Как я и думал, основную прибыль новый кабинет пластической хирургии будет получать совсем с других клиентов. А именно с тех, которые не любят операции на своем теле и имеют привлекательный счет в банке. К примеру, полное омоложение, какое я сделал Светлане, будет стоить пятьдесят миллионов рублей или эквивалентную сумму в долларах и евро по курсу. Локальные услуги, конечно дешевле. Как это будет оформлять Котельникова, мне было не интересно, я же, как было сказано, буду получать очень высокие ежемесячные премии. Прибыль договорились делить пополам. Я сначала не хотел соглашаться, по сути это был грабеж, ведь она не потратит на это ни копейки. Однако, она доказала мне, что это не так. А получение разрешения на работу в ее салоне пластического хирурга со всеми сопутствующими разрешениями и проверками? Все это придется сильно «подмазывать», у нас иначе не бывает. А легальное оформление доходов? А услуги комфорт плюс, включая палату, в которой пациенты могут отдохнуть? Ведь я не собираюсь ужиматься, потраченную энергию буду компенсировать по-полной? А это значит, что после операции люди будут без сил и отдых им просто необходим. А высококалорийное и разнообразное питание, которое восстановит их запас энергии? А…
Все это, конечно, не стоило половины в перспективе тех прибылей, что можно будет получить от моего творчества, но я согласился, понимая, что без Светланы Ивановны я сейчас как ноль без палочки. Мне и то, что она предлагала, казалось какой-то сказкой. Я даже размечтался, как куплю квартиру в центре, дорогую машину и еще чего-нибудь, что там богатые люди обычно покупают, фуа-гру всякую? В общем, мне теперь осталось только подать заявление на увольнение и отработать положенный срок. Тем более что все равно помещение у Котельниковой еще не готово.
— Светлана, — мне пришла в голову мысль, которую я сразу и озвучил. — Нам, наверное, нужна будет какая-то компьютерная программа. Понимаешь, я ведь не смогу делать свое дело так, как с тобой, пациентки будут погружены в сон. Поэтому мне нужно будет заранее знать, чего именно они хотят. И вот здесь без компьютерной программы не обойтись. Допустим, если будет такая программа, то на первом приеме, кроме первичного внешнего осмотра, мы с пациенткой или пациентом, на компе, учитывая все пожелания клиента, формируем некую трехмерную модель внешнего облика, показывающую, как именно все будет выглядеть после операции. Когда, после всех правок, пациентка соглашается, тогда уже подписываем договор, в котором, кроме всего прочего, будет распечатка желаемого внешнего вида. И тогда я уже буду знать, как именно лепить и что хочу получить в результате. С другой стороны, клиент не сможет выдвинуть претензию, что это не то, что он хотел.
— Точно! — азартно кивнула Котельникова. — Я и сама уже думала о чем-то подобном. Знаю одного крутого программиста, практически, гения. Если он не сделает, то не сделает никто. Ты молодец, Олег, соображаешь!
В общем, договор был заключен и скреплен рукопожатием, танцем под мелодию местного живого оркестра и внезапным поцелуем в губы, полученным мною от договаривающейся стороны. Мужчина во мне воспрял орлом и даже уже напряг свой мускул, но я подавил его желание усилием воли. Не стоит настолько близко подпускать к себе деловых партнеров. По крайней мере, не в начале отношений. Особенно, если этот партнер теперь такая привлекательная женщина.
На мгновение я увидел торжествующий блеск в ее глазах, быстро сменившийся непониманием и сразу — догадкой. Она улыбнулась, и я словно услышал ее слова в своей голове: «еще посмотрим, кто кого». Тоже мне, соревнование на пустом месте!
А потом она подвезла меня до дома и на прощание мы договорились, что будем на связи. На улице морозило — конец января, зима перевалила за половину календарного времени, но еще крепко держала город в своих холодных ладонях, несмотря на объявленное всемирное потепление.
