Глава 10 КРУТЫЕ ВИРАЖИ, ИЛИ БОМБА ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ


При всей своей неприязни к другим видам спорта бегать на лыжах Ахлябин любил, а главное, умел. Его длинные руки и ноги работали на лыжне, в отличие от прочих жизненных ситуаций, четко и слаженно. Отец с самого раннего детства брал его с собой на длительные лыжные прогулки. Они и сейчас частенько выбирались на лыжах куда-нибудь в лес или парк, правда, теперь уже брали с собой детей Андрея Климентьевича от второго брака — сводных брата и сестру Клима Дашу и Сашу. Глядя, как младшие ловко делают первые шаги по лыжне, папа с гордостью говорил: «Сразу видно: мои гены!»

Сегодня Климу предстояло напрячь передавшиеся и ему от отца гены до предела. Очень уж серьезный противник ему достался в соревновании. К тому же Ахлябин совсем не был уверен, что Смирнов собирается победить его в честной борьбе. Единственный способ избежать подвоха — сразу уйти как можно дальше вперед. 

Едва Кароль Вацлавич махнул флажком, Ахлябин что было сил рванул с места. Не тут-то было! Смирнов не отставал, и ребята шли ноздря в ноздрю. Клим напрягся до предела, но Колька никак не хотел уступать. «Эх, жаль, я не Карлсон, моторчик бы сзади», — в ритм стремительному бегу стучало в голове у Клима. Он бросил взгляд на соперника. Тому, видно, мечталось примерно о том же. Лицо у Смирнова стало малиновым, глаза выпучились, он хрипло дышал. «Кажется, Колька так долго не выдержит», — понял Ахлябин, однако радости это наблюдение ему не принесло. Сам он тоже уже был на грани. Необходимо поберечь силы, иначе до финиша точно не дотянуть. Может, лучше вперед его пропустить и подпирать сзади? Глядишь, на полпути сломается на радостях, а он, Клим, потом уж поднажмет.

Ахлябин значительно сбавил темп. К его удивлению, никакого разрыва между ними не образовалось. Похоже, их со Смирновым планы совпали. «Хм, дурак дураком, а что-то соображает», — с неудовольствием отметил Клим. В следующий момент ему бросилась в глаза странная закономерность. Флажки, обозначавшие их трассу, по которой они с Колькой сейчас лупили, вдруг стали синими, а Марфа вроде говорила, что они, наоборот, должны быть красными. 

Клим резко остановился, сделал весьма виртуозный разворот и рванул обратно, поняв, что в азарте гонки они проморгали развилку.

— Эй ты, гордый сокол, у тебя что, мозги вскипели? — послышался истошный вопль за спиной у Клима. — Куда тебя прет? Офигел? — Тут, видимо, Смирнов и сам заметил синие флажки, и ему стало не до комментариев: техника разворота у него была отработана гораздо хуже, чем у Ахлябина. 

Клим уже заворачивал на красную трассу. 

— Ахлябин, погоди, так нечестно! — проорал ему в спину Смирнов.

Голос его удалялся. Клим с удовлетворением констатировал: ага, значит, у Кольки сбилось дыхание! Теперь он уж точно его не догонит.

Получив преимущество, Ахлябин позволил себе немного расслабиться и теперь бежал в удобном для себя темпе. Смирнова он обошел, это главное. А олимпийская медаль ему все равно не светит. Зачем же надрываться! И без того весь взмок. Надо было свитер потоньше надеть. Этот какой-то чересчур теплый и очень уж колючий. Хотя раньше не раз в нем бегал и вроде нормально себя ощущал. Почему же сейчас вся шея огнем горит и зудит, будто сто комаров впились? 

Следом за шеей начала зудеть спина, хотя там, под свитером, майка. Ну что за напасть? Если он сейчас не почешется, то умрет. Но останавливаться никак нельзя. Сбавив еще немного темп, Ахлябин зажал палки под мышкой и запустил освободившуюся руку за шиворот. Вот наслаждение! 

Стоило, однако, ему почесаться, как зуд усилился, хотя до этого казалось, что хуже уже быть не может. Выходит, очень даже может! Снега туда запихнуть, что ли? Нет, опасно. Клим оглянулся. Дистанция между ним и Смирновым сокращалась. «Скину куртку и увеличу темп, — принял решение он. — Глядишь, от холодного воздуха полегчает». 

Однако задача оказалась практически невыполнимой: чтобы раздеться, надо было, как минимум, расстаться с палками, а время дорого. Вон и Смирнов уже опять что-то орет. Клим дернул вниз молнию и, запретив себе даже думать о невыносимо зудящей спине, рванул вперед. Чем скорее добежит, тем быстрее сможет почесаться.

