включение в общественный список Галинды Рейвентри было столь неудачным.

В городе хватало богатых и влиятельных людей, которым было знакомо его имя, но не его лицо. Элайт мог вести с ними дела или в ходе непринуждённой беседы получить такую информацию, которую они никогда не выдали бы сопернику по собственной воле. Он отказался от этого преимущества, чтобы угодить человеку, которого назвал Другом Эльфов. Теперь купеческие лорды его знали — по крайней мере, думали, что знают. Обладай они истинным знанием, они не стали бы выступать против него, посылая людей в маске и второсортных солдат вроде Репа.

Контрабандист почти жалел о том, что враги никогда не узнают о способе его возмездия, но так уж всё было устроено. Элайт не смог бы добиться богатства и успеха открытыми или прямолинейными действиями. Сейчас эльф просто не выживет, если он и его дела будут привлекать слишком много внимания. Взгляды купеческой знати должны куда-то отвлечься.

Он нашёл Репа позади склада Ильзиммеров, бросающим кости о стену вместе с троицей ильзиммерских солдат. Элайт задержался в тенях, чтобы оценить противника. Женщина в безвкусном алом платье прислонилась к пустой бочке и наблюдала за игрой, не слишком интересуясь исходом. По грубым комментариям мужчин, Элайт понял, что она должна стать призом. Солдаты скинулись, чтобы оплатить её услуги.

Будет весьма удачно, если выиграет Реп, подумал Элайт. Тогда он мог бы последовать за наёмником и разобраться с ним в относительном уединении.

Но Репу не повезло. Невысокий рыжебородый мужчина с деревянной ногой захромал прочь вместе с женщиной. Его товарищи немного побросали кости просто ради удовольствия, обсуждая вероятность найти таверну, где им нальют в долг. Эльф сумел привлечь взгляд Репа, когда солдаты уже собирались уходить.

Мужчина резко остановился и устроил целое представление, похлопывая себя по карманам.

- Вы, парни, идите вперёд. Кажется, я потерял свои лучшие кости, - сымпровизировал он.

Как только солдаты вышли за пределы слышимости, Элайт покинул тень.

- Твой нос хорошо зажил, - прокомментировал он. - Он стал крупнее и шире, но кто станет жаловаться, что нос мокнет в кружке?

Реп заворчал.

- Придержи язык, эльф. Я хочу убить тебя быстро, но будешь продолжать — и дела могут пойти скверно.

- Разве тебе не кажется, что поздно об этом беспокоиться?

Крупный мужчина распахнул дверь на склад и кивнул головой в сторону дверного проёма.

- Внутрь. Уладим всё сейчас.

Элайт поклонился и вытянул руку, указывая, что мужчина должен войти первым. Солдат густо покраснел при этом напоминании о его прошлой подлости. Он достал меч и начал демонстративно пятиться, чтобы не поворачиваться к эльфу спиной.

Элайт мысленно ему поаплодировал. Неплохое оскорбление. Любой намёк на то, что он не слишком отличается от этого головореза, был сущей клеветой.

- Отсюда уйдёт только один, - сказал Реп.

-Согласен, - эльф достал меч и начал кружить.

Реп повернулся, чтобы держать эльфа перед собой, но стал дожидаться первой атаки. Элайт повиновался, нанеся молниеносный удар сверху.

Прежде чем наёмник успел парировать, Элайт развернулся и шагнул мимо. Его меч просвистел на волоске от уха Репа. Обратным движением он опустил меч вниз и резанул по задней части кожаных штанов мужчины.

Реп взвыл и резко повернулся к эльфу, бросаясь на него, но Элайта там больше не было. Эльф двигался вместе с противником, держась сразу за границей его бокового зрения. Следующая атака обрушилась сверху, оставив тонкую линию на щеке мужчины.

