Сила не по рангу

Глава 18

Кати чуть сбилась с ритма, и мне пришлось вести в танце чуть упорнее. Музыка стихла, зал наполнился тихим топотом и шелестом платьев.

— Не смейте, ваша светлость, — прорычала мне на ухо Кати. — Не смейте со мной играть.

— И в мыслях не было, — без тени улыбки ответил я. — У меня есть идея, как вам помочь. Расскажу во время следующего танца. Оставьте один для меня.

Я проводил потрясенную девушку к диванчику, на котором восседал Павел Дмитриевич в окружении пары незнакомых мне молодых дворянчиков.

— Благодарю за танец, — поклонился я и встретился взглядом с братом Кати.

Готов поспорить, внутри он клокотал от негодования! Нечего было убегать…

— Благодарю, ваша светлость, — Кати слегка кивнула и села подле брата. Через минуту Лева вернул Павловичам и Викторию.

— Мне нужно освежиться, — сказал князь, когда мы отдалились от Павловичей. — В соседнем зале делают кальяны. Желаете?

— Составлю вам компанию за беседу, но курить не буду.

— А, точно, совершеннолетие…

— Не только. Министерство здравоохранения не зря печатает брошюры.

— У вас, Алексей Иоаннович, здоровье, судя по всему, лошадиное…

— И все же это не дает мне права лишний раз гробить организм. Тем более, что капля никотина убивает лошадь.

На самом деле в прошлой жизни случалось мне грешить. Только у нас в Ордене курили не табак, а специальные травяные смеси. И это было элементом некоторых ритуалов для тех послушников, кто испытывал проблемы с концентрацией. Чаще всего воскуривали специальный сбор, который успокаивал сознание и позволял человеку привыкнуть к внутренней тишине, чтобы затем научиться добиваться этого состояния для вязки заклинаний. У новичков с этим всегда были проблемы.

Эта смесь не вызывала зависимости и в целом мало вредила. Только был у нее один недостаток — она была мерзейшей, отвратительнейшей, на вкус и запах. Хуже смеси тухлой селедки, носков после сорокакилометрового марш-броска, традиционной китайской водки и парфюма престарелой кокотки вместе взятых. И добровольно совать такой косяк себе в рот соглашались лишь те, кому это действительно было необходимо.

Я спокойно относился к никотину, не осуждал курящих и допускал, что со временем мог бы стрельнуть папироску в компании для дела или завязывания нужного знакомства — ради достижения целей люди идут и не на такое. Но мне претил сам факт зависимости человека от чего бы то ни было. Поэтому ни алкоголю, ни табаку, ни уж тем более чему посерьезнее в моей едежневной рутине места не было.

— Как прошло с Викторией Дмитриевной? — спросил я, чтобы поддержать разговор.

Мы вошли в соседний зал, где каждый столик был отгорожен резными панелями и задрапирован тканями так, чтобы получалось что-то вроде небольших комнаток. Лева приглядел свободное местечко, и мы расположились на многочисленных подушках за низким столиком. Освещение было приглушенным — много живого огня от свечей в стеклянных подвесных подсвечниках. На на столике горела масляная лампа.

— Прекрасно, Алексей Иоаннович. Просто прекрасно! Не ожидал, что она вообще согласится… — К нам подошел официант в восточных одеждах и поклонился, готовый слушать заказ. — Кальян с вишней, пожалуйста. И кофе.

— Два кофе, будьте любезны, — улыбнулся я.

— Два кофе. По-восточному, с кардамоном. И щепоткой перца.

— Сию минуту, господа, — поклонился официант.

Я с усмешкой уставился на Леву.

— Судя по всему, вы здесь не впервые.

Князь широко улбынулся.

— Ну как можно не полюбить это место? Тихо, спокойно, отличный кофе…

— И кальян, я понял.

— И кальян, ваша светлость. Хороший кальян, да будет вам известно, даже в Петербурге делают мало где. А граф Толстой не зря отучился на востоковеда и так много путешествовал… Так что лучшего тематического места, чем «Марракеш», не найти. Тем более что это место, как бы выразиться политкорректно… Больше для своих.

— То есть для дворян.

— Для одаренных петербургских дворян. Остальные здесь бывают редко.

