Сладкий грех. Искупление

Глава 11

Касаюсь пальцами своих синяков на шее, оглядывая такие же тёмные пятна по всему телу, и глубоко вздыхаю. Единственное, что у меня сейчас болит, это задница. Она зудит, но остальное, красиво. Или же я безумна, или же ещё не отошла от ночи полной животного секса. Теперь я поняла, что Слэйн имел в виду, когда говорил, что не может остановиться. Ласки, поцелуи и стоны. Укусы, боль и сила животного. Думаю, что я лично узнала многие позы из «Камасутры». Я не знала, что женское тело можно так крутить. Не знала того, что я могу так крутиться.

Встречаю в отражении зеркала мрачный взгляд Слэйна. Он касается синяка и раны от его укуса на моём плече.

— Тебе не следовало приходить, — произносит он.

— Тебе не следует сейчас открывать рот и говорить мне это. Со мной всё в порядке, — заверяю его, мягко улыбаясь. Он качает головой и тяжело вздыхает.

— К слову, ты такой же разукрашенный, как и я, — хихикая, показываю на его синяки и засосы. Я оказалась не менее дикой.

— Как твоя задница? Я имел её три раза. — Слэйн придвигается вплотную ко мне. Моя обнажённая кожа касается его влажной и ещё мокрой после душа.

— Переживёт. Нормально, — киваю я.

— Ненавижу, когда ты врёшь мне, — кривится Слэйн.

— Ладно, немного в панике, но она будет в порядке. Там я не особо что-то чувствовала, во второй и третий раз. Мне понравилось. Сейчас небольшой дискомфорт, — признаюсь я и отхожу от Слэйна. Я передаю ему полотенце, а сама обматываюсь другим.

— Я дам тебе мазь. Она уменьшит боль. Синяки придётся скрыть воротом. У нас завтра встреча с моей семейкой, — фыркнув, Слэйн выходит в спальню, а я за ним.

За окном уже глубокая ночь, потому что, когда Каван отстегнул кандалы Слэйна и обработал ему раны, а затем Слэйн вынес меня наверх, был уже полдень. Я заснула, даже не дождавшись кровати и душа, как и сам Слэйн. Мы проснулись только полчаса назад, молча приняли душ, и вот теперь очередной сюрприз.

— Чего они хотят? — сухо спрашиваю.

Слэйн показывает мне лечь на кровать животом вниз.

— Приём, на котором мне нужно за всем проследить, — говорит он.

Закатываю глаза и снимаю полотенце, ложась на кровать. Слэйн садится на меня сверху и достаёт из тумбочки тюбик с мазью.

— Мазь тоже спрятана по всему дому, как и наполненные шприцы с наркотиками? — усмехаюсь я и сразу же получаю шлепок по ягодице.

— Каван принёс, пока мы спали. Он сообразительный парень.

— Он наглая пиявка. Но вернёмся к тому, что ты следишь за всем на приёмах. За чем конкретно ты следишь? — интересуюсь я.

— Как глава семьи я должен появиться там и проверить, чтобы они не вышли из бюджета, который я им ограничил. Как глава семьи я обязан улыбаться и пробыть там не меньше часа, — отвечает Слэйн, втирая в моё анальное отверстие какую-то прохладную мазь, которая, действительно, потихоньку смягчает боль.

— Паршиво быть главой семьи, да? — хмыкаю я.

— Паршиво, вообще, родиться в такой семье. Но мне выбора никто не предоставил. Полежи пару минут, чтобы мазь полностью впиталась, а потом мы поедим.

Слэйн ложится на кровать и подкладывает руки под голову. Он смотрит в потолок, а я на него. Сейчас он спокойный, непохожий на себя вчерашнего, и больше похож на того Слэйна, с которым я когда-то встретилась.

— Ты расскажешь мне всё о своём прошлом, Слэйн? — тихо спрашиваю его.

— Оно уничтожит тебя, Энрика. Я не вижу смысла в этом.

— Я прошу тебя об этом. Ты не можешь решать за меня, разрушит оно меня или нет. Я и так уже разрушена, помоги мне разобраться во всём. Я думала, что вчера мы всё решили. Мы вместе. — Обиженно надуваю губы и подпираю кулаком подбородок.

Слэйн переводит на меня удивлённый взгляд и усмехается.

