Шлюп войны (Болито – 6)

Болито закурил трубку от висящего фонаря для курения и беспокойно подошел к окнам. Оказавшись у подоконника, он почувствовал, как легкий ветерок обдувал его лицо и грудь, словно воздух, раздуваемый кузницей. Когда наконец ветер вернулся, чтобы вдохнуть жизнь в паруса, оставалось надеяться, что он дует с юго-востока, как и прежде. Не время было приближаться к этим смертоносным отмелям. Но им нужно было оставаться достаточно близко, чтобы иметь возможность контролировать как минимум три канала, пока «Фоун» патрулирует дальше на восток. Шесть недель, вместе с другим шлюпом, они искали большой блокпост – французский флейтист, о котором сообщали с Мартиники, направляющийся на север, скорее всего, к вражеской военно-морской базе в Ньюпорте, штат Род-Айленд. Информация от шпионов или тех, кто просто искал признания или награды, всегда была сомнительной. Но флейта, представлявшая собой большой военный корабль, у которого была снята часть вооружения для облегчения быстрой переброски людей или грузов, была слишком важна, чтобы ее игнорировать?

Третий шлюп флотилии, «Heron», направлялся куда-то на юг, к островам Андрос, а «Bacchante» Колкухуна, насколько ему было известно, оставался в более открытых водах к западу, между Багамскими островами и материковой частью Америки?

Оказавшись без надзора Колкухуна, Болито отвёл шлюпы на их нынешнюю позицию. На карте возможность встречи с одиноким противником казалась невероятной, но он уже знал, что, хотя море и кажется пустынным, на самом деле оно разделено на проливы обширными рифами и рифами и представляет такую же опасность как для врага, так и для друга.

«Если мы её возьмём, это будет для нас ещё одним преимуществом». Тиррелл смотрел, как дым его трубки уносится сквозь световой люк над ним. «Я часто задаюсь вопросом, имеет ли это хоть какое-то значение для войны».

«Все это помогает, Джетро».

Болито серьёзно посмотрел на него. Насколько же они сблизились. Как и обращение по имени, и ритуальное курение трубки, пока хватило табака, – всё это, казалось, символизировало то, что сделало их судно?

Время и расстояние, часы и дни, проведенные в каждом

В каком-то смысле, все они оставили свой след в компании Воробья. Даже необходимые изменения, вызванные смертью и травмой, переводом и увольнением, казалось, не смогли ослабить хватку маленького судна, определявшую его судьбу. Более трети команды были заменены с тех пор, как он принял командование, и, помимо колонистов, среди них были несколько негров, несколько торговых моряков, вынужденных с судна, возвращавшегося домой, и одинокий грек, дезертировавший со своего судна и попавший в плен на французский бриг. Бриг, захваченный Воробьем в качестве трофея, дал много новых людей, а грек оказался отличным помощником кока?

«Сколько времени вы ей дадите?»

Болито обдумал этот вопрос. «Возможно, ещё неделя. Если она не покажется, думаю, можно предположить, что она проскользнула мимо нас или повернула куда-то обратно. Возможно, она столкнулась с одним из патрулей южнее».

«Ага», — зевнул Тиррелл. «А потом мы сможем провести немного времени в порту».

Ноги затопали над головой, и они услышали крик Бакла: «Всем собраться! Ветер возвращается!»

Затем раздался стук в дверь, и в комнату заглянул Бетюн; его круглое лицо сильно вспотело.

«Мистер Бакл выражает свое почтение, сэр. Ветер с юго-востока крепчает. Топсли Фоуна уже наполняются».

«Я поднимусь». Болито подождал, пока мичман ушёл, и тихо спросил: «Что мне с ним делать?»

Тиррелл пожал плечами. «Его не повысят, разве что чудом. Может быть, нам поручить ему наш следующий приз?» Он покачал головой, прежде чем Болито успел что-то сказать. «Боже мой, парень потеряет дорогу вместе с призом!»

На палубе они обнаружили, что люди уже собираются, а наверху беспокойно шевелятся паруса, а мачтовый крюк поднимается, как только его достигает первый порыв ветра.

«Надевай скобы!» Тиррелл подошел к борту и прищурился от яркого света. «Скоро дело дойдет до нас, ребята».

Болито прикрыл глаза, чтобы посмотреть на другой шлюп, когда его паруса внезапно наполнились, и он медленно повернулся, совершая пируэт. На фоне сверкающей морской глади он увидел…

первый порыв ветра, а затем почувствовать, как высушенные на солнце доски приподнялись под его ботинками, мгновенная реакция блоков и фалов?

Палубы «Спэрроу» были словно трут, и неважно, сколько раз их поливали. Краска вздулась от жары, и, обернувшись, чтобы посмотреть на суетящихся матросов, он понял, что негров трудно отличить от своей первой команды. Пусть они и худые и высохшие на солнце, подумал он, но выглядели они здоровыми, с ясными глазами, готовыми ко всему.

Тиррелл крикнул: «Мне теперь приказать отбуксировать катер левого борта за корму, сэр?»

Болито кивнул. Только буксируя их попеременно, можно было надеяться уберечь их от высыхания и разхождения швов. Даже наполовину залитые водой прямо на борту, похоже, мало что давали?

«Да. Передайте мистеру Тилби, чтобы он…» Он осекся и добавил: «Передайте слово боцману, пожалуйста».

Спустя полгода все еще было сложно не произносить его имя или ожидать увидеть его потное лицо, глядящее на корму на квартердеке?

Они потопили испанскую шхуну у берегов Большой Багамы, но были вынуждены открыть по ней огонь, когда она отказалась сдаться. Затем, с крюками, летящими, словно змеи, «Спарроу» рванулся к борту, настолько отточенным образом, что даже новички приняли это без комментариев. Несколько пистолетных выстрелов, вид полуголых абордажников с обнажёнными абордажными саблями – всё это было достаточно, чтобы подавить сопротивление испанцев, и всё закончилось, едва начавшись? Где-то в середине сражения, пока люди бросились убирать паруса и готовиться к абордажу, когда Болито взмахнул рукой, давая испанскому капитану сигнал атаковать и избежать кровопролития, Тилби погиб?

Не в пылу и ужасе ближнего боя или под вражеским залпом, а спокойно и без суеты, стоя у подножия фок-мачты, в своём любимом месте, откуда он обычно следил за работой своего корабля. Далкейт осмотрел его и сообщил, что сердце боцмана отказало, словно часы, отработавшие свой срок и больше не способные работать.

Его смерть произвела глубокое впечатление на всех, кто его знал. Погибнуть таким образом было немыслимо. Тилби, переживший морские сражения и бесчисленные пьяные драки в тавернах по всему миру, ушёл, и никто не видел его смерти?

Когда Тиррелл собрал свои вещи, Болито был встревожен, увидев, что среди компании почти нечем обменять вещи и таким образом собрать деньги для своих иждивенцев в Англии. Две небольшие деревянные фигурки кораблей, на которых он когда-то служил, и одна из них была сломана, коллекция иностранных монет и его серебряный клич, подаренный ему не кем иным, как капитаном Оливером с «Менелая», где он служил помощником боцмана? Бедный Тилби, он даже не научился писать собственное имя, и большую часть времени его речь ограничивалась ненормативной лексикой. Но он знал корабли, и он знал Воробья как свое собственное тело?

Гарри Гласс, старший помощник боцмана, был повышен в должности, но, как и большинство других, он, похоже, не мог смириться с тем, что теперь он независим от гулкого голоса Тилби и его неусыпного ока?

Наблюдая, как катер поднимается с кильблоков на орудийной палубе, Болито подумал, есть ли у Тилби на берегу хоть кто-то, кто мог бы по нему погоревать. Он коснулся нагретого солнцем гакаборта и содрогнулся. Теперь он был капитаном, воплощением мечты, которая жила с ним с тех пор, как он себя помнил. Если война внезапно закончится или другие обстоятельства вынудят его покинуть флот, он рухнет со своего нынешнего места, словно падающий камень. Не получив чин, он останется простым лейтенантом на половинном жалованье, и всё это станет лишь насмешливым воспоминанием. Но насколько хуже для таких, как Тилби? Он быстро обвёл взглядом ближайших к нему матросов, которые работали с брасом, чтобы снова поставить «Спэрроу» на ветер. У них ничего не было. Немного призовых денег, если повезёт, какая-нибудь премия, возможно, от щедрого капитана, иначе их выбросят на берег, где они будут менее способны противостоять требованиям внешнего мира, чем когда они пошли добровольцами или были вынуждены служить. Это было несправедливо. Хуже того, бесчестно ли так подло обращаться с людьми, когда без их жертв и мужества их страна пала бы под натиском врага много лет назад?

Он начал расхаживать по палубе, опустив подбородок на грудь. Возможно, когда-нибудь это удастся изменить. Сделать флот службой, где люди из всех слоёв общества будут так же рады служить, как и он, в относительной безопасности?

"Палуба! Прибойные устройства по левому борту!"

Он очнулся от своих мыслей и сказал: «Поверните её на два румба, мистер Бакл. Мы будем обходить эти рифы стороной, пока не выйдем из воды».

«Да, сэр».

Он обратил внимание на другой шлюп, заметив, что Моулби, несмотря на жару, умудрился перекрасить корпус. «Фоун» был точно такого же цвета, как «Спэрроу», и любому неуверенному глазу показался бы близнецом. Это была ещё одна часть тяжелого опыта Болито. Когда они шли по отдельности, их схожесть помогала держать противника или его шпионов в недоумении. Как и флагшток, который он наполнил почти всеми иностранными флагами, какие только можно было найти. Обман и внезапность были игрой противника. Болито пожинал плоды их прошлых успехов и обращал ситуацию против них?

«Вест-норд-вест, сэр! Идите ровно!»

«Очень хорошо». Он взглянул на компас и на установку главных марселей. «Ветер слабый, мистер Бакл, но пока сойдет».

Весь день и ранний вечер оба шлюпа продолжали идти одним и тем же галсом, а ветер не показывал никаких признаков изменения своей силы или направления.

Первая собачья вахта подходила к концу, и Болито снова пытался закончить письмо, когда на юго-западе сообщили о парусе. Подав сигнал Фауну оставаться с компанией, Болито изменил курс, чтобы разведать обстановку, но, поскольку незнакомец не подавал никаких признаков бегства, он догадался, что это дружественный корабль. Топ мачты вскоре подтвердил, что это действительно небольшая шхуна флотилии «Люцифер», судно, которое было так же занято, если не больше, чем любое из них, перевозя депеши и заглядывая в бухты и заливы, где даже шлюпам было мало места для безопасного перемещения.

В тусклом бронзовом солнечном свете она представляла собой прекрасное зрелище: ее большие косые паруса были расправлены, словно крылья, по всему ее узкому корпусу, когда она направлялась к шлюпам, а ее сигнальные флаги развевались в воздухе, распадаясь на яркие цветные квадраты.

Бетюн крикнул: «Донесения на борту, сэр!»

Болито посмотрел на Тиррелла: «В дрейф, пожалуйста». Обращаясь к Бетюну, он добавил: «В дрейф. Оставайтесь рядом». Он подошёл к борту, когда Тиррелл опустил рупор. «Никогда нельзя быть уверенным. У неё могут быть для нас хорошие новости».

Тиррелл вцепился в поручень, морщась от боли, когда «Спэрроу», суетливо хлопая парусами, поднимался навстречу ветру.

«Чёрт возьми, эта нога!» — уже спокойнее сказал он. — «Хорошо это или плохо, но приятно видеть друга. Я уж начал думать, что это чёртово море в нашем распоряжении».

Шлюпка уже была в пути, и Болито увидел, что лейтенант Оделл, капитан шхуны, идет лично, и почувствовал внезапный укол надежды и волнения?

Оделл взобрался на борт и снял шляпу, чтобы пройти на квартердек. Он был быстрым, энергичным молодым человеком, и, как говорили, слегка сумасшедшим. Но он казался достаточно спокойным, и, добравшись до каюты, передал Болито свой объёмистый конверт и сказал: «Я только что от капитана Колкухуна». Он взял у Фитча бокал вина и уставился на него. «Он очень взволнован».

Болито вскрыл конверт и быстро пробежал глазами по корявому почерку личного клерка Колкухуна.

Тиррелл стоял прямо у двери, и Болито прекрасно видел тень Бакла на стекле над столом. Он не то чтобы подслушивал, но если бы он случайно что-то услышал, ну…?

Он поднял глаза и сказал: «Капитан Колкухун взял рыболовное судно и допросил команду». Он разгладил влажную бумагу на столе. «Это было неделю назад».

Оделл держал перед собой пустой стакан и ждал, пока Фитч снова его наполнит, прежде чем сухо сказать: «Вообще-то я поймал лодку, сэр», — презрительно пожал он плечами, — «но славный капитан Колхаун, похоже, взял это на себя, так сказать».

Болито серьёзно посмотрел на него. «Здесь также говорится, что команда предоставила ценную информацию о французе». Он подозвал Тиррелла и отодвинул незаконченное письмо от карты. «Флейту видели здесь, недалеко от берега, — его палец коснулся западной оконечности острова Гранд-Багама, — прямо среди островков? По словам рыбаков, она производила ремонт».

Тиррелл медленно кивнул. «Звучит правдоподобно. Если бы француз знал, что за нами охотятся, он бы выбрал самый опасный проход между островами, чтобы сбить нас с толку. Конечно, это не значит, что он всё ещё там».

Болито кивнул: «Неделю назад. Пусть до этого у рыболовной лодки будет ещё несколько дней, чтобы добраться до места, где её заметил Люцифер». Он схватил циркуль и склонился над картой. «Тридцать лиг от нашего нынешнего положения. Если ветер не изменится, мы можем отчалить от острова уже к полудню завтрашнего дня».

Оделл устало сказал: «Но я правильно понимаю, что капитан Колхаун хочет, чтобы вы выманили её, и ничего больше, сэр?» Он улыбнулся. «Или я не понял желания доброго капитана?»

Болито сел и снова открыл депеши: «Вакханка должна подойти по северо-западному проливу Провиденс, а мы останемся к северу и поторопим француза, если он попытается скрыться».

Оделл удовлетворенно кивнул. «Вакханка сейчас может находиться всего в двадцати милях от своей позиции атаки, сэр.] должен снова ее найти и доложить, что встретил вас и что вы поняли инструкции».

Болито быстро взглянул на него. «Спасибо. Я понимаю».

Лейтенант встал и потянулся за шляпой. «Тогда я вернусь на свой корабль. Я не хочу оказаться в этих водах после наступления темноты».

Вместе они наблюдали, как лейтенанта везли обратно на шхуну?

