Синдром МакЛендона

СЛУЧАЙНАЯ ВЕЧЕРИНКА, ИЛИ ЗАСАДА В ПРОМОЗГЛОМ БАРЕ

Всего через несколько столиков от меня Динки-пианист пытался разучить мелодию «А время идет…», но только безнадежно портил оригинал.

Я вытащил из чашки бразильский орех и расколотил его колотушкой, позаимствованной для такого случая у бармена. На чашке с одной стороны была наклейка гриль-бара «Гарцующий пони», а с другой — надпись «Беличий корм».

Стакан с коктейлем скользнул по столу, дважды крутнувшись вокруг своей оси, и картинно остановился точно у моей правой руки.

— Привет, Гарри, — бросил я, даже не глянув в ту сторону.

Гарри, владелец «Гарцующего пони», оперся локтями о столик, ощутимо дрогнувший под его весом, и довольно ухмыльнулся.

— Привет, адмирал.

С ног до головы одетый во что-то ярко-зеленое, Гарри вполне мог сойти за нижнюю половину весьма крепкого дерева. Самые неожиданные части его зеленого костюма были украшены бахромой, напоминавшей листья, но это лишь ненамного усиливало впечатление.

Я бросил ему орех.

— Это тебе от странника Маккея, о тучный трактирщик, помнящий свое имя только потому, что люди целыми днями выкрикивают его.

Гарри почему-то очень любит подобную манеру обращения и ничуть не обижается, когда я так с ним разговариваю. Его лицо разъехалось в разных интересных направлениях.

— Принято, Кен, — хмыкнул он, с трудом втискиваясь в стандартное кресло. — Что они там затевают?

Я вздохнул:

— Да уж что-нибудь да затевают, Гарри.

За три путешествия на Мир Шайлера я провел немало времени в баре у Гарри и вполне ознакомился с наиболее явными его странностями. Я ткнул большим пальцем в потолок.

— Ты же понимаешь, Гарри… Ты вот величаешь меня «адмиралом», а бродячий корабль, к экипажу которого я имею несчастье принадлежать, скорее может быть принят за межпланетный мусор, чем за судно космического флота, и раз ни моя гражданская карьера в качестве космического странника, ни военная карьера в качестве резервиста, судя по всему, не дают многообещающих побегов…

Гарри терпеливо слушал. Я махнул рукой:

— Ладно, оставим это…

В глазах Гарри проскользнуло глубокое разочарование. Гарри знает, что я — мичман запаса военного флота, и это, видимо, придает мне в его глазах больше веса, чем имеет большинство его клиентов. Гарри обожает все военное, а людей, которые ему нравятся, любит повышать в звании на ранг-другой — в моем случае от мичмана до адмирала. Таков Гарри — несостоявшийся кочегар фотонной топки. Я постарался загладить неловкость.

— Вот что, Гарри, кинем кости — и я ставлю тебе двойной или ничего не ставлю.

Мы бросили его игральные кости, и два коктейля были записаны на мой счет.

— Тебе не стоит так строго относиться к «Шпигату» — не так уж он плох, — любезно возразил Гарри.

— Орбитальный мусор ему и в подметки не годится, — согласился я.

Он пожал плечами:

— Я удивился, увидев тебя сегодня. Мне казалось, ты говорил, что вы должны отбыть.

Я развел руками:

— Дэви Ллойд Твердобокий поменял решение в четвертый раз за эту неделю, так что мы побудем здесь еще денек-другой. Дэви Ллойд Твердозадый действует мне на нервы немного больше обычного. Хорошо бы он засунул свою трубку в какое-нибудь другое отверстие — просто так, для разнообразия.

— Это славно, что ты решил заскочить ко мне. А то я уж подумал, что ночка будет совсем скучной. Молодец, — похвалил он меня, сумрачно глядя на одного из клиентов, которому вдруг пришло в голову, что именно в эту минуту выпивка ему больше ни к чему.

— Я так мечу кости, что ты еще должен мне приплачивать, когда я к тебе захожу, — заявил я в ответ. — Кстати, по дороге я заглянул к Каллахэну, чтобы оценить пивко твоего конкурента, но Элайн О'Дей уже заняла ту сырую дыру по праву старшинства, намереваясь обласкать все, что способно ходить, летать или ползать.

— Знаешь, Кен, я всегда думал, что экипажи кораблей едины, как песчинки в цементе, — заметил Гарри.

Я вздрогнул.

— Наверное, ты позабыл об Элайн. Так или иначе, мои сослуживцы не особо норовят залезть друг другу в душу, а О'Дей отнюдь не была бы первой, с кем я бы согласился нести вахту, если бы меня спросили.

— Ах, вот оно как. Тогда она вряд ли будет и второй, если тебе позволят выбирать, — протянул Гарри, явно вспомнив одно из моих немногословных высказываний в ее адрес. — Я тут приготовил свежую порцию рагу, хочешь попробовать?

— Нет, спасибо! — Это чертово рагу Гарри готовит из тех частей бычьей туши, с которыми любой бык согласится расстаться в самую последнюю очередь. Я поспешил взять еще один орех. — Почему ты раздаешь их даром?

Гарри так старательно пожал плечами, что «листва» на его костюме чуть ли не ветер подняла.

— Пакеты, в которых можно было бы продать хоть горстку этого дерьма, стоят больше, чем сами орехи. Я просто прибавляю их стоимость к стоимости спиртного.

— Ну и как идут дела?

Гарри грустно покачал головой:

— Даже затраты не окупаются. Из фермеров в городе никого нет, а на орбите всего один корабль, кроме вашего, — судно Грызунов.

— Грызунов?

— Это в двух световых отсюда. Их планетка по-нашему называется Мир Деннисона. Некоторые их корабли притормаживают здесь по дороге. — Гарри указал на две темные пушистые кегли, сидевшие в другом углу зала. — Тот, который побольше, — важная шишка в консульстве.

В том, что эти крупные мохнатые существа облюбовали бар Гарри, не было ничего неестественного. Его дыра и в самом деле выглядит как настоящая нора — с потолка свисают муляжи древесных корней, а в развешанных по стенам корзинах растут грибы.

— Ну и как, нравится ему у тебя? — поинтересовался я.

