Сладкая месть

25

Вы пригласили кого-нибудь еще на свою свадьбу? – спросил Джеффри, как только улеглись первые восторги, вызванные встречей, и все мужчины семьи собрались в уютной домашней обстановке.

– Боюсь, что непреодолимое желание побыстрее оказаться в Роузлинде не позволило мне задерживаться больше необходимого, даже для того, чтобы отослать приглашения, – засмеялся Уолтер, но тотчас же пожал плечами. – Впрочем, мне некого приглашать. Мои родители и братья умерли, маленький Ричард... я даже не знаю, где он сейчас, а Ричард – черт бы побрал всех этих Ричардов! – Пемброк либо уже уехал в Ирландию, либо уезжает со дня на день. Он будет огорчен тем, что не сможет присутствовать на моей свадьбе, но Джилберт умоляет его приехать уже, по крайней мере, два месяца, и, когда я говорил с Ричардом последний раз, он сказал, что уедет сразу же, как в Уэльсе водворится спокойствие. Думаю, мне следовало бы написать Ричарду – проклятие! Я имею в виду Корнуолла... и Изабеллу, но...

– Он бы не смог приехать, – сказал Джеффри. – Он не оставит сейчас Генриха, ибо Винчестер так и не перестает приходить к королю то по одной, то по другой причине, а он не такой, как де Бург, который лишь усугублял свои дела каждый раз, когда разговаривал с Генрихом. Винчестер юркий и скользкий, словно вьюн, и у него сотня новых планов, как расположить к себе баронов. Ричарду, я имею в виду Корнуолла, приходится постоянно напоминать своему брату, что сейчас самое главное – отстранить Винчестера.

Уолтер вскинул брови.

– Разве Корнуолл подходит для этой цели? Он самый лучший человек в мире, добрый, справедливый и мудрый, но нерешительность Генриха доведет его до белого каления гораздо быстрее, чем здравый смысл удержит от отчаянного шага.

Джеффри стало немного неловко, но Иэн быстро сказал:

– Мы все предупредили Корнуолла соблюдать осторожность, и пока все говорит о том, что король остается непреклонным, несмотря на хитрости Винчестера. Когда Генрих останавливался в Сент-Эдмундсе, где нашла прибежище жена де Бурга, он не только посетил ее и обращался с ней со всей теплотой, но даже вернул ей восемь поместий, принадлежавших де Бургу и ранее конфискованных у него. Он не может простить де Бурга, пока не воцарится мир, но возвращение поместий в это время – не что иное, как обещание скорого прощения. А вам известно, что в прошлом он даже никому не позволял называть имени де Бурга.

– Это так, – согласился Джеффри, – но признаюсь, что частично моя спешка видеть вас с Сибель мужем и женой вызвана тем, что мне необходимо вернуться к королю.

– Ваша спешка не может быть более неотложной, чем моя, – снова рассмеялся Уолтер, – хотя мои причины скорее личного характера, Нежели государственного. И если вы спросите меня, чтобы узнать, сколько нам еще ждать, собираюсь ли я дожидаться гостей, я отвечу, что не собираюсь и готов жениться прямо сейчас, если на это согласится Сибель.

– Но девочке нужно подготовиться, – возразил Иэн. – Она огорчится, если у нее не будет красивого, нового платья, и такой важный день пройдет без соответствующих празднеств.

Радостное выражение исчезло с лица Уолтера.

– Вы вполне правы, лорд Иэн. Что хуже всего, для свадебного подарка с собой у меня нет ничего, кроме медной булавки. Я оказался настолько глуп, что даже не догадался послать в Голдклифф за моим сундуком.

Адам рассмеялся своим громким, низким басом.

– Спросите саму Сибель, – предложил он, вспомнив, что Джиллиан даже не захотела переодеться, не говоря уже о том, чтобы ждать, когда сошьют новое платье, и вышла за него замуж в течение пяти минут и в присутствии всего лишь двух вассалов.