Затем Тиррелл тяжело произнес: «Мне кажется, все ясно. Капитан Колхаун намерен забрать «Лягушку» себе в качестве приза, а мы будем просто загонщиками».

«Есть кое-что, что беспокоит меня гораздо больше». Болито потёр подбородок. «Судя по донесениям, рыбацкая лодка была небольшой. Слишком хрупкой, чтобы выйти в глубокие воды, где можно было бы ожидать встретить «Вакханку» или какой-нибудь другой фрегат. Встреча с Люцифером была чистой случайностью, ведь, как мы знаем, Иофор, шхуны на королевской службе здесь редкость».

Глаза Тиррелла блестели в лучах угасающего солнца. «Вы хотите сказать, что рыбаки искали другой корабль?»

Болито встретил его взгляд. «Да».

«Но между нами и прибрежной эскадрой находимся только мы и «Олененок», а их ближайший патруль должен быть в четырехстах милях отсюда?

«Именно». Болито смотрел за корму на другие шлюпы, чьи топсели уже были покрыты сгущающейся тенью. «И кто же может знать это лучше, чем какой-нибудь рыбак с острова, а?»

Тиррелл медленно выдохнул. «Чёрт, ты хочешь сказать, что мы должны были получить информацию, но как только Колкухун заполучил их, они стали действовать ради собственной безопасности».

«Не знаю». Болито подошёл к сеткам и вернулся к компасу, не увидев ни того, ни другого. «Но капитан «Фауна» недавно сказал мне кое-что. Что наши подвиги становятся широко известны, а это значит, что они наносят вред врагу».

Тиррелл кивнул. «Ловушка. Вероятна ли она?» Он махнул рукой в сторону моря. «Мы же не такие уж и важные!»

«Это зависит от намерений противника».

Болито отвернулся, почувствовав холодок по спине. Это было новое, жуткое ощущение. Подумать только, кто-то может обсуждать его, строя планы и плетя интриги, словно гонцы за разыскиваемым преступником?

Но именно так всё и выглядело, и он должен был это предвидеть, если собирался подготовиться. Флотилии и ценные конвои оставались к востоку или западу от Багамских островов, так что гораздо более вероятно, что противник охотился за какой-то конкретной добычей.

Он сказал: «Сегодня вечером мы покажем Фаун суровый фонарь. На рассвете я расскажу командиру Маулбе всё, что думаю». Он усмехнулся, внезапно позабавившись своей необычной осторожности. «Или, может быть, к тому времени я прогоню своих призраков».

Тиррелл с сомнением посмотрел на него. «Для наших врагов, особенно для Лягушек, ты как заноза». Он нахмурился. «Есть только один способ справиться с занозами: вырвать их и растоптать!»

Болито кивнул. «Согласен. Мы продолжим наш новый курс, но будьте готовы воспринимать каждое событие как уловку и трюк, пока не будет доказано обратное».

Он посмотрел на траверз в поисках «Люцифера», но тот казался лишь размытым пятном во влажной вечерней дымке. Он проклинал Колхауна за то, что тот не предоставил больше информации о рыболовном судне, откуда оно взялось и насколько надёжна его команда. И всё же ему было почти жаль его. Он явно беспокоился о собственном будущем, а теперь, когда появилась возможность получить богатую добычу, а возможно, и военную информацию, о чём ещё он мог думать?

Он спустился в свою каюту и уставился на карту под мягко колышущимся спиралью фонарём. Острова, бесчисленные щупальца рифов и отмелей в его руках казались горлышками гигантских мешков, вокруг которых, случайно или непреднамеренно, смыкалась флотилия Колкухуна, чтобы окончательно сомкнуться. Какую петлю?

Болито вздохнул и выглянул из одного из окон. В затенённом луче кормового фонаря небольшой пенящийся след светился, словно голубая шерсть, а за ним горизонт померк, смешиваясь с первыми бледными звёздами.

Затем он коснулся шрама под прядью волос, почувствовав боль, пульсирующую в такт сердцу. Он знал, что ему не по себе, тем более, что не мог найти для этого истинную причину.

Наверху он слышал бормотание Грейвса, заступающего на вахту, и хромающую поступь Тиррелла, направлявшегося к трапу. Обычные, размеренные звуки, которые обычно доставляли ему удовольствие. Теперь же, возможно, потому, что они представляли людей, которых он знал, а не просто продолжение эффективности корабля, он внезапно испугался. Не врага или вечной тени смерти, а ответственности, которую наделило их доверие?

11. Стратегия и шпионы

БОЛИТ Он торопливо завязывал шейный платок, когда Тиррелл просунул голову в световой люк каюты и крикнул: «Вакханка только что подала сигнал, сэр! Капитан должен подняться на борт!»

«Я сейчас поднимусь».

Он накинул пальто и быстро оглядел каюту. Он нечасто видел Колхауна, но он уже усвоил, что лучше ничего не забывать.

На палубе он увидел, как гичку перекидывают через трап, а когда он взглянул на траверз, то увидел, что лодка Фоуна уже спущена на воду, а Молби спешит в нее с обычной для него ловкостью.

Был ранний полдень, и палуба раскалялась сквозь его ботинки. Всю ночь, под тяжестью Фоун, насколько позволяла безопасность, они шли на юг, оставляя за собой раскинувшийся барьер из песчаных отмелей и отмелей примерно в десяти милях от левого траверза. Но найти «Вакханку» Колкухуна потребовалось больше времени, чем он рассчитывал, и почти сразу же, как только топ мачты показал её марсели, ветер стих до лёгкого дуновения, позволив солнцу сжать их в своих объятиях, словно раскалённой печи?

Ожидая, пока команда гички сядет в шлюпку, он повернулся и посмотрел через противоположный луч на искажённый сине-фиолетовый холм, который, как он знал, был западной оконечностью Большого Багамы. Колкухун не собирался рисковать. Он держался подальше от берега – то ли для того, чтобы обеспечить себе свободное пространство, то ли для того, чтобы противник не разгадал его намерений?

«Готово, сэр».

Он побежал к входному иллюминатору и сказал Тирреллу: «Внимательно следите за любопытными судами любого типа? Пошлите за ними катер, если они приблизятся. Не ждите моих приказов».

Затем он оказался в гичке и устроился на раскаленной банке, когда Стокдейл резко повернул румпель, и шлюпка, нырнув и покачиваясь, поплыла к фрегату. «Вакханка» лежала в дрейфе, её паруса свободно хлопали, обнажая медь, когда она неровно покачивалась на волнах. «Это был прекрасный корабль», – подумал он. Чистоплотный, спроектированный настоящим мастером. Тридцать шесть пушек и возможность жить за счёт собственных ресурсов в течение многих месяцев – это была, или должна была быть, мечта каждого молодого капитана. Похоже, Колкухоуну это совсем не подходило?

Стокдейл что-то бормотал себе под нос, и

Болито знал, что проклинает своего соперника в лице Фауна, которому, казалось, всегда удавалось хоть немного ускорить свой корабль. Гичка стремительно повернула, вёсла двигались в унисон, носовой матрос зацепился за грот-цепи фрегата, когда тень Вакханки дала им короткую передышку от яркого света.

Болито вскарабкался на борт, снял шляпу и взял себя в руки, пока раздавались пронзительные крики приветствия, а отряд морских пехотинцев в красных мундирах хлопал своими мушкетами в знак приветствия.

Первый лейтенант, худой, измученный человек, кивнул головой в знак приветствия.

«Капитан на корме, сэр. Он готовит свою стратегию, не так ли?

Молби вышел из тени трапа и взял его под руку. «В противном случае, мой друг, он был бы так любезен встретить нас у входа в порт, а?» Он рассмеялся над смущением лейтенанта. «Вы, господа, заслуживаете щедрого признания за ваши покаяния на борту этого корабля».

Они все вместе прошли под какашками, автоматически пригнув головы, несмотря на обилие места наверху?

Морской пехотинец затопал ботинками и распахнул дверь каюты, не моргнув и не отведя глаз, пока оба офицера не переступили через комингс?

Колхаун стоял у кормовых окон и с явным нетерпением поглядывал на часы.

«Итак, вы прибыли, господа». Он сел за стол. «Наконец-то».

Болито слегка расслабился. Так и должно было быть?

Он ответил: «Ночью у нас был встречный ветер, сэр».

Моулби спокойно добавил: «А я думал, вы, возможно, ближе к берегу, сэр. Похоже, мы сейчас несколько, э-э, оторвались от дел». Он взглянул на свой корабль, который беспокойно покачивался на волнах в одном кабельтовом от кормы «Вакханки». «Но, полагаю, у вас есть на то причины, сэр».

Колхаун пристально смотрел на него, словно пытаясь уловить истину его слов. К счастью, он, похоже, совершенно не заметил сарказма Молби.

Он рявкнул: «Посмотрите на мою карту». Все собрались вокруг, и он простучал её латунным циркуль. «Француз здесь. Я отправил катер под парусами ещё до рассвета, чтобы разведать». Он поднял голову, и в его глазах читалось торжество. «Так что, конец домыслам».

Болито наклонился ближе. Какое грозное место? От западной оконечности главного острова цепь рифов и отмелей тянулась на север примерно на сорок миль, соединяясь со знаменитой отмелью Матанийя. Затем последняя поворачивала на восток, охватывая огромный участок открытой воды, известный как Малая Багамская банка, словно чудовищная ловушка. Местами глубина воды достигала всего нескольких футов, а сажени были редки и неглубоки.

Согласно отметкам Колкухуна на карте, французский корабль прошёл через один из рифов или обогнул его, чтобы отдохнуть на другой стороне острова. Это было идеальное место для тех, кто пытался избежать столкновения. Ведь с этой стороны и в других местах пролива глубина морского дна составляла более двухсот морских саженей, и любая надежда на ближнюю атаку была сведена на нет крутизной склона острова. В то время как с другой стороны, в районе Малой Багамской банки, вода была очень мелкой и песчаной, идеально подходящей для капитана, желающего кренить свой корабль и провести временный ремонт?

«Ваш катер видели, сэр?» Молби не поднял глаз.

«Конечно, нет!» — Колхаун, казалось, рассердился даже от этого простого предложения. «Командовал мой первый лейтенант. Он знает, что с ним случится, если он допустит такую беспечность». Он с трудом успокоился. «Он увидел множество огней на воде. Катер пробирался сквозь прибой между двумя песчаными отмелями, наблюдая за действиями противника. Он большой, вероятно, сорокапушечный фрегат с частично снятым вооружением. Должно быть, он коснулся дна и получил повреждения где-то после подхода к островам».

Болито взглянул на его профиль. Колхаун был, несомненно, очень взволнован, несмотря на все попытки скрыть свои истинные эмоции. От него исходил сильный запах бренди, и он догадался, что тот втайне праздновал победу, которая уже была у него в кармане.

Он тихо спросил: «Что вы намерены сделать, сэр?»

Колхаун испытующе посмотрел на него. «Я исхожу из предположения, что противник почти закончил ремонт. Теперь он либо продолжит путь, либо, если получит серьёзные пробоины и нуждается в более серьёзной помощи, снова направится к Мартинике. В любом случае, мы должны действовать немедленно и избежать новой погони».

«Я бы предложил провести операцию на лодках, сэр. Мы пересечём отмель с двух сторон и отрежем её, прежде чем они поймут, что происходит. С людьми и лодками со всех трёх кораблей мы сможем подавить её оборону, имея на нашей стороне тьму».

Колхаун мягко спросил: «Разумеется, вы будете командовать лодками в полном составе?»

Болито гневно вспыхнул: «Ваш фрегат вдвое больше, чем нужно, чтобы быть полезным в этих тесных водах, сэр! Если француз попытается скрыться или решит дать бой, вам придётся без промедления представить ему свой корабль».

«Полегче, Болито», — Колкухун мягко улыбнулся. «Ты быстро откликаешься на мои слова. Такая поспешность в словах скорее выдает чувство вины, чем убеждённость».

Он быстро повернулся, прежде чем Болито успел ответить. «Ты, Моулби, переправишь «Фоун» через отмель сегодня ночью, если потребуется, под веслами, но я хочу, чтобы ты был на позиции завтра на рассвете». Он снова склонился над картой. «Если противник достаточно хорошо подготовлен, чтобы поднять паруса, он, без сомнения, будет надеяться на один из трёх возможных проливов. На севере его проход может быть затруднен ветром и течением. На юге более вероятно, и в этом случае «Вакханка» будет хорошо расположена, чтобы перехватить его, когда он огибает

точка. Но если он всё ещё стоит на месте или кренится, вы сможете немедленно его уничтожить. Он не сочтёт нужным стрелять в ответ. Ещё нескольких пробоин будет достаточно, чтобы сделать его неподвижным, или на время, достаточное для того, чтобы мы смогли принять более радикальные меры. — Он погрозил пальцем. — Но я знаю этих «лягушатников». Они не будут сражаться, если шансы на успех так благоприятны.

Молби посмотрел на Болито поверх своих сгорбленных плеч и пожал плечами.

Болито промолчал, зная, что Колкухун ждёт его протестов. «Спэрроу» лучше подходил для этой задачи, как её определил Колкухун. Его вооружение было тяжелее, а тридцатидвухфунтовые орудия были гораздо точнее и смертоноснее, чем менее мощная батарея «Фауна» с девятифунтовыми. Однако он понимал, что любые подобные предположения лишь подтвердят ранний намёк Колкухуна на то, что он жаждет большего успеха и славы, или что он лучше Молби подходит для этой миссии.

Молби медленно спросил: «Вы пришлете людей по суше, сэр?»

Колхаун по-прежнему не смотрел на них. «Боже мой! Где все эти военные материалы, которые я читал в «Газете»? Я начинаю сомневаться в их сути!»

Болито сказал: «Это разумное предложение, сэр. Я бы предпочёл, чтобы лодка вступила в бой ночью, но днём отряд из 20 человек, включая ваших морских пехотинцев, сможет…» Дальше он не продвинулся?

Колхаун выпрямился, как стальная пружина. «Хватит об этом! Мой план не оставляет места для нервного шарканья по скалам, словно куча проклятых ящериц! Этот француз практически взят, и я намерен привести его в порт в целости и сохранности с грузом или чем-то ещё, готовым к более тщательному осмотру!»

Он отошёл от стола и уставился на наполовину полный графин на столе. Когда он потянулся за ним, Болито заметил, что его рука дрожит от гнева или волнения. Его голос был таким же неуверенным, когда он продолжил: «А ты, Болито, будешь атаковать с севера. Оставайся вне поля зрения до момента атаки, а затем свяжись со мной для получения дальнейших распоряжений». Его пальцы сомкнулись на графине, словно когти. «Вот и всё. Мой клерк сообщит вам письменные подробности атаки, когда вы будете уходить».

