Только сдвинул ключ и тут же замер. Задумался. Забыл, етить его, масло проверить. А ведь стало у меня за принцип в один момент, в молодости, каждый день масло проверять.
Масло сейчас, в эти времена, дрянное было, что нет никаких сил. Хоть вешайся. В колхозе, в нашем, пользовались простой минералкой, почти без присадок. В общем, тем, что было. Это потом, в будущем, появятся в широком пользовании и качественные минеральные моторные масла с разнообразными свойствами, и полусинтетика, и синтетика.
А сейчас приходилось пользоваться тем, что дают. И менять масло чуть ли не каждую тысячу километров. И все равно двигатели, время от времени давали сбой. Да и смазку жрали, как слон зеленку.
Потому и приучился я, еще в прошлой жизни, следить за маслом, да каждый день уровень проверять. Правда, сначала пару раз поймал клина в дороге. Покатался на буксире туда-сюда. Получил от механиков по шее за растяпистость. Ну и усвоил этот урок.
Даже потом, уже когда Союз распался, и была у меня своя, легковая машина, я и то каждый день масло на ней щупал. Следил за уровнем. Больше по привычке, чем из надобности. Потому как хоть и простая, но иномарка, не жрет масла та, как целый газон.
Вот и сейчас, что-то неладное у меня в душе засвербило, когда я не глянул на щуп. Появилось чувство настоящей неправильности. Что-то не то было. Вроде как привычку свою нарушил, отчего стало неуютно.
— Чего ты, Игорь? — Удивился Боевой, глядя, как замер я за рулем с остекленевшим, задумчивым взглядом, — чего с тобой такое-то?
— Погоди, Боевой, — выпрыгнул я из кабины, — что-то совсем я с тобой заболтался. Даже забыл масло в двигателе глянуть.
— Думаешь, чего-то с ним сделалось? — Спросил Боевой.
— Да кто его знает? Врядли, — ответил я, — просто спокойней мне так. Привычка. — Помолчав пару мгновений я дополнил, — с армии.
— А! Ну понятно тогда! Ну давай поглядим, что в ейном моторе плещется, — со знанием дела закивал Боевой, — это дело хорошее. У нас часто бывает, что молодые проворонют двигатель свой глянуть, а потом он у них хрусть в дороге! И все! Милости просим на буксир, до гаражу тянуть. Ну и магарыч мотористу ставь, чтобы за твой мотор быстрей других взялся. А они еще у нас пьянчуги… — он задумался, — похужей, чем я был! Глядишь, переберут его тебе не тем боком, так караул будит!
Забравшись обратно на бампер, к капоту, я достал щуп, не глядя протер тряпкой. Сунул обратно в контрольное отверстие. Достал.
— Это что еще такое? — Повел я вопросительно бровью, осматривая сухой щуп.
А был он, правда, сухим! Будто бы и масла не достал! Ни на нижней отметке, а прям совсем сухим! Но только так много сожрать двигатель, конечно же, не мог. Никак течь где завелась. Да серьезная.
— Чегой не так? — Удивился Боевой.
— Не может быть, чтобы прям так, насухо, — нахмурился я, — ладно упадет уровень до предела, но чтобы на сухую… Да и по приборам, давление масла вчера не падало. Я бы заметил.
— Дай глянуть, а? — Боевой сделал знающее лицо настоящего профессионла. Осмотрел щуп. Взял в свои руки, поиграл им на свет, — и правда, что-то тут не так. Может, где течь?
Я внимательно осмотрел двигатель, масляные патрубки двигателя и фильтра. Глянул, нет ли нигде потеков масла. Чистый ли мотор. Может, еще, где вымазало. Однако, ничего особенного не нашел. Явных протечек не было.
— Чисто? — Спросил Боевой, — нигде не убежало?
— Чисто, — поджал я губы задумчиво, — относительно. Глянем, что под машиной.
— Думаешь, через низ убежало? — Спросил Боевой, с видом матерого шафера сложив руки на груди, — я бы тебе подмогнул, под дно забрался бы. Глянул. Только вот у меня ревматизьм, зараза такая, разыгрался. Да грыжа выпадывает.
— Не бойся, Боевой, — рассмеялся я, — спасибо за предложение, но я сам прыгну.
— Ну точно, убежало, — покивал своим мыслям Боевой, — Через пробку! Через пробку само убежало!
— Главное, чтобы не унесли, — пошутил я и спрыгнул с бампера. Сунулся под машину.
Земля под масляным картером была сухая. Я внимательно осмотрел сам картер и пробку силва. Все было сухим. Ни потеков, ни следов утечки.
