Сингапурские этюды

Эпитеты, сравнения, ярлыки

Среди разных ярлыков, которыми авторы награждают Сингапур, я столкнулся и с таким: «культурная пустыня». Встретилось это нелестное определение в статье одного американского автора.

Потом, когда я жил в Сингапуре, сталкивался с этим ярлыком не раз. Чаще всего к нему апеллировали на обедах и коктейлях заезжие гости с Запада. Их холодная убежденность была столь слепой и вызывающей, что не оставляла собеседнику, пытавшемуся возразить, никаких шансов. Ведь эти заезжие гости не утруждали себя посещением театра, концертного зала или выставки живописцы. Они уверовали в ярлык, его непогрешимость и жили в созданной их воображением мифической «культурной пустыне».

Иногда я просил прокомментировать эту оценку кого-нибудь из местных людей. Отвечали по-разному. Одни отшучивались (какая там пустыня во влажном тропическом Сингапуре?), другие возмущались (как можно подходить к чужой стране со своими мерками?), в редких случаях собеседники со вздохом соглашались (да, нет у нас культуры!).

Флейтист на мосту

По роду работы корреспондентом Агентства печати «Новости» мне пришлось прикоснуться к культурной жизни республики.

Вот на сцене Национального театра выступает Сингапурский ансамбль танца (ритмичный малайский танец с зонтиками сменяется грациозным индийским танцем павлина, а за ним — зажигательным китайским танцем льва).

Вспоминаются одухотворенные лица школьников, склонившихся над мольбертами в парке Тоа Пайо во время традиционных соревнований молодых художников.

На ступеньках перекидного моста через магистраль сидит мальчик в белой майке и белых шортах. Вдохновенно играет на флейте. И льется над этим звенящим дорожным потоком тонкая музыка, напоминая автомобилистам далекую невозвратимую пору детства, намекая, что деловым, вечно спешащим людям нужна не только мелодия клаксонов и шин.

Среди эпизодов, что сохранила память, есть и такой.

Случилось это несколько лет назад на Шэнтон-уэй в белокаменном здании Сингапурского дома профсоюзов на выставке советских художественных фотографий.

Он стоял у фотопанорамы «Красная площадь» и внимательно рассматривал фрагменты, потом обернулся, словно ища поддержки.

— Вы знаете, я видел уже в отдельности Спасскую башню и храм Василия Блаженного на фотографиях, но вот все вместе — панораму Красной площади — вижу впервые. Удивительно интересный ансамбль. Очень люблю архитектуру городов.

— Это ваша профессия?

— Нет, я радиоинженер, недавно закончил Политехнический институт, мечтаю работать на корабле, повидать дальние страны.

Мы медленно пошли вдоль стендов. Около фотографии Майи Плисецкой, в лебедином изгибе благодарившей зрителей за овации, Винсент стоял особенно долго:

— Мне вспомнился концерт артистов советского балета в Национальном театре. Отрывки из «Лебединого озера», «Шопенианы», «Спартака». Это было прекрасно.

На втором этаже в концертном зале только что закончилась очередная воскресная программа «Музыка для всех». Исполняли Генделя. Лестница, ведущая вниз, на выставку, расцвела: золотистые индийские сари, аквамариновые малайские саронг-кебайи, костюмы всех цветов и оттенков… Последними спускались музыканты — в черно-белом. К фотостенду «Играет Святослав Рихтер» подошли трое: два пария с футлярами в руках и молодая женщина в белом. Тонкие, гибкие пальцы выдавали в ней пианистку. Они молча стояли у стенда, потом приблизились к фотографии дирижера — в приглушенном свете концертного зала светилось только его лицо.

— Это Мравинский? — обратилась ко мне женщина и обрадовалась, что узнала.

Мы беседовали о любимых композиторах и исполнителях. Пианистка вспомнила о встрече с Дмитрием Кабалевским в австралийском городе Перте на музыкальном фестивале.

— Удивительная энергия этого человека, его преданность главному своему делу — музыкальному воспитанию детей. Это то, над чем и мы в Сингапуре начинаем работать. Цикл «Музыка для всех» — один из примеров пропаганды музыкальной культуры.

Сплав культур?

