Сладкая месть

11

Поскольку Уолтер был занят, утро прошло гораздо быстрее, чем он предполагал. Время от времени он слышал женские голоса и смех, предполагая, что дамы, не поехавшие на охоту, развлекались где-то в зале. Он не имел желания смотреть в их сторону. Несколько позже появился принц Ллевелин, и они говорили о расчетах, произведенных Уолтером. Во время этого разговора Уолтеру подвернулся подходящий момент и место упомянуть о Рыцарской Башне. Он был доволен, когда принц Ллевелин проявил немалый интерес к тому, чтобы передать это укрепление в руки Уолтера. Однако вскоре после этого Ллевелин наклонил голову набок и сказал, что слышит, как возвращаются охотники.

Уолтер удивился. Он не считал себя глухим, однако ничего не слышал. Но вышло так, как сказал принц: спустя несколько минут после того, как Ллевелин сообщил о приближении охотников и извинился за уход, до Уолтера донеслись голоса и смех мужчин и женщин, которые толпой собирались в зале и оживленно разговаривали, не в состоянии оправиться от возбуждения. Когда в дверях появилась Сибель, взгляд Уолтера тотчас же устремился на нее. Она о чем-то спорила со своим братом, но когда вошла, то мимолетно посмотрела туда, где оставила утром Уолтера. Поскольку он переместился не очень далеко, их глаза встретились. Она мешкала, но, прежде чем Уолтер отодвинул маленький столик, за которым работал, опустил ногу со скамеечки и встал, она подтолкнула Вильяма вперед и направилась туда, где он сидел.

– Мне очень жаль, что вас не было с нами, сэр Уолтер, – сказала Сибель. – Охота была чудесной.

Уолтер посмотрел на Сибель и сглотнул. Он заметил, что ее платье пришло в беспорядок, когда она еще только направилась от выхода к нему, но вблизи очарование ее растрепанного вида и вовсе ошеломляло. Она потеряла апостольник и чепец, в красновато-коричневой гриве волос запутались веточки и листья, завитки небрежно обрамляли лицо, придавая глазам блеск расплавленного золота. Она разрумянилась от мороза и возбуждения, прелестные губки ее пылали, кончик носа порозовел, подобно щекам.

– О том, что пришлось пропустить охоту, я сожалею меньше всего, – ответил он, вмиг позабыв о своем раздражении.

Сибель подчеркнуто отвела в сторону глаза и улыбнулась.

– О, как вы мне льстите, милорд...

Уолтер с удивлением уставился на нее, едва ли чувствуя себя виноватым. Она полностью подражала своими действиями Мари. Уж не узнала ли она обо всем, спросил себя Уолтер. Он неестественно вздохнул и покачал головой.

– С каждым разом все хуже! – воскликнул он. – Как мне за вами ухаживать, если вы так неестественно реагируете на мои комплименты?

Сибель рассмеялась.

– Благовоспитанность нынче в дефиците, – с трудом вымолвила она. – Как же вы собираетесь покорить мое сердце, коль обижаете меня, называя мое поведение неестественным?

– А теперь я назову вас еще и неблагоразумной, – парировал Уолтер. – Вам ли упрекать меня в желании льстить вам? Ведь, когда я говорил вам чистую правду, вы возражали против нее. Так что же вам нужно?

Глаза Сибель заблестели, и Уолтер стал с нетерпением ожидать остроумного ответа, но его так и не последовало, поскольку за Сибель пришла Джоанна, недовольно восклицая по поводу вида дочери и раздраженно замечая, что слуги уже готовили зал к обеду.

Поскольку Уолтер и Сибель не сидели вместе, ни трапеза, ни угощения не представляли для них никакого интереса. Соседи по столу заметили их некоторую невнимательность, хотя Уолтер в этом отношении превзошел Сибель. По большей части разговор, в который его вовлекли, касался сражения под Монмутом, и он отвечал почти на все вопросы механически, поскольку уже по нескольку раз давал на них ответы ранее. Сибель же была необыкновенно молчалива, а взгляд ее смущенно блуждал там, где сидел Уолтер. Когда их глаза встречались, они оба тут же теряли суть того, о чем говорили сами или их собеседники по обеду.

Как только столы опустели, они устремились друг к другу, словно влекомые некой непреодолимой силой. Джоанна лишь вздохнула, когда снова увидела их в укромном уголке рядом с камином. Сибель любила танцы, но теперь она как будто и не слышала музыкантов. Она лишь отрицательно качала головой, когда кто-нибудь из молодых людей обращался к ней с приглашением на танец, и продолжала свой путь к Уолтеру.

Джоанна встала, когда Джеффри протянул ей руку. Хромота делала его неуклюжим танцором, но он все равно наслаждался танцами, с огромным удовольствием смакуя тот факт, что, несмотря на хромоту, Джоанна предпочитала его всем другим партнерам. Однако на этот раз она казалась чем-то взволнованной, и Джеффри спросил у нее, в чем дело. Когда Джеффри вывел ее на площадку, она указала на Сибель и Уолтера.

