Скорость. Назад в СССР

Глава 3

— О! Кстати, — ее лицо озарилось радостью, от идеи, только что пришедшей в ее прелестную головку, — раз я не могу взять интервью у Берни Экклстоуна, то почему бы мне не взять его у вас?

— Хорошая шутка. Я ценил.

— Нет, я серьезно…

Мы быстро перешли на шутливое обсуждение вопросов, которые могли бы задаваться в интервью.

Тина оказалась обладательницей легкого характера и отличного чувства юмора.

Мы смеялись, обсуждая последнюю историю, связанную с телевизионными журналистами и провальными интервью, когда на террасу вошел Ваха, с перекошенным от гнева лицом.

'Превысить скорость, данную людям,

ещё не значит стать Богом'

Эрих Мария Ремарк

Он бросал яростные взгляды на меня. Видимо ему показалось, что мы смеемся над ним.

— Она со мной пришла…

Ваха вмешался в нашу беседу. Он стоял рядом уставив руки в бока. Его поза выражала крайнюю степень агрессии.

Я отстранил девушку себе за спину, с улыбкой повернулся к нему, несколько секунд смотрел ему в глаза, а потом спокойно спросил:

— Что, простите?

Охранники, пожирающие меня злобными зрачками, выступили вперед из-за его спины. Но он жестом остановил их.

— Ты, что оглох? Я сказал она пришла со мной!

Улыбка сошла с моего лица, я продолжал спокойно смотреть ему в глаза. Уступать ему я не собирался.

— Во-первых, мы с вами детей не крестили, что-то не помню, чтобы мы с вами переходили, «на ты». Во-вторых, допустим, что Тина приехала с вами, и что?

Один из телохранителей, расстегнул пуговицу пиджака и по-ковбойски, как в американских фильмах, показал ствол в расстегнутой кобуре.

Но меня это нисколько не смутило. Я также свободно продолжил:

— Вам не кажется, уважаемый, что прежде чем предъявлять на что-то или на кого-то права — эти права нужно иметь?

Реакция Ваха оказалась неожиданной. По всей вероятности, он привык к тому, что все перед ним пресмыкаются и не способны возражать, а тем более противостоять ему.

Он смотрел пару секунд на меня, а потом громко расхохотался.

— Да пошутил я, пошутил, — он бросил короткий взгляд на Тину, — мы уезжаем, поедешь с нами?

Его лицо с рыжебородое лицо расплылось в улыбке.

— Нет, — коротко ответила девушка из-за моей спины.

— Ну нет, так нет. Желание дамы для меня закон.

Ваха развернулся к выходу. Угрюмые перекачанные мордовороты-охранники пропустили его между собой, а потом последовали за ним.

Дойдя до выхода на террасу он довольно дружелюбно бросил через плечо:

— Еще увидимся…

Но я отлично понимал, что хоть я выиграл у Вахи этот раунд вчистую, будут и следующие. Всё только начинается. В этой дружелюбности таилась абсолютно понятная угроза.

В последующем мы стали с Тиной хорошими друзьями, но нам не удалось долго общаться, к моему огромному сожалению она вскоре попала в аварию и здорово переломалась.

Близкие экстренно отправили ее на длительное лечение в Германию, сразу после аварии поговорить мне с ней не получилось. В день, когда все случилось я был в отъезде по работе.

Ей предстояла ряд тяжелых операций на ноге и позвоночнике. От нашей помощи близкие категорически отказались.

Разбилась на мотоцикле, которым умела виртуозно управлять. Как все произошло неизвестно, записи с камер видеонаблюдения исчезли. А потом и вовсе сообщили, что их не было.

Кто-то из свидетелей утверждал, что ее преследовал черный джип и она на огромной скорости не справилась управлением на Ленинградке, другие рассказывали, что она поймала «воблинг».

Это потеря управляемости из-за усиливающейся болтанки переднего колеса и руля.

Аварии с симпатичными и нежными мотодивами стали обыденностью.

В нашей автопрессе и блогосфере об этом пошумели несколько дней, но как и любое событие, авария Тины скоро отошла на второй план, заслоненная ледующими «инфоповодами».

Опытные специалисты пиарщики говорят, что теперь нет новостей. Есть инфоповоды.

