Силуэты разведки

Судьба полковника Спирина

— Судьба моя такова. Родился я в селе Масловка Алексеевского района Татарстана в самой простой сельской семье. Дед мой был совершенно неграмотный, даже читать и считать не умел. Он имел маленький надел земли, работал в своем хозяйстве и в помещика, затем — сторожем и дворником в сельской школе. Деду было 70 лет, а он еще работал. Они с бабушкой имели пять детей.

Старший их сын был призван в армию в первые месяцы первой мировой войны. Сначала был простым солдатом, потом фельдфебелем. Полный кавалер Крестов. Его гимнастерка с наградами и сейчас хранится у наших дальних родственников. Погиб он в 1922 году на Дальнем востоке, будучи командиром роты.

Потом — мой отец. Сельский, неграмотный парень. Окончил четыре класса сельско-приходской школы. Физически крепкий. С десяти лет пахал, сеял. Потом отец служил в Красной Армии, немножко там получился. Когда началась война, он уже был не первой молодости, но его 31 августа, в День его рождения, призвали в армию. Помню: вокзал, несколько тысяч призванных будущих солдат под «Прощание Славянки» поездом отъезжали на фронт. Все родственники плакали. Отец воевал, был ранен осколочной миной. Вернулся. Мы жили на Урале. Потом, из-за того, что у отца была перебита левая рука, было вырезано несколько ребер и левая почка, состояние его здоровья ухудшилось. Надо было серьезно лечиться, и мы переехали в Киев.

В 1946 году отец умер.

— Павел Александрович, а как вы попали в органы госбезопасности?

— Мне хотелось быть юристом, но поступить в университет не было возможности: заслуг никаких, да и поддержки тоже никакой. Отец умер, мать — тоже, я жил у бабушки. И мне пришлось как-то устраивать свою судьбу. У меня был знакомый парень, работающий в НКВД. Он сообщил на своей работе, что у меня есть желание работать в органах. Меня пригласили в отдел кадров, где я заполнил анкеты, прошел собеседование. Потом, как я узнал позже, меня какое-то время проверяли. И только, спустя пару месяцев, решили временно принять в охрану. Месяца три я проработал в бюро пропусков Совета Министров, потом меня перевели на дачу Хрущева в Святошино. Работал я там и каждый месяц писал рапорт о переводе на оперативную работу.

— Хрущева видели?

— Конечно. Но дело в том, что дача в Святошино — она не была главной, и Хрущев приезжал туда изредка.

Вскоре меня перевели на оперативную работу. А в 1951 году послали на учебу в Ленинградскую спецшколу. Закончив ее, вернулся в Киев, начал работать. В 1954 году образовался КГБ. В том же году приезжает из Москвы один очень высокопоставленный полковник. Как я узнал позже, он присматривался к сотрудникам на предмет из будущей работы в разведке. Побеседовал со мной. На собрании управления он заявил: «Ребята, учитесь! Наступает такое время, что вскоре в органах госбезопасности будут работать только люди с высшим образованием».

Спустя пару дней я прозондировал у своего начальства возможность дальнейшей учебы. «Нет, что ты! Надо работать!» Но мысли об учебе я не оставлял. Вскоре пришел к зам. начальнику отдела и откровенно ему сказал, что хочу учиться, а начальство — против. «Иди и учись, — говорит этот полковник, — а здесь, на службе — молчи». Я сдал экзамены на заочное отделение юридического факультета Киевского университета. Поступил.

— Наверное, это было очень непросто — работать и тайно от большого начальства еще и учиться?

— Да, в то время рабочий день в нашей службе выглядел так: с 10 до 17, с 17 до 21 — перерыв, потом еще с 21 до часа ночи — снова рабочее время. И вот этот служебный график приходилось совмещать с учебой. Мой непосредственный начальник меня поддерживал. Если вышестоящее начальство интересовалось, где я, в то время, когда я был на лекциях, начальник говорил, что я на работе в городе. Жил я тогда на Святошино, в одной комнате, без канализации. По воскресеньям писал контрольные, курсовые. И вот таким образом несколько лет учился.

