Сиротка. Нежная душа

Глава 13 В преддверии Рождества

Сильная простуда на неделю уложила Жослина в постель. Лора с радостью ухаживала за супругом — вязала, сидя у его изголовья, сама приносила ему подносы с едой. Она рано укладывалась спать, чтобы подольше полежать рядом с ним в мягком свете ночника.

Муж рассказал ей, как все произошло. Она выслушала, перемежая нравоучения поцелуями.

— Что за удовольствие вам, мужчинам, все время друг с другом ссориться? Как петухи в курятнике, право слово! И в твоем возрасте не стоило бежать за молодым атлетом, тем более по берегу реки…

Он не обиделся, поскольку пребывал в благодушном настроении. Ситуация обернулась ему на пользу. Тошан перестал подозревать его во всех грехах, Лора была сама нежность. Теплая постель, обильные здоровые трапезы… Словом, Жослин быстро поправлялся.

Два месяца прошли незаметно, и ничто не нарушало царившей в доме очевидной гармонии. Была середина декабря, и Валь-Жальбер укрылся толстым слоем снега. Сильные холода еще не пришли. В доме Лоры каждый был занят своими делами. Шарлотта в снегоступах ходила в школу. Тошан, который обожал зиму, запрягал своих собак и охотно отправлялся в Роберваль или в Шамбор, чтобы удовлетворить ненасытную потребность своей тещи в покупках: Лора тратила без счета, готовясь к празднику.

— Рождество 1933 года должно быть великолепным, самым запоминающимся! — повторяла она, составляя список приобретений, а случалось это не реже двух раз в неделю.

Жослин больше не вмешивался в ее дела. Он с наслаждением смотрел, как она порхает по дому, смеется или кружится по комнате с маленьким Мукки на руках. Лора казалась ему самой очаровательной женщиной в мире — веселой, остроумной, ласковой и в то же время властной. Жизнь рядом с той, кого еще недавно он считал для себя безвозвратно потерянной, для Жослина была настоящим чудом. И ему так не хотелось ее расстраивать, что постепенно его характер стал меняться в лучшую сторону, причем незаметно для него самого.

Эрмин, как обычно, сидела в груде подушек на диване в гостиной. Дни напролет она шила из ситца и шерстяной ткани детские распашонки. Приближался срок, и она с нетерпением прислушивалась к сигналам своего тела. Акушерка несколько раз приезжала, чтобы ее осмотреть. Она качала головой и поджимала губы, словно не решаясь высказать свои мысли вслух. Во время последнего визита она посоветовала Лоре отправить Эрмин рожать в больницу Святого Мишеля, в Роберваль.

— Мадам Шарден, это было бы благоразумнее. Я думаю, ребенок очень большой. И опасаюсь, что он может пойти попкой.

— Посмотрим, пока об этом думать рано, — ответила Лора. — Я полностью полагаюсь на вас. Но, поскольку у нас есть автомобиль, если понадобится, мы поедем в больницу.

Эрмин и слышать не желала о больнице. Ей хотелось, чтобы дитя появилось на свет в доме ее матери. Один только Тошан знал, как она боится предстоящего испытания.

— Мне было так больно, когда я рожала Мукки! — призналась она ему однажды вечером в уединении их общей спальни. — Когда все начнется, нужно увести Шарлотту и нашего сына к Бетти. Если я стану кричать, они могут испугаться.

Муж утешал ее, как мог. Говорить о своей любви у него получалось лучше, чем находить слова, подходящие для этого случая.

— Ты храбрая, у тебя все получится, — повторял он с нежностью.

— И ты тоже не оставайся в доме! Помнишь, у Талы я выставила тебя за дверь. С твоей бабушкой Одиной и тетей Аранк мне было так спокойно. Увы, в этот раз они не придут поддержать меня и напоить своим волшебным снадобьем…

— Никакого волшебства, просто растения, которые снимают боль. Не тревожься, перед тем как уйти, мать передала мне сверток с этими травами. А если Мирей заставит тебя напиться карибу, то ребенок появится на свет так, что ты и не почувствуешь!

Они рассмеялись, невзирая на снедавшую обоих тревогу — ребенок должен был родиться меньше чем через две недели.

Жослин тоже волновался за дочь. Он еще не полностью поправился, поэтому больше не гулял по поселку, а почти все свое время проводил с Эрмин. Они играли в карты и шашки или слушали записи опер.

Вскоре после полудня 16 декабря они обсуждали исключительный талант Карузо[38], прослушав знаменитую арию из «Паяцев» — «Vestí la guibbia». Итальянский тенор, умерший лет десять назад, очаровал весь мир своим мастерским исполнением и голосом исключительного тембра и силы.

Эрмин была счастлива поговорить с отцом о своей страсти, которую так старательно подавляла. Но, даже оставив надежды стать оперной певицей, она продолжала интересоваться всем, что касалось этой области искусства.

— Прочти эту статью, папа, — сказала молодая женщина, доставая из сумочки какой-то листок. В ридикюле она держала вещи, которые хотела всегда иметь под рукой. — Я вырезала ее из одного журнала и часто перечитываю. Ее напечатали три года назад. Она об Эмме Лаженесс[39], нашей соотечественнице. Я знаю текст практически наизусть. Она родилась в Шамбли, это недалеко от Монреаля, и была удивительно талантливой. Прочти, пожалуйста! Эмма воспитывалась в монастыре Сакре-Кёр в Монреале, а потом училась пению в Париже и Милане. Когда ей было двадцать, то есть почти как мне сейчас, она дебютировала на сцене Ковент-Гардена в Лондоне и очаровала публику. Уверяю тебя, она была настоящим кумиром!

Жослин надел очки и прочел статью вслух.

— Она даже стала близкой подругой королевы Виктории. Немецкий император Вильгельм I дал ей звание первой певицы своего императорского дома. Еще тут написано, что она отошла от дел в шестьдесят, но до этого много лет обучала искусству вокала молодых исполнителей. Подумать только, ты могла бы встретиться с этой дамой! Она умерла в 1930 году. Твоя мать об этом просто не подумала. У тебя редчайший голос, дорогая. Я не имел счастья слышать Эмму Лаженесс, но тебя я слышал и уверен, что ты в силах добиться такой же славы. Лора со своими деньгами могла бы отправить тебя учиться даже в Европу, если бы понадобилось.