Сразу после аварии мы со знакомыми ребятами из МВД проводили свое параллельное расследование, но ни прямых, ни косвенных доказательств того, что с аварией как-то связан Ваха не нашли.

Позже, через пару месяцев после того, как она подтвердила, что ее преследовал и столкнул черный Рейндж Ровер без номеров. Того, кто был за рулем она не видела, как именно произошло тоже не помнит и сомневается.

Возвращаться в Россию она не захотела, к тому же у нее был парень, который тоже переехал в Германию вслед за ней. Я ее не осуждаю. Хотя понимаю, что там не лучше.

Жаль конечно, что такая деваха будет рожать детей там, за границей. Сколько нашего генофонда утекло из страны со времен перестройки одному Богу известно.

Очень надеюсь, что придет такое время, когда они все захотят вернуться.

Между тем дальше моя жизнь перевозчика вернулась в привычное русло и потекла своим обычным чередом. Я долгое время не слышал о Вахе до того злополучного заказа с Зарикой.

Ваха достаточно умен, чтобы не светить свое имя. Отправителем был известный мне человек с сомнительной репутацией в медиа бизнесе. Я часто выполнял его заказы и не знал о его связях с Вахой. А когда узнал, было уже поздно.

Однажды я проснусь, а Вахи больше не будет. Мда, что-то я от дороги отвлекся.

Мимо меня по встречке, летя в гору, пронеслась еще одна полицейская тачка с включенными мигалками и сиреной. Удивительно, что они не попытались заблокировать мне дорогу.

Я молча проводил взглядом автомобиль синими номерами, полосами и надписями на кузове.

Посмотрев снова в зеркало заднего вида, я заметил, как Мерс с Вахиными головорезами замелькал где-то далеко позади. Они обогнали ментов.

После довольно длинного участка, который можно было назвать прямым серпантин снова начал петлять.

Когда я выехал на спуск, повернув на очередной шпильке, то сразу почувствовал неладное.

Слева на обочине перед следующим поворотом стояли люди в камуфляжной форме за Тойотой. Это был большой пикапом Тундра.

Стоя за машиной, снайпер почти лег грудью на капот на расположил на нем винтовку. Линза ее оптики и дульный срез были направлены в мое лобовое.

Я тут же резко наклонил свое тело на правое пассажирское сидение. Можно сказать — упал. В следующее мгновение пять пуль подряд разорвали подголовник моего кресла, где миллисекунду назад находилась моя голова.

Испоганили лобовое и попортили дорогую кожу, суки! Пока Кот летел по прямой я примерно чувствовал, сколько остается до поворота.

Перед самым маневром я резко дал рулем вправо, дернул «гидроручник» и выправил положение своего тела — я выпрямился и снова сидел за рулем.

Я входил в поворот по внешнему радиуса, а Тойота Тундра оказалась слева и чуть сзади. Теперь ему стрелять не с руки.

Мой расчёт бы оказался верен, если бы не одно но… Из-за поворота навстречу появилась морда Пежо 206.

Маленькая машинка с двумя молодыми женщинами туристами на переднем сидении. На заднем я разглядел годовалого ребенка в детском кресле.

Но самое ужасное — я почувствовал, что при любом даже легком касании, Кот столкнет Пежо в пропасть. Никакого просвета. Нигде.

Руки будто бы сами приняли решение, я рванул руль влево и вылетел с трассы в обрыв. С момента выстрелов прошло не более двух секунд.

Вот и я теперь превратился в «инфоповод». Шикарный Листе Стелс с простреленным лобовым и улетевшим в пропасть — такую жирную картинку не упустит ни одна говорящая голова.

В то мгновенье, когда я пробил заграждение и полетел вниз ущелья мне пришла смска. Я увидел на экране парящего в салоне смартфона часть сообщения. Передача материалов с Домодедово состоялась. Моими последними словами, произнесенными вслух была фраза:

— Значит все было не зря. Еще встретимся, Ваха…

Помните: при любых обстоятельствах

главное — запас по высоте. Его всегда можно

превратить в скорость. А вот скорость в высоту

— уже нет. Ну а хуже всего — это когда ни высоты, ни скорости.

Виктор Пелевин.

1981 год. СССР. Москва.

