Гермионе было страшно. Опять от нее ничего не зависело, вокруг были люди, которые могли сделать с ней что угодно. Только Гарри, с которым девушка отказывалась расставаться даже на минуту, оставался островком безопасности. Поэтому Гермиона вцепилась в юношу. А для Гарри существовала только она, во многом благодаря Леви. В лагере было очень важно иметь цель в жизни. Такой целью для юноши стало спасение и защита девушки.
— Что теперь будет? — поинтересовалась Гермиона у Гарри.
— Теперь нас будут кормить, пока мы не будет в состоянии носить свой вес, — улыбнулся юноша, подслушавший разговор, когда Рива думала, что он спит. — А потом — узнаем.
— Хорошо, что ты есть, — вздохнула девушка.
— Хорошо, что ты есть, — эхом откликнулся Гарри, прижимая к себе Гермиону. — А лагерь закончился… Больше нет эсэс… Только представь, мы есть, а их нет!
— Не верится даже, — Гермиона устало прикрыла глаза. От обилия новых впечатлений и пьянящей безопасности, девушка очень быстро утомлялась. Юноша тоже, но Гарри научился держать себя в руках, потому заботился о Гермионе. — А давай ты мне расскажешь… о нашем народе?
Ее назвали еврейкой, ее хотели убить за это, ее избивали за это… И, наконец, спасли. Гермиона верила, что спасли, потому что она стала еврейкой в Освенциме. Не важно, была ли она ею раньше, но лагерь ее сделал такой. И теперь девушке было интересно, чем же так выделяется теперь уже ее народ, что его хотели истребить.
— Ну, слушай, — улыбнулся Гарри. — Леви говорил, что евреем может стать каждый.
Гермиона слушала рассказ юноши, затаив дыхание, а находившаяся в той же комнате Сара, понимала, что мальчика учил настоящий праведник, сделав и Гарри таковым. Слушать, с каким жаром ингеле рассказывает о рабстве и Исходе. О причинах его, о том, что было потом… Слушая о том, что люди шли сорок лет для того, чтобы войти в новую землю свободными, Гермиона даже представить не могла.
Девушка, приоткрыв рот, слушала рассказ своего Гарри. И снова возвращалась в своей памяти в лагерь. Она понимала, что выпавшие на их долю испытания были лишь отголоском, ведь обоим просто повезло. Очень сильно повезло, как понимала теперь Гермиона.
— Скольких еще убили эсэс… — всхлипнула девушка, вспоминая детские вещи. И тут Ида сказала, сколько.
В спальню вступил незнакомый мужчина, заставив Гермиону сначала сжаться с ужасом посмотрев на незнакомца, но Гарри только улыбнулся, поглаживая девушку по голове и тем успокаивая ее.
— Это не эсэс, — сделал он вывод, еще раз осмотрев гостя.
— Меня зовут Шулим, — представился гость. — Я атташе посольства Израиля. Мне нужно с вами поговорить.
— Присаживайтесь, — пригласил Гарри. Он говорил на идише. Спотыкаясь, ошибаясь в произношении, но упорно говорил на том языке, которому его учил Леви. И Шулим понял это.
— Мне нужно поговорить о магах, — прямо сказал мужчина. — Расскажите мне все, что знаете.
Тяжело вздохнувший Гарри принялся повторять свой рассказ, но быстро утомился, ведь до того момента он говорил долго. Его речь поплыла, глаза закрывались. Тем не менее, юноша пытался удержаться, не засыпать. Тогда Гермиона, поняв, что происходит, подхватила рассказ, правда девушка говорила по-английски, иногда сбиваясь на привычный французский. Точнее, ставший привычным за это время. Шулим слушал, понимая, что ничего хорошего в услышанном нет и нужно принимать меры.
— Так, хорошо, я понял, — кивнул он. — Ты, девочка, в принципе не готова видеть родителей, или же боишься?
— Боюсь, — призналась Гермиона. — Они меня…
— А если мы гарантируем твою безопасность? — поинтересовался атташе, видя, что девушка задумалась.
— А вы можете? — серьезно спросил Гарри.
— Вы дети нашего народа, — ответил Шулим, — вы страдали вместе с ним, ходили по краю смерти, и теперь наша очередь, защитить вас.
— Но я… — Гермиона принимала действительность с трудом, но вот то, что ей рассказал юноше — это было совсем другое. Она была не одна. — Тогда я согласна… А можно спросить?