Он припустил так, что ветер засвистел в ушах. Никакому Смирнову его уже было не догнать. Прийти к финишу и почесаться, а может, даже сорвать с себя всю одежду и поваляться в снегу! Холод, спасительный холод! Он один в силах снять этот зуд!

Клим вышел на финишную прямую, общую для всех возрастных групп, участвовавших в забеге. Впереди бежал какой-то одиннадцатиклассник, перекрыв путь к вожделенной цели. Клим обошел и его. Зрители взорвались аплодисментами. 

— Ах-ля-бин! Ах-ля-бин! — в восторге скандировали восьмые и девятые классы.

Клим вихрем пролетел мимо преподавательницы русского и литературы Ирины Константиновны, которая отметила его время в своем кондуите. Победа! Чистая победа!

Ахлябин принялся срывать с себя куртку.

— Что ты делаешь? — закричала подбежавшая к нему физичка Майя Семеновна. — Воспаление легких решил заработать?

— Не могу! Ужасно чешется! — завопил Клим, отчаянно расчесывая себе шею и спину. 

Майя Семеновна заглянула ему за шиворот.

— Кошмар! Да это же аллергия! Там у тебя все красное! До крови уже разодрал. Быстро к врачу! За лыжи не беспокойся, я посторожу. Вон видишь «скорую помощь»? Счастье еще, что на всякий случай вызвали. Да не стой ты! Беги!

Однако Ахлябин, не обращая на ее слова никакого внимания, самозабвенно чесался. Майя Семеновна, поняв, что таким образом ничего не добьется, сунула его лыжи молодой учительнице английского и, решительно схватив несчастного за руку, самолично поволокла к «скорой помощи».

Врач подтвердил диагноз учительницы.

— Аллергия. Ярко выраженные симптомы. Ты что, братец, ел или пил перед тем, как бежать?

— Ничего, — извивался всем телом от невыносимой чесотки Ахлябин.

— А утром, на завтрак? — задал новый вопрос эскулап. 

— Яичницу с беконом.

— Дело ясное: аллергия на куриный белок.

— Нет у меня на это никакой аллергии! — возмутился Клим. — Я яичницу с беконом часто на завтрак ем.

— Вот именно так и бывает, — нисколько не смутился врач. — Ничего, ничего, а потом сразу раз — и анафилактический шок. Хорошо еще, если вовремя спасти сумеют.

— Что вы ребенка пугаете! — сердито воскликнула Майя Семеновна. — Лучше лечите скорее!

— Сейчас укольчик сделаем. 

Клим сильно испугался. Даже чесаться стал меньше. 

— Майя Семеновна, вы, пожалуйста, проверьте, что он мне там вколоть собрался.

Врач насупился: 

— А Майя Семеновна у нас доктор?

— Нет, она физику преподает, — пояснил Клим.

— Вот и не вмешивайтесь, — проворчал врач.

Ахлябин не успел оглянуться, как его укололи в предплечье. А потом еще чем-то намазали зудящие места. Стало гораздо легче.

— Ну вот, а ты боялся, — с укором проговорил доктор. — Посиди немного в машине, а потом одевайся и иди прямиком домой. Лучше, конечно, чтобы тебя кто-нибудь проводил.

— Ребята проводят, — заверил Клим. 

— А хочешь — подожди. Закончится у вас тут все, и мы тебя отвезем, — предложил врач. 

Но в планы Клима совсем не входило возвращаться домой на «скорой помощи». Мама сегодня дома, увидит — с ума сойдет. А если еще с врачом поговорит, вообще неизвестно, чем кончится. Попробуй ее потом убеди, что аллергия уже прошла!

— Нет, нет! — Мальчик принялся быстро натягивать майку, свитер и, наконец, куртку. — Я лучше к своим...

И, игнорируя протесты врача и Майи Семеновны, Клим кинулся прочь. Девчонки уже завершили забег и отмечали это событие горячим какао.

— А плов где? — осведомился Клим и громко сглотнул — после всех волнений и напряжений на него напал волчий аппетит.

— Да нам как-то не захотелось, — ответила Ди. — Так что можешь съесть и свою, и мою порцию. Пойдем возьмем.

— И Марфину с Лизкиной, — потребовал Клим. — Зачем добру пропадать, раз они все равно не хотят.

— А ты вообще куда исчез? — полюбопытствовала Марфа. — Мы тебя искали. 

— Аллергия случилась. Исчесался весь. Думал, вообще маршрут запорю, — отмахнулся Клим.

Лиза хихикнула:

— То-то говорят, несся к финишу, как метеор. Ходят легенды, что даже одиннадцатиклассника обставил.