Они вышли из каюты и молча направились на квартердек?

Молби заговорил первым. «Это должно быть твоим делом, Дик». Я согласен с тобой относительно попытки отсечь противника, но в любом случае ты имеешь право возглавить отряд, если Колкухоун намерен остаться вдали от берега.

Болито коснулся его плеча. «Желаю вам всяческих успехов, но вы и сами это знаете. Вы уже давно заслужили повышение, и я надеюсь, что это принесёт вам удачу».

Молби поморщился. «Не буду отрицать, я был бы рад такой возможности. Но мне бы хотелось, чтобы это было сделано с меньшей горечью». Он взглянул назад. «Этот человек меня сведёт с ума своими чёртовыми капризами».

Болито прикусил губу, пытаясь подобрать нужные слова?

«Послушай, Джон, будь осторожен. Я знаю, Колхаун отчаянно жаждет этой победы, но я не разделяю его презрения к французам. Они хорошо сражаются, сражаются мужественно? Они не склонны к пустым жестам, даже в жерле пушки».

Молби кивнул, его взгляд был серьёзным. «Не бойся. Если этот француз решит сразиться со мной пулей, я уйду и буду ждать поддержки».

Болито выдавил улыбку. Молби лгал, чтобы успокоить свой беспокойный разум. Лгал так, как он, вероятно, лгал бы в подобных обстоятельствах. До и после морского боя всегда было место для взаимных обвинений и контрпредложений, но, вступив в бой, обычно думал только об одном. Драться, продолжать стрелять, пока враг не сдастся или пока удача не отвернётся от тебя?

«Шлюпки к борту!» — Первый лейтенант приветствовал их с усталой улыбкой. «Готово, сэр?»

Моулби показал свои письменные распоряжения. «Да. Исполнено».

Лейтенант вздохнул: «Я сделал небольшой набросок, который может вам пригодиться, сэр. Течение там сильное, да и прибой не лучше. Но если бы французы смогли войти, вам пришлось бы пережить меньше трудностей».

Обе шлюпки были прикреплены к цепям, и Болито с внезапной настойчивостью произнёс: «Я немедленно пойду в море, если хочу занять позицию к рассвету». Он протянул руку. «Жаль, что я не пойду с тобой».

Молби ответил на рукопожатие. «Я тоже». Он усмехнулся. «Но, по крайней мере, ты не увидишь Фоун, которая одним ударом сделает Колкухауна богатым и знаменитым».

Стокдейл стоял в гичке, пока Болито спускался по борту фрегата, в его глазах было недоумение?

Когда лодка оттолкнулась и весла набрали силу, он прошипел: «Значит, мы не будем сражаться, сэр?»

Болито вздохнул. Секретные приказы, планы сражения ничего не значили для нижней палубы. Стокдейл не покинул гичку, но он, как и, вероятно, каждый Джек во флотилии, знал, что происходит?

«Не в этот раз, Стокдейл».

Он уже забыл о пренебрежительном отношении Колхауна, о его преднамеренной попытке посеять раздор между ним и Молби. Он думал о задании Фоуна, о шансах на успех без затягивания атаки, чтобы Колхаун мог обвинить Молби в задержке.

«Это неправильно, сэр», — пробормотал Стокдейл, стоя у румпеля.

Болито сердито посмотрел на него. «Просто займись своей работой!] сегодня был полон стратегий!»

Стокдейл изучал расправленные плечи капитана, то, как он сжимал вешалку так, что пальцы белели сквозь загар. Нечего тебе на меня орать, приятель, всё равно это не так, и даже больше, ты это знаешь.

Твердо держа в уме свой тайный отказ, Стокдейл ослабил рычаг управления и направился прямиком к «Спэрроу».

Когда лучник пристегнулся к цепям, Болито резко обернулся и сказал: «Но спасибо за вашу заботу».

Стокдейл встал и снял шляпу, а Болито потянулся к борту шлюпа.

Он широко улыбнулся ему в спину. «Спасибо, сэр!»

Тиррелл был не менее готов высказаться. «Но это странный выбор! Командир Молби — прекрасный офицер, но…»

Болито резко обернулся: «Приготовьтесь к отплытию. Как только мы получим команду, устанавливайте реи, потому что я хочу идти как можно быстрее при любом ветре!» Он снова смягчился: «Просто сделайте, как я прошу, мистер Тиррелл, и пусть с нами больше ничего не случится».

Бакл прогуливался по палубе, пока Болито спешил вниз, чтобы избавиться от своего тяжелого фрака.

«Что вы об этом думаете, мистер Тиррелл?»

Тиррелл нахмурился: «Этот проклятый Колкухун! Мне он никогда не нравился. Как и у чёртового Рэнсома, его глаза — щели, сквозь которые может смотреть сам Дьявол!»

Бакл покачал головой. «Капитан встревожен, в этом нет никаких сомнений».

«Не для себя». Тиррелл наблюдал, как мужчины тянут шлюпочные снасти, пока гичка покачивалась над трапом. «Это совершенно точно».

Из окна в крыше резко раздался голос Болито: «Когда вы закончите, господа, я буду очень признателен, если вы выполните мои приказы!»

Бакл взглянул на Тиррелла и смущенно усмехнулся.

«Вот это да! Наш Дик не из тех, кто долго размышляет!»

В течение часа «Спэрроу» медленно двигалась на северо-запад, ее реи были полны парусов, и подняв все паруса, она оставляла своих спутников все дальше и дальше позади.

Ветер слегка усилился, и к тому времени, как над наклонными мачтами появились первые звезды, они уже прошли почти пятьдесят миль назад по тому же курсу, по которому с такой поспешностью прибыли в Колкухоун прошлой ночью.

Но никто ничего не мог с этим поделать, и были некоторые, кто был в глубине души рад, что избежал неприятного путешествия Фоун по отмелям?

На квартердеке лейтенант Грейвс облокотился на поручни, то наблюдая за небрежно хлопающими парусами, то прислушиваясь к скрипу штурвала и редким голосам матросов на вахте. Он думал о своём доме в Чатеме и новостях, которые получил в редком письме из Англии. Его семья не была моряком, а отец владел небольшой, но процветающей бакалейной лавкой, где Грейвс и его сестра родились и выросли вместе. Его мать, болезненная женщина, умерла за год до того, как «Спарроу» отплыл с Темзы, а в последние годы отец, по-видимому, пристрастился к спиртному. Дело погрязло в долгах, и его сестра, вероятно, от отчаяния, вышла замуж за обедневшего лейтенанта армейского гарнизона?

Она писала с просьбой о деньгах – для себя и чтобы спасти отца от долговой тюрьмы. Грейвз прислал всё, что у него было, но этого было мало. Его доля призовых денег «Спарроу» могла бы существенно помочь, но, пока не появятся новости из дома, он не хотел отдавать их, ведь их было так трудно добыть. Если бы только он был лучше подготовлен к жизни на флоте. Как капитаны, чьё морское прошлое и знатные предки выделяли его среди таких же, как он сам. Или даже Тиррелл, который, казалось, был равнодушен ко всем властям, хотя, видит Бог, он вряд ли мог себе это позволить. Он точно помнил, когда сестра Тиррелла появилась на борту. Они были в Кингстоне, на Ямайке, где она жила с друзьями, пережидая, как она их называла, неприятности в Америке. Жизнерадостная, жизнерадостная девушка, чуждая легкомысленности Тиррелл. Грейвзу она казалась ангелом, воплощением всех его мечтаний. Она происходила из состоятельной, обеспеченной семьи, и, будучи женой, дала бы ему шанс улучшить себя, найти своё законное место в мире, вместо того чтобы пребывать в неуверенности и осторожности. Тиррелл достаточно ясно видел его намерения, но не поощрял их и не выступал прямо против него. Затем этот глупец поспорил с капитаном Рэнсомом из-за наказания человека. Грейвз уже не мог вспомнить, было ли наказание справедливым или нет, да его это и не волновало. Оставалось лишь одно: Рэнсом действовал быстро, используя всё своё обаяние, которое было весьма значительным, и свои очевидные навыки в…

Защиту девушки, чтобы разрушить его собственные шансы, а также полностью отдалить её брата. Но Грейвз всё ещё винил Тиррелла, ненавидел его всякий раз, когда думал о ней и о том, как она выглядела, когда Рэнсом наконец высадил её на берег Антигуа?

Он вцепился в поручень, пока боль не успокоила его. Где она сейчас? Кто-то говорил, что она снова отплыла в Америку, другие упоминали проходящий мимо «Индиан», который шёл на юг, в Тринидад. Вспомнит ли она о нём когда-нибудь? Он отвернулся, злясь на себя за то, что осмелился надеяться после стольких лет. Почему он никогда не мог быть уверенным, когда это было так необходимо? Возможно, он слишком долго провёл в этой проклятой бакалейной лавке, слушая, как его отец пресмыкается перед качеством, кланяясь и расшаркиваясь перед покупателями, чьи счета были гораздо больше его собственных долгов?

Тревога за сестру, неуверенность в себе давали о себе знать и в других отношениях. Он почувствовал это после боя с «Бонавентурой», хотя и находился на борту «Спэрроу» вместе со спасёнными пассажирами. Предположим, капитан не смог бы схватить её достаточно долго, чтобы осуществить свой дикий замысел. Хватило бы у него сил повернуть «Спэрроу» против приказа и попытаться спасти Болито и его людей? Если бы не Бакл и некоторые другие, он сомневался, что сделал бы это, даже когда оба сцепленных корабля загорелись бы. Они видели огромную пелену дыма на самом горизонте?

А позже, когда они сблизились с другими призами и обменялись выстрелами с каперами, он почувствовал, как страх разрастается внутри него, словно какая-то отвратительная болезнь. Никто этого не заметил. Пока. Он встряхнулся и перешёл на наветренную сторону, пытаясь прочистить разум под прохладным ветерком.

Двое гардемаринов стояли у подветренных сетей, и Бетюн тихо сказал: «Мистер Грейвс, кажется, обеспокоен».

Новый мичман, Фаулер, проигнорировал комментарий? «Ну, послушай». У него была шепелявость, которая становилась всё заметнее, когда он пытался казаться невинным перед начальством. Теперь это было едва заметно».] завтра придётся руководить чисткой тросового яруса?

Бетюн наблюдал за лейтенантом: «Я знаю. Твоя очередь».

Фаулер показал свои маленькие зубки. «Ты сделаешь это для меня? Когда мы вернёмся к флоту, я поговорю с адмиралом».

Бетюн уставился на него с изумлением. «Для меня?»

"Возможно."

Благодарность Бетюна была жалкой. «Ах, если бы только…» Он твёрдо кивнул. «Да, я возьму на себя руководство кабельной группой? Что ещё я могу сделать…»

Юноша холодно посмотрел на него. «Я дам вам знать».

На протяжении всего времени нахождения на корабле команда по-своему воплощала в жизнь свои надежды и мечты?

В своей крошечной каюте Тиррелл сидел на матросском сундуке и массировал раненое бедро, а по другую сторону переборки Болито заканчивал письмо отцу.

В тускло освещенной кают-компании Далкит дремал за стаканом рома, слушая, как Бакл пересказывает историю о какой-то женщине из Бристоля, в то время как молодой Хейворд слушал его, закрыв глаза.

Прямо над ныряющим клювоголовым, с развевающимися на ветру волосами и брызгами, Юл, один из стрелков, присел на корточки, прислонившись спиной к стойке, зажав бутылку между коленями, а его затуманенный разум думал о Тилби, о тех приятных временах, что они провели вместе?

Глубоко в трюме, над узкой головой фонарь.

Локк, казначей, осматривал бочку с лимонами, осматривая каждый из них, словно грабитель свою добычу, и одновременно делал записи в гроссбухе.

А под бледным полотном своим Воробей вмещал их всех? Не обращая внимания на их разнообразные заботы и радости, равнодушная даже к морю. Ведь она ни в чём не нуждалась и казалась довольной.

Как только Болито добрался до квартердека, он понял, что ветер быстро меняется, и дует против них. Он крепко спал, когда помощник капитана пробрался в каюту и сказал, что лейтенант Хейворд просит совета.

Была лишь половина средней вахты, и звезды все еще ярко светили над верхушками мачт, но когда он торопливо пересекал палубу, бесшумно ступая босыми ногами по влажному настилу, он слышал, как яростно трясутся марсели, а в ответ им — хор штагов и вант.

Бакл сидел рядом с рулем и, как и он сам, был одет только в бриджи. Это ли было доказательством (если оно еще было необходимо) нежелания Хейворда позвать на помощь, пока не стало слишком поздно?

«Ну?» Он всмотрелся в наклонный компасный котёл, увидев, как глаза рулевого слабо светятся в свете нактоуза. «Я жду, мистер Хейворд».

Он не хотел смущать молодого лейтенанта и в другое время мог бы оценить его желание самому контролировать свою вахту, не выказывая неуверенности. Но сейчас не время, и в таких опасных водах нужно действовать быстро.

Хейворд объяснил: «Ветер отступил примерно на один румб, и я поручил своим вахтенным подправить реи». Он неопределённо махнул рукой над головой. «Но теперь ветер отступает быстрее, боюсь, с северо-востока».

Бакл пробормотал: «Мы никогда не сможем вовремя сменить галс, чтобы достичь начала отмели, сэр». Он сердито посмотрел на компас. «Никогда!»

Болито потёр подбородок, чувствуя, как ветер играет на его голых плечах. Хейворд поступил глупо, позволив Воробью вот так завести голову. Возможно, он ожидал, что ветер снова изменит направление, как это часто случалось в этих местах, но, что бы он ни думал или на что ни надеялся, нос корабля теперь был почти направлен на северо-запад, и он тоже плохо держался этого курса. С каждой минутой они всё дальше отходили от цепи отмелей, и пришлось бы потратить часы на то, чтобы снова вернуться к своей позиции, как указал Колкухун.

Хейворд печально сказал: «Мне очень жаль, сэр. Я думал, что смогу подержать ее».

Болито напряжённо размышлял: «С ветром не поспоришь. Но в будущем тебе стоит научиться звать меня, если ты в чём-то не уверен. Я не буду думать о тебе хуже». Он посмотрел на Бакла. «Каково твоё мнение? У нас ещё четыре часа до рассвета».

Бакл был непреклонен. «Это невозможно». Он вздохнул. «Боюсь, нам придется держать курс круто к ветру и постараться выйти из строя примерно через три часа».

Болито мысленно представил себе карту, живо вспоминая ближайшие песчаные отмели и приливы.