А наш начальник управления был с семиклассным образованием. Очень неприятный тип. Мурло. К сотрудникам относился наплевательски. Как барин. Ему я не рискнул открыться, когда решил легализовать свою учебу. Пошел к заместителю председателя. Все ему рассказал. Сообщил, что то время, когда ухожу на лекции, ежедневно отрабатываю во время обеденного перерыва. Этот заместитель тут же, при мне, позвонил начальнику управления и обо всем рассказал. А мне сказал: «Иди!»

На следующем же партийном собрании мне устроили разнос. «Самый умный, что ли?» — говорили некоторые коллеги. Но тут встает один пожилой человек, начальник отделения, образованный, интеллигентный, и говорит: «У кого-нибудь есть к нему претензии по работе?» «Нет», — говорят. «Как он работает?» — «Хорошо». «Так, простите, — говорит, — почему же вы его распекаете? — его поощрить надо, что он проявил инициативу и начал учиться».

Выступила в мою поддержку еще одна женщина, она таким же образом училась в консерватории. Словом, спустили все это на тормозах. И в 1958 году я закончил университет.

— Наличие высшего образования помогло вам попасть в разведку?

— Конечно. Вскоре после того, как я окончил университет, из Москвы пришла телеграмма: «Направить Спирина в Москву для сдачи экзаменов». Речь шла о высшей разведшколе. Поехал. Прошел медкомиссию. Были там разные тесты. Со мной беседовал начальник отдела кадров ПГУ. Меня приняли. Начал учиться.

— Какие иностранные языки вы там изучали?

— Немецкий, английский. Причем языковая подготовка была очень серьезной. Преподавательница-дрессировщик.

— После разведшколы вас сразу же направили в Германию?

— Да.

— Один из ваших коллег сказал мне, что сразу же по прибытию в Германию, вы общались с Александром Коротковым, легендарным разведчиком, которого коллеги называли «королем нелегалов».

— Это правда. Александр Коротков со мной беседовал. Жалко, что не пришлось с ним работать. Он в том же 1961 году, умер. Но та встреча мне очень запомнилась.

— О чем вы с ним говорили, если это не продолжает оставаться секретом?

— Он дал мне одно поручение. Суть его раскрыть не смогу. Скажу еще, что, видать, он ко мне присматривался для будущей, еще более серьезной работы. Он долго со мной беседовал, а в конце разговора сказал: «Дай Бог тебе хорошо освоиться, а потом мы с тобой еще поработаем».

— На каком участке вы действовали в Германии?

— В отделе, который работал с нелегалами — готовил их, легендировал и перебрасывал «на ту сторону». И они действовали в разных странах.

— Это было во время вашей первой долгосрочной командировки в Германию. А чем вы занимались во время второй долгосрочной командировки?

— Все тем же. Работал с нелегалами.

— Знаю, что, работая в Германии, вы стали участником исторического события — обмена американского летчика — разведчика Пауэрса на арестованного и осужденного в США резидента советской разведки Рудольфа Абеля. Вы могли бы рассказать об этом подробнее?

— Да, я хорошо это помню. Перед тем поздно вечером нас собрал руководитель представительства. Подробно обо всем инструктировал. Операцией руководил Владимир Бурдин. Он сидел в штабе.

Непосредственно на месте события за старшего был Николай Корзников.

Все очень серьезно готовились, ведь, это был первый случай обмена разведчиками между главными противниками в холодной войне. Мы подготовились как следует.

— Скажите, все было именно так, как это показано в фильме «Мертвый сезон»?

— Не совсем так, но отдаленно похоже. Итак — мост. Прикрытие солдат было запрятано во дворах. Девять офицеров разведки, в том числе и я, расположились в небольшой деревянной будочке с тремя окошками — на три стороны. Мы там сидели. Операция была запланирована на девять утра.

— Были какие-либо неожиданности?

— Нас очень встревожило, что примерно за пятнадцать минут до девяти шесть американских бронетранспортеров с солдатами подъехали к мосту с той стороны. Но спустя пару минут они уехали.

Проблема была в том, что радиосвязь нельзя было использовать: весь эфир прослушивался. Тем не менее, руководители операции нашли выход — дипломаты на машинах каждые пятнадцать минут объезжали позиции и докладывали обстановку.

