Юрий Савенков Сингапурские этюды

Вместо предисловия

Когда я собирался в Сингапур, где шесть лет потом проработал корреспондентом Агентства печати «Новости», старался прочесть как можно больше об этой стране. Перед глазами прошла вереница фактов, цифр, картинок истории. Поразило больше всего бесконечное число ярлыков, которые приклеивали Сингапуру разные авторы. Порой они помогали восприятию острова, пониманию его места на карте, исторического предназначения, иногда казались слишком вычурными, а случалось, просто озадачивали.

Древние персы называли эту землю Подветренной. Точная географическая деталь. Часто именовали Сингапур азиатской Венецией. Как оказалось, сравнение весьма сомнительное в своей достоверности. Альбукерк, мореплаватель и один из тех, кто создавал португальскую империю в XVI веке, писал: «Для одних здесь кончаются моря Восточные, для других — моря Западные». Потом, наверное, с его легкой руки авторы говорили о Сингапуре еще более определенно: «Это — перекресток. Западные ворота на Восток, восточные ворота на Запад».

«Восточным Чикаго» окрестили Сингапур тридцатых годов прошлого столетия, который, не успев возникнуть, сразу оказался в тисках беззакония. Одно преступление следовало за другим. Хозяйничали тайные общества. Они появились сразу после того, как стали прибывать первые иммигранты из Китая. Формировались по принципу принадлежности к клану. Источники свидетельствуют: в 1854 году китайцы из Кантона пошли с ножами и топорами против китайцев из Фуцзяни. Итог: шестьсот убитых, много изувеченных, триста домов разрушено. Все началось с того, что вышел спор из-за шести фунтов риса.

На заре современного Сингапура тайные общества, потомки триад, созданных в Китае в XVII веке для низвержения цинской династии, были и правительством, и полицией, и судом. Сначала англичане, колониальные хозяева, относились к ним спокойно, но потом убедились, что эти банды, подчинявшиеся своей железной дисциплине, им неподвластны. И тогда объявили их вне закона.

В наши дни, по данным министерства внутренних дел Сингапура, в республике активно действуют 37 обществ, объединяющих 110 банд. Они занимаются главным образом вымогательством, между соперниками время от времени происходят кровавые стычки за территорию.

Под Новый год по лунному календарю гангстеры обходят лавочников и хоккеров, получая от них «красные пакетики» с разными суммами — в зависимости от доходов. Самые «вежливые» в обмен по традиции вручают мандарины. В полиции есть специальная группа, занимающаяся тайными обществами. Несколько лет назад крестный отец сингапурских гангстеров по кличке Белый Фэн был схвачен в тот момент, когда он принимал присягу от новых членов.

В викторианскую эпоху Сингапур называли «цитаделью британского могущества». Именно о нем бывшие колониальные хозяева говорили как о месте, где киплингское «бремя белого человека» нашло свое самое яркое выражение. Но пришла вторая мировая война, и… рухнула цитадель. Колониальные власти словно забыли о «бремени», обреченный остров в первую очередь покидали те, кто обязан был оставаться до конца. Так, например, исчез командир восьмой австралийской дивизии генерал Гордон Беннет, отдав приказ своей части сражаться до последнего солдата. Создалась почти шоковая, по словам очевидцев, ситуация. Но даже в такой обстановке законы сегрегации соблюдались свято. Погибших хоронили раздельно. Англичан, австралийцев и других иностранцев — на одном кладбище, местных жителей — на другом.

Иван Александрович Гончаров говорил о Сингапуре как о «складочном месте». Другие авторы, характеризуя экономическую природу Сингапура, называли его «азиатским пакгаузом», «эмпориумом Южных морей», «перевалочным пунктом», «торговым домом», «центром реэкспортной торговли».

В наши дни, отдавая должное растущей роли Сингапура как финансового центра Азии, его называют «азиатским Цюрихом».

Намекая на пестрый этнический состав населения, авторы именовали Сингапур «мгновенной Азией» или «Азией в миниатюре».

Один журналист, решив сыграть на английском слове «instant» («мгновенный»), которое употребляется и для обозначения растворимого кофе, назвал Сингапур «растворимой Азией». Звучит абсурдно. Кстати, в последнее время управление по туризму, решив, видимо, что «Азия в миниатюре» умаляет достоинство Сингапура — ведь здесь есть кое-что и от Европы, — сменило пластинку. И туристские проспекты приглашают: «Приезжайте разделить с нами наш мир!»

Большинство авторов упорно отказывали Сингапуру в индивидуальности. Стоит на воде, — значит, Венеция. Построили военную базу — чем не азиатская Мальта или, если угодно, Гибралтар. Англичане в базу свято уверовали — шутка ли, 63 миллиона фунтов стерлингов вложено. Заодно появился и очередной сингапурский ярлык: «неприступная крепость». Премьер-министр Сингапура Ли Куан Ю в свое время тонко заметил: «Англичане так и не поняли, что мы не островная база, а остров с базой».

