Сиротка. Нежная душа

Глава 14 Колядки

Снег шел целую ночь. Открыв входную дверь, Элизабет Маруа замерла, любуясь пейзажем. В любой другой день эта картина — поселок, накрытый пушистой белоснежной шубой, лежащей на крышах пустых домов улицы Сен-Жорж, — могла бы навеять ей грусть. Но сегодня у Элизабет был прекрасный повод для радости: она думала о том, что ее воспитанница родила двух девочек, и все еще не могла в это поверить. Такое событие казалось ей Божьим чудом, благословением для всего Валь-Жальбера.

Симон и Арман решили порадовать приятным известием мэра, старожила муниципалитета Эзеба и еще несколько семей, по-прежнему проживавших в домах у региональной дороги.

— Эй, Бетти, ты что, решила нас с Мари заморозить? — крикнул ей Жозеф. — Ну, родила твоя Мимин двойняшек, но мир-то от этого не перевернулся! Готов поспорить, ты ей завидуешь!

— Вовсе нет, я просто очень за нее рада, — возразила его супруга, закрывая дверь. — Ближе к вечеру схожу ее проведать. Мне не терпится увидеть ее сокровища!

— Сокровища! Не будем преувеличивать, — пробурчал бывший рабочий. — Голос Эрмин — вот настоящее сокровище! А теперь она станет, как все наши женщины, рожать в год по ребенку. И ей будет не до песен!

— Все наши женщины, но только не я, — с тоской в голосе отозвалась Элизабет. — За двадцать с лишним лет я родила тебе всего четверых!

— Не жалей об этом, Бетти! Я никогда не держал на тебя зла; если так вышло — это не твоя вина. Зато мы смогли купить дом и участок. У нас и так все хорошо.

Элизабет подошла к мужу. Мари, сидящая на высоком детском стульчике, заулыбалась и протянула ручонки к маме. Жозеф как раз кормил ее с ложечки кашей.

— Что ни говори, девочки — это Божий дар, — признался он. — Видишь, Бетти, с нашей Мари я тебе помогаю! Эдмон, помню, вечно залезал руками в тарелку или выплевывал молоко. Слушайся родителей, Мари! Сегодня твой папа принесет из лесу елочку, и мы все вместе украсим ее к Рождеству и новогодним праздникам.

Элизабет положила руку мужу на плечо. Их супружеские отношения всегда оставались прочными, что бы ни случилось.

— Я счастлива с тобой, — очень ласково сказала она.

Он посмотрел на нее с бесконечной признательностью.

— Тебе временами приходилось несладко с моей вспыльчивостью, скупостью и любовью к карибу! Но теперь все будет по-настоящему хорошо! Я тебе это обещаю, Бетти!

Растроганная этими словами, она одарила его лучезарной улыбкой.

— Знаешь, что пришло мне в голову? — добавил Жозеф. — Пускай в поселке почти нет людей, все равно грех забывать о традициях. Нам всем нравятся всякие новшества, особенно Лоре, но мне приятно будет поколядовать с сыновьями 31 декабря. Возможно, Жослин с Тошаном захотят к нам присоединиться. Наденем снегоступы, и, кто знает, может, доберемся даже до домов окрестных фермеров!

— Ты шутишь или… серьезно, Жо? — удивилась Элизабет. — Раньше колядники собирали еду для самых бедных жителей поселка!

— Ну да! Этот бедный Эзеб, как ни старался, не смог выкупить свой дом. Сердце разрывается, когда о нем подумаю — одежда износилась, досыта не наедается…

— Странно, я думала, внучка заботится о нем.

— Иветта? У нее зимой снега не допросишься! Старик умрет, она и не заметит! Теперь, когда она охомутала этого простака Онезима Лапуанта, она и думать забыла о родных. Ее отец уехал из поселка — для нас это плохо. У меня есть повозка и лошадь, и временами появляется повод заглянуть к тележнику.

Внезапное проявление любви к ближнему со стороны Жозефа обескуражило Бетти, однако она была женщиной доброй, поэтому только обрадовалась. И день показался ей от этого еще более прекрасным.

— Когда я буду у Мимин, — а я пойду минут на пятнадцать, не больше, чтобы ее не утомлять, — то поговорю с Жослином и Тошаном, — предложила Элизабет.

— Лучше попроси их зайти ко мне на пару слов, — ответил на это Жозеф. — И поздравь Мимин и от меня тоже. Особенно с выбором имен, добрых христианских имен!

И Жозеф улыбнулся в бороду, подчеркнув тем самым иронию, которую он вложил в свое замечание. Элизабет, в прекрасном настроении, принялась хлопотать по хозяйству. Ближе к двум пополудни она оделась потеплее и приготовилась немного побороться с холодом и снегом ради того, чтобы увидеть наконец Мари и Лоранс Дельбо. С собой она взяла только Эдмона.

— Осторожнее, мама! В такой снегопад уже через час дорожку заметет, — предупредил ее Симон, не выпуская изо рта сигарету.

— Я приду за тобой, — заявил Арман, средний из братьев.

— Я не настолько глупа, чтобы заблудиться между своим домом и домом Лоры, — возразила их мать. — Я же не слепая и пить не собираюсь. Какая разница, заметет дорожку или нет…

Элизабет сияла от счастья. Она была рада, что все ее дети рядом, у нее преданный супруг, хороший дом, в котором тепло и соблазнительно пахнет оладьями.

— До встречи, мои дорогие колядники! — негромко сказала она и улыбнулась: в спальне второго этажа спала маленькая Мари, и мать боялась ее разбудить.

— Колядники? — повторил удивленный Арман.

— Отец вам объяснит, — сказала Бетти и вышла из дома.

Эдмон шел впереди. Потоки снежинок буквально обрушивались на них с неба. Мальчик прыгал, по колено проваливаясь в снег, хотя Симон с Тошаном только сегодня утром расчистили тропинку: молодые и сильные, они скучали по физической нагрузке, а потому прорыли между домами Маруа и Шарденов настоящую траншею.

Элизабет с сожалением посмотрела на фасад монастырской школы. Здание с крыльцом, двойными дверями, балконами и колокольней она находила очень красивым.

«Все мои сыновья ходили сюда на занятия, — подумалось ей. — Сестры были прекрасными учительницами, обучали ребят арифметике и истории, а также прививали моральные принципы, учили уважать ближнего, быть вежливыми. Часто мне представлялось, что эти святые женщины — ангелы в черных платьях и белых платках! Помнится, однажды вечером они нашли меня в почти бессознательном состоянии…»

Элизабет вдруг захотелось плакать. В то далекое время она была очень молода и, хотя ей едва исполнилось девятнадцать, у нее уже был Симон, беспокойный и крикливый малыш.

«Я ждала ребенка, по крайней мере, была в этом уверена, но мне так хотелось увидеть крошечную девочку, которую сестра Мария Магдалина нашла на крыльце монастырской школы, на этом вот крыльце… Какой выдался вечер! Что-то случилось с электричеством, а за пару минут до поломки на фабрике прогудел сигнал тревоги. Я тогда так испугалась! И как сумасшедшая бросилась в ночь, чтобы узнать, жив ли Жозеф. Я не шла, а бежала, несколько раз умудрилась упасть, и у меня случился выкидыш. Если бы сестры не нашли меня и не обогрели, я бы замерзла до смерти. И в тот вечер я впервые увидела этого ребенка, нашу Мимин!»

У нее вырвался тяжелый вздох. Эдмон обогнал мать и теперь, взобравшись на крыльцо дома Лоры, стряхивал с ботинок снег.

— Мама, скорее! — крикнул он. — Я увидел в окно, как Шарлотта наряжает елку! Это несправедливо! У них уже есть елка, а у нас — нет!

— Воспитанные люди не подглядывают в окна, Эдмон! — отчитала женщина сына, но шаг ускорила.

Залаяли собаки Тошана — верный знак, что в доме скоро будут гости. Лора поторопилась открыть и впустить соседку.