— Не смей сейчас играть грёбаную роль злодея, понял? — прищуриваясь, шиплю.

— Ночью он тебе нравился, — издевается он.

— Да, это была ролевая игра, сейчас мы те, кто мы есть…

— Энрика, я не знаю, кто я такой. Вот в чём причина, почему я не могу определиться. В работе всё чётко. Я ставлю цель, добиваюсь её и выбираю другую. Бизнес для меня слишком прост, в принципе, такими же были и люди, пока я не встретил тебя. Банально и глупо. Я всегда смеялся над идиотизмом людей, которые верят во что-то хорошее. Ничего хорошего в этом мире нет, потому что он населён паразитами. Люди и есть паразиты. Так что не знаю, смогу ли я впустить тебя в своё прошлое, Энрика.

— Но разве это не поможет тебе?

— Пятьдесят на пятьдесят. Но меня больше волнует, как это повлияет на тебя. — Слэйн тянет руку к моему лицу и проводит пальцем по моей щеке.

— Ты, правда, собирался умереть, или это был спектакль? Прости, что я спрашиваю об этом. Я… боюсь пока верить тебе полностью, — подавленно произношу. Лицо Слэйна сразу же становится непроницаемым. Он убирает руку и садится на кровати, прислоняясь к деревянной спинке.

— Это вызывает у меня стыд. Я не хочу говорить об этом, — мрачно произносит Слэйн и косится на меня.

— Ты же говорил, что не испытываешь стыда, — напоминаю я.

— Да, говорил, но я сам учил тебя тому, что самоубийство — это не выход. Я собирался умереть. Это не было моей ролью. Я не видел другого варианта, чтобы ты не пострадала.

— Это из-за той ночи, когда ты был животным? — спрашиваю, подползая к нему ближе и ложась головой ему на ноги.

— Да. Со мной ни разу такого не происходило. Это был пик моего животного состояния. Оно с каждым днём становилось всё хуже и хуже. Я считал часы до заката, а потом уже и он не имел никакого значения. Дикость внутри меня могла прорваться в любую секунду. Я не контролировал это, хотя пытался. Антидепрессанты сдерживали дикость, но потом началось привыкание, и инъекции хватало на десять минут или чуть больше.

Слэйн запускает пальцы в мои волосы и расчёсывает их, лаская кожу головы. Наверное, это его успокаивает. Мне приятны такие его прикосновения. Ласковые.

— Когда это началось? Я помню, что ты говорил про ночи, когда мы встретились. Ты упоминал про них.

— Да, но я имел в виду другое. Ночью меня выпускали на волю, и я привык к тому, что ночью я могу быть собой. Я могу прыгать, быть грубым, нюхать свою добычу или то, что окружает меня. Я становился животным, но мог управлять им. Поэтому с женщинами я был крайне груб. Ты теперь знаешь, каким я был с ними. А что до начала внезапной дикости, то первый приступ у меня случился в ту самую ночь, когда я избил Фарелла. Я давно уже слышал голос в своей голове. Он подсказывал мне варианты уничтожения врага. Это моя программа, которую в меня вложили. В ту ночь произошёл сбой программы, и я сорвался. Тогда была моя первая попытка самоубийства.

В шоке смотрю на Слэйна, сделавшего очередное ужасающее признание.

— Авария была подстроена? — шепчу я.

— Да, я сам её подстроил. Алкоголь. Много алкоголя. Мой разум то включался, то выключался, и я находил себя в разных местах. Одно из них было в доме Фарелла. Я был зол на него из-за того, что он пытался забрать тебя у меня. Животное, живущее внутри меня, требовало убить врага, чтобы защитить свою стаю.

— Но ты не убил его.

— Нет, я услышал твой голос в своей голове. Ты сказала мне, что я могу быть другим. Никто мне такого не говорил. Мне говорили только то, какой я ублюдок и сукин сын, и каким должен быть, чтобы заткнуть тех, кто оскорбляет меня. Всё. Это всё, чему меня научили.

— То есть тебе с детства это говорили? О том, что ты плохой? — хмурюсь я.