– Я уже дважды разъединяла их сегодня. Похоже, бесполезно это сделать снова, – сказала она.

– Но зачем ты это делала? – спросил немало удивленный Джеффри. – Я бесконечно рад, что им представляется возможность побыть вместе в этой праздничной атмосфере. Если Уолтер склонен к выпивке или диким выходкам, это проявится, и Сибель откажется от него. Более того, здесь ведь столько народу, хотя я не сомневаюсь, что Уолтер не поступит с ней бесчестно, даже если бы и хотел этого. Чего ты боишься, любовь моя?

Затем, согласно па танца, их разъединили, и Джоанне представилась возможность подумать прежде, чем ответить. По правде говоря, она и сама не знала, чего боялась, хотя определенно не того, что Уолтер соблазнит ее дочь на плотский грех. Да и не считала она его склонным к выпивке или безумию больше любого другого нормального мужчины. В сущности, она боялась того, что Уолтер сможет ловко управлять Сибель.

Джоанна чувствовала, что Уолтер играет с Сибель, как кот с рыбкой, и это не нравилось ей. Он очень быстро заметил, что печальные любовные воздыхания лишь веселили Сибель, и, намеренно стараясь смешить ее, смотрел на нее глазами томящегося от любви теленка, одновременно кружа ей голову. К тому же Джоанна видела Уолтера с Мари де ле Морес. Она не пыталась узнать, что там между ними происходило, но не сомневалась, что они заигрывали. Вполне возможно, что это не имело никакого значения; Уолтер скучал и, возможно, просто коротал время, но Джоанне это не понравилось.

И хотя Джоанна была до некоторой степени справедлива в отношении интереса, который проявлял Уолтер к Мари, она наделила его такой чрезмерной хитростью, на какую он просто не был способен в своих отношениях с Сибель. Да, найдя Уолтера довольно привлекательным и подталкиваемая к нему всеми, кого она любила и уважала, кому доверяла, Сибель позволила себе все глубже и глубже погружаться в омут любви, как того боялась ее мать, но то же самое происходило и с Уолтером. Правдой было и то, что он, ухаживая за Сибель, совершал лишь безошибочные ходы, но это скорее являлось результатом его отзывчивости по отношению к Сибель, нежели следствием прошлой ловкости в общении с женщинами.

Подмеченный Джоанной напряженный разговор между Сибель и Уолтером начался достаточно прозаично: Уолтер задавал вопросы об охоте, а Сибель оживленно описывала травлю и уничтожение дичи. Затем она, естественно, поинтересовалась, чем он занимался все утро.

– Скучал по вас, – ответил Уолтер.

– Считайте, что отплатили мне по заслугам, – засмеялась Сибель. – А теперь расскажите мне, чем вы действительно занимались.

Уолтер был немного смущен, снова спрашивая себя, уж не узнала ли Сибель о его разговоре с Мари. В целях обороны он решил оставить комплименты и рассказать ей о задании, которое дал ему принц Ллевелин.

– Это немного странно, – заметила Сибель, мгновенно задумавшись. – Я считала, что во время войны валлийцам свойственно жить за счет доходов с земли.

Уолтер прищурился. Он ждал недовольной гримасы и замечания по поводу того, каким скучным делом ему пришлось заниматься. Реакция Сибель вызвала необходимость перестроить ход мыслей, которые он выносил в начале разговора, и попутно с этим породила сильное чувство комфорта и удовлетворения. Здесь не нужно было гоняться за красивыми словами. С Сибель можно было беседовать на тему, которая его действительно интересовала. Он полностью сосредоточился на том, что она сказала.

– Вы правы, – согласился он. – Я не подумал об этом. Возможно, мои расчеты понадобились Ричарду. Нет, это исключено. Ричард и сам мог с этим справиться. – И он, не задумываясь, спросил: – А не мог ли предложить это ваш отец или дед, чтобы устроить мне проверку? – Стоило ему так сказать, как он тотчас же пришел в замешательство, хотя Сибель, по всей видимости, не обиделась.

– Думаю, что такое возможно, – ответила она, – но дедушка никогда не хитрит, и, честно говоря, мне кажется, что в вашем случае папа бы сам вас обо всем спросил. Я знаю, что вы очень симпатичны ему. Нет, вот что я думаю. Конечно, лорд Пемброк будет всячески возражать против опустошительных набегов валлийцев. Бьюсь об заклад, что принц Ллевелин хотел выяснить, на что он может рассчитывать, чтобы удержать своих людей от грабежа.

– Вот старый лис! – воскликнул Уолтер, поскольку вывод Сибель прозвучал весьма правдоподобно. – Черт с ним! Надеюсь, я не был слишком щедр в своих расчетах.

