Синдром

Глава 35

Макбрайд подкинул в печь дров, а состарившийся ученый тем временем готовил обед на троих: простую трапезу из жасминового риса и овощей со своего огорода, к которой, правда, присовокупил бутылочку «Старой красной лозы». Пища была аппетитной. Пока ели, Шапиро поведал гнусную историю программы по исследованию «управления сознанием».

– Большинство считало ее ответом на то, что коммунисты делали в Центральной Европе и Корее. Помните, они провели показательный судебный процесс с участием одного польского священника? Тогда еще много болтали о «промывании мозгов»? Но, по правде говоря, Программа началась задолго до этого.

– Программа? – переспросила Эйдриен, вспомнив сайт, который часто посещала сестра.

Шапиро нахмурился:

– Так мы сами называли этот проект. Программа началась в Европе, во время Второй мировой войны, когда Управление стратегических служб искало «сыворотку правды» – наркотик, который можно использовать на допросах.

Налив бокал вина, ученый объяснил, что в послевоенные годы проект расширился – стали поступать деньги из недавно созданного ЦРУ. К 1955 году проводилось уже более 125 экспериментальных программ в лучших университетах страны и кое-каких тюрьмах. Отдельно велись исследования в учреждениях для душевнобольных и над «неподозревающими добровольцами».

– Что это означает? – поинтересовался Макбрайд.

– Мы устанавливали скрытые камеры в публичных домах, пробовали препараты на отбросах общества без их ведома, – ответил Шапиро. – Использовали для своих целей наркоманов, гомосексуалистов, коммунистов, извращенцев и всякое хулиганье. – Он умолк и, улыбнувшись, добавил: – Либералов и фанатов «Доджеров».

Затем Шапиро снова посерьезнел и продолжил, объяснив, что в условиях «вечной мерзлоты» «холодной войны» всех девиантных личностей считали законной добычей спецслужб.

– Нам не требовалось официального разрешения, – подчеркнул Шапиро, – потому что исследования засекретили. Они проводились в «интересах национальной безопасности», и, значит, на них не распространялись обычные ограничения.

– Чтобы легко спрятать концы в воду? – предположила Эйдриен.

– Ничего не приходилось прятать – исследования и так велись в обстановке полнейшей тайны. И хотя у некоторых из нас и возникали этические соображения по поводу тестирования лекарств на не подозревающих ни о чем людях, эти соображения казались малозначимыми, когда ты чувствовал, что имеешь дело с врагом.

– Я думал, врагом считался Советский Союз, – заметил Макбрайд.

– Конечно. Но «холодная война» велась не только на внешнем фронте, но и на внутреннем. Это была война за «Американский путь», который, могу вас заверить, не включал в себя в те времена ни геев, ни психов, ни наркоманов. Их легко отдавали на расправу.

– О каких исследованиях вы вообще говорите? – спросил Льюис.

Старик замялся и пожал плечами.

– Что ж, – пробормотал он, обращаясь не столько к гостям, сколько к себе, – вряд ли это является секретом в наши дни… Двадцать лет назад уже проходили парламентские слушания и судебные процессы на эту тему, написано много книг…

– Верно. Так что это были за исследования?

– Мы изучали гипноз, телепатию и управление психикой. Еще, пожалуй, назову дистанционное наблюдение. Занимались и психологической обработкой объектов с использованием условных рефлексов: унижения и боли.

– Унижения и боли? – потрясенно повторила Эйдриен, не в силах поверить своим ушам.

– Да, этими физиологическими факторами – как усилить их в психике испытуемого, закрепить и использовать. Более того, мы научились замерять их, – добавил Шапиро. – Только эксперименты с болью оказались не слишком полезны.

– Почему? – поинтересовался Макбрайд.

Ученый вздохнул:

– Кое-какие сложности с подбором персонала. Видите ли, специалисты, которые дорожили своей репутацией, отказывались иметь с нами дело. А те, кто соглашался, не оправдывали ожиданий в плане объективности.

