Штабс-ротмистр

Глава 4

Хвостицын сбежал!

Горчаков при известии об этом ЧП как-то внутренне сжался. Отпустил секретаря, принёсшего дурную весть.

Тышкевич ждал в приёмной, ожидая приказа. Или взрыва чувств. Через незакрытую дверь видел окаменевшее лицо патрона.

— Искров! Тышкевич! Ко мне.

Оба повиновались. Корнет закрыл дверь. Даже секретарю вице-губернатора не всё стоит слышать.

— Слушаем, ваше сиятельство, — отрапортовал Искров как старший по должности.

— Чёрт знает что! Охранять карцер поручалось матросам яхты. Но штурмовики оставались на ней же. Конечно, с правом увольнительной на берег. Не верю, чтоб штурм-поручик скрылся без их помощи.

— Ваше сиятельство больше не может им доверять? — аккуратно вставил граф.

— Именно! Нарушили прямой приказ. Соучаствовали в преступлении — побеге. А как я буду смотреться в глазах ново-йоркских обывателей, если даже в собственной гвардии не управился?

Охранники смолчали. Вопрос был риторический. Минуту спустя, дав Горчакову отдышаться в гневе, Виктор Сергеевич продолжил:

— Осмелюсь предложить расследование, ваше сиятельство. Не все же замешаны. Соучастников вернёте в Ригу. Невиновные пусть служат здесь.

— Я не могу привлечь полицию!

— Позвольте злоупотребить родственными связями, князь. Третье Отделение точно узнает о случившемся. Так пусть — через меня. А я попрошу помощи.

— Какой помощи? Что вы ещё надумали, штабс-ротмистр?

— Офицеры «трёшки» служат при генерал-губернаторе. И у них, как у любой ячейки охранки, наверняка найдутся амулеты правды. Я сам допрошу штурмовиков. Нас учили дознанию в случаях, когда обнаружена угроза обороняемой персоне.

Искров кивнул, подтверждая слова товарища.

Так Тышкевич получил первый и пока единственный повод связаться с подчинённым дядюшки, использовав конверт, в коем содержалось предписание способствовать подателю сего мандата во всех его начинаниях.

Тот назначил свидание в Центральном парке Манхеттена и пришёл на следующий день в штатском: в парусиновых брюках, открытой рубахе и лёгкой панаме, с неудовольствием зыркнув на штабс-ротмистра, надевшего летнюю форму К. Г. Б. с двумя белыми шнурами под погон.

— Ещё бы аксельбанты нацепили да перепоясались жёлто-чёрным кушаком, Виктор Сергеевич, — попенял тот. — Я же потому пригласил вас сюда поговорить без официоза, а не в канцелярию генерал-губернатора.

Несколько расплывшейся фигурой и мягким пушком на бороде и щеках офицер больше смахивал на туземца-обывателя. Никоим образом не агента охранного Третьего Отделения.

— Отчего же мы прячемся, Антон Петрович?

Тышкевич присел на скамью под матерчатым балдахином. Напротив них расстилалась гладь пруда, окружённого редкими парочками да мамашами с детьми, кидавшими птицам шарики хлеба. Обстановка была умиротворяющая.

— Вы же неделю в Ново-Йорке, так? Должны были уже почувствовать: Америка отторгает нас. Пока только внутренне. Хотя есть отдельные голоса вслух против Российской Империи, мол, зачем должны терпеть «оккупационное» казачье войско и притом содержать его.

— Будь возможность отправлять казаков на другой конец Земли за какие-то часы, едва только из космоса засекут прорыв, не было бы никакой нужды, — штабс-ротмистр, высказавшись о казаках, поманил мальчишку с тележкой, наполненной льдом, и купил за рубль два эскимо — себе и коллеге в штатском. — Рублики-то наши уважают.

— Уважают. Но с каждым годом всё чаще кричат: хотим свои ассигнации печатать. Аллею Мира в Атланте намерены величать Аллеей Повешенных Героев. Вот скажите, Виктор Сергеевич, как назвать тех, кто посмел «героев» вздёрнуть? Правильно — супостатами. Оккупантами. Но не покровителями, а уж нашего Государя — никак не отцом родным. История переписывается, мон ами.