— Клим, что еще за аллергия? — встревожилась Диана.

Пока они стояли в очереди за пловом, Ахлябин, не жалея красок и изредка еще продолжая почесываться, поведал девчонкам о своих страданиях.

— Никакая это не аллергия, а Смирнов с Харей, — без тени сомнения объявила Лиза, когда мальчик закончил свой рассказ.

— В смысле у меня на них аллергия? — переспросил Клим. — Но я же Смирнова сделал. По идее, ему, а не мне чесаться надо.

— Ты меня не понял, — снова заговорила Елизавета. — Они тебе чесотку устроили.

— Но я из их рук ничего не ел и не пил! — в недоумении смотрел на нее Ахлябин.

— А ты забыл, как они тебя перед стартом пинали и толкали, — напомнила Лиза. — Теперь-то мне ясно: это был элементарный отвлекающий маневр. Пока ты от них отбивался, кто-то из них сыпанул тебе за шиворот чесучий порошок... Между прочим, Харя мне хвастался, что у него такой есть.

— Что же ты раньше молчала? — рассердился Ахлябин.

— А что бы это изменило? — похлопала глазами Елизавета.

— Ну-у, не знаю, — протянул Клим и жадно принялся за плов. Уничтожив свою порцию и облизав ложку, он, несколько подобрев, сказал: — Да вообще-то мне плевать. Гамадрилам их порошок все равно не помог — я-то победил, а спина после укола вообще почти не чешется.

У Лизы громко зазвонил мобильник. При одном взгляде на экран ее голубые глаза расширились, а губы растянулись в счастливой улыбке.

— Данила, привет! — выдохнула в трубку она. — Мы все уже пробежали. Клим победил Смирнова!.. Ребята, Данила нас всех поздравляет! — посмотрела на друзей Лиза. — А тебя, Ахлябин, особенно!.. Да, Данила, я слушаю... Нет, Генка Смирнов мне не звонил! Думаю, еще слишком рано. Он Кривенкова, наверное, к вечеру привезет, а уж когда мне позвонит, сказать трудно... Я понимаю, что ты волнуешься. Может, мне самой Геннадию звякнуть? Хотя, — спохватилась она, — у меня его телефона нет. Он мне не оставил... Попытаться узнать через Харю? Ой, как не хочется... Ладно, Данила, надо, значит, надо. Сейчас попробую... Ой, нет! — вдруг воскликнула она, с ужасом глядя куда-то за спину Марфе. — Боюсь, не получится! Харю Смирнов бьет! У него уже все лицо в крови!.. Нет, Данила, я ничего не путаю. Ребята подтвердить могут. Ой, Харя уже упал, а Смирнов его теперь ногами пинает! К ним Кароль подбежал! Пытается Смирнова оттащить... Скрутили Кольку!.. Неужели это все из-за того, что Клим победил, а Смирнов решил, что Харин порошок не подействовал? — вдруг посетила догадка Лизу. — Ой, а Харя и не двигается. Носилки принесли, и его на них укладывают. Все! В «скорую помощь» засунули. Ой, Данила, увозят! Наверное, в больницу. А Кольку посадили в милицейскую машину... Слушай, Данила, мы сейчас выясним, что там случилось, и я тебе перезвоню. Вот, боюсь, только Генкин телефон вряд ли теперь у кого-то узнаю. 

Клим тем временем ссыпал в одну тарелку все доставшиеся ему порции плова и, ловко орудуя ложкой, побежал вместе с девчонками выяснять причину столь неожиданного раздрая, случившегося у «гадкой парочки». Добыть информацию не составило труда. Народ гудел, слухи распространялись с быстротой молнии.

Оказалось, Ахлябин и впрямь стал косвенным виновником драки. Хитрый Серега за несколько дней до соревнований организовал тотализатор, с помощью которого они со Смирновым рассчитывали значительно обогатиться. Колька настолько верил в свою победу, подкрепленную убойной силой чесоточного порошка, что поставил на себя все имеющиеся у него деньги. «Чего на других— то транжириться, — сказал он Харе, — чужая душа и здоровье — потемки. Подведут. А уж себе-то я не враг. Так что, Серега, и ты на меня спокойно ставь». 