Гарри наклонится поближе.

— Он жужжит, как пчелка, — доверительно прошептал бармен.

— А ты заряжаешь ему двойную цену, — кивнул я, бросая орешек в его широкую грудь.

Гарри подмигнул мне и ухмыльнулся. Гарри — мирный парень, он и мухи не обидит, если, конечно, муха сама не нарвется.

— А у тебя как дела? — вежливо осведомился он, но тут внимание хозяина заведения переключилось на небольшой беспорядок, учиненный какой-то развеселой девицей при помощи пары высоких табуретов в другом углу бара.

Динки заиграл что-то, по ритму более подходящее к ситуации, а Гарри отпихнул свое кресло и востребовал колотушку, которой я разбивал орехи.

— Кен, сегодня я сам себе вышибала, так что мне пора бежать. Да, чуть не забыл — тебя поджидает женщина, довольно приятная, если ты любишь тощих. Она спрашивала о тебе несколько раз. Ты, наверное, очень популярен.

— Ого?! Это для меня новость.

— Вон там, в темных очках, — показал он и заторопился прочь, деликатно прихлопнув по дороге одного из посетителей, который, не обращая ни на кого внимания, развлекался, играя на столе в «ножички».

Гарри поддерживает в своем заведении весьма интимный полумрак, не мешающий веселым девочкам зарабатывать себе на жизнь, и мне понадобилось некоторое время, чтобы разглядеть незнакомку. Она устроилась в дальнем углу зала с бокалом в руке — в нескольких столиках от двух Грызунов. Пепельного цвета волосы длиной до плеч, черный комбинезон с приколотой на груди большой серебряной бабочкой, изящный носик под овальными солнечными очками, которые даже в этом баре выглядели странновато. Черный цвет очень шел ее стройной фигуре, а еще больше — нежной алебастровой коже. Длинный шрам на левой кисти только подчеркивал эту невероятную белизну.

Очки были явно не на месте. Наверное, девушка заметила, как я на нее таращусь, потому что улыбнулась, предъявив богатую коллекцию зубов, расположенных гораздо лучше, чем у Гарри.

Я быстренько заглотал остававшиеся полкоктейля и заложил широкий вираж, обходя разгоравшуюся потасовку, заодно бросил и несколько монет в банку Динки. Добравшись до ее стола, я вежливо поздоровался:

— Привет, прекрасные глазки! У вас тут не занято?

Она подняла голову:

— Отнюдь, космонавт.

— Кен, — представился я, надеясь, что и дальше удастся удержаться на неформальной ноте. Как только я припарковался, Динки переключился на что-то медленное и романтичное.

— Катарина.

На столе перед ней был разложен пасьянс, еще я заметил, что на крыльях бабочки поблескивают голубые камешки.

Я не очень силен по части ускоренной съемки девиц. Наверное, она заметила мою неуверенность, потому что снова улыбнулась.

— Да, я знаю, что должна положить черного валета на красную даму, и, пожалуйста, не рассказывайте, как опасно летать в черную дыру.

Черные дыры на самом деле вовсе не дыры, никто не летает "в" них, да и сама процедура не опаснее, чем примитивный перелет на челноке. Просто эта байка хорошо зарекомендовала себя, когда надо произвести впечатление на скучающих молодых особ.

Видимо, ей показалось, что я обиделся, — ее улыбка стала еще шире.

— А теперь вы, наверное, припоминаете шуточку Гарри по поводу того, что неплохо было бы сыпануть пару-тройку кило шипучки в чей-нибудь стульчак как раз во время сеанса.

Я не мог не усмехнуться.

— Ну да. Я как раз думал, что, если бы такое случилось со мной, мне пришлось бы заложить туда же надувной спасательный плот, чтобы достойно отплатить ему.

Она усмехнулась:

— Позвольте заказать вам еще один коктейль.

— Нет-нет, спасибо. — Я считаю себя одним из друзей Гарри, а его спиртное предназначено исключительно для клиентов — у Гарри не так уж много друзей, и он ничуть не желает рисковать теми, кто есть.

— Тогда к делу. Вы Кеннет Маккей, с корабля «Туфля Рустама».

Я кашлянул.

— Более известного, как «Ржавый шпигат», — прибавила она. — Вы прибыли на Мир Шайлера четыре дня назад. Ваше второе имя — Эндрю. Вы числитесь в списках торгового флота, являетесь мичманом запаса военного флота и имеете идентификационную отметку на левом колене.

Я глянул на свои колени, а потом на ее, прикрытые салфеткой.

— А мои глаза действительно карие?

— Вы видели «Касабланку»?

— Все четыре версии, включая ту, которую ставили на лунах Юпитера. Некоторые версии я видел неоднократно, исключая ту, что была поставлена на лунах Юпитера.

Девушка вновь усмехнулась и, собрав карты, сунула их в маленькую сумочку на поясе.

— Да, я Маккей, душой и телом перед вами. Откуда у вас такой внезапный узконаправленный интерес? — осторожно проговорил я. — Вы ищете корабль?

— Представьте себе, да. — Она явно разглядывала меня из-за этих своих темных-претемных очков.

— Ах, корабль… «Шпигат» к таковым не относится.

Она и впрямь решила, что это смешно. Но в этот момент на наш стол обрушилось чье-то тело, за коим для пущей убедительности последовала чашка с рагу.

— Здесь всегда так весело? — поинтересовалась она.

Я нашел взглядом Гарри — он как раз сопровождал одного из граждан к двери и даже немного за дверь.

— Я так понимаю, к полуночи местечко оживляется. — Пожав плечами, я прибавил: — Но эту тему можно не продолжать.

Она легонько стукнула мой стакан своим.

— Договорились.

— Так какие планы вы возлагаете на корабль? — спросил я. И темные очки, и оборот, который начал принимать наш разговор, несколько раздражали меня.

— А как долго вы планируете оставаться на корабле? — выпалила она, напрочь проигнорировав мой вопрос.

— Как минимум, еще два месяца, одиннадцать дней и четыре часа, но это никому не интересно. — Я понизил голос: — Мне кажется, без очков вы выглядели бы куда более соблазнительно.