— Бетти, дорогая, входите скорее! Если бы вы не пришли, я бы послала за вами Жослина! От девочек просто глаз не отвести — личики розовые, тельца пухленькие! Настоящие куколки! Мы все любуемся ими!

В холле появилась Мирей. Она помогла Бетти снять пальто, отряхнула на пороге снег с ее шарфа и шапочки. Эдмона она попросила надеть гостевые тапочки, и мальчик прямиком направился в гостиную, к Шарлотте.

В жарко натопленном доме пахло свежей выпечкой и кофе. Лора, волосы которой были повязаны белым платком, взяла Элизабет за руку и провела на второй этаж.

— Пока Эрмин в своей спальне, но скоро мы спустим ее в гостиную. Это самая лучшая комната в доме, и там она не будет чувствовать себя одинокой. О Бетти, как бы мне хотелось, чтобы вы отпраздновали Рождество с нами!

— О нет, Жозеф ни за что не согласится! Но вот вечером 31 декабря я могла бы составить вам компанию. Кстати, Лора, у меня есть поручение от мужа к вашему супругу и зятю.

Так, переговариваясь вполголоса, они поднялись на второй этаж. В комнату к Эрмин приятельницы вошли веселые, с улыбками на лицах. Молодая женщина лежала в постели, ее белокурые волосы были заплетены в две косы. Розовая атласная сорочка с вышитыми цветочными мотивами как нельзя лучше подчеркивала нежный цвет ее лица.

— Никогда бы не подумала, что вчера ты родила двух деток! — восхитилась Бетти, подойдя поближе. — Ты такая хорошенькая! И не выглядишь усталой!

— Спасибо, Бетти! В этот раз мне не было больно, — призналась Эрмин. — Ну, почти не было, если сравнивать с первыми родами. Мадам Маргарита сказала, что такое иногда случается у женщин, которые носят двойняшек: живот так напряжен, что потуги почти не ощущаются. Мари родилась всего через пятнадцать минут после Лоранс, родовые пути были открыты. Все случилось само собой.

Элизабет кивнула, но то, как открыто молодая мать говорит о таинстве деторождения, привело ее в смущение. Однако она позабыла о своем замешательстве, стоило ей заглянуть в колыбель, где спали новорожденные, в одинаковых чепчиках из белого ситца. Девочки лежали рядышком, и были видны их крохотные ручки.

— Господи, как же они похожи! — с восхищением выдохнула женщина. — Их будет нелегко отличить друг от друга, Мимин!

— О нет! Им нет еще и суток, а я прекрасно их различаю! Мари иногда сосет пальчик. Я повязала ей на запястье розовую ленточку. Лоранс почти не плачет, она очень спокойная. Они обе — настоящие ангелочки, мои красавицы!

И она улыбнулась, испытывая гордость. Ее вчерашние страхи улетучились, однако чувство стыда осталось. На протяжении многих месяцев Эрмин упрекала себя за то, что думала, будто двое детей — это слишком большая обуза, и что о карьере певицы теперь можно забыть навсегда. Теперь она стыдилась этих мыслей, что только усиливало ее любовь к новорожденным дочуркам, как если бы незначительное проявление эгоизма могло сделать ее плохой матерью.

— Наверное, накормить двоих непросто? — спросила Бетти.

— Эрмин и слышать не хочет о кормилице, — пожаловалась соседке Лора. — Она подорвет себе здоровье! Полчаса назад дочка побледнела как полотно у меня на глазах, потому что кормила обеих малышек одновременно! Мирей пообещала, что у нее не будет недостатка в мясе, молочном и пирожках, но было бы проще нанять кормилицу.

— Я против таких методов, мама! — возразила Эрмин. — Молоко матери — самое лучшее для ребенка, которому она дала жизнь. И я полагаю, что это грустно и унизительно для женщины — кормить чужого малыша за деньги. Если понадобится, мы купим бутылочки и заменитель материнского молока. Его продают в виде порошка, который нужно разводить кипятком. Производитель — какая-то швейцарская компания. Это молоко спасло жизни многим грудничкам, я читала об этом в твоем французском журнале.

— Боже правый, и ты будешь кормить этим своих ангелочков? — поразилась Элизабет. — Симон уговаривал меня попробовать сгущенное молоко из банки, но я отказалась наотрез!

— Нужно идти в ногу со временем, — заметила Лора. — Консервы — очень практичная вещь.

Эрмин встала, чтобы поближе подойти к Бетти. Акушерка советовала ей немного подвигаться, поскольку роды прошли прекрасно, без каких бы то ни было осложнений.

— Это странно, — сказала она тихо, — я ощущаю себя стройной и легкой… И я так счастлива!

Она с нежностью прижалась к Элизабет. Прошли годы, но они были по-прежнему очень привязаны друг к другу. Вот так, почти щека к щеке, они стояли и любовались милыми личиками спящих младенцев. Лора ощутила укол ревности.

— Ты тоже немножко их бабушка, Бетти! — сказала Эрмин. — Очаровательная бабушка, у которой собственной дочурке всего год и пять месяцев!

Лора поджала губы. Она намеревалась выйти из комнаты, как вдруг Лоранс вскрикнула. Эрмин тотчас же взяла дочку на руки.

— Посмотрите на нее! — с восторгом сказала молодая женщина. — Она открывает глазки, и ротик у нее изящный, как крохотный цветок! Моя дорогая крошка, моя маленькая принцесса!

Но тут пришел черед Мари испустить куда более громкий крик. Лора подошла и взяла ребенка на руки раньше, чем это успела сделать Элизабет.

— Мне кажется, у Мари личико не такое круглое, как у Лоранс, и пушок у нее на голове темнее, особенно тут, на лобике! И волосы растут так, как у Жослина!

— Нет, мама, как у Тошана! — поправила ее Эрмин. — Если тебя послушать, мои дочки похожи только на вас с папой, а от нас, своих родителей, они не взяли ничего! Они, конечно, белокожие и светловолосые, но и в их жилах течет кровь индейцев монтанье! Я хочу их сфотографировать и послать фотографии Тале.

— Конечно, дорогая. Не сердись, пожалуйста, — отозвалась ее мать.

На этот раз Лора все-таки вышла. Эмоции захлестывали Эрмин, и Лора не понимала, что тому причиной. Отрадное зрелище ожидало ее в гостиной: Тошан с Жослином дружно, как старые приятели, развешивали над окнами гирлянды из золотистой бумаги. На елке, верхушка которой касалась потолка, сияли разноцветные стеклянные шарики. Из электрофона лился рождественский гимн. Звук у дорогого аппарата был куда лучше, чем у граммофона Мирей, и последняя как раз задержалась у чугунной печки, чтобы послушать «Adeste Fideles».

— Моя славная Мирей, похоже, ужин не будет готов вовремя, — сказала ей Лора. — И, если ты не забыла, сегодня мы составляем меню рождественской трапезы.

— Да, мадам! Отправляюсь в кухню!

Жослин уловил в голосе супруги нотки недовольства. Он спустился с табурета, подошел к Лоре и приобнял ее за талию.

— Что случилось, моя любимая Лора? Мы впервые за многие годы будем отмечать Рождество вместе, с нашей дочкой и внуками. Ты осознаешь, как нам повезло? В прошлом году в это время я был в санатории в Лак-Эдуаре и хотел только одного — как можно быстрее умереть. Господь в своей бесконечной доброте собрал нас всех в этом доме! Каждый день, который я провожу с тобой и Эрмин, делает меня лучше. И сейчас для полного счастья мне не хватает только твоей прекрасной улыбки!

Она посмотрела на него, не зная, чего больше хочется — смеяться или плакать.

— Дело в нашей дочери, — шепнула она мужу на ухо. — С Бетти Эрмин — сама ласка, а меня все время отталкивает и одергивает. Но я ведь не сделала ничего плохого с того момента, как малышки появились на свет.

