Схватка

1

Первая встреча произошла так: сидела девушка в степи, а степь-то была широкая, перерезанная сопками и ущельями, тянувшаяся с севера на юг на сотни километров. Сидела девушка в степи и читала. Читала внимательно, даже строго, наморщив лоб. Иногда отрывала голову от книги и, глядя куда-то вдаль, произносила отдельные, наиболее поразившие ее строчки вслух.

Вот она и сказала:

— Я часто задаю себе вопрос: обладает ли любовь интуицией? Если бы Ромео не объяснился в любви Джульетте, догадалась бы она о его чувствах?

И сейчас же за спиной ее спросили:

— А вы как сами думаете?

Девушка в замешательстве обернулась. Книга упала на землю.

Высокий черноволосый парень стоял перед ней. На нем был синий рабочий костюм, а через плечо сумка, на треть набитая камнями.

«Геолог! — решила девушка. — Из новых! Я его не знаю!»

— Извините, — сказал парень, нагибаясь и поднимая книгу. — Я испугал вас! — Он открыл первую страницу и прочел: «Стендаль. Трактат о любви». Ах вот что! Пожалуйста.

По-разному можно было произнести эти слова: насмешливо, язвительно, почтительно, игриво, но парень сказал их как надо — очень просто, серьезно и спокойно. И это девушке понравилось.

— Ничего, — сказала она, — спасибо. — Нет, я не испугалась, кого здесь, в Саяте, бояться? Но вы так внезапно подошли...

Он улыбнулся.

— Да, «яко тать в нощи», — так обязательно сказал бы мой батюшка, будь он сейчас со мной. Он любит исконно русские выражения.

«Батюшка?! — подумала она. — На кого же он похож? А ведь он точно кого-то напоминает».

— Только это не исконно русское выражение, — сказала она поучающе, — это церковно-славянский, литургический язык, то есть это македонское наречие староболгарского языка. Есть некоторая разница, правда?

Парень улыбнулся.

— Даже очень большая! — и вдруг радостно воскликнул:— Стойте! Да вы ведь Дамели Ержанова — учительница здешней школы!

— Ну да, — ответила она удивленно. Ну да, а вы...

— Боже мой! — на лице парня отразилось даже что-то похожее на ужас. — Вот ведь случается! Вы Люсю знаете? Вашу однокурсницу по филфаку?

— Люку! — крикнула девушка. — Люсю Князеву?!

— Ну конечно! — сказал парень и опустился на камень. — Так у меня от нее письмо к вам. Эх, вот не захватил с собой! Я ведь и в школу к вам два раза сегодня заходил.

— Так вы, значит...

— Да, да, да, — он радостно и изумленно глядел на нее. — Вот вы, оказывается, какая! Ну бывает же!

Она схватила его за руку. Люся Князева была ее любимой подругой, поверенной ее тайн. Они сговорились встретиться этим летом здесь, в Саяте.

— Так что с ней, когда она сюда приедет?

— Ой!

Парень засмеялся.

— Вот этого, боюсь, вы не скоро дождетесь.

— Почему?

— Да ведь я и познакомился с вашей подругой на ее свадьбе. Не Князева сейчас она, а Котельникова! Прекрасный парень ее муж. Тоже геолог! Наш сосед по квартире!

— Вот как, — протянула Дамели, она все не могла осознать этого известия.

— Вот как, значит!

— Значит, так, Дамели Хасеновна, — сказал сочувственно и кивнул головой парень и дружески слегка дотронулся до ее руки. — Мир меняется вокруг нас, и вот уже ваша Люська Князева не ваша Люська, а Людмила Михайловна Котельникова. И приехать к вам она сможет только с мужем и ребенком. Это значит — года через два-три. С ума сойти, а?

— Ну почему же, — пробормотала Дамели не особенно уверенно. — Я думаю, наоборот...

Она ничего сейчас не думала — и не так и не эдак — поэтому фраза и осталась недоконченной.

— Да что уж тут ни думай, а все равно досадно, — добродушно усмехнулся парень. — Я вас понимаю. Так, конечно, все и должно быть, и пожелаем ей всего хорошего, но вы правы — все равно как-то досадно. А почему? Тут даже эта умная книга, — и он слегка кивнул головой на «Трактат о любви», — не объяснит. — Обладает ли любовь интуицией? — повторил он.— Поняла бы Джульетта, что Ромео ее любит, если бы он молчал? Так как, по-вашему? Поняла бы? — спросил он Дамели в упор.