Где-то на выезде на

двухполосный МКАД.

— Аааа! Черт побери! Каналья! Блин!

Машина, слетев с эстакады на полной скорости, кувыркалась, переворачивалась и скакала по кочкам. Какая-то неведомая сила подбрасывала ее, словно шарик от пинг-понга.

Когда она опрокидывалась на левую сторону я, находясь в водительском кресле, инстинктивно пытался поймать хоть какую-то точку опоры и опереться о землю левой рукой, но упирался в защитную решетку на окне.

И дай Бог здоровья тому, кто поставил ее на «четыреста двенадцатый» москвич — иначе я, восемнадцатилетний, «гений», угнавший гоночный автомобиль, уже лишился бы руки без нее.

Страх сковал мою волю, потому что я понимал, что натворил такое, что исправить невозможно.

Бляха-муха, что я наделал. Очень стремно. Сердце замирало перед каждым новым ударом. И я невольно зажмуривался.

Машина продолжала совершать невообразимые кульбиты и только вварной каркас безопасности в салоне, состоящий из бесшовных труб соединенных треугольниками и диагоналями, не давали страшной энергии ударов расплющить кузов в лепешку.

В какой-то момент Москвич подбросило, дважды перекрутив в воздухе, а потом он рухнул на крышу и замер.

В момент падения, едва кузов железного коня прикоснулся к земле, инерция и сила притяжения толкнула мое тело вниз и я очень сильно долбанулся затылком.

Хоть на мне был мотоциклетный шлем, я тут же вырубился. А дальше темнота.

Очнулся я в больнице. Я пока еще не понимал, как и куда я попал. Осмотревшись по сторонам, я увидел, что рядом еще несколько других пациентов лежит: две женщины и трое мужчин.

Больные были огорожены друг от друга ширмами, но все равно всё было видно. Это было не совсем удобно, да и непривычно, как-то.

Похоже, что это реанимация. Я никогда не был до этого момента в реанимации. Особый запах медучреждения ни с чем не спутаешь. Специфический, ничем не выветриваемый.

Не могу сказать, что он вызывал у меня неприятные чувства — скорее наоборот. Пахло стерильностью, медицинскими бинтами и лекарствами.

Это запах кварцевания.

Я где-то читал, что в нашей медицине кварцевые лампы для обработки и дезинфекции помещений используются с пятидесятых годов.

Мой дом находился недалеко от родильного отделения и я часто по вечерам наблюдал со своего балкона за синеватым свечением в окнах.

Ультрафиолетовые лучи уничтожают болезнетворные микробы, бактерии и вирусы, обеззараживают воздух, устраняют тем самым причину многих заболеваний и препятствуют их распространению.

Я посмотрел на свои руки. Они все были в ссадинах. Моя голова была перебинтована. По моему марлевая повязка закрывала часть лица.

Недалеко от моей кровати стояла девушка, довольно приятная, я бы даже сказал симпатичная и беседовала с взрослой и тучной женщиной.

Обе были одеты медицинские халаты. Девушка прижимала к груди картонную папку и что-то уточняла у собеседницы.

Она повернула голову в мою сторону, внимательно посмотрела, и заметив мои приоткрытые веки, направилась к кровати, на которой я лежал.

— Ты очнулся! Как ты себя чувствуешь? — она с улыбкой обратилась ко мне.

Я молча смотрел на нее.

— Ты меня слышишь? Если слышишь и понимаешь, то подай какой-нибудь знак.

Я дважды сомкнул ресницы. Наверно я мог бы ответить ей голосом, но что-то мне мешало.

— Прекрасно, Саша. Я твой лечащий врач Татьяна Константиновна Черчесова. Ты попал в автомобильную аварию и сейчас находишься в Первой Градской больнице Москвы. В отделении реанимации. Ты понимаешь, что я тебе говорю?

Я снова моргнул. Как потом выяснилось Татьяна Константиновна оказалась отличным врачом. Лучшим из тех что я когда-либо видел.

— Ты помнишь что с тобой произошло?

В сознании мелькнула горная дорога, машина с включенными мигалками, пробитые пулями лобовое и подголовник, а потом все растворилось. И я снова увидел перед собой лицо доктора Черчесовой.