Я уже протянул руку с электронным ключом к двери парадной, как замок запищал, и дверь резко распахнулась мне навстречу, так, что я еле успел отдернуть руку. Мимо меня темной молнией на фоне светлого проема двери проскочила некая фигура и умчалась в ночь, свернув направо. Я с удивлением посмотрел ей вслед и шагнул внутрь парадной, сразу же остановившись возле лежащего на полу тела.
Это был парень, даже, скорее, мальчишка лет шестнадцати или даже пятнадцати. Я быстро приложил руку к артерии на шее и понял, что он почти мертв, его уже не спасти. Сейчас он балансирует на тонкой грани между жизнью и смертью, постепенно проваливаясь за эту воображаемую грань. Прикосновение сразу выдало мне полую диагностику: удар, скорее всего, ножевой, в район сердца. Можно было спокойно вызывать милицию и труповозку, вот только я знал, что могу его спасти. Да, могу, теоретически, вот только какой ценой? Промелькнула мысль, что именно в такие моменты и выясняется, кто ты есть на самом деле.
Однако рефлексировать времени не было совсем, я врач, я приносил клятву врача и, если я могу, то должен попытаться, а что уж там будет со мной — вовсе не очевидно. И я, откинув панические мысли, приложил ладонь к ране, выпуская из себя энергию и забыв в этот момент все те обещания, которые сам себе давал. Почти мгновенно я увидел внутренним зрением, как затянулась рана, сердце приняло свой нормальный вид, на нем не осталось даже шрама, и вот уже оно сделало свой первый толчок, прогоняя кровь. Успел еще удивиться, что так быстро у меня все получилось, прежде чем этот толчок отдался у меня в голове молнией испепеляющей боли и последнее, что я услышал — это слова, произнесенные сухим и равнодушным, каким-то совершенно не человеческим голосом, может быть даже рожденным моим же собственным мозгом: «за жизнь — жизнь». А потом провалился в никуда.
***
И тут же темнота сменилась мягким светом, льющимся из широкого окна. Стекла в окне не были прозрачными, может, это даже и не стекла, поэтому рассмотреть, что там, снаружи, было невозможно. Почему-то я подумал, что, может, там и нет ничего.
— Садитесь, Олег, — услышал я голос и резко развернулся.
Я мог поклясться, что секунду назад комната была абсолютно пустой. Но сейчас там стояли два кресла напротив друг друга, в одном из которых сидел молодой мужчина, лет, этак, тридцати, на первый взгляд. Светлая рубашка с расстегнутым на пару пуговиц воротом, светлые брюки, туфли, мягкие и удобные даже с виду Внешность…, я бы сказал, что лицо мужчины было идеальным. Не красивым, не симпатичным, а именно — идеальным. Такое лицо мог бы сделать Скульптор тел, вроде меня. Тем временем мужчина продолжил:
— За окном ничего нет. С другой стороны, там может быть все, что угодно, если вам так захочется. Да, садитесь же! Так просто удобнее разговаривать.
Ну, я и сел, чего, действительно, стоять столбом? Сел и сразу спросил о том, что меня волновало больше всего:
— Я умер?
— Если вы умерли, то с кем я сейчас разговариваю?
— Э-э-э…
— Извините, Олег, но это философский вопрос, — улыбнулся незнакомец, обнажив ровные белые зубы, безусловно, собственные, не вставные, но при этом идеальные. Опять работа Скульптора? — Ответ зависит от формулировки того, что такое смерть, жизнь, существование и т.д. А они есть разные. Впрочем, если все предельно упростить, то ваше тело практически мертво и пока еще лежит в той самой парадной, где вы его оставили.
— А что же тогда это? — я похлопал по собственной груди. — И вообще, где я и кто вы?
— Отвечу по порядку, спасибо, что спросили, — мужик склонил голову в несколько театральном поклоне. — Ваше тело, как и все вокруг, является проекцией вашего же сознания. Как это работает, вопрос не ко мне, я в этом не разбираюсь. Пойдем далее. Вы, да и я с вами, находитесь в так называемом пространственно-временном пузыре. Это некая сфера или что-то еще, я здесь тоже не специалист, находящаяся вне пространственно-временного континуума, то есть, если проще — вне времени и пространства известного вам мира. Мы с вами сейчас как бы нигде и никогда. Меня же, пожалуйста, называйте просто Иваном и я тот, кто сейчас с вами говорит. Пока этого достаточно.