– Не думаю, что это очень важно, – заметила Сибель. – Мне кажется, что ваших предложений было бы недостаточно. По-моему, принц Ллевелин намерен запросить очень много. Я не сомневаюсь, что ему по душе грабительские набеги. В конце концов, они приносят не только провизию.

– По правде говоря, – сказал Уолтер, – кое-где набеги вполне отвечают моим целям. Если валлийцы будут опустошать земли по мере приближения к Рыцарской Башне, сэр Гериберт, кастелян моего покойного брата, скорее всего сдаст крепость.

Сибель нахмурилась.

– Вы думаете, это лучший план? Если этот Гериберт незамедлительно сдастся, под каким же тогда предлогом вы устраните его от управления замком? По-видимому, вы раньше не требовали того, что вам причитается. Вы уверены, что он заслужил такую кару? А если и так, вы ручаетесь, что он не вернется и не наделает бед, как только вы уедете? Тамошние люди, должно быть, привыкли повиноваться Гериберту. А как насчет воинов, которые находятся сейчас в Рыцарской Башне? Они наверняка являются людьми Гериберта. У вас есть, кем их заменить?

– Я как раз думаю над всеми этими вопросами, – сказал Уолтер, хотя хватка Сибель просто поразила его. – Я считаю, что для начала мне нужно потребовать должного.

– Я тоже так думаю, – одобрительно согласилась Сибель. – Не желаете ли, чтобы я написала за вас письмо? Одной здоровой рукой писать очень трудно.

Уолтер снова удивился, хотя на этот раз его удивление длилось недолго. Способность читать и писать не была свойственна женщинам, чьи обязанности в детских комнатах, ткацких помещениях, кладовых и на кухне едва ли требовали знания латинской или даже французской прозы. Но как только эта мысль посетила Уолтера, он вспомнил слова Джеффри. Сибель едва ли станет задерживаться в детских или кладовых помещениях, если ей придется управлять своими землями.

– Не думаю, что я стану писать, – медленно сказал он. – Поскольку в течение нескольких недель в ратном деле от меня не будет никакой пользы, лучшее, что я могу сделать для ускорения планов Ричарда, это – подчинить его целям Рыцарскую Башню. Думаю, я отправлюсь туда лично.

– Нет! – воскликнула Сибель. – Нет. Это опрометчиво. Это...

Она не решилась закончить фразу. Ее приучили никогда не говорить мужчине об опасности, по крайней мере, об опасности, угрожавшей ему лично. Однако было поздно. Хотя она и не закончила фразу, было вполне ясно, что Сибель хотела сказать. Но Уолтер был скорее заинтересован в свидетельстве ее переживаний за него, чем в признаках недоверия его способности защитить себя.

Он видел лишь ее красоту: богатый бархат желтовато-коричневой накидки, казалось, отражался в густой гриве волос, золотистый шелк платья и топазы, обрамлявшие ее шею, гармонировали с таким же цветом глаз. Губы и щеки ее все еще пылали от утренней скачки на морозе, от чего кожа казалась подсвеченной изнутри. Уолтер приблизился к ней и схватил наполовину поднятую в протесте руку.

– Сибель, почему вы дразните меня, отвергая мое право любить вас? – тихо спросил он. – Я же вижу, что небезразличен вам, и вам известно, как я хочу жениться на вас. Я не хочу, чтобы мы только делали вид, будто помолвлены. Я хочу, чтобы так и было на самом деле, чтобы мы определили дату нашей свадьбы. Ну, скажите, что вы хотите выйти за меня замуж и позволите мне разрешить эту проблему.

– А вы останетесь со мной, если я скажу «да»? – прошептала Сибель, позабыв из страха за него, из желания оградить от опасности обо всем, что ей говорили о мужчинах.

Он притянул ее к себе и склонил к ней голову.

– Вы же знаете, что я не могу, – прошептал он. – Милая моя, даже если я напишу в Рыцарскую Башню и не поеду туда, как того желаете вы, очень скоро мне придется отправиться с Ричардом. Вы же не хотите, чтобы я стал клятвопреступником?

Сибель подняла голову, и лица их настолько приблизились друг к другу, что между губами осталось не более двух дюймов. Соблазн был непреодолимым. Уолтер слегка опустил голову и поцеловал ее. Почти тотчас же оба опомнились, что еще не помолвлены и находятся на людях, и остыли. И все же их губы не разъединились мгновенно; это произошло медленно. Но тут музыка остановилась, Сибель слегка отодвинулась, а Уолтер поднял голову и отпрянул назад.

– Я бы предпочла видеть вас клятвопреступником, чем мертвым, – серьезно сказала Сибель, но тут же рассмеялась и покачала головой. – Нет, я знаю, что нельзя просить о таких вещах. Вы должны поступать так, как считаете нужным. Признаюсь, мне это не нравится. Я считаю, что это глупо, поскольку шансов на счастливый исход мало, а на дурной – много. Не поговорить ли вам с папой, пока вы не пришли к окончательному решению?