— Хорошо, с этим решили, — кивнул мужчина. — Спрашивай.
— А какое сегодня число? — поинтересовалась девушка. — А то я только год рассмотрела.
— Сегодня пятое сентября, — ответил ей атташе. — Вас не было здесь два месяца.
— Два месяца… — прошептал Гарри. — Всего два месяца, а будто вся жизнь…
— Эх, ингеле, — вздохнул Шулим. — Поправляйтесь, а вашу проблему с магами мы решим.
Теперь сотрудник посольства знал, что нужно делать. Как и все, он бывал в Яд ва-Шем, видел и фотоснимки, и картины, навсегда запечатленные для потомков. Даже в страшном сне не мог себе представить военный атташе, что однажды повстречает таких подростков, совсем детей. Поэтому воспитанный на памяти о Катастрофе, Шулим знал, что нужно делать.
— Зеев, я предлагаю вам с Ривой и детьми пожить в посольстве, — предложил сотрудник посольства. — Там мы точно сможем вас защитить, пока не прибудет помощь.
— А Ида? Сара? Община? — поинтересовался раввин.
— Они поймут, — вздохнул Шулим. — Ты же видишь, что дети доверяют тебе.
— Я должен поговорить с людьми, — покачал головой Зеев.
— Хорошо, — кивнул атташе. — Тогда звони.
И Шулим умчался в посольство, чтобы немедленно отстучать шифрованное послание по срочному каналу. То, о чем ему рассказали, следовало пресекать, чтобы ни у кого не возникало даже идеи повторить Катастрофу, называемую здесь Холокост. Ибо в этом была сама суть его работы — чтобы никто не повторил. Как примут такие новости на Родине, Шулим не знал, но понимал, что сделает все возможное для защиты детей своего народа.
А утомившиеся Гарри и Гермиона после очередного питания, спали. Кормили их понемногу, зато часто, отчего грызущий изнутри диким зверем голод начал отступать. Он оставался в голове, но переставал ощущаться в желудке. От этого ощущения становилось тепло и спокойно, поэтому Гермиона переставала бояться, и засыпала, вцепившись в Гарри.
А Гарри принял все, как данность, поэтому просто сконцентрировался на Гермионе. Для него существовала только она, и пока она была, был и он. Так для себя решил юноша еще в бараке лагеря, и этого решения менять не собирался. Он, конечно, многое понял за прошедшее время, поэтому к магам не хотел. Лагеря ему хватило с головой. По мнению юноши, его задачей была улыбка Гермионы, а для борьбы с Пожирателями был «Орден Феникса», уже убивший множество своих членов бездействием. Так почему действовать должен был он?
***
На исходе первого месяца поисков группа захвата умудрилась захватить появившегося из воздуха мага у дома Грейнджеров. Благодаря информации мистера Грейнджера, мага сначала отоварили по голове, затем связали, отобрав палку, что была в его руке. Именно допрос этого мага и стал самым страшным ударом для семьи.
— Грязнокровка сдохла, надо память родителям стереть, — объяснил причину своего визита маг.
Именно информация о смерти Гермионы и стала страшным ударом, что для Марка, что для Эммы. Но теперь мистер Грейнджер хотел отомстить, тем более что ему не понравились слова о стирании памяти, да и о грязнокровке тоже. Поэтому магу показали, что можно при желании сделать с человеком, отчего тот начал выдавать информацию. И вот эта информация просто пугала знающих людей.
— Эмма, пока мы не видели тело, Миона жива, — твердо произнес Марк, даря надежду супруге.
— Ты думаешь, она жива, но спряталась? — тихо спросила женщина.
— Она считает нас с тобой простыми дантистами, — хмыкнул мужчина. — А простые дантисты ее от магов защитить не могут.
— Да, ты прав, — кивнула Эмма.
Женщине очень хотелось верить в то, что доченька жива. Она раскаивалась в своем поведении в отношении Гермионы, всех этих требованиях отличной учебы. Стоило только потерять ребенка, и Эмма поняла, насколько глупы эти все требования. Главным было, чтобы она жила. Только бы Миона была жива, как угодно, но жива… Об этом женщина молила бога ночами. Так прошло еще почти полтора месяца.