У Эрмин появилось ощущение, что на сердце лег камень. Она уже пожалела, что с таким увлечением говорила о знаменитой канадской певице.

— Папа, три или четыре года назад Жозеф Маруа все еще был моим официальным опекуном, и только потом мама нашла меня. Это было непростое время…

— Жаль, — сказал на это ее отец. — И это опять-таки наше упущение, мое и твоей матери. Мы отвратительные родители!

Жослин вернул вырезку Эрмин и взял руку дочери в свою.

— Спой мне что-нибудь, — предложил он. — Лора у Бетти, Шарлотта кормит Мукки кашей, Тошан и Арман ушли в лес за красивой елкой, которую дети будут наряжать после ужина.

Она отрицательно помотала головой, и вдруг по щекам ее потекли слезы.

— Нет, папа, я не хочу петь.

— Думаю, наоборот, очень хочешь, — возразил он. — Почему ты плачешь?

— Сегодня я какая-то раздражительная… И мой голос теперь немногого стоит, я совсем над ним не работаю.

— Но ведь тебе нравится петь? — не сдавался Жослин. — Что ты чувствуешь, когда поешь?

Эрмин на мгновение закрыла глаза, потом снова открыла. Жослин, как зачарованный, смотрел на нее. Дочь казалась ему восхитительно красивой — с нежным румянцем на щеках, яркими полными губами… И это лицо в форме идеального овала, этот маленький аккуратный нос… Отец утонул в ее голубых глазах. Это была плоть от его плоти, его собственное дитя. Господь сделал ей великолепный подарок — золотой голос, и этот бесценный дар теперь был предан забвению.

— Я ощущаю огромное счастье, и мне кажется, будто я взлетаю высоко в небо, переношусь в иной мир, в мир красоты… Мне приходится прилагать усилия, но я этого почти не замечаю. Как тебе это объяснить?

Жослин сильнее сжал тонкую руку дочери. Глядя на нее с восхищением, он промолвил:

— Прошу тебя, одну только песню, какую захочешь! Для твоего старого отца, который любит тебя всем сердцем.

— Но только одну! — согласилась она едва слышно. — Самую легкую, «У чистого ручья».

— Хорошо. Она мне, кстати, очень нравится.

Эрмин начала потихоньку, с низкого тона, словно робея. Но понемногу, вместе с получаемым от пения удовольствием, к ней пришла уверенность в своих силах, и она стала брать все более высокие ноты. Голос не предал ее: он поднимался, вибрировал — восхитительный, возвышенно-прекрасный. Жослин затаил дыхание от восторга. Когда песня закончилась, он улыбался, и не думая просить большего. Но молодая женщина сразу же перешла к «Арии с колокольчиками» из «Лакме», которую в последний раз исполняла в санатории.

В кухне Мирей навострила уши. В восхищении она отложила нож, которым очищала брюкву. Шарлотта затаила дыхание. И даже маленький Мукки замер, подняв ручонку и раскрыв ротик. Ясные, кристально чистые рулады лились из гостиной и наполняли собой весь дом. Впервые за много месяцев соловей из Валь-Жальбера запел.

Домоправительница на цыпочках вышла в коридор. Шарлотта вынула мальчика из высокого стульчика и, взяв за руку, повела вслед за Мирей. Не показываясь на глаза певице, они с наслаждением слушали этот импровизированный концерт.

У Жослина слезы навернулись на глаза. Едва дочь закончила арию, он попросил ее спеть католический рождественский гимн.

— Папа, дай мне передохнуть, — с улыбкой ответила ему дочь. — Я давно не упражнялась. Но какое это все-таки удовольствие!

Она негромко запела «Gloria in excellsis»[40], и вдруг Мукки вырвался из рук Шарлотты и пошел к матери. Личико у малыша было счастливое. Прижав свое дитя к груди, молодая женщина запела громче. Но почти сразу же умолкла: ребенок, которого она носила под сердцем, резко шевельнулся. Жослин, увидев на лице дочери недоуменное выражение, встревожился.

— Что с тобой, Эрмин?

— Прости, папа, но ребенку, похоже, мой голос не по душе!

Она передала Мукки своему отцу и с задумчивым видом замерла, прислушиваясь к собственным ощущениям. Мирей и Шарлотта с радостными улыбками на лицах вошли в комнату.

— Это было великолепно, Мимин! — воскликнула девочка. — Споешь нам что-нибудь на Рождество?

— Но у нас уже Рождество, — поправила ее домоправительница. — Свой подарок мы только что получили!

— Пожалуйста, не надо об этом, — взмолилась молодая женщина, смущенная их воодушевлением. — Я всего лишь спела пару песен для отца. А вы, негодницы, подслушивали под дверью!

Сияющая улыбка говорила о том, что она шутит. Жослин встал и подбросил полено в большую чугунную печь.

— Принести вам чаю? — спросила Мирей. — И когда вернется мадам Лора?

— Я бы предпочел чаю и печенью теплое молоко и хлеб с маслом, и ты это прекрасно знаешь! — пошутил хозяин дома.

— Разумеется, знаю, мсье. Решила вас немного подразнить, — отозвалась домоправительница.

Она собралась уходить, когда Эрмин позвала ее:

— Мирей, можешь подойти на минутку? Шарлотта, дорогая, дай Мукки игрушки, пусть посидит немного на ковре.

Под настороженным взглядом Жослина молодая женщина сказала домоправительнице на ушко:

— У меня отошли воды. И я очень стесняюсь, что в комнате отец. Не могу же я ему сказать… И мама задерживается!

— Хочешь, я сама скажу отцу? Но все это странно, пора еще не пришла…

— Какая теперь разница? — все так же шепотом спросила молодая женщина. — Скоро начнутся потуги. Господи, как мне страшно!

Жослин услышал последние слова дочери и встревожился. Мирей не дала ему времени задать вопрос — она быстро подошла к нему и прошептала:

— Нужно отвести Шарлотту и Мукки к мадам Маруа. И поскорее возвращайтесь вместе с мадам Лорой. Ребенок родится сегодня вечером или ночью!