— Вероятно, — пожала одним плечом Дамели. Ей было сейчас совершенно не до Стендаля и не до Ромео.

— Да, вероятно, вероятно! — кивнул головой парень. — Кто-то сказал: ненависть скрыть легко, любовь — трудно, равнодушие — невозможно. Конечно, поняла бы.

— Как выглядела Люся? — спросила Дамели, думая о своем.

— Отлично! — воскликнул парень. — Была веселая, нарядная, красивая. Так зайдемте сейчас к нам, я вам отдам письмо. Мы ведь живем за два дома от вашей школы.

— В дирекции? Ой, значит вы... — она только теперь поняла, кого напоминает этот высокий, красивый джигит.

— Совершенно верно, — слегка поклонился парень, — сын известного вам Нурке Ажимова. Бекайдар! Будем знакомы!

— Дамели, — произнесла чинно девушка. — Будем знакомы!

— А я уж заочно знаком с вами, Дамели Хасеновна, — сказал серьезно парень, — только я никак не думал, что вы... — он что-то помедлил и замешкался.

— Ну? — сказала Дамели. — Ну?.. Ну?..

— ...Что вы такая хорошая, — серьезно закончил парень, сорвал одинокий тюльпан и протянул его девушке.

Обладает ли любовь интуицией? Обладает! Конечно!

...Геологическая экспедиция, в которой работали Дамели и Бекайдар, уже третий год находится в Саяте. Ищет медь. По предположениям руководителя экспедиции, Нурке Ажимова, кроме меди здесь должны быть молибден и золото, и все это надлежало обнаружить.

Саятская степь велика; она тянется от пика Медного до сопки Старушечья, то есть на протяжении примерно двухсот километров. И все это пространство таит в своих недрах миллионы тонн ценных руд. Об этом опять-таки можно прочесть в монографии профессора Ажимова. А выше Саята эта степь пустынна, засушлива, покрыта скудной, жесткой растительностью, в ней много ковыля, черной степной полыни, чия, тамариска вперемежку с колючими неподатливыми кустарниками, называемыми по-казахски боялышем и ошагаком. Экспедиция — все пять отрядов ее (их так и называли: первый, второй, пятый Саят) — расположилась в самом центре степи, а расстояния здесь такие: за пятьдесят километров к западу от лагеря — озеро Балташы («Плотницкое»), за полтораста к востоку — автобусная станция «Старушечья сопка». Там перевалочный пункт экспедиции — оттуда везут воду, прямо ее качают из отработанных буровых скважин.

В поселках — деревянные домики и избушки, крытые дерном; все это сбито на скорую руку и кое-как: люди здесь жить не собираются, и только в Первом Саяте есть уже что-то похожее на настоящий поселок: лаборатория, контора, Красный уголок и столовая. Стоит эта столовая посередине центральной площади. И примыкает прямо к сопкам. По праздникам здесь устраиваются танцы, показывают кино или концерты художественной самодеятельности. В будни на площади заправляют машины. Рабочие в брезентовых куртках подкатывают сюда железные бочки с солидолом и бензином. Тарахтят механизмы. Около столовой собирается небольшая очередь. Но сейчас площадь стоит тихая и нарядная. Машины угнали, землю посыпали песком, столовую убрали еловыми ветками.

Сегодня здесь двое комсомольцев — геолог Бекайдар Ажимов и учительница Дамели Ержанова — справляют веселую молодежную, вероятно, первую в Саяте, свадьбу.

Накануне жених слетал в город и привез оттуда повара, ящик коньяку и ящик шампанского, а заведующий хозяйством Саятской экспедиции некий Еламан Курманов съездил в один из ближних аулов и пригнал оттуда десяток баранов. Разделывал туши сам хозяин торжества Нурке Ажимов — повару он таких дел не доверял. Столовая была разукрашена венками, букетами и ветками ели. В эту весну цвело многих желтых и красных тюльпанов, и невеста с подругами два дня собирала их по сопкам. Погода стояла ясная, пировать решили прямо на улице. Но столы стояли и в помещении, и все было сплошь заставлено блюдами со сладостями. Были тут разнообразные сладости: и торты, и чакчак, и огромные яблоки — поразительный по величине и расцветке алма-атинский апорт, и наконец каймак. И все-таки, по мнению хозяина, чего-то не доставало.

Он стоял, разглядывал барашка и говорил:

— Разве в наше время так свадьбы справляли? В наше время, если гость не приезжал на коне, он и за гостя не считался. Знаете, какие скачки в наше время были! Э, да что там и говорить! Вы не казах, вам этого никак не понять.