У Тошана был прекрасный слух. Но в так называемые «женские» дела он предпочитал не вмешиваться. Однако стоило Лоре сказать, что Жозеф Маруа просил Жослина с Тошаном зайти к нему, чтобы поговорить о каком-то колядовании, как он проявил больше любопытства.

— Дорогой зять, подойдите ко мне, пожалуйста, — сказала она тоном, в котором все еще угадывалось раздражение. — Жо и Симон хотят с вами поговорить. Сходите к ним, а я закончу украшать гостиную.

Жослин стал одеваться, объясняя Тошану, о чем идет речь.

— Это милый христианский обычай! В Труа-Ривьер на Новый год мы всегда ходили от дома к дому, и люди от чистого сердца давали нам овощи, куски сала, горшочки со сливками, брюкву, молоко… Бедняков было много, хватает их и в наши дни. Помню, как ребенком я вместе со сверстниками бегал впереди колядующих. Мы стучали палками, оповещая хозяев дома о том, что к ним идут за пожертвованиями!

— Папа говорит, что я тоже пойду! — воскликнул маленький Эдмон, крутившийся рядом. — И друга Урбана с собой возьму!

— А я? — спросила Шарлотта. — Мне можно с вами?

— Посмотрим, — отрезал Жослин. — Колядуют обычно вечером 31 декабря, на улице может быть очень холодно.

Тошан слушал с интересом, хотя и не без улыбки. Его детство прошло в обществе отца-ирландца и матери-индианки, в глубине леса. Чаще всего ссоры между родителями случались в праздничные дни: Тала отказывалась исполнять католические обряды, а Анри Дельбо насмехался над верованиями супруги, почитавшей природу и силы кормилицы-земли.

— В этот день мой дед Эльзеар благословлял членов семьи, собравшихся вместе. Все ссоры забывались, потому что в новый год следовало вступать в мире и согласии. И мы все желали друг другу жить в любви и счастье до конца наших дней!

И он замолчал, взволнованный своими воспоминаниями. Лора подошла и поправила кончиками пальцев воротник его пальто. Она боялась за мужа, опасалась ветра, снега, холода… Их любовь сумела возродиться, одной искорки хватило, чтобы снова вспыхнуло яркое пламя.

— Будь осмотрительным, Жосс! — сказала она. — Поскорей возвращайся ко мне, мой колядник! И вы, Тошан, не задерживайтесь у Симона. Сейчас вы очень нужны Эрмин.

Тот пообещал, на мгновение смежив веки. Лора какое-то время смотрела им вслед. Снег сыпал с неба — обильный, неутомимый. Очень скоро два почти одинаковых мужских силуэта заслонил сумасшедший танец снежинок.

«Спасибо тебе, Господи! — подумала Лора. — Откуда во мне столько плохого, чтобы ревновать дочь к добрейшей Бетти, упрекать Мирей, которая столько для нас делает? Жослин прав, жизнь очень добра к нам!»

Из гостиной до нее донесся припев гимна «Тихая ночь»[43] и аппетитный запах горячего шоколада.

«Я очень счастлива! И у нас теперь еще две прекрасные внучки. Какая глупость с моей стороны обижаться на каждую мелочь!»

Лора ощутила бесконечную признательность провидению. У нее даже слезы навернулись на глаза. Она решила вернуться в комнату дочери и излить на нее всю любовь, которая переполняла ее материнское сердце.

Тошан присел на край дивана, на котором отдыхала его молодая супруга. Эрмин только что покормила своих девочек и чувствовала себя очень усталой.

— Мари и Лоранс сегодня вечером исполнится девять дней, — сказала она. — Как быстро идет время! Но я беспокоюсь: они почти не набрали вес!

— Если бы твоя мать не купила весы, ты бы об этом не узнала, — отозвался Тошан. — Они прекрасно себя чувствуют и редко плачут, я это заметил. Не волнуйся, они наберут вес, но не сразу, а постепенно!

— Может, у меня не хватает молока? — тихо предположила Эрмин.

Он тыльной стороной ладони погладил ее по щеке, уверенный, что нет абсолютно никаких оснований для беспокойства.

— Моя дорогая женушка-ракушка, любимая, перестань изводить себя ненужными вопросами! Ты сделала мне такой прекрасный подарок! Посмотри, как красиво в комнате!

Эрмин повернула голову и какое-то время любовалась гостиной. Стены и печная труба были украшены еловыми ветвями, перевитыми красными и золотыми лентами. Рождественское дерево сияло крохотными разноцветными лампочками электрической гирлянды. Под елкой Шарлотта поставила колыбель и фигурки трех волхвов, Марии и Иосифа, быка и ослика. Лора купила их по каталогу во французском магазине, имевшем филиал в Квебеке. Девочка не переставала удивляться тому, какой долгий путь проделали эти фигурки, прежде чем оказаться в их доме в Валь-Жальбере.

Над окнами, которые к Рождеству занавесили красными бархатными портьерами, красовались букеты остролиста. Жослин нашел кустик в лесу возле каньона реки Уиатшуан.

— У нас и правда очень красиво, — согласилась Эрмин. — Тошан, я хочу есть, пожалуйста, попроси у Мирей бульона! И пару бутербродов!

— Но ты ведь только что завтракала, — удивился он.

— И опять проголодалась!

Ее супруг встал и пошел в кухню. Оставшись одна, Эрмин вынула из кармана своего домашнего платья синий конверт и поспешно вытряхнула из него почтовую открытку. Картинка была обычная, обрамленная серебристым орнаментом: на фоне заснеженного леса по опушке шел величественный олень. В шестой раз со вчерашнего дня она перечитала строчки на обороте открытки:

«Дорогая Эрмин!

Желаю Вам веселых праздников в кругу семьи. Ваша мать сообщила мне, что у вас родилась двойня. Думаю, материнство не заставит замолчать соловья из Валь-Жальбера. К этому хочу добавить, что директор Капитолия в Квебеке очень хочет вас услышать. На оперной сцене нам не хватает феи с золотым голосом, которая смогла бы очаровать публику, в последние годы лишенную возможности погрузиться в мир грез и магии. Вы найдете мой номер телефона на визитной карточке, которую я вкладываю в этот конверт. С наилучшими пожеланиями,

Октав Дюплесси».

От желания плакать зачесался кончик носа, и слезы потекли словно сами собой. Со вздохом молодая женщина поспешила спрятать послание. Эти несколько фраз разбередили рану, которая, без сомнения, никогда не исцелится.

Через несколько минут в комнату вошла Шарлотта с подносом.

— Мимин, Тошан попросил отнести тебе еду. Он идет гулять с собаками.

— Спасибо, дорогая! Ты можешь оказать мне еще одну услугу? Знаю, сегодня воскресенье, но мне нужно, чтобы ты бросила в почтовый ящик это письмо. Я уже наклеила марку. Оно уйдет по назначению во вторник.

— Но мне ведь надо лечь спать! — воскликнула Шарлотта. — Ты забыла? В этом году мы отмечаем Рождество на старинный лад, так сказала Лора. Мы все встанем за час до полуночи и будем петь и танцевать. Мирей приготовила кучу всяких вкусностей! И она тоже пойдет спать пораньше.

— Это не займет много времени, — не сдавалась Эрмин. — Надень снегоступы и сбегай на почту!

— Хорошо! Но только если Лора увидит, что я выхожу из дома, она меня отругает.

— Никто не должен тебя увидеть, — сказала молодая женщина. — Это секрет, еще один секрет! Я написала Октаву Дюплесси, тому импресарио, который приезжал в поселок прошлой зимой. Если Тошан найдет мое письмо, он станет спрашивать, но я не знаю, что ему говорить. Поторопись, а я скажу, что ты пошла поиграть с Эдмоном.

Шарлотта заглянула в расстроенное лицо старшей подруги. Сама того не желая, она слышала обрывки разговоров взрослых и знала, что Лора, Жослин, Тошан и Мирей полагают, будто нервы у Эрмин не совсем в порядке, и все это из-за недавних родов.