Эрмин густо покраснела. Она чувствовала себя пленницей дивана и красного шерстяного одеяла, защищавшего ее от сквозняков. Ощущение мокрого теплого пятна под собой заставило ее вспомнить о насквозь пропитанных кровью чулках и подоле юбки там, в поезде, в феврале этого года.

— Господи Иисусе! Уже вечером! — воскликнул Жослин.

Однако он постарался сохранить выдержку и последовал совету Мирей.

— Шарлотта, иди наверх и возьми свою ночную рубашку, тапочки и чистые постельные принадлежности. Захвати комплект белья и пижамку для Мукки. Вы будете спать у Бетти.

— У Эрмин будет малыш! — обрадовалась девочка.

Она трогательно улыбнулась будущей матери и послушно побежала наверх. Эрмин послала ей вслед воздушный поцелуй. Она не осмеливалась шевелиться, тем более — вставать. Замешательство ее только усилилось, когда несколько минут спустя вернулись Тошан с Арманом. Молодая женщина услышала, как они разговаривают в коридоре. Ее супруг вошел в гостиную первым с пушистой елкой в руках. Дерево было такое высокое, что его верхушка касалась потолка. По комнате распространился чудесный аромат леса — стойкий, пьянящий.

— Эрмин, мы принесли рождественскую елку! Долго выбирали, потому что Лоре хотелось обязательно пушистую и очень зеленую!

В гостиную, сжимая в руке вязаную шапочку с помпоном, вошел Арман Маруа. Он подмигнул Эрмин. Они выросли вместе, поэтому общались, как брат и сестра.

— Все в порядке? — спросил Тошан. — Эрмин, ты выглядишь обеспокоенной.

— Я скоро рожу, — сказала она, презрев всякую стыдливость.

Жослин, не ожидавший столь прямого ответа, откашлялся, чтобы скрыть замешательство. Мирей, у которой были очень строгие понятия относительно того, что прилично, а что — нет, остолбенела от удивления. По ее мнению, женщины не должны говорить о таких вещах в присутствии мужчин. Но главное заинтересованное лицо, то есть Тошан, плевать хотел на все условности. Он поставил елку в угол, сбив мимоходом вазу с сухими листьями клена, очень красивыми.

— Любимая, ничего не бойся! Я с тобой! Тебе больно?

— Пока нет, но я чувствую, что время пришло, — сказала молодая женщина. — Мы договаривались, что акушерка приедет завтра. Съезди за ней, прошу тебя!

— Уже иду! Сани на ходу, вчера утром я как раз смазал жиром полозья. Я привезу акушерку. Мирей, поставьте греться воду. В кухне, в банке — сбор трав, которые дала мне мать. Настой из них облегчает боль.

Эрмин расплакалась. Тошан показался ей слишком красивым, слишком далеким. Он излучал спокойствие, на лице медного оттенка не отражалось никаких избыточных эмоций. И только его жесты и интонации выдавали волнение.

«Он вернулся из леса, — подумала она. — У него влажные ресницы, на шапочке снег… Он высокий, стройный, мускулистый, сильный, и у него черные как смоль волосы. А я чувствую себя раздутой как шар, слабой и уязвимой!»

— Будь храброй, моя милая женушка! Жослин, пожалуйста, проводите ее в спальню!

— Да, конечно! — отозвался тотчас же отец Эрмин, который с нетерпением ожидал возвращения своей жены, поскольку нуждался в ее поддержке.

В доме воцарилось оживление. Шарлотта спустилась по лестнице в куртке с капюшоном и в ботинках на меху. Мукки она тоже тепло одела.

— Мне нужен фонарь, — сказала девочка. — До самой монастырской школы уличные фонари не горят!

— Я пойду с тобой, трусиха! — насмешливо утешил ее Арман. — Сегодня вечером волкам тебя не видать!

Мирей сновала по дому. Она задернула занавеси и собрала игрушки Мукки. Эрмин легла на диван. Она была очень бледна. Что-то в ее теле было не так. Ни в животе, ни в области поясницы она не ощущала боли, только странную тяжесть между бедрами.

— Выйди, папа, — попросила она. — Шарлотта, идите с Мукки к Бетти, прошу тебя! Где Тошан?

— Уже уехал, — сообщила домоправительница. — Держись молодцом, Эрмин! Мадам скоро придет.

Жослин укрылся в маленьком кабинете. Он потирал подбородок и влажной рукой то и дело проводил по начавшему лысеть лбу. В конце концов он отправился в кладовку и выпил стакан вина.

— Да что же со мной такое? — вполголоса спрашивала себя Эрмин. — Я зря столько лежала, было бы лучше, если бы я ходила. Это ускорило бы роды. Я уже могу пойти переодеться…

Она направилась к лестнице, невзирая на испуганные протесты домоправительницы.

— Теперь нет никакого риска, Мирей, — уговаривала ее молодая женщина. — Мне не хочется, чтобы это длилось много часов!

— Делай как знаешь, крошка, но позвони, если понадобится помощь!

Уже стоя в своей туалетной комнате, полураздетая, Эрмин почувствовала легкий спазм. Ощущение было размытым, непонятным. Помывшись и приведя себя в должный вид, она надела очень длинную ночную рубашку и вздохнула с облегчением. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, молодая женщина стала ходить по комнате.

Через десять минут в спальню с испуганным видом вбежала Лора. Она сразу же бросилась обнимать дочь.

— Дорогая, ложись в постель, умоляю!

— Нет, мамочка! Лучше я буду на ногах, еще немного похожу. Ребенок чувствует себя хорошо, он только что шевелился. Но потуги почему-то не приходят. Прошу, проверь, приготовила ли Мирей настой из трав Талы. Его нужно пить помногу, так было, когда я рожала Мукки.

— Хорошо, проверю и вернусь. Если почувствуешь себя нехорошо, сразу же ложись!

