Он остановился напротив меня с широко распростёртыми объятиями, будто бы встретил старого знакомого.
Я даже оглянулся, думая, что он узнал какого-то знакомого у меня за спиной. Но там никого не оказалось.
Улыбаясь во весь золотозубый рот, он обратился ко мне:
— Молодой человек, запчасти интересуют? Аккумуляторы, резина, глушители, ходовая, что-то для движка? Есть всё! На любые автомобили.
Вот как? На любые? Я не был столь наивен. Любой школьник знал о проблемах с дефицитом и большими очередями.
— Спасибо, дядя. Я подумаю, а где тут «Фестиваль»?
— А что тебе надо? — он хитро улыбался.
Такой без выгоды справок не выдает, зимой снега не допросишься.
— Ну не говоришь и не надо, дядя. Сам найду.
— Чувак, «Фестиваль» — это площадка перед павильоном, вот же он. Прямо перед тобой. Пошли со мной.
Подсказал мне молодой парнишка, года на три старше меня, только припарковавший белую, чуть с оттенком слоновой кости, Победу недалеко от остановки у тротуара.
Он вышел из машины и запер её на ключ, а мужик с золотыми зубами отошёл, потеряв ко мне всякий интерес.
Авто моего нового собеседника было обуто в резину с широким профилем и импортные диски, оттого имело вполне спортивный и поджарый вид.
Видно, что кузов совсем недавно крашен и отполирован. Лак Победы призывно поблёскивал в свете раннего утра, она словно обрела второе рождение в заботливых руках.
— Никогда не видел белую Победу. Ух, широкая резина! Двести тридцать пятая? Гайцы не докапываются?
Парень оглядел меня с интересом, он понял, что встретил родственную душу. Протянув ладонь для рукопожатия, он представился:
— Серёга. Нет, останавливают, разглядывают, любуются, говорят, что не по регламенту. Но чаще отпускают. Правда, клёвая? — спросил он с теплотой в голосе.
— Саша, — я представился и ответил крепким рукопожатием, — да она просто офигенно выглядит!Нет слов! Цвет, колёса…Если не секрет почем брал?
— Колёса?
— Колёса тоже, во сколько такая красота встала?
— Ну сама тачка, тысяча восемьсот, брал у генерала, пробег девяносто тысяч, считай для такой машины новье, но уже ржавела в гараже. Ещё столько же вложил в ремонт. Это три шестьсот на круг. И колёса триста. Новые ступицы, диски, резина.В общем с оформлением и ремонтом четыре тысячи.
Ни хрена себе он суммы называет. Я насторожился, уж не из этих ли он, из кидал? По виду не скажешь, что уголовщиной занимается.
— И где такие деньжищи взял? Наследство, что ли, получил?
Он почувствовал моё недоверие.
— Нет, не наследство, — он внимательно посмотрел на меня ещё раз, — Студент?
— Да, вот в МАДИ поступил, на первый курс.
— Я тоже. Сходил в армейку отслужил. Теперь взялся за ум, в механико-технологическом техникуме учусь. Ты это, не переживай, я никого не ограбил, не зарезал. Заработал.
— Ты что на Север, на вахту ездил? Там заработал?
Только там можно было за короткий срок много заработать простому рабочему парню.
— Нет, — он смотрел на меня? явно раздумывая достоин ли я доверия, и стоит ли мне вообще рассказывать о способе своего заработка. Потом, видимо, решился, — нет, не на Северах, но всё по-честному, я чехлы шью.
— Как это, шьёшь чехлы?
— Как-как, ну типа как в ателье по ремонту одежды. Сечёшь?
— Не совсем.
— На машинах сиденья протираются, портятся, рвуться. Иногда проще сшить новые чехлы, чем ремонтировать старые. А в магазинах их нет, понимаешь?
— А как ты их шьешь? Машины ведь разные.
— Я в армейке в ВВ служил, слыхал такие?