— Как проходил сам обмен?

— Ровно в девять часов подъехали машины с нашей стороны. Я видел наших сотрудников, которые привезли Пауэрса.

— Какова была ваша задача?

— На случай какой-то непредвиденной ситуации мы по сигналу Корзникова должны были выскочить, — забрать Абеля и не отдать Пауэрса. Причем, нам было разрешено применить оружие.

Как только появились Пауэрс и Абель, мы вытащили пистолеты и взвели курки. Рядом с Абелем шел его адвокат Донован и наш разведчик-нелегал (будущий начальник нелегальной разведки КГБ СССР) Юрий Дроздов, — в роли племянника Абеля.

Как только Пауэрс и Абель пересекли условную разделительную полосу, мы с пистолетами в руках выскочили из будки и отсекли Абеля от американцев. Стояли так, пока Корзников и Абель не сели в машины и не уехали.

— Как выглядели Пауэрс и Абель?

— Пауэрс был румяный, краснощекий, упитанный, а Абель — бледный, худой. Пауэрс — в прекрасном пальто, в пыжиковой шапке. А Абель — в какой-то кепочке и в стареньком пальто.

— На одной из фотографий вы запечатлены с Абелем в Киеве.

— В 1967 году Абель приезжал в Киев. Мое начальство, естественно, знало, что я участвовал в операции обмена, и мне поручили его принимать. Он сделал здесь несколько выступлений.

— Это были закрытые выступления для сотрудников госбезопасности?

— Да.

— В Фонде ветеранов внешней разведки знают, что, работая в Германии, вы часто общались с радистом Рихарда Зорге Максом Клаузеном.

— Да, это правда. Помню, когда Зорге посмертно присвоили звание Героя Советского Союза, и тогда же вышел двухсерийный фильм «Кто вы, доктор Зорге?», Макса Клаузена и его супругу Анну Ивановну наградили орденами Красного Знамени. И тогда возник один деликатный момент. Дело в том, что в фильме жена Клаузена показана несколько нервозной, скандальной. В нашем посольстве подумали, что, может быть, это ее обидит, когда она увидит фильм. А планировалось показать им фильм и тут же вручить ордена. И мне сказали: «Поезжай к Клаузенам и подготовь ее». Я приехал к ним (у них дома я был не однажды), мы выпили по чашке кофе, по стопке коньяка. Говорю: «Анна Ивановна, в фильме, это же художественное произведение, вы показаны немного нервозной — Макса часто ругаете». А она мне: «А как же мне было его не ругать, они, ведь, с Рихардом напьются — и давай гонять на мотоцикле». То есть перед Анной Ивановной не пришлось извиняться, свой кинообраз она восприняла нормально.

— А это правда, что изначально Зорге был офицером Абвера, а потом его перевербовал НКВД?

— По настоящему он работал только на нас. Но, не имея связи с немцами, он не смог бы жить и работать в Японии.

Интересно, что когда японцы обнародовали информацию о том, что Зорге был советским разведчиком, немцы не поверили.

— Павел Александрович, вы были одним из создателей Музея внешней разведки, вы очень много знаете о судьбах очень многих украинских разведчиков. Не могли бы вы рассказать об Иване Сергеевиче Борисове, которого наградил Железным Крестом Гитлер. Тем более, что, как донесла «разведка в разведке», с Иваном Сергеевичем вы были знакомы.

— Иван Сергеевич — человек удивительной судьбы. До войны он уже работал в органах. Когда начали готовить и забрасывать во вражеский тыл партизанские отряды, его назначили начальником разведки в партизанский отряд Сабурова. Там он провел очень много разных операций — по организации диверсий против оккупационных войск, по организации нашей агентурной цепи. Помню, он рассказывал мне о таком случае. Отряд Сабурова захватил поселок. К Ивану Сергеевичу доставили старосту этого населенного пункта. Это был человек в возрасте. Иван Сергеевич допрашивает его, беседует с ним, и чувствует, что он — человек не безнадежный. Тем более, была информация, что преступлений против мирных жителей он не совершал. Хотя, как староста населенного пункта, он, конечно же, сотрудничал с фашистами. В конце концов, этот староста прямо заявил Ивану Сергеевичу: «Постарайтесь меня понять: я патриот своей Родины, мой сын — офицер Красной Армии, я стал старостой, чтобы хоть как-то, в меру своих сил, облегчить участь односельчан».