Звонок из посольства Израиля перенаправили на коммутатор бункера, поэтому сильно удивленный мистер Грейнджер взял трубку. Сразу же включились магнитофоны, но разговор был до предела краток — мистера Грейнджера пригласили в посольство. Ничего не понявший Марк ответил согласием и разговор прервался.
— Звонили из посольства, это абсолютно точно, — доложил сержант, дежуривший на пульте связи.
Мистер Грейнджер отправился к своему начальнику и другу, чтобы переговорить с ним и еще раз прослушать запись разговора. В чем мог быть интерес посольства этой страны к мистеру Грейнджеру, Марк не понимал. Не понимал этого и его шеф, вызвавший аналитика.
— Акцент у говорившего специфический, — уверенно сказал офицер аналитической группы. — Характерный для израильтян.
— И что решаем? — поинтересовался мистер Грейнджер.
— Надо поехать, — дал добро его начальник. — Вдруг чего интересного скажут. Охрана доведет до ворот посольства.
— Слушаюсь, — кивнул Марк, собираясь.
Возникшие словно ниоткуда израильтяне вообще никак не вкладывались в картинку, отчего мистер Грейнджер нервничал, но, тем не менее, спокойно сел в машину, отправляясь в само посольство. Ощущение того, что новости ему не понравятся, только крепло.
По дороге ожидаемо, ничего не случилось, машина охраны осталась снаружи, а мистер Грейнджер спокойно припарковался у здания. Он вышел из машины и вошел в стеклянные двери, доставая из кармана паспорт.
— Мистер Грейнджер? — явно ожидавший его молодой мужчина приветливо улыбнулся. — Вас ждут.
— Что произошло? — поинтересовался Марк, ответа, впрочем, не ожидая.
— Вам расскажут, — улыбчивый молодой человек проводил мистера Грейнджера до какой-то двери и распахнул ее. — Сюда, пожалуйста.
— Здравствуйте, — поздоровался Марк заходя. В новом кабинете, за столом сидел представительный мужчина в сером костюме и характерной шапочкой на голове.
— Меня зовут Шулим, — представился представитель посольства. — Я военный атташе, капитан.
— Вот как… — удивился мистер Грейнджер. Осведомленность посольского говорила о многом. — И чем могу?
— Сейчас я вам что-то покажу, затем расскажу, а затем мы, возможно, съездим в одно место, — напустил тумана сотрудник посольства. В первую очередь… — от достал целлофановый кулек, а из него — полосатую то ли рубашку, то ли тонкую куртку, и платье. — Внимательно посмотрите, вы понимаете, что это такое?
Мистер Грейнджер равнодушно пошевелил лежащее перед ним, но замер. Вещи, на которых были номера и узнаваемая символика, совсем не выглядели так, как будто им полвека. Как-то поняв, что Марк осознал, атташе положил перед мужчиной лист бумаги, на котором была отпечатана фотокопия какой-то карточки. Сразу же узнавался тот же номер, что был на платье, а вот фото… Марк схватился за сердце — со снимка с ужасом в глазах на него смотрела Миона. У девушки на фото отсутствовали волосы, одета она была в такое же платье, но это абсолютно точно была Миона.
— Это карточка из Освенцима, — пояснил Шулим. — В музее Катастрофы хранятся многие архивы.
— Зачем вы мне это показали? — мозг отказывался верить в то, что видели глаза.
— Чтобы вы поняли, что ваша дочь и ее ингеле, — это слово Марк не понял. — Побывали в самом страшном месте на Земле. И если вы готовы принять это, осознать то, через что прошла девочка, то вы сможете ее увидеть.
— А если нет? — поинтересовался мистер Грейнджер просто чтобы что-то сказать. Мысли разбегались, не давая думать.
— Тогда нет, мы гарантировали ей безопасность, — мрачно посмотрел на него атташе. — У нее в голове еще лагерь, она мыслит теми категориями, а выглядит так, что вполне за сердце хвататься и мальчик, спасший ее, не лучше… Готовы ли вы это принять или лучше отложить эту встречу?
— Миона… Папина принцесса… — погладил бумагу Марк, неожиданно поверивший чиновнику. — Я готов.
Шулим встал, приглашая мистера Грейнджера следовать за ним. Всю дорогу до машины, а потом и по городу атташе рассказывал Марку, каких тем касаться нельзя, и почему они будут восприняты однозначной угрозой. Принять такие новости оказалось очень сложно, просто невозможно, но мистер Грейнджер был офицером, и после магов его уже мало чем можно было удивить.