Я попытался обдумать сказанное, но ничего путного в голову так и не пришло.
— И что теперь?
— В смысле, что с вами будет дальше? — уточнил Иван и продолжил, не дожидаясь моего ответа. — Это будет зависеть, в том числе, от результата нашего с вами разговора.
— Ну что ж, давайте тогда говорить, — попробовал я пошутить, удобнее устраиваясь в кресле.
— Давайте, — согласился Иван и, протянув руку, взял чашку, судя по запаху, с кофе, со столика, что стоял рядом между нашими креслами. Я вздрогнул, поскольку точно видел, что пока он не протянул руку, никакой чашки и даже никакого столика здесь не было.
— Не удивляйтесь, — мягко сказал Иван. — По сути, все вокруг лишь иллюзия, игра сознания. Однако для тех, кто находится внутри иллюзии, иллюзия не отличается от реальности. Просто подумайте о том, чего вам хочется, и берите это.
Я захотел стакан «Байкала» и он в неуловимое мгновение оказался с моей стороны столика. Высокий коктейльный стакан с торчащей из него соломинкой, парой кубиков льда, плавающих в темной жидкости, и лопающимися на поверхности пузырьками. Я взял холодный стакан и, проигнорировав соломинку, сделал глоток — знакомый вкус «Байкала» с оттенком хвои по достоинству оценили мои, если верить Ивану, воображаемые вкусовые рецепторы. Не знаю, как другим, но для меня лично наш «Байкал» намного вкуснее всяких там кол.
— Прежде всего, — начал Иван, дождавшись, пока я оценю напиток, — я, наверное, должен рассказать вам кое-что о мире вообще и о вас, в частности. Думаю, так будет правильно начать нашу беседу.
Я кивнул и сделал еще один глоток, на этот раз через соломинку, не зря же я ее вообразил.
— В мире, под которым я в данном случае подразумеваю известную вам планету Земля, жили раньше и живут сейчас два типа разумных существ. Одни из них, и их абсолютное большинство, являются продуктом эволюции, в общем и целом правильно описанной в школьных учебниках. Безусловно, сам процесс эволюции не является спонтанным, как это представляется в тех же учебниках. Это спроектированный и запущенный биологический механизм. Автора и исполнителя этого механизма, если можно так выразиться, мы называем Демиургом[1]. Я понимаю, что вы атеист, так вас научили в школе и институте, но, тем не менее, примите как факт, что мир имеет свое творческое начало. Впрочем, я уверен, что последние события, произошедшие в вашей жизни, немного пошатнули ваши атеистические представления о сущем. Ученые, в общем, хорошо разобрались в механизме, для данного этапа развития науки, конечно, но отчего-то решили, что он сам собой так сложился и разум здесь лишний. Это нормально, ведь наука, можно сказать, еще в зачаточном состоянии, несмотря на свои, казалось бы, грандиозные успехи. Но это смотря с чем сравнивать. Они и правда, грандиозные в сравнении со Средними веками, например. Но если сравнивать с тем, чего наука еще не знает, то все современные научные представления — это лишь один маленький шажок. Ученые пока еще коснулись лишь краешка огромного океана знаний, у науки еще все впереди и я уверен, что ученые справятся.
Я слушал очень внимательно и верил каждому слову. Да и как не верить, если ты умер и, несмотря на это, сидишь, пьешь газировку и разговариваешь? Конечно, вполне можно предположить, как нас учили, что все это лишь предсмертные картины, рисуемые умирающим мозгом. Что-то вроде сна, объективно протекающего несколько минут, но субъективно могущего длиться очень долго. С другой стороны, я никогда не понимал, зачем мозгу это нужно? Скорее, казалось мне, такое объяснение удобно для ученых-материалистов, поскольку вписывается в их мировоззрение. Но раньше я гнал подобные мысли, а сейчас подумал, что, возможно, так оно и есть. Мы ведь и правда, знаем о нашем мозге совсем мало.
