Шалунья

ГЛАВА 6

Чувствуя себя захваченной каким-то бесконечным кошмаром, Хетер с тяжёлым вздохом опустилась на ближайший стул. Её вздох перешёл в приступ кашля, вызванный облаком пыли, поднявшимся из сиденья старого стула. Глазами, полными слёз, она смотрела прямо перед собой.

— Боже! Какое убожество, — негромко пробормотала она. — Ничуть не лучше, чем в том грязном поезде. — Она посмотрела на окно и невольно содрогнулась при одной мысли о необходимости пользоваться этими устаревшими удобствами во дворе.

Слезы жалости к себе смешались с теми, что были вызваны пылью от мебели. «Если этот содержащий бар недотёпа думает, что я буду пользоваться его удобствами, ему придётся вскоре изменить свой мысли на этот счёт, — пообещала она себе, — и я не стану опорожнять ночные горшки, словно какой-нибудь приютский ребёнок! Что он о себе воображает?»

Она склонилась ещё ниже. Лицо её сморщилось. «Во имя всех святых, я не могу этому поверить! Мой отец… содержит салун! Если бы кто-нибудь из моих друзей по обществу трезвости узнал об этом, от меня отвернулся бы весь Бостон! Боже упаси, если Лайл узнает правду о моём отце! А когда я напишу об этом маме, она, наверное, целый месяц будет пить свои сердечные капли!»

Перед её мысленным взором возникли её дорогая мамочка и Ангус, и она попыталась представить их молодыми влюблёнными. Допустим, что Ангус Бёрнс был когда-то симпатичным мужчиной, так как даже теперь он не был лишён привлекательности. Уже только своими размерами он, наверное, выделялся из толпы. К тому же у него были притягивающие, яркие голубые глаза, обаятельная улыбка. Тем не менее Хетер не могла понять, как могла её деликатная, утончённая мать влюбиться в такого простого и грубого человека, каким она увидела Ангуса. Не удивительно, что дедушка и бабушка так противились этому союзу. Ангус, должно быть, выглядел в бостонском высшем свете как осел в конюшне со скаковыми лошадьми!

— Слава Богу, что их брак оказался таким непрочным! — воскликнула она с облегчением. Вновь оглядев окружающую её ужасную обстановку, она с невольным огорчением сравнила с ней свою изящную спальню. Тут ей в голову пришла ещё одна мысль: мать наверняка обслуживала бы посетителей бара, если бы они остались вместе, а это старьё окружало бы их до конца их жалкой жизни.

«Всего лишь две недели, — напомнила она себе с гримасой отвращения. — Четырнадцать дней прожить в этом ужасном месте, и я смогу вернуться назад к цивилизации… и к соответствующим удобствам!»

Недалеко от неё Морган тоже был недоволен. Не то чтобы он ожидал много удобств, так как ему доводилось время от времени бывать е аналогичных камерах— обычно по обвинению в пьянстве или участии в драках. Как правило, он проводил там не более одной ночи и вскоре выходил на свободу. Никогда ему не предъявлялись такие серьёзные обвинения, как на этот раз.

Кроме того, ему не понравились не слишком вежливые методы, которыми пользовались при до-просе его тюремщики. После общения с ними у него ужасно болела челюсть, левый глаз распух до такой степени, что он им ничего не видел, и хотя он не думал, что у него переломаны все кости, одно или два ребра могли оказаться сломанными в том месте, где его грудь украшали тёмные кровоподтёки. То, что его сосед по камере — предполагаемый преступник — снова находился в бессознательном состоянии и имел ещё более жалкий вид, было слабым утешением. Несчастный бандит был избит ещё больше, чем Морган, главным образом за то, что он отрицал всякое знакомство с ним и утверждал, что видит его впервые, тогда как Морган охотно показал, что его сокамерник принадлежал к банде, напавшей на поезд.

Пока в допросе устроили перерыв, для того чтобы дать шерифу и его заместителю время для опроса многочисленных пассажиров, которых все ещё задерживали в городе, пытаясь получить от них какую-нибудь информацию. Несколько несчастных собирались задержать независимо от их желания, чтобы они дали показания на предстоящем завтра процессе.