Я хотел было покачать головой, чтобы дать понять, что не особо, что помню, но боль в шее не дала мне это сделать. Я попробовал привстать.

— Лежи, лежи. Пока тебе нужен покой, — доктор заметила, что мое лицо исказилось от боли и остановила меня, положив свою маленькую изящную ладонь на плечо, — твои родные в курсе, что ты лежишь здесь в реанимации. В первые два дня Приходила твоя мама, дежурила, но мы отправили ее домой. Пока тебя не переведут в общую палату, делать ей здесь нечего. Но она звонит каждый день интересуется.

Мама? Два дня? Если я правильно понял лечащего врача здесь лежу уже больше двух дней.

Она представила мне женщину, стоящую рядом с ней. Она оказалась старшей медсестрой.

— Если что-то будет нужно, ты не стесняйся — говори. Я на ночь пошлю к тебе медсестру.

Я хотел, что-то сострить в ответ типа того, что пока не стоит — у меня болит голова, лучше как нибудь в следующий раз.

Но снова не стал разговаривать. Губы мои слиплись, а изо рта торчала трубка аппараты искусственного вентиляции лёгких. В этот день, как потом оказалось, дежурила самая лучшая смена медперсонала.

Мы лечащий врач мне мило улыбнулась и покинула помещение реанимации. Я ещё раз огляделся и увидел что кроме старшей медсестры в отделение дежурят и ещё две её коллеги.

Они, как бабочки, кружились возле пациента, с улыбкой и ласковыми словами исполняли любое их желание, а главное быстро.

Особенно бросалась в глаза то, что бабушке-больные иногда ворчали на них, но медсёстры с неизменной улыбкой исполняли все их прихоти.

Я мысленно похвалил медсестёр: Какие же они душки и молодцы. Через некоторое время я всё-таки набрался сил и заговорил с одной из них

На мой вопрос какое сегодня число от самая моложавая медсестра ответила, что сегодня 15 июля 1978 года.

— Если тебе что-то нужно, то ты не стесняйся и говори. Утку или или подушку тебе поправить кушать Пока тебе нельзя, всё необходимое твой организм получает через капельницу

Мне очень захотелось отблагодарить этих женщин за отзывчивость и сердечность,судя по рассказам старших, не часто такое встретишь.

И я пообещал себе, что привезу им фруктов после выписки.

Они помогали друг другу, не уклоняясь и не перекладывая на других более сложную работу или неприятную.

Такое поведение на работе нужно поощрять.

А вот на следующий день пришла совсем другая смена.

Только тут я вспомнил про человеческий фактор.

Вроде бы одна страна, одна столица, одна больница, один главврач, одна работа, а оказывается, что исполнять ее можно по-разному.

Людям в новой смене будто подменили души и мозги. Никого не допросишься, ничего не узнаешь.

На просьбы ноль внимания, будто и нет никаких больных. Они не торопясь с большой неохотой выполняли назначения врачей

Зато сами все ходили с руками в карманах халатов, словно перед тобой минимум будто заведующая отделением, а не медсестра.

Все такие деловые, особо лысый молодой мужик, от которого постоянно разило дешевым табаком. Похоже на то, что он курил свою приму прямо отделении, в комнате для медсестер.

Одной пациентке он нагрубил, когда та о чем-то попросила. Было далеко и я расслышал только ответ медбрата:

— Глаза бы мои вас не видели, как же вы все остонадоели со своими хотелками! Хрен тебе, перетрешься. Тут тебе не санаторий и не дом отдыха.

Он ушел и больше к ней не подошел.

Меня это очень злило. Ладно я — могу потерпеть, но бабушкам после операций было тяжко.

Около меня лежала одна такая пожилая, немощная женщина.

Ей очень долго не несли капельницу и мне пришлось вмешаться.

Когда мимо в очередной раз фланировала медсестра, я громко подозвал ее.

— Чего тебе? — бесцеремонно обратилась она ко мне с недовольной гримасой.

— Если ты сейчас же не принесешь капельницу и не поставишь вон той больной, — я кивнул в сторону бабушки, дожидается внимания уже третий час, — то я сорву к едреней фене все эти гребные трубки и сам схожу к главврачу за капельницей.