Льюис удивленно хмыкнул:

– Как же так?

– Постепенно исследования перешли за ту тонкую грань, которая отличает науку от садизма. Так же как эксперименты с наркотиками стали мешаться с сексом. Откровенно говоря, Программа в целом оказалась связана с использованием сексуальных импульсов, что наложило отпечаток на результаты.

– Вы упомянули об «управлении психикой», – подсказала Эйдриен.

Шапиро поерзал на подушке – ему был явно неприятен этот разговор.

– Да.

– Расскажите вкратце.

Отставной церэушник некоторое время помолчал, а потом все же ответил:

– Мы изучали способы управления психикой, производя опыты, в ходе которых испытуемый получал большую дозу какого-нибудь психоделического препарата и помещался в темную герметичную среду. Затем на него воздействовали с помощью многократно повторяющихся записей с определенной информацией. Предполагался терминальный исход эксперимента.

– Вы сказали, в герметичную среду? – переспросила Эйдриен.

– Да, мы использовали металлические ящики. Наподобие тех, в которых хранят покойников в моргах, – пояснил Шапиро.

Макбрайд раскрыл рот, одновременно формулируя в уме следующий вопрос:

– А что вы имели в виду под терминальным исходом?

– Никто не умер, – заверил Шапиро, – однако считали, что испытуемые уже не поправятся. Так в большинстве случаев и происходило.

– И что же…

– Шестьсот миллиграммов ЛСД ежедневно, – сказал ученый. – От двух до шести месяцев в полной темноте.

Ни один из гостей не проронил ни слова. Наконец Эйдриен обрела дар речи и прошептала:

– Как вы могли?

Шапиро взглянул ей в глаза и намеренно исказил смысл вопроса:

– Насколько я помню, мы вставляли испытуемым катетеры, и питание они получали внутривенно.

– Господи, – тихо проговорил Льюис.

– Вам налить? – предложил хозяин.

Эйдриен поежилась и отвернулась, Макбрайд покачал головой. Шапиро смежил веки и некоторое время просто сидел, вкушая прелесть момента: потрескивающий в очаге огонь и вкус «Старой красной лозы». Когда через некоторое время старик открыл глаза и заговорил, гостям стало неуютно. Переход оказался столь резок, что Эйдриен вспомнила о хищных птицах – орлах или ястребах, с их пристальным и жестоким взглядом.

– Догадываюсь, о чем вы думаете, – проговорил хозяин дома.

– Полагаете?

– Вы считаете меня военным преступником.

Фраза потонула в мертвой тишине – никто и не подумал возразить.

– Что ж, – заключил Шапиро, – думаю, вам стоило бы там побывать. – Он пригубил вино и взглянул на собеседников. – Теперь легко осуждать то, чем мы занимались тогда. Трудно в это поверить, но намерения людей, создававших Программу, были чисты как первый снег.

Глаза Эйдриен округлились, и бывший разведчик продолжил:

– Те люди знали, на что способны Гитлер и ему подобные. Поэтому они готовились фанатично защищать свободу. Знаю, звучит банально – разговоры о свободе всегда кажутся банальными, – но я сказал правду. – Ученый-разведчик умолк и, опершись левой рукой о пол, с неожиданной для его возраста ловкостью вскочил на ноги. Пройдя к печи в противоположном углу комнаты, он открыл дверцу, помешал кочергой угли и подкинул свежее полено. И снова обернулся к гостям: – Изначально Программу разработали, чтобы выявлять и устранять таких, как Гитлер и Сталин, не допускать их прихода к власти.

– То есть в рамках Программы выращивали наемных убийц? – предположил Макбрайд.

Старик пожал плечами:

– Отчасти. Идея заключалась в том, чтобы создать агентов с контролируемым поведением, готовых пойти на задание, даже если его исход противоречит инстинкту самосохранения.