— Так вот, — между тем продолжал Иван, — как я уже сказал, большинство разумных существ, населяющих современный мир, это продукт творческой эволюции, то есть в некотором смысле — дальние потомки тех животных, которые когда-то впервые взяли в руки палку и т.д., по учебнику. Это люди, так мы их называем, впрочем, они тоже так же называют самих себя. Но!
Здесь Иван сделал театральную паузу, закинул в рот что-то похожее на восточную сладость из появившейся на столе вазочки, сделал большой глоток кофе, посмаковал, даже немножко причмокнул от удовольствия и продолжил:
— Но есть на земле и другие разумные существа, внешне ничем не отличимые от людей. Впрочем, внутренне тоже, любое медицинское обследование это убедительно покажет. Однако эти разумные существа не являются продуктом эволюции, все их предки были такими всегда, а самые первые из них были созданы непосредственно Демиургом.
— Как в Библии, — не выдержал я, — из праха земного?
— Можно и так выразиться, — согласился Иван. — Особенно, если помнить, что прах этот, а, если точнее перевести древнееврейский текст — красная глина, состоит из того же материала, из чего состоит все остальное в мире: из молекул, атомов и прочих элементарных частиц. Они являются строительным материалом Демиурга и из них, если, опять же, все предельно упростить, было создано все, что создано, включая всех живых существ.
— Ага, — я подумал, что пока все логично. Наука тоже так считает, разница лишь в том, что в науке этот процесс считается случайным и одновременно, закономерным в том смысле, что он закономерно возникает в определенных условиях и закономерно идет путем усложнения.
— А этот Демиург — это Бог? — осторожно спросил я.
— По сути — да, хотя тоже сложно понять и объяснить. Слишком много в этом человеческих представлений и практически нет никаких фактов. Мы предпочитаем говорить именно Демиург, то есть — тот, кто создал, Творец. Мы ничего не знаем о нем…, почти ничего. И есть даже некоторые основания предполагать, что он давно не занимается нашим миром, но это тоже лишь гипотеза. Точно только то, что он все создал.
— Он?
— Ну, это тоже лишь дань традиции. Я не думаю, что подобное Существо высшего порядка имеет хоть какой-то пол в нашем понимании этого термина.
Я попытался все это как-то себе представить, но в голову лез лишь какой-то благообразный старик с седой бородой, как на иконах, и я понял, что ничего не понял. Ладно, послушаем дальше.
— Так вот, — Иван сделал еще один глоток кофе и словно кот зажмурился от удовольствия. А мне почему-то показалось, что он немного переигрывает. — Созданные лично Демиургом разумные существа, как и все в мире, как и люди эволюции, созданы из одного и того же материала вселенной. Разница в том, что у них есть душа, а у других ее нет.
— Душа? — вяло удивился я, поскольку уже предполагал нечто подобное. Где Бог, там, понятно, и душа. Чему тут удивляться?
— Именно, — кивнул Иван. — Душа или, по-гречески — психе, на латыни — анима, она же — нефеш по-древнееврейски. Это древнее знание, это то, что люди знали всегда, но относились по-разному.
— Хорошо, допустим, — я вздохнул, пытаясь уложить в голове сказанное Иваном. — Что из этого следует?
— Вот! Именно это и важно. Люди эволюции — это, по сути, часть животного мира планеты. Скажем, разница между обезьяной и человеком лишь количественная в том смысле, что мозг человека развит лучше, это и дает ему преимущество, из которого следует весь человеческий прогресс во всех сферах развития от анатомии до теоретической и практической науки как следствия использования этого инструмента — более развитого мозга. Вас ведь так учили?
— Ну, в общем, да…, наверное, — ответил я, с трудом припоминая все, что знал о теории эволюции.