Я видел, что она колеблется. Она хотела что-то сказать, но я покачал головой. Тогда девушка сдвинула очки на лоб и отчаянно заморгала. Она не была ни слепой, ни альбиносом, сама судьба свила гнездо под ее веками. В любом случае она была гораздо интереснее, чем любой из клиентов Гарри, и я уже собирался продолжить в том же игривом духе, когда наконец-то осознал, что что-то здесь не так.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы разгадать эту загадку. При том освещении, на которое Гарри тратится у себя в баре, костюм покупать я бы не стал, но все же смог разглядеть, что зрачки ее глаз и не подумали шевельнуться.

Я обращаю внимание на подобные вещи.

— Бабушка, какие у тебя большие глаза, — протянул я. Что-то уже забрезжило, но я никак не мог собраться с мыслями.

— Они очень чувствительны к свету, — осторожно отозвалась она.

— Бабушка, какая у тебя белая, нежная кожа. Теперь она широко улыбнулась.

— Хорошая косметика и здоровый сон, — парировала она с явной неискренностью.

— Бабушка, какие у тебя большие зубы! — выпалил я, пытаясь протянуть время, чтобы спасительная догадка пришла раньше, чем я окажусь полным дураком.

Она смотрела на меня долго и внимательно.

— Они все еще растут. Все встало на свои места.

— Понял. Ты — вампир! — Я осторожно отодвинулся.

Ее лицо посетило кислое выражение.

— Синдром Маклендона.

— Ну я же сказал — вампир! — Тактичность никак не входит в число моих достоинств.

Она пропустила это мимо ушей.

— Что ты знаешь о синдроме Маклендона?

— Вообще-то совсем немного. — Хотя восьмичасовая вахта на пару с Элайн О'Дей подвигнет и неграмотного на прочтение «Войны и мира». — Маклендон развивается под воздействием бацилл, похожих на бациллы проказы. От обычного заболевания этот синдром отличается необычной замедленностью. Как правило, все клетки человека в последний раз полностью обновляются в начале периода полового созревания. В то время как микроб Маклендона провоцирует неоднократную замену клеток в возрасте, когда люди уже вполне взрослые.

— Достаточно верно.

— После того как некоторые газетки развопились об этом ужасе, я заинтересовался и прочел доклад Маклендона, кажется, он был в «Медицинском вестнике Новой Англии». Кое-что застряло в памяти. Он описал это заболевание как настоящий источник вечной молодости, имеющий, правда, несколько недостатков: снижение порфирина, сверхчувствительность к солнечному свету вплоть до саркомы кожи, аллергии, которых я не пожелал бы и своей бывшей жене, и еще кое-что.

Она кивнула.

— Хотя ты не совсем граф Дракула и тем более не ужасный Влад, благодаря твоему признанию наше знакомство предстает в новом свете. Насколько я помню, Маклендонов микроб воздействует на разных людей с разной силой, и для некоторых его пациентов кровь была единственной пищей, которую они могли удержать в желудке. Читая сноски, я понял, что один или двое наблюдаемых были не очень уверены в том, как они заразились.

— И?… — спросила она, поставив локоть на стол и подпирая ладошкой подбородок.

— Ах да. Подозреваю, что если отправлю тебя в санитарную инспекцию, то всего лишь выполню свой гражданский долг, — закончил я, стараясь, чтобы мой голос звучал достаточно спокойно.

Моя дама с самым довольным видом подытожила:

— Меня упекут в карантин на всю жизнь, а тебя — как минимум на полгода.

— И то верно. Это ведь Мир Шайлера. — На всем белом свете существует немало мест, где я провел бы полгода с гораздо большим удовольствием.

Повыбрасывав на улицу вечернюю норму тел, Гарри, пританцовывая, подошел к нам, чтобы заполнить возникшую в разговоре паузу.

— Ну, как вы тут, голубки?

— Если скажу — не поверишь, — предположил я. Гарри подмигнул:

— Она — что надо, Кен. Я ей все о тебе рассказал.

— Все? — удивился я. Гарри кивнул:

— Аха.

— Начинаю этому верить. Может, попозже подойдешь?

— Конечно, конечно, — ухмыльнулся Гарри и, помахав рукой, отошел.

— Гарри знает, что ты вампир? — задумавшись, спросил я Катарину.

— Нет. Честно говоря, ты — первый, кто догадался.

— Отлично! Приятно было поговорить, но я не выношу вида крови, тем более своей собственной, к тому же чую — приближается очередной приступ амнезии. Да и мамочка не велела мне болтать с людьми, которых я встречаю в барах, — поднимаясь, произнес я.

— Тебе не о чем беспокоиться, — совершенно серьезно заявила она. — К этому заболеванию имеют генетическую склонность менее трех процентов людей.

— Ну да, только Маклендон так и не выяснил, какие именно три процента, а мне что-то неинтересно узнать, насколько мне везет.

Тонкими длинными пальцами она мягко взяла меня за запястье.

— Да сядь же! Не укушу. Вопреки здравому смыслу я сел.

— Обещаешь?

— Обещаю. Перекрести мне сердце и надейся вбить в него когда-нибудь осиновый кол. — Она склонила голову набок. — Расскажи мне про «Шпигат».

Сколько вампиров могут похвастаться красивыми ногами и чувством юмора? Я успокоился и начал рассказывать.

— А что ты хочешь узнать? «Шпигат» принадлежит к классу «Кобольд», имеет тысячу сто метров в длину и пять трюмов. Он был построен на верфи «Блом унд Фосс» на Луне девятнадцать лет назад и достиг своего настоящего плачевного состояния путем медленного, но верного износа. Его капитан, Дэви Ллойд Твердобокий, взял его на аукционе четыре года назад, когда всем стало ясно, что «Звездные линии» полностью обанкротились. С той поры «Шпигат» весьма красноречиво описывается как угроза для безопасной навигации, а точнее — как ведро запчастей, перемещающихся в одном направлении единой кучей. Мы перевозим самые разнородные грузы в такие места, где люди не сразу догадываются о состоянии нашего корабля.

Катарина кивнула. Я пожал плечами:

— В условиях неустойчивой гравитации, как здесь, на Мире Шайлера, наше корыто вполне конкурентоспособно. В этот раз, например, мы выгрузили несколько тонн всяких тайских мелочей, а загрузили гуано и какое-то барахло местных умельцев.