– А это как понимать? – спросил Льюис.

– Полагаю, что агентам внушали не бояться смерти, – предположила Эйдриен.

Шапиро едва заметно склонил голову, неохотно соглашаясь.

– Выживание агента не являлось для нас решающим фактором. Если агент выживает и пойман, то возникают проблемы. А людям так или иначе свойственно попадать в ловушки… Не в первый и не во второй раз, но рано или поздно это происходит.

Гости взглянули на хозяина дома.

– Предположим, ружье даст осечку, – объяснил Шапиро. – Или полицейские неожиданно заинтересуются безобидными на первый взгляд вещами – так ведь тоже происходит. И скоро вы узнаёте, что ваш человек подвешен за ноги в подвале министерства безопасности какой-нибудь страны и все норовят задать ему вопросы. Вот поэтому мы довольно активно разрабатывали способы создания особых агентов…

– Попробую угадать, – вызвался Макбрайд. – Вы сводили их с ума?

Шапиро направлялся к столу, будто взвешивая эту формулировку. Он устроился на подушках и ответил:

– Нет. Если бы мы сводили агентов с ума, они оказались бы не в состоянии функционировать. Мы потратили годы и довольно крупные суммы денег на изучение дифферентной амнезии и способов расщепления личности[44]. И в конце концов нашли оптимальное решение: воспоминания-ширмы[45]. Впрочем, даже с ними возникали проблемы. У агентов наблюдалась тенденция к дестабилизации личности, и поэтому требовался психотерапевт, осуществлявший постоянную подпитку информацией.

Эйдриен взглянула на Макбрайда, затем обратила озадаченный взгляд на Шапиро.

– Что такое воспоминание-ширма? – поинтересовалась она.

Ученый задумался.

– Это ложные воспоминания, смехотворные уже в своей основе. Любой, кто будет настаивать на их истинности, сам себя дискредитирует.

– Вы не могли бы пояснить на примере? – попросил Макбрайд.

– Меня похитили пришельцы и отвезли на подземную базу в Антарктике, – проговорил ученый.

– В детстве меня истязали сатанисты, – добавила Эйдриен.

– Точно, – сказал Шапиро. – Говорящий – а в нашем случае убийца – моментально становится в глазах слушателей «тихо помешанным». Что, как вы можете себе представить, выглядит убедительно для каждого.

– Убедительно? – бросила ему в лицо Эйдриен. – Вы говорите о человеческих жизнях. Вы говорите о моей сестре!

Старика потрясла неожиданная вспышка гнева со стороны гостьи.

– Я говорю гипотетически. А кроме того, Программа вряд ли имеет какое-то отношение к вашей сестре, если только она не гораздо старше вас.

– Как вы смеете такое утверждать? – возмутилась Эйдриен. – Вы же видели имплантат.

– Нас перестали финансировать лет тридцать назад. К тому времени подавляющее число проектов переместилось за границу. Шестидесятые, что вы хотите! Каждый, кому не лень, проводил собственные эксперименты по управлению рассудком.

Неожиданно для себя Лью улыбнулся:

– Вы сказали, исследования переместились за границу?

– Большая часть работ проводилась в университетах и исследовательских институтах. Финансирование шло через фонды и учреждения, которым мы могли доверять. Когда агентством пристально заинтересовались конгресс и журналисты, некоторые особенно секретные проекты пришлось переместить за рубеж. К тому времени когда комиссия Рокфеллера приступила к расследованиям, вся деятельность оказалась прикрыта, а я ушел в отставку.

Какое-то время все молча сидели, глядя на блики огня. Наконец Макбрайд откашлялся.

– А как же я? – спросил он. – Откуда взялся имплантат?

Шпион в отставке покачал головой.

– А моя сестра! – настаивала Эйдриен – Как насчет нее?

Шапиро развел руками:

– Вы говорите не с тем человеком. Повторяю, я – динозавр в этой области.