— Вот! Теперь, что касается тех разумных существ, которые сразу были созданы Демиургом без посредника в виде механизма эволюции. Как я уже сказал, у них есть душа, то есть, некоторое нематериальное начало, являющееся, по сути своей, частью сущности Демиурга.
— Эта душа и делает некоторых людей религиозными? — попытался догадаться я, но ответ меня удивил.
— Вовсе нет, — развел руками Иван. — Мозг эволюционировавшего человека и сам способен создавать себе бога или богов, особенно на раннем этапе своего развития при минимальном количестве знаний об окружающем мире. Как, собственно, и отрицание Бога есть закономерный этап развития знаний о мире. Другое дело, что это именно этап, а не окончательный вывод, как представляется современным атеистам. Знаете, здесь как в том анекдоте о трех возрастах развития человека: родители знают всё и всегда правы, родители ничего не знают и их представления устарели, а родители-то были правы! В науке, по сути, так же. Ранняя наука неотделима от веры в Бога и ранние ученые — это монахи, священники и богословы, для которых наука была способом изучения сотворенного Богом мира. Потом наступает период подросткового отрицания: Бога нет, все в мире дело случая и мы сами все решаем. И, наконец, период взросления, когда человек понимает, что, несмотря на то, что он полжизни учился, а потом работал в науке, он очень мало знает о мире и на самом деле может быть все, что угодно. Но при этом, повторю, религиозность человека совершенно не зависит от наличия у него души, как, собственно, и от образования — по крайней мере, напрямую. Вы, наверное, слышали, что и среди современных ученых хватает людей верующих. Люди эволюции могут быть религиозны или нет, как, собственно, и те, кто имеет другое происхождение. Вот, например, у вас есть душа, ваши предки никогда не были животными, но вы же вовсе не религиозны, правда?
— Правда, — кивнул я автоматически и замер. — Что вы сказали? У меня есть душа?
— Да, есть, — Иван откинулся на спинку кресла. — Если бы ее не было, то не было бы нашего разговора. Не с кем было бы говорить, с мертвым телом много не наговоришь.
Я помолчал, переваривая новость. Потом решил все же уточнить:
— Извините, я все равно не понял: что такое душа? Это разум, сознание, психика или что?
— Ни то, ни другое, ни третье. Я, кстати, уже говорил, что душа это часть Демиурга. Она нематериальна, она духовна.
— Что значит «духовна»?
— Это значит, что она не принадлежит этому миру, не является его продуктом или продуктом любой вашей деятельности. Она, как любят говорить в церкви, не от мира сего, причем, в прямом смысле слова. Понимаете?
— Нет, — честно признался я.
— Вот и хорошо, — парадоксально заключил Иван. — Все равно никто не понимает и лучше, чем я, не объяснит. Словами это вообще трудно высказать, нет таких слов. Иногда можно музыкой, как утверждают некоторые, но лично я сомневаюсь.
Мы помолчали, обдумывая сказанное, а потом я озвучил пришедшую мне в голову мысль:
— Скажите, Иван, а как передается душа? Ведь, те и другие люди, наверняка, давно перемешались?
— Вы, Олег, прямо на лету схватываете суть, — Иван довольно потер ладони. — Сделаю сразу одно уточнение, чтобы не было путаницы. Мы, такие как я и ты, как твои родители, не люди. Мы адамы, так мы себя называем. Теперь по сути вопроса. Душа передается по наследству от отца. Скажем, если мать является адамой и, соответственно, имеет душу, а отец — человеком и души не имеет, то у их детей души не будет. Ну, а если, наоборот, отец — адам, а мать — человек, то дети наследуют душу отца.
— Понятно, — протянул я, — ну и? В чем главное отличие одних от других?
— Я думаю, вы уже почти догадались. Разница в том, что человек рождается, проживает жизнь, умирает — и на этом все. Его больше не существует ни в каком виде. Адам же или адама умереть полностью не могут, потому что их души бессмертны, они часть Демиурга.