И повар сочувственно хмурился и цокал языком: «Ай, ай, ай!»

— Я, дело прошлое, теперь уже можно похвастаться, — говорил начальник экспедиции, — всегда только первые призы брал и в байге и на скачках. Я, например, на полном скаку мог по-казахски выхватить кинжал из земли зубами! Вот так перегнуться с лошади и выдернуть! А теперешние!.. Э, да что там говорить! Не та молодежь пошла!

Не та и не та! И образование у них, и языки они знают, и на рояле играют, а вот душа у них не та! Не джигитская!

— Невеста у вас очень красивая девушка, — вздохнул деликатно повар. — Он был и польщен доверием начальника, и смущен им, и не знал, как отойти от этого разговора: дел у него было по горло.

— Да у меня и сынок неплох! — гордо и чуть высокомерно усмехнулся Нурке. — Вы бы слышали, как он поет! Вот подождите: на свадьбе он исполнит нам одну песенку! Артист! Поэт! Заслушаешься! А вот со мной ему все равно не потягаться. А мне ведь далеко за пятьдесят, уважаемый. А вы говорите!

Повар ровно ничего не говорил, он горел, как на огне, ему не терпелось бежать к плите — у него там уже что-то пригорело и что-то перестаивалось, но он не знал, как ему отойти от разговорившегося хозяина.

— Вот мне скоро шестьдесят стукнет, — между тем говорил хозяин, — а у меня ни одной морщинки нет! Я, уважаемый, все эти сопки облазил по десять раз. За мной и сейчас ни один рабочий не может поспеть! Ни русский, ни казах! Они давно языки повысовывают, а я все иду и иду! А вы мне говорите! Эх! — и он махнул рукой.

В это время и подошел к нему Еламан. Это был заведующий хозяйственной частью экспедиции: сухой, худощавый, очень подтянутый человек с подвижным лицом и неприятно пристальным взглядом.

— Нурке, — сказал он, — Хасена еще нет! Что, ждать будем!?

— Еще чего! — высокомерно удивился хозяин. — Очень он нам с тобой нужен, а? — и прикрикнул:

— Ты вот лучше за столами понаблюдай: смотри, коньяка мало! Я же сказал — перед каждым прибором должна стоять бутылка коньяка — где она? На столах-то пустыня?

— Правильно, правильно, Нурке! — забеспокоился Еламан. — Эй, кто там на кухне! Давайте из холодильника сюда весь коньяк! Пусть там остается только шампанское. Оно холод любит.

Появилась невеста в белом платье. Она прошла к столу и поставила в вазу большой букет красных цветов. Здесь их почему-то зовут «Марья-Каревна» и растут они весной на горных лужайках.

Нурке мельком взглянул на нее и отметил, что глаза у невесты красные — значит, плакала. От отца-то ни слуху ни духу. А вот уж неделя, как она «отбила» ему телеграмму. Впрочем, вероятно, он ее и не получил. Хасен Ержанов — агент Союза охотников и постоянно пропадает в горах или пустынях. А в этом году он еще заключил договор с зооцентром на отлов ядовитых змей. Именно змеи и беспокоили Дамели особенно. «Ведь он такой горячий, — думала она, — он никогда ни перед чем не останавливается. Однажды он задушил горную рысь прямо руками. Подраненная, она прыгнула на него с дерева, а он изловчился — накинул на нее куртку и не отпустил пока она не задохнулась. А эти змеи... надо будет обязательно в первый же день приезда в Алма-Ату урвать пару часов и сбегать к нему на дом: соседи верно знают где он».

В Алма-Ату молодые уезжали сразу же после свадьбы. Дамели вызывали на двухнедельный семинар, а Бекайдар ее провожал. Он работал в экспедиции, и отец ему предоставил двухнедельный отпуск без сохранения содержания: «Это тебе вместо свадебного путешествия, сынок», — сказал он, сердито смеясь.

Ровно в десять часов начали подходить гости. Их было много, человек сто, не меньше: инженеры, рабочие, геологи, жены их. Рассаживались долго, шумно и весело. Подходили по одному к невесте, к жениху, обнимали их, вручали подарки. Целый столик в стороне был уже заставлен сюрпризными коробками, фарфором и хрусталем.

Когда все наконец расселись, поднялся хозяин.

— Ну, дорогие гости, — сказал он, поглаживая грудь, вернее орден Ленина, который горел на груди, — прошу наполнить бокалы. Первый тост за мою прекрасную невестку! Второй — за ее молодого жениха. Будьте здоровы, ребята! Поменьше анализируйте друг друга и побольше любите! Ура! Пьем!