«Созывайте всех, мистер Хейворд. Мы немедленно прибудем на место».

«Но, сэр!» — встревожился Бакл. — «Мы никогда не сможем следовать нашим курсом! При устойчивом северо-восточном ветре это невозможно».

Болито услышал пронзительные крики под палубой, внезапный топот ног по трапам и лестницам.]

Согласен, мистер Бакл. — Он замолчал, когда Тиррелл вышел из темноты, с трудом волоча ногу, пытаясь застегнуть ремень. — Я намерен пролезть сквозь решетку. — Он посмотрел на Тиррелла. — Если мы останемся здесь, мы не сможем оказать помощь, если она понадобится, когда рассветёт? Оказавшись внутри банка, мы, по крайней мере, сможем воспользоваться ветром, если представится такая возможность.

Грейвс побежал на квартердек, его шаги были очень громкими среди приглушённых голосов. Видимо, он успел надеть ботинки?

Болито сказал: «Очень хорошо. Лоуренсеры в цепях, а потом снимите с неё роялистов и брамсели». Он говорил быстро, в такт своим мыслям. «Передай боцману, чтобы отвязал весла, если ветер совсем стихнет».

Тиррелл кивнул: «Да, сэр. Думаю, у нас есть неплохой шанс прорваться. Прилив нам благоприятствует». Он помедлил. «Когда он немного отступит, это может нас забеспокоить».

Болито улыбнулся, несмотря на свои мысли. «Хорошо сказано!»

Крики разносились по орудийной палубе, где младшие офицеры завершали пересчёт марсовых и матросов для брасов. Большинство из них настолько хорошо знали корабль, что темнота не имела для них никакого значения.

Болито кивнул. «Убавьте паруса, мистер Тиррелл». Он понизил голос. «Как можно быстрее».

За считанные минуты все паруса исчезли с верхних реев, и с шумом натянутых на ветру марселей и курсов «Спэрроу» поднялся и покачнулся на неприятной зыби.

Болито вцепился в сетки от непогоды, наблюдая за тонкими струйками брызг, проносящимися по трапу, за резким углом наклона реев, когда Бакл с помощью парусов и руля пытался удержать судно как можно ближе к ветру.

И всё это время он быстро соображал. Как только корабль обойдет ближайшую полоску песчаной отмели и мели, он окажется примерно в десяти милях по носу. Неверная оценка скорости и расстояния, неверное или небрежное описание на карте – и он может сесть на мель. Но в глубине души он знал, что риск оправдан. Никто не мог винить его за то, что он, следуя первоначальному приказу, позволил ветру унести его прочь от этого места. Колхаун, вероятно, был бы рад держать его как можно дальше, лишь бы лишить Воробья даже роли зрителя в финале. Игнорируя жёсткий график приказов, он мог бы навлечь на себя выговор, но, если повезёт, у него будет больше возможностей оказать помощь Фауну, если француз решит сражаться. При северо-восточном ветре Колхауну будет трудно оставаться в своём секторе, когда придёт время, и это само по себе могло бы оправдать действия Болито?

«Готово, сэр!»

Он стиснул челюсти. «Опусти штурвал!»

Он напрягся, чувствуя, как море цепляется за поросший водорослями киль при сильном отливе?

«Руль на воде, сэр!»

Сквозь темноту он видел, как дико трясутся передние паруса, слышал топот ног, когда люди неустанно тянули за брасы, чтобы повернуть реи.

«Кнопки и листы!» Голос Грейвса звучал хрипло среди грохота холста и блоков?

«Поднять главный парус!»

В темноте упал человек, и чей-то резкий крик призвал восстановить спокойствие на орудийной палубе?

Болито вцепился в сети, его тело наклонилось вместе с корпусом, когда «Спарроу» подняла свой утлегарь, помедлила, а затем резко двинулась по ветру?

«Подтяжки там!» — Тиррелл перегнулся через перила, словно пытаясь разглядеть в темноте отдельных моряков. «Тяни, ребята! Сильнее!»

«Спэрроу» сопротивлялся еще некоторое время, а затем, наполнив паруса и снова загудев, он накренился на противоположный галс, и брызги хлынули через трапы, обливая людей внизу.

Болито пришлось кричать, чтобы перекричать шум. «Как можно ближе, мистер Бакл!»

«Да, сэр». Он звучал запыхавшимся голосом. «Полно и пока!»

Ещё несколько неловких минут, пока люди сновали по трапам. Подтянуть здесь и застраховать? Мужчины усердно тянули фалы, пока на носу выбранные матросы доставали свои поводья и лини к фор-цепи, готовясь начать измерение?

В конце концов, даже Бакл, похоже, остался доволен. «На юг к востоку, сэр!»

"Очень хороший."

Болито взглянул на крепко укреплённые реи. Даже фрегат не смог бы идти так круто к ветру. Ничто не смогло бы?

Тиррелл, пошатываясь, подошел к нему, его рубашка прилипла к телу. «Вы этого хотели, не так ли, сэр?» Он кричал, но его голос заглушал шум воды рядом. «Вы беспокоились о Фоун?» Он выругался, когда его нога поскользнулась, а затем хлопнул себя по бедру.

Болито поддерживал его и ждал, пока корпус снова примет вертикальное положение?

«Полегче, Джетро! Больно?»

Тиррелл оскалился. Далкит сказал, что в кости, возможно, остались небольшие осколки. Эти пистолетные пули могут расколоться, когда врезаются в человека. Он осторожно встал и поморщился. «Неплохо».

Болито наблюдал, как марсовые спускаются по штагам и вантам, а затем сказал: «Да. Полагаю, я действительно этого хотел. Не могу объяснить свои страхи». Он пожал плечами и добавил: «Поэтому я даже не буду пытаться».

Он отбросил свои сомнения. «Теперь, Джетро, я хочу, чтобы наши люди позавтракали и выпили немного чёрной воды. Нет смысла ждать рассвета, и я думаю, они слишком сильно промокли, чтобы спать сейчас». Он загибал пальцы. «Тогда потушите костры и соберите матросов по местам. Мы не будем готовиться к бою, но я хочу, чтобы все свободные люди были на палубе, когда мы пересечём отмель».

Тиррелл пристально за ним наблюдал. «А как же Хейворд? Ты собираешься его записать?»

Болито покачал головой. «Он усвоил урок, так что ничего страшного не произошло. Когда я был младшим лейтенантом, я однажды заснул на дежурстве». В темноте его зубы побелели. «Я не горжусь этим, но, клянусь Богом, больше так не делал!»

Он подошёл к крышке люка и помолчал. «Я спущусь вниз и переоденусь. Нашим людям не следует видеть своего капитана в таком виде при свете дня». Он рассмеялся, и звук разнесся до одинокого человека, работавшего на грота-рее. «Я могу жить как дикарь, но] не вижу смысла выглядеть так!»

Тиррелл повернулся к перилам, расслабив ногу, пронзившую боль. Он только что увидел ещё одного Болито. Обнажённый по пояс, с чёрными волосами, прилипшими ко лбу, он выглядел таким же молодым, если не моложе, как Хейворд. В тот самый момент Тиррелл был тронут его заботой о руках так же, как впечатлён его беззаботностью на приближающихся отмелях?

Хейворд вышел с орудийной палубы и ждал, когда можно будет вернуться к своим обязанностям?

Тиррелл сказал: «Распустите вахту внизу. А младшие офицеры отправятся на корму в ожидании инструкций».

Хейворд мрачно спросил: «А мне это плохо кончится?»

Тиррелл хлопнул его по руке. «Боже, нет!» Он рассмеялся в своём изумлении. «Ты оказал капитану услугу! Если бы ты позвал его раньше, ему пришлось бы сменить курс. Твоя ошибка позволила ему действовать иначе». Он пошёл прочь, насвистывая себе под нос, шлёпая босыми ногами по залитому брызгами настилу.

Хейворд поднялся по наклонной палубе и присоединился к Баклу у штурвала?

«Я не думаю, что понимаю».

Бакл с сомнением посмотрел на него. «Ну, даже не пытайся, вот мой совет». Он прошаркал к люку и добавил: «И в следующий раз, когда тебе вздумается поиграть с моим кораблём, я буду признателен, если ты сначала передашь мне это сообщение».

Хейворд взглянул на компас и перешёл на наветренную сторону. Быть вахтенным лейтенантом – это нечто большее, чем просто иметь офицерское звание, устало решил он. Он взглянул на туго натянутый главный парус и поморщился. Это было близко, и в какой-то момент он был поражен быстрой сменой событий, так что ему показалось, будто корабль несётся неудержимо, унося его и всех на борту, словно неуправляемый джаггернаут. Теперь, в эти последние мгновения, он кое-чему научился. Если всё это повторится, он будет знать, что делать. В этом он был совершенно уверен?

Стокдейл ждал в каюте с рубашкой Болито и, протянув ему полотенце, спросил: «Вы действительно уснули на вахте, сэр?»

Болито потер грудь и руки, чувствуя, как соль высыхает на его губах, словно другая кожа?

«Почти». Неужели от Стокдейла не было никаких секретов? «Но?

Иногда нам приходится что-то немного приукрашивать».

Он скинул промокшие штаны и бросил их через каюту. Продолжая вытирать обнажённое тело полотенцем, он прислушивался к размеренным шагам Хейворда по палубе наверху.

Затем он тихо добавил: «Я знал одного лейтенанта, который избил человека за ложный донос с топа. После этого матрос был слишком напуган, чтобы что-либо сказать, а когда возникла опасность, он молчал, опасаясь новых побоев. В результате корабль выбросило на берег, а лейтенант утонул».

Стокдейл настороженно посмотрел на него. «Так ему и надо».

Болито вздохнул. Морализаторство было напрасным для Стокдейла?

Здоровенный рулевой вытряхнул чистую пару бриджей и передал их. Ещё минуту он молчал, но лоб его был наморщен в задумчивости.

Затем он спросил: «Что случилось с моряком, сэр?»

Болито уставился на него: «Боюсь, его высекли за халатность».

Измученное лицо Стокдейла озарилось широкой улыбкой?

«Тогда это доказывает мою правоту, не так ли, сэр? В мире нет справедливости ни для кого из нас!»

Болито сел, одна нога всё ещё запуталась в штанах. Как это часто бывало, последнее слово было за Стокдейлом?

12. Поворот судьбы

ЛЕЙТЕНАНТ Тиррелл вцепился в поручень квартердека и пристально посмотрел вдоль трапа правого борта.

«Будь проклят этот туман!» Он перегнулся через леер, напрягая зрение, чтобы увидеть что-то дальше полубака. «И будь проклято наше везение!»

Болито ничего не сказал, но перешёл на другую сторону палубы. С самого рассвета, когда, когда поводки были натянуты, а все уши и глаза были прикованы к крикам глубины, к шуму далёкого прибоя и изредка к предупреждающим брызгам в темноте, он осознавал, что…

сгущающийся морской туман. В это время года это было обычным явлением в этих водах, но он ожидал, что туман быстро пройдёт, развеется с первыми лучами утреннего солнца?

Теперь, глядя на траверз, он понимал, что он стал гуще, чем когда-либо. Двигаясь равномерно по ветру, он клубился между вантами и, казалось, облеплял такелаж, словно бледная водоросль. Выше марселей-реев он ничего не видел, и, кроме прозрачного пятна воды под квартердеком, море было так же скрыто. Двигаясь в ногу с осторожным движением корабля, туман скрывал всякое ощущение движения, так что казалось, будто «Спэрроу» висит в облаке, словно некое судно-призрак.

Голос из-под квартердека крикнул: «Клянусь пятеркой!»

Крик матроса затих, поскольку показания глубины передавались из уст в уста от лотовых матросов на фор-русенях. Когда корабль достиг бара, Болито приказал судну подготовиться к бою, и, учитывая, что окутывающий его туман не давал ни видимости, ни слышимости, необходимо было принять все меры предосторожности.

Он снова взглянул на грот-марсель. Он тянул довольно хорошо, уверенно ведя шлюп по мелководью; хлопающие паруса блестели от влаги в сером свете, показывая, что где-то над туманом светит солнце, а может быть, и земля?

"Глубокая четверка!"

Болито прошел на корму к штурвалу, где стоял Бакл со своими людьми, а туман, двигавшийся сквозь его расставленные ноги, делал его похожим на призрака?

Он напрягся, когда Болито приблизился, и доложил: «Судно держится хорошо, сэр. К югу от востока, как и прежде».

С орудийной палубы донесся скрежет дерева, и, обернувшись, Болито увидел, как один из длинных весл покачивался над водой, прежде чем встать на одну линию с остальными. Он приказал выпустить весла часом ранее, ведь если ветер стихнет или они наткнутся на какую-нибудь неожиданную мель, они будут единственным способом оторваться от берега.

«Палуба там!» — казалось, голос мачты доносился из самого тумана. «Корабль по правому борту!»

Болито посмотрел вверх, впервые осознав, что туман имеет желтоватый оттенок, как туман над Северным морем.

Наконец-то свет. Высоко над палубой, скрытый слоем тумана, впередсмотрящий заметил другое судно?

Он видел, как Тиррелл и остальные наблюдают за ним, застигнутые врасплох резким криком впередсмотрящего.

Болито сказал: «Я поднимусь наверх, мистер Тиррелл». Он отстегнул шпагу и передал её Стокдейлу. «Будьте бдительны и обеспечьте возможность мгновенной отдачи якоря в случае необходимости».

Он поспешил к трапу, его мысли разрывались между неожиданным появлением странного корабля и нарастающей тошнотой при мысли о необходимости подняться на смотровую площадку.

Затем он выпрыгнул на грот-ванты и схватился за слегка подрагивающие леера с такой силой, словно корабль попал в шторм. Сквозь леера он увидел внизу, на орудийной палубе, сгорбленного Грейвса, с глазами, не глядящими ни вправо, ни влево.

Бетюн стоял рядом с ним, опираясь одной рукой на двенадцатифунтовое орудие, а другой прикрывая глаза, всматриваясь в туман. Вдоль всего корабля стояли люди, словно грубые статуи, их голые спины блестели от влаги, которая непрерывно капала с парусов и снастей, так что казалось, будто они вспотели, словно только что вернулись из боя.

Кое-где клетчатая рубашка или более темная сине-белая рубашка помощника стрелка выделялись среди остальных, как будто художник нашел больше времени, чтобы завершить их позы, прежде чем перейти к какой-то другой части картины?

«Клянусь пятым номером». Песнопение доносилось с бака, словно погребальная песнь?

Болито мысленно представил себе эту карту. Прилив уже начал меняться. Скоро даже так называемые безопасные проливы между отмелями и песчаными отмелями сблизятся, словно огромные челюсти, сжимающие добычу.