Значит, все же клуб, просто условие членства в нем — принадлежность к определенному сословию и наличие Ранга.

— А у вас как прошло? — Спохватился Лева. — Что-то Екатерина Дмитриевна сегодня не в духе. А когда ее высочество в дурном настроении, достается всем.

Я пожал плечами.

— Как по мне, она милая девушка с хорошим чувством юмора.

— Что ж, это главное. Мне всегда казалось, что способность понимать юмор человека и, если позволите, шутки на одной волне, являются залогом крепких отношений.

А Лева был мудрее, чем могло показаться на первый взгляд. Кое-что о людях уже понял. Бывают жизненные ситуации, когда ничего не остается, кроме как шутить над своим положением. И хорошо, если рядом с тобой находятся люди, которые эти шутки понимают и поддерживают. Браво, Лев Львович.

— Согласен, — кивнул я и поблагодарил официанта, когда тот поставил перед нами только что снятые с песка джезвы и принялся разливать горячий напиток по чашечкам. — Спасибо, сударь.

— Мне показалось, Екатерина Дмитриевна вам понравилась… Не сочтите за нарушение приватности, ваша светлость.

— Понравилась, — отозвался я и сделал глоток божественного напитка. Даже прикрыл глаза от удовольствия. Лева не солгал — в этом месте действительно умели варить кофе. Причем, судя по всему, делал это верховный жрец кофейного бога. Пряности тоже пришлись ко двору, сделав напиток бодрящим. — Изумительно…

— А я говорил! — подмигнул Лева. — Граф Толстой знал, чем привлечь публику. Все мы падки на экзотику и любим вкусно поесть да попить.

— Дальновидно.

— Не сочтите за наглость с моей стороны, но мне показалось, что Екатерина Дмитриевна тоже вами заинтересовалась, — продолжил Лева. — Я наблюдал за вами в танце. Кажется, вы смогли расположить ее высочество к себе. А это, смею утверждать, огромное достижение.

Я уже понял, что Кати была той еще язвой. Только вот в светском обществе подобная прямолинейность порицалась. С другой стороны, это же как нужно было довести девушку, чтобы она принялась вести себя подобным образом. Видимо, перестарались Павловичи с закручиванием гаек…

— Что ж, в таком случае я польщен.

— Я очень надеюсь, что Дмитрий Павлович все же изменит свои требования к бракам детей, — вздохнул Лева, явно предавшись воспоминаниям о танце с младшей сестрой Кати. — Всем уже очевидно, что он действует против здравого смыла и рискует сломать жизни своим потомкам. Я мог бы понять, будь они великими князьями. Но они — князья крови…

И я в какой-то мере поддерживал ход мыслей Левы.

В конце позапрошлого века род Романовых разросся настолько, что пришлось устанавливать иерархию и внедрять новые титулы в рамках одной семьи.

Поскольку титул великих князей по закону требовал огромного денежного содержания, особых почестей, шефства над подразделениями и прочих элементов высочайшего статуса, император Николай Александрович издал указ, ограничивающий круг лиц, имевших право на столь высокий титул.

С тех пор великими князьями именовали только детей и внуков императора. А правнуки всех полов и их потомки получали титул князей императорской крови. Вместе с этим менялись и гербы представителей правящей династии, обращения, и, что важнее всего, суммы на содержание всей этой многочисленной родни.

Зато это давало князьям крови больше свободы: появлялась возможность заниматься бизнесом, участие в государственных мероприятиях становилось необязательным за исключением ряда праздников. Меньше требований предъявлялось и к будущим супругам — ведь великие князья все еще должны были жениться только на равных себе по статусу, то есть на принцессах. И вместо политики князья крови вполне могли выбрать чувства. Или деньги — тут уже зависело от внутреннего морального компаса.

Словом, это нововведение максимально приближало дальнюю родню Романовых к обычной аристократии. Им бы радоваться, что перестали быть пешками в политической игре… Ан нет, нашелся такой Дмитрий Павлович, возомнивший себя великим князем.

— Полагаю, если Дмитрий Павлович изменит свою матримониальную политику, вы первым окажетесь на пороге с кольцом для Виктории Дмитриевны, — улыбнулся я.

Лева нисколько не оскорбился. Когда принесли и раскурили кальян, он затянулся, выпустил в потолок тонкую струйку фруктового дыма и уставился на меня.