Катастрофа разразилась, когда Клим пересек линию финиша. Сначала Смирнов испытал позор поражения, а в следующую секунду осмыслил размер постигшей его финансовой катастрофы. Потом Колька ждал Харю. Предателя Харю. Смирнов не сомневался: он проиграл именно потому, что Серега что-то напортачил с порошком. То ли недосыпал, то ли не то насыпал. В любом случае друг, теперь уже бывший, согласно этике Смирнова, заслуживал самой суровой кары. Но это после. Перво-наперво надо спасти свои деньги. Срочно требовался хитрый предлог для ликвидации тотализатора. Придется, конечно, раздать ребятам деньги, но хоть он при своих останется. Беда заключалась в том, что все хитрые ходы придумывал Харя. Смирновские мозги в сложных ситуациях ворочались туго. Но Харя снова его разочаровал:

— Ничего, Колян, уже нельзя сделать. Сам виноват. Надо было побеждать.

— А почему мы с тобой отменить-то не можем? — спросил Колька.

— Потому что ставки делали не наши, от них мы бы отбазарились, а десятые и одиннадцатые, — пояснил Серега. — Обманем их — нам не жить. Вытрясут свой выигрыш. Лучше уж по-хорошему.

Ярость затмила Смирнову глаза. Она кипела и клокотала, готовая разорвать его на части. И Колька выплеснул ее на того, кто стоял рядом и, как ему казалось, был больше всего виноват. Напрасно Серега молил о пощаде и уверял в своей полной лояльности. На него обрушивался удар за ударом свинцовых Колькиных кулаков. Хрясь! Шмяк! Снег обагрился Хариной кровью. Хитрый Серега упал, надеясь, что закадычный друг лежачего бить не будет. Тщетно. Способность соображать окончательно покинула Смирнова. Даже когда его оттащили от Сереги, он, продолжая лупить кулаками воздух, изрыгал угрозы:

— А бабло мое не вернешь, вообще убью!

И Харя, лежа на носилках, подумал, что придется, наверное, перевестись в другую школу или вообще переехать в другой район. Врагов-то у него было много, а лучший друг — защитник — один, и он только что превратился в главного врага. Теперь в Серебряных прудах уж точно не выжить!

Свидетелями ссоры «гадкой парочки» оказались многие, и Колькины выкрики никаких сомнений в причине конфликта ни у кого не оставили. Теперь народ оживленно обсуждал происшествие. Так что Клим и девчонки вскоре оказались полностью в курсе.

Ахлябин, дожевав плов, с довольным видом потер себя по округлившемуся животу и сказал:

— А еще бы запить чем-нибудь горяченьким. Кстати, где наш Илья? Неужели все еще на дистанции? 

— Да по идее уже давно должен был прибежать, — откликнулась Марфа. — И впрямь, куда подевался?

Друзья обошли весь берег, однако ни возле кухонь, ни у старта, ни на финише Бородина не оказалось. На финише одиноко стояла тяжело пыхтящая Толпыжкина. Она пришла последней, так как умудрилась на середине маршрута заблудиться.

Марфа подошла к учительнице литературы, отмечавшей в блокноте результат Толпыжкиной, и обеспокоенно спросила:

— Ирина Константиновна, посмотрите, пожалуйста, Бородин уже прибежал?

Та взглянула в свой кондуит. 

— Давно, и с очень хорошим результатом. — Она улыбнулась Климу. — И ты, Ахлябин, молодец. Лучшее время показал среди восьмых и девятых.

Клим горделиво вздернул голову. Ради такого можно было немного и почесаться. И Кольку сделал, и «гадкую парочку» рассорил, может, хоть по отдельности они станут потише себя вести.

— Да где же Илья? — Продолжая тревожиться, Марфа набрала его номер. Никто не ответил. — Кстати, вон ребята из его класса. Пойдемте спросим. — Она потащила друзей к группе десятиклассников.

— Не торопись, Марфа, — остановила ее Лиза. — Я сейчас Данилу наберу. Вдруг они с Ильей связывались или он вообще уже у него сидит.

Однако и Данила никаких вестей от друга не получал. У него оказались свои проблемы.

— Лиза, скажи Марфе, чтобы скорее домой шла. Черчилль, по-моему, с ума сошел. Изодрал в клочья «Вестник Серебряных Прудов». Я хотел отнять, но он шипит и царапается. Валерианкой она его, что ли, случайно напоила?

Марфа выхватила у подруги телефон: 

— Данька, скажешь тоже! Я не враг своему коту! Ты, вместо того чтобы меня обвинять, лучше газету понюхай. Наверное, бабушка или дедушка утром валерьянку пили, и на газету случайно капнуло.

— Да там уже и нюхать-то нечего! — ответил Данила. — Твой бандит газету на атомы разобрал. И бабушка с дедушкой пить валерьянку у меня в комнате не стали бы. Газета-то рядом с компом лежала. Черчилль раньше ее не трогал. А сегодня словно взбесился. Кстати, частично Илюхина тетрадь пострадала. Она под газетой была. Ее я, правда, почти спас, но ему все равно новую заводить придется. Черчилль обложку исполосовал.