— И с чего же берется прибыль? — с самым невинным видом осведомилась она.

— Честно говоря, не так уж она и велика. Я, как пилот, имею большее вознаграждение, чем Дэви Ллойд — прибыли с корабля. После выплаты процентов по кредиту мы получаем долларов десять с тонны.

Девушка едва заметно улыбнулась.

— А плата за погрузку вас не разоряет? Я покачал головой:

— Чтобы отгрузить что-нибудь твердое с малой плотностью, все, что требуется Шайлеру, — это платформа на стационарной орбите, лебедка, насос и тридцать километров четырехсантиметровой вакуумной трубы. Так что цена подержанного парашюта, на котором товар летит вниз, даже больше, чем мы платим, чтобы засосать что-либо с поверхности.

— Навоз?

Я снова пожал плечами:

— Это равноценный обмен. Мы-то знаем — то, что мы сюда привезли, вообще ни на что не годится. И если жители Шайлера этого пока не знают, так скоро догадаются, потому-то я и думал, что Дэви Ллойд Твердобокий смоется отсюда еще вчера, если не раньше.

— А Дэви Ллойд Твердобокий?

— Твердозадый. Он невыносим, даже когда пытается проявить вежливость, что бывает крайне редко. Дэви Ллойд принадлежит к людям, которые являют собой явное исключение из теории о том, что все были сотворены равными. Наш кораблик вполне может летать и сам, что делает его способности «руководить» экипажем просто неописуемыми. Я частенько рассуждаю на темы его словесных и деловых промахов, к пущему удовольствию Гарри — так он узнал немало новых слов, при помощи которых можно всласть поизмываться над клиентами. — Я пристально посмотрел ей в лицо: — Позволь задать неловкий вопрос — раз вампиру так же трудно пройти портовый контроль, как, к примеру, бывшему убийце, каковым, возможно, ты тоже являешься, как же ты все-таки выбралась в космос? Космонавты, как класс, весьма склонны к предубеждениям против неизлечимых, непредсказуемых заболеваний.

Катарина вытащила из сумочки на поясе пластиковую карточку и, пустив ее по столу в мою сторону, отвернулась.

Я поднял писульку. Она оказалась карточкой члена Гильдии космонавтов, точно такой же, как у меня, за одним исключением — там было вытиснено слово «стажер». Она была космонавтом. Я громко присвистнул, глядя на девушку.

— И ты еще спрашивала, сколько нам стоит отгрузка? Ладно. А как же ты… Черт. Можешь не говорить.

Она кивнула:

— Вечерняя школа.

— Я не мог не спросить. То есть — почему космос?

— Я решила, что это самая подходящая профессия. Никакого солнечного света. Подходящая температура. Тихо, мирно. Да еще и звезды над головой — романтика.

— Жилищные условия отвратительные, плата и того хуже, а через полгода вахты вместе с Элайн О'Дей у меня и самого начинают слезиться глаза. Я так понимаю, не все бы согласились, что это самая подходящая для тебя профессия.

— Когда я начинала работать, у меня еще не было Маклендона. Я заполучила синдром, когда попала сюда, потому и застряла, — объяснила она.

Я открыл рот и снова закрыл его.

— Понял.

Она улыбнулась и снова посерьезнела.

— Кен, мне очень нужна работа. Я не собираюсь сгнить в этой крысиной норе.

— Здесь что, кладбищ нет?

— Глупая шутка. Если я не уберусь отсюда в ближайшее время, мне придется идти сдаваться. Мне очень нужен корабль.

— Похоже на правду. Порт и городок Шенекта-ди на чудесном Мире Шайлера богаты на забавы — пьянство, драки и распутство, именно в таком порядке. Но почему ты обратилась ко мне? Почему бы не попробовать наняться к кому-нибудь напрямую?

Она опять улыбнулась — само очарование — и держала паузу достаточно долго, чтобы я смог понять, насколько идиотский вопрос задал, особенно если принять во внимание, что сам-то я худо-бедно был знаком с Твердозадым. Девушка долго глядела на меня, и я успел оценить все, чего не было у Элайн О'Дей. Потом она спросила:

— Разве у меня был бы хоть один шанс, Кен? Думал я не долго.

— Извини, — протянул я. — Даже если бы ты горела желанием помочь нам от нечего делать перетряхнуть весь навоз и даже если бы наш капитан захотел тебя взять, в чем я сильно сомневаюсь, наш корабль не предназначен для перевозки пассажиров. Экипаж у нас полностью укомплектован — четыре парня и четыре девочки, хотя иногда и бывает трудновато разобрать, кто из них кто. Нам просто некуда было бы тебя посадить.

— Но если что-нибудь переменится, ты замолвишь за меня словечко? — умоляюще попросила она.

«Шпигат», конечно, не подарок, но я и Элайн готов стерпеть, и даже позволил бы вывалять себя в манной каше и вывесить так сушиться, лишь бы не остаться лишних пару минут на Мире Шайлера.

— Я-то могу, но, имея выбор, Твердозадый скорее оставит меня с тобой, чем возьмет тебя со мной, если ты понимаешь, о чем я. К тому же я сомневаюсь, что мы задержимся здесь больше чем еще на день.

— Понятно. — Катарина забрала свою карточку и на обороте салфетки написала свое имя и номер телефона. — Если вдруг что-нибудь переменится, позвони?

Я взял салфетку двумя пальцами, силясь вспомнить, обязательно ли надо быть укушенным в шею, чтобы заполучить Маклендона.

— Можешь смеяться, — фыркнула она, — но считается, что у меня есть некое внутреннее зрение. Можно называть это предчувствием.

— Ну, ладно. Вот что я тебе скажу. Если возможность появится, я тебя не позабуду, но особо усердствовать не собираюсь.

Она улыбнулась, я тоже улыбнулся. Потом оглядел бар и с тоской представил себе очередной полугодовой период воздержания на корабле. По пути к выходу я высыпал в банку Динки очередную пригоршню монет и обронил:

— Сыграй-ка «А время идет…», Динки.

— Еще раз? — удивился он.