– Это неправильно, – произнес Уолтер неуверенным голосом.

– Нет! – встревожено воскликнул Джеффри. Он боялся, что Сибель не захочет отказаться от всех привилегий невесты, и Уолтер обидится.

Но Саймон тоже весело засмеялся.

– Заячьи души! – прокричал он. – Если вы не спросите ее, я это сделаю сам!

И он устремился к женщинам, обступившим Элинор, прежде чем Уолтер или Джеффри успели перехватить его. Они заспешили за ним, но остановить его можно было только силой, а это вызвало бы вопросы, ответы на которые раскрыли бы его цель при более стесненных для всех обстоятельствах.

– Сибель, – начал Саймон, – ты хочешь выйти замуж за Уолтера сегодня, прямо сейчас, без лишнего шума? Просто позвать отца Эдгара и отправиться в часовню?

– Саймон! – воскликнула Джоанна. – Что тебе взбрело в голову? Да, нам нужно спешить, но не до такой же степени. Несколько дней ничего не изменят.

Но Сибель смотрела не на мать. Как только Саймон задал свой вопрос, она устремила взгляд на Уолтера и за сердитым выражением, вызванным озорством Саймона, увидела настоящую тревогу.

– Конечно, хочу, – ответила она, невозмутимо улыбнувшись своему жениху и протянув ему руку.

Уолтер подошел ближе, принял руку и поднес ее к губам. Он покраснел с ног до головы.

– Саймон просто шутит, – сказал он. – Я не готов, ибо у меня нет ни свадебного подарка для вас, ни приличного одеяния для себя, дабы оказать вам честь.

– Что касается свадебного подарка, – лицо и голос Сибель оставались серьезными, в то время как глаза светились смехом, – то мы имели разговор о подарках во время святок, как вы помните. Не думаю, что мне придется жаловаться на отсутствие таковых. – Уолтер сдавленно кашлянул, но Сибель не обратила на это внимание и продолжила: – А что касается платья, то я не сомневаюсь, что Адам может подарить вам вполне подходящий наряд. Вы можете одолжить платье, если вас беспокоит подобная вещь.

– Ради Бога, – согласился Адам. – Мы вполне можем подождать, пока ты переоденешь дорожную одежду. – И, громко засмеявшись, добавил: – Только мне кажется, что Сибель предпочтет взять тебя, как только ты разденешься.

– Адам! – запротестовала Джиллиан, но ее губы подернулись в едва заметной улыбке.

– Это остроумно! – воскликнула Джоанна.

– Нет, – сказала Элинор, – в этом нет ничего остроумного. Вам известно, что намерения короля шатки. С одной стороны, он видит неясные очертания гибели и почти убежден, что архиепископ Кентерберийский говорит правду. С другой стороны, ему очень трудно избавиться от мысли, что вся власть находится в его в руках, и еще труднее, в этом нет никаких сомнений, вспоминать свои слова о том, что Пемброк должен молить его о пощаде на коленях. Он наверняка чувствует, что все его вассалы смеются над его слабостью. Я считаю, что всем нам, избегавшим прежде двора, следует теперь посетить короля, выказав ему еще большее почтение и уважение за его решение. И чем быстрее мы окажемся при дворе, тем лучше.

Джеффри облегченно вздохнул и обнял Сибель.

– Дорогая, – сказал он, – мы не хотим лишать тебя радости быть невестой, но твоя бабушка права. Если ты готова отложить свадьбу до тех пор, пока не воцарится мир, мы устроим такое торжество, которое запомнят на многие годы, или даже устроим придворную свадьбу, если хочешь...

– Нет, – перебила его Сибель. – Я не хочу выставлять это событие напоказ. Разве наши вассалы откажутся заплатить дань по случаю моего бракосочетания, если мы не пригласим их?

Джеффри улыбнулся и покачал головой.

– Мы можем пригласить их на крестины твоего первого ребенка, – сказал он.