— Что-то мне все это не нравится, — медленно и очень серьезно проговорила девочка.

— Еще бы! — хмыкнул брат. — Вон он опять на меня шипит.

— Ты меня не понял, — продолжала Марфа. — Данила, Илюхи нигде нет. А тут еще Черчилль испортил его тетрадку и газету «Вестник Серебряных Прудов». Он явно что-то нам хочет сказать.

— То, что Илюха сегодня бегал на Серебряных прудах, — усмехнулся Данила.

— Да нет же! — выкрикнула Марфа. — Он хочет сказать, что с Илюхой на прудах что-то случилось! 

— Марфа, твой кот, конечно, очень умный, но ты делаешь чересчур далеко идущие выводы. Илюха наверняка сейчас где-нибудь с ребятами из нашего класса окончание олимпиады отмечает, — предположил Данила.

— Но ваши еще пока здесь, — уточнила сестра. — И мы всех спрашивали. После финала его никто не видел.

— Так позвоните ему. 

— Звонили. Не отвечает.

— Тогда скоро объявится, — сказал Данила. — Не могли же на него напасть в такой толпе народа! Тем более все свои. Кто-нибудь да заметил бы. Слушай, Марфа, не паникуй раньше времени. Лучше иди домой унимать своего бандита.

Но права оказалась Марфа. Илья так и не появился. К вечеру его родители начали активные поиски и написали заявление в милицию. 


Илья, добежав до финиша и произведя нехитрые вычисления, остался очень доволен достигнутым результатом. Он отошел в сторонку, отдышался и тщательно протер лыжи.

— Ты Илья Бородин? — вдруг окликнул его незнакомый мужской голос.

Мальчик поднял голову. Перед ним стоял невысокий коренастый мужчина средних лет. Лицо суровое, неулыбчивое. Теплая куртка, джинсы.

— Ну, я-то действительно Бородин, — настороженно произнес Илья. «Чей-то отец, что ли? Какие-то претензии?» — пытался сообразить он.

— Ты, парень, не напрягайся, — на лице незнакомца неожиданно появилась улыбка. — Я из школы олимпийского резерва. Мне понравилось, как ты бежал. Мы сейчас ходим по школьным соревнованиям. Перспективных ребят отбираем.

— Да я вообще как-то... — Илья растерялся.

— Пойдем-ка отойдем и серьезно поговорим, — предложил мужчина. — Конечно, сегодня принимать решение тебя никто не заставляет. Я расскажу, а ты подумаешь, с родителями посоветуешься. У меня тут проспекты, покажешь им. Эх, — хлопнул он себя по лбу, — сумка-то моя в машине осталась. Ну, ничего. Вон она возле домов стоит. Кстати, в тепле и поговорим. А то я уже замерзать немного начал. И чаек у меня там в термосе есть горячий. Тебе, наверное, тоже не помешает.

— Это точно, — кивнул Илья. — Пить жутко хочется. 

— Мне Кароль Вацлавич посоветовал на тебя обратить внимание, — на ходу продолжал мужчина. — Вот посмотрел, как ты бежишь, и понял: не преувеличивает ваш учитель. Данные очень даже неплохие.

Илья слушал, и перед мысленным его взором проносились картины одна другой заманчивее. Вот он выигрывает городские соревнования, а вот он уже стоит на верхней ступеньке олимпийского пьедестала. На груди сияет золотая медаль. Толпа ревет: «Бородин! Россия! Бородин!» Оркестр громко исполняет Гимн России. В первых рядах зрителей от счастья рыдают папа и мама. Брат Мишка с женой — тоже...

Они подошли к машине. Мужчина отпер дверцу.

— Забирайся.

Достав из бардачка термос, он налил в крышку-стаканчик ароматный чай и протянул мальчику. Илья с удовольствием отхлебнул.

— Кстати, забыл представиться. Алексей Иванович. Будем знакомы... Может, еще чайку?

Илья кивнул. Чаек был очень вкусный, пряный. То, что требовалось.

— Ты сиди пей, а я сейчас из багажника сумку достану.

Мужчина вышел. Илья, откинувшись на сиденье, блаженно закрыл глаза. Накатывала приятная, сладкая истома. У мальчика слегка закружилась голова. Силы, казалось, покидали его. Он успел удивленно подумать: «Надо же, как я, оказывается, устал!» На этом его сморил сон. 


Сквозь липкий, с трудом рассеивающийся мрак до Ильи донеслись два голоса:

— Идиот! Сколько ты лекарства влил?! На слона рассчитывал? — злобно осведомился первый.

— Ну я ж приблизительно, но чтобы наверняка, — оправдывался второй.

