Шесть цифр

Глава 13

Гермионе очень нравился этот праздник. Все сидели возле стола, на котором стоял подсвечник. Сегодня и девушке доверили зажигать свечи. С необъяснимым волнением в груди Гермиона скопировала Риву: зажгла свечу, прикрыла глаза рукой, запинаясь, проговорила благословение и села на свое место рядом с Гарри, сияя улыбкой. На душе было необыкновенно солнечно. Ощущение какого-то внутреннего счастья заполняло девушку, улыбался и юноша.

— Как будто что-то родное, — смущенно призналась она Гарри. — Я так себя дома не чувствовала, как сейчас.

— Значит, ты приняла свой народ, — улыбнулся Гермионе услышавший это Зеев, а Гарри просто обнял невесту. Маг же сказал, что девушка — его невеста, значит, по мнению юноши, так оно и было. Гермиона прикрыла глаза, опираясь спиной на Гарри.

Затем они кушали, пели «Шаббат Шалом» и «Леха Доди», отчего и Гермионе, и Гарри становилось очень радостно на душе. Объяснять эту радость молодые люди не стали, они жили этим моментом принимая тот факт, что находятся среди своих. Это ощущение защищенности, неведомое прежде заставляло улыбаться. Окружающие радовались за молодых людей, видя их улыбки.

В эту ночь в сон Гермионы впервые не пришел лагерь. Впервые за долгое время девушка не плакала, не кричала, не дрожала от страха перед первым, самым страшным, ударом. Она просто спала, счастливо улыбаясь во сне. Не пришел лагерь и к Гарри, во сне он рассказывал своей Гермионе о том, что она для него значит, а вокруг стояли знакомые и незнакомые люди, желая им счастья и долгих лет жизни.

Проснулась Гермиона с внутренним ощущением счастья, сразу же принявшись целовать Гарри. Еще не проснувшийся юноша обнял счастливо затихшую у него на груди девушку. Радостно улыбавшуюся, а не грустную после тяжелой ночи. Сегодня лагерь не пришел, что безмерно радовало обоих.

— Сегодня нельзя работать, — напомнил Гарри. — Поэтому будем гулять.

— А гулять — это не работа? — озабоченно спросила Гермиона.

— Гулять — это надо, — поцеловал ее юноша. — Надо набирать вес, чтобы жить дальше.

— Даже не представляю, как это, — призналась девушка. — Встаем?

В отношении молодых людей шаббатние законы были смягчены, потому что им нужно было вовремя и правильно питаться, заниматься гимнастикой, что как раз интерпретировалось, как работа. Но Зеев заранее поговорил с обоими, поэтому они знали, что можно и что нельзя.

Проходя по коридорам замершего посольства, Гермиона остановилась, выглянув из окна на флаг. Бело-голубое полотнище развевалось на ветру, будто укрывая собой, будто говоря о том, что она больше не одна. С каждым днем девушка привыкала к тому, что никогда не будет незащищенной, в полном одиночестве против «вершителей судеб», как бы они не назывались.

В ночь с субботы на воскресенье Рива разбудила молодых людей. Совсем недавно уснувшие, они не успели увидеть свои сны, что радовало, конечно. С трудом открывшая глаза уставшая за день Гермиона, с тревогой посмотрела на улыбнувшуюся ребецин.

— Привезли вашу девочку в ужасном состоянии, — произнесла женщина. — Думаю, вы сможете найти для нее правильные слова.

— Конечно, — кивнул Гарри, помогая невесте переодеться.

— А что значит «в ужасном состоянии»? — поинтересовалась Гермиона.

— Как вы в первые дни, — вздохнула Рива, заставив молодых людей переглянуться.

Платье и костюм на молодых людях все еще висели, как на вешалках, но лица начали постепенно округляться, не пугая уже окружающих картинами типа «разговаривающий скелет». Несмотря на позднее время, Гермиона быстро пришла в себя, как только осознала сказанное.

— Пойдем, — вздохнул Гарри, ожидая увидеть то, что видел уже в одиннадцатом «смертном» бараке, когда в составе «небесной команды» побывал там. Тогда у него уже не было сил плакать при виде мертвых детей, сможет ли он сейчас пережить это?

— Пойдем, — кивнула Гермиона, перед глазами которой встали горы пепла и костей.