Зато нашел я кое-что другое. Пробка сливного отверстия была испорчена. Гаечную ее часть слизали, откручивая, видимо, не аккуратно. Может, инструмент был плохой, может неудобное положение. Может, второпях. Или в темноте.
Однако, ясно было одно: скрутили мне вчера пробку, слили масло. Кто? Зачем? На кой черт? Долго думать мне не пришлось. Слишком уж был очевидный ответ на этот вопрос.
— Вот зараза, — сплюнул я, — слили что ли масло?
— Чего ты там говоришь-то? — Кричал снаружи Боевой, — чего-чего сделали?
Ругаясь про себя матом, я выбрался из-под машины. Отряхнулся от гаражной пыли.
— Масло слил, сволочь, — зло прошипел я, — зараза такая неугомонная! Теперь понимаю я, чего так боятся Микитка с Кашевым! Ох и скор же он на всякую подлость!
— Скор? Кто слил? — Удивился Боевой, — это кому понадобилось-то? Что-то ничего не пойму!
— Кто-кто, — поджал я губы, — да известно, кому такая гадость в голову могла прийти. Разве кто еще додумается со злости до чужого газона лезть?
— Это кто же? — Удивленно заглянул мне в глаза Боевой, — кому, и правда, такое может быть надобно?
— Пашке Серому. Ты его не видал? Где он сейчас? — Я принялся озираться по сторонам, — все. Достал. Пойду ему по голове надаю, сукину сыну.
— Не, я не видал, — покачал Боевой головой, — Серый со Степанычем обычно вместе приезжают. Степаныч его привозит чуть ли не раньшее всех. Раньше, когда я гаражный был, каждое утро их вместе видал. А теперь все. Теперь уж я не свидетель.
— А! Зараза! — Сказал я зло и еще добавил матом. А потом пошел по шоферам Пашку искать.
— Пашку? Да видел, ага. Крутился тут утром. Но, вроде как уехал! — Сказал мне Саня Плюхин, которого я увидел идущим к очереди в диспетчерскую.
— Серый? Не, не ведал я Серого, — ответил Вася Ломов, тот самый комсомолец, бывший хозяин Белки, что ездил теперь на другом пятьдесят третьем самосвале.
— Да был с утра. Может, у завгара? Глядел? — ответил мне шофер по имени Женя Наглов, — там с утра крутился, — кивнул он светловолосой головой на диспетчерскую, и полез в свой бортовик.
— Кажется, пошел к дядьке своему, на склад. Видал, что они там вздорили с утра чего-то, — глядя задумчивыми глазами кверху, сказал мне Иван Калиненко. Потом, с задумчивости, потеребил черный свой ус.
Короче, внятного ответа мне никто из шоферов так и не дал. Все посылали куда глаза глядят. Да еще и в разные места. А уж такое меня не устраивало.
Пять минут походил я по гаражу. Хотел промеж других машин газон серовский отыскать. Вот только номер егошний я запомнил. Была у него машина, простая, с синей кабиной да белым носом, как и у многих других тут. Как их отличишь? Только если наглая Пашкина рожа сама в ветровом торчать будет!
— О! Микитка! — Увидел я молодого парня, капающегося под капотом своего самосвала.
Микитка аж подпрыгнул. Испугался, видать. Поднял на меня свои большие, похожие на девичьи глаза. Лицо его с утра пораньше, было уже вымазано черной моторной грязью.
— Серого не видал?
— Не, — бросил он, — вроде как он уехал уж на рейс. Куда — не знаю.
— Когда успел? — Нахмурился я.
— Так, он всегда раньшей всех приходит, что б со всеми не топтаться в диспетчерской. Первый очередь занимает. Быстренько на досмотр и за листом. И вот уж нет его.
— Мда… — Сузил я подозрительные свои глаза, — а куда уехал, точно не знаешь? Вы ж с ним общаетесь часто.
Микитка помялся-помялся. Скукожился как-то в нерешительности и выдал, наконец:
— Не.
Ладно. Уж, наверное, глупо было ожидать, что Микитка что-то скажет, если даже знает. Ну да ладно. Мучать парня, допытывать, не хотелось. Он и так, бедолага, с таким «другом» как Серый, много терпит.
Я направился обратно к диспетчерской. По дороге встретил Серегу Мятого. Серега, как увидел меня, поник, глаза почему-то спрятал в землю. Стал немножко как бы сторониться.
— Ты чего хмурый? — Спросил я после того, как поздоровался.
— Да чего-то, не выспался, — сказал он уклончиво.
— А Серого видал?