— Вот тебе и наверняка, — снова заговорил первый. — Ничего никому поручить нельзя! Сколько он теперь спать-то будет?

— Не знаю. Возможно, у него неспецифическая реакция. Тогда до суток может продрыхнуть.

— Черт бы тебя побрал!

— Я не специалист в этой области. У меня другая профессия. Людей похищать не обучен, — огрызнулся второй мужчина.

— Заткнись, — прошипел первый. — Мне ехать пора. Напортачил — теперь караулить его будешь. Вместо няньки.

— А дальше что с ним будет?

— Не твое дело. Вернусь — разберемся, кто его к нам подослал и что он у нас здесь вынюхивал. А там и решим.

Дверь хлопнула, и мальчик остался один. Илья сообразил, что он уже не в машине, а лежит на диване. Хорошо, что не пошевелился и не застонал. Пусть лучше думают, будто он спит. Но почему он здесь? И эти голоса... Теперь Илья понял, что оба ему знакомы. Первый?.. Ну да, это Першиков! А второй — мнимый тренер из школы олимпийского резерва. Эх, надо же так купиться! Обвели вокруг пальца, как трехлетнего ребенка! Наверное, все-таки тетрадка навела их на след. Значит, и впрямь Кривенкова убили. Иначе зачем бы им так рисковать? На глазах у всей школы похитили. Хотя этот мужик так ловко дело провернул, что никто и не заметил. Даже у него, Ильи, ровно никаких подозрений не возникло. Кароля Вацлавича упомянул, подошел так спокойно...

А что, собственно, сложного? Покрутился на старте, физрука, наверное, сто раз там по имени окликали. Когда Илья на дистанцию вышел, запомнил, как он выглядит, а потом только и оставалось дождаться его на финише. Наговорив с три короба, опоил дрянью какой-то и увез. Вот только откуда они про мини-олимпиаду узнали? Видимо, у кого-то дети в этой же школе учатся. Но тогда Илье явно ничего хорошего не светит. Сперва вытянут все, что ему известно, а затем окажется он в одной проруби с Кривенковым. Да уж, веселенькая перспектива!

Мальчик прислушался. Тишина. В комнате, кроме него, не было ни души. Илья, с трудом разлепив глаза, повернул голову и осмотрелся. Его оставили в крохотной подсобке, которую освещала свисающая с потолка одинокая тусклая лампочка. Стены, выкрашенные облупившейся зеленой краской, топчан, на котором лежал Илья, старая табуретка, рядом навалены какие-то мешки. Железная дверь. И крохотное оконце под самым потолком.

Илья прикинул возможности. Окошко высоковато, но с табуретки он, пожалуй, до него достанет. Вопрос: пролезет ли он в него и если пролезет, то куда? А вдруг это четвертый этаж? Хотя нет, в этом здании их всего два. Со второго прыгать тоже, конечно, не очень, однако гораздо лучше, чем в проруби оказаться.

Мальчик, стараясь не поднимать шума, встал. Голова кружилась. Он сделал несколько движений, разминая руки и ноги. Счастье еще, что не догадались связать и ботинки на ногах оставили. Илья презрительно усмехнулся: непрофессионалы! Считай, повезло. Подкравшись на цыпочках к железной двери, Бородин прислушался. Тишина. Он потянул на себя ручку. Нет, запереть не забыли. Зато тут, внутри, есть засов. Мальчик быстро задвинул его. Теперь уж не войдут. А чтобы такую дверь разворотить — время надо. Илья решил позвонить ребятам, но тут же сообразил, что от телефона его, конечно, освободили, не такие уж наивные эти мужики. Значит, единственный выход — окно.

Он пододвинул табуретку, встал на нее и повернул ручку на раме. Створка легко распахнулась. В лицо ударил холодный ветер вперемешку с хлопьями снега. Одно теперь Илья знал точно: он вылезет не в какой-нибудь цех, а на улицу. Пусть даже это и заводской двор, оттуда уж он смоется. Главное сейчас — протиснуться в узкое окошко.

Позже, вспоминая, он и сам не мог объяснить, как ему это удалось. Но говорят, что в критических ситуациях люди порой проявляют сверхспособности. Илья себе представлял, будто превратился в ужа, и ужом проскользнул в окно. Затем, когда большая часть тела уже была снаружи, Бородин рухнул вниз, в сугроб. Совсем и не высоко оказалось, метра полтора от силы. Да и сугроб попался хороший: мягкий, глубокий. Башкой, конечно, немного обо что-то приложился и кожу на щеке содрал. Но это мелочи... А теперь — бежать! Несмотря на темноту, мальчик быстро сориентировался и понял, что находится на заводском дворе. Прямо напротив виднелся шлагбаум с охранником. Илья стал выжидать. Через некоторое время охранник вышел и направился к заводскому корпусу. Илье только это и надо было. Он прошмыгнул под шлагбаум и понесся по улице.