В конце шестидесятых годов из-за жесточайших экономических трудностей правительство Великобритании вынуждено было принять решение оставить «неприступную крепость». В сентябре 1975 года последний английский военный фрегат «Мермэйд» под звуки фантазии на тему английских морских песен в исполнении оркестра гордонского хайлендского полка покинул сингапурскую бухту. А чуть позже на бывшей базе «Террор барракс» был спущен «Юнион Джек». Теперь ему вместе с тремя старыми пушками место в музее, рассказывающем о колониальном прошлом Сингапура. Так закончилось английское военное присутствие.

Думается, многие сравнения и ярлыки при всей их красочности свидетельствуют порой о привычке к готовым стереотипам. Путешественники готовы увидеть здесь то, что им уже известно. Есть такая категория «путешествующих». Это к ним обратил свой сарказм французский писатель Пьер Данино: «Одно только плохо: путешествия отбивают способность удивляться, новое всегда напоминает уже где-то виденное». С такими мыслями туристы приезжали в Сингапур, обнаруживали тут нечто иное, надевали темные очки, и… появлялся очередной ярлык. Вот, например, пассаж о Сингапуре одного американца. «Это нечто (!) на одну треть — вакуум, на одну треть — Седьмая авеню Нью-Йорка, на одну треть — нервный взрыв. И все это по ошибке зовется Сингапуром. Любого, кто приедет сюда в поисках местного колорита и экзотики, поверив магическому звучанию имени Сингапур, ждет разочарование. Это самый чистый город, известный богу, но все знают, что экзотика и чистота — вещи несовместимые».

Знаменательный пассаж. Автор объявил вакуумом то, что просто-напросто не понял. Или не принял. Будем справедливы. Нервный взрыв — сказано точно. Сингапур пожинает плоды неизбежной урбанизации. Сравнение с Седьмой авеню пополнило обширную коллекцию сингапурских ярлыков. Вот только напрасно в поисках колорита автор не завернул за угол. Кто знает, может, увидел бы он лавку гробовщика, где белый одноглазый попугай Ва Тао уже двадцать лет сильным клювом пытается порвать цепь, а среди коричневых гробов мирно спят мастеровые. Чем не колорит? Прямо-таки восточная мистика. А если бы он подольше побродил по улочкам припортовых кварталов, может быть, на его пути оказался бы фруктовый киоск «Снежный пик» и утолил бы он жажду не традиционным стаканчиком кока-колы, как у себя на Седьмой авеню, а компотом из семян гинкго, реликтового дерева, дошедшего до нас из далекой мезозойской эры. Адресов не называю. Истинные путешественники должны находить местный колорит сами.

Вот что любопытно: американец отказывает Сингапуру в праве быть чистым. В самом названии города звучит экзотика, и вдруг… боже, какой обман.

Не знаю, какую экзотику искал автор этого пассажа. В старом китайском городе, хоть он и исчезает на глазах (нередко к радости местных жителей, для которых чайнатаун символизировал скученность, грязь, бедность, убожество), могут предложить суп из гусениц или ящерицу, утопленную в белом вине, и станут уверять, что перед этим ее держали несколько дней на голодной диете. А в день рождения обезьяньего бога в маленьком «храме благоприятного неба», что стоит на горе рядом с католическим собором святой Терезы, можно увидеть сцену, воскрешающую сумеречное средневековье.

Одноухий даосский жрец в желтых шароварах, согнутый, как Квазимодо, начинает сомнамбулический танец. Под бой барабана и удары гонга раскачивается из стороны в сторону. Все быстрее, быстрее. И вот уже его тело извивается в конвульсиях, на губах появляется пена. Ассистенты вручают ему меч. Он проводит несколько раз по языку лезвием. Показывается кровь. Ему подносят желтую полоску бумаги, скрепленную печатью храма, осталось обагрить ее кровью — и талисман от разных напастей готов. Его получает страждущая женщина, за ней другая, третья… Окончен сеанс медитации, и одноухий жрец, который только что словно соединял болезни, беды, неудачи реальной жизни с потусторонним миром, населенным духами, мчится с горы на велосипеде в порт. Медиумом он служит по совместительству. Его основная работа — портовый грузчик. В Сингапуре все торопятся, даже медиумы. Впрочем, профессиональных прорицателей, астрологов, чародеев и медиумов становится все меньше. Конечно, экзотика постепенно уходит, а иногда и прячется, чтобы снова появиться в новой среде. Ее надо искать, но это непросто. Особенно в Сингапуре. Ведь он не выходит навстречу всем гостям — слишком занят делом. Может быть, именно о таких городах сказал поэт: «К нам города чужие строги и словно замкнуты в себе».

То, что я выношу на суд читателя, названо: «Сингапурские этюды». Это штрихи к полотну, которое предстоит написать. Еще штрих, еще мазок… Наверное, это будет иной Сингапур? Время стремительно летит. Сингапур меняется, торопится найти свое место в мире…

Загрузка...