— Я влюблен, ваша светлость. Еще с первого детского бала. Как увидел Викторию Дмитриевну, сразу понял, что она — моя судьба.

— Да вы романтик, Лев Львович.

— Нисколько, ваша светлость. Я оптимист, что нередко выходит мне боком. Но предпочитаю сохранять надежду.

— Надежда превращает человека в жертву.

Лева снова затянулся и задумчиво на меня посмотрел, словно обдумывал мои слова.

— Говорите, словно какой-нибудь следователь. Впрочем, пусть так. Пусть я окажусь жертвой своего выбора. Но я считаю, что еще рано сдаваться. Быть может, в следующем сезоне…

До следующего сезона еще следовало дожить. Меньше, чем за месяц, дворянский мир изменился, и через год мы рисковали не узнать общество. Впрочем, вероятно, именно на это и надеялся Лева.

— Что ж, если вы уверены, что это ваша судьба…

— Я князь, у меня богатый и уважаемый род. Не самый низкий ранг силы, хорошие перспективы…

— Мне-то себя не рекламируйте, — усмехнулся я. — Я прекрасно знаю, что вы достойный кандидат на руку и сердце любой девушки.

— Простите мою откровенность. Видимо, шампанское ударило в голову…

— Все в порядке. В любом случае этот разговор останется между нами.

Лева благодарно улыбнулся и допил кофе.

— Что-то и кальяна мне расхотелось, — виновато сказал он. — Это все влияние вашего здорового образа жизни!

— Тогда, быть может, вы осмелитесь пригласить Викторию Дмитриевну еще на один танец? Не зря же взбодрились…

Лева вытаращился на меня во все глаза.

— Вы что! Второй танец… Это уже открытая демонстрация симпатии.

— И почему это должно вас останавливать? — удивился я. — Боритесь за свое счастье. Проявите настойчивость.

Лева тяжело вздохнул.

— Вам легко говорить…

— С чего вы взяли?

— Внук императора, носитель Алмазного ранга, герой города, хороши собой…

— А еще плод неравного брака, младший сын и терпеть не могу все эти светские мероприятия. — Я легонько дотронулся до плеча князя. — У всего есть оборотная сторона. В конце концов важно лишь то, сможем ли мы преодолеть все препятствия. Так что перестаньте бояться и сделайте то, чего хотите. Тем более если девушка не против…

Кажется, я смог вселить в Леву уверенность. Паренек расправил плечи, подобрался и, когда мы вернулись в главный зал, он снова искрился позитивом, словно и не было этой минутной слабости в кальянной.

Князь Львов решительно направился к диванчику Павловичей, но внезапный голос распорядителя заставил всех замереть.

— Слово его сиятельства графа Сергея Николаевича!

Как по мне, старший Салтыков несколько опоздал с речью. Но народу в зале и правда стало больше — после восьми подтянулись новые гости. Видимо, хозяева решили дождаться опоздавших.

— Дорогие гости! — Салтыков с улыбкой выступил перед собравшимися, ведя под руку сестру. — Благодарим вас за то, что приняли наше приглашение и почтили нас своим присутствием. Сегодня мы чествуем мою сестру Елену Николаевну, обладательницу Изумрудного ранга. И пусть ранговое кольцо для нее еще готовится, наша семья хочет отметить это событие особым подарком.

Граф приподнял руку вверх и щелкнул пальцами, словно отдавал кому-то приказ. Заиграла торжественная музыка, и в зал вошли двое слуг в ливреях с гербами Салтыковых. Они несли обитый сталью чемоданчик и торжественно водрузили его на стол перед графом.

Салтыков вытащил из кармана ключ, отпер замок и откинул крышку чемодана. Все гости подобрались поближе, стараясь разглядеть, что же там было.

Я увидел деревянный ящик, похожий на старинную шкатулку. Без замков и запоров. Просто шкатулка. Граф осторожно поднял деревянную крышку, и по залу пронесся восхищенный возглас.

— Это подарок нашей семьи для ее сиятельства.

Салтыков осторожно вытащил из шкатулки… Корону? Это был драгоценный головной убор из белого металла, украшенный крупными изумрудами и бриллиантами. Очень изящный, словно его делали специально для молодой особы. Но при этом демонстрировавший высокий статус и богатство обладательницы.