Эрмин пообещала и продолжила ходить. Она ощутила второй приступ боли, но какой-то глухой и слабой. Ее живот напрягся, не причиняя ей никаких страданий. Она утратила чувство времени. Молодая женщина забыла и о настое, и о Лоре с Жослином. Прижав руки к животу под грудью, она стала тихонько напевать свои любимые оперные арии. В мыслях Эрмин слышала божественно прекрасную музыку, исполняемую невидимым оркестром. Убаюканная этим внутренним концертом, она улыбалась как зачарованная.

В это время на первом этаже Лора, потеряв всякое терпение, но не переходя на крик, осыпала яростными упреками домоправительницу: Мирей перевернула кувшин с настоем, и его пришлось делать заново. Жослин занялся растопкой печки, которая вдруг начала коптить. Вода никак не хотела закипать.

— Надо собраться с силами в такой момент, Мирей! — подхватил он. — Эрмин там, наверху, совсем одна. Я не слышу никакого шума. Господи, надеюсь, Тошан найдет эту акушерку! Она ведь могла уйти в другой дом! Все, я поднимаюсь!

— Нет, — остановила его Лора. — Эрмин все еще ходит по комнате. Я говорила с мадам Маргаритой, акушеркой, и она сказала, что ребенок очень большой и роды могут затянуться надолго. Давай оставим нашу девочку в покое! Мужчина в такой ситуации точно не помощник!

— Но могу же я, по меньшей мере, спросить, как она себя чувствует, не входя в комнату? — не сдавался Жослин, который искренне тревожился за дочь. — Что, если она потеряла сознание?

— Я слышу, как она ходит, — попыталась успокоить его Лора. — Разожги посильнее печь, чтобы вода закипела!

— Прошу вас, идите в гостиную! — взмолилась домоправительница. — Я не привыкла, чтобы в кухне было столько народу!

И все трое снова стали переговариваться вполголоса, что красноречиво говорило об их беспокойстве.

Эрмин продолжала ходить по комнате. Каждый раз, проходя мимо платяного шкафа, она ловила в зеркале свое отражение и удивлялась. Она была в длинной рубашке и с шалью на плечах, живот казался огромным. Время от времени молодая женщина раздвигала шторы и смотрела в окно.

«Лишь бы только Тошан нашел акушерку! — думала она. — С Мукки я страдала гораздо больше! А может, потуги не приходят, потому что до срока еще несколько дней?»

Она сделала глубокий вдох и остановилась. Нижнюю часть ее тела, казалось, сжали тисками. В ней что-то происходило.

— Да что же это такое? — спросила она себя вполголоса. — Господи, не может быть!

Она застонала от глухой боли, в то время как ясное ощущение тяжести заставило ее направиться к кровати. По ногам снова текла жидкость. Она постаралась наклониться и исследовала себя кончиками пальцев.

— Ребенок выходит! И мне не было больно, — пробормотала она с удивлением.

Эрмин легла, укрылась одеялом и подняла подол рубашки. Выгнувшись от боли, она ощутила первые потуги. Охваченная паникой, она позвала изо всех сил:

— Мама! Мамочка! Быстрее!

Лора бросилась вверх по лестнице.

Все семейство Маруа собралось за столом. Арман шепотом объяснил матери, что происходит. Элизабет, добрая и сочувствующая, приветливо встретила Шарлотту и Мукки.

— Ты, как и раньше, ляжешь в комнате Эдмона, — сказала она девочке, которую больше года назад приняла в своем доме. — Мукки я возьму в свою спальню, он может начать проситься к маме.

Сегодня, как обычно по субботам, Симон приехал в родительский дом на ужин и должен был остаться ночевать. Глядя на него, Шарлотта думать забыла об Эрмин, хотя старший из братьев Маруа разговаривал со своим отцом, не обращая на нее внимания. Вместе с Бетти накрывая на стол, девочка то и дело украдкой поглядывала на него с восхищением.

— Похоже, наша Эрмин теперь будет рожать каждый год по ребенку, — сказал бывший рабочий, наливая себе карибу. — Думаю, если ей придется воспитывать восьмерых ребятишек, мы вряд ли когда-нибудь услышим, как она поет!

— При чем здесь дети, пап, — сказал на это Симон. — Я думаю, она еще сможет стать певицей. Вот только это не понравилось бы моему другу Тошану.

— Твоему другу! — криво усмехнулся Жозеф. — Ты не слишком разборчив! Мне этот парень всегда казался подозрительным. Он даже здесь ходит в дикарских одежках! Каждый раз, когда я его вижу, он несется на своих санях во весь опор, как сумасшедший! И собаки его смотрят на тебя так, словно хотят перегрызть горло.

— Хватит тебе, Жо! — со вздохом сказала Бетти. — Нельзя судить о людях по одежде. Главное, чтобы наша Мимин была с ним счастлива, а так оно и есть. И я за нее рада. Ее родители снова вместе, денег у них на все хватает, и скоро у нее появится еще один малыш…

— Попал! — воскликнул Эдмон, который, сидя у печки, играл в бабки.

Мальчик, невысокий и хрупкий для своих девяти лет, сопровождал удачные ходы торжествующими возгласами. Отец и Арман, листавший иллюстрированный журнал, уже не раз просили его вести себя тише. Но Эдмон не обращал на них внимания.

— Эдмон, скоро я пойду укладывать твою сестричку и Мукки, — сказала ему мать. — Поэтому перестань кричать, иначе я рассержусь!

Элизабет в последнее время слегка пополнела, и все же сохранила привлекательность и выглядела очень молодо. Свои светло-каштановые вьющиеся волосы она обрезала чуть выше плеч, чем очень огорчила супруга. Она полагала, что нельзя пренебрегать требованиями моды, даже если в поселке не осталось почти никого, кто мог бы оценить ее старания. Рождение дочери стало для нее по-настоящему счастливым событием, и теперь она очень редко хмурилась. Когда она смотрела на Мари, хорошенькую полуторагодовалую куколку, ее переполняла гордость. Вот и сейчас она в очередной раз восхитилась добротой своей младшенькой, которая протянула свою игрушку Мукки.