— И что с ним происходит дальше? — сообщение о том, что я не человек, а какой-то адам, я решил обдумать потом. Если, конечно, это «потом» для меня настанет.
— По-разному, — пожал плечами Иван. — Есть варианты, начиная от нового рождения в человеческом теле и до полного перехода на духовный план существования. А между этими двумя вариантами есть еще куча возможностей. Зависит от разных причин.
— А со мной что будет? — я замер в ожидании ответа.
Иван же отвечать не спешил. Он как-то странно смотрел на меня, словно не мог решиться, говорить мне что-то или нет. Но все же, видимо, наконец, на что-то решился.
— Позвольте, Олег, я сначала все же закончу свой рассказ, это важно. Так вот. Адамы рождаются постоянно в соотношении, примерно, один к пятнадцати к людям. То есть, сейчас нас тысяч пятьсот — шестьсот во всем мире, приблизительно, конечно.
Я глотнул «Байкал» и машинально отметил, что напиток все так же пощипывает пузыриками газа нёбо. Нисколько не выдохся.
— Однако, — продолжал Иван, — даже среди адамов выделяются, как мы привыкли говорить, три категории посвящения. Первая, самая распространенная, это когда отец был адамом, а мать — нет. Вторая категория, намного меньшая, это те люди, у которых и отец и мать были адамами, но среди их предков были и люди и адамы. И, наконец, третья, крайне редко встречающаяся сегодня категория — это чистые адамы. Чистые адамы могут быть как мужского, так и женского пола, но то, что их отделяет от двух первых категорий, так это то, что их кровь никогда не смешивалась с кровью человеческой. Они «чистые», все их предки без исключения были адамами.
— Это интересно, — заметил я, — но что это дает?
— Если ты принадлежишь к первой или второй категории адамов, то, обычно, ничего особенного, кроме того, что со смертью тела твое существование не заканчивается. В остальном ты ничем не отличаешься от обычного человека. Ну, разве что живешь чуть дольше, почти не болеешь и медленнее стареешь. А вот с третьей категорией это не так.
— А как? — не выдержал я, впрочем, обо всем уже догадавшись.
— Ну, как с тобой, например, — улыбнулся Иван. — Рано или поздно у них проявляются необычные способности. Так дает о себе знать дар Демиурга. Эти люди сами немножко боги, пусть и с маленькой буквы, но бывает, что дар любого из них становиться, по сути, самым настоящим чудом.
— Я — чистый адам? — решил я все же уточнить.
— Ты чистый адам, — ответил Иван, — как и я.
Возможно, я подозревал нечто подобное с того самого утра, когда проснулся полностью здоровым. А, может быть, просто мертвые не такие эмоциональные, как живые. Нет, я, конечно, удивился и это очень мягкое описание того, что я почувствовал. Но никакого шока или еще чего-то подобного я не испытал. Знаете ли, когда ты умер, а потом сидишь и разговариваешь, попивая «Байкал», уже мало что сильно удивляет. Наоборот, у меня словно камень с плеч свалился, ведь я теперь узнал природу своего дара. Мне больше не надо гадать, ставить эксперименты на самом себе с непредсказуемым результатом. Теперь, наверное, Иван или, может, другие адамы все мне объяснят и расскажут. И вдруг другая мысль пронзила меня:
— Так, моя мама адама?
— Конечно, а как иначе?
— И бабушка с дедушкой?
— Да, — кивнул Иван. — Я же сказал, в твоем роду не было людей эволюции.
— Почему же мне никто не сказал?
— Понимаешь, Олег, тут такое дело, — замялся Иван. — Твой родной дед, отец твоей мамы, чистый адам, как и твой отец, ушел из семьи, когда твоя мама была еще совсем крохой. Тот, кого ты знаешь как деда, это второй муж твоей бабушки. И он был человеком, ничего об адамах не знал, считая свою жену и ее дочь, которую удочерил, обычными людьми. Из-за этого, чтобы его не пугать, твоя бабушка решила стареть вместе с ним, а твоя мама после ухода твоего отца, присоединилась к ней. Они решили прожить обычную человеческую жизнь. Думаю, поэтому, она ничего не говорила тебе. И поэтому тебе пришлось страдать от псориаза до пробуждения дара. Не знаю, как я поступил бы на ее месте, но и ее не виню. Ведь она точно знала, что однажды твоя болезнь исчезнет без следа.