— Ну да, внутренние войска, зоны охраняют вроде.
— Точно. Так вот, служил я в Сыктывкаре, там на зоне швейным цехом один армянин рулил. Хачиком его звали. Это, если, что имя такое, а не ругательство. Полное имя Хачатур, «крест приносящий» значит. Цеховик в душе, начальник цеха по должности, сидел за то, что на трикотажной фабрике в третью смену продукцию налево производил.
— Фьють, — я присвистнул.
— Не свисти, денег не будет. Так вот, он производство организовал. Ну как организовал — официально начальство по плану закупало оборудование и запускало швейный участок в зоне, но Хачик подсказал какое оборудование, как наладить технологический цикл, рабочий день, как выкройки замутить и всё такое. Мы с ним подружились, он меня и научил чехлы на машины шить. Сказал, что это такое дело, если всё по уму делать и не лезть на рожон и не светить деньгами, то даже внуки мои никогда голодать не будут, если всё по уму делать.
— Ты поэтому Победу выбрал, чтобы не светить?
— А то! Правильно мыслишь. На меня с моей Победой девки не хуже вещаются, чем на райкомовских папиных сыночков на чёрных Волгах. Что ещё такому парню, как я нужно? На кармане всегда есть бабки, рядом чиксы, живу ни в чём себе не отказываю ништяк. И всё благодаря чехлам
— А кому ты их шьёшь?
— Ну, есть тут люди, — он напустил таинственности, — собирают заказы. А я потом приезжаю, замеряю и шью.
— И долго делать один комплект?
— Зависит от сложности и наличия материала, но примерно неделю — десять дней.
Потом поразмыслив, сделал неожиданное по своей импульсивности предложение:
— Хочешь, я тебя тоже научу?
Я пожал плечами, думая, что он запросит цену за обучение.
— Я пока не знаю. Я на самом деле учеником автослесаря пошёл. Может быть, и пригодится в будущем.
Но он ничего насчёт платы не сказал.
— А, понятно. Ну, смотри. Я тебе телефон оставлю.
— Спасибо.
— Так-то ты молодец, что на «жучка-ловилу» не повелся.
— На кого?
— Ну мужика с золотыми зубами.
— Да он мне сразу каким-то стрёмным показался.
— Тебя-то что, за запчастями послали? Я тут все ходы-выходы своими ножками протоптал, если надо, подскажу по запчастям.
— Нет, мне человек нужен.
— Кто, как его зовут? Может, я знаю.
— Мне Баклан нужен.
Мы уже прошли площадь, где продавались отечественные машины и подошли к пятачку, где стояла подержанная продукция западного автопрома. Я никогда не видел в одном месте, столько Фордов, Ситроенов, Вольво и Мерседесов.
— Тогда ты уже прошёл. Тебе нужно вернуться. Запиши мой телефон, — он дождался, пока я достал блокнот и карандаш, — ты вообще тут поосторожнее. Появились жулики, которые ворованные запчасти продают, недотёпы покупают подешевле, а потом оп! Под рученьки белые их менты хватают. «Гражданин, пройдёмте». Записывай.
Он продиктовал номер телефона.
— Мало ли кому чехлы нужно будет перешить. Или сам захочешь научиться. Можно неплохо подработать. Да не смотри ты так.
Он поймал мой взгляд.
— Ничего противозаконного, по-большому нет. Когда в ателье людям шить дорого, знаешь же, что надомные портные шьют одежду. Понимаешь?
Я кивнул.
— Вот и я шью, только для машин. Студенты шьют, подрабатывают, что тут такого? Никому мы не нужны и не интересны.
— Главное, чтобы дело не пришили, — с улыбкой ответил я, — а где искать этого самого Баклана?
— Типун тебе на язык! Скажешь тоже. Ты его лично знаешь?
Я помотал головой.
— Понятно, вон видишь, группа мужиков в кепах стоит и курит?