– Я непременно поговорю с вашим отцом, если вам так угодно, но мне кажется, что он согласится со мной, что по – лучший выход из положения.

Во время финального па Мари де ла Морес заметила Уолтера и Сибель. Она не видела лица Сибель и не узнала ее, но по выражению лица Уолтера пришла к выводу, что это был не просто разговор. Удаляясь от своего партнера, Мари уловила жест со стороны Уолтера, похожий на попытку поцеловать девушку, с которой он стоял. Заметила она и то, но девушка отвернула голову, расстроив тем самым эту попытку. Мари решила получше узнать, что все это значило: то ли очередной флирт, то ли начало серьезных ухаживаний.

Понимая, что Уолтер танцевать не сможет, Мари не искала его общества после трапезы. Женщин в Билте было гораздо меньше, чем мужчин, и Мари не сомневалась, что дочь лорда Джеффри тоже легко найдет себе партнера. Едва ли стоило жертвовать удовольствием потанцевать ради общества Уолтера.

Однако теперь она торопливо через плечо поблагодарила иного партнера, извинилась и направилась прямо к парочке. Она приблизилась как раз в тот момент, когда Сибель сказалa: «Я признаюсь, что мне это не нравится», добавив к этой фразе еще несколько предложений, которые, несомненно, говорили, что она является дочерью Джеффри, и, возможно, подразумевали, что она умоляла Уолтера освободить ее от предполагаемого брачного соглашения. Ответ же Уолтера не только не напоминал ответ страстного влюбленного, но даже не был близок к ответу человека, решительно настроенного заключить соглашение.

Мари показалось, что это прекрасный момент вступить в игру и показать, что она не безразлична Уолтеру. Хочет мужчина женщину или нет, сознание того, что женщина не хочет его, всегда мучительно. Мари считала, что Уолтер поступал как последний идиот, поддавшись мольбам девушки отпустить ее, если уж ему хотелось заполучить ее приданое, но он относился именно к тому типу дураков, которые предпочитают, когда женщины «любят» их. Тогда они готовы отказаться даже от огромного приданого, только бы заполучить такую жену.

Мари поравнялась с Уолтером и Сибель как раз, когда та сказала: «Благодарю вас», и улыбнулась ему. Сибель безгранично доверяла осторожности и здравомыслию отца. Возможно, Джеффри и согласится с тем, что Уолтеру следует лично отправиться в Рыцарскую Башню, но если и так, он, несомненно, предложит Уолтеру надежную охрану, чтобы кастелян не причинил ему никакого вреда.

От облегчения лицо Сибель разрумянилось еще сильнее, а глаза засверкали ярче обычного. Это пылкое выражение лица сразу же бросилась в глаза Мари: она впервые увидела близко дочь лорда Джеффри, и первой ее реакцией была ярость. Разве возможно, чтобы Уолтера интересовало только приданое этой девушки? Он нарочно дурачил ее, подумала Мари. Тем не менее слова, которые она заготовила, все-таки сорвались с ее уст:

– Добрый день, сэр Уолтер. Я.пришла выручить вашу собеседницу, чтобы она тоже смогла получить удовольствие от танцев.

– Леди Мари!

В этом восклицании, казалось, было больше удивления, чем радости, что ничуть не улучшило настроения Мари, хотя Сибель встретила ее радушной улыбкой. «Она не хочет оставаться с ним наедине, – подумала Мари. – Она уйдет и подыщет себе партнера для танцев». Вмешавшись и расстроив планы Уолтера относительно девушки и ее приданого, Мари почувствовала злобное удовлетворение. Однако Сибель не сдвинулась с места.

– Вы, должно быть, невестка лорда Пемброка, – сказала Сибель. – Рада познакомиться с вами. Мне очень жаль, что вы приехали в Уэльс в такое тревожное время. Должно быть, очень одиноко сидеть взаперти в таком месте, где не с кем-то и встречаться.

– Вы правы, – ответила Мари, – но у вас преимущество передо мной. Я не знаю, кто вы.

– Прошу прощения. – Уолтер поклонился в знак извинения. Желая уловить хоть какой-нибудь намек, он внимательно следил за Сибель, ибо до сих пор не был уверен в том, что она не узнала про его флирт с леди Мари. – Леди Мари де ле Морес, позвольте мне представить вам леди Сибель Элинор Элу Фиц-Вильям, дочь лорда Джеффри, кузена короля.

– Ну что за глупости, сэр Уолтер, – рассмеялась Сибель. – Почему бы вам теперь не перечислить все владения и почести папы. Ведь это не официальный прием при дворе.

– Я лишь пытался компенсировать свою грубость, ибо до сих пор не представил вас друг другу, – непринужденно начал Уолтер, хотя это было не так.

