По знаку Шапиро гости разулись. Интерьер его хижины представлял собой шедевр минимализма: циновки из рисовой соломы на струганном сосновом полу; светлые, точно выбеленные, стены; глиняная, покрытая зеленой финифтью печь. Из мебели присутствовали только столик из сосны, полдюжины подушек и стол, на котором красовалась составленная из белой орхидеи и двух изгибающихся длинных травинок икебана.
Хозяин положил снимок возле цветочной композиции и предложил гостям устраиваться на подушках. Сам же исчез за прозрачной японской ширмой. Несколько минут спустя он принес серый пузатый чайник с красноватым отливом и три крошечных чашки. Затем Шапиро медленно сел и принялся разливать чай, и до Макбрайда внезапно дошло, что, с тех пор как они с Эйдриен вошли в дом, никто не проронил ни слова.
Сидней Шапиро яростно подул на чай, пригубил его и отставил чашку в сторону. Затем взял в руки фотографию имплантата, вытянул ее на свет и еще какое-то время внимательно изучал. Наконец покачал головой и проговорил:
– Мое наследие… – Его рот растянулся в болезненной гримасе.
Эйдриен кивнула в сторону фотографии и без обиняков спросила:
– Что он делает с человеком? Конкретно.
Шапиро пожал плечами:
– Конкретно? Не знаю. Мне пришлось бы разобрать его – в лаборатории, – и, возможно, даже тогда я бы этого не определил. Сколько воды утекло с тех пор, подумать страшно.
– Но…
– Хотите узнать, как он действует и на что способен – берите литературу и читайте. Я бы посоветовал начать с Дельгадо.
– Кто такой Дельгадо? – поинтересовалась Эйдриен.
– Тридцать лет назад в «Таймс» проскочила сенсационная статейка, – ответил собеседник. – Насколько я помню, он учился в Йельском университете. В газете напечатали его фотографию: Дельгадо стоит с передатчиком в руках на арене для корриды, а прямо перед ним бык роет копытом землю. Потрясающее умение показать товар лицом!
– И что произошло? – спросила гостья.
– Он остановил быка – хладнокровно, на середине атаки. Впечатляющее зрелище. И это еще не все. Дельгадо нажал на другую кнопку – животное развернулось и неторопливо ушло.
– Что-то вроде шокового хомута? – предположила Эйдриен.
– Нет, что вы, – возразил Шапиро. – Не все так просто. Происходили двойные испытания: первая кнопка активировала вживленный в моторную секцию мозга быка электрод, а вторая превратила ярость животного в безразличие.
Макбрайд нахмурился. Ничего нового – он еще в студенчестве прочел все, что только писали о Дельгадо. Как и все на курсе.
– А что насчет этого? – спросил Льюис, постучав указательным пальцем по снимку.
Впервые с момента встречи Шапиро проявил признаки дискомфорта.
– Послушайте, – сказал он, – я динозавр. Я вне игры уже лет… – Старик спохватился и с улыбкой продолжил: – Давным-давно. Однако существуют вещи, о которых мне до сих пор нельзя говорить – я подписал договор о неразглашении.
– Хотя бы гипотетически, – не сдавалась Эйдриен.
Старик вздохнул:
– Не исключено, что это миниатюрная разновидность определенного прибора, который мог использоваться в экспериментальных целях в то или иное время.
Макбрайд хмыкнул над витиеватой уклончивостью старика, и Шапиро нахмурился. Взглянув на гостью, он пожал плечами:
– В открытой литературе на эту тему много информации. Думаю, я не раскрою большого секрета, если расскажу вам, как выглядит прибор.
– А что он собой представляет?
– Это вживляемый электрод.
– Каковы его функции?
Старик опять пожал плечами:
– По-разному.
– В зависимости от чего? – спросила Эйдриен.
– От частоты, на которую этот прибор настроен, – подсказал Макбрайд.
Шапиро улыбнулся:
– Хорошая догадка.
– А если предположительно? – поинтересовался Льюис.
– Четыре – семь мегагерц дали бы очень интересную реакцию, – ответил ученый.
– А чем это объясняется? – спросила девушка.
– Это частота, на которой можно ввести человека в гипноидальное состояние, близкое к мягкому гипнозу, но вызванное другими факторами. И человека можно ввести в состояние транса – сделать то, что мы называем «уводом».
– «Уводом»? – повторила Эйдриен, желая убедиться, что не ослышалась. Это же слово использовал доктор Шоу, когда она рассказала ему о поведении Макбрайда в Бетани-Бич после неприятности с сайтом.
