Мужик в клетчатой рубашке, будто бы очухавшись, пошел к багажнику москвича и достал канистру. Тогда я понял, что это был именно тот друг Лёни, о котором он говорил мне.
— Здравствуй, — Игорь, — протянул мне руку Максим Малыгин.
Участковый, был старше меня лет на семь и знал нашу семью. Правда, мало мы с ним общались. Мамки наши больше друг друга знали, потому как обе были колхозницами и работали в одной и той же бригаде.
— Как мать? Как отец? А Сестра?
— Нормально, — пожал я ему руку, — не болеют.
— Ну и хорошо, — добродушно улыбнулся он, — моя матушка тоже здравствует.
Потом Максим обернулся к клетчатому, проговорил:
— Это, что ли, твой товарищ? — Кивнул он на Лёньку.
— Ну да, — хриплым, прокуренным голосом сообщил мужик, — он самый, товарищ участковый.
— Да что ты все заладил, товарищ участковый, товарищ участковый! Не при исполнении я сейчас!
Клетчатый ничего не ответил. Только сглотнул, поднес канистру.
— Понимаешь ли, — рассмеялся мне участковый, — слышу я, как ходит этот гражданин по домам, просит бензин. Да так далеко зашел, что аж до моего дома. А я-то не на службе! Дай, думаю, помогу ему, свожу на бензоколонку. Ну вот и свозил.
— Да мне вот уже, — торопливо заговорил Лёня, — Игорь слил чутка бензину с газона. Сейчас!
Он суетливо побежал к машине. Залез в кабину и принялся вертеть зажигание. Машина загудела, стартер начал натужно крутиться, но без результатов.
— Вот зараза, ты глянь на нее?! — Ударил по узкому кольцу руля Лёнька, — не заводится! Должно быть, насос хапнул мути со дна и засорился!
— Да, жалко, — протянул я, — выходит, не доберется тушеночка до сельповского склада.
Мужик в клетчатом аж побледнел. Участковый прищурился. Посмотрел на него. Леня, услышав мои слова медленно высунулся из машины. С трудом сглотнул.
— Какая тушеночка? — Спросил холодно участковый.
— Ну как какая? Та, что в автолавке, — изобразил я удивление.
— Ану, — сказал строго Малыгин, — открой-ка фургон. Глянуть хочу.
Леня, белый как мел, переглянулся с клетчатым. Тот поджал губы. Звучно выдохнул.
Тем не менее, Лёнька нерешительно обошел фургон. Открыл двери, явив участковому консервы разного рода.
— Интересное кино, — выдохнул Малыгин, — куда ты это? В сельпо?
— Ага, — растерянно улыбнулся Лёня.
— Поздновато что-то. Завод уже закрытый. Кто там тебе груз выписал?
— Да… я… — Лёня совсем растерялся.
— Попросило начальство задержать кладовщика, — подхватил клетчатый.
— А накладная? — Спросил вдруг участковый.
— Ща! Ща! — Засуетился мужик с канистрой и побежал к кабине. Начал копошится внутри.
— Фу! Бензином несет, — сказал он недовольно, — Кто сюда банку эту вонючую запихал? А! Так. Ой…
Он выглянул из машины. Удивленно посмотрел на милиционера.
— Кажется, забыли на складу! Я точно помню, что была с собой! Тут, в бардачке лежала! Скажи же, Лёнька?
— Ну. — Кивнул Лёнька, подтверждая.
— Точно вам говорю, товарищ участковый, — продолжал клетчатый, — забыли на складу! Подпись поставили и забыли!
— Забыли, значит? — Участковый нахмурил брови еще строже, — а с каких это пор автолавка не на сельповских складах груз берет, а напрямую у поставщиков?
Оба мужика, побледневшие, переглянулись. Клетчатый протер морщинистый лоб дрожащей рукой.
— Так. Ясно, — сказал строго участковый, — прошу вас, товарищи гражданы, в машину. Проедем-ка со мной, до участка.