Он стиснул зубы и начал подниматься. Когда он остановился, чтобы перевести дух, корабль уже потерял очертания в тумане. Только орудия и продолговатые люки виднелись чётко, а позади, у гакаборта, Бакл и остальные, казалось, были разрезаны пополам следующими за ним порывами дымки.

Вверх и вверх. На грот-мачте он быстро пробрался через отверстие для клюва, вместо того чтобы терпеть дополнительные мучения, вися на пальцах рук и ног на вантах. Матрос, проходя мимо, смотрел на него с открытым ртом и всё ещё смотрел, как Болито набирает скорость, пока и он не скрылся из виду.

Через несколько мгновений Болито с благоговением взглянул на грот-брам-рей. Ведь там, над ним, чистое и безоблачное, небо было ярко-голубым, и, запустив последние ванты, он увидел, как туго натянутые штаги и ванты сияют, словно медь, в лучах раннего солнца.

Наблюдатель, небрежно свесив ноги с перекладин, подвинулся, чтобы позволить своему капитану подняться рядом с ним?

Болито схватился за подпорку одной рукой и попытался сдержать свое учащенное дыхание.

«А, Тейлор, у тебя тут отличное место».

Грот-марсовой медленно усмехнулся. «Да, сэр». У него был мягкий североамериканский акцент, а его домашний голос сделал больше, чем он мог мечтать, чтобы облегчить болезнь Болито.

Он поднял загорелую руку. «Вот она, сэр!»

Болито обернулся, стараясь не смотреть на дрожащую мачту, исчезающую внизу в тумане. Какое-то мгновение он ничего не видел. Затем, когда вялый ветер разогнал туман, он увидел наклонённые стеньги и развевающийся шкентель фрегата примерно в трёх милях от него по правому борту.

Он забыл о своем шатком положении, о тошноте от головокружительного подъема, обо всем на свете, кроме другого корабля?

Впередсмотрящий сказал: «Там тоже есть буруны, сэр. Я полагаю, фрегат находится по ту сторону отмели».

Болито серьезно посмотрел на него. «Ты ее знаешь, не так ли?»

Мужчина кивнул. «Да, сэр. Это «Вакханка», флаг капитана Колкухуна впереди». Он посмотрел на бесстрастное лицо Болито. «В любом случае, я был там однажды, два года назад».

Болито кивнул. Он тоже знал, что это Вакханки. Возможно, он надеялся, что ошибся, что туман и свет сыграли с ним злую шутку?

Но убеждённость Тейлора не вызывала сомнений. Это было типично для таких моряков, как он. Стоило им послужить на корабле или на борту, как они, казалось, узнавали его в любых условиях. Тейлор видел только верхние реи фрегата, но он сразу же узнал его?

Болито коснулся его руки. «Смотри за ней хорошенько, Тейлор». Он перекинул ногу через край. «Ты молодец».

Затем он поднимался и спускался, пытаясь осмыслить эту новую встречу. Однажды, обернувшись через плечо, он увидел на воде, вдали от корпуса, затуманенный солнечный свет. Значит, туман всё-таки рассеивался. Но теперь уже слишком поздно, если что-то пойдёт не так?

Тиррелл ждал его у перил квартердека, в его глазах читалась тревога, когда Болито спрыгнул с вант и поспешил к нему.

«Это Вакханка!»

Болито смотрел мимо него на поднятые лица на орудийной палубе, на слабый всплеск брызг, когда лотовый снова забрасывал якорь?

«Без четверти пять!»

Он повернулся к Тирреллу. «Колхаун, должно быть, ночью держался на большом расстоянии от берега. Когда ветер повернул вспять, он застал его врасплох, как и нас. Его, должно быть, пронесло несколько миль вдоль Ла-Манша». Он отвернулся, и в его голосе внезапно послышалась горечь. «Этому дураку следовало держаться ближе к берегу! Теперь он бесполезен там, за отмелями! Ему потребовалось бы почти полдня, чтобы вернуться на позицию для атаки!»

Рука Тиррелла пробежала по подбородку. «Что мы будем делать? С таким приливом нам придется быть начеку, если мы хотим приблизиться к „Лягушкам“». Он взглянул на Бакла. «Полагаю, нам следует отойти в сторону и повторить попытку позже».

Бакл медленно кивнул. «Мой тоже. Если план капитана Колкухуна провалился, то от нас не стоит ожидать чего-то лучшего».

Болито проигнорировал его. «Передайте приказ, мистер Тиррелл? Уберите весла, зарядите орудия и выдвигайтесь. Орудие за орудием, пожалуйста, как можно тише». Он изучил сомнительное выражение лица Бакла и тихо добавил: «Я понимаю риск. Так что закрепите курсы и пусть боцман подготовит речной якорь на случай, если нам придётся сразу же отплывать». Он заложил руки за спину. «Можете считать меня сумасшедшим, мистер Бакл». Он слышал, как весла с грохотом врезаются в борта, устанавливаясь на стойки, и медленное урчание тележек, когда первую пушку вытаскивали на открытое пространство.

«И, возможно, так и есть. Но где-то есть британский шлюп, такой же, как наш. Благодаря другим, он теперь совсем один, и, видит Бог, если я не сошел с ума, то Фоун понадобится любая помощь, какую только можно получить!»

Огромное главное блюдо, вздымаясь и протестуя, поднималось к своему двору, пока люди напряженно работали, чтобы взять его под контроль и обнажить палубу от носа до шканцов?

Друг артиллериста хрипло крикнул: «Заряжены и выгружены, сэр!»

Тиррелл направился на корму, зажав под мышкой рупор?

Болито встретил его взгляд и коротко улыбнулся. «На этот раз ты оказался быстрее».

Затем они вместе, спиной к рулевым и насторожившемуся Баклу, облокотились на поручни и уставились прямо перед собой. Туман всё ещё был вокруг них, но стал реже, и, наблюдая за ним, Болито понял, что он наконец-то обгоняет корабль, крадучись пробираясь сквозь ванты и уходя за подветренный нос. Солнечный свет тоже был. Немного, но он видел, как он слабо отражается от корабельного колокола и играет на чёрном двенадцатифунтовом ядре, которое один из командиров орудий вынул из гирлянды и перекладывал из руки в руку, проверяя его на прочность или нет?

Болито тихо спросил: «Как ты думаешь, сколько еще осталось?»

Тиррелл поднял раненую ногу и поморщился. «Ветер дует стабильно с северо-востока. Наш курс — юго-восток». Он размышлял вслух. «Промеры глубины не выявили ошибок на карте». Он принял решение. «] полагаю, мы примерно в шести милях от того места, где «Фоун» пересекла отмель». Он повернулся и твёрдо добавил: «Вам скоро придётся повернуть, сэр. Вы сядете на мель, если продолжите идти этим курсом».

Казалось, этот крик доносился до кормы, словно насмехаясь над ним. «Клянусь третьей точкой!»

Лейтенант Хейворд, неподвижно стоявший у трапа шканца, пробормотал: «Святый Боже!»

Болито сказал: «Если француз все еще там, то у него должно быть достаточно места, чтобы действовать свободно».

Тиррелл печально посмотрел на него. «Да. Но к тому времени, как мы доберемся до этого места, нам будет уже некуда ходить. Лягушонок может нам показать нос».

Болито представил себе разбросанные мачты и реи фрегата Колкухуна и сжал руки, чтобы успокоить нервы и сдержать нарастающий гнев. Этот глупец Колкухун. Так жаждал сохранить добычу при себе, что не предвидел перемены ветра. Так стремился не допустить Воробья к победе, что теперь оставил ворота открытыми для врага, который мог бы убежать, если бы захотел. Фаун не смогла бы привести её в бой, даже если бы ей удалось её поймать?

«И без четверти три!»

Он схватился за сети и старался не представлять, как морское дно медленно и неуклонно поднимается к килю.

Бесполезно. Он отскочил от сетей, и его резкое движение заставило мичмана Фаулера вздрогнуть. Он рисковал кораблём и жизнями всех на борту. Фоун, вероятно, стоял на якоре или уже обнаружил, что враг ушёл. Его опасения, его личные сомнения мало что значат для родственников тех, кого он, рискуя «Спарроу», утонул из-за своей прихоти?

Он резко сказал: «Мы покинем корабль. Я намерен пересечь бар и присоединиться к Вакханке, как только туман рассеется». Он увидел, как Бакл с облегчением кивнул, а Тиррел…

наблюдая за ним с серьезным пониманием. «Передайте мои комплименты мистеру Грейвсу и возьмите оружие...» Он резко обернулся, когда сразу раздались крики нескольких голосов.

Тиррелл коротко сказал: «Оружейный огонь, ей-богу!»

Болито замер, внимательно прислушиваясь к прерывистым трескам и более тяжелому грохоту более крупного оружия.

«Отложите последний приказ, мистер Тиррелл!» Он смотрел, как луч солнечного света струился по стволу грот-мачты, словно расплавленное золото. «Мы не будем долго слепы!»

Прошло еще несколько минут, в то время как каждый человек на борту прислушивался к далеким выстрелам?

Болито обнаружил, что видит за сужающимся утлегарем, и, взглянув на траверз, увидел извивающееся ожерелье прибоя, отмечавшее ближайшие выступы рифа. Возможно, это был туман или эхо от скрытой земли, но звук выстрелов был каким-то странным. Он различал более резкий рёв девятифунтовых пушек «Фауна» среди более тяжёлой артиллерии противника, но были и другие взрывы с разных направлений, которые, казалось, не соответствовали обстоятельствам.

Солнечный свет пробежал по влажным доскам и поднял еще больше дымки от капающих саванов и

сетки гамака, а затем, словно некий фантастический занавес, туман рассеялся, обнажив драму, каждая деталь которой стала отчетливо видна в утреннем свете?

Вот кончик острова, ярко-синий на фоне пустого неба, и переплетённые узоры прибоя и бурлящих течений, указывающие на близость отмели. А прямо по курсу медленно приближающегося «Спэрроу», корпус которого, казалось, держался на утлегари, плыл «Фаун» Моулби?

Дальше, с мачтами и свернутыми парусами, всё ещё окутанными уходящим туманом, стоял «Француз», наполовину скрытый тенью, его очертания размывались на фоне суши. Он вёл частый огонь, его батарея вспыхивала длинными оранжевыми языками, а флаг был отчётливо виден сквозь дым?

Только тогда Болито понял, что Фоун всё ещё стоит на якоре. С отвращением он смотрел на острые струи воды, обрушивающиеся вокруг неё, и на редкие фонтаны брызг, когда мяч сильно ударялся о борт.

Бакл хрипло крикнул: «Он перерезал трос, сэр!»

Люди Моулби уже бежали на длинные дистанции, пытаясь уйти от смертоносного заградительного огня, в то время как с ее собственной палубы орудия вели интенсивный огонь по врагу.

Болито вцепился в леер, когда фор-стеньга «Фауна» зашаталась, а затем рухнула вниз, окутывая клубами брызг и дыма. Он слышал голос Тиррелла, словно во сне, видел, как тот отчаянно тычет в сторону, как вспыхивали новые вспышки – не на «Французе», а на мысе и ещё ниже, вероятно, на каком-нибудь небольшом пляже?

Какая идеальная ловушка! Молби, должно быть, попался в туман и, убедившись, что противник всё ещё стоит на якоре у берега, встал на якорь, ожидая поддержки Колкухуна. Неудивительно, что первый лейтенант «Вакханки» доложил о такой активности. Французский капитан потратил время на высадку артиллерии, чтобы любой атакующий попал под сокрушительный сектор огня, от которого у него было мало шансов спастись?

Теперь весла были выпущены, поднимаясь и опускаясь, словно крылья, поворачивая маленький шлюп так, что он оказался повернутым прочь от противника, в сторону отмели и открытого моря.

С орудийной палубы раздался хор криков и стонов, когда ряд лопастей левого борта взмыл в диком беспорядке, а их расколотые лопасти взмыли высоко в воздух, прежде чем разлететься по кораблю осколками.

Болито поднял телескоп и направил его на квартердек «Фауна». Он увидел бегущие фигуры, лица, увеличенные в объективе и казавшиеся ещё более ужасными из-за расстояния и тишины. Открытые рты, взмахи руками – люди бежали, чтобы разобрать обломки и сохранить хотя бы часть орудий открытыми. Рангоут упал на его маленький окружённый мир, так что он вздрогнул, словно ожидая удара о палубу. Матрос бежал, спотыкаясь, по одному из трапов, его лицо, по-видимому, было оторвано от земли, и он с ужасом смотрел, как тот падает и, к счастью, исчезает рядом с кораблем.

Кто-то не растерялся, и высоко над палубой Болито увидел, как грот-марсель свободно развевается на ветру, и как внезапно отреагировала позолоченная носовая фигура «Фаун», когда она начала набирать ход.

Он почувствовал, как Бакл трясет его за руку, и обернулся, отчаянно закричав: «Мы должны развернуться, сэр!» Он отчаянно указал на сверкающую воду и на массу коричневых водорослей, скользивших так близко к её поверхности. «Мы сейчас же окажемся на берегу!»

Болито посмотрел мимо него. «Приготовьтесь к якорю, мистер?»

Тиррелл!» Он не узнал свой голос. Он был словно сталь о сталь. «Отправьте катера и приготовьтесь немедленно поставить якорь-лебедку». Он подождал, пока Тиррелл не подбежал к борту, а первые ошеломлённые люди не выбежали из реи. «Мы останемся здесь».

Двигаясь медленнее, Воробей приблизился к отмели, и когда он проплыл над одной из песчаных отмелей, можно было увидеть его собственную тень, прежде чем вода снова стала глубже?

Болито продолжал отдавать приказы, делая каждый отдельный и оторванный от следующего, пока он заставлял себя сосредоточиться, закрыть уши от выстрелов, прикрыть глаза от медленного и методичного уничтожения Фауна?

Спустили катера, и, следуя приказу, боцман Гласс взял один из них, чтобы установить небольшой гребень. С поднятыми парусами и неплотно закреплёнными на носу и корме якорями, «Спарроу» наконец-то остановился?

И только тогда Болито снова поднял подзорную трубу и направил её на «Фаун». Сильно накренившись, и всё, кроме бизани, ушло в сторону, судно всё ещё пыталось уйти от бомбардировки. Это было безнадёжно, ибо, хотя руль казался целым, а рейка и крейсер обеспечивали хоть какое-то управление, судно было сильно стеснено массой волочащихся рангоутов и парусов, и, похоже, у него осталось мало людей, способных удержать судно на плаву. В него попадали снова и снова, раздробленные обломки древесины и обшивки падали на мелководье, плавая рядом с ним и за кормой, словно кровь раненого зверя?