— Ты не рада, что у тебя две хорошенькие дочки, Мимин? — спросила она. — Или тебе не хочется праздновать Рождество, как в старину?

— Откуда такие вопросы, Лолотта? — вопросом на вопрос ответила Эрмин. — Я очень рада! Но не хочу, чтобы господин Дюплесси мне писал. К счастью, Арман отдал его письмо мне в руки!

Девочка взяла белый конверт, который протягивала ей Эрмин. Честно говоря, она была не против прогуляться. Потом ей наверняка будет легче заснуть. Она сомневалась, что удастся задремать в три часа дня, и поэтому рассчитывала тайком почитать приключенческий роман.

— Я скоро! — пообещала она.

Эрмин снова улеглась на диван и положила голову на большую атласную подушку. Мари и Лоранс спали рядом, каждая в отдельной колыбели. Элизабет Маруа одолжила Мимин свою плетеную колыбель, которая по очереди служила ее четырем детям.

«Сегодня Рождество, а я чувствую себя совсем измотанной, — с грустью подумала молодая женщина. — Столько беспокойства было после рождения девочек, столько посещений! И мама, которой нипочем расстояния и снегопады, с ее желанием купить еще детской одежды, еще пеленок и белья! И так стирки стало намного больше…»

Она закрыла глаза и вспомнила, как навещала ее дорогая Бетти в прошлое воскресенье. Она принесла платье, в котором крестили ее собственную дочку Мари, — настоящую сказку из белоснежных кружев, с тончайшей вышивкой. Платьице было идеально чистое и накрахмаленное. Лора нахмурилась, но Эрмин сумела настоять на своем: Мари Дельбо будут крестить в этом чудесном наряде, сшитом руками Бетти, а на Лоранс наденут новое платье.

«Маме следовало бы меньше тратить, — подумала она. — Папа старается не корить ее, но она и вправду покупает слишком много всего! Что, если завод в Монреале закроется? Хотя и это ее не остановит: мама говорит, что в таком случае она за большие деньги продаст особняк в столице, и этого нам хватит, чтобы безбедно жить многие годы. Это не понравилось Тошану, я уверена, хоть он не подал виду…»

Эрмин хотелось быть более уравновешенной, но в последнее время она слишком эмоционально реагировала на самые незначительные события, то плача, то впадая в гнев. Все члены семьи много возились с новорожденными, что было молодой матери большим подспорьем, однако даже это ее расстраивало: Эрмин считала, что уделяет своим малышкам слишком мало времени. Мукки, который, должно быть, ощутил недостаток материнского внимания, стал капризничать. Он просыпался ночами и громко плакал. В общем, Эрмин и так была измотана, а открытка с пожеланиями от импресарио огорчила ее еще больше. И она написала предельно короткое ответное послание с тем, чтобы впредь он ее не беспокоил.

— Как себя чувствует моя женушка? — спросил низкий, вибрирующий от нежности голос.

— Тошан? — отозвалась она, вздрогнув от неожиданности.

Муж склонился над ней и улыбался, как всегда спокойный и привлекательный.

— Я думала, ты гуляешь с собаками.

— Твой отец пошел вместо меня, ему полезно прогуляться, — ответил с улыбкой Тошан. — Зато Лора нервничает: подгорел мясной пирог с гусятиной и брюквой. Мирей в отчаянии! На бедняжку больно смотреть! И в довершение всего я, сам того не желая, поссорил твоих родителей.

Последние слова мужа заинтересовали Эрмин, и она привстала на диване. Теплые ладони Тошана у нее на плечах дарили ощущение ласки и безопасности.

— Расскажи! — попросила она шепотом.

— Я имел неосторожность спросить, почему подарки раздадут после полуночи, ведь мы собираемся праздновать на старинный лад, а на днях твой отец рассказывал, что подарки вручали в первый день нового года. Жослин тут же заявил, что я прав и подарки следует открывать первого января. Твоя мать обиделась и даже расплакалась!

— И как же мы поступим? — спросила Эрмин.

— Посмотрим, что случится после полуночи. А ты пока выпей свой бульон, он почти остыл.

Обнявшись, они продолжали болтать. Скоро, после дневной сиесты, должен был проснуться Мукки, и они наслаждались каждым мгновением, проведенным наедине.

В кухне Мирей и Лора суетились вокруг бочонка. Домоправительница уверяла хозяйку, что подаст к столу настоящий карибу, а не подделку, которую пьет обычно Жозеф Маруа.

— Но что делать Жозефу Маруа в нашем доме? — раздраженно спросила Лора. — Мне нет дела до его карибу! Вот мое мнение, Мирей: твой напиток свалит наших мужчин с ног!

— Вовсе нет, мадам! Я пользуюсь настоящим рецептом! Смешиваю белое и красное вино, черничную настойку и чистый виски и все это охлаждаю. А мсье Маруа берет красное вино и добавляет в него дешевый бренди, потому что он скряга!

— Может, он и скряга, но именно ему пришла в голову идея организовать колядование для этого бедного мсье Эзеба, — возразила Лора. — А что у нас со слоеным паштетом? Он, похоже, так и останется сырым, огонь в печи горит слишком слабо.

— Что вы, мадам, я положила в печь достаточно дров! Уже четыре часа мой паштет тихонько себе запекается. В мои юные годы, в Тадуссаке, никто не делал этот паштет лучше меня! А в те времена праздники длились с двадцать четвертого декабря по шестое января! Посмотрите, какой он у меня красавец!

И домоправительница, вся раскрасневшаяся от возмущения, открыла печь. Она ревниво следила за приготовлением своего кулинарного шедевра — паштета, состоявшего из многих слоев мяса и жареного лука. Понемногу зайчатины, индюшатины, курятины, свинины, мяса дикой утки и куропатки, и все это приправлено ароматными травами и завернуто в толстый слои теста…

Лора осмотрела большой чугунный котелок, потом взяла прихватку и приподняла крышку. Ее взору предстал золотистый купол пирога, который сквозь прорезанные в тесте крохотные отверстия распространял ужасно аппетитный, богатый нюансами аромат.

— Может, я и сожгла один пирог, но мое фондю с краснокочанной капустой просто великолепно, мадам, — заявила Мирей. — И мои паштеты тоже выйдут превкусными! В лавке, где мсье Жослин обычно покупает мясо, прекрасная свинина! И вообще, не знаю, как вы съедите все, что я приготовила! За столом вас будет всего пятеро, и у маленькой Шарлотты плохой аппетит… И кексов слишком много — я испекла целых четыре!

— Перестань жаловаться, моя дорогая Мирей! — воскликнула Лора. — Ты ужинаешь с нами, я уже сто раз тебе это говорила. Ты — член семьи, перестань жеманничать! И ничего не пропадет, если мы поставим остатки в прохладную кладовку в подвале. Зато на праздник, первого января, у тебя будет меньше работы!

С этими словами Лора вышла из кухни. Она услышала, что на втором этаже проснулся и залепетал Мукки. Когда родились двойняшки, она почти все свое внимание сосредоточила на мальчике. И он с каждым днем все сильнее привязывался к своей очаровательной бабушке, которая души в нем не чаяла.

Стоило хозяйке подняться по лестнице, как Мирей аккуратно прикрыла дверь. Она выпила немного своего карибу и, довольная, прищелкнула языком. Уперев руки в бока, она запела себе под нос одну из самых популярных песен Ла Болдюк — «Первое января». «Первого января мы протягиваем друг другу руки, мы обнимаем друг друга, и нужно этим пользоваться, потому что это происходит только один раз в году…»

В это самое время Жослин, надев на ноги снегоступы, поскольку глубина снега достигала восьмидесяти сантиметров, шел по лугу за мельницей Уэлле. Это место ему очень нравилось, несмотря на связанные с ним неприятные воспоминания. Собаки Тошана, которые наизусть знали маршрут прогулки, весело носились вокруг него, по временам припадая животом к земле, возились и лаяли. Из четырех собак Дюк был самым быстрым и ловким. Этот серый пес с раскосыми, золотистого цвета глазами напоминал Жослину его верного Бали, погибшего от волчьих зубов.