Морган также предполагал, что пауза в допросах нужна, чтобы допрашивающие могли собраться с новыми силами, а арестованные подумали бы, какие признания они могут сделать. Каким бы плачевным ни было состояние Моргана, он не собирался признаваться в преступлении, которого не совершал. Поэтому он подготовился к новому раунду жестоких издевательств и молился, чтобы у него хватило сил вытерпеть всё это.

«Для чего? — спрашивал он себя. — Чтобы быть повешенным после скорой пародии на судебный процесс? Дрейк, где, чёрт возьми, тебя носит? Проклятие! Почему тебя никогда не бывает там, где ты должен быть и где очень нужен?»

— Что ты там бормочешь всё время? — сердито осведомился заместитель шерифа.

— Просто думаю, не намереваетесь ли вы брать плату со зрителей за присутствие на процессе, — устало ответил Морган.

— Эй, а ведь это неплохая мысль, — оживляясь, сказал заместитель шерифа. — Я предложу это шерифу. Глядишь, мне ещё и жалованье повысят.

Морган проворчал с отвращением:

— Рад был угодить. Только не ждите, что я буду петь и танцевать или показывать карточные фокусы. Сомневаюсь, что сейчас в состоянии выступать с подобными театральными номерами.

Хетер разбирала вещи, с огорчением разглядывая свою мятую одежду и мысленно проклиная Итту за то, что она покинула её, бросив одну в этом захолустном городишке. Ей обязательно надо было постараться убедить Ангуса взять на работу специально для неё новую горничную, так как сама она не могла сделать этого в связи с отсутствием денег и потому что никого не знала в этом городе. С этой мыслью она спустилась вниз, чтобы разыскать его.

Ангус в большом белом переднике, повязанном на поясе, обслуживал посетителей. Это ещё больше убедило Хетер в том неприятном обстоятельстве, что её отец оказался простым барменом. Она просто умрёт от стыда, если кто-нибудь из её друзей в Бостоне узнает об этом!

— Если ты хочешь пить, могу предложить тебе сарсапариллу, — сказал он, заметив её. — Не думаю, что твоя мамочка разрешает тебе употреблять что-нибудь более крепкое.

— Я лучше выпью чаю, если он у вас есть.

— Сейчас подам.

— Я подумала, не сможете ли вы помочь мне в другом вопросе. Видите ли, моя горничная покинула меня в Сент-Луисе, потому что нашла другое место. Мама очень огорчится, когда узнает, какой ненадёжной оказалась Итта.

Ангус согласно кивнул и сказал:

— Ну, на некоторых людей трудно угодить.

— Да, но вся моя одежда помята, и я не могу появиться на людях в таком ужасном виде. Не говоря уже о том, что у меня теперь нет компаньонки для сопровождения в дороге.

— Вернее будет сказать, что у тебя нет теперь оплачиваемого раба, готового выполнять все твои капризы, — подвёл итог Ангус, правильно оценив ситуацию.

Хетер вздёрнула подбородок и сверкнула глазами.

— Не думаю, что вы правильно оценили создавшуюся обстановку. Однако факт заключается в том, что мне нужна новая служанка и я надеялась, что вы сможете нанять её для меня. Я могла бы телеграфировать маме, чтобы она выслала деньги, так как мои похитили во время ограбления поезда. Но, боюсь, она страшно разволнуется, узнав, что я подвергалась такой опасности.

Ангус покачал головой и криво усмехнулся:

— Довольно глупо просить денег у твоей матери, учитывая, что я поддерживал вас обеих все эти годы. Деньги все равно будут из моего кармана.

— Думаю, что так, — неохотно согласилась Хетер.

Он посмотрел на неё оценивающим взглядом.

— Вы знаете, мисси, я все больше убеждаюсь в том, что вас здорово избаловали. Может быть, настало время научиться заботиться о себе самой?

Её лицо мгновенно приняло мрачное выражение.

