Шофер. Назад в СССР

Глава 19

— И не стыдно тебе, Мятый, — хмыкнул я, — нахальным быть таким? Ведать за это нос тебе и помяли.

— Я не тебя спрашиваю, Землицын, — потемнел лицом Мятый, — а Машеньку.

— Так давай, — я встал, — я за нее тебе скажу. Потому что такой вопрос очень уж дурацким получается, раз уж она со мной гуляет.

Мятый промолчал. Смотрел он на меня блестящими глазками. Его грубое обезображенное сломанным носом лицо имело жесткое, злое выражение.

Друзья его, среди которых я увидел Микитку с той самой Пышечкой Валей, притихли.

— Сережа, может, поедем? — Решилась подать голос какая-то девочка.

Мятый сделал вид, что просто не слышит ее. Тут поднялись другие голоса:

— Поехали дальше кататься, Сережа!

— Да брось ты их, Серега! Едем!

Компания разноголосо загалдела, прося его прекратить.

— Никуда она не поедет, — заглушил я все голоса в округе.

— Ничего, — сказал Мятый, — это Машенька пока не знает, что ты с моей сестрой за ее спиной милуешься.

Машка всхлипнула, сидя у моих ног. Я опустил глаза. Девушка удивленно подняла на меня взгляд. Бровки ее жалостливо поползли вверх.

— Это как же? Мы тут с тобой целуемся, а ты с другой еще гуляешь?

— Не гуляю, — сказал я, — сейчас разберемся с Мятым, и все я тебе расскажу. Подожди немножко.

— А может, — сказала обиженно девушка, — не хочу я знать… Ничего теперь не хочу…

— Так что? — Улыбнулся Мятый, а потом спрыгнул с подножки, — теперь поедешь со мной кататься, а, Машенька?

— Не поеду! — Встала она решительно, — вы, мужики, нужны мне как собаке пятая нога!

— А что такое? — Улыбнулся он, — Вот этот вот, Землицын, нужон тебе был! А я за твоей спиной гулять не буду с чужими сестрами!

Девушка, подойдя к краю кузова посмотрела, как ей спрыгнуть. Однако я аккуратно взял ее за локоток, сказал:

— Если уж слушать меня не хочешь, то хотя бы обожди, пока этот уберется. А потом уж я тебя до дому довезу и пропаду. Не стану больше с тобой видеться.

Маша, показала мне глаза на мокром месте. Губы ее, побледневшие в теплом свету фар, приобрели желтушный, болезненный оттенок и подрагивали.

— Пожалуйста, — сказал я.

Девушка выбралась из моих рук, обняв свои плечи, отошла к кабине. Я же холодно посмотрел на Мятого.

— А чего ж ты ее теперь не пускаешь? — Рассмеялся он, — все уж, кончилась твоя с ней дружба. Теперь она девка свободная.

— Берегу я ее доброе имя, — сказал я холодно.

— Ох какой добренький, — рассмеялся Мятый, — да ты не переживай, я человек советский, культурный. Вреда женщине не сделаю.

— Не о том я, — я спрыгнул с кузова, — не хочу, чтоб ее все девки станичные обсмеивать стали.

— За что обсмеивать? — Нахмурился Мятый, и его грубые полные губы искривились в неприязненной гримасе.

— Что она с таким ломоносым мужиком гуляет, — проговорил я, глядя исподлобья.

— Ах ты падла… — Прошипел Мятый и решительно ринулся ко мне.

Я же, не думая ни секунды, направился к нему. Чувствовал я, как клокочет все внутри. Как рвется молодое, полное дури тело в бой. Как трясутся кулаки. И только холодный мой, опытный разум понимал, что так не надобно торопиться. Понимал он и возможные последствия сегодняшнего вечера. Но отступить я не мог. Не привык Игорь Землицын опускать руки. Никогда не опускал и сейчас не станет. Такой жгучий вопрос нужно было решать здесь и сейчас. Решать кулаками. Иначе было никак.

— Не надо Игорь! — Услышал я за спиной крик Маши.

— Мужики! Ну вы че, мужики! — Закричал кто-то из друзей Мятого. Я увидел, как они стали спрыгивать с машины.

В этот раз первым ударил я. Массивный и крепкий Мятый замахнулся, широко, по-мужицки. Я просто выбросил кулак вперед. Щелкнуло. Мятый всхлипнул и только потом ударил. Рука его, ушла мне за голову, потому как я бросился на него. Мы сцепились, упали на землю, принялись валяться, кататься в береговом песке, дубася друг друга, кто куда может.

Когда я извернулся, с трудом не давая тяжелому Мятому оказаться сверху, и взгромоздился на него, то замахнулся. Вдруг почувствовал, как многочисленные руки хватают меня и стягивают с Мятого.

