Шантаж чудовища

6. Челси

Спустя несколько часов я по-прежнему сижу рядом с Торном, но в другом лимузине с другим водителем и в другой стране. Я смотрю в окно, пока мы проезжаем по улицам Лондона.

Я родилась на ферме во Франции, но выросла прямо здесь, в центре Лондона. Я смотрю на людей, занимающимися своими делами, и чувствую странное чувство разъединения. Я никогда не принадлежала Нью-Йорку, но и здесь мне тоже не место. Я все время верила, что когда-нибудь вернусь сюда только ради одного, и вот я здесь, только с одеждой, которая на мне.

Торн отвез меня в мою квартиру, чтобы я могла забрать свой паспорт. Я даже не знаю, почему спросила, можно ли мне подняться в квартиру одной. Его темные брови сошлись в неприступной линии, а ноздри расходились от нетерпения, но правда заключалась в том, что я не собиралась снова бросать ему вызов. Я уже поняла, что бежать бессмысленно.

Я просто хотела побыть одна. Я чувствовала себя такой уязвимой, такой беззащитной. Между ногами было мокро и мне хотелось переодеть нижнее белье. Но самое главное, мне не хотелось, чтобы он побывал в моей крошечной квартире-студии. Мне хотелось спрятаться от него, хотя бы на время.

— Возьми только паспорт. Все остальное, что тебе потребуется, будет, — напомнил он мне, когда мы шли к лифту.

Я кивнула, и после этого больше не проронила ни слова. Когда я вставила ключ в дверь и толкнул ее, он вошел вместо со мной. Он заполнил собой все пространство. Моя квартира стала похожа на гроб. Пока он своим острым взглядом, как лазером, осматривал обстановку, я воспользовалась ванной. Поскольку трусики и джинсы были влажными, я переоделась в юбку. После того, как я достала свой паспорт из шкафа, последовала за ним, отдав свою судьбу в его руки.

Сейчас, когда мы проезжаем Эрл Корт, глаза устремляются на дорогу, ведущую к дому моей матери, отчего с губ слетает грустный вздох. Торн отрывает свой взгляд от ноутбука, не мигая и с любопытством смотрит на меня.

Тут же я сожалею о своем промахе.

Мне нужно контролировать себя, но невольно глаза скользят к его руке, упирающейся в мышцы бедра. Непроизвольно вспоминаю его жалящие удары по заднице и звуки, которые я издавала, которые, теперь я поняла, больше звучали как стоны удовольствия, а не протеста. Для него стало очевидно, как и для меня, что порка, которую он мне устроил сильно меня возбудила.

Огненный румянец стыда поднимается по шеи, отчего уголки его губ приподнимаются, он понял, о чем я думаю. Я в замешательстве отворачиваюсь и снова смотрю в окно.

Я действительно не понимаю, почему мои мысли продолжают навязчиво возвращаться к этому унизительному моменту, когда он положил меня к себе на колени. Тем более, что я на самом деле фригидна. За мою жизнь у меня было два парня, и оба бросали мне в лицо это слово, когда я расставалась с ними. Один в гневе, а другой с отчаянием и мольбой, что я обращусь к специалисту, чтобы решить свою «проблему». Я даже не могу их винить, потому что секс был ужасен. И причина была не в них. Барри был довольно симпатичным и очень внимательным. Он очень старался меня возбудить. Он делал все, что я хотела, но я ничего не хотела. Стив был магнитом. Девушки просто слетались к нему, как мотыльки к лампе, но когда мы приступили к сексу, я уже ничего не хотела. Ничего. Не поцелуи. Не дотрагиваний и определенно не самого секса. Тьфу. Вот почему мои мысли о Торне все перепутались.

— Куда мы направляемся? — Спрашиваю я, наблюдая за нашими отражениями в тонированном стекле.

— Брекланд Хаус.

Я от удивления поворачиваю голову. За все время, что я работала на него, он никого не приглашал меня в свой дом в Ричмонде. На самом деле, хорошо известно всем, что он охраняет свою частную жизнь, как дракон, охраняющий свое логово. С полной и неустанной самоотверженностью. Никакие вторжения не допускаются. Никогда. Я даже слышала, что беспилотники летают вокруг его территории двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю в поисках злоумышленников и папарацци.

— Я думала, мы будем жить в твоей квартире в Лондоне.

Его глаза кидают копья в меня с удивлением и удовольствием.

— Нет. У меня есть над чем поработать.

Я чувствую, себя как ребенок, с трудом в состоянии усидеть на месте от этой новости.

— О, хорошо.

Затем он отворачивается и смотрит в окно. Мой взгляд останавливается на густых черных волосах у него на затылке, и я задаюсь вопросом, каково это запустить в них пальцы. Как только он поворачивается ко мне, естественно поняв, о чем я думаю, я рывком поворачиваю голову к своему окну, вперившись в пейзаж снаружи. Я пытаюсь понять, зачем он везет меня в Ричмонд, а не держит в Лондоне. Зачем впускать меня в свой дом?

В Хаммерсмит мы сворачиваем, прежде чем выехать на трассу. Примерно через двадцать минут мы проезжаем мимо Ричмонда. Спустя несколько минут сворачиваем с шоссе на небольшую дорогу. Я уже вижу высокие кирпичные стены его дома.

Я тихо выдыхаю, когда автомобиль замедляется, темное стекло перегородки опускается. Перед нами высокие железные ворота с золотыми львами с обеих сторон. Дорога настолько длинная, что деревья вокруг нее кажутся нескончаемыми. Дом находится так далеко от ворот, что его по-прежнему еще не видно.