– Нет, думаю, я разговариваю с человеком, который не хочет принять факты. Даже когда они лежат у него перед носом. Вы видели историю болезни, видели имплантат.

– Я видел фотографию.

– Считаете, что мы все выдумали? – поинтересовался Льюис.

– Нет, – уступил ученый.

– Тогда почему не хотите признать очевидное? Ведь ясно, что Программа не закрыта, – настаивала Эйдриен. – ЦРУ…

– ЦРУ не имеет к этому никакого отношения. – Шапиро медленно покачал головой. – Поверьте мне: если бы в проекте было замешано Управление, я бы знал.

Макбрайд пытался понять.

– Тогда кто же всем этим занимается?

– Франкенштейн, – ответил Шапиро.

Гости переглянулись, полагая, что неверно расслышали последнюю реплику хозяина дома.

– Простите, кто?

– Франкенштейн. – Старый ученый прикончил второй бокал вина и откинулся на подушки. На его губах блуждала отчужденная улыбка. – Агент или организация, не контролирующаяся извне.

– И?… – Эйдриен посмотрела на Шапиро, побуждая его закончить мысль.

– Это просто мои догадки, – признался он. – Судя по фотографии, я бы сказал, что Программу приватизировали.

– То есть как – приватизировали? – не понял Льюис.

– Значит, она оказалась в руках владельца из частного сектора. Или того, кто перешел работать в частный сектор. Иными словами, некто продолжил исследования уже самостоятельно – без помощи ЦРУ.

– Кто это может быть? – спросила Эйдриен.

Шапиро пожал плечами:

– Не имею представления.

– На такой проект требуется немало средств, – размышлял вслух Макбрайд.

Бывший разведчик кивнул:

– Да, не один миллион. А с другой стороны – на что не требуется денег?

– Как же им удается держать исследования в тайне? – удивилась гостья.

Старик немного поразмыслил.

– Вполне осуществимо, если разместиться в оффшорной зоне. Это должно быть что-нибудь небольшое, вроде клиники, где анонимность пациента имеет первоочередную значимость. – Ученый задумался. – Знаете, а ведь над Программой работают уже тридцать лет. Бог ты мой!

– Вы сказали, что поместили бы исследования в клинические условия? – ухватилась за мысль Эйдриен.

– Да.

Она подалась вперед:

– Тогда скажите, вы когда-нибудь слышали о клинике Прудхомма?

Шапиро насупился, подумал и покачал головой:

– Не припомню.

Эйдриен обернулась к своему спутнику, который смотрел на нее с немым вопросом, не понимая, к чему она клонит.

– А ты?

Вопрос застал Макбрайда врасплох.

– Что? Слышал ли я о клинике? – Льюис представления не имел о том, что за игру затеяла Эйдриен, однако, поняв, что она настроена решительно, покопался в памяти. – В Луизиане есть шеф-повар с похожей фамилией, но не думаю, что он здесь как-то замешан. – После недолгой паузы Лью спросил: – И где эта клиника Прудхомма?

Эйдриен проигнорировала вопрос и снова обратилась к Шапиро:

– Вы все время упоминаете о какой-то Программе, и… – Она остановилась и вздохнула, собираясь с мыслями. – Несколько дней назад, перед тем как Лью удалили имплантат, я застала его за компьютером своей сестры. Он зашел на какой-то очень странный сайт: «programm. org».

– И что?

– Льюис находился в трансе – полностью отключился. Он не реагировал ни на что, кроме сайта, который оказался интерактивным: на экране появлялись вопросы, а Лью набирал на клавиатуре ответы. Один из вопросов звучал так: «Где ты находишься?»

– Что ж, интересно, – заметил Шапиро, – только я не совсем понимаю, к чему вы клоните.

– А клоню я к тому, – ответила Эйдриен, – что на следующую ночь нас попытались убить. Открыли газ, и дом взорвался. А ведь до этого никто не знал, где мы находимся. Из этого я делаю вывод, что адрес им дал Лью – когда торчал на той проклятой веб-странице.