— Это как же? — Выпучил глаза клетчатый, — арест? А машина наша?
Лёня же, молчал и только быстро открывал и закрывал рот, как рыба.
— А машину замкнуть, и пускай тут пока постоит. А коль надо будет, заберем, как вещественные доказательства.
— Дак не по советским это законам! — Воспротивился клетчатый, — не имеешь ты права так просто нас зааристовывать! Ты же не на службе!
— Я, — выпятил колесом грудь милиционер, — лучше сам перед законом отвечу, ежели что не так, чем возможных спекулянтов отпущу! А ну, быстро в машину! Оба!
Ленька и клетчатый переглянулись.
— Кому говорят! — Открыл он машину, — нас двое на двое! Если что, вместе с Землициным вас силой запихаем!
— Невиноватые мы, — убежденно сообщил клетчатый, — И бояться нам нечего! Пойдем, Лёнька!
Оба мужика сели в машину. Участковый захлопнул за ними дверь. А потом подбежал ко мне, принялся жать руку.
— Спасибо, что подсобил с наводкой, Игорь! Проверим мы их!
— С наводкой, значит? — Поджал я губы недоверчиво. Как-то наигранно это было.
— Ага! Ну, бывай!
Участковый сел в машину, и москвич быстро поехал вперед, разбрасывая дорожные камешки.
Малыгин наблюдал за дорогой. Курил. На душе у него было мерзко. Прям-таки противно.
— Ну хорошо, — утер лоб Ленька, протиснулся с заднего сидения, — что пронесло. Кажишь, отбрехались.
— Отбрехались, — сказал холодно участковый, — ага. Ты мне лучше скажи, Лёня, — Максим покосился на паренька, — откуда он про тушенку узнал? Ты ему че, крохобор, продать что-то пытался?!
— Нет-нет! — полушёпотом заговорил Леня, — Христом Богом клянусь, не пытался!
— Брешешь, — отрезал Малыгин, уставившись на миг на Лёньку, — Вижу по крахаборским твоим глазам, что брешешь!
— Ну я… просто…
— Да что ты, Мася, — подался с заднего Федот Маленков в клетчатой рубахе, — он же не догадался ни о чем.
— Догадался, — покивал мелко Малыгин, — видел я в его глазах, что обо всем он догадался. Хитрый сукин сын. И вот что он сделает теперь? Нужно нам быстро к Арсению Михалычу. Что б он все в порядок привел по документации. Чтоб не подкопаться было. А потом деру! Деру из Красной! А за этим Землицыным, — сузил участковый глаза, — теперь надо глаз да глаз.
— Может не решиться сюда нос сувать? — Спросил Федот, — все ж таки простой шофер.
— Взгляд у него решительный. Прямой, — сказал участковый, — черт знает что от него можно ждать. Так что расскажем все Арсению Михалычу сегодня же. Пусть поможет проблему с этим Землицыным решить. И будем надеяться, что нам, за твой, Лёнька, промах, следом не перепадет.
Я помнил, что назначил в этот вечер Серому встречу, чтобы поговорить о том, что между нами случилось. Назначил, у пивнушки, в центре.
И хотя, после того как я все вспомнил, разговаривать так-то, было больше не о чем, я все равно должен был прийти, раз уж позвал. Хотя почему-то был уверен, что сам Серый не явится.
Ну если даже Пашки и не было бы, я нашел бы чем себя занять. Хотелось мне побывать снова в той самой пивнушке, в которой пропадали мужики почти каждый вечер.
Эх! Пиво было настоящим, живым, чудесным на вкус. Помню, мог я раньше выпить чуть ли не пять литров за вечер, таким оно было вкусным. Странно, но даже пресловутые вареные яйца «в нагрузку» к пиву, такие, с синей печаткой, вызывали у меня приятные воспоминания.