Она резко накренилась, и когда её бизань опустилась, присоединившись к остальным рангоутам, Болито понял, что она села на мель. Она шла навстречу, её палуба накренилась в его сторону, когда первые острые шипы врезались в её днище и киль. Всё кончено?

Он закрыл стакан и передал его кому-то стоявшему рядом. Он не увидел ни одного лица, не услышал ни одного знакомого голоса. Его собственный голос был таким же странным и неестественным, как и прежде?

«Француз лежит у нас по левому борту». Как же тихо стало теперь. Противник прекратил огонь, ибо, пока «Фоун» лежала, зажатая на отмели, она наконец-то оказалась вне досягаемости орудий. Дым плыл над мысом, и Болито представил себе, как французские артиллеристы прочищают дула, возможно, наблюдая за неожиданным появлением другого шлюпа. Ещё одна жертва? «Дистанция меньше мили. Он хорошо пришвартован, чтобы создать идеальную ложь». Он знал, что Тиррелл и остальные наблюдают за ним. Заворожённые. «Точно так же он не может причинить нам вреда. Мы же…» Он обернулся, несмотря на бдительность, и увидел, как носовая часть и бушприт «Фоуна» оторвались и упали в бурлящий поток под кормой. Он без всякого выражения продолжил: «Мы можем попасть по нему, и сильно!»

Грейвс был на лестнице, его лицо побледнело от потрясения или от того, что он увидел, как другой корабль был так жестоко уничтожен?

Болито посмотрел на него: «Заставьте работать левый носовой погонный шнек. Вы откроете огонь, когда будете готовы. Передайте ваши требования боцману. Используя якорные тросы, вы сможете двигаться по своему усмотрению». Он повернулся к Тирреллу: «Немедленно задействуйте шпиль».

Грейвс был уже на полпути по палубе, когда голос Болито заставил его замереть на месте?

«Приведите мистера Юла! Передайте ему, что я хочу, чтобы он построил небольшую печь, где он сможет нагревать ядра для вашего орудия. Позаботьтесь о том, чтобы всё было сделано правильно и качественно». Он перевёл взгляд на вражеский корабль. «У нас есть время. Уйма».

Затем он подошел к сетке и подождал, пока Тиррел снова вернется на корму.

Тиррелл тихо сказал: «Вы были правы, сэр. Это за нами они гнались. Боже всемогущий, это мы только что наблюдали, как нас уничтожали!»

Болито серьёзно посмотрел на него. «Да, Джетро». Он с чёткой ясностью вспомнил слова Молби, сказанные ему при их последней встрече. О Колкухауне. Этот человек меня погубит.

Он резко обернулся, и его голос снова стал резким. «Какая, черт возьми, задержка?»

Ему ответил громкий хлопок спереди, и он успел увидеть падение ядра примерно в полукабеле от противника.

По палубе был передан приказ, и люди у кабестанов взяли на себя нагрузку, слегка натянув трос так, чтобы нос «Спэрроу» повернулся и предоставил экипажу «Грейвса» лучший угол поворота?

Бац! Мяч с визгом улетел, на этот раз шлёпнувшись на одной линии с какашками противника?

Болито пришлось схватиться за руки, чтобы удержать равновесие. Следующий мяч должен был попасть. Он знал, что так и будет. С этого момента о[

… Он поманил Стокдейла?

«Уходим. Передайте трубу второму катеру, чтобы он направился к Фаун. Возможно, мы ещё подберём кого-нибудь из её людей».

Он увидел Далкита под лестницей, уже одетого в свой длинный, запачканный фартук?

Из лукоискателя раздался ещё один хлопок, и он увидел, как бурый дым клубится сквозь клювовидные головки, скрывая место падения ядра. Но тут раздался крик: «Попался! Отлично, четверть!»

Он сказал, как бы про себя: «На этот раз не пугачи, сэр? Француз! Не в этот раз!»

«Гиг готов, сэр!» Даже Стокдейл казался шокированным?

«Примите на себя командование, пока я не вернусь, мистер Тиррелл». Он подождал, пока тот дотащит ногу до входного люка. «Мы выберемся отсюда со следующим приливом».

Он слышал глухой стук молотка, когда Юл и его товарищи сооружали грубую печь. В обычных обстоятельствах было опасно, даже безрассудно, думать о нагреве снарядов на борту корабля. Корпус, как трут, канаты и парусина, смола и порох. Но это было необычно. «Спэрроу» стоял на якоре в защищенных водах. Плавающая орудийная платформа. Это был всего лишь вопрос точности и терпения?

Тиррелл неловко спросил: «Как долго мы будем продолжать стрелять, сэр?»

Болито взмыл над мягко хлопающими кошачьими лапками и зелеными отражениями?

«Пока враг не будет уничтожен». Он отвёл взгляд? «Полностью».

«Да, сэр».

Тиррелл наблюдал, как Болито забирается в шлюпку, и как Стокдейл быстро гребет веслами, направляя ее к громадине, которая когда-то была «Фоуном».

Затем он медленно подошёл к палубному ограждению и прикрыл глаза, чтобы наблюдать за вражеским кораблём. Повреждений было мало, но ядра теперь попадали регулярно. Скоро раскалённый снаряд попадёт в топку Юла, и тогда… он поёжился, несмотря на разгорающийся солнечный свет. Как и большинство моряков, он боялся огня больше всего на свете?

Хьюярд присоединился к нему и тихо спросил: «Он это имел в виду?»

Тиррелл вспомнил глаза Болито, отчаяние и боль, когда Фоун попалась в ловушку. «Да, так и было».

Он вздрогнул, когда с палубы француза раздался выстрел из пушки, и увидел, как ядро взметнуло тонкую колонну почти на кабельтов короче. Матросы, не работавшие на кабестане или шлюпках, наблюдали за ним с трапов и вант, некоторые даже делали ставки на следующий выстрел. Каждый раз, когда французское ядро не достигало цели, они ликовали или смеялись, зрители, ещё не осознавая, что, если бы не ирония судьбы, именно они, а не люди Фауна, погибли бы под этими пушками.

Тиррелл продолжил: «Колхаун довёл нас до этого. Если бы нашему капитану дали законное место для атаки, мы бы ушли». Он ударил ладонями друг о друга. «Наглый ублюдок! И он просто сидит там, как бог, пока мы доделываем за него!»

Ещё один удар эхом разнёсся по воде, и он увидел, как с грот-мачты противника упало рангоутное дерево. Очень медленно, или так ему показалось, словно лист с дерева осенью?

Мичман Фаулер крикнул: «Наши шлюпки отчаливают от места крушения, сэр!»

Он был бледен, но когда он поднял телескоп, его рука была тверда, как ружье.

Тиррелл холодно посмотрел на него. И есть ещё один? Как Рэнсом, как Колхаун. Без человечности и чувств?

Он описал Фаун как «развалину». А ведь ещё несколько мгновений назад она была живым, энергичным существом. Образ жизни для её народа и тех, кто придёт после?

Он свирепо сказал: «Поднимайтесь, мистер Фаулер, и возьмите с собой подзорную трубу! Следите за «Вакханкой» за рифом и следите за ее сигналами».

Если таковые имеются?

Затем, когда пистолет снова выстрелил, он заставил себя пойти в противоположную сторону, оставив Хейворда наедине со своими мыслями?

Болито слышал регулярные выстрелы орудия, даже когда шлюпка прицепилась к накренившемуся борту «Фауна», и вместе с несколькими своими людьми поднялся на борт?

«Сначала резак!» Он указал на Бетюна, который смотрел на кровавые руины, словно в трансе.

«Полная загрузка, а потом — концерт».

Стокдейл последовал за ним по наклонной палубе, через разбитые шлюпки и спутанный такелаж. Однажды, проходя мимо люка, Болито увидел зелёное свечение, а когда он заглянул вниз, то увидел, как море ликующе вздымается сквозь огромную пробоину в корпусе, а отражённый солнечный свет играет на двух качающихся телах. Огромные пятна крови, перевёрнутые пушки, вокруг которых ошеломлённые выжившие, пошатываясь, спускаются к ожидающим шлюпкам. Казалось, их было совсем мало?

Болито вытер лицо рукавом рубашки. «Мы», — сказал Тиррелл. Нетрудно было понять?

Он остановился на трапе шканца и посмотрел вниз на Молби. Его раздавило упавшим рангоутом, его лицо застыло в агонии. На щеке виднелось небольшое пятнышко крови, а по лицу ползали мухи.

Он хрипло сказал: «Возьми его, Стокдейл».

Стокдейл наклонился и пробормотал: «Это невозможно, сэр. Он слишком быстр».

Болито опустился на колени над рейкой и закрыл лицо куском брезента. Покойся с миром, старый друг. Остаюсь с тобой.

Корабль. Ты сегодня в лучшей компании?

Палуба быстро содрогнулась. Корабль начал разваливаться. Море, прилив и раскрепощённые орудия скоро доведут до конца то, что начал враг?

Голос Бетьюна раздался с борта, где катер поднимался и нырял на опасной волне. «Всем ступать, сэр!»

"Спасибо."

Болито слышал, как море грохочет по палубе, затопляя каюту и кормовую каюту. Точно такую же, как у него. Времени что-либо подбирать уже не было. Он наклонился и отстегнул меч Молби.

Он передал его Стокдейлу. «Кому-то в Англии это может понравиться».

Он заставил себя окинуть себя долгим взглядом, вспоминая каждую деталь. Держа её в руках?

Затем он последовал за Стокдейлом в двуколку. Он не оглянулся и не услышал звуков последних страданий Фоуна. Он думал о Молби. Его протяжный голос? Ощущение последнего рукопожатия?

Тиррелл встретил его и сказал: «Мистер Юл уже приготовил печь, сэр».

Болито посмотрел на него пустым взглядом. «Потушите его, пожалуйста».

"Сэр?"

«Я не буду сжигать людей за то, что они выполнили свой долг. Француз слишком сильно ранен, чтобы уйти. Мы отправим туда лодку под белым флагом. Не думаю, что он захочет продолжать бессмысленную резню».

Тиррелл медленно выдохнул: «Да, сэр. Я займусь этим».

Когда он вернулся после передачи приказа о прекращении огня, он обнаружил, что Болито покинул палубу?

Он увидел, как Стокдейл несёт меч и протирает его клочком ветоши, его избитое лицо было полностью поглощено этим занятием. Он вспомнил о двух моделях кораблей Тилби. Как и меч Молби. Неужели это всё, что осталось от человека?

Он все еще размышлял об этом, когда показались стеньги «Вакханки» и она подняла свой первый сигнал?

Лишь к вечеру «Спэрроу» удалось приблизиться к фрегату. Как только он отошёл от отмели, ветер изменил направление и значительно усилился, так что пришлось приложить все усилия, чтобы уйти от коварных бурунов. Снова оказавшись в открытом море, где примерно в пяти милях по траверзу виднелась темнеющая плита Большого Багамы, «Спэрроу» убавил паруса и лег в дрейф в пределах кабельтова от корабля Колкухуна.

Сидя в бешено бьющейся гиче, Болито наблюдал, как фрегат и последний сигнал к ремонту на борту спускают на палубу. Сигнал был поднят уже давно, но, как и предыдущие сигналы Колкухуна, он его проигнорировал. Даже не подал знака подтверждения?

Брызги от вёсел хлестали его по лицу. Это помогло ему успокоиться, пусть и ненадолго. Его печаль сочеталась с гневом, а самообладание — с желанием противостоять Колкухоуну.

Гичка перевернулась и головокружительно поднялась на крутой волне, а носовой матрос чуть не вылетел за борт, когда он зацепился за цепи и прикрепил их.

Болито взобрался на трюм фрегата, на этот раз не обращая внимания на море, которое бурлило у корпуса, словно пытаясь утащить его прочь.

Колхауна не было в порту входа, и первый лейтенант быстро сказал: «Клянусь Богом, сэр, я сожалею о том, что произошло».

Болито серьёзно посмотрел на него. «Спасибо. Ты не виноват».

Затем, не говоря больше ни слова и не взглянув на покачивающуюся команду, он направился на корму в каюту?

Колхаун стоял у окон, словно не двигаясь с момента их последней встречи. В жёлтом свете фонарей его лицо казалось суровым и безрадостным, а когда он заговорил, его тон напоминал голос гораздо более взрослого человека.

«Тебе потребовалось достаточно много времени! Как ты смеешь игнорировать мои сигналы!»

Болито холодно посмотрел на него. Гнев в голосе Колкухуна был таким же фальшивым, как и его самообладание, и он заметил, как одна его рука сильно дёргается, прижимаясь к белым штанам.

«Ваши предыдущие сигналы были переданы «Фауну», сэр». Он увидел, как тот вздрогнул, и медленно продолжил: «Но корабль уже был развален на части, а большинство его людей погибло в бою или утонуло, когда он напал».

Колкухаун резко кивнул, нахмурив брови, словно пытаясь сдержать свои эмоции.

«Это не имеет значения. Ты нарушил мой приказ? Ты пересёк бар без разрешения. Ты…»

Болито сказал: «Я выполнил то, что считал своим долгом». Бесполезно. Он чувствовал, как его самообладание ускользает, словно ледяной ярд из-под марсового. «Если бы не ваша жажда славы, мы бы вместе взяли француза без потерь. У нас было всё преимущество, ведь враг не знал о вашей полной силе. Она охотилась только за одной добычей. «Воробей». Он отвернулся, пытаясь скрыть своё горе. «Из-за тебя погибли Молби и его люди, его корабль потерян. Из-за твоей бессмысленной косности, твоей неспособности видеть дальше призовых денег, ты не смог помочь, когда пришло время». Он снова обернулся, его голос резко прозвучал: «Что ж, француз взят! Чего ты хочешь теперь, чёртово рыцарское звание?»

Удивительно, но голос Колкухуна был очень тихим, и пока он говорил, его взгляд был устремлен в какую-то точку в стороне от Болито.

«Я проигнорирую вашу вспышку». Он помолчал. «А, теперь я вспомнил, у вас на борту молодой Фаулер. Было бы нехорошо потерять его в бою». Он заговорил быстрее, и бессвязные фразы слетали с его губ в такт мыслям. «Адмирал будет ожидать полного отчёта. А я буду ждать».

Болито смотрел на него с отвращением. «У меня есть письменные приказы, которые ты мне изначально отдал. Те, которые должны были отправить меня как можно дальше от места атаки». Несмотря на жалкие объяснения и оправдания Колкухуна, он заставил себя продолжать. «Если бы я подчинился им или ветер остался бы постоянным, Фаун всё равно погибла бы. Что бы ты тогда сделал? Может быть, послал бы маленького Люцифера?»

