Гермиона просто не могла прийти в себя от поступка декана — им с Гарри выделили отдельные покои. Отдельные ото всех, поэтому теперь не нужно было разлучаться, что неожиданно вызвало слезоразлив у тяжело опустившейся на стул девочки. Гермиона сама не понимала, почему реагирует слезами буквально на что угодно. Еще и головокружение беспокоило девочку, игнорировать которое получалось не всегда.
Кинувшийся к любимой Гарри заметил ее бледность, сразу же подумав о целителях, сейчас, к сожалению, недоступных. Можно ли доверять школьному, он не знал и проверять не хотел, а для Мунго у них обоих не было денег. Поэтому, понадеявшись на то, что само рассосется, мальчик решил уложить девочку в постель.
— Голова кружится, — пожаловалась Гермиона. — Весь день сегодня и совершенно непонятно, почему.
— Нужно будет добраться до целителей, — ответил Гарри, приподнимая ее чарами, чтобы отнести в спальню. — Пока давай полежим?
— Хорошо, — кивнула девочка, пытаясь собраться с силами, чтобы раздеться, но сил просто не было, что вызвало новую порцию слез.
— Не надо плакать, моя хорошая, — мальчик чувствовал подступающую панику — что делать в таком случае он не знал. — Мы что-нибудь обязательно придумаем.
Гермиона просто обняла его покрепче, пытаясь справиться со слезами. Почему-то получалось плохо, даже очень — остановиться все не выходило, а Гарри просто прижал любимую к себе и гладил ее по голове. Мальчик молчал, давая выплакаться, а вот его девочка от этого тепла просто выплакивала все произошедшее. Наконец, рыдания стихли и Гермиона вдруг поняла.
— Это от тела слезы, — еще шмыгая носом, объяснила она. — Это оно от твоего тепла и от безопасности.
— Какой же страшной была жизнь Виктории… — повторил Гарри, слышанные когда-то в убежище Тойт слова. — И твоя тоже не сильно радостная…
— И твоя… — прошептала Гермиона. — Так захотелось вдруг, чтобы как в детстве — мама обняла, папа, и все горести были только сном…
— Устала ты у меня, — мальчик не признавался, но ему тоже очень хотелось покоя и тепла, просто до воя, до зубовного скрежета, но это было невозможно.
— Давай спать ложиться, — предложила успокоившаяся девочка.
— Давай, — согласился Гарри.
Спальня показалась обоим поистине королевской — большая кровать, тумбочки, даже трельяж. Да и ванная комната была оформлена не просто душем, а вполне так полноценной купальней, но Гермиона решила обойтись душем — головокружение смущало. Пропадавшее лежа, оно намекало на неприятные открытия, которых очень хотелось избежать.
В эту ночь ни Гарри, ни Гермионе ничего не снилось. Они сладко спали в общей кровати, прижавшись друг к другу и совершенно не думали о том, что происходит в мире. Филиус Флитвик раз за разом пересматривал воспоминания, понимая, что будущее у них совершенно безрадостное — раз к власти пробрался маг, создавший филактерию в теле ребенка. Раньше субботы покинуть замок было невозможно, кроме как по особому распоряжению, но вот информировать Диппета Филиусу очень не хотелось. Кому в таких условиях можно доверять, он в принципе не знал. Впрочем, до субботы было не так далеко, поэтому можно было и подождать.
Галатея заметила взгляд Альбуса, которого она недолюбливала, направленный на девочку и ее мальчика. Злость в глазах профессора Трансфигурации в отношении двоих сирот, профессору ЗОТИ не понравилась, потому она решила понаблюдать за Дамблдором. Профессор Вилкост отлично знала, как отлично умеют маскироваться демонологи, не желая оказаться посреди ритуала недоучки.
Утро наступило спокойно, отлично выспавшиеся дети попытались вскочить, что у Гермионы сразу не получилось. Но поднявшись медленно и спокойно, она не ощутила головокружения, страшно этому факту обрадовавшись. Сегодня им предстоял Дамблдор. Не только он, еще Биннс и Бири, но второго девочка не знала, а первый означал два часа здорового сна. После Дамблдора будет очень вовремя.
Одевшись и выйдя в общую гостиную, почему-то не замеченные никем Гермиона и Гарри поспешили в Большой зал на завтрак. Видимо, у покоев, предоставленных им профессором, был какой-то секрет. Впрочем, задумываться об этом не хотелось, впереди их ожидал враг. Гермиона очень хорошо понимала это, борясь с поднимавшимся из глубин сознания страхом.