Культурная политика независимого государства, которому всего 17 лет, дело не простое. Ведь тому дню, когда на политической карте появилась новая независимая республика, предшествовали долгие колониальные годы. Сколько проблем пришлось решать молодому государству: экономических, социальных, психологических, нравственных. Возникла настоятельная необходимость и в создании собственной культуры. Земля, которую некоторые западные авторы окрестили «культурной пустыней», никогда таковой не была. Скорее это был конгломерат разных культур — индийской, китайской, малайской, индонезийской, арабской. Каждая община хранила и развивала культурные традиции своих предков. Строили храмы по образу и подобию тех, что были на их родине, создавали самодеятельные театры, танцевальные группы, играли в игры, которые помнили их деды и отцы. Но вот культурные связи между общинами, «перекрестное опыление» практически отсутствовали. Бывших колониальных хозяев это не заботило. Им нужны были полуобразованные, малооплачиваемые кадры — клерки низшего ранга, рабочие, кули. Расовая обособленность колониальной поры была освящена старой британской политикой «разделяй и властвуй».

Теперь времена другие. Культурная политика государства направлена на консолидацию общества в борьбе с центробежными тенденциями. Фестивали искусств. Традиционные воскресные вечера «Музыка для всех». Конкурсы молодых художников в открытых парках. Вечера поэзии. Диспуты по телевидению. Выставки детского рисунка. Конкурсы песен, воспитывающих сингапурский патриотизм. Открытие центра прикладного искусства. Все эти меры служат созданию национальной культуры. Как она видится? Это сложный вопрос.

Представьте себе такую картину: на сцене танцор, одетый в старинный китайский костюм, двигается в ритме народного малайского танца под звуки современной мелодии в исполнении электрооргана. Некоторые полагают, что, может быть, в смешении культур разных народов, переплетении традиционного и современного и есть один из путей развития сингапурского искусства, и не только танцевального.

Сплав культур разных цивилизаций? Насколько это разумно? Многие считают, что целесообразно решительнее развивать культуру каждой общины. Пусть будет многоцветной палитра, а взаимопроникновение культур — процесс медленный, и искусственно торопить его не следует.

Исторически сингапурское общество складывалось прежде всего как общество коммерческое. И это, естественно, накладывает свой отпечаток на многие явления культурной жизни. Помню звонкую рубрику в одном из детских журналов: «Точка зрения — деньги». Денежные призы, которые сулила редакция детям, за материалы, опубликованные под этой рубрикой (мнение, лучший рассказ и т. п.), конечно же, вызывали серьезные возражения у общественности. Справедливости ради надо сказать, что потом эта рубрика исчезла со страниц.

Нередко комментаторы жалуются на низкое качество фильмов сингапурского экрана. Причины? Монополия двух кинотрестов, которые думают о прибыли и далеки от понимания воспитательной роли кино. Если серьезный фильм не делает сборов, его снимают с экрана. Разочаровывает отсутствие книг во многих домах. Еще в 1970 году на это обратил внимание премьер-министр Ли Куан Ю во время визита в Квинстаун (самый первый сингапурский город-спутник): только в двух квартирах из десяти были обнаружены книги. Издатели нередко жалуются на узость книжного рынка. Очен^ редко сингапурцы покупают книги в магазинах, да и то лишь самые необходимые — учебники, техническую литературу.

Создатель теории «культурной пустыни» наверняка оживился. Но рано делать поспешные выводы, сэр. Вдумайтесь в цифры: в 1975 году около 380 тысяч сингапурцев были читателями Национальной библиотеки и ее филиалов. Почти пятая часть населения. Значит, сингапурцы читают книги. Правда, больше библиотечные. Может быть, причиной тому прагматизм, который выработало коммерческое общество?

В середине семидесятых годов был создан Союз сингапурских литераторов, объединивший писателей и поэтов, пишущих на английском, китайском, малайском, тамильском языках. Недавно появилась антология прозы и поэзии на английском языке, куда включены произведения авторов, пишущих не только на этом языке, но и на других, — один из путей знакомства сингапурских читателей с произведениями соотечественников, с которыми их разделяет языковой барьер. В роли посредника — английский язык.

Еще одно событие — создание Национального симфонического оркестра. По поводу организации оркестра долго шли дебаты: не могли найти источника финансирования, а некоторые сомневались, будет ли он популярен.

И все-таки до сих пор многих беспокоит, что правительство выделяет недостаточно средств на развитие культуры, не всегда эффективны попытки создания творческой атмосферы в обществе.

Если бы правительство, считают обозреватели, вложило в развитие культуры и искусства столько энергии и изобретательности, сколько оно вложило, например, в кампанию борьбы за чистоту окружающей среды, достижений в этой области было бы куда больше.