– Вам удалось что-нибудь выяснить о сайте?

– У меня есть друг, в компьютерах он настоящая голова. Так вот, он кое-что узнал, – продолжила Эйдриен.

– И что именно? – поинтересовался Шапиро.

– Страничка создана в некой клинике Прудхомма, которая находится в одном швейцарском городке.

Бывший церэушник покачал головой и пожал плечами:

– Первый раз о ней слышу.

Эйдриен откашлялась.

– Есть еще кое-что, о чем я пока не рассказывала. – Она обернулась к Макбрайду: – Сестра кого-то убила.

– Что?!

– Она прикончила какого-то человека во Флориде.

Глаза Шапиро округлились. Эйдриен продолжала:

– Ее жертвой оказался старик в инвалидном кресле – он сидел на эспланаде и любовался закатом. Никки застрелила его из снайперской винтовки с глушителем и телескопическим прицелом. Потом в газетах писали, что пуля перебила позвоночник надвое.

– А откуда у вас такая информация? – В тоне Шапиро сквозил скептицизм.

Девушка рассказала о том, как нашла винтовку в квартире сестры.

– И я только сейчас об этом узнаю?! – воскликнул Лью.

– Я не имела представления о ее назначении, – пояснила Эйдриен, – пока не просмотрела выписки с кредиток. Из них стало ясно, что Никки ездила во Флориду. Затем я выяснила, где она останавливалась, и прочла в газетах о старике, которого убили в то время, когда она там находилась. Тебя держали в больнице, а потом мы приехали сюда. К тому же я хотела свести все в общую картину.

Макбрайд осушил бокал вина и поинтересовался:

– Так кого она убила?

– В газетах писали о каком-то Кальвине Крейне.

Рука Шапиро непроизвольно дернулась, и он чуть не расплескал вино. Эйдриен заметила, что черные глаза старика снова округлились от изумления.

– Ваша сестра убила Кальвина Крейна? – переспросил Шапиро.

Гостья кивнула:

– Вне всяких сомнений.

– Погодите, – пробормотал Лью, обращаясь то ли к себе, то ли к собеседникам. – В Институте работал один Крейн.

– Если мы говорим об одном и том же человеке, то он возглавлял Институт глобальных исследований, – проговорил Шапиро, – и не один десяток лет.

– Совершенно верно! – воскликнул Макбрайд. – Я Крейна не застал – когда я начал работать на Институт, он уже отошел от дел, но его фамилия по-прежнему значилась на официальных документах. Если не ошибаюсь, он оставался почетным директором. – Льюис помедлил и потрясенно проговорил: – Боже мой, подумать только!

Эйдриен кивнула.

– Ты и Никки… Крейн и Институт. Ты и Дюран. Дюран и моя сестра. Моя сестра и Крейн… Какой-то замкнутый круг!

На секунду все замолчали. Девушка съежилась в кресле, обхватив себя руками, и сосредоточенно нахмурилась.

– Но ради чего все это? – жалобно проговорила она, переводя взгляд с одного собеседника на другого. – Джефф Дюран, имплантаты, Кальвин Крейн… Моя сестра. – Эйдриен покачала головой. – Зачем?

Шапиро откашлялся и стал подниматься, и Макбрайд увидел в этом знак, что старик потрясен.

– Что ж, – сказал бывший разведчик, – я не стану спрашивать, кто такой Дюран. Думаю, наш разговор и так зашел достаточно далеко.

– Откуда вы его знаете? – спросила Эйдриен. В ее голосе вновь звучала свойственная ей деловитость.

– Кого?

– Кальвина Крейна.

Церэушник в отставке молчал, казалось, довольно долго, и гостья собиралась уж было повторить вопрос, когда он заговорил:

– Кальвин Крейн – это легенда. Он – член ордена тамплиеров.

– Какого ордена? – переспросил Лью.

