Жили-были две сестры. Какие у них были имена, я не помню. Старшую всегда звали Дочка, а младшую — Сестрица. Дочка была злая, ленивая и лживая, а Сестрица — послушная, прилежная и правдивая. Но мать почему-то любила старшую, а к младшей была очень несправедлива. Никак Сестрица не могла ей угодить.
Однажды мать сказала:
— Дети, я сегодня целый день должна пробыть на базаре, надо продать фрукты и маниоку с нашего огорода, а на вырученные деньги купить соленой рыбы и сахару. А вы за это время очистите мне большую корзину риса. Ты поможешь Дочке, Сестрица?
— Да, матушка.
Девочки помогли матери поднять на голову тяжелую корзину с фруктами и маниокой, и мать пошла со двора. Сестрица сказала:
— Возьмем сразу рис из амбара? Тогда колосья хорошенько подсохнут, прежде чем мы станем их толочь.
Но старшая девочка ответила, зевая:
— Мне что-то неохота. Знаешь что? Тащи ты снопы из амбара, а я буду обрезать колосья!
Сестрица вскарабкалась по крутой лесенке в амбар, вытащила своими маленькими ручками один сноп за другим и сложила их на земле. Потом она позвала:
— Дочка, снопы уже лежат. Придешь обрезать колосья?
— Ах, приставала! Не можешь сама обрезать колосья? А я разложу их просушить.
Сестрица срезала колосья и спросила:
— Дочка, хочешь разложить колосья сушить?
— Ну и надоеда же ты! Не можешь сама разложить их? А я положу их в колоду!
Сестрица разложила колосья и отгоняла от них птиц, пока все хорошенько не подсохло. Тогда она позвала:
— Дочка, колосья высохли. Положишь их в колоду?
— Вот прилипала! Не можешь сама отнести? А я буду толочь.
Сестрица набрала колосьев и отнесла в ступу; потом еще, еще... пришлось довольно долго бегать взад-вперед. Наконец она сказала:
— Дочка, иди молотить, колосья уже в ступе.
— Ох, отвяжись, сделай это сама, а я провею. Пришлось Сестрице толочь рис. Это было нелегко — изо всей силы опускать тяжелый пест на колосья и выбивать из них зерна. Ее ручки очень устали, и она едва проговорила:
— Дочка, иди веять, рис обмолочен.
— Вот прицепилась, не можешь сама провеять? А я тогда потолку их второй раз.
Сестрица взяла большую плоскую корзину, в которой женщины веют, положила туда немного обмолоченного риса вместе с половой и стала легонько подбрасывать. Ветер сдувал полову, и она оседала по краям, а рис собирался в середке.
Наконец рис был весь очищен, а руки Сестрицы будто налились свинцом от усталости. И тогда позвала она умоляющим голосом:
— Дочка, давай теперь потолки рис второй раз в ступе, отбей шелуху!
— А сама не можешь, липучка? Я его потом просею и ссыплю в корзину.
Пришлось Сестрице и отбивать шелуху, и отсеивать отруби. Чистые, гладкие зерна риса она ссыпала в корзину. Слава богу, дело было сделано. Но вся она была в шелухе и мякине. Взяла Сестрица полотенце и кувшин и пошла к ручью искупаться и принести свежей воды.
Как только она ушла, Дочка вывалялась в полове и мякине и выглядела так, словно целый день работала. Когда мать пришла, она спросила Дочку:
— Ну как, натолчен рис? А Сестрица помогала тебе?
— Да, матушка, рис натолчен, посмотри сама. Но Сестрица мне совсем не помогала, я все сделала сама. Она только прихорашивается и бегает купаться.
В этот миг Сестрица вернулась с ручья, свежая после купания. Ее мокрые волосы были связаны узлом.
— Я очень сердита на тебя, Сестрица, — сказала мать. — Смотри, как выглядит Дочка, на которую ты оставила всю работу!
Только хотела Сестрица сказать, как было на самом деле, но мать, ничего не слушая, побила ее и отослала к ручью мыть пальмовые листья, с которых они ели[95]. Это была нелепая затея — мыть пальмовые листья. Их выбрасывают и срывают новые. Но мать хотела наказать Сестрицу.
Две сестры
Заплакала Сестрица и пошла к ручью отмывать листья. Но руки ее устали, и листья один за другим выскользнули и уплыли по течению. Пришлось вернуться ни с чем и сказать матери:
— Матушка, листья выпали у меня из рук.