Он показал в сторону одноэтажного деревянного здания с серой вывеской
— Там написано «Выписка нарядов на обслуживание».
— Вывеску вижу.
— У них спроси, они тебе подскажут. Только это, не стоит его Бакланом называть. Он этого не любит. Это кликуха для своих. Его зовут Иннокентий.
— Хорошо, спасибо! А сколько платят за чехлы?
— Ну за хороший комплект девяносто-сто рублей. За очень хороший, может, сто пятьдесят.
Я тут же в уме посчитал, что он может заработать до шестисот рублей в месяц при удачном стечении обстоятельств.
— А за эти? — я указал рукой на пятачок с Фордами и Мерседесами.
— За «фирмовые» машины больше. Но там всё сложнее. Заинтересовался всё-таки?
— Я спрашиваю из любознательности. А что именно сложнее?
На складе в гараже валялось поломанное кресло от Доджа, его обивку и поролон полностью пришли в негодность и требовали реставрации.
— Вот если захочешь учиться, придёшь ко мне, я тогда тебе и расскажу. А так это пустой разговор.
— А может, и не пустой, может, я твой заказчик в будущем.
Он улыбнулся и поднял брови.
— Ах вот даже как! Заказчик… Хорошо, буду ждать.
Мы попрощались с ним, но, как оказалось, ненадолго. Толпа покупателей всё прибывала. Теперь я понял, почему площадь перед павильоном назвали «Фестивалем».
Авторынок стал похож на большой человеческий муравейник, в котором копошились сотни людей, жаждущих автомобили.
Их было так много, что они заслоняли собой кузова машин, и яркие пятна крыш напоминали разноцветные полотнища флагов.
Вся эта масса людей хаотично раскачивалась, а точнее, двигалась будто демонстрируя замысловатые геометрические фигуры.
Целиком можно было видеть только те машины, которые находились в поле зрения совсем близко. У машин горделиво стояли владельцы. Их было сразу видно, потому что толпа обтекала их.
Иногда кто-то из посетителей авторынка останавливался и пытался что-то спросить у владельца. Отвечали далеко не всем.
Видимо, у продавцов каким-то образом срабатывала интуиция отделяющая «реальных» покупателей от зевак и праздно шатающихся граждан.
По молчаливым лицами и нахмуренный бровям можно было безошибочно угадать «знатоков», для которых посещение авторынка — своего рода хобби.
Они ничего не собирались покупать, но останавливались и слушали разговор продавца с потенциальным покупателем, придирчиво рассматривали каждую модель, как раньше в зубы коню.
Потом могли что-то прокомментировать, заглядывая в открытый капот, а затем двинуться дальше, чем вызывали раздражение обоих сторон.
Понаблюдав за продавцами, я пришёл к выводу, что тут редко, кто просто продаёт свою состарившуюся любимую «ласточку» с целью затем приобрести ей замену.
Поведение продавцов было уж очень типичным. А это значит, что в основном здесь торгуют люди, чей основной род занятий — перепродажа автомобилей. Этим они и живут.
Они, конечно, числятся сотрудниками где-то на советских предприятиях или учреждениях, но настоящая «работа» у них здесь на авторынке.
В проходах, образованных машинами, двигался людской поток, состоящий из самых разнообразных представителей мужского населения страны Советов.
Женщины встречались редко, но именно они невольно сигнализировали своим присутствием продавцам о достатке своих спутников и об их намерении приобрести авто.
С такими «клиентами» продавцы охотно разговаривали и даже позволяли заглянуть в салон машины.
Толпа обтекала «автотовар» — старые и поновее, те, что подешевле и совсем роскошные, седаны, универсалы.
Автомобили зазывно сверкали хромированными деталями, глянцевые и матовые, отполированные и уже заляпанные, строгих и пёстрых расцветок, будто обиженно таращились на бесконечную людскую реку.