Он улыбнулся при мысли о подарке, который они с женой купили зятю еще неделю назад. Лора сразу же согласилась с его предложением. Они приобрели щенка породы хаски, маленького самца с черной шерсткой. Белая маска на морде подчеркивала его лазурные глаза. Они с Лорой решили, что прежде, чем получить свой подарок, зятю придется отгадать загадку, которую сочинила теща.

«У него глаза голубые, как у нашей Эрмин, но ходит он на четырех лапах. Кто это может быть? — повторил про себя Жослин и усмехнулся. — Моя Лора — тонкая штучка, но Тошан быстро догадается!»

Он уже собирался свистом позвать собак, когда от мельницы, темная масса которой высилась на расстоянии какого-нибудь десятка метров, донеслись крики. Голосок был тоненький, детский.

— Нет! Нет! Я не хочу! — кричал кто-то.

Дюк замер, навострив уши. Шерсть у него на загривке поднялась дыбом. Через мгновение он бросился вперед. Жослину было нелегко за ним угнаться, но он старался, как мог. Вскоре он увидел два силуэта и узнал красный анорак Шарлотты. Его совсем недавно купила для девочки Лора, поэтому ошибки быть не могло. Рядом с малышкой стоял высокий мужчина в коричневой куртке.

— Шарлотта! Что происходит? — крикнул Жослин.

Пес уже подбежал к девочке и теперь скалил зубы на ее спутника. Жослин никогда раньше не встречал Жюля Лапуанта, но по словам испуганной Шарлотты понял, кто перед ним.

— Нет, папа, я с тобой не пойду! Отпусти меня!

— Вы слышали, что говорит вам ребенок, мсье? — повышая голос, спросил Жослин. Он знал, что в свое время этот человек повел себя с родной дочкой недостойно. — Отпустите ее!

— А вы кто такой? — крикнул ему Лапуант. — И заберите собаку, или я ей шею сломаю!

Шарлотта была просто счастлива видеть Жослина. Она бросилась к нему с выражением ужаса на лице.

— Мой отец говорит, что я должна отмечать Рождество с семьей, — выпалила девочка, повисая у него на руке. — Но я не хочу, я ведь теперь живу у вас, у мадам Лоры!

И она разрыдалась, сгорбившись, задыхаясь от слез и страха.

— Мсье, оставьте девочку в покое, — начал Жослин. — Может, это и ваш ребенок, но, как я слышал, вы не имеете права к ней приближаться.

— Суд мне этого не запрещал, — с трудом подбирая слова, хриплым голосом проговорил Жюль Лапуант. — Табарнак, я только хотел забрать девчонку домой. Онезим с Иветтой пригласили меня на ужин. Я увидел Шарлотту возле почты и забрал с собой.

— И куда вы ее вели? Ведь дом вашего сына в другой стороне, — холодно возразил Жослин. — В любом случае вам следовало предупредить мою супругу, Лору Шарден. Драться в рождественский вечер мы не станем, и если Шарлотта захочет, она придет к вам в гости завтра, со мной или моим зятем.

На Жюля Лапуанта было больно смотреть. Лицо у него опухло, сосуды на носу и щеках полопались. Губы прятались в желтых с проседью усах. От него несло алкоголем. После смерти супруги, угасшей после долгой болезни, он совершенно опустился. Однако его намерения по отношению к Шарлотте оставались двусмысленными, и Жослин это почувствовал. Дюк, без сомнения, тоже, потому что он продолжал рычать, показывая свои крепкие белые зубы.

— Отстаньте от меня! — крикнул Лапуант. — Вы ходите такие гордые, но на деле ничем не лучше меня! Ваша дочка, Эрмин, дорого мне заплатит за то, что украла у меня Шарлотту! Она будет иметь дело со мной, я вам обещаю…

— Только троньте мою дочь, и я вас в порошок сотру! — пригрозил Жослин. — Вам должно быть стыдно за то, что вы так напугали девочку!

И он повернул обратно, прижимая к себе свою подопечную. Жюль Лапуант хотел было последовать за ними с кулаками наготове, но споткнулся и упал в снег. Шарлотта вырвалась из рук Жослина и побежала вперед. Она двигалась с трудом, снегоступы ей мешали. Жослин догнал ее и подал ей руку. Собаки трусили за ними следом.

— Что случилось с моим отцом? — спросила девочка, плача. — Нужно сказать Онезиму, чтобы пришел и забрал его, иначе он умрет от холода.

— Не беспокойся, я обо всем позабочусь!

— И я так и не отправила письмо Эрмин! — пожаловалась девочка.

— Ну, сегодня воскресенье, я отправлю его во вторник, ведь завтра праздничный день.

Шарлотта, все еще дрожащая от страха, вынула из кармана помятый, промокший от снега конверт. Жослин прочел имя адресата, потом спрятал письмо в карман своей куртки.

— Смотри, мы уже почти пришли, — сказал он. — Помоги мне завести собак в сарай, а потом вместе пойдем в дом. Мирей нальет тебе теплого молока.

— Вы очень добрый, мсье Жослин! — отозвалась девочка. — Я пойду спать, а вечером все будет так, как обещала мадам Лора? Меня разбудят в полночь и будет ужин и подарки под елкой?

— Ну конечно! — пообещал он ворчливым голосом, в котором, однако, слышались ласковые нотки. — Скажи, а кто это такой — Октав Дюплесси? Никогда о нем не слышал.

Это была правда. Лора никогда не затрагивала эту тему, а Эрмин, даже если говорила о своих мечтах и о страсти к пению, ни разу не упомянула имени импресарио.

— Это господин из Квебека, — сказала Шарлотта. — Когда мы с Мимин сели на поезд, мы ехали к нему на встречу, чтобы Мимин прошла прослушивание. Он даже приезжал сюда, в Валь-Жальбер, потому что у Мимин исключительный талант, так он сказал.

— В этом я с ним согласен, — признал он. — И этот господин руководит театром?

— Не знаю, — вздохнула девочка. Она едва держалась на ногах от пережитого волнения.

Шарлотта глаз не сводила с красивого дома Лоры. Из трубы на крыше валил дым, весело мерцал свет в окнах, особенно в окне гостиной, за которым виднелась украшенная елка. Жослин правильно истолковал написанное на детском личике отчаяние. Ему стало очень жалко девочку. Должно быть, ей показалось, будто ее похитили из рая и поволокли в ад, и все это в тот день, который обещал стать самым радостным в году.

— Это письмо — секрет, мсье Жослин, — добавила она, ни на секунду не отпуская его руки.

— Я сохраню секрет, Эрмин на тебя не рассердится, — твердо сказал он. — Шарлотта, давай договоримся: ты будешь звать меня по имени и говорить мне «ты». В первые дни я был с тобой не слишком добр, но это потому, что я — старый ворчун, на самом же деле я тебя очень люблю. Беги в дом!

Жослин проводил девочку в кухню. Там он рассказал о происшествии Мирей, которая тут же прониклась к бедной Шарлотте горячим сочувствием.

— Моя Лолотта, мой бедный цыпленочек! — запричитала она. — Господь не оставил тебя, он послал мсье Жослина тебе на выручку! Сейчас уложу тебя в кровать и сама приду разбудить вечером! И не думай ни о чем плохом! В новогодние праздники дети — главные в доме!

Домоправительница окружила девочку лаской и добрыми словами. Она напоила ее теплым молоком и отрезала кусок пирога с патокой и взбитыми сливками. Что до Жослина, то он заперся в маленьком кабинете. Конверт расклеился от влаги. Искушение было слишком сильным. Он прочел написанное Эрмин короткое письмо:

«Мсье, спасибо за добрые пожелания, но прошу Вас впредь мне не писать и не искать со мной встречи. Я честно сказала Вам, что отказываюсь от мысли сделать карьеру на оперной сцене и не стану приезжать на прослушивание. Я — мать троих детей и хочу, чтобы вы поняли: работать над голосом и совершать долгие переезды для меня немыслимо. Прошу вас, поймите меня и примите мое решение!»