Сибель обратила взгляд на деда.

– Вы же не думаете, что кто-нибудь из ваших вассалов будет возражать против Уолтера, не так ли?

– Конечно, нет, – ответил Иэн, и Элинор решительно подтвердила это.

– В таком случае, что касается точного времени... – Сибель смешалась и робко взглянула на Уолтера.

– Вы не станете винить меня, если я поймаю вас на слове и предложу вам выйти за меня замуж сегодня, ровно в полдень? – спросил он, улыбаясь.

– Вот видите? – вставил Саймон. – Вы все создали из пустяка настоящую проблему. Вы могли бы послать за отцом Эдгаром тотчас же, как Сибель сказала «да».

– Помолчи, взбалмошный плутишка, – засмеялась Элинор. – Я искренне рада, что Уолтер и Сибель согласны, но нам нужно устроить хоть какую-нибудь церемонию. Джиллиан, будь добра, поговори с отцом Эдгаром и проследи, чтобы украсили должным образом часовню. Джоанна, сходи на кухню и узнай, чем они могут угостить нас вечером. Думаю, у них уже готовы всевозможные лакомства, ибо я предупреждала, что в этом появится необходимость. Мы с Рианнон займемся нарядом невесты. Я не сомневаюсь, что мы подыщем для нее приличное платье... – Элинор вдруг замолчала, улыбнулась и сказала: – Соглашение готово. Джеффри, если ты покажешь его Уолтеру, то я позабочусь об остальном. – Она быстро и проворно поднялась. – Сибель, следуй со мной.

Она завела внучку в свои покои и подошла к сундуку, который Сибель еще никогда не видела открытым.

– Здесь находятся платья твоего деда Саймона, – сказала она. – Ни один мужчина не носил их с тех пор, как он умер, но сейчас мужская мода ничем не отличается от прежней, к тому же я все время заботилась об этих нарядах. Ткань нигде не прохудилась, а на вышивках нет ни пятнышка. Если тебе этого хочется, и ты думаешь, что Уолтеру понравятся такие подарки, можешь взять их. По размеру они отлично подойдут Уолтеру, но они все одного цвета – серого.

– Платья дедушки Саймона? – Сибель опустилась на колени и принялась осторожно вынимать их из сундука. Ее озадачило великолепие увиденного, хотя все наряды были одного цвета, а она привыкла к ярким цветам, которыми обычно пестрели наряды мужчин и женщин. Она еще шире открыла от удивления глаза, когда изучила вышивку одного платья из толстого шелка и обнаружила, что та сделана из крошечных изумрудов и рубинов, изображающих глаза и языки сказочных чудовищ, втиснутые среди серебряных листиков деревьев, которые украшали перед и окружали воротник.

– Вы не убрали драгоценности? – удивленно спросила она.

– Я не смогла этого сделать, – голос Элинор задрожал. Она сама удивилась мучительной боли, вызванной этой давней потерей. Саймон умер уже более двадцати лет назад, и она крепко и страстно любила Иэна. Но Саймон был ее первым мужем, научил ее силе и мудрости, он был отцом ее двоих детей. Элинор грустно улыбнулась. – Мы достаточно богаты. Если бы у нас появилась острая нужда в деньгах, я бы убрала драгоценности, но такой необходимости не возникало.

Она замолчала, посмотрела, как Сибель поднимает и расправляет платье из богатого, прочного, почти немнущегося шелка, и подумала о том бесчисленном множестве раз, когда вынимала этот наряд из сундука для того, чтобы проветрить его. Саймон надевал его всего лишь три или четыре раза. В тот период, когда королем был Джон, Саймон не нуждался в придворных нарядах, а для обычных дел и встреч с соседями и вассалами это платье было слишком роскошным. Но тщательный уход ничуть не состарил ткань.