– Так их называли – близкий круг Аллена Даллеса[46]. Сразу после войны они создали ЦРУ. Дес Фитцджеральд и Ричард Хелмс, Корд Мейер и Кальвин Крейн.

– Значит, он был агентом ЦРУ? – уточнила Эйдриен.

Шапиро поежился, услышав такую наивную формулировку, и покачал головой:

– Нет. Крейн пришел к началу спектакля, но не досмотрел и первого действия… – Шапиро замолчал. – Послушайте, – признался он, – вы милые люди, но зашли в самую темень. Не лучше ли уйти по-тихому?

– Уйти? – проговорил Макбрайд. – Нас пытаются убить. Как, черт возьми…

– Кто пытается вас убить?

Льюис вопросительно взглянул на спутницу. Та пожала плечами, и он признался:

– Точно не знаю.

Хозяин дома вздохнул.

– Институт входил в число каналов финансирования, – сказал он. – Крейн пользовался полным доверием как хороший друг Управления.

– Выходит, он тоже имел какое-то отношение к Программе? – предположила Эйдриен.

– И не только. Кальвин Крейн владел капиталом и обладал связями с влиятельными людьми по всему свету. А кроме того, он считался разумным и мыслящим человеком. – Шапиро заколебался, нахмурился. – То, что ему пришлось умереть так, как вы сказали, действительно трагично. – Помедлив, он добавил: – И в этом есть своя ирония.

– Ирония? – удивилась Эйдриен.

Шапиро кивнул.

– Змея укусила себя за хвост. Крейн хотел создать в системе ЦРУ организацию наемных убийц, но не получил поддержки.

Гостья покачала головой – быстрое движение слева направо, которое можно было истолковать как «Невероятно!».

– Как вы это назвали?

– Организация наемников.

– А в ваших устах это прозвучало, словно «служба коммунальных услуг».

Шапиро вяло улыбнулся:

– Они стремились выявлять и устранять людей, представлявших угрозу спокойствию в мире. Организация защищала бы либеральную демократию или «Американский образ жизни» – я не помню точно, да Крейн и не уточнял ее задачи. Он лишь собирал круг приближенных, чтобы создать особую структуру внутри Управления – такую, которая бы узаконила убийство в качестве инструмента государства.

– Так вы хотите сказать, что ЦРУ не занималось устранением людей? – поинтересовался Макбрайд. – А как же тогда убийцы с «контролируемым поведением», о которых вы рассказывали?

Шапиро покачал головой:

– Это разные вещи. Программа под моим руководством представляла собой смелый исследовательский проект – широкомасштабный и засекреченный. Конечно, его неотъемлемой частью была и оперативная деятельность. Но мы не занимались устранением нежелательных людей.

– А как насчет Кастро? – смело предположил Льюис.

– Я понимаю, что вы хотите сказать, – согласился Шапиро. – Это самодеятельность, а вовсе не то, что замышлял Крейн. Более того, попытки оказались неудачными.

Макбрайд наклонил голову.

– А вам не кажется странным, что так много «тихо помешанных» с успехом устраняли политических лидеров, в то время как ЦРУ, располагающее огромными ресурсами, проваливало каждую известную нам попытку?

Хозяин дома взглянул на часы, поднялся, давая понять, что разговор подошел к концу, и начал убирать со стола посуду.

– Что ж, – вздохнул Шапиро, – все это очень интересно. Однако вокруг темно, а вам далеко идти.

Льюис понял намек, встал и помог подняться своей спутнице.

– Вообще-то, – уточнила она, – мы остановились в «Хиллтоп-Хаус» – отсюда рукой подать.

Шапиро покачал головой.

– Я не это имел в виду, – туманно пояснил он. – Вам предстоит долгий путь в темноте.

Проводив гостей к выходу, Шапиро открыл дверь и ненадолго задержался.

– Пристегните ремни, – сказал старик и исчез за закрывшейся дверью.