Луна была жива. Это было сразу же заметно по дыханию, потому от сердца Гермионы отлегло. Беловолосая девушка безучастно смотрела в потолок, но такое состояние знал уже и Гарри, понимая, что при этом надо делать. Луна выглядела где-то как после месяца в лагере, то есть еще не умерла полностью в душе.

— Луна! Луна! Ты слышишь меня? — попыталась расшевелить девушку Гермиона, но та на свое имя не реагировала. — Что делать?

— Леви говорил, что либо болью, либо лаской, — припомнил юноша. — Но бить я ее не буду, значит, будем гладить!

— Гладить — это правильно, — кивнула Гермиона, садясь на кровать по другую от Гарри сторону.

— А потом кормить… Рива, а кормить ее когда? — спросила Гарри, на что ребецин ничего не говоря, вышла из комнаты. Это и был ответ — ребецин отправилась за супом.

Две тонкие руки опустились на голову беловолосой девушки, чтобы подарить ей ласку. Гладить пришлось долго, прежде чем Луна начала подавать хоть какие-то признаки жизни. Ее глаза сфокусировались на Гарри, затем она перевела взгляд на Гермиону, тихо всхлипнув.

— Вы тоже умерли? — тихо, будто через силу, спросила мисс Лавгуд. — А почему?

— Мы не умерли, — ответил ей Гарри. — И ты не умерла. Ты теперь среди своих, дома. Все плохое закончилось.

— Ты выглядишь, как умертвие, — честно сказала Луна. — И говорили, что ты умер, значит и я тоже.

— Ты не умерла, — покачала головой Гермиона. Открылась дверь и в комнату вошла Рива с тарелкой супа. — Сейчас мы будем кормить тебя.

— Кормить? — удивилась Луна. — А те… Ну, Пожиратели, говорили, что я животное и должна лакать из миски…

— Эсэс… — вздохнула Гермиона, вспомнив, как обращались с ней. Понимающе кивнул и Гарри. — Это были эсэс, и их больше не будет.

— Эсэс… — повторила мисс Лавгуд, опять всхлипнув. — Значит, меня теперь отдадут… папе? Или в Хогвартс… сошлют?

— А ты к нему хочешь? — поинтересовался Гарри, за это время несколько избавившийся от восторженного отношения к понятию «родители».

— Нет, — медленно покачала головой беловолосая девушка. — Он пьет и говорит, что я виновата в том, что мамочки нет. Скоро бить будет, — с абсолютной уверенностью в голосе проговорила она. — Меня всегда бьют, — объяснила Луна.

— Тебя больше никто никогда не будет бить! — воскликнула Гермиона со слезами на глазах. — Никогда! Никогда!

— Значит, я умерла, — заключила Луна. — Потому что пока жила — было больно, а если не больно — значит умерла.

— Не значит, маленькая, — четыре худые руки обняли девушку. — Это просто другая жизнь, в которой не больно, понимаешь?

Мисс Лавгуд медленно кивнула, открыв рот, когда обнаружила ложку у самых своих губ. Ее кормили и девушка этим наслаждалась, постепенно обретая уверенность в том, что никто не будет бить и делать то, чем так долго угрожали.

***

Грозное письмо Международной Конфедерации Магов было Министерством Магии Великобритании проигнорировано. Требование выдать Волдеморта и прекратить практику уничтожения и пыток детей простецов под угрозой введения полицейских сил, было Министром сочтено неумной шуткой.

— Так и напишите им — хотят войны, получат войну! — заявил Министр Магии, ибо Империус другой реакции не предполагал. — Пусть не считают себя там, за проливом, в безопасности!

Августа Лонгботтом не думала о безопасности внука в Хогвартсе, хотя по-прежнему считала ее самой безопасной школой. Почему она не сопротивлялась решению об обязательности обучения в школе, впоследствии не могла сказать сама. Магическая Британия решила, что «пронесет» и «кто этих грязнокровок считает», потому сама подписала себе приговор. Безропотно отправившиеся в школу чистокровные, их родители, считающие, что беда их не коснется…

Невилл нашел Сьюзен в коридоре. Племянница уже мертвой главы ДМП не могла шевелиться после наложенного на нее Круциатуса, поэтому просто лежала на холодных камнях, тихо плача. Девушке было очень, просто запредельно страшно, учитывая, что ей пообещали напавшие на нее слизеринцы. По мнению Сьюзан оставалось или запереться в спальне и дрожать, либо шагнуть с башни.