Колхаун подошёл к столу и снял с полки графин. Немного бренди пролилось ему на руку, но он, похоже, этого не заметил.

«Некоторое время назад я получил приказ. Как только мы загоним «Французскую флейту» на дно или прекратим поиски, нам приказано следовать в Нью-Йорк. Флотилия должна быть сокращена». Он проглотил полстакана бренди и с трудом перевел дух. «Вакханка» будет возвращена на флот».

Болито уставился на него. Всякое сострадание или жалость, которые он мог таить в своём гневе, исчезли с этим признанием?

Он тихо спросил: «И всё это время вы знали, что мы собираемся в Нью-Йорк?» Он прислушался к своему голосу, удивляясь, как ему удаётся звучать так спокойно. «Вы думали, что это последний шанс проявить себя. Великолепная победа, вы вошли в порт, блестящая добыча под вашим флагом! Но из-за своей жадности вы не смогли разглядеть настоящую опасность, и Фоун дорого заплатила за ваше невежество!»

Колкухаун поднял глаза и посмотрел на него с отчаянием.

«В Нью-Йорке всё может показаться другим? Помнишь, я же тебе помог…» Он замолчал и отпил ещё. «Мне нужна была эта награда! Я её заслужил!»

Болито направился к двери, не сводя глаз с дрожащих плеч Колкухуна.

Он сказал: «Я послал оставшегося лейтенанта Фауна взять на себя командование флейтой. Капитуляцию организовал лейтенант Хейворд». Он заставил себя не вдаваться в подробности, лишь бы Колхаун не стал умолять. «Французский корабль больше не пригодится. Предлагаю вам отправить своих морских пехотинцев взять командование на себя и ждать военных, которые захотят сопроводить пленных в другое место».

Колкухаун прислонился к кормовым окнам, его голос заглушали шум моря и шум руля.

«Это будет означать военный трибунал». Его плечи напряглись. «Вам будет приказано явиться».

Болито кивнул. «Похоже на то».

Колхаун, не оборачиваясь, махнул рукой в сторону хижины.

«Всё это исчезло. В один миг, в одночасье. Судьба».

«Моулби, наверное, тоже так подумал». Болито положил пальцы на дверь?

Колхаун оттолкнулся от окна и пошатнулся, пересек каюту?

«Так ты в конце концов победил, да?» — Его голос дрогнул. — «Ты и твой чёртов Воробей!»

Болито, увидев страдания этого человека, ответил: «Три года назад, когда мне дали «Спэрроу», я думал, что командование – это всё, всё, чего может желать мужчина. Тогда, возможно, я бы согласился с вашими решениями, какими бы они ни были. Теперь я знаю лучше, возможно, всё-таки благодаря вам. Командование – это одно. Но ответственность, долг перед теми, кто зависит от вас, – это бремя поважнее. Мы должны разделить вину за смерть Молби». Он увидел, что Колкухун смотрит на него с недоверием, но продолжил: «Твоя глупость ослепила тебя, закрывая глаза на всё, кроме будущего продвижения. Моим преступлением была гордыня. Гордыня, которая подтолкнула врага расставить мне ловушку и которая дорого обошлась народу Фауна». Он открыл дверь. «Надеюсь, я никогда этого не забуду? И ты тоже».

Он быстро направился на шканцы и услышал, как за ним захлопнулась дверь, а затем грянул выстрел из мушкета, и часовой снова принял более расслабленную позу.

У трапа он обнаружил первого лейтенанта, ожидавшего его. По ту сторону бурлящей воды, гребни и впадины которой уже были окрашены тенями, он увидел «Спэрроу», неуверенно покачивающуюся на фоне первых бледных звёзд. На её гакаборте мерцал фонарь, и ему показалось, что он увидел плеск вёсел, отмечавший место, где Стокдейл держал гичку наготове. Может быть, он ждал напрасно? Колхаун, возможно, сделал последний жест, чтобы…

арестовать его за вспышку гнева. Разве то, что он этого не сделал, не было достаточным доказательством его истинной вины?

Более того, Колхаун прекрасно осознавал, что он сделал?

Он сказал: «Мы должны воссоединиться с Флагом в Нью-Йорке».

Лейтенант посмотрел, как кабина покачивается у борта, и с грустью ответил: «Мне не будет жаль покидать это место».

Болито вздохнул: «Да. Поражение — это плохо? Но победа часто может принести ещё большую боль».

Лейтенант наблюдал, как он забрался в двуколку и отчалил?

Такой молодой, но с такой ответственностью. Не для меня. Как только эта мысль пришла ему в голову, он понял, что это ложь, и, оглядев темнеющую палубу, задумался: не приблизила ли его ошибка Колкухуна к повышению?

13. Лучшая эпитафия

Почти сразу после того, как «Спарроу» бросила якорь в Санда-Хук, «Спэрроу» и её команда были брошены на срочную работу по короткому, но заслуженному ремонту. Под суровым надзором старшего офицера верфи корабль был кренован, а густые заросли водорослей срезаны и очищены с корпуса. Болито удалось отправить Лока на берег, и, более осторожно подкупив, он получил свежую провизию, а также замену некоторым грязным бочкам с говядиной и свининой.

Посреди всей этой деятельности, которая продолжалась от рассвета до заката, его время от времени навещал учёный лейтенант из штаба главнокомандующего. Он принял показания Болито и Тиррелла и сравнил их с записями в судовом журнале на момент гибели «Фауна», а также с теми, которые предшествовали фактическому нападению. Баклу было необходимо показать и объяснить каждый раздел использованных карт, и он мгновенно скатился до бормотания в недоумении под умелым изучением лейтенанта. Но по мере того, как один день сменялся другим, и «Спэрроу» возвращал себе первоначальный опрятный вид, горькие воспоминания о потере «Фауна», даже проявления ярости в каютах Колкухуна, стали размытыми, словно бунт стерся из памяти Болито?

Он был постоянно занят делами своего корабля, никогда не зная наверняка, когда придет следующий приказ, и посвящал все свободное время изучению более широких аспектов войны на суше. Когда ему вручили повестку в военный трибунал, это стало для него чем-то вроде шока?

Прошло три недели с тех пор, как он столкнулся с Колкухоуном в каюте Вакханки, и почти каждый день был наполнен событиями и событиями?

Лишь отдельные детали всё ещё с чёткостью помнились ему в памяти. Картина резни и опустошения на разбитой палубе «Фауна». Лицо Молби, мухи, ползающие по его искажённому лицу. Несомненная гордость молодого Хейворда от того, что ему поручили принять капитуляцию француза, и единственный выживший офицер «Фауна», который отправился командовать противником до прибытия морской пехоты. Лейтенант Молби был подобен человеку, вышедшему из тени самой смерти. Его движения были бессвязными, лицо искажённым от увиденного и услышанного?

Утром в день суда над военачальником Болито стоял на квартердеке «Спэрроу» вместе с Тирреллом и Баклом, ощущая на себе множество глаз, наблюдающих за его людьми и людьми с соседних кораблей, стоявших на якоре?

Тиррелл переступил ногой и пробормотал: «Возможно, меня вызовут в качестве свидетеля, но, клянусь Богом, я чувствую себя виновным!»

Болито наблюдал, как гичка движется к входному порту, и заметил, что Стокдейл и гребцы были одеты в лучшие одежды. Возможно, он тоже осознавал этот момент?

«И правильно, — мрачно подумал он. — Сегодня день Колкухуна, но неужели утопающий может утащить за собой других?»

Он перевел взгляд на старый семьдесят четыре, стоявший примерно в трёх кабельтовых от него. «Парфянский», где ему дали указание спасти солдат и золото генерала Бланделла с «Делавэра». Как давно это было, казалось теперь. Целая вечность?

Шлюпка закипела, и Тиррелл резко сказал: «Этот ублюдок заслуживает того, чтобы его повесили!»

Болито последовал за остальными к входному порту, снова пытаясь понять свои истинные чувства. Было трудно продолжать ненавидеть Колкухуна. Возможно, его слабость была слишком человеческой, и поэтому его было сложнее осуждать после того, как прошла первая злость?

Когда пробило восемь часов и на каждом стоявшем на якоре военном корабле зазвонили колокола, с борта «Парфии» грянуло одиночное орудие, и одновременно с ним с гафеля сорвался военный корабль. Настало время?

Грейвс стоял с застывшей партией, его лицо оставалось бесстрастным, пока они поднимались в двуколку. Он не был ни в чём замешан, и Болито подумал, не отражает ли флаг военного трибунала его шансы на повышение?

Пройдя через позолоченный входной порт «Парфиана», мимо морской стражи и собравшегося отряда, Болито почувствовал нарастающее отвращение. Квартердек двухпалубного судна был полон посетителей. Старшие офицеры, некоторые из которых были военными, несколько преуспевающих гражданских и одинокий художник создавали впечатление беззаботной прогулки, а не суда. Художник, бородатый, сосредоточенный человечек, действовал со всех сторон, делая быстрые наброски, прорисовывая детали униформы или званий, почти не останавливаясь между каждым захватом?

Он увидел Болито и поспешил сквозь болтливую толпу, уже держа наготове свой блокнот.

«Али, добрый сэр! Капитан Болито?» Карандаш завис в воздухе, а затем метнулся вниз. «Я так рад наконец-то вас видеть? Я много слышал о ваших подвигах». Он помолчал и застенчиво улыбнулся. «Жаль, что я не могу быть на борту вашего корабля и делать зарисовки. Людям, оставшимся дома, нужно сказать…»

Тиррелл пробормотал: «Ради всего святого!»

Капитан открыл дверь, и посетители начали просачиваться на корму, в большую каюту. Оставшись в одиночестве и чувствуя себя неловко в своих лучших мундирах, свидетели остались на квартердеке?

Болито тихо сказал: «Может быть, в другой раз».

Он повернул голову и увидел капитана морской пехоты, марширующего к каюте с обнаженным мечом на корму. От одного вида его тошнило. Мрачное зрелище. Как толпы в Тайберне или как глумящиеся глупцы, часами стоявшие, чтобы посмотреть, как какой-то негодяй задыхается на деревенской виселице?

Улыбка художника померкла. «Понимаю. Я думал…»

Болито ответил: «Я знаю, что ты подумал. Что я был бы рад увидеть, как человек лишается власти!» Он не скрывал своего презрения?

«И это тоже». Глаза художника блеснули на солнце, когда он быстро внес изменения в свой набросок. «Я также представлял, что ты, возможно, видишь, как позор этого человека укрепляет твоё будущее». Он пожал плечами, когда Болито сердито набросился на него. «То, что я ошибаюсь по обоим пунктам, делает меня дураком, а тебя — ещё лучшим человеком, чем они говорят?

Болито печально посмотрел на него. «То, что они говорят, сегодня мало что значит».

Лейтенант крикнул: «Сюда, господа».

Они последовали за ним в порядке старшинства и прошли в кают-компанию корабля?

Художник быстро прошел и скрылся в большой каюте, а Тиррелл прорычал: «Боже, что с нами происходит? Неужели они тоже нарисуют картины о Судном дне?»

Всё утро продолжалось это дело с ношением одежды? Вызывали свидетелей и собирали доказательства. Факты и слухи, технические домыслы или просто воображение – казалось, прошла целая вечность, чтобы всё это записать. Время от времени устраивались перерывы, чтобы отдохнуть и дать гостям возможность размять ноги на квартердеке?

За всё утро Болито почти не разговаривал. Вокруг него их лица выражали либо уверенность, либо...

Неуверенность, остальные свидетели ждали своей очереди? Оделл со шхуны «Люцифер», его быстрые, беспокойные движения лишь усиливали напряжение. Первый лейтенант и штурман «Вакханки». Выживший лейтенант «Фауна» и ослеплённый моряк, стоявший рядом с Молби, когда его сразило?

По старшинству или по мере того, как их ценность определялась, число свидетелей сокращалось, пока не остались только Болито и Тиррелл? Через открытые иллюминаторы Болито видел лодки, курсирующие между кораблями и берегом, и дымку дыма с близлежащей песчаной косы, где мужчина жег плавник?

Было душно и жарко. Первый день мая. Он представлял себе, каково будет дома. В Фалмуте. Иногда ему казалось, что он никогда больше этого не увидит. Маленькие бледные точки овец на холмах и мысу. Шумные коровы на тропинке у дома, всегда любопытные, когда они проходят мимо ворот, словно никогда раньше их не видели. А на городской площади, где загружались дилижансы для Плимута или меняли лошадей для другого маршрута на запад, будет много смеха и хорошего настроения. Ведь если война была угрозой, то и зима тоже, и она осталась далеко позади до следующего раза. Теперь рыбаки могли безопасно выйти в море, а поля и рынки будут свидетельством их трудов и наград?

«Мистер Тиррелл». Лейтенант придержал дверь открытой. «Сюда».

Тиррелл поднял шляпу и посмотрел на него. «Скоро, сэр». Значит, Болито был один?

Это не заняло много времени. Показания Тиррелла были исключительно фактическими и касались времени пересечения бара и начала нападения. В любом случае, он подчинялся приказам. Он был в безопасности?

Когда раздался его вызов, Болито последовал за лейтенантом в каюту, не помня, чтобы кто-то слышал, как объявляли его имя?

Там было полно сидящих, а справа на корме, за столом, простиравшимся почти от края до края, он увидел придворных. В центре, в качестве председателя, находился сэр Эвелин Кристи, в окружении десяти капитанов разного ранга и звания, ни один из которых не был известен Болито.

Контр-адмирал Кристи мрачно посмотрел на него. «Ваши показания под присягой зачитаны и представлены в качестве доказательства».

Он говорил так отрывисто и официально, что Болито вдруг вспомнил их последнюю встречу. Разница почти доходила до враждебности?

«Мы слышали о плане похитить флейту, о событиях, предшествовавших её обнаружению, включая показания капитана «Люцифера» и ваших офицеров». Он сделал паузу и порылся в бумагах. «В вашем заявлении вы сказали, что советовали своему старшему офицеру не проводить экспедицию, подобную той, которая в итоге была предпринята?»

Болито прочистил горло. «Я подумал, что при данных обстоятельствах…»

Ближайший капитан резко спросил: «Да или нет!»

«Да». Болито не отрывал глаз от адмирала. «Я высказал своё мнение?

Адмирал медленно откинулся назад. «Обвиняемый уже заявил, что это не так. Он отдал вам приказ только после того, как вы настояли на том, что вашему кораблю лучше расположиться к северу от берега».

В внезапной тишине Болито почувствовал, как его сердце колотится, словно молот. Он хотел повернуть голову и посмотреть на Колкухуна, но знал, что любая такая попытка будет немедленно воспринята как чувство вины.