— Ой напугал ежа голой задницей, — она ответила с вызовом.

— Так, хорошо… — я начал приподниматься и взялся за трубку, идущую к ИВЛ.

— Стой. Ладно. Я иду.

— Хорошо, жду ровно минуту, — я посмотрел на часы на стене и засек время, — еще вон та бабушка, просит измерить ей давление и дать таблетку.

Я показал еще на одну пожилую пациентку.

— Уймись, я сказала сейчас все принесу, — медсетра почувствовало, что запахло жареным.

Она действительно сходила и вернулась с «вешалкой» для капельницы, вместе с ней пришел тот лысый, от которого разило.

Он начал мерить давление бросая злобные взгляды в мою сторону. Но видимо не решился комментировать, потому что каждый раз натыкался на мои холодные зрачки.

Лысый даже потом молча принес лекарство нормализующее давление.

Когда они удалились, бабушки поблагодарили меня за помощь, поцокали языком пообсуждали безразличие медперсонала.

За весь оставшийся день они не сделали почти ничего, а после отбоя видимо решили устроить сабантуйчик. Курили, гудели, громко смеялись.

Двери в комнату персонала были открыты и все происходящее отлично слышно.

Пациенты на своих кроватях ворочались. Они все возрастные, разве тут уснешь в таком гвалте.

На следующее утро вышла новая смена, третья. Она была не так плоха, как «вторая», но хуже чем «первая», которой я восторгался позавчера.

В этой смене меня поразил молодой парнишка — медбрат. Он был примерно моего возраста, видимо студент медучилища.

Пришёл раньше всех и начал наводить чистоту и порядок кругом. Вот надо же, как отличаются люди на одном и том же рабочем месте.

Он вынес все утки и судна. Потом протер дезинфицирующим раствором все тумбочки, подоконники, спинки кроватей. Вымыл полы, а потом поправил всем желающим постель и подушки.

Такого и на больничную Доску Почета представить не жалко. Молодец парень.

Правда он был один такой инициативный. Его коллеги медсестры такого рьяного старания не проявили. Но все же они откликались на просьбы, пусть и не все.

Нормально Без грубости и фамильярности общались с больными Выполняли назначения врачей, не суетились, но и не затягивали с процедурами.

Утром пришла Татьяна Константиновна в белом халате с фонендоскопом на шее. Осмотрев меня, послушав и померив давление, она удовлетворенно кивнула. Потом спросила беспокоит ли меня что-нибудь.

А меня сильно беспокоило две вещи. Во-первых, я знал, что мне придется отвечать за угон и дела, которые я натворил с чужой машиной. Но я был полон желания отработать, возместить ущерб и искупить свою вину.

А во-вторых, я не стал ей рассказывать, что я до сих пор находился под огромным впечатлением от увиденного в сегодняшнем сне, в котором я находился за рулем нереально красивой и очень быстрой машины.

Я не знал, как описать словами ее и мои ощущения от вождения этого мощного болида. Не знал почему во сне меня преследовали не менее красивые автомобили на одном из которых была надпись русскими буквами «полиция» вместо «милиции».

Как описать горную дорогу, проходящую то ли в Крыму, то ли на Кавказе. Откуда-то я точно знал, что мои преследователи ехали на чехословацкой и немецких машинах.

Единственное, что меня беспокоило в то утро — смогу ли я испытать такие же ощущения в реальной жизни, как испытал во сне. Смогу ли когда-нибудь оказаться за рулем этой ве

После утреннего обхода, ближе к десяти часам утра меня отключили от аппарата искусственного дыхания. Прокапали капельницу

Затем ко мне подошла одна из медсестер и сообщила, что меня переводят из реанимации в общую палату и она будет меня сопровождать. Передала больничную пижаму и попросила ее надеть.

Спросила, знаю ли я, где мои вещи.

— Я совсем не помню, как меня сюда привезли. Поэтому ничего не знаю про вещи.

Она ушла что-то уточнять, а я стал прощаться с соседями и желать им скорейшего выздоровления.

Через пару минут медсестра вернулась и сказала, что мою одежду забрала мама.

— Если ты готов, то мы можем идти.

Я встал с кровати, она попыталась меня поддержать, но я отказался. Я уже прошелся немного в пижаме, пока она отсутствовала и чувствовал себя вполне сносно.