— Это значит, что вы отказываетесь нанять для меня служанку?

Он улыбнулся:

— Знаешь, что я тебе скажу. Я велю кому-нибудь найти утюг и поручу одной из девушек показать тебе, как им пользоваться. Это пригодится тебе, когда ты выйдешь замуж.

— Весьма сомневаюсь в этом, Ангус. Мой жених, Лайл Эшер, из очень богатой семьи. Да его удар хватит, если я только скажу ему, что хочу погладить одежду. Когда я стану его женой, мне не придётся заниматься подобными делами.

— Тогда я думаю, что тебе лучше не выходить замуж за эту напыщенную задницу. Найди себе настоящего мужчину, девочка. Такого, который сумеет оценить хорошую женщину.

— Кого-нибудь вроде вас, кто удерёт, как только я отвернусь? — язвительно возразила Хетер. — Нет уж, благодарю вас, мистер Бёрнс. Обойдусь без «настоящего мужчины».

Глаза Ангуса превратились в голубые щёлочки.

— А у тебя злой язык, дочка. Кроме того, ты не имеешь ни малейшего представления о том, что говоришь. Заставь мать рассказать правду об этом деле, а потом уже нападай на меня. А пока я предлагаю тебе вырасти немного и научиться некоторым полезным женским делам: готовить обед, шить и стирать. Тогда, если вдруг твои грандиозные планы выйти замуж за мистера Богача не будут вытанцовываться, ты сможешь делать все сама и не будешь обузой для родителей всю оставшуюся жизнь.

— Это не входит в мои планы! — заявила Хетер. — Если вы думаете, что я останусь здесь, чтобы выслушивать ваши разглагольствования, смешные обвинения и всякую чепуху, вы глубоко ошибаетесь. Я уеду первым же поездом, и, можете поверить, мы больше никогда не увидимся.

Ангус ласково улыбнулся:

— И как ты собираешься оплатить свой проезд до Бостона, девочка? Ты только что сообщила мне, что у тебя за душой нет даже медного гроша.

— У-у-у! — вскричала она. — Вы самый противный мужчина из тех, с которыми мне приходилось встречаться, не считая этого ужасного Моргана Стоуна, да и тот оказался грабителем! Вы оба, должно быть, одного поля ягоды. Маме повезло, что она избавилась от вас— так, во всяком случае, я думаю.

Разгневанная, она удалилась решительным шагом в свою комнату, где и провела остаток дня, сердитая на всех.

Морган пытался собрать остатки сил, чтобы справиться с ужином, когда заместитель шерифа объявил ему, что к нему пришёл посетитель.

— Это проповедник, который хочет помолиться за твою чёрную душу, — сказал он, разрушив надежды Моргана на то, что наконец появился Дрейк.

— Как раз то, что требовалось, чтобы окончательно отбить всякий аппетит, — проворчал Морган, когда заместитель шерифа отпер дверь камеры и впустил одетого в чёрное священника.

Священник подождал, пока охранник удалился, и заметил:

— Разве так следует встречать скромного Божьего слугу, движимого самыми добрыми намерениями?

Вздрогнув, Морган поднял голову.

— Дрейк! — прошептал он, всматриваясь в лицо, все ещё находившееся в тени широкополой шляпы.

— Да. — Дрейк улыбнулся и указал рукой на нетронутую тарелку с ужином. — Курица с клёцками. Моё любимое блюдо. Ты ещё будешь или я могу доесть? Я пропустил свой ужин.

— Моё сердце истекает кровью от желания видеть тебя, — с сарказмом сообщил ему Морган. — Я надеялся, что ты придёшь не только затем, чтобы покушать. Например, с какой-нибудь идеей на тему побега из тюрьмы. Шериф настроен враждебно, а судье уже не терпится вынести приговор, за которым последует быстрое повешение.

— Я того же мнения. Более того, заместитель шерифа не дал бы мне свидания с тобой, если бы не надеялся на то, что мне удастся вырвать у тебя предсмертное признание. Чёрт возьми, Морган, на этот раз ты действительно вляпался!