Может, с чьей-то точки зрения, такой дар Уолтеру показался бы кощунством, но Сибель была очень молода, и ей понадобятся сила, настроение и мудрость, которыми дополнял молодую Элинор Саймон. Элинор боялась, что весь груз Роузлинда падет вскоре на эти хрупкие плечи, ибо настанет и ее смертный час, а Джоанна будет прикована к Джеффри и двору.

– Скажи мне, Сибель, – внезапно спросила Элинор, – ты еще девственница?

Сибель покраснела.

– Да, но...

Смех Элинор подтвердил, что ей понятен смысл появившегося румянца и этого «но», и она избавила внучку от необходимости завершать фразу.

– Да, – сказала она, – бери эти платья. Твой Уолтер все больше и больше напоминает мне моего Саймона. Это платье, что ты сейчас держишь, Саймон надевал на нашу свадьбу. Это был мой подарок ему.

– И оно будет нашим подарком Уолтеру, – пылко сказала Сибель. – Спасибо вам, бабушка.

Она направилась к выходу, унося наряд, но Элинор остановила ее.

– Пошли с платьем служанку... и отправь записку, если хочешь. Мужчины сейчас знакомятся с соглашением и очень заняты. Тебе тоже нужно будет прочитать его, но ты сможешь сделать это как-нибудь и на досуге, поскольку контракт написан мною. Можешь не сомневаться, что в нем отражены твои интересы и интересы твоих будущих детей.

Сибель кивнула в знак согласия и спросила:

– Где вы нас устроите?

– В южной башне. – Элинор улыбнулась. – Там вам никто не будет мешать. Эдит будет прислуживать тебе. Можешь оставить себе ее и ее дочь, Адель. Девочка пока не обучена, но Эдит знает свое дело.

Сибель снова кивнула и вышла в прихожую, где нашла письменный столик Элинор и черкнула несколько строчек, объясняя Уолтеру предназначение платья. Затем наверх поднялась Рианнон в сопровождении служанок и слуг, которые несли ванну и чаны с горячей и холодной водой.

– Почему это семейство устраивает все свадьбы зимой? – прохныкала она, дрожа от холода всем телом и влезая в ванну.

– Потому что зимой ночи длиннее, – ответила Элинор, лукаво усмехнувшись. – Сейчас тебе холодно, но позже тебя согреют, и ты получишь хорошую компенсацию за неудобства.

Такой же диалог, но только в других словах, состоялся между Уолтером и Саймоном примерно часом позже в главной палате южной башни, где Уолтер тоже принимал ванну, поставленную рядом с очагом. По сути дела, он имел гораздо больше оснований для жалоб, поскольку огонь, несмотря на то, что горел в полную силу, какую только могли позволить размеры камина, разожгли уже после прибытия его отряда, и он еще не успел обогреть комнату, в то время как в апартаментах Элинор пламя горело денно и нощно круглый год. Учитывая данные обстоятельства, купание Уолтера длилось недолго. Он лишь несколько раз окунулся в воду, что счел вполне достаточным для удовлетворения потребности в ритуальном очищении. Сибель не станет на это сетовать, подумал он, когда Адам и Саймон принялись энергично вытирать его. Она не возражала против его нечистоплотного состояния в Клиро или Рыцарской Башне.

Эта мысль успокаивала его и согревала так же, как теплая ткань, которой растирали его Адам и Саймон. Его несколько встревожила их реакция на великолепное серое платье и записку, которую он нашел, когда они вошли в башенную комнату. Оба отнеслись к одеянию с необыкновенным почтением, а затем почти с тем же трепетом посмотрели на него – а ведь ни Саймон, ни Адам ни перед кем не испытывали благоговейного трепета. Очевидно, этот подарок скорее обладал огромной значимостью, нежели ценностью, хотя он сам по себе выглядел весьма дорого. Однако ни Саймон, ни Адам не рассказали ему о том, что этот наряд принадлежал первому мужу леди Элинор, а в записке по этому поводу ничего не было сказано.