«И я, — говорил Иван Сергеевич, — ему поверил, отпустил его и договорился с ним, что он будет нам помогать». И на протяжении всего периода оккупации этот староста активно сотрудничал с разведкой партизанского отряда, снабжал информацией, выполнял задания по срыву вывоза молодежи в Германию.

Еще в период оккупации Ивана Сергеевича вызвал в Центр генерал Судоплатов, начальник Четвертого управления, которое руководило деятельностью всех партизанских отрядов. Ивану Сергеевичу предстояло новое важное задание. Несколько месяцев его готовили, потом ему вручили документы на имя сына видного бывшего монархиста, перебросили через линию и фронта — и таким образом Иван Сергеевич стал разведчиком-нелегалом. Задача перед ним была такова — вести себя таким образом, чтобы привлечь внимание Абвера на предмет возможного сотрудничества. Задание Иван Сергеевич выполнил: выдержал проверку, более того — в Абвер его взяли на работу, и даже доверили вербовать агентуру. Таким образом, советская разведка обзавелась еще одним очень важным источником информации во вражеской спецслужбе.

Прошло время. Красная Армия наступала. И так получилось, что все подразделение Абвера, в том числе и Иван Сергеевич, было захвачено в плен. После этого его под видом сотрудника Абвера использовать уже не представлялось возможным.

Но тут начинается новый очень важный период в разведдеятельности Борисова. К тому времени через агента-двойника, находившегося в Москве и долгое время «сотрудничавшего» с немецкой разведкой, удалось заполучить информацию, использовав которую удалось разработать и осуществить операцию «Березино».

— Расскажите об этой операции и об участии в ней Ивана Борисова.

— В управлении Судоплатова подобрали из немецких военнопленных (среди них был один генерал, несколько полковников, а еще — офицеры рангом пониже), которые согласились сотрудничать с нашей разведкой и создали из них фиктивный немецкий партизанский отряд. Через нашего московского агента-двойника сообщили немцам, что в освобожденных Красной Армией белорусских лесах действует немецкий партизанский отряд. Этот же агент получил от немцев задание — проверить отряд. Он «проверил». Сообщил, что информация соответствует действительности. Тогда немцы решили оказать помощь этому отряду. И начали регулярно поставлять деньги, оружие, боеприпасы.

— Но, ведь, этим людям надо было реально партизанить, вести диверсионную работу. Как управление Судоплатова решило эту проблему?

— Деятельность этого отряда искусно имитировалась. Кое-где постреляют, вроде бой устроят. После чего войсковая часть перемещалась в другое место, а Абверу докладывали, что часть уничтожена. Абвер контролировал это дело, и все «подтверждалось». Короче говоря, сильно отвлекали Абвер от других дел.

— Теперь расскажите о награде от Гитлера.

— Однажды в этот отряд прилетел высокопоставленный офицер Абвера и всем руководителям этого отряда вручил награды от Гитлера. Иван Сергеевич указом Гитлера был удостоен Железного Креста с мечами. Он сдал его, конечно же, в архив КГБ.

— Как сложилась судьба Ивана Сергеевича после войны?

— Все послевоенное время он работал в КГБ Украины, в управлении разведки. Помню, когда его хоронили, солдаты несли очень много наград, но что бросилось в глаза — на подушечках было четыре Ордена Красной звезды.

Иван Сергеевич Борисов, безусловно, был одним из выдающихся украинских разведчиков.

— Павел Александрович, как вы сейчас живете, чем занимаетесь?

— Сейчас я на пенсии. Но в меру сил и возможностей стараюсь быть полезным службе, в которой проработал всю жизнь. По просьбе Службы Внешней Разведки Украины написал несколько учебных пособий для Академии СБУ. Участвую в дальнейшем совершенствовании Музея разведки. С удовольствием участвую в работе Фонда ветеранов внешней разведки.