Помня о высокомерном отношении Жервез, он хотел убедиться, что Мари должным образом оценит социальное положение Сибель. Конечно, Уолтер не замечал в Мари той же надменности, что и в Жервез, но он не хотел подвергать Сибель риску столкнуться с унизительным отношением. Отмечая, он мельком взглянул на Сибель, но тут же перевел взгляд на Мари, гадая, заметила ли та, что он представил ее Сибель, подчеркнув тем самым, что Сибель являлась высокородной дамой. Однако при обратном представлении он проявил немалую осторожность, так что, внимательно прислушавшись, можно было подумать, будто он представлял Мари. Так он надеялся не обидеть Мари, в то же время, дав понять, что Сибель является более важной особой.

Озабоченность придала лицу Уолтера некоторую строгость, один уголок его рта слегка изогнулся. Мари заметила лишь то, что он не отрывал от нее взгляда, даже когда говорил со своей предполагаемой невестой. Возможно, решила Мари, Уолтеру не нравился такой тип красоты, каким была наделена Сибель. Мари понимала, что она была в равной степени привлекательна, хотя и немного по-другому. Внимательность Уолтера утихомирила ее гнев. Пока лучше не раздражать его открытым вмешательством в его планы. В данный момент, если Сибель не примет приглашения на танец от одного из тех мужчин, что направлялись к ним, будет достаточно выставить ее напоказ, как глупую английскую дурочку, которой она наверняка и являлась.

Сибель между тем заметила не только то, что Уолтер быстро перевел взгляд с нее на Мари. По сути, она пришла в смущение от того, что понимала его мысли, читала их по незначительным движениям мышц его лица и тела. Никогда еще она не была (если не считать одного-двух раз, когда сталкивалась с настоящей опасностью для жизни) так восприимчива к желаниям другого человека. Сибель видела, что Уолтеру не понравилось вмешательство Мари, что официальное представление ее незамужней, молодой женщине имело своей целью незаметно приструнить Мари в ее речах и манерах.

Из всего этого и из нескольких недовольных замечаний матушки насчет леди Пемброк и ее сестры Сибель пришла к выводу, что Уолтер, считая Мари скучной и надменной, недолюбливал ее. Зато Мари он нравился, и Сибель заметила это. Она решила выступить в качестве посредника между ними. Таким образом, когда к ним приблизились мужчины, замеченные Мари, и начали приглашать обеих дам на танец, выдвигая разнообразные мотивы, Сибель отказалась, представив ряд веселых отговорок, среди которых была и такая, что никто из них не мог предложить ей столь захватывающую беседу, как герой битвы при Монмуте.

– И где же он? – язвительно поинтересовался Уолтер. – Глупышка, там не было никакой битвы. Это был настоящий разгром – сначала одной стороны, затем другой. Клянусь, я убью вас, если вы будете намекать, что на иные темы я беседовать не способен.

Сибель лишь улыбнулась в ответ, но молодые люди шумно потребовали, чтобы Уолтер рассказал им об этом событии. Сибель только того и надо было, поскольку это устраняло возможность для Мари заигрывать с Уолтером, вынуждая его тем самым на грубость. Не только Сибель добилась своей цели, но и Мари, как она заметила, со своим влюбчивым нравом уделила внимание каждому, кто с ней говорил. По мнению Сибель, Мари, по своей природе, была гораздо глупее большинства женщин. Выражая недовольство темой войны, она причитала, охала и хлопала ресницами.

Хотя саму Сибель не особенно интересовало детальное описание битвы, ибо она нередко сталкивалась с последствиями таких сражений, ей было известно, что подобные разговоры являлись проявлением мужского самолюбия и должны были выслушиваться со всей внимательностью. В связи с частым вмешательством Мари в разговор и искренним нежеланием Уолтера продолжать обсуждение сражения, тематика беседы вскоре поменялась, и, когда стало ясно, что ни одна из дам не собирается сменить общество Уолтера на танцы, мужчины удалились на поиски других партнерш.

Сибель немало удивилась, когда Мари не приняла ни одного приглашения. Конечно, она находила общество Уолтера гораздо более приятным, чем общество этих молодых петушков.... И тут она поняла, что Мари тоже наверняка предпочитала другим мужчинам Уолтера. Сибель не ревновала; она прониклась жалостью к этой глупой женщине. Возможно, поведение Мари ничего не значило, но ее медлительность говорила о том, что она благоволила Уолтеру. Сибель считала, что нельзя допустить, чтобы та решила, будто Уолтер свободен.

– Вам не следует жертвовать своим удовольствием ради разговоров со мной, – сказал Уолтер.

Это замечание не было адресовано кому-то конкретно, но Сибель не сомневалась, что оно предназначалось не для нее. Тем не менее, Мари повторила свою первую фразу, будто она пришла для того, чтобы выручить Сибель, позволив ей потанцевать и весело провести время. Сибель почувствовала себя очень виноватой, вспомнив о мнении бабушки, которая считала, что несправедливо оставлять вопрос помолвки решенным наполовину. Конечно, леди Элинор говорила о Уолтере, но теперь Сибель понимала, что по отношению к другим это тоже было несправедливо.