— Не надо насмешек, гений. Итак, что ты собираешься делать, чтобы вытащить меня отсюда? Есть у тебя с собой какое-нибудь припрятанное оружие? Может быть, лишний пистолет или напильник, спрятанный в Библии?

— Прости, дружище. — Дрейк указал на книгу, о которой шла речь. — Это настоящая. Я позаимствовал её в номере гостиницы для придания большей достоверности моему образу. Кроме того, я пришёл не для того, чтобы помочь тебе вырваться из тюрьмы. Я пришёл сообщить тебе возникший в голове нашего босса план, который не предусматривает установление твоей личности, но даёт возможность выручить тебя из тюрьмы.

— Мне очень не хочется тебя огорчать, но я уже сказал этим остолопам, что являюсь тайным агентом фирмы «Уэллс Фарго». Правда, они не поверили мне, иначе у меня не было бы этих живописных кровоподтёков и синяков.

— Ты действительно выглядишь как перегретый навоз, — благодушно согласился Дрейк.

— Я и чувствую себя таковым.

— Ну что ж, тогда тебе будет приятно узнать, что завтра ты выйдешь отсюда, хотя не совсем так, как тебе этого хотелось бы.

— Можешь, пояснишь? Что-то не очень понятно.

Дрейк согласно кивнул:

— Как только мне стало известно, в какую беду ты попал, я послал кодированное сообщение в наше отделение в Сан-Франциско. В ответ босс прислал мне телеграмму, тоже кодированную, конечно, так как мы не хотим, чтобы весь город узнал наши планы. Мы держим в курсе только судью и пару других людей.

— А как со мной? Мне можно узнать? Или ты хочешь, чтобы я всю ночь терзался в догадках? — нетерпеливо пробормотал Морган.

— Я как раз хотел рассказать об этом, — с улыбкой ответил Дрейк. — Мы все подготовили, Фрэнк послал Свенсону телеграмму с просьбой, чтобы судья немедленно конфиденциально встретился и выслушал меня. Я заверил его в том, что весь мой рассказ будет сущей правдой.

— Счастливо оставаться, — грустно пробормотал Морган. — Если всё будет так, как хочет Свенсон, к середине дня моя шея станет на несколько дюймов длиннее, и мне не придётся думать о том, что заказать завтра на ужин. Я буду ужинать под звуки арф.

Дрейк засмеялся:

— Зная тебя, я бы подумал, что бы будешь жарить свою еду на горячих углях с помощью вил. Но это все мечты, так как я уже переговорил с судьёй, и он согласился играть по нашим правилам. Ввиду отсутствия доказательств, свидетелей и всего такого он вынесет приговор о твоём условном освобождении, как поступают с арестантами, отпущенными на поруки. Хотя ты всё ещё будешь под подозрением и надзором на тот случай, если вдруг дашь закону ниточку, ведущую к твоим приятелям-бандитам и к украденным деньгам.

— Повтори это снова, — насторожённо потребовал Морган.

— Свенсон не признает тебя виновным и не приговорит к повешению, но он также не отпустит тебя на все четыре стороны. Вместо этого он передаст тебя под опеку одного из членов городского управления, которому доверит наш маленький секрет. Ты останешься на некоторое время в Додже и будешь работать на этого человека. Таким образом, ты окажешься в курсе всего, что здесь происходит, и, может быть, добудешь какие-нибудь сведения о настоящих бандитах.

Морган нахмурился, обдумывая план.

— Мне кажется, что этот план полон дыр. — Он указал на своего храпящего сокамерника. — А что будет с ним?

Дрейк пожал плечами:

— Как ни крути, ему от виселицы не уйти. Я буду свидетельствовать против него в суде вместе с машинистом и кочегаром.

— По крайней мере, мне не придётся беспокоиться о том, что он сбежит и расскажет обо всём остальным членам банды. А что будешь делать ты, в то время как я буду занят продажей дамских шляпок и другой подобной ерунды?