Смешно было наблюдать, как продавщица втюхивала каждому, кто купит кружку пенного, вареное яйцо, или два. А следующим утром, когда все, не оценив такую закуску, бросали их на столах, собирала обратно, чтобы попробовать дать в нагрузку второй раз.
Когда я вернулся домой, искупался в холодном летнем душе и переоделся в новые брюки и рубашку, то тут же пошел в центр.
Сегодня вечером в центральной столовке было людно. Впрочем, как и каждый вечер. Потому как в это время продавали тут душистое пиво прямо из больших дубовых бочек, что были литров на двести. Настоящее продавали пиво, не ту бурду, что разливают по бутылкам нынче.
— Разливали в прошлой жизни, — тихо поправил я себя вслух.
Днем же столовая работала по своему прямому назначению… как столовая. Обедали тут колхозники и чиновники из администрации. Захаживали купить вкусных булочек с маком школьники.
Убранство столовки было очень простое, как и много в станице: бледный кафельный пол, беленые стены, да небольшие квадратные столики, устланные белыми всегда чистыми скатертями. У дальней стенки торговое место отгораживал прилавок. Полная продавщица проворно хлопотала за ним. Тренированной рукою, она шустро накачивала пивной насос, установленный на одной из двух здоровенных бочек, что стояли тут же, за прилавком.
Сегодня, как и всегда в это время, тут гремел мужицкий смех. За столиками, рассчитанными на четверых, сидели по шестеро-семеро, поднимали веселые тосты. Пускали кругом карасиков собственной засушки.
На прилавке стоял магнитофон Электроника. Работая на полную громкость, он не мог перекричать гул собравшихся тут мужчин. Но даже так до меня долетали отголоски его песни:
Малиновки заслышав голосок,
Припомню я забытые свиданья,
В три жердочки березовый мосток
Над тихою речушкой без названья.
Прошу тебя, в час розовый
Напой тихонько мне,
Как дорог край березовый
В малиновой заре.
Собрались тут сегодня мужики и с нашего гаража, и с МТС и с огородней бригады. Трактористы, мотористы, слесаря и шоферы пили вместе, раскидывая веселые шутки. Задорно хохотали. То и дело звенели пивные кружки.
Прежде чем войти внутрь небольшого приземистого зданьица, раскинувшего свет своих уличных лампочек на улицу Ленина, я обошел его кругом, чтобы посмотреть, а не пришел ли Серый? Серого, конечно, не было. И только тогда я вошел внутрь. Окунулся в веселье.
— Опа! Игорь! — Крикнул Саша Плюхин, как только я вошел на порог, — ты пришел! А я за тобой заезжал! Был ты не дома еще! Ну! Кто-нибудь! Налейте Землицыну! Игорь! Ты рыбу будешь? Калиненок с Ваней Селеным принесли с прудов карасиков! Аж штук тридцать! Мелкие, канеш, но к пиву что надо!
— За карася спасибо, — кивнул я, — а пива я себе куплю.
Пробравшись сквозь толпу мужиков, поздоровавшись с половиной, я вышел наконец к прилавку. Был он полупустой. Продавали тут, по-видимому, может, бутерброды, а, может, еще какую снедь, да только к моему приходу все было уж съедено. Об этом красноречиво говорили пустые подносы на прилавке. Неизменно полным оставался поднос вареных яиц.
Птицефермы в Красной работали справно, да и дома у колхозников птица водилась преобильно. Потому и яйца у всех просто в горле сидели. Никто есть не хотел.
— Кружка двадцать две копейки, — говорила высоконьким голоском толстая продавщица по имени Вера Васильевна, отпуская пиво Стеньке Ильину, тому самому, что глаз положил на медсестру Машу.
Ее полные румяные щеки краснели так, что казалось, будто она страдает от температуры, а из под беленькой шапочке выбивались сосульки вспотевших светлых волос. Несмотря на то что на потолке крутился большой вентилятор, тут было душно. Открытые окна не помогали, а даже усугубляли ситуацию, пропуская внутрь вечернюю духоту.