Это вообще выходило за любые мыслимые и немыслимые рамки. В 1863 году князья и Государь отказались вмешаться в американскую внутреннюю заваруху. Но когда бояре от южных и северных губерний Америки, презрев собственные дрязги, просили Торжок остановить бойню, русские всё же выслали казачий корпус, усиленный боевыми магами. Те ударили сразу и по южанам, и по северянам, рассеяв, чтоб не успели объединиться против новой силы. Потом Вирджиния Хайлэнд Атланты украсилась длинным рядом виселиц, на которых покачивались на ветру полковники и генералы, строго последовательно — северянин, южанин, северянин, снова южанин… Те, кто отдавал команды убивать соотечественников. Североамериканские губернии потеряли больше ста тысяч человек, было бы куда больше, не прекрати русские их войну. Насильно. И вот, убивавшие сограждан вояки — теперь более не преступники, а «герои», дышло им в дупло…

Офицер охранки, завидев возмущение новоприбывшего в Ново-Йорк, протянул ему папиросу — успокоиться. Но Тышкевич не курил.

— Беда. Расскажите, Антон Петрович, отчего ни генерал-губернатор, ни губернатор Ново-Иорка, ни прежний вице ухом не повели, когда газеты принялись трубить о П. И. З.… о политехническом институте.

— К оправданию своему скажу, что сообщил в Торжок в Третье отделение немедля. Что же касательно наших великих начальников, то генерал-губернатор — уроженец Бостона. Хоть его род получил наследуемое боярство и заседает в Боярской Думе, американец, что с него возьмёшь… То же и ново-йоркский губернатор. Хотя последний мог бы, его семья сплошь с дарованиями, не чета простым ординарам. Ну а прежний вице, что служил до Горчакова, вообще пустое место. Досиживал до пенсиона в чаяниях лишь об одном — как к отставке получить действительного статского вместо статского. Конфуз с П. И. П. в таком раскладе ему совершенно ни к чему.

Штабс-ротмистр молниеносным движением поймал каплю, сорвавшуюся с мороженного и летевшую на наглаженные брюки.

— Выходит, здесь вообще некому разрешить проблему?

— Некому. При том, что в Ново-Йорке казаки, разные государёвы установления… У меня есть доверенные люди в самых разных кругах. А работать не с кем. Формально негодяи ничего не нарушили. Кроме разве что хулиганского названия их чёртового института. Но с подобным впору разбираться околоточному надзирателю, не охранке же.

— Антон Петрович! Признайтесь, вы считаете всё государево управление в американских губерниях…

— Неэффективным. О чём докладывал прямому начальству. Как видите, никаких видимых перемен мой мышиный писк не вызвал.

— Но прислали Горчакова. Раньше служил в Четвёртом Отделении, до отставки. Он другого склада, решительный.

— Скорее по причине, что обеспокоились из-за того злосчастного института. Систему никто менять не пытается.

Он, слишком долго проживший в американских губерниях, насквозь был пропитан скепсисом. Из внутреннего кармана извлёк амулет и отдал Тышкевичу.

— Списан по сроку службы, но работает вполне. Можете оставить у себя, штабс-ротмистр. Подзарядите. А ещё лучше — сами осваивайте плетение правды. Замечательно полезная вещь в нашем деле.

Как и большинство амулетов России, этот был выполнен из чёрного оникса. Шарик размером в копейку в железной оправе.

— Мерси. Вы, вижу, более ничего предпринимать не намерены.

— Только по прямому приказу, ибо не вижу смысла затевать бучу. Но вы, Виктор Сергеевич, моложе и решительнее. Дерзайте, коль надумаете.

— В чём же я способен проявить дерзость?

— Дам одну подсказку. В документах на институт фигурирует некто Джеймс О’Коннор, выходец из Шотландской губернии. У него был подручный, профессор-менталист Джон Линк, который куда-то уехал на второй день после прибытия вашей яхты. Я бы объявил полицейский розыск, обвинив того Линка… ну хотя бы в содомитском грехе с юными мальчиками. Не получил санкции. Ваш Горчаков, не сомневаюсь, дал бы её. Так что, как говорят англосаксы, мяч на вашей стороне, штабс-ротмистр. Моё почтение.

Распрощавшись, Виктор Сергеевич быстрым шагом направился к губернаторской резиденции, едва ли не единственному зданию на Манхэттене, над которым реял имперский жёлто-чёрный стяг. Вот местных, с вертикальными синей, белой и апельсиновой полосой, присутствовало множество. Стало быть, принадлежность к Нью-Йоркской губернии туземцы чтят много больше, чем к всемирной державе.