В глубине зала моя вампирша даже привстала со стула.

— Да ты, парниша, в первый раз и не сыграл вовсе.

Я вознаградил ее прощальным салютом и вышел.

Посетив маленькую комнатку с надписью «Существа мужского пола», на выходе я задержался, чтобы полюбоваться вывеской Гарри. «Гарцующий пони» расположен в доме номер 7 по Эскимо-стрит, аккурат между ссудной кассой и автоматической прачечной, о которой идет весьма дурная слава. С другой стороны ссудной кассы расположилось похоронное бюро, и маленькая табличка указывала: «Мужик в соседнем доме любого поставит на ноги».

Веселенький городишко Шенектади никогда не засыпает, и я зашел в несколько круглосуточных лавочек за сувенирами, фруктами и прочими местными поделками. Кто-то на «Шпигате» испортил корабельный кофейник, и я купил маленький кофейничек для себя, а также бросил несколько монет в игровые автоматы, стоявшие прямо на тротуаре, чтобы посмотреть — может ли мне повезти еще меньше. Так и случилось, но не сразу. Спустя каких-то четыре часа я сидел со своим сослуживцем Фридо Кандлом в ночном суде местного магистрата, наблюдая, как Элайн О'Дей заканчивает свой выходной.

Лучше всего Элайн О'Дей охарактеризовал бы набор весьма нелестных эпитетов, приходящих на ум при описании привычек и убеждений невинного поросенка. У Каллахэна, по-видимому, сегодня было скучновато, потому что она в конце концов попыталась уложить какого-то клиента прямо на стол, хотя он и сопротивлялся. Даже на Шайлере это считается подсудным делом. И если бы половина полицейских патрулей городка не осчастливила бы своим присутствием службу — то есть не проводила бы время за стаканчиком в том же баре, все могло бы кончиться совсем плохо. А так бар всего лишь выставил счет за разбитое стекло.

Судья Осман, ночной полицейский судья, был весьма дородным господином с розовыми щеками и огромными седыми усами, вдобавок во время слушания дела он не переставал улыбаться. После того как пострадавшие подустали проклинать Элайн, он дважды стукнул своим молоточком и сложил руки на груди.

— Госпожа О'Дей, пожалуйста, встаньте, чтобы выслушать приговор сего достопочтенного суда.

Защитник Элайн встал и подтолкнул свою подопечную.

— Госпожа О'Дей, я объявляю вас виновной по многим статьям, которые были вам предъявлены, и по некоторым другим тоже. Присуждаю вам штраф в размере ста долларов в эквиваленте местной валюты за непристойное поведение, еще сто долларов — за учинение беспорядков в общественном месте, пятьсот — за оскорбление всех и каждого офицера при исполнении ими служебных обязанностей, десять — за антиобщественное поведение, выразившееся в раздевании непосредственно перед вышеупомянутыми противоправными действиями; эти штрафы должны быть уплачены достопочтенному суду. Также обязываю вас выплатить владельцу упомянутого заведения компенсацию понесенных им убытков, а также возместить материальный и моральный ущерб пострадавшим лицам. Наконец, я приговариваю вас к шестимесячному тюремному заключению за умышленное повреждение частной собственности, предоставляя тем самым вам возможность поразмыслить о своих многочисленных злостных правонарушениях. Вы понимаете меня? Очень хорошо.

Кандл, один из двух птенчиков, недавно взятых на «Шпигат», — он только что закончил обучение, — повернулся ко мне:

— Меня всегда убивало, какой разброс в расценках за противоправные действия принят на подобных планетках. А что дальше, Кен?

— Госпожа О'Дей, пусть ваш адвокат подойдет к столу суда, — напевно проговорил Осман.

Я прошептал Фридо:

— Сейчас он приостановит приведение в действие приговора по тюремному заключению, потом прочтет Элайн нравоучительную лекцию, а она издаст соответствующие звуки, означающие раскаяние, — ее адвокат сделал уже почти все, только что не дал судье взятку прямо в суде.

Чего— чего, а раскаяния в голосе Элайн могло бы быть и побольше, как раз в этот момент она выпалила:

— Ах ты, толстопузое свиное дерьмо!

Адвокат судорожно попытался зажать ей рот рукой, но слово не воробей. Не стоит говорить такое правоверному мусульманину, да еще в момент вынесения приговора. С лица Османа как будто смыло кукольную улыбку, хуже того — оно сплошь покрылось разноцветными пятнами.

— О нет! Этого и святой Николай не выдержал бы, — прошептал Кандл.

Я глянул вниз — не разверзлась ли бездна под моим стулом. А откуда-то из другого угла зала суда высказалась, и весьма громко, еще один член нашего экипажа, Аннали Макхью:

— Боже, она же все испортила! Обкурилась до чертиков! Элайн, ты спеклась!

— Бейлиф, уведите заключенную — она должна отбыть полное наказание, и без послаблений! Суд окончен, — проскрежетал судья сквозь зубы. Он поднялся и ушел, шурша черной шелковой мантией. Адвокат, который благоразумно взял деньги вперед, тоже исчез.

Когда мою былую напарницу — в цепях и изодранной одежде — уводили из зала, Фридо крикнул:

— Эй, Элайн! Можно я возьму твое стерео, пока тебя нет?

И даже наш Дэви Ллойд Твердобокий — высокий и неповоротливый, словно его вытесали из куска железного дерева тупым топором, — и тот пришел в замешательство.

— Вот это да! — бормотал он, пока мы собирались вокруг. Он был так разозлен, что стал почти похож на человека. — Вот это да! Начальник порта ни за что не выпустит нас на орбиту, если мы не найдем ей замену.

Стоявшая рядом с Твердобоким Розали Дайкстра скорбно поддакнула:

— Даже слепой начальник порта не выпустит такое старое корыто, как у нас, если экипаж не будет полностью укомплектован.

Как— то я встречался со здешним начальником порта, капитаном третьего ранга Хиро. Может, особым умом он и не блистал, но слепым явно не был.