Стенька посмотрел на меня с холодком во взгляде, но все же поздоровался.
— Возьмите, пожалуйста, яичко в нагрузку, — Вера Васильевна полной рукою, протянула Стеньке вареное яйцо.
Растерянно улыбнувшись он принял его и бросив на меня еще один колкий взгляд, пошел к столику.
— Здрасте, Вера Васильна, — сказал я с улыбкой.
— Ой! Добрый вечер, Игорь, — заулыбалась женщина, показывая мне серебряные коронки на коренных зубах, — пивка и яичко?
— А как же! Только без яичка!
— А без яичка, — рассмеялась продавщица, — нельзя! Двадцать две копейки, пожалуйста!
Когда я расплатился, продавщица обернулась и крикнула:
— Варька! Куда делася? Иди покачай!
Из маленькой дверцы за прилавком вышла девушка лет двадцати, светленькая, с маленьким миленьким личиком. Одета она была в белый чепец и униформу продавца сельпо.
Она проскользнула за прилавком. Взгляд девушки опустился на меня. Я нахмурился, когда от моего вида девчонка внезапно испуганно побледнела.
Прильнув к насосу, она стала качать давление, чтобы можно было налить новую кружку. При этом постоянно поглядывала на меня опасливо. А когда девушка подставила кружку под кран и открыла, он только пшикнул, выдал немного пушистой пены.
— Теть Вер! А кончилось! — Крикнула девушка немного дрожащим голосом.
— Ну тогда на откупорку новую бочку! Мужики! — Закричала продавщица громко, — кто бочку открывать? Нам надо вашей помощи! Никита Олегыч? Ты не хочешь ли приступить?
Я обернулся к залу. Знал я, что Никита Олегович, наш механик по выпуску, тот самый большой и спокойный как слон, мужик, считался в Красной чуть не лучшим откупорщиком бочек. Этот «титул» получил он уже давно, и каждый признавал за ним первое право на открытие нового пива. Были, конечно, и другие умельцы, не менее уважаемые. Но, кажется, их сегодня не нашлось.
— Эх, — Встал Олегыч из-за стола, — эту без меня, Верочка. В последний раз я неудачно что-то стукнул. Ноготь, — он показал перебинтованную руку, — на самом неудачном пальце сорвал. Болит, зараза.
— Да как же мы без вас-то? — Хохотнула Вера Васильевна.
— Ну пусть кто другой?
— Давайте я, — гордо позвякивая орденами встал Боевой.
Впрочем, «смирно» он стоял совсем недолго. Почти сразу принялся качаться. Казалось мне, что радовал он себя сегодня не только пивком, но и водочкой, которую тут тоже продавали, но только втихую.
— Да не! — Поднялся Саня Плюхин, — помним мы, как в прошлый раз ты так откупорил, что пиво все фонтаном чуть не в потолок ушло!
Все вокруг рассмеялись.
— Ну это я пьяный был! — Выгнул грудь колесом Боевой.
— А щас, какой?
— Давайте, — улыбнулся я, — я попробую.
Был у меня опыт в этом деле. Пусть не без единой капельки, но все же, прилично мог я когда-то бочки открывать. Почти ничего на пол не проливал. Обдавал лишь верхнее днище пеной. Хотя, конечно, до мастеров мне было далековато.
Все вокруг заинтересованно посмотрели на меня.
— А ты, Игорь, — хохотнул механик по выпуску Никита Олегович, — хоть когда-то бочку вскрывал?
Пробка из мягкой древесины легко поддавалась стамеске. Я аккуратно выковыривал ее по кусочку. Деликатно постукивал молотком. Работать надо было спокойно, чтобы не выдолбить лишнего, и не выпустить пиво раньше времени.
— Ну что оно? — Появился где-то за спиной Сашка Плюхин, — выходит?