Сколько сейчас было времени, мальчик не знал. Мобильник отобрали, а часы он не носил. Судя по почти полному отсутствию машин на дорогах и темным окнам домов, стояла глубокая ночь. Домой сейчас возвращаться нельзя: придется или родителям сразу всю правду выкладывать, или ему устроят выволочку. То есть выволочка-то ему уготована по-любому, но сейчас надо думать о деле. Чтобы эти гады скрыться не успели. И путь для Ильи один — к Соколовым.

Марфа проснулась от давящей тяжести в животе. Точнее, на животе. Она открыла глаза. Комната утопала во тьме, однако по запаху рыбы Марфа вмиг поняла, кто, топчась на ее животе, пытался ее разбудить.

— Черчилль, ты что? — шепотом осведомилась она. 

«Мр-р!» — Кот спрыгнул на пол. 

До нее донеслось еще одно категорическое «мр-р», затем командный вопль раздался уже у двери.

«Воры залезли?» — напугало его поведение девочку. Она прислушалась. Тишина. Только звук маминого дыхания на соседней кровати. Все-таки Марфа встала и босиком на цыпочках прошла к двери. Только бы маму не разбудить.

В коридоре тоже было темно и тихо. Черчилль уже мурчал из комнаты брата. «Даниле плохо?» — окатила новая волна страха Марфу. Она вошла и осторожно склонилась над диваном. Брат спокойно спал.

Бум! — ударилось что-то в раму окна. И снова. И снова. Марфа выглянула на улицу. Под окном кто-то стоял. Она пригляделась: Илья!

Забравшись на подоконник, девочка распахнула форточку. Илья, подбежав поближе, негромко крикнул:

— Соколова, открой мне дверь! 

— Сейчас. — Марфа в два прыжка достигла дивана и начала расталкивать брата: — Данила, проснись, Илья нашелся!

— С ума сошла? — вытаращился на нее тот. — Тебе приснилось. Успокойся. Его ищут и завтра наверняка найдут. Иди спать.

— Он уже нашелся. Под окном стоит. Я иду ему открывать, — возбужденно говорила девочка.

— Правда, что ли? — наконец встрепенулся Данила. — Тогда скорее открывай, а я пока в кресло переберусь.

— Да лежи, какая разница... — Махнув рукой, Марфа побежала в прихожую.

Вскоре Илья уже сидел на диване рядом с Данилой и рассказывал о своих злоключениях.

— Вы меня хоть искали? — под конец обиженно поинтересовался он.

— Искали, но не могли понять, где ты, — ответил Данила. — Представь: никто ничего не видел. Вот мы с ребятами и решили со своей информацией подождать до утра. Вдруг с тобой что-то другое случилось, а мы бы направили поиски по ложному следу.

— Хороши друзья! — возмутился Бородин. — А если бы они меня, как того главного редактора, прямо в прорубь?

— Главный редактор жив-здоров, — объявила Марфа. — Именно поэтому мы и решили подождать.

— Откуда вы знаете? — удивился Илья.

— Лизке Геннадий позвонил. Можешь себе представить, действительно устроил ее на работу, — многозначительно проговорила Марфа.

Илья нервно захихикал:

— Придется теперь Каретниковой журналисткой стать.

Марфа прыснула:

— Боюсь, Лизка разбила еще одно мужское сердце, которое ей совершенно не нужно.

— Брось, Соколова, он взрослый мужик, и вообще Генка женат, — отмахнулся Илья.

— Именно это ее немножко и успокаивает, — объяснила Марфа.

— Ладно, сердечные дела Каретниковой завтра обсудим, — сказал Илья. — Вы лучше скажите, что мне теперь делать?

— Звони Сенюшкину, — ответил Данила. — Вот его домашний и мобильный. Выложишь ему всю историю с начала до конца. Мы ведь так и не знаем, кто у них там в проруби. Тебя же из-за чего-то похитили? А я пока предкам твоим позвоню и успокою.

— А я вот теперь уже думаю: надо было остаться, выяснить, что они от меня хотят, а уж после бежать, — с задумчивым видом смотрел на друзей Илья.

— Вот тогда ты точно бы в проруби оказался, — не сомневалась Марфа. — Звони скорее Николаю Алексеевичу!


Шестеро смелых столпились возле окна в Дианиной комнате. Клим смотрел в бинокль, Данила — в подзорную трубу. Остальные нетерпеливо их тормошили, то и дело спрашивая:

— Ну что? Что они там достали?