Я в изумлении оглядываюсь вокруг. Пока автомобиль медленно едет по потрясающей территории, я замечаю стадо оленей, пасущееся вдалеке. И невольно перевожу на Торна ошеломленный взгляд, его выражение завуалированно и скрыто, пока он наблюдает за мной.

— Это все твое? — с благоговением спрашиваю я.

— Это мой дом, — просто отвечает он.

Я киваю. Я никогда не видела его дом, но я знаю, что он будет огромным и строгим. Таким же, как его офис, его машина, его водитель, его люди и он сам.

Даже понимая, что я пялюсь на огромный особняк из серого камня с открытым ртом, я не в состоянии закрыть рот от удивления. Шесть коринфских колонн взлетают ввысь, поддерживая впечатляющий основу, на которой восседает статуя бородатого человека в колеснице, запряженной шестью белыми лошадьми. На фасаде дома гигантская массивная деревянная входная дверь и сотни высоких окон с причудливой каменной кладкой вокруг.

Торн и я выходим из лимузина, у меня ноги онемели, превратившись в глину. Машина уезжает, мне хочется рвануть за ней. Я в ужасе. Не от дома или Торна, а от себя самой. Как я смогу выжить в этом окружении? Прикусываю губу, в груди бушует ворох чувств, которые я не в состоянии разобрать.

Я с трепетом перевожу взгляд на большой классический фонтан прямо перед домом. В центре медная статуя русалки, окруженная странными существами с маленькими кувшинами и горшками, извергающими воду в глубокий фонтан, в котором полно больших, ярких рыб. Сейчас середина зимы. Должно быть воду в нем подогревают.

На небольших каменных ступенях нас поджидает высокий мужчина с редеющими белыми волосами, одетый в безупречный черный костюм, и женщина средних лет в парадной униформе. Они совершают небольшой поклон в нашу сторону. Торн представляет их как своего дворецкого Джеймса и домработницу Анабель. Меня он представляет как мисс Эпплби.

Выражение лица Джеймса остается неподвижным, даже каким-то фаталистичным. Улыбка вежливая, но не дружелюбная. Я знаю об этом, потому что сама также улыбаюсь. В нем я не вижу родственную душу. Анабель совсем другое дело. Она примерно на 20 лет старше меня. И не может скрыть любопытства в своих водянистых голубых глазах. Ее щеки слегка раскраснелись, улыбка широкая и искренняя. Я также улыбаюсь ей в ответ. Я уже стала забывать, каким добрым может быть мир.

Хотя на улице холодно, но Торн снимает пальто. Я стараюсь не смотреть на него. Перевожу взгляд куда угодно, пытаясь смотреть мимо него, но не могу. Мне не хочется вспоминать о том, почему мне не комфортно смотреть ему в глаза. Поэтому в какой-то момент не в состоянии сопротивляться своему желанию, я с жадно рассматриваю его профиль. У меня перехватывает дыхание. Волосы взъерошены, глаза полуприкрыты веками, кожа бледна от многих часов пребывания взаперти, создавая свой ИИ. Он невероятно красив. Он передает свое пальто дворецкому, который изящно забирает его, словно делает танцевальный шаг в хореографии или росчерк пером, выведенный каллиграфическим почерком.

Прошло много времени с тех пор, как я видела Торна в одной рубашке. Я не в состоянии отвести глаз, в нем присутствует что-то дикое и необузданное. Он загадка, в отличие от любого другого человека, которого мне довелось повстречать, и в его внешности и внутреннем содержанием.

Плечи огромные мускулистые, как у призового питбуля, настолько невероятны и неотразимы, словно он шагнул из прошлого, с тех времен, когда мужчины были могучими воинами, не как сейчас. Он обращается к своему дворецкому.

— Я буду работать в подземелье, принеси мне сэндвич через час. — Он бросает взгляд на свою экономку. — Проводите мисс Эпплби в голубую комнату.

— Конечно, мистер Блэкмор.

Не глядя на меня, он входит в дом и поворачивает в длинный коридор, заполненный гобеленами, в западное крыло дома. Интересно. Он работает в подземелье дома.

— Ваши сумки с вещами все еще в машине, милая? — Спрашивает Анабель.

Я разворачиваюсь к ней лицом. Ее явно слышимый акцент сообщает мне, что она из Северного Йоркшира или где-то из того района.

— Нет. У меня только это, — отвечаю я, кивая на свою сумочку.

— Это не проблема, ваша комната полностью заполнена всем самым необходимым, что может вам понадобиться во время вашего пребывания здесь, но, если вы захотите что-то еще, Риланд садовник или кто-нибудь из персонала может сгонять в город и купить.

— Спасибо вам.

— Пойдемте милая, я покажу вам комнату.

Когда мы проходим величественные двери, я невольно задираю голову вверх, чтобы взглянуть на мистический потолок, который искусно расписан и выглядят так, будто принадлежит дворцу в Версале.

Дом потрясающе красивый. Каждый предмет произведения искусства выглядит так, как будто он был специально создан, чтобы вписаться в этот интерьер. Изгибающиеся лестницы являют собой настоящее произведение искусства. Сделанные из красивого темного дерева с замысловатыми золотыми перилами.

Анабель поднимается по лестнице и оглядывается назад, не отстаю ли я и следую ли за ней. Я отстаю от нее всего на два шага. Я провожу рукой по дереву, насколько оно прохладное и гладкое. Мы поднимаемся к верху лестницы, затем сворачиваем в коридор с сине-розовым ковром. Анабель останавливается перед высокой дверью с латунной ручкой, потом открывает ее и заходит первая.

— Это будет ваша комната, мисс, — объявляет она в тишине огромной спальни.