Идти было около получаса, извозчика он не взял. Заодно хотел обдумать идею, подброшенную офицером охранки.

Не ограничиться расследованием с опросом штурмовиков и моряков? Испросить у Горчакова карт-бланш на собственные поиски пресловутого Линка?

Можно, но… Одному в незнакомых уголках империи, с поверхностным знанием туземного языка и почти полной неосведомлённостью в местных обычаях вряд ли будет сопутствовать успех. На кого-то рассчитывать не придётся, мандат дядюшки сработает только в Ново-Йорке и Святоангельске, где есть офицеры охранки. Да и те, судя по Антону Петровичу, не горят служебным рвением. Америка — как болото, затягивает и растворяет в себе.

По пути к резиденции его несколько раз обдали дымом сверкающие лаком авто. Их было, пожалуй, больше, чем в Торжке, Питере или Москве. Судя по бензиновому смраду, в Энергии Святого Источника не нуждались. К тому же машины начали выпускать во множестве ещё до откровений института П. И. П… Американцы давно перевели стрелки на скользкий путь, желая показать: Россия нам не нужна, стало быть, она не указ.

Тышкевич купил «Нью-Йорк Таймс» и пролистал, больше обращая внимания на заголовки и фото, по-английски читал столь же плохо, как и говорил. О чём главные заботы городского обывателя, судя по газете?

Запуск судоверфи. Матч по жестокому американскому футболу между командами Нью-Йоркского и Массачусетского университета. Показ мод. Свадьба звезды синематографа. Выставка собак. И только на пятой полосе — сообщение из России. Его и Её Императорское Величество изволили посетить молебен в Успенском соборе, три строчки. Дальше — перспективы урожая зерновых в среднезападных американских губерниях, визит индийского махараджи в Бейджин… Словом, обладай пришелец из Тартара разумом вместо жестокости и прочти он американскую газету, ни в коем разе не угадал бы, где сердце этого мира.

Значит, сами американцы более не считают Торжок сердцем.

Горчаков тоже просматривал газеты, но, завидев Тышкевича, немедля велел:

— Едем!

В салоне авто Виктор Сергеевич аккуратно поделился соображениями.

— Заманчиво. Думаете, граф, я сам не задумывался? Увы. Некому поручить. Это же не допрос команды имперского судна.

— Совершенно справедливо, ваше сиятельство. Позвольте мне.

— Вы же — охранник, штабс-ротмистр! Обучены работать командой вокруг объекта, защищать его, драться. Думал привлечь вас как тонкий инструмент, если штурмовая дубина не попадёт в цель.

— Так точно. А ещё имею десятки иных навыков. Мало ли что пригодится, путешествуя с охраняемой особой. Ваше описание — это обязанности близкого круга около персоны. Девятое Отделение вправе вести сыск, выясняя, откуда грозит опасность.

— Сколько же вами закрыто успешных сыскных дел?

— Ни одного. Но боюсь, ваше сиятельство, других кандидатур вы в Ново-Йорке не подберёте.

— Без знания языка, нравов, связи, поддержки, один… Не слишком удачный выбор.

— Никак нет, ваше сиятельство, не один. Дайте мне Искрова, себе вместо нас истребуйте казаков. Кроме него, Одарённого-связиста. Денег и банковских чеков. А ещё думаю нанять местного детектива. Вот нам будет и знаток Америки, и сведущий о туземных методах сыска. Четверо. За себя постоим и много внимания не привлечём. Как только найду Линка, сразу оповещу: высылайте дирижабль.

Горчаков не проявил ни малейшего энтузиазма. Он ехал с заданием разгромить зловредный П. И. П. Оказалось — некого. Опасность вроде как рассосалась сама собой. Если и всплывут вредоносные для империи знания, то совсем не обязательно, что на Восточном побережье. Вне его зоны влияния. Стоило ли рисковать карьерой, самому объявляя дознание по всей Северной Америке? Есть, наконец, Третье Отделение. Пусть оно ищет.

Скепсис князь даже не пытался скрыть. Эти мысли читались на его лице как в открытой книге.

— Сперва разберёмся на яхте. О решении сообщу позже, — сказав это, вице-губернатор смолк. Также молчаливо вёл себя в салоне судна, наблюдая, как его телохранитель по одному вызывал штурмовиков и матросов.