Взглянув украдкой на Уолтера и заметив, как он слегка сжал губы (явный признак того, что ему не нравилась эта ситуация), Сибель почувствовала себя еще более виноватой.

Бедный Уолтер, он сделал все возможное в рамках приличия, пытаясь избавить их от общества Мари. Сибель понимала – иного способа потребовать чего-то большего, чем то позволяли его права на нее, не существовало. Он не мог заявить, что был помолвлен, не вынудив ее тем самым незамедлительно принять его предложение.

Незначительная пауза после слов Мари стала затягиваться. Уолтер повернулся к Сибель; от нее не ускользнула растерянность в его взгляде. Желание помочь ему стало непреодолимым.

– Но долг не позволяет мне веселиться, если этого не может сэр Уолтер, – призналась она, засмеявшись, чтобы придать своей фразе шутливый тон. Она протянула ему руку. – Сэр Уолтер просил моего отца отдать меня ему в жены, и отец согласился. Когда подпишут соглашение, мы будем помолвлены. Следовательно, если сэр Уолтер хромает, Сибель не имеет права танцевать.

Необыкновенно удивленный взгляд Уолтера предоставил Мари достаточно пищи для размышлений. Во-первых, он подтверждал ее первоначальную мысль, что Сибель противилась этой помолвке. Во-вторых, он говорил о том, что, хотя Уолтер и сделал предложение жениться на Сибель, он не очень-то страстно стремился обладать ею, даже несмотря на приданое. Похоже, он считал ее просьбу не заключать соглашения в связи с тем, что она не хотела этого, достаточно веской причиной, чтобы взять свое предложение назад. В-третьих, Мари решила, что Сибель внезапно пришла к другому мнению из ревности, ошарашив тем самым Уолтера.

Мари злилась на себя. Возможно, если бы она не вмешалась, Уолтер сказал бы лорду Джеффри, что его дочь не хочет этого брака, и не стал бы заключать соглашения. Чтобы выиграть время и подумать, Мари сделала несколько неопределенных замечаний, выражавших ее удивление. Она спросила себя, а не оставить ли ей эту затею. Ведь было много других мужчин. Но злоба восторжествовала в ней. Если она не может покорить Уолтера, она предоставит Сибель вескую причину проникнуться отвращением к нему, но сначала попытается увести его прямо у девушки из-под носа. Она бы могла постоянно преследовать Уолтера в отсутствие Сибель, признаваясь с помощью простых слов, что ее тянуло к нему, как магнитом, но избегать его, когда он был с Сибель, чтобы не причинить ему и невесте неприятностей. Подобные действия показали бы чуткую заботливость о его благополучии, что, бесспорно, заставило бы этого дурака решить, будто она любит его.

Мари надеялась, что они пробудут в Билте, по крайней мере, еще неделю. Это подарило бы ей день-другой для того, чтобы посмотреть, как сработает ее уловка, и в то же время предоставило бы достаточно времени, чтобы прибегнуть к другой тактике в случае необходимости. Больше всего Мари не хотела открытого публичного заявления о планируемой помолвке. Если бы помолвка стала общеизвестным фактом, Сибель пришлось бы волей-неволей придерживаться ее правил, какую бы неприязнь ни питала она к Уолтеру. Однако сейчас Мари не сомневалась, что ее возгласы «радостного» удивления остались фактически незаметными для молодой пары. Не обратили они внимания, похоже, и на то, что в разговоре произошла еще одна довольно заметная заминка. Они, не отрываясь, смотрели друг на друга, и Мари с удовлетворением отметила, что Сибель казалась несколько напуганной, а Уолтер – решительно обеспокоенным.

– Вижу, я вынуждаю вас сделать публичное объявление раньше, положенного срока, – слукавила Мари. – Пожалуйста, не беспокойтесь. Клянусь, что я никому не расскажу об этом, даже моей сестре. Если что-то и вызовет какие-нибудь толки, я не буду иметь к ним никакого отношения.

Это недвусмысленное утверждение достигло своей цели, и Сибель повернула голову.

– Благодарю вас. Я действительно позволила себе некоторую вольность, сообщив известие, которое еще должно подтвердиться. Буду очень признательна, если вы сохраните его в тайне.

– И поскольку я здесь de trop, – пробормотала Мари, – я оставляю вас наедине.

В этом ей никто не препятствовал, и она ускользнула, как только музыканты начали настраивать инструменты для следующего танца. Мари заметил молодой мужчина, не нашедший партнерши, и танец закружил ее прежде, чем она заметила непосредственную реакцию на ее уход. Когда у нее появилась возможность взглянуть в сторону камина, ни Сибель, ни Уолтера там уже не было.