— А вот еще один избалованный донельзя! — выдал свое мнение Жозеф. — Господи, никогда раньше не видал такого смуглого ребенка! И ведь первое его имя Жослин, если я не ошибаюсь? Мукки — это имя мне ни о чем не говорит. И я повторяю, что лучше бы наш Симон женился на Эрмин, когда я этого хотел!

— Жо, не говори глупости, — отмахнулась его жена. — Наконец-то вся семья собралась вместе, нам так хорошо, но ты всегда найдешь повод для недовольства, о чем бы ни шла речь!

— Мы с Мимин выросли как брат и сестра, — сказал Симон. — И не любили друг друга так, как любят, чтобы пожениться.

Шарлотта с замиранием сердца слушала своего героя. Она стояла, прислонившись к наличнику двери, которая отделяла кухню от гостиной, и смотрела на Эдмона, своего товарища по играм. Сегодня вечером ей пришло в голову, что она, в отличие от него, уже не ребенок. Она влюблена в Симона, а влюбляются, как известно, не девочки, а девушки…

— И снова попал! — опять выкрикнул мальчик.

— Этого парня ничем не проймешь! — воскликнул Жозеф. — Вот подожди, позову-ка я Дядюшку Семь Часов!

Мальчик замер. И с тревогой посмотрел на отца.

— Я его уже не боюсь, я вырос, — сказал он без особой уверенности в голосе.

— Не боишься? А почему посмотрел на окно? — спросил у младшего брата Арман.

Эдмон показал брату язык и выстроил свои бабки. А потом тихонько подкрался к Шарлотте.

— Он бродит по дому! Смотри по сторонам, Эд! — насмешливо посоветовал ему Симон. — Я в твоем возрасте тоже его боялся. И это притом, что ты намного послушнее меня, родители не устают об этом говорить! Стоило папе вспомнить о Дядюшке Семь Часов, как я бежал к себе в комнату и ложился спать!

— Но я не могу лечь спать, мы ведь еще не ужинали! — возразил Эдмон.

Бетти, которую забавлял этот разговор, ласково улыбнулась старшему сыну. Она была рада видеть его в семейном кругу, сидящим за столом под лампой. Когда он жил в Монреале, она очень по нему скучала.

— Если говорить о Дядюшке Семь Часов, то я знаю девочку, которой его бояться нечего, — сказала она. — Мари такая лапочка, что я уверена: она не станет проказничать и всегда будет слушаться родителей.

Ее супруг недоверчиво хмыкнул. Своих сыновей он воспитывал твердой рукой.

Ни Жозеф, ни Бетти не смогли бы объяснить, почему всех детишек в Квебеке бросало в дрожь, стоило кому-нибудь вспомнить о Дядюшке Семь Часов. В детстве они сами боялись этого таинственного персонажа, похожего на Черного Пьера, знаменитого помощника Святого Николая. Бытовало мнение, что выражение «Дядюшка Семь Часов» породила история некого англичанина-костоправа[41], который по вечерам стучал в двери домов и предлагал без обезболивания поправить хозяевам спину. Он ходил по улицам и кричал: «Bone setter!» Вероятнее всего, родители, пригласившие его в дом, так вопили, что в детских умах поселялись тревога и страх[42].

Но никто не торопился стучать в дверь дома семейства Маруа. С улицы донесся громкий лай. На собаках в поселке ездил только Тошан. Симон вскочил со стула и посмотрел в окно.

— Тошан привез акушерку! — воскликнул он.

Он проследил глазами за упряжкой. Молодой метис, стоя на полозьях и обхватив ладонями поручни, торопил своих животных, хотя они были почти у цели.

Шарлотта заплакала. Ей вдруг стало страшно за Эрмин, которая, по ее представлениям, сейчас терпела страшные муки и была, возможно, в полушаге от смерти. Девочка наслушалась рассказов о тяжелых родах, и ей было грустно, что в такой ответственный момент ее удалили из дома. Симон отошел от окна и приблизился к ней. Он с сочувствием взъерошил ей волосы и погладил по щеке.

— Не плачь, Шарлотта, завтра Эрмин станет лучше, а ты будешь качать еще одного малыша, — ласково сказал он.

Девочка растерянно посмотрела на него. Она моментально утешилась. Глядя на ее серьезное личико, Симон подмигнул ей, не зная, как еще выразить свою симпатию.

— Я сама не своя от тревоги, — пожаловалась Бетти. — Нам, женщинам, доводится столько страдать!

— Не думаю, что, услышав это, Шарлотта успокоится! — отрезал Жозеф. — Разливай лучше суп, я проголодался.

Они стали есть, и все же каждый из сидевших за столом по-своему беспокоился об Эрмин.

Лора вбежала в комнату. Эрмин задыхалась. Она полулежала на спине, опершись на локти и широко расставив ноги.

— Мама, ребенок! — воскликнула она.

В ту же секунду снова пришла потуга, и она сморщилась от усилия. С губ Эрмин сорвался крик, ответом на который стал едва слышный писк. Меж бедер молодой женщины лежал младенец.

— Господи! Он родился, — пробормотала Лора, подходя ближе. — Дорогая, что мне делать?

— Пуповина, нужно перерезать пуповину, — сказала Эрмин. — Но сначала ее нужно перевязать.

Дитя испустило более громкий крик, и, услышав его, на второй этаж поспешили подняться Мирей и Жослин. Как громом пораженные, они замерли под дверью в коридоре. Потом домоправительница постучала и спросила, как дела у роженицы.

— Только что родилась красивая маленькая девочка, — смеясь и плача, ответила Лора.

— Девочка! Какое счастье! — обрадовалась молодая мать. — Тошан будет так рад!

Бледная как полотно, Лора открыла ящик комода, в котором Эрмин держала принадлежности для шитья, и стала перебирать его содержимое. Потом перевязала пуповину атласной лентой, но никак не могла решиться ее перерезать. Ее дочь все это время дышала так тяжело, как если бы потуги продолжались.

— Ножницы! Где ножницы? — растерянно спросила Лора. — Дорогая, что, если я сделаю что-нибудь не так? И куда подевался твой муж? Он уже должен быть здесь с мадам Маргаритой!

— Они только что приехали, — крикнул из коридора Жослин.