Профессор Национального университета Вонг Лин Кен предложил кое-какие меры, кстати очень сингапурские, для подъема уровня культурной жизни. Снижение подоходного налога и предоставление постоянного жительства (если оно необходимо) тем, кто вносит вклад в культурную, интеллектуальную жизнь республики, уменьшение налога с доходов от продажи книг, скульптур, картин.

Рынок продажи картин долгое время был довольно узким. Раньше полотна покупали главным образом иностранные туристы, прежде всего из США, Англии, Австралии, а они далеко не всегда отличались тонким вкусом. Вот и появилась в Сингапуре целая «плеяда» ремесленников от искусства, работающих на рынок. Но за последние годы наметились серьезные сдвиги. Художник Томас Ёу с гордостью рассказал мне о том, что 80 процентов его картин на последней выставке купили сингапурцы. Регулярно проводятся детские художественные выставки — живопись, прикладное искусство, чеканка, скульптура. В вестибюлях отелей, учреждений все чаще появляются полотна местных художников. Газета «Стрейтс таймс» писала о семилетней Тай Сю Лан, завоевавшей два первых приза на международной выставке детского рисунка в Москве. Такой успех вдохновляет и обнадеживает.

Зашел у меня как-то разговор с одним западным корреспондентом. Вот уже несколько лет жил он в Сингапуре, жаловался на отсутствие культурной жизни — «податься некуда». Тогда я осторожно назвал несколько фамилий художников, на выставках которых был в последнее время: Ко Суй Хо, Энтони Пун, Томас Ёу. Напомнил, что их картины много раз выставлялись не только в Сингапуре, но и за рубежом, получали там высокую оценку. Ни одну из этих фамилий собеседник не знал. Ведь жил он в созданной его воображением «культурной пустыне».

На вернисаже

Вспоминается август 1976 года. Только что открылась Национальная галерея. По залам ходят сингапурцы. Много школьников. Впервые они видят картины художников в такой просторной, светлой, современной галерее. Долго ждали этого дня. На выставке картины разных школ и направлений. Масло, акварель, гуашь, темпера, батик, китайская каллиграфия. В традиционной китайской живописи «гохуа», например, много классических мотивов: «Гиббоны и птицы», «Старик среди осенних листьев» с надписью: «Смотрю на красные листья и слушаю музыку осени». Но все-таки доминирующие сюжеты — сингапурские и, конечно, орхидеи. Много кар-тин остросоциальных — реалистические композиции «Рабочие во время перерыва», «Конец смены», «Будни корабельного дока», «Паровой молот среди красной земли на месте бывшего моря». Кредо авторов этих картин: нация создается в упорном, тяжелом труде.

Один зал оставил тягостное впечатление: парадные портреты в огромных тяжелых золоченых рамах — бывшие английские губернаторы бывшей английской колонии Сингапур. Дань колониальной поре. После таких полотен чистые голубые волны Энтони Пуна или лирические композиции Томаса Ёу, пронизанные золотом восходящих солнечных лучей, освежали и радовали. Долго стою около картины Тай Бак Коя «Река Сингапур». В молочном тумане тают лодки, дома на берегу, маленькие фигурки лодочников. Образ реки, которая трудится днем и ночью.

И вдруг вижу знакомого художника, небольшого роста крепыша в роговых очках. Он из тех «воскресных художников», которых я часто встречал на набережной реки.

— Сколько раз я писал эту реку, — говорит художник, — кажется, чувствую ее воздух и атмосферу в любую погоду, в любое время дня, а вот другой живописец взглянул на нее по-своему. Все-таки бесконечен процесс творчества…

Мы ходили по залу, впитывая многоцветный мир, который подарили зрителю художники. И когда разговор коснулся общих проблем культурной политики, я не удержался от традиционного вопроса:

— Что вы думаете об этом ярлыке — «культурная пустыня»?

Художник посмотрел на меня долгим задумчивым взглядом, легкая насмешливая искорка мелькнула в его бархатисто-черных глазах.

— Вы знаете, очень много работы, Сингапур меняется на глазах. Хочется запечатлеть на холсте то, что уходит, попытаться разобраться в новом. Я просто не думал об этом термине. Вы знаете, очень много работы…

Да, ярлыки живучи. Но эти слова художника принесли мне удивительную легкость освобождения. Ушел в небытие, стал просто бессмысленным этот навязчивый ярлык «культурная пустыня».