— Зачастую меня просто игнорировали. Я жил в обществе, но был один. Искал внимания у своих родителей и не знал того, что на самом деле мой дед был моим отцом, поэтому я воспринимал своим отцом Ангуса. Он не хотел даже смотреть на меня, проводить со мной время, я всегда ему мешал. Я мешал всем вокруг. Никто не обнимал меня. Никто не пел мне колыбельных песен. Никто не заботился обо мне, за исключением няни и деда. Первой платили за то, чтобы она меня терпела. Второй ждал, когда я подрасту, чтобы научить меня быть тем, кто не даст свободы ни одному члену семьи. Учителя отрабатывали свои часы и уходили, а я оставался один. У меня не было друзей. Никого не было рядом. Только моё отражение в зеркале, и я играл с ним. Это был единственный мой друг, а потом я его возненавидел. Я долгое время не мог смотреть на себя, а затем эти проблемы стали настолько глупыми против того, что меня ожидало впереди. — Слэйн опускает взгляд на моё лицо, и его пальцы хватают меня за волосы. Он озлобленно приподнимает меня к себе.

— Не жалей меня, поняла, Энрика? Услышу жалость в голосе или увижу её в твоих глазах, меня это выведет из себя? — шипит он.

Подавляю внутри желание залепить ему звонкую пощёчину. Дёргаю головой, чтобы сбросить его руку, но он ещё крепче сцепляет пальцы.

— Не буду. Придурок, — фыркая, бью его в плечо. Слэйн отпускает мои волосы и грубо отталкивает от себя, отчего я лечу на кровать. Он встаёт с кровати, пока я приглаживаю волосы и сажусь на постели. Задница болит снова. Чёрт. Я кривлюсь, но продолжаю наблюдать за тем, как он злится на себя за то, что рассказал мне. Стараюсь понять его грубость по отношению ко мне, потому что вряд ли он делился этим всем с кем-то ещё. Понимаю, что ему сложно, но всё же он должен вести себя нормально.

— Ещё раз позволишь себе обращаться со мной, как со швалью или твоей очередной шлюхой, которой ты платишь за внимание и время, то я причиню тебе физическую боль. Понял? — холодно говорю я.

Слэйн оборачивается, и его глаза вспыхивают от гнева. Да ему не нравится тот факт, что я не трепещу перед ним, да ещё и ставлю свои условия.

— Ты что, угрожаешь мне? — цедит он.

— Нет, налаживаю общение, — заявляю я.

— Ты меня только злишь. Мне хочется причинить тебе боль, Энрика.

— Потому что тебе больно. Ты хочешь не причинить мне боль, а выместить свою боль на мне. Это разные вещи. Я не виновата в том, что тебе больно, Слэйн. Но я здесь, рядом с тобой, чтобы ты вновь мог стать человеком. Не тем дерьмом, которым тебя напичкали, а тем, с которым я могу общаться нормально. И не только общаться. Если ты думаешь, что я буду смиренно сносить все эти твои замашки разращённого своей властью мудака, то ударься головой об стену. Так будет больше толку. — Бросаю на него суровый взгляд и встаю с кровати.

Обхожу его, чтобы одеться, как он, останавливая, хватает меня за запястье.

— Вот это зажгло во мне желание обладать тобой, Энрика. Сначала я думал, что ты тупая идиотка, откровенно глупая и жалкая актриса. Но у тебя был характер, который ты скрывала от меня. И этот характер мне нравится. Я даже буду рад, если ты набросишься на меня, чтобы подраться. В тебе горит мой огонь. Огонь моей жизни. Я обожаю его. Я зависим от него и одержим им. И пока этот огонь горит в твоих глазах, я буду стараться бороться с собой. Погаснет, я убью тебя, потому что потеряю причину держать тебя живой. Поэтому тебе придётся каждую минуту противостоять мне, а не жалеть меня.

— Хорошо. Я тебя поняла. Так бы сразу и сказал, Слэйн. Ты умеешь быть человеком, тебе просто нужно об этом вспомнить, — мягко улыбаюсь ему и быстро целую его в губы.

Слэйн отпускает меня, и я иду к шкафу.

— Мне нравится, когда ты полностью обнажена. Останься такой, Энрика. Животным не нужна одежда, — летит мне в спину.

— Но мы люди, Слэйн. Подожди, поэтому ты поставил условие, чтобы я всегда была голой? — спрашивая, поворачиваю к нему голову.

— Да.

— Разве это не было спектаклем?

— Именно так.