И сразу хлопнули пробки и раздался звон бокалов. Кто-то отчаянно, но весело заорал:«Горько, горько!»

И тогда молодые поднялись, чтоб поцеловать друг друга.

Дамели все время было и очень весело и очень неловко. Она так и не посмела обвести глазами стол и посмотреть на гостей. Зато гости все неотрывно смотрели на нее: она и в самом деле была очень хороша: тонкая, стройная, с большими черными, сияющими косами, уложенными вокруг головы. Да и жених тоже был неплох — молодой, свежий джигит лет двадцати пяти. И еще: они походили друг на друга, как брат и сестра. Хозяин слегка ткнул в бок Еламана и, когда тот обернулся, подмигнул ему.

«Ну что? По-моему все-таки вышло», — как будто говорил этот взгляд. И вдруг он недоуменно приподнял брови. Где-то совсем, совсем рядом за углом застучала, задребезжала, затарахтела, очевидно, совершенно расхристанная повозка. Казалось, что это с откоса покатились, сталкиваясь и звеня, пустые ведра. Затем показалась лошадь, за ней повозка. Странный человек — высокий, худой казах сидел в ней. Едва повозка поравнялась со столовой, он крикнул лошади «Стой!» и спрыгнул наземь. Лошадь послушно остановилась, сонно поглядела на пирующих и лениво обмахнулась хвостом. Кто-то за столом засмеялся, кто-то подавил смех. Вид у приехавшего на свадьбу был далеко не праздничный: на его тощих плечах болталась (именно болталась, а не сидела) шинель, перехваченная ремнем, на голове торчала ужаснейшая шляпа из зеленого велюра. Шнурки ботинок развязаны. Вот так он и явился на свадьбу дочери — охотник и ловец змей Хасен Ержанов.

— Коке! — крикнула, увидев его, невеста. — Отец! — И бурно бросилась к нему.

И такая ясная радость прозвучала в этом девичьем крике, такая преданность, что все застыли на своих местах. Наверное, не каждый даже сразу понял, что произошло, а уж то, что этот высокий, сухой старик с желтой редкой бородкой и злыми глазами и есть отец невесты, — верно уж никто в ту минуту не сообразил.

— Пройдем, милая, поговорить надо, — сказал, вернее приказал старик.

И дочь, покорно наклонив голову, пошла за стариком.

Они зашли за столовую и направились в степь. Почти с минуту за столом продолжалось ошеломленное молчание.

Потом Нурке улыбнулся и встал.

— Отец захотел, по обычаю предков, напутствовать свою дочь перед свадьбой. Прошу дорогих гостей пить, есть и веселиться. Минут через десять, надо полагать, невеста вернется и разделит нашу компанию.

Но прошло не десять минут, а двадцать, а потом и не двадцать, а целый час, — невесты все не было. Выпили и по первой стопке коньяка, и по второй, и по третьей, а невеста все еще не появлялась. Уже раскупорили третью бутылку шампанского, а Дамели все еще не вернулась. Бекайдар сидел на своем месте рядом с пустым бокалом невесты, и у него было такое лицо, что с ним никто не пытался даже заговорить.

Только раз отец тихо, настойчиво и строго сказал ему через стол.

— Будь человеком! Слышишь? Человек при любых обстоятельствах должен быть человеком.

А через полчаса появился около стола мальчишка. Это был очень сконфуженный, запыхавшийся мальчишка, наверно, ученик второго или третьего класса. Он протиснулся к Бекайдару и подал ему что-то зажатое в кулаке.

«От нашей учительницы!» — сказал он. Это была записка. Бекайдар развернул ее, прочел и с минуту сидел неподвижно, опустив голову и тупо глядя на свои руки. И все за столом тоже молчали.

— Дай-ка! — приказал отец.

Бекайдар молча сунул ему записку. Круглым, им обоим хорошо знакомым почерком Дамели было написано:

«Прости, не сердись и, если можешь, забудь. Тут уже ничего не поделаешь. Вина не наша. Прощай».

Нурке скомкал записку и гневно поглядел на Еламана. Тот молча пожал плечами. Потом встал и подошел к нему.

— Что ж теперь будем делать? — спросил он, наклонясь над ним. На записку он даже и не посмотрел.

Нурке, с лицом серым, как пыль, махнул рукой и встал.

— Пусть уж дожирают! Не собакам же выбрасывать! — сказал он резко.