— Игорь! Игоречек! — Маша спрыгнула с кузова и бросилась ко мне.

Мятый перепугано, подсознательно оберегая лицо от нового удара в нос, отполз, когда утерся и увидел на руке кровь, проговорил:

— Ах ты…

И кинулся на меня, но руки двоих мужиков обвили и его плечи. Стали держать.

— Уймитесь! Уймитесь, ну! — Кричал кто-то из захвативших Мятого.

Я рвался в путах из чужих рук совсем недолго. Жар драки во мне схлынул так же быстро, как и возгорелся.

— Все, — отмахнулся я от кого-то, — убери руки.

— У тебя кровь, — проговорил знакомый голос, и я узнал в державшем меня мужике Микитку.

— Все хорошо, — утер я рассаженные губы, — нормально, — сплюнул кровь. Принялся отряхивать песок.

Игорь! — Прибежала Маша, — Как ты?

— Да нормально, — махнул я рукой.

Маша взяла меня за голову своими нежными руками, стала напрягаться, всматриваться в ссадины и кровоподтеки на моем лице.

— Домой нам надо. У меня там аптечка, — сказала она серьезно.

— Отстань! — Оттолкнул Мятый какого-то мужика, что пытался его поддержать, — отстань, сказано тебе русским языком!

— Мятый! — Крикнул я, аккуратно отстранив Машины руки от своего лица, — тебе кто сказа про меня и Ирку?

— А чего? — Обернулся он злобно.

— Не знаю, че там тебе наговорили, но я ее только до клубу подвез. Так что ты за просто так по морде получил.

— Он правду говорит, — шепнул Маше Микитка, — только до клубу. И то, она сама напросилась.

— Брешешь, — Ощерился Мятый, — мне другое сказали. А я не позволю к сестре подходить! Из-за еёшней красоты каждый в станице вьется за девкой, как хвост! Одно у всех на уме!

— Не брешет, — Вклинилась вдруг пухленькая Валька, — не брешет Игорь. Потому как Ирка все ждет, когда он за ней приедет. А он и не торопится.

Я глянул на Машу. Ее глаза блеснули радостью. Девушка слегка улыбнулась.

Забормотав что-то себе под нос, Мятый пошел к машине. Сплюнул кровью у колеса.

— Игоречек, миленький, — припала к моей груди Машка, когда газон Мятого отъехал, — да что ж ты пугаешь меня так! Да что ж ты делаешь-то!

— А что мне было делать? Стоять и мяться? — Хмыкнул я.

— Поедем домой скорее, — Маша потащила меня за руку к кабине, — я тебе все обработаю!

— Да на мне все как на собаке заживает, — рассмеялся я ей в ответ.

Стенька Ильин дежурил у Машиного двора с самых сумерок. Теперь уж стемнело и сидел он в кабине, распахнув двери настежь. Дожидался Машку.

— А ты чей, сынок? — Спросила старая Машкина бабушка, когда увидела, как ко двору подъехал Стенькин газон.

— Степан я, Ильин, — ответил ей Стенька.

— А! А я думала, это Машка с женихом своим вернулись. А ты чего хотел, молодчик?

— До Машки я, — улыбнулся он, — сказать мне ей что-то срочное надо.

— Да уже гуляет она с кем-то. Вот уж, не успели девка с городу вернется, а мужики тут как тут! — Рассмеялась бабушка.

— Ничего-ничего. То не жених еёшний. То так, глупости одни, — махнув рукой, сказал Стенька, стоя у колеса.

— А кто ж тогда жених? Ты, что ли?

— А, может, и я!

— Ну-ну, — желтоватое в свете дворовой лампочки лицо бабки хитро искривилось, — ну стой, коль хочется тебе. Только не шуми.

— Не буду, бабушка!

Стенька запрыгнул обратно в кабину, принялся думать.

Хотел он ехать сразу до Машки, после работы, но наткнулся на Мятого, что гнал свой самосвал в гараж. Ну тогда их разговор и состоялся.

— Вот, значит как? — Сказал Мятый, — с Иркой, значит, воркует, да разом и медсестричкой нашей? Ну-ну, зараза какая. Я сегодня поеду кататься с мужиками да девками на низ. Пробежимся по левому берегу Урупа, если найдем их где, то поговорю я с этим Землициным.

А потом, уверенный, что обернется все в его пользу, Ильин примчался к дому Машки Фадиной. Принялся смирно ждать.

Думал он, что придет девушка домой вся расстроенная. А он тут как тут! С букетом полевых цветов так и будет ее ждать, утешит.