Девушка шла в гостиную, в окружении других барсуков, немедленно бросившихся бежать, едва только слизеринцы предложили им это сделать. Оставленная в одиночестве своими соучениками, совершенно не ожидавшая этого Сьюзан в следующие минуты извивалась на камнях пола школы, срывая горло от крика. Раньше она и не представляла, что может быть так больно.

Именно вид почти замученной, по его мнению, девушки, что-то всколыхнул в душе Невилла, подхватившего ее на руки. Юноша пробирался в подземелье, бережно прижимая к себе вздрагивающее тело, чтобы затем выбраться из школы. Сначала Сьюзан не понимала, что происходит, потом начала медленно приходить в себя.

— Ку-ку-ку… — попыталась она спросить, но не смогла. Почти минута пыток что-то, по-видимому, сломала в ней самой. Залившаяся слезами девушка ощущала себя совершенно беззащитной.

— Мы убежали из школы, — объяснил Невилл, не знавший, что делать со слезами Сьюзан. Успокаивать девушек он не умел. — Мы доберемся до вокзала и уедем из страны на поезде. Гермиона рассказывала, что это возможно.

— А ка-ка-ка… — говорить у Сьюзан не получалось, отчего девушка пугалась только сильнее.

— Конфундус и магглоотталкивающие, — объяснил юноша, отдыхавший после забега с грузом на руках. Это время Сьюзан провела, лежа на листве. Тело ее подергивалось, но на команды мозга не отвечало, как будто она была парализована. От ужаса девушка потеряла сознание, очнувшись только тогда, когда Невилл ее аккуратно вносил во что-то, похожее на вагон.

Жалобно посмотрев на юношу, Сьюзан узнала, что это скоростной поезд, который, по мнению Невилла, унесет их во Францию. При этом юноша ссылался на уже погибшую «заучку», объясняя свои действия тем, что бабушка вряд ли поможет. Понимая, что он знает лучше, девушка решила ему полностью довериться, тем более что выхода не было — все тело очень сильно болело, как будто Круцио не закончилось, сознание плавало, а говорить не получалось.

— Мы поедем во Францию, — объяснил Невилл. — Как только пересечем пролив, обратимся в больницу, там тебе помогут.

— А т-т-ты… ме-ме-ме… — Сьюзан было очень важно задать этот вопрос, она очень старалась, но никак не могла произнести фразу.

— Я тебя не оставлю, — вздохнул мистер Лонгботтом, уже сделавший свой выбор и понимавший, что теперь они предоставлены самим себе. О любви или чем-то подобном, юноша не думал. Была нуждающаяся в нем девушка, была возможность ей помочь…

Невилл не знал, что всего спустя сутки после его побега в Британию прибыл самый сильный израильский маг с группой поддержки. Международная Конфедерация обещания не выполнила, значит, настала пора «последнего аргумента». Желавший только покарать нечестивцев, просто подумавших о том, чтобы поднять руку на дитя его народа, Коэн пришел на землю Британии.

— Начинаем ритуал, — буднично произнес ничего не простивший израильский маг, ради убийства которого были когда-то принесены в жертву сотни тысяч ни в чем не повинных людей. Лишивший его магии ритуал, тем не менее, не смог убить Коэна. Ну а потом все силы вернулись и врагу стало очень грустно.

В этот день на территории Британии было особенно дождливо. Что-то почувствовавшие маги озадаченно косились на хмурое, будто с угрозой глядевшее на них небо. Молнии, сорвавшиеся с почерневших туч, били по манорам и Хогвартсу, а над тучами, вне видимости магов торжествующим белым светом наливалась Печать Соломона, готовясь запечатать Магию на Островах. Вот еще одна молния ударила прямо в землю, рассыпался прахом прямо во время речи Лорд Волдеморт, принялись исчезать домовики и заскрипел Хогвартс. Имеющий право требовать маг пришел покарать покусившихся на детей народа, которых он принимал своими. И Магия подтвердила это право.

Мучившие полукровку слизеринцы вдруг оказались на руинах, причем магии будто бы уже не было. Лежавшая без сознания девушка, с которой собирались совершить непотребство, привлекла внимание других учеников и поборникам «чистой крови» пришло время платить. Побоище было зафиксировано пролетавшим неподалеку полицейским вертолетом, вызвавшим поддержку. Теперь бывшим магам предстояло находить общий язык с ненавидимыми или «магглами» ибо они и сами таковыми стали.

Коэн удовлетворенно опустил руки. Поднявшие руку на дитя его народа, были наказаны.