Тышкевич начал с экипажа. Выяснилось: двое уснули на вахте и долго не могли быть разбужены. Какое-то сонное плетение, нехитрое, но исправно сработавшее.

— Капитан! Прошу доставить из карцера Буранова.

Тот с удивлением глянул на штабс-ротмистра, повернул голову к вице-губернатору. Князь кивнул.

Приведённый в салон человек-гора более походил на осыпавшийся холм, а не на скалу с мышцами, как он выглядел в утро схватки.

— Что же я могу знать… — он бы развёл руками, но одна была притянута цепью к обручу, охватывающему пояс, вторая, вдвое короче, оканчивалась культёй. — Невиновен. Сидел в карцере.

— Кто из штурмовиков скорее всех пришёл бы на помощь Хвостицыну?

— Мне почём знать? У них спрашивайте.

— Добром не хочешь?

Тышкевич достал амулет и мысленно прикоснулся к нему, затем перевёл взгляд на однорукого.

Магия, дремавшая внутри камня и накануне напитанная Энергией из Сосуда, развернулась как выпущенная из тисков пружина. Жёлто-серая нитка с налёту вонзилась в лоб арестанта.

— Больно… Вашу налево…

— Зато не посмеешь больше лгать. Кто, по-твоему, скорей всего бы помог бы Хвостицыну?

— Корнет Беглов и вахмистр Берендеев… — он попытался сжать зубы, но не смог противиться плетению, вскрывшему его мозг с деликатностью ледоруба. — Сашка Прохоров тоже… А-а-а… Выключай шарманку, штабс-ротмистр… Мочи нет!

— Вы забыли сказать «господин штабс-ротмистр». Или «ваше сиятельство господин граф».

— Ваше сиятельство… Христом Богом…

Виктор Сергеевич убрал амулет. Буранова отпустило. Уходя, он кинул полный ненависти взгляд. Мол, ещё ничего не кончилось. Наверняка такие же настроения у сбежавшего.

Берендеев и Беглов также покинули салон в цепях. Оба признались, что кроме них и Прохорова никто в заговоре не участвовал. Но ликовали, что штурм-прапорщик утёк, очень многие.

С вольноопределяющимся Прохоровым вышло сложнее. Сперва тот не хотел снимать амулеты. Потом выставил защиту, о которую тонкое жёлто-чёрное щупальце просто сломалось. Естественно, всё отрицал.

— Устроим очную ставку с Берендеевым и Бегловым? — разомкнул уста Горчаков.

— Можно. Для трибунала хватит. Но я ещё кое-что попробую.

Примерно разобравшись, как работает плетение амулета, граф отправил к допрашиваемому своё щупальце. Если первое летело по прямой как пуля, это начало мягко ощупывать вязь защитной магии, сначала её рабочую зону — щит от внешнего проникновения, потом основу.

Внутренний кристалл с запасом Энергии вольноопределяющегося был неплох, но уступал графскому. Был на три четверти наполнен и выглядел пульсирующим сердечком чистого огня.

Тышкевич достал оникс, украшенный красной полосой, и сжал в руке, отправив поток Энергии прямо в это сердце. Потом добавил ещё из своих запасов.

Простой и жестокий трюк, если противник не готов от него защищаться. Энергия Святого Источника, неспособная уместиться внутри кристалла у Одарённого, выплёскивается вокруг и сжигает все тонкие магические построения. Плетение ментального щита на миг приобрело необычайную силу, потом разлетелось на куски. Даже вахтенный матрос, стороживший допрашиваемых, болезненно вздрогнул, хоть и был ординаром. Прохоров вообще повалился на пол.

— Теперь отвечай. Ты усыпил охрану у карцера?

— Я…

— Ты ему принёс американскую одежду?

— Я… И Беглов.

— Кто обчистил кассу судна?

— Мы с Берендеевым. Должен же штурм-прапорщик на что-то жить в Америке…

— Вот такие запросы у этой банды, — прокомментировал Виктор Сергеевич. — Представьте, ваше сиятельство, сто двадцать тыщ — это всего лишь «на что-то жить», не роскошествуя.

Заметив, что его экзекутор отвлёкся, вольноопределяющийся прямо из положения лёжа на полу прыгнул в сторону двери, отшвырнув матроса. Граф, несколько истощённый переполнением Сосуда у Прохорова, бросил вслед самое простое плетение — воздушное лассо, охватившее ноги. Штурмовик немедленно грохнулся на палубу.