Чуть впереди двигался крупный мужик азиатской наружности в тюбетейке, но в костюме европейского покроя.
Он с ярко выраженным чувством собственного достоинства осматривал уже десятую или одиннадцатую Волгу.
Пока узбек придирчиво и безуспешно искал свой идеал.
За ним семенила большая группа родственников или подчинённых из Средней Азии, а может, и тех и других, кто их разберёт.
Продавцы-перекупщики вели с ним терпеливые и вежливые беседы, чуть ли не кланялись. В случае с гостем из солнечного Узбекистана высокомерие сменялось на услужливость.
Сразу видно — бай приехал покупать себе нового железного коня.
Такой покупатель за ценой не постоит. Наверно ему называли максимально возможные цены.
Мне самому очень нравилось двигаться между рядов и слушать, как шёл торг и беседы о преимуществах и недостатках представленных моделей.
Но я вспомнил, что в этом манящий мир автомобильных грёз я приехал не ради развлечения, а по делу.
Мужчины в кепках всё ещё стояли на том месте. Некоторые из них отошли в сторонку и общались с посетителями.
Вообще, меня удивила открытость и лёгкость, с которой люди заключали полулегальные сделки, не особо скрывая.
Их было много. И милиция действительно ничего не предпринимала, чтобы пресечь происходившее на «Сукиных болотах»
Для меня это была какая-то новая, незнакомая, не совсем советская действительность.
Хотя я тут же вспомнил, как один из моих одноклассников фанател по западным рок-н-ролльным группам и ездил каждое воскресенье на толкучку на Калининский проспект к магазину «Мелодия».
Они эту музыкальную барахолку называли «толчок». Там менты много раз пытались разогнать стихийный рынок и устраивали облавы, «засланных казачков» организовывали с целью выявить костяк и наказать «дирижёров» и наиболее рьяных исполнителей, но ничего не могла с этим поделать.
Но то пластинки, а то автомобиль. Машина — это тебе не иголка в стоге сена, ее не утаить.
В общем, если «звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно».
— Доброе утро. Мне Иннокентий нужен, не подскажете, как его найти.
Обратился я к двум субъектам подозрительной наружности стоящим у здания с указанной вывеской.
Они тихо беседовали между собой, услышав мою просьбу, повернулись ко мне, держа руки в карманах.
— Иннокентий много кому нужен, — процедил один из них прокуренным голосом сквозь жёлтые от сигаретного дыма зубы, — что надо? Может я тебе помогу?
— Мне Иннокентий нужен, — настаивал я на своём.
Они снова переглянулись, но ёрничать и подкалывать не стали.
— Кто спрашивает?
— В каком смысле? — я не очень понял вопрос.
Разве не понятно, что спрашивает тот, кто стоял перед ними.
— Во дает! — он посмотрел на второго, закуривающего очередную сигарету, — ну, кто ты есть мил человек? Звать тебя как? Или погоняло, какое имеешь?
— А это, — я мгновенно среагировал, — Сашей меня зовут.
— Откуда ты, Саня? — он оценивающе разглядывал меня из-под козырька своей кепки.
— Из Академии Наук. Слыхал про такую, дядя?
Он явно был в замешательстве потому что не принял мои слова за чистую монету. Скорее посчитал дерзостью и раздумывал, как ответить. Затевать конфликт или промолчать.
— Скажи, что я от Володи.
— Какого Володи? Пушкарева, что ли?
Я не знал фамилии моего Володи, поэтому промолчал и не стал демаскироваться. Мало ли как сложится. Чем меньше про тебя такие типы знают, тем лучше.
— Ладно, жди здесь.
Он сплюнул себе под ноги и не спеша удалился за угол. Я стоял, как ни в чём не бывало, хотя чувствовал себя довольно некомфортно.
Эти двое выглядели так, как Промокашка из «Места встречи изменить нельзя».
Интуиция подсказывала, что они могут, не задумываясь воткнуть шило в шею, любому, кто встанет у них на пути.