Зелий в завтраке не было, поэтому, сосредоточенно жуя, девочка пыталась разобраться с памятью Виктории, чтобы отвлечься. Память была многослойной, Гермиона когда-то о таком читала, и, если то, что осталось от малышки было просто пронизано ужасом, то вот более поздняя память принадлежала более взрослому человеку, навскидку, лет двадцати. Почему-то эта память была изначально заблокирована, но Гермиона эту сказку уже знала — ведь она блокировала память родителей после шестого курса.
Тут нужно было время, чтобы разобраться, поэтому девочка отложила это на вечер. Идя вместе с Гарри к знакомому кабинету трансфигурации, Гермиона настраивала себя на встречу с Пожирателями. Нужно было ничем не выдать себя, даже если Дамблдор попытается прочитать память. Смотреть в глаза профессору было нельзя, а нужно было… Гермиона внезапно поняла — нужно изображать страх! Правда именно изображать не понадобилось — из памяти вплыл тот, в черном, что тащил ее за ошейник по коридору, и девочку затопил уже однажды пережитый ужас.
— Что такое? Что случилось? — моментально отреагировал Гарри на дрожь возлюбленной.
— Я п-пуст-тила стра-страх, — заикаясь, произнесла Гермиона, показывая, что пережитое в прошлой жизни тоже оставило свой след. — Что… бы Д-Дамблдор…
— Понял, — кивнул мальчик, ему было не по себе от страха девочки, но причину такого поведения он понимал. — Только не перегрузи сердце, помнишь, что нам про страх говорили?
— Помню, — тихо пискнула Гермиона, принявшись потихоньку успокаиваться.
Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор вошел в класс сразу же с удовлетворением отметив страх отродья. Совсем недавно Геллерт показывал ему большой лагерь, где отродий перерабатывали на перчатки и мыло, вот там же Дамблдор видел похожий страх, собираемый специальными артефактами. Улыбнувшись, пришедший в отличное настроение профессор принялся читать лекцию о предмете, практически полностью повторяя первый урок Маккошки, насколько Гарри, заметивший радостную улыбку Дамблдора, помнил. Врагу очень понравился страх Гермионы, а это значило, что тот готовится ударить. И это было очень нехорошо по мнению мальчика, ибо сможет ли он справиться с врагом один на один, Гарри не знал.
— Мисс Уотсон очень неплохо справилась, несмотря на происхождение, — позволил себе приподнять маску Альбус. — Пять баллов Рейвенкло.
Это была еще одна толика информации, по мнению девочки. Значит, такую реакцию вызывало именно происхождение тела — надо было срочно разобраться в том, что произошло с Викторией и что хранила ее память.
Оказавшись в спальне, Гермиона уселась на кровать, глубоко задумавшись. Нужно было расшатать блокировку, для чего ей нужна была помощь Гарри. Поэтому девочка посмотрела в глаза жениху, тихо вздохнув про себя — с ментальными науками у жениха всегда было не очень.
— Гарри, помоги мне расшатать блок, пожалуйста, — попросила Гермиона. — Мне нужно добраться до воспоминаний Виктории, но они почему-то блокированы.
— Мастер Риган говорил, что при переселении могут блокироваться, — вспомнил Гарри. — Если тело намного младше, но наши не заблокировались…
— Мы не настолько старше, — сообщила девочка. — Значит, переселился кто-то в два-три раза старший, я хочу знать, что там спрятано!
— Хорошо, буду долбить со своей стороны, — кивнул мальчик, поднимая руку, тут можно было обойтись без палочки. — Готова?
И двое детей застыли друг напротив друга. Поначалу блок даже и не думал поддаваться, но затем дело пошло и вдруг перед мысленным взглядом Гермионы начали появляться картины. Статические картинки, которых она не понимала, но продолжала работать над блоком, укрывшим воспоминания, а картинок становилось все больше. Это были статичные срезы воспоминаний, о таком девочка читала.
— Сестра твоей бабушки осталась в Испании и была замучена… — голос на том языке, который не был английским, но на нем говорила Виктория. Гермиона почему-то понимала, о чем идет речь. — В семье каждого из нас есть хоть кто-то, проживший страшное время…
Звуки сирены всколыхнули тишину, появился вид города, украшенного золотыми куполами, над которым реял незнакомый Гермионе флаг. А сирены все ревели и ревели, но были они не страшными, а какими-то очень печальными. От их звука хотелось почему-то плакать.