Старший капитан за столом резко спросил: «Были ли свидетели того, что произошло, когда принимались эти решения?»

Болито повернулся к нему. «Только командир Молби, сэр,»

"Я понимаю."

Болито почувствовал, как хижина смыкается вокруг него, увидел ближайшие лица, наблюдающие за ним, словно стая жадных птиц?

Адмирал вздохнул: «Я продолжу. Оставив остальные корабли, вы направились к назначенному месту».

«Да, сэр».

Адмирал резко поднял взгляд. «Тогда зачем вы пересекли бар?» Он шлепнул рукой по бумагам, вызвав смешанный вздох зрителей. «Чувство вины? Вы наконец поняли, что капитан Колкухун был прав и что ему нужна ваша поддержка на юге?»

«Нет, сэр». Он чувствовал, как дрожат его руки, а пот между плечами словно ледяной иней. «Я изложил свои причины. Мы потеряли ветер, у меня не было выбора, кроме как так7

Когда я это сделал». Картины пронеслись в его голове, словно фрагменты кошмара. Хейворд, стыдящийся потери контроля над кораблём. Бакл, сомневающийся и беспокоящийся за её безопасность, ведь он рассказал ему о своих намерениях. Он услышал свой тихий голос: «Командор Молби был моим другом».

Старший член суда посмотрел на него равнодушно: «Правда?»

Болито повернул голову и впервые увидел Колхауна. Он был потрясён, увидев, как тот изменился. Он был очень бледен, а в отражённом свете его кожа напоминала воск. Он стоял, безвольно опустив руки по бокам, его тело лишь слегка двигалось в такт плавному наклону палубы. Но хуже всего были его глаза. Они были прикованы к лицу Болито, к его губам, когда он говорил, и горели такой невероятной ненавистью, что Болито воскликнул: «Скажи им правду!»

Колкухаун сделал вид, что хочет шагнуть вперед, но его сопровождающий, капитан морского пехотинца, коснулся его руки, и он снова расслабился.

Адмирал резко бросил: «Довольно, капитан Болито. Я не потерплю никаких обменов в этом суде!»

Старший капитан деликатно кашлянул и продолжил: «Остальное мы знаем. Французские уловки и уничтожение вами их флейты – всё это выше всякой критики. Несмотря на очевидную опасность, вам удалось спасти часть отряда Фаун, и многие из её раненых теперь живы и идут на поправку благодаря вашим усилиям».

Болито смотрел на него пустым взглядом. Он выполнил свой долг, но ложь, уже произнесённая Колхауном о его характере, и его заявление, которое мог подтвердить только Молби, превратили его в насмешку. Он посмотрел на меч Колхауна на столе. Его собственный меч, возможно, скоро окажется там. Он понял, что это его мало волнует, но вот оскорбление своего имени он не вынесет?

Адмирал оглядел переполненную каюту.] думаете, мы услышали достаточно, прежде чем уйти, джентльмены?

Болито покачнулся. Долгий обед. Снова задержки. Это была пытка?

Как и большинство присутствующих, он резко обернулся, когда в задней части зала суда с громким стуком упал стул.

Хриплый голос крикнул: «Нет, чёрт возьми, я не успокоюсь! Во имя Бога, я даровал себе глаза для короля. Разве мне не позволено говорить правду?»

Адмирал прохрипел: «Молчите там! Или я позову караульного офицера!»

Но всё было тщетно. Большинство посетителей вскочили на ноги, все говорили и кричали одновременно. Болито заметил, что некоторые даже забрались на стулья, чтобы посмотреть, что происходит позади них?

Адмирал сидел безмолвно, пока остальные придворные ждали, когда он выполнит свою угрозу?

Голоса затихли, и толпа расступилась, пропуская маленького художника к столу. Он вёл матроса, ослепшего на «Фауне» и уже кратко рассказавшего о том, что ему известно о подготовке к перерезанию троса и уходу от французской артиллерии.

И вот теперь, в своих рваных штанах и взятом напрокат синем пальто, склонив голову, словно вынюхивая тех, кто находился рядом, он подошел к столу.

Адмирал серьёзно произнёс: «Хорошо, Ричардс». Он подождал, пока люди снова сядут. «Что вы хотите этим сказать?»

Матрос протянул руку и ухватился за край стола, его завязанные глаза были устремлены выше головы адмирала.

«Я был там, сэр. Прямо там, на квартердеке, с капитаном Молби!»

Никто не двигался и не говорил, кроме слепого моряка по имени Ричардс?

Болито наблюдал за тем, как его рука неопределенно двигалась в воздухе, видел, как тяжело дышала его грудь, когда он вновь переживал те последние ужасные мгновения?

Он хрипло проговорил: «Лягушки нас оценили, сэр? Мы были почти полностью лишены мачт, и больше половины наших храбрых парней погибли».

Старший капитан сделал движение, чтобы прервать его, но расшитая золотом манжета адмирала заставила его замереть?

«Снаряд был сбит, но всё это время капитан Молби орал и ругался в своей прежней манере». Под жёсткой повязкой рот мужчины скривился в улыбке. «А он умел ругаться, когда представлялся случай, сэр». Улыбка исчезла. «Я был квартирмейстером и один на

Штурвал. Капитан упал, и мой помощник тоже, оба погибли. Старший лейтенант был внизу, ему оторвало руку, и вот тогда капитан повернулся ко мне и крикнул: «Чёрт возьми, этот Колкухун, Ричардс! Он нам сегодня конец!» Его голова поникла, пальцы соскользнули со стола, и он отрывисто повторил: «Вот что он сказал. Он нам сегодня конец».

Адмирал тихо спросил: «И что случилось потом?»

Ричардс подождал несколько мгновений, чтобы прийти в себя. По-прежнему никто не шевелился и даже не шептал? За кормовыми окнами кружащие чайки казались слишком громкими, чтобы быть реальными.

Затем он сказал: «Мистер Фокс, второй лейтенант, только что отправился на нос, кажется, искать людей для помп. Несколько пуль из пушек «Фрог» на берегу попали внутрь и убили мистера мичмана Вейзи. Ему было всего четырнадцать, но он был славным парнем, когда решился на это. Когда он упал, капитан крикнул мне: «Если бы Ричард Болито был с нами сегодня, как он хотел, то, клянусь Богом, мы бы им показали, с артиллерией или без!»

Адмирал резко спросил: «Вы абсолютно уверены? Он сказал именно эти слова?»

Ричардс кивнул головой. «Да, сэр. Вряд ли я их забуду. Потому что именно тогда нас снова ударило, и рейка рухнула на палубу. Вместе с ней упал и капитан Молби. Он даже не вскрикнул». Он снова кивнул, очень медленно. «Он был хорошим капитаном, хотя и ругался больше, чем большинство».

«Понятно». Адмирал взглянул на своего старшего капитана и спросил: «Вы помните что-нибудь ещё?»

«Мы налетели на риф, сэр. Бизань упала, и, прошу прощения, сэр, чёртов вертлюг взорвался о леер и лишил меня зрения. Больше я ничего не помню, пока не пришёл в себя на борту «Спарроу».

«Спасибо». Адмирал указал на морского санитара. «Я прослежу, чтобы о вас позаботились».

Ричардс похлопал себя по лбу костяшками пальцев и сказал: «Спасибо, сэр. Надеюсь, вы меня простите, но мне пришлось высказаться».

Его провели между наблюдающими лицами, и когда дверь каюты закрылась, начал нарастать медленный ропот, словно от всеобщего гнева?

Адмирал резко ответил: «Я больше не прикажу вам молчать!»

«Неужели вы поверите этому лживому псу? Голос Колкухуна был пронзительным. — Этот… этот… недоумок».

Капитан морской пехоты шагнул вперед, чтобы удержать его, но дрогнул, когда адмирал спокойно произнес: «Прошу продолжать, капитан Колкухун».

«О, я прекрасно знал про Болито и Молби! Не разлей вода!» Колхаун слегка повернулся, раскинув руки, словно обнимая двор. «И] прекрасно понимал, что Болито хочет присвоить себе всю славу. Вот почему я послал его на север и дал Молби шанс проявить себя». Он говорил очень быстро, и его лицо блестело от пота. «] с самого начала раскусил игру Болито, поэтому и пытался меня осудить. Я знал, что он хочет забрать француза себе, не дав мне времени занять свою позицию для атаки. Атака по суше, да ещё и на лодках!» Он замер, открыв рот от изумления.

Адмирал холодно спросил: «Значит, он не согласился с вашим планом атаки, капитан Колкухун? Ваши показания были ложью?»

Колкухаун повернулся и уставился на него, его рот все еще был открыт, как будто в него только что попала пистолетная пуля, и он начал ощущать первую жгучую боль?

«Я-я…» Он отшатнулся от стола. «Я только хотел…» Он не мог продолжать?

«Выведите обвиняемых, капитан Риз!»

Болито наблюдал, как Колкухун, пошатываясь, пробирался мимо собравшихся офицеров. Его походка была не такой уверенной, как у слепого моряка. Это было невероятно. И всё же, несмотря на то, что только что произошло, он не чувствовал ни облегчения, ни удовлетворения. Стыд, жалость – он не знал, что на самом деле чувствовал?

«Вы можете отступить, капитан Болито». Адмирал спокойно посмотрел на него. «Будет занесено в протокол, что вы и ваши люди действовали и вели себя в лучших традициях Службы». Он повернулся к каюте. «Суд соберётся через два часа. Вот и всё».

За пределами душной каюты он чувствовал себя как в другом мире? Лица плыли вокруг него, руки сжимали его, и множество голосов выкрикивали приветствия и поздравления.

Тиррелл и Оделл, а Бакл замыкал шествие, сумели провести его в более тихую часть верхней палубы, где он ждал свои шлюпки. Болито увидел маленького художника и подошёл к нему?

«Спасибо за то, что вы сделали». Он протянул руку. «Я был строг с вами раньше». Он оглянулся. «Где этот Ричардс? Я тоже хотел бы его поблагодарить. Нужно было настоящее мужество, чтобы поступить так, как он».

«Он уже перешёл на транспорт, капитан. Я просил его подождать, но…» Он грустно пожал плечами.

Болито кивнул. «Понимаю. Мы все здесь, поздравляем друг друга, а ему нечего ждать и нет глаз, чтобы увидеть, что его ждёт».

Маленький человечек улыбнулся, пристально глядя на лицо Болито, словно пытаясь что-то обнаружить?

«Меня зовут Мадженди. Я хотела бы поговорить с вами ещё раз».

Болито хлопнул его по плечу, заставив улыбнуться?

«Тогда присоединяйтесь ко мне на корабле. Если нам придётся ждать два часа, то я предпочту сделать это там, где у меня будет чувство свободы».

Суд собрался в назначенный момент, и Болито обнаружил, что едва может отвести взгляд от меча Колкухуна. Меч был направлен в его сторону, а рукоять находилась на противоположной стороне стола.

Голос старшего капитана тоже затерялся в спутанных мыслях и воспоминаниях. Он услышал фрагменты вроде: «… подвергая риску жизни людей, находящихся под вашим командованием, корабли, используемые по вашему указанию». И далее: «…предоставил ложные показания, чтобы очернить имя королевского офицера и тем самым дискредитировать этот суд». Было ещё много всего, но Болито услышал другие голоса, перемешанные с холодным подведением итогов. Молби, Тиррелл, даже Бетюн – все они были в этом замешаны. И, прежде всего, слепой моряк Ричардс. Он был хорошим капитаном. Разве можно придумать лучшую эпитафию для кого-либо?

Он очнулся от своих мыслей, когда адмирал сказал: «Приговор заключается в том, что вы будете отчислены с корабля и заключены под строгий арест до тех пор, пока вас не перевезут в Англию».

Колхаун взглянул на офицеров с серьезными лицами, а затем на свой меч.

Отпустил свой корабль. Болито отвернулся. Его следовало повесить. Это было бы гуманнее?

Тишину нарушил голос: «Заключенный и конвоир, быстрым шагом!»

Все кончено?

Пока санитары провожали болтающих зрителей на шканцы, контр-адмирал Кристи обошел стол и протянул руку.

«Молодец, Болито». Он тепло пожал Болито руку. «Я возлагаю большие надежды на молодых офицеров вашего ранга». Он заметил неуверенность Болито и улыбнулся. «Мне было жаль обращаться с вами таким образом. Но я должен был очистить ваше имя от этого позора. Правы вы или нет, но это клеймо легло бы на вас до конца вашей службы». Он устало вздохнул. «Только Колкухун мог это сделать, а высекать искру из кремня пришлось бедному Ричардсу».

«Да, сэр. Теперь я понимаю».

Адмирал поднял шляпу и осмотрел ее.

«Сходите со мной сегодня вечером на берег. Губернатор устраивает приём. Ужасное дело, но не помешает посмотреть, как они веселятся». Он словно почувствовал настроение Болито. «Считайте это приказом!»

«Спасибо, сэр Эвелин».

Болито смотрел, как он идёт в соседнюю каюту. Приглашение на берег. Адмирал мог бы с таким же успехом приговорить его к позору, если бы судьба не вмешалась ему на помощь?

Он глубоко вздохнул. Когда это ты перестал узнавать о таких сложных вещах?

Затем он отправился на поиски своей гички среди множества лодок, стоявших рядом.

Приём в тот вечер оказался ещё более захватывающим и тревожным, чем представлял себе Болито. Передавая шляпу лакею-негру в парике и ожидая, пока контр-адмирал Кристи обменяется парой слов с другим флагманом, он окинул взглядом огромный зал с колоннами, кишащий яркими фигурами, которые, казалось, заполняли каждый дюйм пространства, включая красивый балкон. Алые мундиры военных были в большинстве, с вкраплениями бархата и парчи на дамах – привычного синего цвета морских офицеров, хотя Болито с тревогой отметил, что большинство последних, похоже, были адмиралами того или иного ранга. Офицеры морской пехоты тоже – белые нашивки и серебряные пуговицы отличали их от солдат, и поэтому для гражданских было удивительно, что Нью-Йорк ещё не замер. Вдоль одной стороны располагались ниши, где негры-лакеи и слуги возились за длинными столами, содержимое которых заставляло Болито думать, что он спит. Страна воевала, но эти столы ломились под тяжестью еды и всевозможных деликатесов. Мясо и огромные порции пирогов, соблазнительные фрукты и сверкающий набор серебряных пуншовых чаш, которые наполнялись прямо у него на глазах.

Кристи присоединился к нему и пробормотал: «Посмотри на них хорошенько, Болито. Человек должен знать, кому он служит, а также своё дело!»