— А как же мои чувства? — крикнул я. — Они ее вообще не волновали?
Иван вздохнул:
— Твоя мама хорошая адама, поверь. Но очень упрямая.
И в этот момент в его глазах промелькнула тень давней грусти.
— А мой отец? Почему он бросил нас? Вы знаете его? Он жив?
Иван как-то сразу смутился, но быстро справился с собой и прямо взглянул мне в глаза:
— Никто не знает, что с ним. Он исчез и за последние двадцать с лишним лет его никто из нас, адамов этого мира, не видел. Такое иногда с адамами случается. Так было и с твоим дедом по матери. Считается, что лучшие из нас уходят на иной план бытия. Но это лишь теория, не все в нее верят. Игорь был моим другом. А твоя мама думает, что он бросил вас, как и бабушка считает, что твой настоящий дед бросил ее. Поэтому с семьей отца, с твоими другими бабушкой и дедушкой они разорвали любые отношения, и ты их даже не знаешь. Впрочем, они тоже ушли на другой пласт Веера, так что… Но лично я в такой вариант не верю. Игорь слишком любил и твою маму и тебя. Да и не распадается брак двух истинных адамов — их союз намного, намного глубже обычного человеческого союза и даже союза адамов двух первых посвящений. А вообще, Олег, я думаю, что тебе надо, наконец, поговорить с твоей мамой, раз уж сама она молчит. Да и с бабушкой тоже. Пусть они сами тебе все расскажут.
— А я вообще-то смогу это сделать? Я как бы, между прочим, умер.
Иван серьезно посмотрел мне прямо в глаза, словно скальпелем резанул:
— Все зависит от тебя. Сможешь вернуться или уйдешь. Шанс есть всегда, было бы желание и силы. Насколько я понимаю, желание у тебя есть?
— И еще какое! Как можно не захотеть вернуться к жизни? У меня же настоящая жизнь только начинается!
— Ну, адамы, как я сказал, не умирают. Поэтому, бывает по-всякому. Ты поймешь это потом когда-нибудь, пока слишком молод. Но, возможно, сейчас тебе это покажется странным, однако жизнь тоже надоедает, от нее устаешь и порой очень сильно.
И в глазах этого молодого мужчины я вдруг увидел эту самую усталость, так что у меня непроизвольно вырвался вопрос:
— А сколько вам лет, Иван?
— Много, Олег, много, — Иван неожиданно засмеялся и его глаза тут же помолодели. — Как говорит один мой знакомый: люди столько не живут. Но это люди столько не живут. У нас же случается по-разному, есть варианты продления жизни, но далеко не всегда есть желание.
Мы вновь замолчали, думая каждый о своем. Первым нарушил молчание Иван:
— Если у тебя есть желание, то силой я с тобой поделюсь. Было время, когда ты, еще совсем маленький, играл на моих коленях. Да и мама твоя не чужая для меня адама.
Он встал и протянул мне руку. Я тоже поднялся, но, прежде чем пожать его руку, спросил:
— Мы еще увидимся? Я хочу больше знать о своем отце, а так же о том загадочном Веере, о котором вы, Иван, дважды упомянули.
— Молодец, Олег, ничего не упускаешь. В этом ты похож на своего отца. И — да, теперь, конечно, увидимся.
Мы пожали друг другу руки, и в меня широкой струей полилась энергия. Я зажмурился от ослепляющего света, а когда открыл глаза, увидел прямо перед собой грязные плитки пола.
[1] Демиу́рг — др.-греч. Δημιουργός — «мастер, создатель, творец». В христианском богословии — одно из именований Бога как создателя и строителя всего существующего.