На лестнице загрохотали шаги. Эрмин сразу же встрепенулась.

— Мама, не разрешай Тошану входить, прошу тебя! Не хочу, чтобы он видел меня в таком состоянии!

Испытывая огромное облегчение оттого, что можно передать дочь в руки квалифицированной акушерки, Лора шепотом сказала, что сделает все, как хочет Эрмин. Открылась дверь, впуская в комнату женщину с дорожной сумкой в руке. Маргарите Бабен было пятьдесят два года. Три года назад она переехала в Роберваль из Монреаля, где имела обширную клиентуру. Она была маленького роста и крепкого сложения, с короткими волнистыми волосами. Своей спокойной улыбкой и проницательным взглядом эта женщина внушала пациенткам доверие.

— Что тут у нас? — спросила Маргарита, похлопав Эрмин по бедру. — Она не слишком большая, эта новорожденная!

Женщина заново перевязала пуповину, обрезала ее и взяла на руки ребенка, чье липкое маленькое тельце тем не менее было хорошо сложенным и крепким. Уверенными движениями она завернула девочку в пеленку.

— Нужно воды, чтобы ее обмыть, — пробормотала Лора. — Мы не думали, что ребенок родится так быстро. Но внизу есть теплая вода. И ванночка, разумеется, тоже.

— С этим можно не торопиться, — сказала Маргарита. — Моя юная мадам, скажите, вам все еще больно?

— Да, и боль сильнее, чем пять минут назад, — призналась Эрмин.

— Так я и думала, — заметила акушерка. — Я не осмелилась сказать об этом вслух, когда осматривала вас, но теперь я уверена: роды еще не закончились и будет второй.

— Кто второй? — удивилась Лора.

— Второй ребенок! Ваша дочь ожидала двойню!

Это заявление обескуражило Эрмин. Она снова легла, голова у нее вдруг пошла кругом. Маргарита с серьезным видом осмотрела и ощупала ее живот.

— А теперь ребенок идет попкой! — сказала она. — Что ж, моя крошка, будете тужиться только по моей команде. Стенки матки расслабились, и вы не почувствовали схваток?

— Вы правы! Мне почти не было больно, — сказала молодая женщина. — И это показалось мне странным, я испугалась… Но все равно дышала и ходила…

— Умница! А теперь соберись с силами!

Лора, сама не своя от тревоги, отошла. У нее в голове все перепуталось. Когда акушерка сказала «идет попкой», она сразу же вспомнила рассказы о затяжных родах и ужасных страданиях роженицы, обычно заканчивавшихся смертью матери или малыша. Лора закрыла глаза, однако ее быстро призвали к порядку.

— Мадам Шарден, заберите малышку с кровати, она мне мешает! — отрывисто скомандовала Маргарита.

— Пойду покажу ее отцу и дедушке! Ты не против, Мимин, дорогая?

— Да, иди, мама.

— В таком случае хорошенько ее укутайте, — добавила акушерка. — А мужчин попросите получше протопить дом или, по крайней мере, эту комнату. Младенцам понадобится тепло, они родились раньше срока.

Жослин, Тошан и Мирей не сдвинулись с места — так и стояли, выстроившись вдоль стены в коридоре. Лора со слезами на глазах протянула новорожденную ее отцу.

— Это девочка, Тошан, красивая, как розовый бутон… Посмотрите на нее! Просто глаз не отвести!

Молодой метис склонился над крошечной куколкой, которая хлопала глазками и сосала пальчик. На круглой головке ее были белокурые волосики.

— О! — только и смог выдохнуть он. — Как себя чувствует Эрмин?

— Как роженица, которой предстоит еще раз хорошенько поработать, — ответила Лора. — Скоро родится второй малыш.

— Что? — оторопел Жослин. — Двойня? И второй будет мальчик? Или снова девочка?

— Мы это скоро узнаем, но нужно молиться, чтобы все прошло гладко. Боже, как мне страшно! — проговорила она. — Жосс, наша дорогая крошка… Если вдруг…

— Лора, не говори глупости! — с тревогой в голосе отозвался ее супруг. — Иди ко мне!

И он обнял ее, не сводя восхищенных глаз с новорожденной. Там, в своей комнате, Эрмин не кричала. Слышался только шепот Маргариты, отдававшей распоряжения. И вдруг акушерка повысила голос, и они услышали ее слова:

— Тужьтесь, толкайте! Нет, не так, мягче! Вышли ножки, но одна ручка зажата! Задержите дыхание, не тужьтесь! Так, хорошо! Я освободила ручку! Теперь можно!

И тут раздался гневный крик, похожий на мяуканье разъяренного кота: ребенок появился на свет.

— Браво! — воскликнула Маргарита. — Теперь можете отдохнуть. А эта малышка у нас с характером!

Лора вздохнула с облегчением. Мирей, которая до этой минуты молилась, сложив ладони перед грудью, дружески потрепала Тошана по плечу.

— Две дочки, мсье! Два зайца одним выстрелом!

— Это просто чудо! — восторженно подхватил Жослин. — Такое событие надо отметить!

Ему хотелось плакать. В порыве благорасположения он протянул зятю руку:

— Поздравляю, мой мальчик!

— Спасибо, но не знаю, что сказать. У меня ноги ватные.

Эрмин в это время пребывала в блаженном мире покоя, куда переносит нас чувство выполненного долга, успешно преодоленного испытания. Акушерка отмыла ее и помассировала ей живот, но прежде, конечно, проделала все необходимые манипуляции со второй новорожденной, которая оказалась крупнее и упитаннее сестрички.

— Вы заслужили хороший ужин и стакан вина. Это вернет вам силы!

В дверь постучали. Этот звук вывел молодую мать из состояния, близкого к дреме.

— Пожалуйста, попросите моего мужа подождать, — тихо сказала Эрмин.

Акушерка давно привыкла к тому, что ее пациентки не хотят показывать супругу физиологическую сторону родов, а потому сделала все так, как нужно. Почти целый час с первого этажа на второй носили теплую воду, чистое постельное белье, тарелки с супом. Мирей занялась приготовлением торта, а Лора сетовала без конца, что в доме нет шампанского — вина «для торжественных случаев».