Поэтому я машинально рассчитал дистанцию до второго и немного отступил, делая вид, что оглядываюсь и с любопытством изучаю происходящее на авторынке.
Теперь он даже в глубоком выпаде не сумеет до меня дотянуться.
Но все меры предосторожности оказались лишними. Тот, который ушел, вернулся через пару минут и позвал меня с собой.
— Пошли, покажу, где Баклан.
Мы зашли за угол и очутились на приёмной грузовой площадке.
— Вон та дверь. Направо на второй этаж, Академик.
Он мне уже и кликуху, погоняло по ихнему, для меня придумал. Мне захотелось ответить ему что-то колкое или грубое, но что-то подсказывало, что не стоило этого делать.
На такое можно махнуть рукой. Кличка не оскорбительная и обидная. Он не ставил своей целью намерено унизить меня.
Поэтому я снова промолчал, чем, видимо, вызвал у него уважение.
Баклан-Иннокентий оказался толстым мужиком лет сорока пяти, тяжело дышащий от избытка жира, и внешне похожий скорее на жирного кривоносого пингвина, нежели на птицу баклан.
Как потом выяснилось его кличка не имела никакого отношения к пернатым, а была присвоена ему за тугодумие и слегка придурковатый взгляд.
— Здравствуйте, вы Иннокентий? — сказал я человеку, сидящему в крохотной конторке и едва умещающийся за светлым канцелярским столом.
— Ну… — он шумно дышал носом.
— Я от Володи из Совтрансавто.
— Ну, знаю такого… — он смотрел на меня красными глазами, говорящими о злоупотреблении алкоголем.
— Я по поводу тех амортизаторов.
— Каких тех?
— Кони, спортивных.
Я достал бумажку с переписанными артикулами из справочника.
Он посмотрел на бумажку и вернул её мне.
— А чё Володя твой? Чё не привезёт?
— Он может, но сроки…У нас гонка.
— Погоди, я счас приду.
Видимо, Баклан пошёл на склад, оставив меня сидеть в его каморке.
Он вернулся минут через пять, неся в руках завёрнутые в промасленную бумагу амортизаторы.
— Они?
— Я не знаю, сейчас проверим.
Сначала я сверил номера на кожухе гидроцилиндров, а потом замерил посадочные расстояния и все габариты, включая диаметры колец. То что нужно.
— Они!
Баклан постучал жирными пальцами по столу, выбивая дробь. Наверно, думал какую цену назначить. Потом он почему-то встал обошёл меня, приоткрыл дверь и выглянул в коридор.
Страхуется. Боится, что я с ментами пришёл, что ли?
За дверью никого не оказалось, он удовлетворённо кивнул, запер дверь на ключ, оставив его в замочной скважине, и вернулся за стол. Потом взял тетрадь, оторвал небольшой клочок бумаги и написал на нём цифру.
Не отпуская бумажку из рук, он показал мне цену. 1000 рублей.
— Увидел? — он снова тяжело дышал.
Я кивнул. Тогда он порвал своими пальцами-сардельками и без того мелкий клочок на ещё более маленькие и выбросил в сетчатую пластиковую корзину под столом.
— У меня только пятьсот. Это всё.
— Это несерьезный разговор, — он повернул голову в сторону, пытаясь скрыть свое разочарование, — пусть тебе твой Совтрансавто везет за такую цену.
У меня откуда-то взялась железобетонная уверенность, что я уломаю этого толстяка на такую сделку, которая выгодна мне.
— Ладно, Володя нам за пятьсот и привезёт — сказал я дружелюбным тоном, — как знаешь. Просто ты эти амортизаторы больше никому не продашь. Потом цена будет четыреста.
— Пф-ф, — он презрительно фыркнул, мол яйцо курицу не учит.
— Думаю, что погорячился с четырьмястами рублями. Будешь просить за триста забрать. Не веришь? Догадайся, а откуда я это знаю?
