Шах-наме

Что сказывает нам дихкан-сказитель

О том, кто первым молвил: «Я властитель»,

О том, кто первый на свое чело

Надел венец? Все было и прошло…

Поведал так старинных книг пытатель,

О богатырских днях повествователь:

Принес престола и венца закон

Царь Каюмарс, и начал править он.

К созвездью Овна солнце устремилось,[1]

Мир получил закон, и власть, и милость.

В созвездье солнце начало блистать,

Весна вселенной расцвела опять.

Стал Каюмарс вселенной властелином.

Он обитал сперва в краю вершинном.[2]

Себя и всех людей, для новых дел,

Он шкурами звериными одел.

Довольство он людскому дал жилищу —

Людей он научил готовить пищу.

Тридцатилетье длилась власть царя,

Сверкавшего на троне, как заря.

Возликовали твари, — все живое,

Все люди зажили тогда в покое.

Склонялось человечество пред ним,

Сияло счастье над царем земным.

Был сын отважный у царя державы,

Красавец, жаждавший борьбы и славы.

Счастливый Сиямак пленял сердца,

Он был отрадой славного отца.

Минуло времени с тех пор немало.

Держава Каюмарса процветала.

Был у царя один лишь тайный враг —

Бес Ахриман, чья сила — зло и мрак.

Был сын у Ахримана — волк-воитель,

Бесовских полчищ лютый предводитель.

Владыки блеск, царевича расцвет,—

Стал из-за них для беса темен свет.

Собрал он войско, на царя пошел он,

Отнять хотел и царство и престол он.

Открыл он замысел коварный свой,

Вселенную наполнил волчий вой.

Когда услышал Сиямак правдивый,

Что вышли, сея гибель, злые дивы,

Вскипела у царевича душа,

Полки собрал он, яростью дыша,

И вышел, тигра шкурою покрытый:

Тогда не знали панцирной защиты.

Сошлись две рати; Сиямак вступил

Отважно в бой с исчадьем адских сил.

Взмахнул косматой лапой див жестокий,

Переломил героя стан высокий,

Ударил витязя о гребни скал,

Потом когтями сердце разодрал.

Услышал Каюмарс о смерти сына,

И черным стало солнце властелина.

Зверье и птицы собрались толпой,

Ушли, стеная, горною тропой,

Ушли, вопя и плача, в скорби жгучей,

Над царским троном пыль вздымалась тучей.

Оплакивали сына целый год.

Но вот прислал посланца небосвод.

Сказал Суруш с отрадою во взоре:

«Сдержи себя, забудь на время горе,

Ты войско снаряди, — вот мой приказ,—

И племя бесов уничтожь тотчас.

Очисти лик вселенной от злодея,

Иди на битву, местью пламенея».

Властитель поднял к небесам чело,

На головы врагов призвал он зло,

Восславил господа и свет денницы

И осушил от слез свои ресницы.

Не знала сна и отдыха душа,

За Сиямака отомстить спеша.

Оставил сына Сиямак пригожий,

При деде он верховным был вельможей,

Хушангом звался Каюмарса внук,

Он был — ты скажешь — кладезем наук.

Ужасна с сыном вечная разлука,—

Дед на своей груди взлелеял внука.

Царь, в жажде мщенья, торопясь к борьбе,

Призвал Хушанга юного к себе.

Открылась внуку боль его живая,

Царь молвил, тайну сердца раскрывая:

«Сбирать войска вселенной буду я,

И клич кричать военный буду я,

А ты веди войска на бой суровый,

Я отхожу, а ты — вожатый новый».

В том войске — пери, птицы, дикий зверь,

И юный вождь их поведет теперь.

Явился черный бес, исполнен страха,

Взметнул, взрывая, к небу комья праха.

Сошлись две рати, сдвинулись тесней,—

И бесы побежали от зверей.

Хушанг ударил беса дланью львиной

И умертвил злодея в миг единый.

Он бесу отомстил за смерть отца,

С презреньем растоптал он мертвеца.

Царь Каюмарс насытил сердце местью,—

Пришла к нему кончина с этой вестью.

Змей не погиб, но обнаружил камень

То, что в себе таил он: яркий пламень.

Так землепашец, проливая пот,

Стал добывать свой хлеб из года в год.

Нашел он камфару в кристальном слое,

Бальзам и мускус, амбру и алоэ,

Познал искусство врачевать больных,

Изобретал он снадобья для них…

Так триста лет прошло за веком век.

Не знал в то время смерти человек,

Не знал нужды, не ссорились друг с другом,

Готовы были бесы к их услугам.