Далее следовали строки с пожеланиями и вежливым прощанием. Жослин сложил листок и задумался. Он смог многое прочесть, что называется, между строк.

— «Прошу вас, поймите меня!» — тихо повторил он вслух.

Это был крик души, который он истолковал на свой лад. Жослин решил, что Эрмин умоляет не Дюплесси, но тех, кто живет с ней рядом. Это была просьба о помощи.

«Моя крошка жертвует своей страстью к пению, своим талантом, и это дорого ей стоит! Она думает, что сделала правильный выбор, но этот выбор лишает ее здоровья!»

Мужчина скатал письмо в шарик и спрятал его в карман брюк. Закрыв глаза, он вспомнил тот вечер в санатории Лак-Эдуара. Вспомнил, как Эрмин исполняла «Ave Maria» Гуно. Никогда не забыть ему небесной чистоты ее голоса, легкости, с которой его дочь брала самые высокие, хрустальные ноты, отчего у слушателя мороз идет по коже и душа наполняется беспричинной грустью, как если бы она вдруг вспомнила о потерянном рае… Эрмин обладала редчайшим даром, и грешно было зарывать его в землю.

«Трое малышей не станут помехой, — сказал он себе. — Она никогда не будет счастливой, если не сможет петь! Господи, сделай так, чтобы я хоть в этом сумел поддержать ее! Пока я жив, я буду помогать своей дочке получить то, что обещано ей судьбой. Это мой способ возместить ей ту любовь, которой она лишилась в детстве, когда меня не было рядом…»

Приняв решение, Жослин отправился на поиски дочери. Но на диване в гостиной он ее не нашел. В комнате Лора играла с Мукки. Она с глубочайшей благодарностью посмотрела на мужа.

— Я знаю, что ты сделал для Шарлотты, Жосс. Спасибо! Если бы не ты, случилось бы что-то ужасное. Этот Лапуант — гнусный тип! Эрмин еще ничего не знает. Она поднялась к себе, и Тошан с ней, с Лоранс на одной руке и Мари — на другой. Мы тоже пойдем спать?

— Чуть позже, я никак не могу успокоиться после разговора с этим пьяницей, — ответил он. — Господи, а ведь я мог бы кончить свои дни так же! Мне нужно выйти ненадолго, Лора. Я обещал Шарлотте предупредить Онезима. Если он не заберет отца в дом, тот умрет еще до ночи. Видела бы ты это! Лапуант упал в снег, до того он пьян, можешь мне поверить!

Лора расстроенно кивнула. И постаралась поскорее прогнать из мыслей образ Жюля Лапуанта, до такой степени он не вязался с атмосферой покоя и уюта, царившей в доме. У них никогда еще не было такой нарядной елки. Мирей накроет на стол, стоящий возле мерцающего деревца, и они все вместе отдадут должное отменной трапезе. Лора встряхнула волосами, словно желая прогнать все, что не вписывалось в эту гармоничную картинку.

— Будь осторожен, — попросила она. — И поскорее возвращайся, Жосс. Я так счастлива, что ты рядом! Это как сбывшаяся мечта. В эти праздничные дни мы собрались все вместе. Это такое чудо…

Они были в комнате одни. Пылкий поцелуй подтвердил узы, более крепкие, чем те, которые соединяли их раньше.

Тошан смотрел на спящую Эрмин. Ворот ее ночной рубашки был открыт, позволяя видеть полную молока грудь. Одной рукой молодая мать обнимала Лоранс, которая так и заснула с соском во рту. Восторг переполнял его. Он мог бы описать свою обожаемую супругу самыми поэтическими на свете словами, но ограничился тем, что просто любовался ею, в очередной раз поражаясь ее красоте. Он погладил белокурую прядь и поцеловал ее в округлое плечо. Между ними спала маленькая Мари, которая тоже была сыта и довольна.

«Две девочки сразу! — подумал он. — Сразу два солнышка в нашей жизни! Мои сокровища, три мои принцессы!»

В этот рождественский вечер он решил не думать о том, что больше всего его беспокоило. Он понимал, что Эрмин не захочет много лет подряд жить в хижине Талы и ему придется довольно часто возить ее в Валь-Жальбер. Тем более что Лора и Жослин имели право видеться со своими внуками. Все это он решил отложить на потом. Эти праздничные дни стали еще лучше с появлением на свет его дочек, и ничто не испортит ему настроения!

Незаметно пришло время вставать. Он коснулся рукой раскрытого ворота сорочки Эрмин, желая насладиться ощущением ее теплой и гладкой кожи. И тут он заметил, что по щекам молодой женщины текут слезы. Тотчас же на лице появилась гримаска скорби, и она горестно вздохнула. Он решил, что супруга видит кошмарный сон, и погладил ее по лбу.

— Где я? — спросила она, не открывая глаз. — Мне аплодировали, правда? Им понравилось…

— Эрмин! — позвал он, встряхивая ее за плечи. — О чем ты говоришь?

Она вздрогнула, открыла глаза и с удивлением воззрилась на него. К ней вернулось ощущение действительности.

— Тошан! Мои крошки! Мне приснился сон!

Он посмотрел в ее еще затуманенные грезами глаза.

— И что же тебе приснилось? — спросил он озабоченным тоном.

— Не помню, — соврала она.

— Нет, помнишь, — отрезал ее муж. — Тебе хлопали, потому что ты пела, и, скорее всего, на сцене, верно? Эрмин, ты же пообещала мне не думать больше об этих глупостях!

— Что же я могу поделать, если пою во сне? — попыталась оправдаться она. — Кто говорил, что это очень важно — то, что посылает нам наш разум во сне? Ты, Тошан, и Тала тоже! Не сердись, во сне я видела себя в детстве, поющей в поселковой церкви, той, которую разрушили.

Молодая женщина ободряюще улыбнулась супругу и потянулась. Потом взглянула на настенные часы.

— Мне пора одеваться! Мама попросила нас спуститься до полуночи. Тошан, ты тоже переоденься, пожалуйста!

Она встала, стараясь выглядеть веселой и беззаботной. И все же картинки из сна, заставившего ее плакать, поразительно четкие, стояли у нее перед глазами.

«Я была в костюме японки — в красном кимоно с желтыми и зелеными цветами, пела арию из «Мадам Баттерфляй». Я ощущала капельки пота под слоем грима, который нанесли, чтобы мое лицо выглядело очень бледным. Публика аплодировала мне стоя. Все было как наяву!» — подумала она, умываясь.

— Снег до сих пор идет? — спросила она весело.

— Да, до сих пор идет, — отозвался Тошан. — Твои родители отказались от идеи ехать на мессу в Шамбор. Они отправятся туда завтра ближе к полудню. Я пообещал отвезти их на санях.

Он ощущал смутное недовольство. Ему вспомнились слова матери. Тала спросила, почему он больше не зовет жену своей певчей птичкой. И почему Эрмин больше не поет… Он сжал кулаки, но в сердце его проникла необъяснимая тревога. Тошан был человеком честным и справедливым, однако это не мешало ему принадлежать к числу мужчин, видящих в супруге хранительницу домашнего очага и преданную мать своих детей, которой не пристало интересоваться ничем другим.

«Мы женаты, у нас семья, — сказал он себе. — Эрмин будет петь для нас по вечерам, там, на берегу Перибонки. Мы с детьми станем ее слушателями! А потом, позже, посмотрим… Там у нее не будет времени думать об этом…»

Он надел белую рубашку в тонкую серую полоску и коричневый бархатный костюм. Нервным жестом собрал волосы под затылком. Мимо прошла Эрмин в розовой комбинации. Она улыбнулась ему. Он стоял и смотрел, как она укладывает локоны в пучок, потом надевает нитку жемчуга. Платье шло ей невероятно — из невесомого голубого муслина с пояском из белой кожи, подчеркивавшим талию. Рукава доходили до локтя, корсаж застегивался на пуговки.