Эрмин наблюдала за всей этой суетой словно бы со стороны. Она засыпала на пару минут и снова просыпалась, однако даже эти обрывки сна позволили ей отдохнуть. И все же каждый раз, когда она открывала глаза, ее охватывало изумление.

«Две дочки! У меня две дочки! Двойняшки! Две красивые и, похоже, здоровые девочки!»

Ее разум и сердце колебались между радостью и страхом. Невероятно, два ребенка сразу! Это означало, что и забот у нее теперь будет вдвое больше.

«Это судьба! Мне не быть певицей, — подумала Эрмин. — Не о чем теперь мечтать, я не стану ни новой Болдюк, ни Эммой Лаженесс!»

Ей было так стыдно даже думать об этом, что щеки ее стали пунцовыми.

«Как могла я желать себе такой бессмысленной жизни? Выходить на сцену, краситься, очаровывать публику! Господи, прости меня! Ты осыпаешь меня своими милостями, а я еще жалуюсь!»

Минуту спустя Маргарита Бабен впустила в комнату Тошана. Молодая женщина поспешила скрыть слезы замешательства. Он же стоял и смотрел на нее, не осмеливаясь приблизиться.

— Какая ты красивая! — проговорил он с восхищением. — И наши крошки! Настоящие куколки, совсем как их мама!

Она кивнула с робкой улыбкой. Ее белокурые волосы, заботливо расчесанные Лорой, струились по плечам. Ярко-розовые губы и большие голубые глаза блестели от едва сдерживаемого волнения. Мужу она показалась прекрасной, как мадонна, каких принято изображать в церкви.

Он присел на край кровати, с восторгом глядя на двух младенцев, лежавших по обе стороны от матери.

— Нужно дать им имена! Вернее, придумать еще одно имя, если ты не передумала.

— Ту, что родилась первой, мадемуазель, сосущую пальчик, мы назовем Лоранс. Ты помнишь?

— Конечно! Мы обсуждали это три дня назад. Лоранс! А ее сестричка?

Супруг смотрел на Эрмин с такой любовью, что последние сомнения с легкостью оставили ее. Она в свою очередь залюбовалась второй дочкой.

— Я так боялась, чтобы с ней не случилось беды, — пояснила она. — Она повернулась попкой, но потом вышли ножки, а ручка застряла. Мадам Маргарите удалось ее освободить. Знал бы ты, как я молила Святую Деву спасти мою невинную крошку! Я хочу назвать ее Мари! Ты согласен?

— Мари! Очень красивое имя! — одобрительно отозвался Тошан. — Но дочку Бетти тоже зовут Мари. Тебя это не смущает?

— Что ты, наоборот! — заверила мужа Эрмин. — Лоранс и Мари, Мари и Лоранс! Тошан, это невероятно! Это чудо! Мы ждали одного малыша, а теперь их у нас двое, с Мукки — трое! То-то я удивлялась, что у меня такой большой живот! И теперь я понимаю, почему движения плода казались мне такими странными. Наши дочки очень похожи внешне, но характеры, скорее всего, у них будут разные. И доказательством тому то, что Мари, появляясь на свет, кричала от ярости, а Лоранс — нет.

— Обе они будут белокурыми, как ты. Как бы мне хотелось обрадовать мать! Но в это время года не найдется никого, кто мог бы отнести ей письмо. И все же я ей напишу. Если повезет, она узнает хорошую новость еще до начала весны.

Тошан взял руку жены в свою, поднес ее к губам и поцеловал маленькие пальчики, нежные и теплые.

— У нас будет славная семья, — мечтательно сказал он. — Нужно родить еще одного мальчика, иначе у Мукки не будет младшего брата, которого он сможет учить жить в лесу. Я пристрою новые комнаты к хижине. Знаешь, о чем я думал, пока ехал к мадам Маргарите? Нужно будет привести в порядок снаряжение моего отца. Если я найду золото, мне не придется искать временную работу.

— Ты слишком торопишься, Тошан, — мягко упрекнула мужа Эрмин. — У нас уже есть наши девочки и Мукки, и я пока не готова ни родить четвертого ребенка, ни переехать жить в лес.

Он кивнул с растерянным видом, но себе пообещал настоять на том, что считает для себя важным. Эрмин его супруга, а значит, ей не обязательно по несколько месяцев жить в доме Лоры. Их дом — на берегу реки Перибонки, на участке его отца, Анри Дельбо. Он был твердо намерен воспитывать своих детей на природе, пока не придет пора отдавать их в школу.

— Ты права, — согласился он. — У нас еще есть время. Я говорил о будущем, но не о дне сегодняшнем. А теперь тебе, моя женушка-ракушка, нужно больше отдыхать и хорошо кушать. Нелегко будет накормить сразу двух младенцев!

Эрмин еще не задумывалась над этим. Она слишком устала.

— Тошан, попроси моих родителей прийти, а потом я посплю.

Он на несколько мгновений прижал голову к ее груди, а потом поцеловал в губы. Она погладила его по щеке.

— Если хочешь, сегодня я лягу спать в летнем домике, чтобы вам с девочками было больше места. Там есть переносная печка, так что я не умру от холода. Ничего мне не страшно, так я счастлив! И это благодаря тебе, любимая!

Молодая женщина с улыбкой кивнула. Своих отца и мать она встретила, пребывая все в том же состоянии усталости.

— Моя хорошая, мы ненадолго, — сказала ей Лора. — Мирей приготовила мадам Маргарите гостевую комнату, она остается у нас на ночь. Это меня успокаивает, она может за тобой присмотреть. Твои девочки такие хорошенькие! Правда, Жослин?

— Я места себе не нахожу от радости, — признался тот. — Такой сюрприз! Эрмин, моя крошка, сегодня вечером ты сделала нам прекрасный подарок! Надеюсь, я увижу, как они будут расти и станут такими же красавицами и умницами, как их мама! Ты уже придумала им имена?