— Пока ничего, — отвечали им мальчики. 

С минуты на минуту то, что покоилось на дне Серебряного пруда, должны были вытащить на берег. Ребята до последнего надеялись постоять рядом с полыньей и понаблюдать за поисковыми работами, но им категорически запретили это делать. И родители, и Сенюшкин. Хватит, мол, поучаствовали, опять влезли в историю!

Першиков со своим напарником (лжетренер на самом деле оказался помощником генерального директора Корнелием Кондратьевичем Мамоновым) к тому моменту уже были задержаны. Они даже не успели обнаружить, что Илья сбежал, и принять какие-нибудь меры. Понятно, и тот и другой категорически отрицали свое участие в похищении мальчика. Однако рядом с подсобкой нашли лыжи Ильи, а в самой подсобке — его перчатку, другая обнаружилась под сиденьем машины лжетренера из школы олимпийского резерва. Причину, по которой они отважились на похищение Бородина, оба преступника упорно не называли. Правда, как сказал Сенюшкин, «рыльце у этих бизнесменов в пушку по самые помидоры». Заподозрив, что Илья по чьему-то поручению что-то вынюхивает на заводе, Першиков забил тревогу. Он ведь и без того был очень обеспокоен потерей бумажника, в поисках которого прочесал весь берег пруда в тот день, когда его впервые встретили Шестеро смелых.

— Разбираться, ребята, ох как долго придется. — говорил Сенюшкин. — Там, на складе, и продукция какая-то подозрительная обнаружилась, и с налогами у них наверняка непорядок. И авансов набрали под расширение предприятия, а расширения никакого и не намечалось. Закрываются они.

— А с прорубью выяснилось? — допытывались у Николая Алексеевича ребята

— Молчат как партизаны, — отвечал капитан. — Ну, ничего, завтра водолазы прибудут...

И вот они прибыли. 

— Вытаскивают! — завопил Клим.

— Дай сюда! — изловчившись, Елизавета выхватила у него бинокль. — Что за противные мальчишки! Завладели всей техникой!.. Ой! Бочку какую-то вытащили! Здоровая!

— Точно, — подтвердил Данила. — И снова нырнули.

— Бочку? — разочарованно протянул Илья. — И из-за этого весь сыр-бор?

— Бочка бочке рознь, — многозначительно заметил Ахлябин. — Главное, что внутри.

Про содержание бочек ребята узнали из статьи Кривенкова «Ледяная смерть», опубликованной в «Вестнике Серебряных Прудов». Оказалось, в бочках находился крайне токсичный краситель китайского производства, который Першиков и компания использовали при изготовлении детских игрушек. Когда началась ликвидация завода, перед руководителями встала проблема утилизации. Тратить деньги на это им не хотелось да и закупали они ядовитый краситель каким-то незаконным образом. К тому же на их продукцию потоком пошли рекламации и жалобы. Несколько детей даже попали в больницы.

Руководители предприятия поторопились избавиться от красителя самым дешевым путем — просто скинули однажды ночью бочки в прорубь. По идее, они могли пролежать там несколько лет, и никто бы ничего не заподозрил. Но если бы началась разгерметизация и вещество попало в пруд, все живое вокруг погибло бы. Старинные пруды были бы безнадежно загублены, а вполне вероятно, пострадали бы и люди. Ведь в прудах и купались, и рыбу ловили, которую потом ели. В общем, микрорайон избежал страшной экологической катастрофы.

Вот только о Шестерых смелых Кривенков не написал ни слова. На этом настояли их родители. Главный редактор спорил:

— Наш район должен знать своих героев.

Родители категорически были против.

— Не следует их поощрять. И так никакого сладу нет, — сказал папа Ильи.

— И то верно! Вот ведь какие — каждой бочке затычка, — подхватил дедушка Соколов.

А мама Клима Юлия Павловна сердито добавила: 

— Теперь уже в буквальном смысле. 

Бонус получила лишь Елизавета. Кривенков предложил ей официально оформиться в «Вестник» по договору стажером. Девочка даже не знала, радоваться ей или горевать? На самом-то деле заниматься журналистикой она совершенно не собиралась, а мечтала стать ветеринаром. Но ведь, в конце концов, она может писать и о животных. Или... Ее осенила гениальная мысль, А что, если вести колонку как бы от лица животного? Черчилля, например. Очень забавно может получиться. И Данила прочтет. Вот станет она журналисткой и вырастет в его глазах. Диана-то пока еще никто. Папина с мамой дочка. А ей, Лизе, и деньги будут платить. Небольшие, конечно, но это ведь только начало. У нее все еще впереди!

Загрузка...