Затем появился кинотеатр, в котором показывался фильм. Гермиона, в отличие от Гарри, в кинотеатре бывала, поэтому легко узнала его, вот только фильм был очень страшным. Начинался он с играющих малышей, чем-то занимающихся мам, а потом сразу — колючая проволока, мертвые люди, буквально скелеты… Гермиона не смогла выдержать этой картины, выскочив из памяти Виктории и заплакав — это было очень, просто запредельно страшно.
Бледный Гарри обнимал любимую, ведь он тоже увидел те же картины, что и она. Теперь мальчик понимал, почему память была блокирована — такие ужасы Гермиона могла бы и не пережить, или вообще сойти с ума. Очень страшными оказались те несколько кадров, которые они успели увидеть.
— Что это? Где это? — пораженно спросила Гермиона.
— Не знаю, — покачал головой Гарри. — Надо ли смотреть дальше?
— Надо! — уверенно произнесла девочка. — Мы должны знать, хотя бы, где и когда это произошло!
— Хорошо, — кивнул мальчик, остро пожалей об отсутствии умиротворяющего бальзама.
Теперь уже они шли целенаправленно, стараясь найти именно те картины. Где-то мелькнула дата, заставив сильно удивиться Гермиону, но затем она, наконец, увидела. Это был фильм, на который привели детей где-то второго-третьего курса в одинаковой, явно школьной, форме. И они смотрели эти жуткие картины, и многие не сдерживали слез. А на экране шли солдаты, что-то горело, что-то взрывалось. Но страшнее всего были эти люди… И те, кто в черном — их Гермиона узнала, и те, кто в полосатой одежде, и те… голые тела, сложенные поленницей. Это было страшно, просто жутко, а еще негромкий, какой-то усталый голос рассказывал…
Гермиона просто чуть не потеряла сознание, когда увидела только одно-единственное лицо. Она помнила этого мальчика, на фотографии уже мертвого. Это он помогал нести ее… Поэтому девочка и вспомнила.
— Значит, это из будущего… — тихо проговорил Гарри, хорошо рассмотревший даты на экране. — И… Что теперь?
— Мы должны как-то предупредить… Но вот кого… — девочка чувствовала слабость, внезапно навалившуюся на нее. — Нужно будет еще попробовать, вдруг мы увидим, кого нужно предупредить?
— Гоблинов спросим, — решил мальчик. — Давай поспим, а то ты совсем бледная.
— Давай, — кивнула Гермиона.
В памяти Виктории, пришедшей из конца девяностых, хранились очень уж страшные картины. И говорили они о ближайшем будущем, при этом что-то напоминая уже самой Гермионе. Но девочка не хотела вспоминать — очень уж страшно было. Гарри же обнаружил что-то схожее в увиденном с теми колдографиями, что показала Батильда Бэгшот. Форма на одетых в черное напоминала ту, в которой был Гриндевальд. Колдография была старой, застывшей, но вот похожесть угадывалась.
— На Гриндевальда похожи те, что в черном, — заметил Гарри.
— Точно! — поняла Гермиона. — Тогда, получается, и Дамблдор…
— Получается, — кивнул мальчик, тяжело вздохнув. — Нужно искать союзников.
Девочка только молча кивнула, все было понятно и так. Осознавать, что прямо сейчас где-то маршируют бесчисленные орды страшно выглядящих «черных», было очень трудно. А еще труднее понимать, что совсем скоро начнется очень страшное время, ведь голос в фильме не мог обманывать? А он говорил и о Британии….
С этими мыслями они укладывались спать. Наверное, Гермиона слишком уж расшатала блок, потому что во сне она видела города и кадры какого-то старого фильма под названием «хроника». Девочка видела в зеркале, какой была Виктория там, осознавая, что они очень похожи здесь. Это означало что-то очень важное, вот только Гермиона не могла понять, что именно. Она мучилась, пытаясь осознать, но у нее никак не получалось.
Гарри же вспомнил, что Том, если верить воспоминаниям, которые показал Дамблдор, очень боялся смерти, потому что его посылали из Хогвартса в приют, а там была война. То есть… Получалось, что и здесь она вот-вот начнется. С этим можно было что-то сделать, наверное, но вот поверят ли им?