— Не сомневайся, — проскрипела Аннали Макхью. — Флотские, которых засылают в такую дыру, как эта, слепо придерживаются инструкций, иначе они рискуют застрять здесь навсегда. — Макхью знает, что говорит, она ж у нас сержант запаса, что наглядно подтверждает желтоватый цвет лица и вечное ворчание. Она оглядела всех нас и спросила: — Ну и где ж мы выкопаем кого-нибудь?

А Дайкстра так и стояла с открытым ртом — видимо, она никак не могла переварить тот факт, что, оказывается, можно угодить в тюрьму только за то, что ломаешь мебель в баре и дерешься с полицией — она тоже очень любила проводить время именно так.

Наш греческий хор хранил молчание.

Второй наш новичок — Вайма Джин Спунер, довольно упитанная девица с постоянным клеймом унылой тоски на лице, Питер Пауль Рубенс, пожалуй, по пьянке мог бы изобразить что-то подобное. А ее вечно ухмыляющийся напарник по вахте, Кандл, выглядел просто тупым.

— Такие люди, как Элайн, должны иметь при себе лицензию, разрешающую вести себя по-дурацки, — заявил он, подлив тем самым масла в огонь.

Макхью свирепо глянула на него:

— Господи, да если бы я имела право продавать лицензии на глупость на этом корабле, я бы озолотилась, отдавая их по десять баксов за штуку. А ты бы, Кандл, у меня прямо здесь парочку прикупил!

— Прекратите, вы двое! Это серьезно! — проревел Твердобокий.

— Это оскорбление! — порывисто выдохнула Розали Дайкстра, разглядывая пятна на потолке. Я не совсем понял, кого она имела в виду.

Единственный член экипажа, которого не было сейчас с нами, — Берни Бобо. «Бо-бо» в корабельных документах числился как помощник капитана, что очень веселило всех, кто об этом знал. Мы оставили его нести вахту на борту «Шпигата». Что было единственным плюсом в сложившейся ситуации, который приходил мне в голову.

Я оглядел зал суда и в дальней части его обнаружил мою недавнюю знакомую — она прямо-таки сияла.

— Черт, — пробормотал я, — у нее и впрямь развито ясновидение. — Поймав взгляд Твердобокого, я вручил ему салфетку Катарины. — Дэви Ллойд, по счастливому совпадению, вон та дама в темных очках — космонавт-стажер, ей не повезло, и сейчас она ищет работу. Позвольте предложить вам ее кандидатуру, правда с одной оговоркой.

Он взял салфетку и что-то проворчал. Потом вернул ее мне и прошелся взглядом по ногам Катарины.

— С какой оговоркой? — без особого любопытства прорычал он, ну просто сама любезность.

— У нее синдром Маклендона, — сообщил я, ожидая, что наступит мертвая тишина.

— А-а. Если это все — значит, дело решено, — отмахнулся Дэви Ллойд; видно было, что он совершенно не представляет, о чем идет речь.

Букет голов вокруг закачался вверх-вниз. Спунер и Кандл внесли свой вклад в торжественность момента, толкая друг друга коленками. Я понял, что мне никогда не удастся постичь всю глубину способностей Дэви Ллойда к творческому идиотизму; мне же и в голову не могло прийти, что статьи по синдрому Маклендона вполне могут и не публиковаться в тех журналах, которые он читает.

И только брови Макхью сдвинулись к переносице.

— Погоди-ка, а как она здесь очутилась? Этот синдром Маклендона заразный или что? — Аннали Макхью была не очень начитанна, но, похоже, когда раздавали мозги, она прихватила не только свою долю.

Я выразительно закивал:

— Или что.

Дэви Ллойд нахмурился, проявляя именно те качества хорошего руководителя, которые сделали его известным во всей освоенной Вселенной.

— Так вот, Маккей, твоего напарника посадили, тебе и испытывать судьбу, пока мы не доберемся до Новой Бразилии и не сможем взять кого-нибудь еще.

Пока я оглядывался в поисках какого-нибудь другого Маккея помимо себя, Аннали Макхью удовлетворенно сложила руки на груди и кивнула.

— Кен, скажешь девчонке, что она внесена в списки и летит с нами, — прибавил Дэви Ллойд. — Я подумываю, что неплохо было бы ускорить наш отъезд, так что мне надо, чтобы она была на борту челнока с вещами через час. Как, ты сказал, ее зовут?

Я глянул на салфетку. Ее полное имя, написанное аккуратным почерком, было Анна Катарина Линдквист, и черт меня подери, если я буду представлять капитану шведскую вампиршу! Но пока я стоял, разинув рот и подняв вверх указательный палец, мои сослуживцы промаршировали на выход.

Откуда ни возьмись, за моей левой лопаткой возникла Катарина.

— Привет, Кен. Если тебя это может утешить, единственный член Гильдии космонавтов, которого я знаю на Шайлере, отбывает здесь пятый год из семилетнего срока за драку в общественном месте и нанесение тяжких телесных повреждений. Боюсь, судья Осман не пожелает расстаться с вашей О'Дей ни за деньги, ни за все иные блага.

— Похоже, ты все правильно поняла. Ну что ж, добро пожаловать, — поприветствовал я своего нового напарника, не испытывая никакого восторга.

— Вот и молодец, Кен. Не хочешь помочь мне собрать вещи?

Я вежливо отказался:

— Ведь знал же, что разговоры в баре ничем хорошим не кончаются. Тем более, разговоры с вампирами. Не понимаю, как ты это сделала, но, если когда-нибудь узнаю, шкуру с тебя точно спущу.

Она поправила выбившийся из прически локон и ласково улыбнулась.

— Ладно, тогда скажи, почему ты решила поговорить именно со мной? Разве ты не рисковала?

— Риск был сведен до минимума. Можешь винить во всем Гарри. Он сказал, что ты неплохой парень для отставного вояки. — Она потянулась, чтобы похлопать меня по плечу, но передумала. — Еще он сказал, что ты не любишь врать и не любишь людей, которые врут.

Это было достаточно верно, чтобы я обиделся.

— Напомни мне послать Гарри букет цветов.

— Всяк цветок знай свой шесток? — усмехнулась она. Люди, выходящие из зала, уже косились на нас.

— Черт, только не каламбуры, я их не выношу, — буркнул я и вяло пояснил: — Даже если бы каламбуры считались шутками, это все равно были бы самые примитивные формы юмора из всех известных разумным существам.