Облачившись в это одеяние, Уолтер узнал не больше того, что уже знал, если не считать, что платье было довольно теплым для такой тонкой ткани в сравнении с шерстяной одеждой. Второе потрясение наступило, когда Уолтер вошел в зал, и Иэн, вскочив на ноги, закричал:

– Саймон! Саймон! – В следующее мгновение прежде, чем леди Элинор успела схватить его за руку, а лорд Джеффри воскликнуть: «Нет, Иэн, это Уолтер, мужчина Сибель», Иэн сам покачал головой, засмеялся и вытянул в направлении Уолтера руки. – Извини меня, Уолтер, – сказал он, улыбаясь. – Я как раз думал о первом муже моей жены, спрашивая себя, а что бы он сказал Генриху – ибо Саймон был прямолинеен и очень мудр, – и получилось так, будто бы он сам появился передо мной. Ты очень похож на него телосложением и походкой.

– И, будем надеяться, способностью здраво мыслить, – добавила леди Элинор, поднимаясь рядом с мужем. – Это моя вина, Иэн. Я хотела сказать тебе, что Уолтер будет одет в платье Саймона. Я подумала, что ему очень подойдет этот цвет, и он действительно ему к лицу. Но вы с Джеффри отвлекли меня проблемой нашей встречи с королем. Давайте отложим ее в сторону. Пора бы нам взглянуть, как дети будут смотреться рядом.

Уолтер не успел ничего сказать, но оно было, пожалуй, и к лучшему, ибо он порывался отрицать всякое сходство с личностью, перед которой, похоже, благоговел каждый обитатель Роузлинда. Как только смысл этого подарка прояснился, шелковое платье, которое несколько мгновений назад казалось таким легким, внезапно стало в десять раз тяжелее его полного вооружения. Иэн был стар; Адама связывали собственные обширные поместья. К тому же ему наверняка с самых пеленок внушали мысль, что он никакого отношения к Роузлинду не имеет, так, чтобы не оспаривал право своей сестры на эти земли; Джеффри приковывали ко двору и к землям, на которых он выполнял обязанности королевского кастеляна, кровные узы и политическая необходимость, и у него бы просто не хватило времени для управления таким огромным поместьем, как Роузлинд; Саймон всегда говорил, что он никоим образом не причастен к ответственности за Роузлинд.

Именно Саймон, первый супруг Элинор, первоначально нес на своих плечах бремя Роузлинда, затем оно досталось Иэну, а теперь, как это понимал Уолтер, груз перекладывали на его плечи. Но он был третьим сыном в семье; от него не приходилось ожидать многого, и пока рядом была Сибель, он вел бы беззаботную жизнь, не отвечая ни за что, кроме своего небольшого поместья. Даже после замечания Джеффри о том, что Роузлинд и все принадлежащие ему почести передавались по наследству по женской линии, Уолтер не задумался над этими словами должным образом, а лишь почувствовал облегчение, поскольку Джеффри пребывал в расцвете своих жизненных сил, и Уолтер ошибочно решил, что пройдет еще немало лет, прежде чем эти земли перейдут в его руки. Его внимание было сосредоточено на гражданской войне и на собственности, которая после смерти брата считалась его.

В минуту панического замешательства Уолтеру захотелось сорвать с себя платье Саймона, словно мягкие шелковые складки душили его. Затем леди Элинор и лорд Иэн разделились, встали по обе стороны от него, и Уолтер увидел Сибель. «Золотая богиня», – так назвал ее принц Ллевелин. У Уолтера перехватило дыхание.

Нижнее платье из золотистого шелка имело столь идеальную завершенность, что, казалось, сверкало стальным блеском; верхний наряд отливал более темным золотом, и его металлическое сияние таило в себе некую угрозу. Ее красновато-коричневые волосы затеняли оба платья и, согласно свадебному обычаю, свободно ниспадали по плечам и спине до самых бедер. Топазы вокруг шеи и на обруче, обрамлявшем голову, излучали яркий свет, но не столь яркий, как ее глаза.