— Уехал он. Куда — не знаю.
— Ну лады. Бывай.
Я сплюнул. Делать было нечего. Ехать, работать как-то надо. А там, уж, может, у завгара узнаю, куда он, етить его, свинтил? О! Расспрошу Олегыча. Он же ему выдавал путевку. А потом, когда отыщу Пашку, получит у меня Серый, по первое число…
Сегодня снова шоферов принимала Машка. Когда я поздоровался с ней, девушка скромно опустила глаза. Поздоровалась в ответ. Щечки ее налились румянцем. Губы на одно лишь мгновение искривила красивая улыбка, но Маша смущенно задавила ее. А потом я вошел в кабинет механиков с завгаром.
— Чего ты, говоришь? — Шепнул завгар мне, — Чего-чего?
— Масло мне надобно менять, — пожал я плечами, — где Степаныч? Пусть мне масла выдаст и фильтр новый. А то вдруг старый развалился.
Федотыч посмотрел на меня остекленевшими глазами. Будто бы вырвал я его из каких-то мыслей.
— Тфу ты, — сплюнул Завгар, — ну ладно. Степаныч чего-то все утро, с самого приезду, копается у себя на складе. Туда к нему иди. Если будет вредничать, скажи, что я наказал тебе все выдать. Бо дам ему по шее за такой его несговорчивый характер.
— Слышь, Олегыч? — Шепнул я механику по отпуску, который меланхолично заполнял остатки путевых листов.
— Ммм?
— А куда ты направил Серого? Нужен он мне.
— А по какому делу он тебе нужон? — Поднял она меня полуприкрытые, спокойные как у удава глаза Олегыч.
— По личному.
— Это по какому ж-то, по личному? — Обернулся со своего рабочего места завгар.
— Ты сам сказал, дядь Миш, — выпрямился я, — что личные наши дела решать за забором гаража. Вот я и решаю.
Завгар засопел.
— Чего там у вас опять?
Говорить о наших с Серым конфликтах я с завгаром не хотел. Понятное дело, что он предпримет: пожалуется в товарищеский колхозный суд. Ну и будут нас вдвоем мурыжить на заседании. Может, вынесут выговоры. Ну а что поделать? Он же, Федотыч-то, партийный. Должен по правилам поступать, если уж вынудили. Хотя и по совести он тоже делает. Вон как с Мятым было.
— Личный разговор, — обернулся я к нему.
— Что? До вечера не подождет? — Нахмурился завгар.
— Разговор, может, и подождет. А Пашка Серый ждать не будет, — сказал я ровным тоном.
— Только давай там, — Федотыч отвернулся, — без перегибов на местах. Ни тебе, ни мне эти проблемы не надыть.
Я посмотрел в широкую завгарову спину, потом на Олегыча. Вопросительно поднял бровь.
— Колхоз послал его в Армавир, — сказал, вздохнув, механик по выпуску, — повез он болгарский перец на армавирский колхозный рынок.
— Стало быть, — вздохнул я, — ускользнул. Змей, дери его…
— Не нравятся мне все эти ваши ссоры, — пробурчал, не оборачиваясь завгар.
— Мне тоже, — я кивнул, — но развожу их не я. Ладно. Спасибо. Пойду.
— Может стоить сообщить? — С тяжелым сердцем сказал завгар Олегычу, когда за Землицыным закрылась дверь, — как долго эти двое будут разводить друг между другом вражду?
— Ну ты ж знаешь, — вздохнул Олегыч, — что Пашка — сложный человек. Колеченая у него судьба.
— Так может, их с Землицыным в воспитательных целях к парткому привлечь? Комиссия пожурит их, да прекратят?
— Уж не знаю, Федотыч, — вздохнул механик по выпуску, — из нас двоих ты коммунист. Ты и решай.
— Что ж, — завгар сглотнул вязкую слюну, — решу.
В складском помещении гаража, как обычно, висел затхлый воздух. Пропах он соляркой и смазкой. Но и были тут, с прошлого раза и изменения — не такие пустые полки стеллажей. Пополнее стали. Заполнились запчастями для машин. Видна была Боевого с Серым работа.
Вот только что-то совсем пусто тут оказалось, ни души. Механика Степаныча нигде видно не было.
— Степаныч? — Позвал я негромко, — Ты где, Степаныч? Мне надо масла моторного. Степаныч?
Я пошел между стеллажей, стал заглядывать туда-сюда в узкие пространства между ними.
— Степаныч! Куда он делся?
Пошел я до дальнего конца продолговатого сарая.
— Степаныч? Ты что, издеваешься?