– Так называют процесс, происходящий с мозгом, когда он дислоцирует определенный сигнал и следует за ним, – объяснил Макбрайд. – Световые вспышки, повторяющийся звук – в особенности тот, на который человек оказался закодирован в трансовом состоянии. В таких случаях говорят, что мозг «настроился» на сигнал.
Шапиро удивился:
– Вы неплохо подготовлены.
– Я психолог, – сказал ему Макбрайд.
– И что в таком случае должно произойти? – спросила Эйдриен. – Какова цель?
– Ну, – ответил старик, – это позволило бы периодически освежать и подпитывать состояние транса без необходимости каждый раз гипнотизировать пациента.
– Значит, если поместить такой прибор кому-то в голову, человек все время будет под гипнозом?
– Более-менее, – подтвердил Шапиро. – Хотя нет оснований считать, что это единственная функция прибора.
– Почему? – поинтересовался Макбрайд.
Хозяин наполнил опустевшие чашки. Впрочем, Эйдриен пила скорее из вежливости, чем от жажды: по вкусу напиток напоминал отвар из жженых водорослей.
– Потому что все изменилось, – наконец ответил Шапиро. – При создании имплантата такого рода, вероятно, используются нанотехнологии, где все измеряется миллимикронами, компьютерные технологии и бог знает что еще.
– А для чего все это?
– Гипотетически? Полагаю, таким образом можно ввести в мозг «сценарий», который на пару с гипнозом станет инструментом для формирования своего рода «виртуальной биографии».
Эйдриен и Макбрайд погрузились в размышления.
– Виртуальная биография… – проговорила Эйдриен.
– Мнимое прошлое, которое вы ни за что не отличите от настоящего. Вплоть до мелочей.
– Господи, – пробормотал Льюис.
Шапиро улыбнулся:
– Память – не больше чем жидкий строительный раствор химических элементов и электрических потенциалов, которыми не так трудно манипулировать. Если знаешь как. Например, хорошо известно, что, подняв в мозгу уровень ацетилхолина[42], можно нарушить контакт нервных клеток друг с другом. А когда такое происходит, человек теряет способность вспоминать. Казалось бы, информация на месте, а добраться до нее невозможно.
– И человек заболевает амнезией, – предположила Эйдриен.
– Совершенно верно. Еще чаю?
Макбрайд сидел, не в силах поверить в происходящее. «Как все цивилизованно, – думал он. – Обходительный пожилой человек непринужденно разливает чай в своем аскетическом домике. При таких обстоятельствах тяжело возненавидеть его за причиненный вред. Трудно представить ужасы, которые он изобрел. Трудно, но все-таки возможно». Внутри закипала злость, первобытная ярость из потаенных уголков сознания.
«Быки. Комната цвета охры. Мнимый Джефф Дюран».
Льюису захотелось как следует вмазать этому слащавому сукину сыну – пусть узнает, что такое настоящая пощечина. Но вместо этого Макбрайд сказал:
– Позвольте задать вам один вопрос?
– Валяйте.
«Не искушай меня».
– Опять же, рассуждая гипотетически, как бы вы осуществили это на практике?
Старик поерзал на подушке и спросил:
– Основываясь на том, что я читал в открытой литературе?
– Разумеется, – ответил Макбрайд.
Шапиро на миг задумался.
– Думаю, можно сделать пациенту электроэнцефалограмму, получить запись волн его мозга при разных раздражителях, сделать томографию с позитронным излучением и изготовить карту мозга – эмоциональные и мыслительные центры.
– А дальше? – спросила Эйдриен.
– Имея в распоряжении такую информацию, можно зашифровать подборку аудиограмм, направленных на эти центры, и подавать их в потоке сверхнизких частот. Это как раз то, о чем я говорил ранее: диапазон четыре – семь мегагерц.
– И если все это проделать, что произойдет? – поинтересовалась Эйдриен.
– Ну, – ответил Шапиро, – изменится ландшафт мозга.
– А это как понимать? – спросил Макбрайд.
– Мы привнесем некоторые очень специфические – хотя и временные – изменения в физическую структуру мозга.
– И в итоге?
– Все зависит от аудиограмм, – сказал Шапиро. – Один из результатов – амнезия.
– Полная амнезия? – уточнил Льюис.
Собеседник пожал плечами:
– Возможно, вы будете помнить итальянский язык, но забудете, как его выучили и бывали ли когда-нибудь в Италии.