С молодым человеком, пригласившим ее, и с последующими партнерами Мари была особенно очаровательна, поскольку, когда начался третий танец, она заметила, что Сибель тоже танцует. То, что Сибель танцевала со своим дядей Саймоном, а затем, по очереди, с отцом, дедом и братом, не имело для нее никакого значения. Мари волновало лишь то, что Сибель, по всей видимости, ускользнула таки от Уолтера. Мари не знала, что Сибель выполняла свой первый акт послушания мужу.

Когда Сибель покинула своих партнеров, Уолтер отпустил ее руку и улыбнулся ей.

– На этот раз я не позволю вам уклоняться, – сказал он. – Я немедленно поговорю с леди Элинор и попрошу ее назначить время для обсуждения договора, поскольку из разговора с вашим отцом я понял, что должен обратиться за разрешением к вашей бабушке.

Сибель посмотрела на него широко открытыми глазами и медленно покачала головой, не понимая, что же ее так сильно привлекало в Уолтере. По сравнению с ее дядьями он не был особенно красив: типичное румяное квадратное норманнское лицо; широкий рот с мягкими, полными губами казался чувствительным, но мог быть и жестким. Его лицо не вызывало того восторга, который получали люди, глядя на Саймона или Адама, но оно придавало Сибель чувство уверенности и надежности. Уолтер не исчез бы вдруг в критический момент, как Саймон, не поддался бы и безудержной ярости, как то делал Адам. Сибель не переводила взгляд на его тело, но чувствовала его всем своим существом. Оно обладало иной мужской привлекательностью, более опасной, поскольку она не реагировала на голос разума.

Одной мысли об этом было достаточно.

– Я не откажусь от своих первоначальных слов, если только вы не заставите меня, – тихо сказала она.

На этот раз головой покачал Уолтер, но он не ответил ей прямо, а лишь сказал:

– Подыщите себе партнера для танца, Сибель. Я действительно этого хочу. Я должен упорядочить свои мысли, а когда вы рядом, я не могу думать, – он улыбнулся ей, – по крайней мере, не способен думать ни о чем практичном.

Итак, Сибель танцевала с «надежными» мужчинами, а Уолтер беседовал на тему войны и политики с теми, кто не смог найти себе партнера или не обращал на танцы никакого внимания, но мысли обоих были заняты другим. Сибель беспокоилась, что ее матушка рассердится из-за того, что она сдалась так быстро. Именно это беспокойство придало ей испуганный вид в ту минуту, когда она заявила Мари о своем обязательстве. Нет, Сибель не боялась, что мать отшлепает или отругает ее. Она боялась, что матушка решит, будто она лишилась здравомыслия. За исключением этого, Сибель была бесконечно счастлива. Казалось, с сердца ее упал тяжелый камень. Она веселилась от души, особенно потому, что каждый ее взгляд, брошенный на Уолтера, обнаруживал, что он вел невинные беседы и, по всей вероятности, был абсолютно спокоен.

Последнее впечатление было ошибочным, хотя Уолтеру и не довелось столкнуться с резким отпором со стороны леди Элинор. Он достаточно быстро отыскал ее в обществе ее мужа и принца Ллевелина, которые безмятежно вспоминали события, минувшие за последние тридцать лет. Глаза леди Элинор весело заблестели, когда она увидела, что к ним решительно направляется Уолтер.

– Сюда идет наш будущий зять, – сказала она. – Возможно, середина танца неподходящее время для обсуждения брачного соглашения, но едва ли я стану возражать против этого, коль уж согласилась устроить свадьбу в разгар войны.

– Это самый подходящий момент, – заметил Ллевелин с непроницаемым лицом, но глаза его чуть прищурились. – Саймон сам захотел жениться первого декабря. Все предсказатели согласились, что знаки в этот день необыкновенно благоприятствуют, и я решил поговорить с Иэном и Джеффри.

– Тут вы схожи с молодым человеком, который собирается присоединиться к нам, – отметила Элинор, приподняв бровь. – Уж если вам что-то взбредет в голову, выбить из вас это можно лишь только с помощью боевого топора.

– Леди Элинор, – кланяясь, произнес в эту секунду подошедший Уолтер, – Сибель дала свое согласие на наш брак. Мне бы хотелось знать, когда можно будет обсудить условия соглашения.

Он пришел в некоторое замешательство, когда все трое рассмеялись, но улыбнулся и сам после того, как Элинор объяснила (в более тактичной форме, чем она разговаривала с Ллевелином и своим мужем), о чем они говорили перед тем, как он подошел к ним. Однако Уолтер указал в самой бесхитростной манере, что он не требовал сиюминутного обсуждения условий, а лишь просил назначить время и место.

– Таким образом, – закончил он, – это подтверждает, что я более рассудителен, чем вы предполагали.

– Туше, – усмехнувшись, пробормотал Иэн, словно он судил тренировочный матч, в котором Уолтер нанес победоносный удар.