— Я попытаюсь выследить банду и буду поддерживать с тобой тесный контакт, чтобы находиться в курсе того, что тебе удастся узнать. Помни только одно: во время суда ты должен перестать настаивать на том, что являешься секретным агентом. Было бы лучше, если бы ты заявил, что выдумал все это. Скажи им, что ты коммивояжёр по продаже обуви или что-нибудь в этом роде и просто хотел выглядеть поважнее.

Морган поморщился:

— Тысяча благодарностей, Дрейк. Ты отлично понимаешь, что всё это выглядит очень глупо, и я вытащил короткий конец соломинки.

— Эй, все дело случая, какой конец вытащишь. На этот раз сидеть в тюремной камере суждено не мне.

— Почему-то мне всё же кажется, что моя петля будет трепыхаться завтра на ветру, — отозвался с гримасой Морган. — Откуда тебе известно, что мы можем доверять этому судье и его другу?

— Думаю, все выясним в суде, — спокойно сказал Дрейк. — Если случится худшее, я спасу твою шкуру даже в том случае, если мне придётся сделать. это в последнюю минуту, когда они будут просовывать в петлю твою красивую голову.

— Чёрт возьми, Дрейк, это в самом деле успокаивает, — простонал Морган, закатывая кверху глаза. — Что же такого выдающегося я совершил, чтобы заслужить такого друга, как ты?

Дрейк улыбнулся:

— Думаю, нечто из ряда вон выходящее.

В конце концов голод выгнал Хетер из её комнаты. Она пропустила завтрак, просидела полдня надувшись и теперь ощущала пустоту в животе, о чём свидетельствовали доносившиеся оттуда звуки. Кроме того, Пиддлса надо было срочно выводить на прогулку, иначе произошёл бы несчастный случай. Хетер могла поспорить на свой последний доллар, если бы он у неё был, что тогда отец заставит её саму убирать и чистить комнату.

С большой неохотой Хетер взяла собаку на поводок и направилась к лестнице. Здесь, на галерее, возле её комнаты, шум, доносившийся снизу, был гораздо громче. Слышался хриплый смех, громкие разговоры, стук сталкивающихся бильярдных шаров, звон стаканов и бутылок и бренчание расстроенного пианино, на котором кто-то играл скорее с энтузиазмом, чем с мастерством.

Перед стоявшей на галерее ошеломлённой Хетер открылась сцена, которая в одинаковой мере притягивала и отталкивала её. Она никогда раньше не бывала в салуне, и утром всё было довольно спокойно. Теперь все места, где только можно было разместиться, были заняты людьми всех возрастов, внешнего вида и занятий. Большинство мужчин были, по-видимому, ковбоями, во всяком случае так решила Хетер, хотя она никогда раньше не видела ни одного ковбоя. Мужчины большей частью были одеты в брюки из грубой бумажной ткани и кожаные жилеты, надетые поверх рубашек. Многие всё ещё были в шляпах с пятнами от пота, тогда как у других волосы были прилизаны, а там, где они заканчивались на шее, виднелись бледные, незагорелые полоски кожи, что свидетельствовало о посещении ими парикмахерской. Их ноги были обуты в поношенные сапоги, кое у кого со шпорами.

Некоторое количество посетителей больше походило на джентльменов. Они были одеты в белые рубашки, тёмные брюки, галстуки и жилеты из тканей различных цветов и выделки. На нескольких были даже пиджаки. Один мужчина — Хетер показалось, что она узнала в нём судью, которого видела этим утром на вокзале, — был в цилиндре. К сожалению, он не снял его в помещении. Чувствовалось, что ему не хватает хороших манер.

Почти у всех мужчин, как джентльменов, так и нет, были надеты оружейные пояса, затянутые вокруг поясницы, причём большинство было, слава Богу, с пустыми кобурами. Ангус уже объяснил Хетер, что ношение оружия было запрещено в городской черте по приказу шерифа. Все оружие складывали в бочку при въезде в город и возвращали его владельцу, когда тот уезжал. Однако некоторые местные жители всё же носили револьверы, да и не все приезжие придерживались принятых правил. Поэтому нередко раздавались выстрелы, люди становились свидетелями перестрелок. Гробовщики в этом городе несомненно процветали.