Видимо, это был сюрприз и для Елены Николаевны — виновница торжества приоткрыла рот от удивления и глядела на убор, не веря своим глазам.

— Тиара, которую отныне мы будем называть Еленинская, — провозгласил Салтыков. — Личная собственность ее сиятельства Елены Николаевны, изготовленная специально для нее.

С этими словами граф водрузил убор тиару на голову сестры. Тут же подоспели ее подружки, помогая разместить его так, чтобы не повредить прическу.

Зал разразился аплодисментами.

— А теперь всем шампанское! — распорядился Салтыков, перекрикивая поздравления. — Поднимем бокалы за Елену Николаевну и ее Изумрудный ранг!

Да уж, выпендрились Салтыковы на славу. Обычно такие украшения были семейными реликвиями и переходили по наследству. В нынешние времена мало кто мог позволить себе заказать столь дорогой убор, тем более что носили их даже не на всех официальных мероприятиях.

— Наверняка эту тиару запишут ей в приданое, — усмехнулась какая-то девушка за моей спиной. — Интересно, откуда изумруды…

Лакеи разнесли всем фужеры с игристым, и Салтыков первым поднял свой.

— Поздравления Елене Николаевне!

— С Изумрудом вас!

Я присоединился к многоголосому хору, но пить не стал — лишь поднял бокал. А в следующий момент свет резко отключился, и зал погрузился в кромешный мрак.

— Ой!

— Что случилось?

По толпе пронесся испуганный ропот. Я напрягся и на всякий случай активировал защиту — без визуальных эффектов, чтобы не выдавать себя и не пугать людей. Что бы ни случилось, мне это не нравилось.

— Свет! Включите свет!

Но Салтыков молчал. А через секунду откуда-то сверху полилась музыка. Сперва тихо, но с каждым мгновением она нарастала. Живой оркестр играл какой-то восточный мотив.

Со стороны лестницы показались огоньки. Яркой цепочкой они вились по галерее, а затем начали спускаться по лестнице. У меня отлегло — видимо, отключение света было запланированным элементом шоу.

Огоньки приближались и становились ярче. Я смог разглядеть силуэты девушек-танцовщиц в коронах, и светились как раз они. Но чем ближе подплывали девушки, тем ярче начинали сверкать их головные уборы, пояса и браслеты. Костюмы — весьма вольные — были украшены россыпью блесток, и они вспыхивали при каждом движении танцовщиц. Со стороны казалось, что сами девушки светились и искрились.

Они исполняли восточный танец, то рассыпаясь по залу и мелькая среди гостей, то снова собирались в группу в центре. Мелькали руки, ноги, взлетали тонкие ткани. Некоторые из девушек скользили мимо нас и даже позволяли себе дотрагиваться до гостей, словно призывали танцевать. Но если кто-то поддавался, тут же отбегали в сторону, словно дразнили.

Одна из танцовщиц вилась вокруг меня, но я не поддавался на провокации. Она несколько раз провела руками по моей груди, покружилась вокруг меня, а затем со смешком отбежала.

Это было красивое зрелище, эффектное, словно пляска духов во мраке ночи. Наконец, девушки закончили танцевать, выстроились в ряд в центре зала и поклонились под аплодисменты гостей.

— Браво!

— Великолепно! — раздавалось со всех сторон.

Когда свет снова включили, я заметил, что чемоданчик уже унесли, а Елена Николаевна пыталась не поворачивать голову, боясь, что драгоценный подарок свалится. Бедняга. Она же еще и тяжелая, поди.

Я увидел, что графиня о чем-то шепталась с братом, и лица обоих были тревожными. Словно что-то пошло не по плану и напугало девушку.

Салтыков хмуро кивнул и поднял руку, призывая всех к тишине. Начавшаяся было привычная фоновая музыка мгновенно стихла.

— Я сразу должен попросить прощения у гостей за то, что скажу дальше, — хмуро проговорил он, обводя всех внимательным взглядом. — Боюсь, моя сестра потеряла свой фамильный браслет…

Гости начали переглядываться. Кто-то просил больше света, чтобы поискать украшение.

А я заметил, что правый карман моего сюртука подозрительно отяжелел.