Тогда иди вдоль ручья и ищи, куда их унесло. И пока не найдешь, не возвращайся! — в сердцах ответила мать.
Заплакала Сестрица еще пуще и побежала к ручью искать листья. В ручье она увидела маленького рачка и спросила:
— Рачок, может быть, ты видел три листа — тарелки моей матушки? Ручей унес их, и я не смею вернуться, пока не найду.
— Нет, я не видел, пойди-ка спроси у моего брата рака! Сестрица пошла вдоль ручья, пока не увидела рака.
— Рак, может быть, ты видел три листа-тарелки моей матушки? Ручей унес их, и я не смею вернуться, пока не найду!
— Нет, я не видел, пойди-ка спроси краба, который живет пониже!
Пошла Сестрица дальше, пока не увидела краба.
— Краб, может быть, ты видел три листа-тарелки моей матушки? Ручей унес их, и я не смею вернуться, пока не найду!
— Нет, я не видел, но, может быть, их видела речная рыба, которая живет ниже!
Но речная рыба тоже ничего не видела и послала Сестрицу к морской рыбе, совсем далеко, туда, где ручей впадает в море.
Морская рыба сказала:
— Мне очень жаль, милая детка, но я не видела твоих тарелок. Чуть подальше живет великанша, спроси ее. Если она не знает, то никто не знает, потому что великанша — великая колдунья.
Морская рыба так дружелюбно, участливо говорила с Сестрицей, что та послушалась и пошла дальше. На берегу моря действительно стояла хижина. Остановилась Сестрица у дверей и позвала:
— Бабушка, бабушка великанша! — Так ее учили: всем старым женщинам надо говорить «бабушка».
Колдунья проворчала:
— Кто там?
— Это я, Сестрица. Морская рыба сказала, что вы, может быть, знаете, куда унесло листья-тарелки моей матушки.
— Заходи, детка, заходи!
Девочка вошла в хижину и увидела огромную страшную старуху с торчащими клыками и косами, похожими на змей. Старуха сказала громовым голосом:
— Я тебе помогу, но сперва ты мне постряпай, детка!
— Хорошо, бабушка-великанша, — пролепетала Сестрица. — Где печной горшок?
— Там, в кухне, под лавкой.
Пошла сестрица в кухонный домик, заглянула под лавку и вскрикнула:
— Ой, страсть какая! Человеческий череп. Ведьма не расслышала и переспросила:
— Что ты там говоришь о моем горшке?
— Ничего, ничего, очень хороший горшок, — ответила, дрожа, Сестрица. — А где мне взять воды, бабушка?
— Там, в корчаге.
Сестрица открыла корчагу и вскрикнула:
— Ой, человеческая кровь!
— Что ты там сказала про мою воду?
— Прекрасная, чистая ключевая вода, бабушка, — дрожа, ответила девочка.
Потом набралась она храбрости и спросила:
— А где дрова, бабушка?
— За кухонным домиком.
Сестрица пошла за кухонный домик и опять не могла не вскрикнуть:
— Ой, человеческие кости!
— Что ты там говоришь о моих дровах, детка?
— Ах нет, ничего, бабушка, они уже высохли. А где мне найти рис?
Там, в горшочке. Открыв горшочек, Сестрица вскрикнула от ужаса:
— Это не рис, это черви!
— Что ты там про мой рис?
— Ничего, бабушка, великолепный, чистый, белый рис! — И Сестрица сварила ведьме ее ужасный обед.
Старуха угостила и ее, но Сестрица потихоньку вылила эту пакость под лавку.
Поела ведьма и сказала:
— Садись теперь поудобнее возле меня на лавку, Сестрица, и поищи вшей; очень зудит у меня голова.
Сестрица не решилась отказаться, но, увидев вошь великанши величиной в кулак, снова вскрикнула.
— Что ты кричишь, детка?
— Ах, ничего, пустяки, бабушка.
Когда Сестрица выполнила все просьбы ведьмы, старуха сказала:
— Ну вот, детка, теперь я награжу тебя. Но я бедная женщина, в моем огороде растут только тыквы. Ты должна сорвать ту тыкву, которая растет в восточном углу, там, откуда солнце восходит. Смотри, не сорви ту, которая растет в западном углу, куда солнце заходит![96]
Сестрица сделала все, как ей было велено, и сорвала восточную тыкву. Потом она поблагодарила великаншу и пошла домой.
Была уже ночь, когда она подошла к дому. Все спали. Сестрица постучала в дверь и попросила:
— Пожалуйста, откройте!