Эльф отпрыгнул на шаг и дал Репу шанс встретить его лицом к лицу. Наёмник перешёл в наступление быстрым вихрем сильных ударов. Элайт ловко парировал каждый из них экономными, почти презрительными движениями. Долгое время он просто оборонялся, одна рука — на рукояти меча, другая — легко лежит на бедре, ноги не двигаются. Его слабая, насмешливая ухмылка не угасала. Элайт собирался посмаковать расправу.

Наконец Реп попятился. Они кружили друг напротив друга, опустив мечи в оборонительных стойках, пока человек пытался отдышаться. Реп завёл руку за спину, чтобы ощупать первую рану. Рука вернулась окровавленной. Он вытер пятно о рубаху и послал эльфу кривую ухмылку.

- Частенько слышал, что эльфы любят нападать на мужчин сзади, если ты понимаешь, о чём я.

Элайт пропустил грубый комментарий мимо ушей.

- Считай, что тебе повезло. Я мог бы подсечь тебе сухожилия, - заметил он.

Это замечание стёрло усмешку с лица Репа. Его бравада пропала, когда он понял, что эльф говорит правду, и осознал, что схватка могла закончиться легко и быстро. Взгляд Репа потемнел, когда мужчина представил, что лежит беспомощный, не в силах встать, не способный ни на что, кроме последнего удара.

- Никаких игр, - мрачно сказал Реп. - Давай покончим с этим.

Он бросился на противника, высоко подняв меч обеими руками, и с силой обрушил клинок на эльфа, поставив всё на своё превосходство в размере и силе.

Элайт молниеносно ушёл в сторону, не пытаясь парировать могучий удар, но Реп не отступал, колотя по эльфу, осыпая его ударами со всей своей силой и яростью.

Элайт был вынужден признать, что эта стратегия была хороша. Ему пришлось двумя руками перехватить собственный меч и снизить темп. Он был меньше и проворнее, а атаки Репа превратили поединок в испытание силы. Чтобы компенсировать различия, эльф подошёл близко, опасно близко, чтобы он мог принимать яростные удары на участок лезвия у рукояти своего оружия. Он был достаточно близко, чтобы воспользоваться вторым оружием, когда представится возможность.

Реп понял его стратегию и начал отступать. Эльф давил на него, преследовал, повторяя каждый шаг и встречая каждый удар. С растущим отчаянием мужчина ударил кулаком после очередного выпада. Эльф наклонился вбок, уворачиваясь, затем резанул мечом вниз, обрушив его на запястье Репа, прежде чем тот смог его убрать. Клинок поймал мужчину под локтем и глубоко впился в плоть. Солдат немедленно стиснул кулак и прижал руку к плечу, чтобы замедлить кровь. Он угрюмо продолжил битву, уже с меньшей силой, поскольку теперь мог сражаться только одной рукой.

Медленно, настойчиво, эльф уводил лязгающие клинки вверх. Их мечи скрестились над головами. Реп сумел завести свою изогнутую гарду под клинок Элайта. С триумфальной ухмылкой он изо всех сил рванул меч вверх, надеясь, что рост поможет ему вырвать оружие из руки эльфа.

Элайт просто отпустил меч.

Солдат покачнулся, слишком поздно осознав свою ошибку. Элайт скрестил руки и вытащил двойные ножи из ножен на запястьях. Со скоростью змеи он ринулся в наступление и резанул обоими клинками по оставшемуся без защиты горлу противника.

Меч Репа зазвенел на деревянном полу. Реп соскользнул по стене, шевеля губами, пытаясь произнести последнее проклятие. В уголках рта проступили кровавые пузыри. Воля, характер и сама жизнь покинули его взгляд; там осталась лишь ненависть. Эльф наблюдал, как угасает этот последний тёмный свет.

Элайт посмотрел на тонкие кинжалы у себя в руках. Это были кинжалы Амкатра, лучшее оружие человеческой работы в городе. Без сожалений и без промедления он бросил первый, а потом и второй клинок в бывшего солдата Ильзиммеров.

- Пускай думают, что хотят, - прошептал эльф. Он развернулся и растворился в тенях, с удовольствием размышляя о том, к чему приведёт его поступок.