Какое-то мгновение Сибель казалась такой же недосягаемой, как бесценное видение Святой Девы, но затем ее теплые, красные губы осветились улыбкой, и Уолтер вспомнил, как ее тело извивалось под его весом. Да, она была девственницей, но не видением и отнюдь не святой. Определенно не святой, подумал он, когда леди Элинор, взявшая его за одну руку, и лорд Иэн, державший другую, легко подтолкнули его вперед. Возможно, блеск в глазах Сибель был вызван страстью, но не радостями обета безбрачия и не небесами, где, по общему мнению, не было супружеской жизни.

Уолтера вели к Сибель, но тут его подтолкнули с одной стороны, а с другой потянули направо. Он чуть было не вырвался, страстно желая добраться до своей путеводной звезды, но заметил, что Джеффри и Джоанна взяли Сибель за руки с двух сторон и повели ее так же, как вели его. Позади них выстроились вассалы. Именно в этот момент процессии до Уолтера дошло, что они направлялись к часовне, и он вспомнил слова Джеффри: «Ты можешь получить Сибель и Роузлинд, но только как единое целое».

Тяжелый, усыпанный драгоценностями подол платья Уолтера, казалось, путался у него в ногах, а тяжесть всего наряда давила ему на плечи, но лишь только перед ним возник образ Сибель, как Уолтер понял – он бы, подобно Атланту, принял на свои плечи весь мир, если бы от этого зависело счастье Сибель. И в эту минуту платье стало легким и теплым, мягкая ткань облегла кожу, и ему стало интересно, что бы ему сказал сейчас тот человек, прямолинейный и мудрый. Но тут перед ним возник священник, и лорд Джеффри вложил в руку Уолтера руку своей дочери.

Сибель взглянула в открытое лицо человека, который должен был вот-вот стать ее мужем, и почувствовала, что с этой минуты жизнь ее потечет спокойно и гладко. Может быть, Уолтер не обладал столь красивыми чертами, но Сибель знала, что в нем было все, что она так хотела видеть в мужчине: ум, сила и целеустремленность. Уолтер почувствовал, как бремя ответственности внезапно свалилось на его плечи, но Сибель несла этот груз все свои юные годы. Ее воспитывали и готовили к этому, но тем не менее это был тяжелый груз. И вот она почувствовала, как половину тяжелого бремени сняли с ее плеч. Ее рука спокойно покоилась в руке Уолтера. Она с радостью и облегчением повторяла слова, которые должны были связать их на всю жизнь.

Для Сибель такая свадьба была идеальной. Она неоднократно бывала на придворных свадьбах и всегда мысленно содрогалась, представляя себя на месте невесты, которая в течение нескольких дней становилась центром общего внимания. Если бы от нее потребовали этого, она бы выполнила свой долг со спокойной улыбкой на лице (так она выполняла немало неприятных обязанностей), но тихая церемония, свидетелями которой являлись лишь самые любимые люди и преданные вассалы, доставляла ей огромную радость и покой.

Все члены семьи и вассалы закричали «Горько!», и слуги, вместившиеся в часовне, весело загудели, как только Сибель и Уолтер, обменявшись клятвами верности, слились в долгом поцелуе. Затем все отправились на ужин, спокойную, веселую трапезу, хотя и включавшую в себя более изысканные, чем обычно, блюда. Рианнон пропела балладу о Джерейнте и Эниде – эту самую нежную сагу о любви, хотя она содержала в себе немалое предостережение от глупостей, причиной которых становилась мужская гордость и женская скрытность. Наконец, Сибель и Уолтер остались одни в южной башне.