Я прямо чувствовал, как за этими черными очками загорелись ее глаза.

— Знаешь, Кен, мне начинает казаться, что мне понравится лететь с вами, — промурлыкала она.

Направившись по авеню Чинко-де-Майо в ее гостиницу, мы преодолели весьма плотный поток граждан, которые не то начинали, не то заканчивали свой трудовой день. Ей понадобилось всего несколько минут, чтобы сложить вещи. Завернув за угол снова на Эскимо-стрит, я чуть не споткнулся, увидев два пушистых существа, бок о бок шагавшие нам навстречу.

На них были воротнички и манжеты, черные визитки, серые в мелкую полоску галстуки и брюки. На заостренных маленьких личиках сидели широкие солнечные очки. Макушку того, который повыше — около полутора метров ростом, — увенчивал весьма ненадежный убор, напоминавший метелку из перьев для сметания пыли. Второй был примерно на полметра ниже. На голове его красовался котелок, поля которого были опущены над глазами.

— Они похожи на тех крошек, что мы видели в баре Гарри, — прошептал я.

— Наверное, это они и есть. Хочешь, узнаю? — шепнула она мне в ответ.

— Да не то чтобы… — начал я.

Но моя спутница уже подошла к ним поближе и сделала реверанс.

— Добрый вам день. Если мне будет позволено представиться, я — Катарина Линдквист, а это мой друг — Кен Маккей. Вы похожи на двух достопочтенных существ, которых мы заметили вчера в баре «Гарцующий пони», и нам интересно, действительно ли это были вы?

Высокий немного отшатнулся и поправил галстук.

— Мы и в самом деле были вчера вечером в «Гарцующем пони». Позвольте и мне представиться. Я доктор Бобр, посол 'Пликсси*. — После чего он представил нам и того парня, который был пониже, произнеся нечто вроде «Чивс».

Маленький Грызун вытянулся по струнке и провозгласил:

— Я телохранитель и личный секретарь Его Округлости. — У Чивса был отрывистый альт, тогда как у Бобра — скорее меццо-сопрано.

— Очень приятно познакомиться, — проворковала Катарина, протягивая руку.

— И мне очень приятно, — чирикнул Бобр, осторожно беря ее ладошку и изображая поклон, посильный фигуре, имеющей форму пивной бутылки. — Пожалуйста, называйте меня Баки — я настаиваю. Мы не встречались с вами раньше?

Он слегка повернул голову к Чивсу, который важно покачал головой.

— Ну вот, — продолжал он, — как говорил настоящий Баки: «Новые друзья подобны солнечному свету поутру. Весь день потом кажется светлым». Мы чрезвычайно рады знакомству с вами.

— Да-да. Чивс и Баки, — проговорил я, гадая, быть может, мне тоже стоило сделать реверанс?

— Дорогой Кен, да? — спросил Бобр. — Вы знаете, хотя мы, Грызуны, как вы нас называете, ориентируемся главным образом при помощи зрения, я имею немалый опыт в распознавании обонятельных черт человеческих существ, и сейчас я чувствую, что вы распространяете запах замешательства. Мой нос очень чувствителен.

— Действительно, Баки, — промямлил я. — Я все думаю о ваших именах. Они кажутся мне знакомыми.

— Ну конечно, так оно и есть. Язык!Пликсси* состоит в основном из отрывистых свистов и смычно-щелевых звуков. Человеческие существа не часто могут оценить поэтическую прелесть нашего языка. В нем есть некоторые звуки, как, например, совершенно очаровательный короткий шипящий посвист в конце слова !Пликсси*, на которые вы, человеческие существа, по непонятной причине вообще не обращаете внимания. Вследствие этого обычно те из нас, кто имеют дело с человеческими существами, выбирают себе человеческие имена. Я лично был крайне очарован сложными философскими и этическими построениями, которыми так богат контекст множества рассказов про Баки-Бобра; вот в его честь я и решил взять себе такое имя.

Я кивнул. Все это, в общем, было вполне понятно. Помнится, встречал я одного китайца, с которым вместе летал, который просил, чтобы мы называли его Шерман.

— Кажется, у вас очень интересный язык, — вежливо заметил я.

— Весьма и весьма, друг Кен, — немедленно откликнулся Бобр. — В английском да и в других индоевропейских языках обозначения реального времени, передающиеся при помощи различных грамматических категорий глагола, и различия между стабильными по своему существу существительными и глаголами, меняющими свое значение, способствовали созданию прекрасной литературы. В !Пликсси*, наоборот, падежные окончания в большой степени зависят от того, виден ли предмет или действие, о котором говорится, говорящему и тому, к кому он обращается, а также от того, является ли происходящее действие постоянным или кратковременным.

Маленький Чивс издал горлом едва слышный звук и вытащил из кармана большие часы. Когда это не подействовало, он быстро, но весьма красноречиво провел рукой по горлу.

— Ах да, я почти забыл, — всполошился Бобр. — У нас на сегодняшнее утро назначена встреча с начальником порта капитаном Хиро, и мы должны поторопиться, иначе опоздаем. Тем не менее я очень рад был познакомиться с вами и надеюсь, что мы продолжим наше знакомство.

— Хм-м, разумеется, — внес и я свой вклад в разговор.

— Вряд ли, — возразила Катарина. — Мы с Кеном улетаем сегодня в космос и, скорее всего, больше сюда не вернемся.

— Какая жалость. Но, как говорил Баки: «Удовольствие от недолгого разговора подобно свету маяка в штормовую ночь». — Он подергал носом. — Странно, я чувствую, что вы двое недавно ссорились. Вы являетесь супругами?

— Только не это, — пробормотал я.

— Жаль. Однако, как говорил Баки: «Некоторые люди слишком тактичны, чтобы жениться». От своего имени и от имени Чивса я должен сказать вам, что мы были счастливы познакомиться с вами и я скорблю, что наше недолгое знакомство должно завершиться так внезапно.

Чивс крепче сжал локоть Бобра, приподнял свой котелок и изобразил легкий поклон. На сем они и удалились.