– А будет объект помнить, кто он? – спросил Макбрайд.
Ученый взглянул на него:
– По-разному.
– От чего это зависит?
– От того, какая задача стоит перед программистом. Как только пациент готов и его память заблокирована, ему имплантируют нейрофонический протез.
– Протез, – повторила Эйдриен.
Шапиро развернул указательный палец в направлении лежащего на столе снимка.
– Вот такой. Если бы вы рассмотрели этот предмет под микроскопом, то обнаружили бы внутри изолированные электроды. Они необходимы для получения и обработки аудиограмм на определенных частотах. Этот протез позволяет радиоволнам обходить внутреннее ухо и восьмой черепно-мозговой нерв, доставляя информацию прямо в мозг.
Макбрайд задумался.
– И тогда начинает казаться, что ты слышишь голоса, – предположил он.
– Скорее, глас Божий, – уточнил Шапиро. – Но имплантат – это только часть процесса. Программисту потребуются и другие инструменты.
– Какие?
– Гипноз, сенсорная депривация.[43]
– Каков механизм их действия? – спросила Эйдриен.
Старик после недолгих раздумий ответил:
– Пациент, вероятно, получил бы гипнотические внушения, подготавливающие его к событиям, которые с ним скоро произойдут. Затем мы погрузили бы его в затемненный резервуар, наполненный соленой, нагретой до температуры тела водой – около 98 градусов по Фаренгейту. Крайне необычное впечатление – будто паришь в космосе.
– Вы пробовали?
– Конечно, – ответил Шапиро. – Я пробовал все. – Он помедлил и продолжил: – Пробыв в резервуаре с час, ты уже не в состоянии сказать, где заканчивается кожа и начинается вода. Ты словно растворяешься. – Шапиро кивком указал на чашку перед Эйдриен. – Как кусок сахара в горячем чае. И когда это происходит, объект становится… ковким.
Макбрайд зачарованно слушал, а Эйдриен не сводила глаз с бывшего шпиона – «невидимки», представляя себе, как ее сестра плавает в затемненном резервуаре.
– После продолжительного периода…
– Насколько продолжительного? – спросил Макбрайд, едва сдерживая гнев.
– День, неделя… или месяц, – сказал Шапиро. – Главное, что через некоторое время личность объекта начинает распадаться. Очень похоже на последние минуты умирающего: чувства пропадают – по крайней мере так кажется. Представьте: вы в резервуаре, где ничего не видно и не слышно, нет вкуса и запаха, нет осязания. Вы теряете ощущение времени. Если считаете, что страшно потерять разум, представьте себе, каково потерять тело. – Шапиро ненадолго замолчал, на лице мелькнула безрадостная улыбка. – И при этом некоторые находят подобный опыт… просветляющим.
– А другие? – спросила Эйдриен.
Старик пожал плечами:
– Другие – нет.
Макбрайд подался вперед:
– А потом что?
Шапиро искоса посмотрел на него:
– Потом? Потом вы переходите на следующий уровень обработки.
– Какой именно?
– «Интенсификация». Когда личность субъекта разобрана, он фактически становится «чистой страницей». Материалом, на котором сравнительно легко отпечатать любые «воспоминания».
– Каким образом? – поинтересовался Льюис.
– Можно создать сценарии, совместимые с его психологическим профилем, и превратить их в фильм. Объект будет смотреть видеозапись в связке с потоком аудиограмм, лежащих ниже сознательного порога восприятия.
– Как в кинотеатре со стереоэффектом? – предположила Эйдриен.
Шапиро усмехнулся.
– Нет, – сказал он, – куда более основательно. На него наденут специальный шлем с микрофонами и штепселями: звук входит, звук выходит – в таком роде. Потом подключат его и…
– Что?
– Объект воспринимает происходящее так, словно сидит в двух метрах от 62-дюймового телеэкрана и смотрит на объемные картинки со стереозвуком. Очень увлекательно, и это единственная часть процедуры, когда объект находится в сознании. Добавьте гипноз, препараты – и ваяйте из человеческой «глины» что угодно. Психика – податливый материал.
– Препараты, – проговорила Эйдриен. Тут же вспомнился пузырек, который она нашла в футляре компьютера Никки. «Плацебо 1». – Какого рода препараты?
Шапиро состроил постную мину.