— Знаешь, Иннокентий, почему тот, кто заказывал амортизаторы, не взял их у Стрелкова? Кстати, его Серафим Белецкий зовут, он классный гонщик и точно не дурак, чтобы подставлять свой канал поставок запчастей.
Я весело подмигнул толстяку.
— Тут сам Стрелков лажанулся, поленился проверить размеры посадочных шпилек. Не подходят они на машину Белецкого, а переваривать чашки никто не будет. Потому что это другая жесткость, другой угол наклона стоек, другие тормоза и другие рулевые тяги. И то, если всё это заменить никакой гарантии, что подвеска правильно работать будет. Понимаешь?
Баклан слушал меня без энтузиазма. Он поморщился.
— Слушай, мне все твои стойки, тяги, жесткость до звезды. Цена такая. Берешь, бери. Нет иди ищи хоть в Совтрансавто, хоть на Луне, я таких как ты, каждый день пачками вижу.
— А я говорю не продашь. Таких, как я ты не можешь видеть, чувак. Они все другие. Не продашь потому что они подойдут только на машину ВАЗ 21013 с экспериментальной торсионной подвеской. Завод выпустил их ровно пятьдесят штук. Знаешь, сколько из них переделали под гоночные?
Он крутил в руках карандаш, уставился на меня и вопросительно поднял брови.
— Думаешь, примерно пятьдесят? — на этих словах он даже расслабился, сложилось впечатление, что морщины на лице разгладились, у него появилась надежда продать залежавшийся неликвид, — угадал, Иннокентий, ровно одна! И эта машина стоит в гараже нашей гоночной команды. Всего хорошего, Иннокентий!
Не знаю, что толкнуло меня так поступить. Во мне проснулся какой-то торгаш — авантюрист. Это было весело.
Я бодрым шагом направился к двери и взялся за ключ. При этом я блефовал, но излучал полную уверенность.
Если он согласится на шестьсот, а это был мой предел, то буду по вечерам шить чехлы для Сереги.
— Девятьсот.
Остановившись, я повернулся к нему:
— Четыреста.
— Восемьсот.
Я снова взялся за ключ и совершил один оборот. Замок громко щёлкнул.
— Я же говорил, будешь просить взять за триста.
— Слушай, пацан! — он явно разозлился, — ты мне мозгу не делай, не доводи до греха. Шестьсот или проваливай в бебеня.
— А тебе оставляю сто авансом, ты мне пишешь расписку, ещё пятьсот через неделю.
Он побагровел от злости. Нужно было спасать ситуацию.
— Подожди, Иннокентий, не злись. У меня только пятьсот. Я не рассчитывал на шестьсот. Но признаю — цена справедливая. Я деньги не печатаю и не загребаю экскаватором, как вы тут всё. Мне ещё стольник нужно где-то раздобыть, понимаешь? Для меня это весомая сумма.
— Гони свой стольник, четыреста привезешь до вечера. Еще стольник через неделю. Тогда и заберёшь свои сраные гоночные амортизаторы. Они у меня вот где уже.
Он приложил ладонь к своему горлу.
— Хорошо, пиши расписку на сто рублей.
— Чего? — он снова закипал.
— Без расписки не возьму. Я вечером приеду, а ты мне скажешь, не знаю никакого Александра. Плакали мои бабки. У нас тут даже нет свидетелей, кто мои слова подтвердит и то, что ты получил сто рублей.
— У нас так не принято. А если менты меня вместе с твоей распиской за жопу возьмут?
— Мы с тобой оба рискуем. Меня могут повязать не меньше твоего, у меня вообще суд скоро. Пиши расписку.
Я извлёк из внутреннего кармана купюру в сто рублей положил на стол, хлопнув сверху ладонью
Он разозлился, но достал чистый лист бумаги и спросил:
— На кого писать?
— Пиши на Саню Академика.