Через полчаса я оказался в общей палате на шесть человек. Стены покрашенные до середины в светло-салатовый цвет, Несмотря на такое количество людей, общая палата это все же свобода. Это был настоящий мини срез общества нашего СССР.

В палате вместе со мной, русским из Москвы, лежали пациенты из Молдавии, Прибалтики, Украины, Киргизии и азербайджанец Аждар то ли из Батуми, то ли из Баку.

Конечно, я прекрасно знаю, что Батуми находится в Грузии, но судя по разговору Аждар жил и там и там, на два города.

А работал он на товароведом на Рогожском рынке. Как я понял, это было и плюсом и минусом для тех, кто лежал в палате, потому что его койку постоянно осаждали многочисленные родственники, друзья и коллеги.

Посетители одаривали всех в палате и в отделении угощениями, но были очень шумными. Рядом Аждаром постоянно кто-то находился.

Все это мне поведал сосед справа, пятидесятилетний мужик из Киргизии, шепотом пожаловавшийся в первое же утро на то, что посетители товароведа приходили в любое время, даже после отбоя, когда к этому больному подошел врач.

А его любовница Зара, так вообще, несколько раз оставалась сидеть рядом с ним на ночь. Но все было «культурно», никаких «штучек».

Я посмотрел на тучную темноволосую женщину рядом с кроватью азербайджанца, но киргиз отрицательно замотал головой.

— Нет, нет. Не смотри. Это его жена, а Зара сейчас прячется где-то во дворе и ждет когда эта уйдет, — он снова сказал мне все это шепотом, широко раскрывая глаза, видимо, для большей убедительности.

Жена Аждара повернула голову в нашу сторону почувствовав, что разговор идет о ней с супругой, но скорее всего ничего не расслышала, потому киргиз лежал к ней спиной.

В этот момент в палату впорхнула моя матушка, запыхавшись от быстрого шага.

— Алекс! — она с детства меня так называла. Не обращая ни на кого внимания, она бросилась к моей койке, наклонилась обняла меня и поцеловала в щеку, — как ты сынок?

При этом улыбаясь, она заглянула мне в глаза и начала гладить щеку.

— Я нормально, мам, ну все, хватит, — меня немного стесняла ее нежность и открытое выражение материнских чувств, ведь я уже ощущал себя взрослым мужчиной.

Разве взрослому мужчине подобает принимать эти телячьи нежности?

Матушка ничего не ответила на это, еще раз улыбнулась, осмотрелась и поздоровалась с окружающими.

— Я тебе яблоки принесла, мне только с утра позвонили на работу, сказали, что тебя перевели в общую палату из реанимации, я ничего не успела приготовит. Что хотелось бы покушать?

— Мам, ничего не надо тут нормально кормят, не беспокойся за меня, — соврал я, не желая обременять ее готовкой и доставкой домашней еды в больницу. На самом деле я не знал, как кормят в больнице, потому что еще ни разу не ел. Когда я очнулся в реанимации все нужные организму вещества и минералы вводили через капельницу.

— Как ты себя чувствуешь? Это твой лечащий врач? — она с надеждой посмотрела на доктора, стоящего у кровати азербайджанского торгаша ловеласа.

— Нет, моего врача зовут Татьяна Константиновна Черчесова. Ее сейчас нет. Она придет уже завтра утром. Замечательная женщина. Говорит, что я родился в рубашке.

Матушка меня внимательно слушала с немного встревоженным выражением лица.

— Сказала, что при таком ударе другие ломают шеи или получают тяжелые сотрясения мозга, а я отделался ссадинами…– я запнулся потому что увидел, как в уголках маминых глаз блеснули слезы, — мам, прости. Я не хотел. Сам не знаю, как все это получилось.

— Ничего, главное что ты жив, — она вымученно улыбалась, достав платок, и смахивая кончиками слезы из своих испуганных глаз, — всё уже позади.

Мне стало не по себе от жгучего стыда. Лучше бы я этого не видел. Не зная, как успокоить маму я решил перевести тему.

— Как там отец? Он не приходил в больницу?

— Папа нормально. Он всё уладил с этой машиной, с Москвичом. Ему пришлось отдать…