Шипы молчания

ФЕНИКС

л

В жизни наконец-то воцарилось некое подобие мира и нормальности.

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как произошли события на озере Тахо. Семья Николаевых продолжала быть частью жизни Ская, согласно нашей договоренности. Раз в месяц Скай проводила с ними выходные в Новом Орлеане. Поскольку я была их суррогатной матерью, они часто навещали нас и почти привязались к нашей семье. Даже после предстоящего рождения ребенка они заявили, что хотят продолжить ту же договоренность.

Я не возражал против этого, но Данте иногда немного ревновал. Я точно знала, как его отвлечь, и для этого нужно было в полной мере воспользоваться выходными без детей.

Папа умер через неделю после нашей свадьбы. Он встретил свою внучку и извинился за то, что не был рядом со мной. Я простил, но не забыл. А вот свою бабушку я бы никогда не простил. Рейна попыталась посредничать, но это было бесполезно.

Она чуть не стоила Данте жизни и была ответственна за тяжелое начало жизни моей дочери в этом мире. Я ненавидел эту женщину всеми фибрами своего существа. Она чуть не разрушила нашу жизнь. Ее обязанностью было защищать нас, а не осуждать.

После всех мытарств с Николаевыми мы вернулись в Триест. Скай любила жить в Италии. Она любила своих тетю и дядю Амона. Мы виделись с ними почти каждую неделю, и, разумеется, мои друзья тоже мгновенно влюбились в Скай.

Но никто — ни один человек на этой планете — не имел для нее такого большого значения, как Данте. И, конечно, я. Она заслужила себе прозвище: подруга Данте. Никто из них не возражал.

Я посмотрел через комнату на двух людей, которые значили для меня больше, чем что-либо еще. Глаза моего мужа нашли мои, и он произнес: «Я люблю тебя», еще больше растопив мое сердце, его глаза пылали страстью и преданностью. И даже в своем крайне беременном состоянии я не смогла ему устоять. Все мое тело ожило, когда он смотрел на меня.

Он и Скай купили телескоп и теперь изучали звезды.

Мне нравилось смотреть их вместе. Итак, когда я сидел на скамейке у фортепиано, мои пальцы танцевали по клавишам, вибрации музыки наполняли меня, и я смотрел на них с радостью, в которую все еще не мог поверить.

Саша и Бранка должны были приехать с минуты на минуту. Мы исправились. Предварительный союз перерос в настоящую дружбу.

Я опустила глаза на свой огромный живот, и мои губы изогнулись в улыбке. Вскоре маленький комочек радости встретится со своими родителями. Моя сестра предупредила меня, что я слишком молод для этого и мне будет трудно отказаться от ребенка.

Я не возражал, но я также знал, что этот ребенок принадлежал Бранке и Саше. Они были на каждом приеме и на каждом сонограмме и были рядом со мной на каждом важном этапе. Данте и Скай тоже подбадривают нас.

Врач сказал, что малыш Николаев здоров и готов родиться в любой день, хотя и предсказывал поздние роды. Я, с другой стороны, был убежден, что ему очень хотелось познакомиться со своими родителями. Возможно, даже жаждал холодной русской зимы.

Мы росли в большую семью с неожиданными союзами. Жизнь сложилась лучше, чем я мог желать.

Острая боль пронзила мои ребра, и мои пальцы перестали двигаться, привлекая внимание Данте и Скай.

Я замерла, почувствовав, как влага хлынула по моим бедрам.

«Ах, каццо ». Я позволила слову вибрировать у меня в горле. Это была новая привычка, которую я создал. Ругание по-итальянски. Но только когда я был дома один с семьей.

Я поделилась взглядом с мужем. «Уже пора?» он подписал.

Я кивнул. «Где Николаевы?»

Он потянулся за телефоном как раз в тот момент, когда Цезарь вошел в гостиную, Бранка и Саша следовали за ним. Я вскочил на ноги, поморщившись от острой боли, пронзившей нижнюю часть живота.

" Пора. »

Они переглянулись, улыбнувшись, когда их глаза нашли мои, и их осенило. Наконец настала их очередь. Они собирались стать родителями. И я очень рад за них.