– Но он все же полон решимости, – сказала Элинор, глаза ее весело вспыхнули.

– А вы ждали, что я стану извиняться и отступлю? – спросил Уолтер, тоже улыбнувшись.

– Другой бы так и поступил, – ответила Элинор.

– Но не тот, кто достоин взять Сибель в жены, – парировал Уолтер.

– О, прекрасный удар! – воскликнул Ллевелин. Иэн в ту же секунду рассмеялся и сказал:

– Он припер тебя к стенке, любовь моя. Я думаю, тебе следует пойти на уступку в этом матче.

Элинор тоже рассмеялась, глаза ее наполнились удовлетворением. «Здесь, – подумала она, – Сибель найдет ту силу, в которой будет нуждаться, пока молода».

– Хорошо, – согласилась она, – но установить время не так легко. Завтра будет свадьба, послезавтра • рыцарские турниры, а еще через день – рукопашные схватки.

Элинор наблюдала за противоречивыми чувствами во взгляде Уолтера. Совершенно очевидно, что он горел желанием разрешить все детали и заключить письменное брачное соглашение. Он понимал, что в день свадьбы такими делами заниматься нельзя, а мысль о том, чтобы решить эту проблему во время турнира, тоже казалась кощунственной. Тень беспокойства скользнула по его лицу.

– Давайте решим эту проблему послезавтра, – быстро сказал он. – Я не могу биться на турнире, да и для меня гораздо важнее добиться Сибель, чем...

– Но не для меня, – улыбнувшись, перебил его Иэн. – Мы с Джеффри не сможем решать дела в этот день. Вильям будет состязаться со своими ровесниками на этом турнире, и мы обязаны присутствовать там. Я бы хотел, чтобы и ты взглянул на его мастерство, Уолтер. Я слышал, что ты стяжал себе славу заядлого поединщика. – Иэн встал и положил руку на плечо Уолтера. – Уверяю, ты ничего не потеряешь от этого. Несколько дней ничего не решат. Уже несколько месяцев назад мы пришли к мнению радушно принять тебя, если Сибель согласится стать твоей женой. Разве не так, Элинор?

– Действительно, несколько дней ничего не решат, – согласилась Элинор, хотя ее озадачил тон Уолтера. – Если Джеффри разъяснил вам, что наследные земли Сибель будут принадлежать только ей, что вы управлять ими не будете, если только она не изъявит на то свою волю, пусть обсуждение условий не беспокоит вас. Других требований мы предъявлять не будем. Давайте решим формальности на следующий день после рукопашных состязаний, сразу же после завтрака, скрепив соглашение поцелуем мира. Вас устроит это?

– Да, конечно, – ответил Уолтер, хотя и довольно уныло.

– Вы можете воспользоваться для секретности моей палатой, – предложил Ллевелин, – а я буду свидетелем, если пожелаете. – Он улыбнулся. – Не думаю, что это причинит мне неудобства или надолго оторвет от собственных дел. Я предвижу быстрое соглашение.

Таким образом, Уолтер получил разрешение покинуть стариков, поклонился и ушел, предоставив давним друзьям предаться воспоминаниям о прошлом. Ему бы следовало довольствоваться тем, чего он достиг, фактически получив заверения в том, что соглашение уже почти заключено. Однако он заметил, что Сибель все еще озабочена, словно из нее силой вытянули нечто такое, чего она не собиралась говорить. Может быть, это ревность? Неужели Сибель ревновала его к Мари?

Если так, то она ведет себя глупо, подумал Уолтер. Он дал слово ее отцу. Ей бы следовало знать, что он не станет искать себе жену, если только не получит официального отказа. Жена не имела права ревновать мужа к его любовным утехам с другими партнершами или, по крайней мере, не должна выказывать свою обеспокоенность маленькими утехами мужа. Но Уолтер не забыл того, что сказала ему Джоанна... а принц Ллевелин фактически повторил потом то же самое. Он сказал, что женщины Роузлинда хранят верность своим мужьям, но ждут в ответ взаимной учтивости.

Хотя Уолтер не испытывал недостатка в компании, переходя от одной группки молодежи к другой, эти разговоры не представляли для него большого интереса. В основном его просили рассказать о «проклятой битве», каковой он начинал уже ее считать. Таким образом, глаза его часто блуждали по залу, постоянно натыкаясь на Сибель, и каждый раз, когда он видел ее, она находилась в обществе одного из своих родственников. Несомненно, она не танцевала с мужчинами, не являвшимися членами ее семьи, и даже когда он видел ее за разговором, то беседовала она в группке, состоящей из ее родственников.

Уолтера все больше одолевало беспокойство. Если такое неожиданное согласие Сибель на помолвку с ним имело своей целью предупредить действия Мари, не являлось ли это намеренное увертывание от всех мужчин, не связанных с ней кровными узами, очередным сигналом? А если так, не следовало ли ему смириться с этим и бросить ухлестывать за Мари?