— У тебя такой элегантный наряд, — сказал он наконец. — Можно подумать, мы в Квебеке и собираемся на званый вечер.

— Я хочу порадовать родителей, — призналась Эрмин. — Портниха выбрала для меня этот фасон, чтобы я в любой момент могла без хлопот покормить моих малышек. Это первый раз, когда мы отмечаем новогодние праздники все вместе. Мама так к ним готовилась!

Тошан обнял ее и вдохнул аромат ее духов. Он воспользовался моментом, чтобы сказать ей на ушко несколько слов любви, которые заставили молодую женщину покраснеть. Но тут в дверь постучала Шарлотта.

— Пора! Я уже готова! — звонко крикнула девочка.

— Входи, дорогая, — ласково позвала ее Эрмин. — Возьми Лоранс, а я возьму Мари.

Часы показывали половину двенадцатого. На первом этаже звучала знакомая музыка: хор исполнял «Ангелы в нашем краю». Лора купила новую пластинку с рождественскими гимнами.

— Скорее, я умираю от голода! — воскликнула Эрмин. Она просто сияла.

Видя ее такой, Тошан успокоился. Ему было невдомек, что стало поводом для ее радости: к Эрмин вернулась надежда, поскольку — она в это свято верила — недавний сон был пророческим. Нужно только иметь терпение, и однажды все случится наяву. Решив для себя, что сегодня вечером она от всего будет получать только удовольствие, молодая женщина поцеловала Шарлотту и похвалила ее платье и черные кудряшки, уложенные в прическу и скрепленные гребнями.

— Ты просто прелесть, моя Лолотта!

Жослин и Лора встретили их радостными улыбками. Они стояли рядом с елкой, смотреть на которую без восторга было невозможно. Деревце украшали золотые и серебряные гирлянды, а стеклянные шарики отражали малейший отблеск света. Из кухни доносились такие соблазнительные запахи, что голова шла кругом.

На покрытом белоснежной скатертью столе красовался лучший сервиз Лоры. Зажженные пурпурные свечи освещали все это великолепие мягким колеблющимся светом. К черному платью с кружевным воротником Мирей надела золотые сережки, которые были ей очень к лицу. Домоправительница отказалась снять фартук, поскольку, хоть она собиралась ужинать вместе со всеми, ей предстояло исполнять свои обычные обязанности.

— Стаканчик карибу, дорогой зять! — предложил Жослин. — Мирей сама его приготовила. Господи Иисусе, до чего же хорош!

— Спасибо!

Они чокнулись. Прежняя вражда была забыта. Шарлотте налили лимонада. Она прыгала с ноги на ногу от нетерпения, поглядывая на разложенные под елкой пакеты. Их было много, и обертки были очень красивые — розовые, ярко-зеленые, красные. Малышка без конца любовалась всеми этими праздничными чудесами, и все же воспоминание об отце то и дело возвращалось, отравляя ей радость. Она снова и снова видела, как Жюль Лапуант тяжело падает лицом в снег… Мирей догадалась, что заботит девочку. Она подошла и тихо шепнула ей на ухо:

— Мсье Жослин сделал все, как надо: Онезим уложил отца в теплом доме. И пообещал, что никто не причинит тебе вреда, моя крошка. Ни сегодня вечером, ни в любой другой день.

Успокоившись, Шарлотта стала играть с Мукки. Мальчик все время пытался потрогать игрушки на елке. Иголки кололи его в лоб, и он то и дело громко вскрикивал. Лора нарядила внука в костюм из красного бархата и рубашку с жабо. Довольно большой для своих года и трех месяцев, мальчик был очень хорошенький, с черными волосенками и смуглой кожей. Они все вместе сели за стол под аккомпанемент традиционных песнопений, прославлявших рождение Иисуса. Порционный паштет, поданный на ломтях теплого хлеба, был просто великолепен. Слоеный паштет в тесте оказался настоящим шедевром. Сотрапезники не скупились на похвалы, и Мирей торжествовала.

— Никогда не ел ничего вкуснее, — заявил Жослин.

— Думаю, такой паштет подают в самых лучших ресторанах! — похвалила Лора.

Эрмин наслаждалась вкусной едой. С большим удовольствием она надкусила золотистую корочку, под которой скрывались слои мяса, жирные и пахнущие поджаренным луком. Тошан, выпив три стакана карибу, расслабился и широко улыбался.

После десерта — пирога с патокой под шапкой из взбитых сливок — Лора хлопнула в ладоши.

— Пора открывать подарки!

— Ура! — воскликнула Шарлотта.

Мари и Лоранс, убаюканные радостным гулом голосов и музыкой, спокойно спали. Жослин встал. Растроганный, он обвел взглядом сидящих за столом членов своей семьи и гостиную, больше похожую на дворец феи. И все же, когда он решился начать заготовленную заранее речь, к горлу подкатил комок.

— Кгм! — откашлялся он. — Я не привык произносить речи, поэтому скажу, как могу. Несколько месяцев назад я был как тот странствующий канадец из песни, который, прильнув к оконному стеклу чужого дома, мечтал оказаться в тепле. Я же мечтал снова увидеть свою жену и дочку. И Господь даровал мне эту милость. У Шарденов, моих родителей, в рождественскую ночь никто не веселился. Это был вечер молитвы, А сегодня мне хочется смеяться и танцевать. Мы с Лорой придумали игру, вернее, загадку для каждого из вас. Прежде чем развернуть подарок, придется ее отгадать! Кто первый?

Тошан поднял руку с видом примерного школьника на уроке.

— Хорошо, мой мальчик! Кто ходит на четырех ногах, но глаза у него такие же голубые, как у нашей Эрмин?

Мирей взвизгнула от смеха. Она выпила чуть больше карибу, чем следовало.

— Никто! — ответил молодой метис. — А если я не отгадаю, подарка мне не видать?

— Подумайте лучше, Тошан! — не сдавалась Лора.

— Четыре ноги и голубые глаза… — пробормотал он. — Ну нет! Не может быть! Собака? Хаски?

Жослин вышел в коридор. Все услышали, как он сходил в кабинет и быстро вернулся. К груди он прижимал корзинку с ручкой, повязанной голубой ленточкой. Тошан встал и заглянул в нее. Там оказался великолепный трехмесячный щенок с голубыми, как небо, глазами.

— Породистый! — уточнил его тесть.

— Я никогда бы не потратил столько! Спасибо! Тысячу раз спасибо вам всем! — сказал взволнованный Тошан.

Эрмин едва сдержалась, чтобы не заплакать, когда увидела, что в черных глазах мужа блеснули слезы. Он взял щенка на руки и стал его рассматривать. Лора поспешила перейти к следующей загадке, хотя волнение и радость зятя очень ее растрогали.

— Кто вечно жалуется на свои непослушные черные кудряшки? — спросила она с лукавым видом.

— Я! — воскликнула Шарлотта.

Получив несессер с принадлежностями для волос, девочка просияла от радости. Когда же она открыла красный кожаный чемоданчик и увидела черепаховые гребни и щетки всех размеров и форм, то оторопела от удивления и восторга. Не загадывая загадок, Эрмин указала ей на второй сверток. В нем оказалась иллюстрированная книга Жюля Верна «Путешествие к центру земли».

Не спуская с рук собаку, Тошан развернул подарок для Мукки. Это была деревянная лошадка-качалка, которую он сделал своими руками. Седло он устроил так, чтобы ребенок не мог из него выпасть. Минута — и подуставший малыш уже сидел на своем кленовом скакуне, а Мирей раскачивала его ногой.