– Психоделики всех разновидностей. Мы добились прекрасных результатов с наркотиком из Эквадора – его называют «Буррундага». И кетамин неплох, хотя он больше известен как транквилизатор, используемый в ветеринарии. Оба средства вызывают подобие диссоциативной амнезии – потеря памяти плюс нарушение связности психических процессов.
– Кетамин, – проговорила Эйдриен. – Это, случайно, не один из тех наркотиков, которые используют насильники?
– Совершенно верно, – подтвердил ученый. – Для их целей он так же эффективен, как и для наших.
– Что вы имеете в виду?
– Женщина, принявшая кетамин, видит свое тело словно со стороны. И что бы ни случилось с ней потом, все кажется происходящим в ином измерении. Более того, ее память эти события не зафиксирует.
– Получается нечто вроде искусственно вызванной потери памяти?
– Точно. Впоследствии человек и не вспомнит, что с ним что-либо происходило, – будь то насилие или нечто другое. Наши объекты даже не подозревали, что плавали в резервуаре или сидели в шлеме. Или что их «бомбардировали» новыми воспоминаниями.
– Значит, человек сидит в шлеме и… На что он там смотрит? – спросил Макбрайд.
– На людей в капюшонах, – ответила Эйдриен.
Шапиро как-то странно посмотрел на девушку и повернулся к гостю, отвечая на его вопрос:
– Зависит от обстоятельств.
– Что вы подразумеваете под обстоятельствами? – попросил пояснить Льюис.
– То, что вы хотите заставить его запомнить и что – забыть.
Макбрайд пригубил остывший чай.
– Сколько времени потребуется на то, чтобы пройти все этапы от начала до конца?
Шапиро покачал головой:
– Трудно сказать. Одно дело – поиграть с самовосприятием объекта. И совсем иное – выстроить его с нуля.
– «Поиграть с самовосприятием», – повторила Эйдриен.
– Верно. – Ученый сменил положение ног на подушках и обратился к Макбрайду. – Мне интересно – а каковы ваши отношения с сестрой этой молодой особы?
– Я был ее психиатром, – ответил тот.
– И она приходила к вам на квартиру?
– Да.
– А позже у вас обоих нашли протезы?
– Верно.
Шапиро нахмурился:
– Кстати, что дает вам почву для подобных выводов? Ей делали сканирование или…
– Сестру кремировали, – объяснила Эйдриен. – Я нашла имплантат в останках.
Старик побледнел.
– Господи, – пробормотал он и перевел разговор на другую тему. Или по крайней мере попытался это сделать. – Я хотел бы знать, – обратился он к Макбрайду, – насколько часто вы покидали свою квартиру?
– Что вы имеете в виду?
– Мне интересно, когда вы практиковали как психотерапевт, много ли времени вы проводили вне дома? Или старались не выходить?
Льюис тяжело вздохнул и пожал плечами:
– Предпочитал держаться поближе к дому.
– Так и должно быть, – сказал Шапиро.
– Почему?
– Я предполагаю, что в вашем здании размещалась контрольная зона. Скажем, в квартире напротив.
– Или за стеной, – подбросила идейку Эйдриен.
– Этажом выше или ниже – не важно. Главное в другом: сигнал необходимо постоянно подкреплять. Один из побочных эффектов этого – вне зоны действия оборудования вы начинаете испытывать дискомфорт, если не принимаете лекарства. Вы принимали что-нибудь?
– Нет, – саркастично сказал Макбрайд, – просто смотрел телевизор. – И, откашлявшись, добавил: – Все, что вы рассказали, сводится к одному: человека можно превратить в куклу или зомби.
– В робота, – добавила Эйдриен.
Шапиро кивнул:
– Попросту говоря – да.
Девушка отвернулась. В ее глазах стояли слезы.
– И с ним могут сделать все, что заблагорассудится, – продолжил Льюис. – Заставить смеяться или плакать, броситься под машину…
– Или заменить настоящее детство вымышленным, – добавила Эйдриен.
Ученый тяжело вздохнул и обратил ладони к потолку.
– Да.
Шапиро с силой втянул носом воздух, протянул руку к цветочной композиции на столе и постучал ногтем по изогнутому стеблю. Выдохнул.
– Послушайте, я полон раскаяния, что в этих разработках имеется и мой вклад. И мне очень жаль, если это затронуло ваши жизни. Но сейчас я ничем не могу вам помочь.
– Вы можете помочь нам понять, – сказала Эйдриен.
– Вы действительно так считаете?
– Да, – ответила она.