Когда внизу по улице загудел самосвал, Стенкьа встрепенулся. Стало ему неспокойно: а вдруг Машку Землицын домой везет? Он-то думал, она услышит от Мятого про землицынские делишки, и тут же сама уйдет.

Но потом стал Стёпа себя успокаивать. Говорить себе, что может Мятый ее домой вызвался подвести.

Чужая машина подъехала ко двору, осветив все вокруг светом фар. Двигатель замолчал, а вместе с ним погас и свет. Заскрипели двери.

Стенька аж похолодел, когда из кабины выпрыгнул Землицын. Посмотрел на Ильина, а потом направился к нему.

Боролся с собой Стенька недолго. Тоже спрыгнул на землю, решившись: уж будь что будет.

Маша, удивленная, стала у машины. Но совсем ненадолго. Будто опомнившись, она побежала к Землицынц:

— Ты чего еще удумал?! Да оставь ты его! Мне все равно уж, каким он тут боком!

— Тихо, Машенька, — сказал спокойно Землицын, — ничего я ему не сделаю.

Выпутавшись из женских рук, что норовили обнять, не пустить, Землицын приблизился к Стенке. Степан же смотрел не на него, а на Машу, застывшую у Игоря за спиной. Как же она смотрела на Землицына… Никто из девок никогда так на Стёпку не глядел. Стало ему в этот момент обидно и завидно.

— Привет, Стёпа, — сказал Землицын.

Его правильных черт лицо было припухшим. На губе и лбу раскрылись ссадины. На скуле развернулся синяк. Понял, Стенкьа, что случилась у них с Мятым драка. И, кажется, Мятый в этой драке проиграл. Не вышло ничего. Было это видно по Машкиным влюбленным глазам.

— Привет, Игорь, — только и ответил Стенька.

Помолчали.

— Бить будешь? — Нарушил тишину Стенька, — Потому как если да, то так просто я не дамся.

— Не буду, — сказала Игорь ровным тоном, — скажу только вот что: не любят женщины подлецов. Бывай, Степан.

А потом, пошел Игорь прочь, а за ним и Машка.

Когда я вернулся домой, мама со Светкой схватились за головы, видя мое лицо. Стали гомонить, приставать с расспросами.

— Да тихо вы, — сказал отец, — че к парню пристаете?

— Дак он же побитый пришел! — Высоким голосом кричала мама.

— Болит? Сильно болит? — Лезла ко мне сестра, трогая лицо.

— Не сильно, — с улыбкой отмахивался я.

— Отстаньте от парня, сказано вам! Живой? Живой. А че еще надо? Ты мне, Игорек, лучше скажи, — посмотрел на меня отец, когда мы сидели на улице, за столом, — тот, второй, как, побитый ли?

— Побитый, — улыбнулся я.

— Не сильно хоть? Своими ногами ушел?

— Не сильно.

— Ну вот и хорошо. А теперь цыц, — обвел отец взглядом всех за столом, — когда я ем, я глух и нем.

Гараж.

— Кто это тебя так? — Хмыкнул Пашка Серый, когда увидел Мятого.

— Землицын, язви его, — сказал Мятый, потирая опухшую щеку, — я все утро от завгара прячусь. Увидит, начнет допытываться, что за дела. Еще разборки начнет.

— А как же он тебе так? — Повел Пашка бровью.

— Да вот так, — вздохнул Мятый, — на Урупе схватились. Потасовка вышка. Он, этот Землицын, не смотри, что тощий напротив меня, а крепкий. Насилу с ним просто так не справится. Хотя что я тебе рассказываю? Ты и так, Серый, знаешь.

Прострелила от этих слов у Серого внутри злоба.

— Ты не зарывайся, Сережа, — сказал холодно Серый, — не забудь, кто о тебе с зампредом нашим разговаривал.

— Да помню-помню, — опустил глаза Мятый, — извини, Паша.

Стоял Мятый сегодня на ремонте, потому как пришло время ему масло менять. Сергей поддал с мужиками самогону с самого утра, да полез под машину.

Пашка же, от его таких насмешливых слов, разозлился. Полчаса ходил, не мог выбросить из головы его дерзости. А потом увидел такого же побитого Игоря Землицына. И созрела в его голове одна мысль.

— Микитка! — Позвал он парня, который копошился у Пашкиного газона под капотом. Подливал воду, — а ну сюда-ка.

Микитка торопливо поднял чумазое лицо. Посмотрел на Пашку. Обтирев руки об свои штаны, спрыгунл с бампера, подбежал к Серому.

— Чего такое, Паша?

— Ты ж вчера с Мятым был?

— Так был, да, — закивал он.

— Видел, как он с Землицыным подрался?

Пашка потемнел лицом, растерянно нахмурился. Глазки его забегали в нерешительности.