Однако особое внимание Хетер привлекли женщины, обслуживавшие посетителей. Она разглядывала их, не в силах поверить своим глазам, с отвисшей от изумления челюстью. Из полудюжины девиц, разгуливающих среди толпы мужчин, своим туалетом и одеждой ни одна даже отдалённо не напоминала леди. На их лица было наложено большое количество штукатурки, больше, чем требовалось для покраски здания средних размеров, и Хетер готова была поклясться, что она никогда в жизни не видела такого нелепого использования перьев для украшения женских нарядов. Перья были повсюду — они свисали с причёсок, болтались на запястьях, крепились к тесёмкам, уложенные на голые плечи. Посмотрев на них, можно было подумать, что они ощипали всех птиц в округе!

А эти причудливые платья! Боже милостивый! Если бы все они разделись да ещё обнажили свои задницы, всё равно нельзя было бы представить себе большего количества разрезов, чем то, которое здесь так нагло демонстрировалось! Положение ухудшалось ещё и тем, что платья женщин были чрезвычайно короткими и из-под них торчали оборки нижних юбок и виднелись чёрные сетчатые чулки и туфли на высоких каблуках. У многих были отчётливо заметны даже подвязки. Ко всему этому следует добавить обилие кричащих украшений — свисающие серьги, блёстки в волосах, браслеты и ожерелья.

Хетер всё ещё стояла в немом оцепенении, с разинутым ртом, когда открылась какая-то дверь в коридор и появилась ещё одна женщина. На ней совсем не было ничего надето, за исключением нескольких нижних юбок с оборками и кружевного нарядного лифчика. Одежда, если её можно так назвать, вся была ярко-алого цвета, включая большой плюмаж, возвышавшийся над её головой на добрых три фута.

Заметив Хетер, брюнетка направилась к ней и, подойдя, протянула в приветствии руку с длинными ногтями, покрытыми красным лаком.

— Приветик! — сказала она, широко улыбаясь. — Ты, должно быть, маленькая дочка Гаса. Тебя зовут Хетер, правда? Меня зовут Роза.

— Э-э-э… здравствуйте, — заикаясь и робко принимая протянутую руку, откликнулась Хетер. Она не знала, как себя вести и поспешно добавила: — Я только что собиралась спуститься, чтобы прогуляться с Пиддлсом и попытаться поужинать.

Роза взглянула на шпица.

— О, какая прелестная собачка! — проворковала она, нагибаясь, чтобы взять комок шерсти на руки.

Хетер затаила дыхание, не столько обеспокоенная тем, как Пиддлс обойдётся с ней, так как он вообще больше симпатизировал женщинам, чем мужчинам, сколько тем, что скудно прикрытые пышные прелести Розы могут вырваться наружу.

Продолжая держать собаку, которая совершенно не противилась, женщина дружески обняла Хетер за плечи. Инстинктивно Хетер съёжилась, но та или не заметила, или не придала этому никакого значения.

— Знаешь, что я тебе скажу, милочка? Пойдём, я познакомлю тебя с другими девочками, а потом пройдёмся до ресторана Верна, где сможем чего-нибудь перекусить, Мне очень нравится их сладкий пирог.

Хетер отстранилась и протянула руку, чтобы забрать собаку.

— Спасибо, но я, право, не хочу отнимать так много вашего времени, — постаралась отказаться она.

— О, Гас не будет сердиться, — заверила её Роза. — И с моими клиентами ничего не случится, если они немного подождут. Это даже заставит их больше ценить меня, — с лукавой улыбкой добавила она.

— Клиенты? — повторила Хетер. — Вы, наверное, имеете в виду ваших партнёров по танцам?

Женщина рассмеялась:

— Да, думаю, их можно так назвать, хотя большинство из них предпочитают танцевать в кровати лёжа на спине.

Хетер уставилась на свою собеседницу не в силах вымолвить ни слова. «О, силы небесные! Значит, у Ангуса не просто питейное заведение. У него… бордель!»