— Мари и Лоранс! — ответила молодая женщина. — Завтра я вышью их инициалы на детском белье. Понадобится вторая колыбель и еще один комплект пеленок и одежды… Завтра я…

И молодая мать погрузилась в глубокий сон. Растроганные, родители на цыпочках вышли из комнаты. Уже в коридоре Лора сказала шепотом:

— Я найму няню и подыщу хорошую кормилицу. Эрмин не сможет кормить двух детей одновременно. И работы прибавится: стирка, купание, пеленание! Что ты об этом думаешь?

— Нашей дочери есть кому помочь: Мирей, Шарлотта, ты… — осторожно сказал он.

— Но ни у одной из нас нет молока, — возразила Лора.

— Лора, решать должна Эрмин, — примиряющим тоном сказал Жослин. — Мы будем заботиться о ней, как можем, и все будет хорошо, поверь мне. Я рад, что у малышек такие красивые имена.

Она кивнула и прижалась к нему.

— Как хорошо, что в этот вечер ты с нами, что ты увидел своих внучек, как только они родились! Я не думала, что доживу до такого счастья. Жосс, никогда не покидай меня, обещаешь?

— У меня и в мыслях этого нет, — заверил он ее. — Мы потеряли семнадцать лет, но теперь ничто нас не разлучит!

Мирей, которая тоже радовалась от всего сердца, подала им теплое вино с корицей и торт. Супружеская чета устроилась в гостиной, у большой печи из черного чугуна. Им очень понравились имена новорожденных: Мари и Лоранс. Радостные, они коротали время за приятным разговором.

Спустя время экономка уведомила хозяев дома, что Тошан вышел на улицу, несмотря на сильный мороз и непрекращающийся снегопад.

— Наш молодой отец решил поделиться радостью с семейством Маруа! — уточнила она.

Клеману Тошану Дельбо никогда раньше не доводилось испытывать подобного ощущения: на него одновременно обрушились радость, гордость и чистейшее счастье. Проходя мимо монастырской школы, он подбросил вверх свою шапочку и ловко поймал ее. Молодой мужчина даже не надел снегоступы, ведь до дома соседей было недалеко. По колено в снегу, он то и дело оборачивался, чтобы посмотреть на освещенные окна большого дома, где спали его супруга и дочери. Несколько шагов — и он уже на улице Сен-Жорж. Обрамленная двумя рядами домов с навечно угасшими окнами, она поднималась прямиком к заводу и кварталу, расположенному на плато.

Тошан подставил лицо ледяному ветру и бесконечно сыплющемуся с небес мягкому снегу. Ему хотелось закричать, чтобы дать выход переполнявшей его пьянящей радости.

«У меня самая лучшая в мире жена! Самая ласковая, самая покладистая, — думал он. — И она выбрала меня, Тошана, метиса с примесью крови индейцев монтанье! Я взял в жены настоящее сокровище, всё из золота и перламутра!»

Только значительное событие могло заставить его постучать в двери дома Маруа. Симон открыл дверь, вид у него был встревоженный.

— Симон! Пожми мне руку, я стал отцом! — громко сказал Тошан. — И притом отцом двойняшек!

— Входи скорее! — предложил его друг. — Что такое ты рассказываешь? У вас двойня?

Жозеф и Элизабет выбежали в прихожую. Шарлотта тоже еще не ложилась. Она бросилась обнимать Тошана.

— С Мимин все хорошо? Скажи, она же не умерла?

— Нет конечно! У нас две маленькие белокурые девочки! Куколки, принцессы!

— У Эрмин двойняшки! — вскричала Бетти. — Слава Иисусу!

Она заплакала от радости. Шарлотта не верила своим ушам.

— Это же надо! — вставил свое слово Жозеф. — Поздравляю, сосед! Мы должны это отметить! Арман, доставай бутылку карибу и печенье!

Все прошлые обиды были забыты. Рабочий с удивлением рассматривал Тошана с головы до ног, но с улыбкой, и глаза его были влажными от волнения. Вот так, в коричневых велюровых штанах и куртке на меху тот казался ему самым обычным парнем. Если не брать в расчет длинных, иссиня-черных волос, тот, кого он, Жозеф, привык называть дикарем и грязнокровкой, ничем не отличался от обычного жителя этих мест — высокий, хорошо сложенный и очень даже симпатичный.

— Двойняшки! — с восторгом сказал старший Маруа. — Наша Эрмин одним выстрелом убила двух зайцев! И Жослин, который теперь трижды дедушка, тоже должен был прийти и выпить с нами по маленькой!

— Успокойся, Жо! — одернула мужа Бетти. — Из-за тебя я расстраиваюсь! Не слишком ли много ты пьешь?

— Я не пьян, я очень рад, — пытался протестовать ее супруг. — Валь-Жальбер похож на тонущий корабль, и все крысы, кроме нас, Шарденов и Дельбо, уже спаслись! А теперь в моем поселке будут жить еще две девочки! Да, моя Бетти, я хочу это отметить!

Тошан улыбался, растроганный, взволнованный. Арман и Симон дружески хлопали его по плечу, Шарлотта висла на руке. Девочке хотелось все узнать поскорее, поэтому она засыпала его вопросами. Имена новорожденных ее восхитили.

— Ту, что родилась первой, Эрмин назвала Лоранс, а вторую — Мари, — сказал молодой метис.

— Как мило! — воскликнула Бетти. — Теперь у нас в поселке две Мари!

Это был час всеобщего ликования, час братства. Тошан, слегка опьянев, отложил свои планы на будущее. Придет день, когда он увезет свою маленькую семью далеко от заброшенного поселка, но этим вечером он не имел ничего против, чтобы побыть одним из жителей Валь-Жальбера.

Разбуженный гомоном, по лестнице спустился Эдмон. Взъерошенный, в пижамке, он спросил сонным голосом:

— Что, у нас уже Рождество?

— Нет, пострел! — отозвался Жозеф. — Наша Мимин родила двух девочек. И мы все это отмечаем!

Но со временем волнение улеглось и разговор угас. Было поздно. В установившейся тишине раздался волчий вой, мелодичный и в то же время печальный. Тошан подумал о своей матери, Тале — Тале-волчице, Тале-одиночке. Моментально протрезвев, он попрощался с хозяевами дома и ушел в зимнюю ночь.