— Видел или нет, спрашиваю?

— Видел, — вздохнул Микитка.

— Ну и хорошо. Значить, слушай, что тебе сделать надо.

Привычным делом, у диспетчерской с утра толпился народ. Мужики проходили осмотр на предмет опьянения. Вот только сегодня, очередь не волновалась, не шумела, как бывало последние пару дней.

Мужики стояли спокойно. Кто-то лениво потягивался, кто-то зевал. Кто-то просто судачил друг с другом. Нашлись и те, кто после веселого вечера, живали какой-нибудь ореховый лист, чтобы скрыть запах перегара. Скорее всего, это было безуспешно.

Такое шоферское поведение было мне совсем неудивительно, потому как Маша сегодня не дежурила в гараже. Прислали сюда, как то часто бывало, медсестру Альку.

— Ох-хо-хо! — Сказал Боевой, когда я подошел к своей машине, проверить масло и воду перед рабочим днем, пока очередь чуть не рассосется.

— Чего ты, Боевой, — улыбнулся я, поднимая капот, — побитых мужиков не видел?

— Да уж видал. И не только побитых. Всяких в войну повидал.

— А чего тогда удивляешься?

— Да вот, — он подтянул штаны на объемный свой живот, — интересно, с кем это ты подрался.

— С Мятым, — буркнул я.

— А. С Серенького дружком. Ну тут ясно. Вопросов не имею.

— А ты, кстати, как? — Я сунул масленый щуп наместо, — все в гараже? Твоя тебя домой не пускает?

— Не пускает, етить ее, — вздохнул Боевой, — как уж неделю тому поругались с нею, так и не пускает. Не нравится ей, видишь ли, как я досуг свой провожу. А как же его еще, — шлепнул он обратной стороной одной ладони о другую, — в моем возрасте проводить-то? Не понимает дурная баба, каково оно, рабочему человеку кажный день вкалывать!

— Ты б, может, ей цветочков каких пособрал, или еще чего? — Я обтер руки тряпкой, — может, пустит?

— Да я не то что цветочки! Я ей недавно ходил песню петь! И что ты думаешь? Прогнала! Нету в ней совсем чувства к искусству!

— Пьяный ходил? — Хмыкнул я.

— Ну так, — сжался Боевой, — чуть-чуть выпил для храбрости.

— Ну тогда все понятно.

Интересным человеком был Боевой. Интересным, но трудной судьбы. Был он фронтовиком. Прошел всю войну от и до. Награды за ранения имеет. Хороший, одним словом мужик, добрый и простой. Вот только когда трезвый. А вот поддаст…

В общем, пьяным он словно другой человек становился. Невыносимый был, хоть ты лопни. Шоферы, кто понервозней, если он пьяный с ними в рейс ездил, выписать что-то для колхоза, иной раз не выдерживали его потока мысли. Так он их заколебывал, что бросали бедолагу на дороге. Высаживали прям так.

Однажды, Боевой таким макаром чуть в лесу не заблудился, когда его высадили где-то под станицей Отрадной. Если б к людям не вышел, так бы там и остался.

В общем, когда бывал он пьяный, от него одни проблемы грозили.

— Слушай, Игорь, — спросил он заинтересованно, — а я разговаривал сегодня с завгаром. Обещал он тебя отправить в Армавир. Что-то везти на сельповский склад надобно.

— Ну и что? — Тут и я заинтересовался.

— А ты, — замялся Боевой, — в общем… просьба у меня к тебе одна есть. Он экспедитором следом с тобой кого-то отправит. Потому как в городе еще нужно выписать цементу. Ну так вот. Можешь попроситься, что б меня с тобой взяли? А ни кого другого?

— Это ж почему?

— Да с тобой как-то, — он пожал плечами, — лучшей ездить. Другие ко мне почему-то с опаской относятся. Молчать. Не хотят разговаривать. А Серый в прошлый раз вообще всю дорогу велел мне молчать. А как рот открою, так зыркает так, что коленки дрожат.

— Трезвый? — Настороженно спросил я.

— Как стеклышко! Ни капли с утра!

— Чекушку спрятал? — Я упер руки в боки.

— Да не! — Боевой тут же вывернул карманы спортивных своих штанов и пиджака, — нету!

— Ну хорошо, попрошу, — я задумался, — слушай, Боевой, а на какой склад меня хотят отправить? Номер завгар не упоминал?

Внезапно, у диспетчерской засуетились люди. Расталкивая очередь, во двор выбежал красный от злости завгар.

— Землицын! Мятый! Где вы етить туды налево, запропастились?!

Я напрягся. Краем глаза увидел, как весь чумазый Мятый вылазит из-под газона.

— Ко мне в кабинет! Быстро! — Закричал он.