А может, его и нету тут? Может, вышел куда? Может, конечно. Ну уж гляну до самого конца на складе. Может запрятался где? А что не отзывается?
— Степаныч?! Степа… — Осекся я, когда заглянул за продолговатый стеллаж, стоявший непоодаль от задней стенки.
Там и был Степаныч. Упал он со стула и неудобно лежал у стенки: одно плечо в нее уперлось, на другое голова свесилась. Нога в черном туфле была заброшена на перевернутый деревянный стул без спинки. Другая бессильно лежала на полу. Размякшие руки сложились на животе, почти как у покойника.
— Етить твою налево, — прошептал я и добавил матом.
А потом рванулся к старику. Снял ногу, пинком отбросил стул. Умер чтоли? Упал и умер?
Торопливо опустившись, я стал мерять его пульс на шее. Вена пульсировала. Сердце, слабыми толчками, отбивало внутри нее пульс.
— Живой, — проговорил я, — Живой старик!
Принялся я шлепать его по щекам, пытаясь привести в чувство, но ничего не помогало. Даже воды на него из умывальника побрызгал, но и от этого не открыл он глаз.
На голове у него не было никаких ран. Только большая шишка повыше затылка.
— Да что ж с тобой? — Нахмурился я, — ладно. Сейчас глянем! Помощи тут надо!
Я аккуратно вытащил старика из угла, оберегая его голову. Потянул из-за стеллажа. Нашел и скомкал ему под голову чью-то куртку, висящую на гвозде, а сам припустил к диспетчерской.
— Чего-чего?! — Вскочила из-за стола Машка, — чего с ним?!
— Не знаю, — сказал я, — лежит, не приходит в сознание.
Медсестричка, бросив мерить давление очередному водителю, кинулась с места на улицу. Остальные шоферы проводили его перепуганным взглядом.
— Что? А чего стряслось-то?
— Чего не так?
— Что стряслось?
Все вокруг загомонили.
— Кому плохо? С кем беда?
Оставив их за дверью, я влетел в кабинет. Завгар аж подскочил с испугу.
— Ты чего творишь, Игорь?!
— Чего приключилось-то? — Удивился Олегыч.
Через окошко диспетчерской я увидел, как пошли к складу мужики целым скопом.
— Звони в скорую! — Начал я, — там со Степанычем беда! Упал со стула! Лежит без сознания, в себя не приходит!
— Егор? — Округлил в ужасе глаза завгар, а потом тут же кинулся к телефону.
— Живой? — Строго спросил Олегыч.
— Живой. Но очнуться не может!
Я бросился обратно, к складу. Олегыч вместе со мной.
— Воздуху! Воздуху! — Кричала Маша, — разойдитесь подальше! Ему воздух нужен!
В конце складского помещения столпилась куча народу. Мы с Олегычем с трудом протиснулись через широкие спины шоферов, к Маше. Девушка сидела на коленях у головы Олегыча. Заглядывала ему в раскрытые пальцами глаза.
— Может, его надо куда перенести? — Сказал кто-то.
— Ну чего? — Опустился я рядом с девушкой.
— Не знаю, — она сглотнула, — я не уверена.
Лицо у Маши было бледным. На красивом ее лбу выступила испарина. А объемная девичья грудь сильно вздымалась и опускалась от учащенного, волнительного дыхания.
— Ну что может это быть? — Спросил я снова.
— Не знаю! Нужна срочная госпитализация! — Крикнула девушка, — может быть, это инсульт! Может быть еще что! Скорая нужна!
Сквозь толпу протиснулся запыхавшийся, с красным лицом завгар Федотыч.
— Нету их, — выдохнул он, — Нету! У них скорой! Уехали на вызов! Сказали, подождать придется!
— А вторая бригада? — Посмотрела на завгара Маша, — Там же несколько бригад скорой помощи!
— Да машина же сейчас одна! — Махнул рукой Завгар.
— Помрет жеж, — посмотрела в лицо Степанычу Маша, — помрет жеж у нас на руках!
— Не помрет, — встал я, — его надо самим в больницу доставить.
— Да на чем же? — Сказал кто-то, — автобусы у нас уже ушли!
— В кузове? Да по дороге же умрет!
— А вдруг его возить нельзя?!
— Я сам его доставлю, — сказал я, и все вокруг замолчали, — только…
Машина-то не на ходу. Нету в ней масла. Пустая, что твой дырявый чайник!
— Ты? — Как бы, не зная, что сказать проговорил завгар.
— Я, — кивнул я решительно, — давайте мне сюда ключи от Белки.