Сибель раздели перед мужем донага, но это испытание ничуть не смутило его, поскольку все присутствующие являлись близкими ей людьми, а сам Уолтер уже видел ее обнаженной и был явно очень доволен. Никто не отпускал грубых шуток и не делал непристойных намеков. Не та чтобы Сибель была не в меру стыдлива и настолько глупа, что не улавливала остроумных замечаний в отношении первой брачной ночи. Она умела отличить белое от черного, но никогда не думала, что щекотливые, романтические минуты, когда два человека соединялись на всю жизнь, подходили для подобных острот.

Как только были произнесены последние наилучшие пожелания и задернуты прикроватные занавески, вся свадебная процессия покинула комнату. Уолтер дождался, пока закрылась дверь, поднялся с постели и раздвинул занавески.

– Мне нравится видеть то, что я делаю, – сказал он, с удовольствием разглядывая Сибель. Золотистый огонь ее волос и глаз ослаб, но не угас в тусклом свете ночной свечи. – К тому же теперь подошло время и для моего подарка тебе.

Сибель медленно улыбнулась.

– Наверное, с моей стороны было нескромно напоминать тебе об этом?

– Да, нескромно, – ответил Уолтер с деланной серьезностью, продолжая стоять у края кровати, наблюдая за Сибель сверху вниз, – но я выбрал тебя не за твою скромность.

– За что же в таком случае? – шутливо спросила Сибель. – За мое наследство?

Она чувствовала на себе его взгляд, но не поднимала глаз. В ответе не было необходимости. Она наблюдала, как напряглась, набухла его плоть. Подобной картины она никогда не видела прежде, поскольку к тому времени, когда нужно было раздеваться, он пребывал в полной готовности. Но с ее последними словами этот процесс внезапно оборвался, и Сибель, резко вскинув голову, увидела, как Уолтера передернуло.

– Тебе следует знать, что, когда я вошел в зал и понял истинное значение твоего дара, мне захотелось убежать прочь, – сказал он. – Каждый человек думает, что ему хочется богатства и власти, пока он не начинает понимать, что все это значит на самом деле, но я не дурак и быстро сообразил, что отдавать приказы гораздо тяжелее, чем выполнять их. Мне не захотелось ни богатства, ни власти. Но затем я увидел тебя... Ты можешь не поверить мне, Сибель, но клянусь, что и раньше, прежде чем я четко осознал, что значит быть мужем госпожи Роузлинда, я предлагал взять тебя в жены без всякого приданого.

– Я верю тебе, – прошептала она, прильнув к нему и обвив его бедра одной рукой так, чтобы можно было положить голову к нему на живот. – Отец говорил мне об этом. Ты думаешь, я бы могла шутить на эту тему, если бы у меня были какие-нибудь сомнения? К тому же я чувствовала это бремя всю свою жизнь.

– Ты? – В этом единственном слове заключался целый источник удивления. – Но ты всегда такая уверенная... – Его голос надломился, ибо Сибель откинула голову назад и подняла на него глаза.

– В душе мне очень страшно, – просто сказала она, еще крепче прижавшись к нему. – Я изучила множество правильных слов, имеющих отношение к огромному количеству обязанностей, и все же не всегда понимаю то, что говорю. – Но тут беспокойство в ее взгляде сменилось уверенностью. – Теперь ты поможешь мне все понять и разделишь со мной... – На мгновение в ее глазах мелькнула тревога. – Не разочаровала ли я тебя, любовь моя? Не прошу ли я слишком многого?

Но не успела она еще закончить фразу, как он обвил ее руками и привлек еще ближе к себе.

– С тобой меня не страшит никакое бремя.

И его тело доказало, что он говорил вполне искренне, ибо Сибель почувствовала упругость и тепло его возбужденной плоти у себя на груди. Сибель ослабила свои объятия и повернула голову так, чтобы наклонить ее вниз, слегка высвободившись из его рук, чтобы поцеловать этот источник удовольствий.

– Давай же, – прошептала она, отодвинувшись в сторону, чтобы Уолтер мог лечь на нагретое ею место, – ты обещал мне подарок. Самое время преподнести его.