– С тех пор прошло столько лет…
– Я хочу выяснить, кто это сделал.
Шапиро склонил набок голову и проговорил:
– Ничего удивительного. Только зачем это вам? Вы сказали, что хотите понять, а я думаю, вы желаете отомстить.
– Послушайте, – обратился к нему Макбрайд, – называйте это как хотите, но… – Внезапно он понял, что не может продолжать. Голову словно сжало тисками, казалось, еще миг – и он взорвется, набросится на этого новоиспеченного буддиста с его скромной жизнью и этими милыми чашечками, чтобы вышибить из него дух. Лью взял себя в руки и тихо проговорил: – Я чувствую себя развалиной.
– Что?! – Шапиро потрясло это замечание, да и Эйдриен не ожидала подобной откровенности.
– Я сижу с вами в этом уютном домике, попиваю чай, – сказал Макбрайд, – и кажется, что все прекрасно. Цел и невредим. Только вот ошибаетесь. Я – ходячая развалина, без дураков. Кто бы это ни сделал, он забрал у меня все: мое детство, родителей, меня самого. Я никогда не буду прежним. У меня отняли воспоминания, извратили мечты. Ушло впустую не знаю сколько лет моей жизни. Даже сейчас, когда я пытаюсь думать, в голове пустота. Пустота вплоть до того момента, как эта милая леди заявилась ко мне домой и завопила, что подает в суд. – Льюис умолк и глубоко вздохнул: – Иными словами, я кое-чего лишился, и мы говорим не о брюках и паре книжонок.
Шапиро покачал головой:
– Я не предполагал, что…
– А как насчет моей сестры? – добавила Эйдриен. – То, что произошло с ней – хуже убийства. Ей вывернули душу, заставили застрелить человека и довели до самоубийства. Пустяки?
Старик прикрыл глаза.
– Я пытался вам объяснить: то, что вы делаете…
– Делаем? – повторила Эйдриен. – Мы ничего не делаем, просто задаем вопросы.
– Вот именно, – терпеливо проговорил хозяин дома. – Я должен вас предупредить – это опасно для жизни.
Все трое на миг притихли, и Льюис первым нарушил молчание:
– Я хочу, чтобы они больше никому не причинили вреда.
Ученый задумчиво кивнул и обратился к Эйдриен:
– Вы упомянули о каком-то убийстве?
Она кивнула:
– Да, Никки застрелила какого-то старика инвалида. А через некоторое время покончила с собой.
Шапиро потянулся через стол к папке с историей болезни Макбрайда и стал медленно просматривать страницы. Через некоторое время он взглянул на Льюиса и сказал:
– Мне бы хотелось поговорить с вашим доктором. – Гости переглянулись. – Это возможно устроить?
– Не знаю. – Эйдриен припомнила скованную улыбку Шоу и его просьбу сообщить бывшему церэушнику, что она узнала о нем из телепередачи.
Старик улыбнулся несколько застенчиво и объяснил:
– Мне просто нужно убедиться, что вы действительно те, за кого себя выдаете. И что с вами на самом деле случились все эти ужасные вещи.
– У вас есть история болезни, – попыталась возразить Эйдриен.
– История болезни, – с усмешкой повторил Шапиро. – Мы только что говорили о том, как создают поддельных людей, а вы удивляетесь, что я хочу убедиться в достоверности каких-то бумажек?
Взвесив все «за» и «против», Эйдриен решила, что разговор с Шапиро вряд ли повредит Рею Шоу. И займет это всего минутку: старику нужно лишь убедиться, что они ничего не выдумали.
Ученый звонил по сотовому телефону и разговаривал на кухне. Из-за стены доносился его мягкий голос, но разобрать слов гости не смогли. Старик вернулся в гостиную через пару минут и присел рядом.
– Ну и?… – не утерпел Макбрайд. – Что он сказал?
Хозяин покачал головой:
– Нам не удалось поговорить.
– Как же так?
– Я разговаривал с его женой.
Шапиро выглядел подавленным, гости переглянулись, и Эйдриен спросила:
– И что сказала жена мистера Шоу?
– Она очень расстроена: ее мужа прошлой ночью сбила машина. Он как раз выходил из клиники, когда все произошло. Полиция разыскивает водителя.
Макбрайд почувствовал, что теряет сознание. Внутри все оборвалось, словно он летел в самолете и тот попал в воздушную яму.
– Он поправится?
Шоу поднял на Льюиса взгляд и ответил:
– Нет.