— Получается? — Протиснулся с другой стороны боевой.
— Да не мешайтесь вы, пожалуйста, — не отвлекаясь от пробки, сказал я.
Вокруг меня, за прилавком, собрался народ. Кто-то держал наготове кружки. Другие ждали свежего пива с баллонами и бидончиками для молока. Какой-то тракторист вообще притащил целую флягу.
Когда пробка истончилась, я оставил стамеску с молотком. Взял длинный насос для пива. Встав над пробкой, прицелился концом насоса.
— Вот, — сказал вполголоса механик Никита Олегыч, — самый ответственный и важный момент.
— Ты там смотри, молодой, — крикнул кто-то, — а то сейчас, ка-а-а-а-ак хлынет! С ног до головы тебя зальет! Будешь одежу себе в кружку выжимать!
На эту шутку я только ухмыльнулся, а потом с силой бабахнул насосом в пробку. Все аж ахнули, когда вокруг стержня насоса запенилось. Но пава почти не разлилось.
— Гляди-ка, — покачал головой Олегович, — а не пролил. Неплохо-неплохо, для первого-то раза. У меня так только раза с пятого получаться стало.
Эх. Не знал Олегыч, что это не первая моя бочка. Хоть и было это для меня давным-давно.
Первую кружку торжественно налили мне. Потом уж люди накинулись на бочку, да так, что девчушка не успевала подкачивать.
Пиво это было вкусным и душистым. Ровно таким, как я его себе помнил. Утирая пенистые усы, я пил, угощаясь сушеным карасиком, которым меня угостили за хорошую работу с бочкой.
К восьми вечера, когда до закрытия оставалось уже совсем чуть-чуть, народ стал потихоньку расходиться.
Что ж. Пашку Серого я так и не дождался. Не пришел, стало быть.
— Игорь? Землицын? — Тронула меня за плечо легкая ручка. Я обернулся.
Передо мной стояла та самая низенькая девушка-продавщица. Ее бледное лицо, казалось, стало еще бледнее. На лбу выступила испарина, а глаза странно блестели.
— Случилось чего? — Спросил я.
— Да вот хотела, — голос девушки дрожал, — хотела попросить помочь кое с чем.
Казалось, мне, что она напугана. Что правда нужна ей какая-то моя помощь.
— Тебя обидел кто? — Спросил я нахмурившись.
— Ну, — она сглотнула, — не то чтобы. Просто. Можно попросить тебя, Игорь, подождать, пока закроется столовая? Проводишь ли меня до дому?
— А кто тебя обижает?
— Да есть тут, — она спрятала глаза, понизила голос, — один жених. Я ему и так отворот. И сяк. А он лезет и лезет. После работы караулит. Пристает. Так, может, с тобой увидит, так отстанет? А нет, так ты его прогонишь.
И так мне все это напомнило Свету, что я тут же согласился.
Ждать пришлось совсем недолго. К тому времени, как Варя попросила меня помочь, почти все разошлись. Я дождался девушку на улице.
Вместе мы пошли по темной без фонарей улице.
— И где ж твой? — Спросил я у Вари.
— Д-да скоро уж, — заикнулась она, — нам сюда. За угол. Я тут недалеко живу. За старой пекарней.
Когда мы зашли за большое, обнесенное каменным забором здание, старой пекарни, которая уже не работала, то попали в узенький переулок, подпертый, с одной стороны, ограждением пекарни, а с другой — станичными домишками.
— Повезло тебе сегодня, — сказал я, как только зашли мы за угол каменной ограды — кажется, не пришел твой…
Договорить мне не дали. Щелкнуло. Я почувствовал удар по затылку. Ноги стали ватными, но я удержал равновесие. Сознание помутилось, но я сумел его сохранить. Чья-то сильная хватка сковала мне плечи и руки. Мощные кисти сцепились на груди. Не успел я опомниться, как меня быстро куда-то поволокли.