Эрмин получила духи известной марки, которые Лора заказала из Парижа. Тошан подарил ей часы с браслетом. Прежде чем вручить свой презент, Жослин все же загадал загадку.

— Что нужно соловью? — спросил он и сам ответил: — Не клетка и не зерна килограммы, а только ноты да гаммы! Это тебе, дорогая!

Раскрыв оберточную бумагу, молодая женщина увидела сборник партитур самых знаменитых опер мира. Лора опасалась слез, но Эрмин с радостью поблагодарила за подарок:

— Спасибо, папа! Я выучу слова, жаль только, что не умею читать музыку!

Мирей стала счастливой обладательницей нескольких пластинок и коробки дорогого шоколада. Шарлотта терпеливо ждала, когда наконец развернут последний сверток. Потом она встала у елки и сказала:

— У меня нет для вас других подарков, кроме салфеток, на которых я вышила ваши инициалы…

— И этого вполне достаточно, — перебила ее Лора.

— …Но я сочинила для всех вас стихотворение, — продолжала девочка так, как если бы не слышала слов Лоры. — И хочу вам его прочитать.

Эрмин подбодрила ее ласковой улыбкой. Мирей успела рассказать, что произошло на лугу у мельницы. И молодая женщина не раз уже упрекнула себя в том, что, не отправь она Шарлотту с поручением, ничего плохого не случилось бы. К счастью, Жослин выручил девочку из беды. Никто в доме не заговаривал об этом происшествии, чтобы сохранить благостное рождественское настроение.

— Я начинаю, — сказала Шарлотта. — Только не смейтесь! Иногда вышло в рифму, иногда — нет.

Все молчали. Девочка начала читать. Щенок залаял, и Тошан прикрикнул на него.

Шарлотта умолкла, опустив голову. Она была живым олицетворением невинности и доброты. Раздались крики «Браво!» и аплодисменты. Лора тихо плакала, так ее растрогали простые и вместе с тем проникновенные слова. «Исцелившая меня от ночи», — повторяла она едва слышно. Женщина подумала, что сделала в жизни по крайней мере одно доброе дело — заплатила за операцию, вернувшую девочке зрение. Эрмин встала и обняла свою маленькую названую сестричку. Жослин, тоже взволнованный до глубины души, смахнул слезу. Что до Мирей, то она громко шмыгала носом, хотя ее роль в семейной идиллии сводилась к кухонным хлопотам.

— А теперь давайте танцевать! — воскликнул Жослин. — Лора, поставь пластинку «Венские вальсы»!

— Но у меня есть еще один, последний, подарок для тебя, — сказала та дрожащим голосом. — Надеюсь, он понравится тебе не меньше, чем шелковый галстук и фотографический аппарат. Мне немного страшно… Послушай, Жослин… Господь снова соединил нас, и, наверное, он простил наши прегрешения, потому что сделал нам самый ценный в мире подарок. Отгадай, что это?

Озадаченный, Жослин потер подбородок. Эрмин с Тошаном обменялись заинтригованными взглядами. Лора, от природы белокожая, порозовела от смущения.

— Боже правый! — воскликнул вдруг ее муж. — Ты говоришь о двойняшках, о нашей дочери Эрмин? Тогда я не понимаю…

— Мы получим этот подарок скоро, но не сейчас, — сказала Лора, дрожа от волнения. — И я не единственная женщина, которая в сорок лет получает такой дар!

— Лора, о чем ты пытаешься мне сказать? — пробормотал Жослин.

Она бросилась к нему в объятия, в то время как его тело сотрясала крупная дрожь, будто у него был жар. Эрмин догадывалась, что имеет в виду мать. Сердце ее забилось быстрее.

— Мамочка, скажи скорее! — попросила она. — Скажи!

— Может, нужно было выбрать другое время, но сегодня рождественская ночь, ночь чудес, — сказала Лора. — Это немного смешно… Я уже сама не понимаю, смешно или чудесно…

Ошеломленная, Мирей перекрестилась. Тошан онемел от удивления. Шарлотта подбежала к Эрмин.

— У тебя будет маленький братик или сестричка! Идем танцевать!

— Так значит, это правда! Я перестану быть единственным ребенком в семье, — проговорила молодая женщина, не пытаясь скрыть недоверие.

Никогда ей в голову не приходило, что Лора может забеременеть.

«Какая же я глупая, — упрекнула себя она. — Мама еще молода, у нас всего двадцать лет разницы. Господи, кто бы мог подумать!»

Жослин смотрел на жену с выражением глубочайшего уважения и бесконечной любви.

— Ты подаришь мне ребенка! Лора, любимая! — восхитился он. — Боже всемогущий, я снова буду отцом!

Он был глубоко взволнован и не пытался вытирать слезы, текущие у него по лицу. Мирей налила всем джина. Домоправительница, которая тоже разволновалась, вспомнила маленького Жоржа, сына своей хозяйки и Фрэнка Шарлебуа, которому была суждена недолгая жизнь.

«Нужно много молиться, чтобы эта беременность закончилась благополучно», — подумалось ей.

Шарлотта поставила другую пластинку. Гостиную наполнили звуки композиции «На прекрасном голубом Дунае» Штрауса. Это был один из самых известных в мире вальсов. Жослин обнял Лору за талию, и они танцевали между столом и елкой, глаза в глаза. Пришло время для Эрмин кормить своих малышек, и она устроилась с ними на диване. Молодую мать переполняло ощущение глубочайшего счастья. Мукки спал тут же, укрытый покрывалом. Тошан улыбался, играя со своим щенком.

Чуть позже, разрезав кекс на шесть частей, Мирей усадила Шарлотту к себе на колени.

— Что ж, моя куколка, в рождественскую ночь все дети слушают сказку о летающей лодке!

— Я не знаю такой сказки, — зевая, сказала девочка.

— А я знаю, — сказал Жослин. — И в детстве мне всегда бывало страшно, когда я слушал ее.

Лора сжала руку мужа. Пока они вальсировали, она сообщила ему, что ребенок родится в июне, спустя год после их воссоединения. И это показалось ей добрым предзнаменованием.

Мирей убедилась, что все внимательно ее слушают, и торжественно-серьезным тоном стала рассказывать:

— Давным-давно, когда ни Валь-Жальбера, ни железных дорог с автомобилями еще и в помине не было, молодые лесорубы из наших краев ходили искать работу далеко от дома. Накануне Рождества им очень хотелось оказаться у родного очага, сесть за стол с родителями, сестрами, братьями и, конечно, возлюбленными! И вот дьявол предложил им сделку: он отнесет их домой при условии, что ни один из лесорубов не произнесет ругательного слова. Тот, кто нарушит обещание, прямиком отправится в ад. Ну-ка, скажите, знаете вы такого канадца, который не любит крепкое словцо? Вот и наши парни засомневались. И все-таки желание повидать семью оказалось сильнее. Они пообещали не ругаться. Тогда дьявол посадил их в свою летающую лодку, которая повезла их в родную деревню, как раз к полуночной мессе. Страшно было им лететь по воздуху в полной темноте! Одни кричали от страха, другие охали и жаловались. На земле добрые люди, как раз идущие в церковь, слышали эти стоны и крики с неба и поспешно осеняли себя крестным знамением. Летающая лодка между тем продолжала свой путь, и горе тем, кто не смог сдержаться и выругался: никто их потом не видел. Ну, слышал кто-нибудь в рождественскую ночь крики ужаса, доносящиеся с неба? Я, когда была маленькая, слышала, и у меня кровь стыла в жилах. Но я знала, что нужно быстро перекреститься и прочитать молитву.

Шарлотта дрожала всем телом. Она положила голову на плечо Мирей, которая была весьма довольна произведенным эффектом.

— Я всегда буду вежливой, — пообещала девочка.

— Тебе давно пора в постель, — сказала ей Лора.

За окном кружил пушистый снег. Валь-Жальбер почти утонул в нем, будто исчезнув с лица земли. Было тихо и спокойно. Рождественская ночь подходила к концу.