— Я его взял! — доложил Искров, выкручивая тому руки за спину.

— Если подобным образом дальше пойдёт, под карцер придётся оборудовать половину трюма, — вздохнул князь. — Тышкевич! Потолкуй ещё с штурм-корнетом Лисициным. Только не мучая. Он пока вне подозрений.

Временный начальник отряда, хоть и побледнел, услышав о допросе с амулетом, но держался стойко. Снял обереги.

— Ваше сиятельство, не затруднит ли вас задать вопросы штурм-корнету? Мне нужно кое-что проверить.

Горчаков удивлённо приподнял седеющую бровь. Это он поручал провести дознание штабс-ротмистру, а не наоборот. Но пенять не стал.

— Известно ли было вам о готовящемся побеге Хвостицына?

Тышкевич тем временем опробовал плетение, наскоро созданное на основе топорного амулетного. Этот штурмовик был ординаром. Во всяком случае, вокруг него не наблюдалось никаких выплесков Энергии.

С крайней осторожностью он прикоснулся к разуму корнета, не защищённого магией. Ощутил колебания чужих чувств. Настороженность. Неприязнь.

— Нет, ваше сиятельство, — говорил штурмовик. — Разговоры ходили о несправедливости, я их пресекал. До самого побега не знал, что троица смутьянов намерена идти до конца. Отстранил их от дежурств, хоть и служба на корабле — чистая видимость. Запретил сход на берег.

— Отчего же сразу не сообщили мне — кто зачинщик?

— Виноват… Тогда я потерял бы командование над отрядом. У нас так: командир — третий после Господа и Государя, вправе казнить и миловать. Но не жаловаться на своих вышестоящему.

Парню не нравилось происходящее. Но он был честен.

— Офицер говорит правду, — вставил Тышкевич.

— Знаю. У меня свои методы. Продолжим. Штурм-корнет, насколько вообще я могу доверять отряду? Готовы ли бойцы исполнять приказы во имя империи или все они следуют лишь своим понятиям о том, что правильно, а что греховно?

Несколько сбивчиво Лисицын рассказал об обстановке в отряде. Откровенно нездоровой. Старшие офицеры возомнили о себе невесть что. Да, готовы положить живот на алтарь Отечества, но только согласно своим, порой диковатым представлениям, чему и когда на том алтаре престало лежать. Верность Государю не ставится под сомнение. Но одновременно взращено неприятие к родовитой элите России. Почему командир отряда или командир взвода, даже с изрядной Одарённостью, если он не дворянин, стоит ниже любого дворянчика, тем более, имеющего графский, маркизский или княжеский титул? Хотя бы завалящего барона из остзейских губерний. Оттого Буранов взвился как ужаленный, когда граф Тышкевич осмелился прервать его при исполнении гимна штурмовиков. Тем паче — перед глазами Львовой. Был бы простец из недворянского сословия — молча посторонился бы, пропуская Горчакова.

— Потому что дворяне столетиями воспитываются в своём назначении служить двору, — снизошёл до объяснения князь. — Военному, пришедшему на службу из городских обывателей, селян или разночинцев, ещё предстоит проявить себя. Коль удалось — даруется служивое, потом и наследуемое дворянство.

— Так много раз говорилось. Но внемлют не все.

— Вы более доверяете бойцам из своего бывшего взвода?

— Так точно, ваше сиятельство. Их лучше знаю.

Князь замолчал, о чём-то напряжённо думая. Лисицын замер в стойке «смирно», ожидая продолжения. Наконец, прозвучала команда:

— Разделите отряд. Мне нужно всего тринадцать. Но самых верных. Над остальными назначу главным того, кто гарантирует, что ваши анархисты не разбегутся на пути в Ригу и не захватят яхту, подняв пиратский флаг, а Буранова и троицу сообщников Хвостицына не выпустят из карцера.

Отдав ещё несколько распоряжений, в том числе — готовить судно к отплытию, Горчаков покинул борт.

В автомобиле поделился подробностями решения.

— Штабс-ротмистр! Ваше предложение принимается. Начнёте поиски Линка и всех, кто имел отношение к институту П. И. П. В вашем распоряжении Искров. Кого из связистов придам, сообщу позднее. Сами выберете одного бойца-штурмовика из людей Лисицына, боевая единица не помешает. Составьте предварительную смету. В том числе, на наем одного-двух частных агентов. Желательно, из числа бывших полицейских Ново-Йорка. И да не оставит вас Господь. Но только в пределах города и губернии. Выезжать запрещаю.