Глядя им вслед, я заметил, что задние швы у них на брюках немного расходились в стороны, выпуская маленькие рудиментарные хвостики, похожие на медвежьи. Бобр весьма легкомысленно помахивал своим хвостиком.

Я посмотрел на Катарину.

— Баки-Бобр?

— Ты разве не читал рассказы про Баки-Бобра?

— Конечно читал. Я прочел все одиннадцать томов, но мне тогда было всего девять лет. И почему я не прочел свой гороскоп на это утро? Интересно было ли там что-нибудь подобное?

— Мне больше всего понравилась сцена с карманными часами. Я сразу вспомнила «Алису в Стране чудес», — мечтательно проговорила Катарина.

Я закашлялся и, повернувшись, чуть не налетев на тщедушного парня, который помахал перед самым моим лицом связкой бус.

— Эй, мужик, тебе надо купить бусы. Ручная работа, очень красивые. Смотри, какая текстура, — затараторил он, сунув свой товар мне прямо под нос. Волосы у парня были подстрижены очень коротко, и, похоже, при помощи геля он поставил их торчком. На нем были сандалии, солнечные очки с широкими дужками и лиловый балахон-дашики, за который на более цивилизованной планете его бы давным-давно арестовали из одних эстетических соображений.

— Сначала Белый Кролик, а теперь вот Шляпный Болванщик, — вздохнул я, ни к кому конкретно не обращаясь. Из-за такого обилия черных очков я скоро мог стать совершенным параноиком. — Послушай, нет, спасибо. Мне не нужны бусы. — Я двумя пальцами немного отодвинул его, чтобы, оказавшись на некотором удалении, дать понять, что хочу закончить разговор.

Но парнишка опять чуть ли не вплотную придвинулся ко мне.

— Нет-нет! Такие бусы! Вы же козмонавт? Вы похожи на козмонавта. Вы идете на свой козмический корабль? У вас красивая госпожа, как же вам без бус. Отличное качество, и только для вас отдам задешево. — Одним быстрым движением он накинул нитку мне на шею, и я был вынужден обратить внимание, что совсем недавно он ел лук.

Катарина стояла рядом, тихонько веселясь. Я взял парня за руку, стянул бусы с шеи и вложил их ему в ладонь.

— Да, я космонавт. Да, я должен успеть на свой космический корабль. Нет, мне не нужны бусы. Особенно именно для этой дамы. Тем более от тебя. Даже задаром. Даже если ты мне приплатишь. Сейчас как раз подходящее время, чтобы разозлить меня. Читай по губам: «Нет! Бусы — нет!» — Я вытер руки о штанину и повернулся, чтобы уйти.

Парень аж подпрыгнул на месте, выкрикивая страшные угрозы. Я оглянулся в поисках Катарины и потому вовремя заметил, как она скользнула за спину парня и, надавив ему левой рукой на плечи, правой заломила его руку за спину.

— Ну все, Клайд, повеселились и будет. Теперь верни благородному господину кошелек, который ты взял.

— Благородная леди, не знаю, о чем вы говорите, честное слово… О-о! Больно! — заверещал Клайд.

— Думаю, для этого и делается, — заметил я. — Ого, эта штука и впрямь похожа на мой бумажник.

Катарина радостно улыбнулась и усилила давление.

— А теперь, Клайд, верни джентльмену бумажник, или мы проверим, удастся ли тебе твоими ловкими пальчиками почесать макушку со стороны спины.

— Меня зовут не Клайд… Ой!

— Если тебя зовут не Клайд, предлагаю быстренько поменять имя, — ухмыльнулся я, забирая бумажник из его слабой руки и пересчитывая наличные.

— Клайд! Рад был познакомиться с вами, господа! Извините за недоразумение… Ой!

Утренняя толпа обтекала нас, ничуть не интересуясь происходящим.

— Как здесь наказывают карманников?

— Согласно реформированному исламскому закону, кажется, на первый раз они делают предупреждение. На второй раз отрубают руку. Так, Клайд?

Скрюченный Клайд закивал так рьяно, как только мог в сложившихся обстоятельствах.

— У тебя не было первого предупреждения, а, Клайд? — промурлыкала Катарина.

Клайд начал немного потеть.

— Ну, было. Они меня взяли. Это была сущая пытка. Эти копы, они меня просто невзлюбили.

— Понимаю. А мы? — поинтересовался я.

— Эй, мужик, мне нужен только один шанс, чтобы исправиться. Вы меня отпускаете, и я ни на шаг не отклонюсь от прямого пути всю оставшуюся жизнь. Никогда даже и не посмотрю ни на чей бумажник. Честное слово, милая дама. Вы меня отпускаете — я вам тогда даже бусы подарю. Я больше так не буду.

— Как ты думаешь? — спросил я Катарину.

— Ну так и быть, в последний раз. — Она придала ему должное ускорение коленом. — Послушай, Клайд, мы с этим благородным господином должны успеть на десятичасовой челнок, чтобы добраться до «Ржавого шпигата». Если ты попадешься мне на глаза до того момента, как мы погрузимся в челнок, тебя точно прозовут Одноруким.

— Эй, господин, благодарю тебя от самой глубины сердца и до кончиков ног. Благодарю ваших матерей и отцов. Благодарю незамужних тетушек ваших бабушек… — завел Клайд, отбивая поклоны на улице.

— Эй, забери-ка, — фыркнул я и, размахнувшись, бросил ему бусы. — Главное, держись подальше от глубины моего кармана.

Мы убедились, что Клайд полностью исчез из поля зрения.

— Были у меня деньки и похуже, но трезвее — не было, — заявил я. — Кто из нас притягивает психов — ты или я?

Катарина ничего не ответила, она просто взяла меня под руку, и мы возобновили наше движение по улице.

— Как ты ловко управилась. Наверное, мне надо быть с тобой полюбезнее. Где ты этому научилась?

— Да так, там и сям. Может, зайдем кой-куда? Мне надо кое-что прикупить, — предложила она, указывая на какой-то довольно неказистый магазинчик, который только что открылся. Она ухитрилась провести там целых полчаса, да так ничего и не купить, но я решил, что еще и задолжал ей. Потом мы зашли в цветочный магазин, который работал круглые сутки, и я отправил Гарри букет увядших петуний.