— Кто там стучит? — спросила мать.
— Это я, Сестрица.
— Принесла с собой тарелки?
— Я принесла тыкву.
— Тогда я не открою тебе, а скорее переломаю тебе все кости цевкой![97]
Сестрица позвала:
— Отец, отец, пожалуйста, открой!
Нет уж, скорее отколочу тебя поленом. Снова позвала Сестрица:
— Дочка, Дочка, пожалуйста, открой!
— Скорее получишь от меня правилом по лбу! Сестрица поняла, что никто ей не откроет, и побрела к своей бабушке; та жила неподалеку.
— Бабушка, Бабушка, пожалуйста, открой мне!
— Кто тут? — спросила бабушка.
— Это я, Сестрица!
— Подожди чуточку, я зажгу свет.
Старушка подула на тлеющие угли, пока они не разгорелись, и зажгла масляный светильник. Потом она подошла к двери и отворила.
— Деточка, что с тобой? Почему ты пришла ко мне ночью?
— Я пришла к тебе переночевать, бабушка, они не пускают меня домой! — И Сестрица рассказала все, что случилось с ней за день.
Какая прекрасная тыква, — сказала бабушка. — Наверное, особенная, не зря она росла в огороде колдуньи. Давай-ка разрежем ее.
Она взяла тыкву и разрезала ее. И при свете лампы засияли сокровища: диадемы для волос, запястья, кулоны, кольца, все из чистого золота, усыпанные драгоценными камнями. Целое богатство!
Эту ночь Сестрица проспала у бабушки. Но рано утром она встала и надела на себя драгоценности и шелка, которые тоже оказались в тыкве. Она украсила свой лоб диадемой, шею — золотым наплечьем, с которого спускалась ей на грудь нить из прекрасных жемчужин, свисавшая до пояса. В этом наряде она казалась принцессой, собравшейся танцевать перед раджей.
Так она сидела на веранде у бабушки, когда прибежала Дочка. Мать прислала ее с кусочком пальмового лыка за огоньком: ночью огонь у них погас. Увидела Дочка Сестрицу, наряженную, как принцесса, и остолбенела.
— Ай, сестричка, откуда у тебя все эти драгоценности?
— От колдуньи-великанши.
— Ах, дай мне хоть одно колечко!
— Разве ты мне не сказала ночью, что скорее дашь мне правилом по лбу? Нет, ты и колечка теперь не получишь!
Плача, вернулась Дочка к матери:
— Ах матушка, Сестрица получила кучу драгоценностей от великанши-колдуньи, а мне она и колечка дать не хочет!
Но тут пришла сама Сестрица. Она встала, словно собиралась танцевать, чтобы лучше были видны ее одежды и драгоценности. Злая мать умоляла ее дать что-нибудь Дочке, но Сестрица отвечала:
— Это говоришь ты, которая давеча хотела переломать мне все кости цевкой? Даже кольца на мизинец я ей не дам!
После этого Сестрица вернулась к бабушке, которая ее любила, а Дочка решила сама пойти к великанше и выпросить себе тоже сокровищ. Она сказала:
— Побей меня, матушка, чтобы я тоже могла пойти пожаловаться к колдунье.
Мать ее стукнула, и девочка побежала вдоль ручья к хижине великанши.
— Бабушка великанша! — позвала она.
— Кто меня зовет?
— Это я, Дочка.
— Что тебе здесь нужно?
— Моя матушка побила меня.
— Заходи, ты должна мне постряпать.
Дочке пришлось проделать все то, что вчера досталось Сестрице. Она должна была взять горшок из человеческого черепа, варить червей в человеческой крови, подкладывать в очаг вместо дров человеческие кости, потом — щелкать вшей с кулак величиной. Все это она вынесла, потому что очень хотела получить в награду драгоценности. Когда стемнело, Дочка, не дожидаясь, пока хозяйка предложит ей взять награду, сама сказала:
Мне пора домой. Можно взять тыкву из твоего огорода?
— Конечно, детка, но возьми только ту, которая растет в западной стороне. И помни, что ты должна разрезать ее только в крепко запертой спальне. Смотри, чтобы все щели были заткнуты.
Дочка быстро побежала домой и рассказала отцу с матерью все, что велела колдунья. Они заткнули щели в домике, заперли двери, и отец взял нож — разрезать тыкву. Все уставились на нее жадными глазами.
Когда тыква была рассечена надвое, из нее выползли скорпионы и змеи и закусали злых людей насмерть.