Он не стал говорить, что сбежавший Хвостицын, вероятно, притаился поблизости, вынашивая план мести. Извращённое чувство солидарности и командного духа штурмовиков вполне способно подтолкнуть к мести за слом карьеры бойцов отряда.

Те из них, на кого вроде бы можно положиться, а именно малая боевая группа Лисицына — это резерв на случай, если сыскная операция перерастёт в баталию, догадался Тышкевич. Из связистов он выбрал бы Самсонова или Вологодского, оба, не занятые прослушиваем магического эфира, вполне адекватные Одарённые, обученные кое-каким боевым плетениям.

Вице-губернатор сумел удивить, представив в качестве члена сыскной группы княжну Львову. На её бесстрастном лице промелькнула редкая тень эмоции. Она торжествовала, увидев растерянность Тышкевича и Искрова.

— Но… Ваше сиятельство! Я не знаю, куда уведёт наш сыск, возможно, всё же придётся покинуть Ново-Йорк… Мне придётся обеспечивать её безопасность и думать о ней более, чем о задании! А в случае чего — отвечать и мне, и вам.

В голосе графа слышалась мольба.

Вице-губернатор во время этого монолога спокойно восседал в кабинетном кресле, предоставив Львовой самой разбираться с будущими членами команды. Она не замедлила с ответом Виктору Сергеевичу.

— Его сиятельству ничего не грозит. Он получил мой письменный отказ от его покровительства и через связного — согласие моего отца. Кто ещё будет оспаривать великокняжескую волю?

— Не оспариваю, но выражаю сомнения, сударыня, — не сдавался граф. — Не окажетесь ли вы в походе обузой?

— Например, как жертва нападения. Охотно понимаю вас. Посмотрите на мою защиту и попробуйте ударить. Только осторожно, чтоб отдача не спалила обстановку кабинета.

Да, роскошь родиться в великокняжеском доме кое-чего стоила. Барышня носила амулеты, делавшие её защищённой не хуже небольшого танка. Конечно, любую защиту можно пробить. Или истощить. Но не каждому удастся.

— Этим не исчерпываются мои таланты, ваше благородие. Правда, у меня тяжёлый характер. Но у связисток он лёгким не бывает, я вам рассказывала.

— Помню…

— Где ваше знамя, чтоб поцеловать его, вступая в отряд?

Тышкевич страдальчески глянул на князя. Во взгляде вице-губернатора читалась усмешка: теперь эта язва — ваша головная боль, штабс-ротмистр.

— Позвольте последний вопрос, ваше сиятельство, — промолвил Виктор Сергеевич. — Как я понял из распоряжений на судне, бойцами Лисицына вы замените нас с Искровым. И боевая группа будет тоже из штурмовиков. Отчего же не из казаков?

— Должны были сами догадаться, штабс-ротмистр. Что мы знали о штурмовиках до отплытия? Смелые до безумия, преданные российскому престолу, доказавшие высочайшее мастерство в самых разных передрягах… А на поверку вышло? Оттого бродят во мне сомнения и в казаках. Особенно в тех, кто долго варится в этом Ново-Йорке. Знаете ли, что многие по окончании службы не воротятся в коронные земли? Женятся на местных. Покупают дом и авто. Живут лучше, чем в донских станицах. А кто там продолжит пацанву учить верности Государю и Отечеству? Вся наша политика в заокеанских губерниях… — вице-губернатор чуть помедлил, выбирая слова, чтоб не скатиться в крамолу при подчинённых. —… требует реформ. Не всё здесь так гладко, как видится из небоскрёбов Торжка. Так пусть дочь Великого князя увидит Америку крупным планом. Чтобы Великокняжеские дома уразумели — нужны срочные меры. Дерзким из П. И. П. стоит спасибо сказать: довели до высочайшего сведения американские проблемы. По крайней мере, одну из них попробуем решить сами. Все свободны!

Тышкевич щёлкнул каблуками и выписал поворот кругом. Сделал знак Львовой следовать за ним, загадочная красотка повиновалась.

Наверно, Буранов отдал бы и вторую руку, чтоб так командовать высокородной.