— Тогда я не понимаю, Слэйн. Если ты распланировал всё это и точно знал, что я соглашусь, потому что только так я могла подобраться к тебе ближе, то какой в этом смысл? — хмурясь, спрашиваю его.

— Никогда не отказываю себе в развлечении. И мне хотелось увидеть, сможешь ли ты принять моё животное или нет. То есть таким образом мне нужно было найти твои страхи, кроме насилия. О нём я и так знал. В финале, когда ты лежишь у меня на руках, ты должна была увидеть дикое животное, которое медленно пожирает твою плоть, — произносит Слэйн, и от его слов по моему позвоночнику пробегают ледяные мурашки.

— Ты планировал меня загрызть? — выдавливаю из себя.

— Да. Именно так. Я ещё это планирую. Каждый раз мне очень хочется этого. Я загрызал людей. Загрызал волков, зайцев и быков. Это были мои испытания.

— Боже мой, — на несколько секунд прикрываю глаза от ужаса. — Ты же говоришь это не в переносном смысле, так?

— Да. Я говорю в прямом смысле.

— Чёрт, какая гадость. И как? Как тебе на вкус шерсть и человеческая плоть? — спрашиваю, и меня начинает тошнить, хотя Слэйн обсуждает это, словно мы говорим о сэндвиче.

— Никак. Я ничего не чувствовал. Я перестал чувствовать какие-то эмоции неприязни, отвращения, счастье и радость с четырнадцати лет. Чувствовал только злость, ярость и желание обладать властью и силой, чтобы любой боялся меня. Физическую боль я перестал чувствовать с двенадцати лет. Я не чувствую горячо или холодно, даже это для меня безразлично. — Слэйн поднимает руки, на которых виднеются ужасающие раны и порванная кожа, которую он не забинтовал.

— У тебя отсутствуют осязательные ощущения?

— Да, у меня они пропали. Поэтому я хорошо чувствую то, что ощущают люди. Их боль, страхи, эмоции. Я могу всё это унюхать. Я лишён многих ощущений, но обрёл другие.

— Поэтому ты так хорошо орудуешь ножом и не боишься порезаться. Даже если и порежешься, то тебе всё равно не больно, — бормочу я.

— Не больно. Но стало больно, когда ты вернулась. Боль начала терзать мои мышцы и кости. Она взрывает мою голову, и я перестаю себя контролировать. По идее этой боли нет, но я вырос, как дикое животное, которое умеет только нападать и защищаться. Поэтому мне больно, когда я пытаюсь быть нормальным. От этой боли я тупею и превращаюсь в животное, которое доказывает мне снова, что он сильнее, чем я.

— Но оно не сильнее нас с тобой, — тихо вставляю я.

— Пока не уверен. Я ещё опасен для тебя, Энрика. Я всегда буду опасен для тебя. Это как вечный рак. То ремиссия, то снова рецидив. Никогда не знаешь, какой период наступит через минуту.

— И это началось недавно. Раньше у тебя была ремиссия, да?

— Да. Я был относительно спокоен и жесток. Никто не забирался в мою голову так глубоко, как ты, Энрика. Никто не вынуждал меня желать спасти врага. Поэтому у меня рецидив.

— Но его как-то можно контролировать? То есть… найти лекарство?

— Твоя кровь? — усмехается Слэйн.

— Ты не вампир, — цокаю я.

— Я имел в виду твою кровь у меня на губах, когда ты умрёшь. Это лекарство. Ты хочешь дать мне это лекарство, Энрика? — Слэйн медленно приближается ко мне. Теперь я понимаю, почему его шаги такие плавные и мягкие. Он двигается, как животное.

— Ни черта ты не получишь, — вскидываю подбородок. — Моя кровь выдаётся строго по рецепту. Найди рецепт, и тогда мы это обсудим. У тебя есть рецепт?

Слэйн смеётся. Он притягивает меня к себе за затылок. Мои ладони ложатся ему на грудь.

— Увы, я его потерял. Где-то завалялся. Но зато у меня есть контракт на то, чтобы обладать тобой. Это сойдёт за рецепт и доступ к твоему телу? — Его ладонь опускается по изгибу моей спины.

— Прямо сейчас? Ты хочешь секса прямо сейчас? Ты же…

— Животные могут трахаться очень долго, и я хочу тебя всегда. Когда мой член внутри тебя, то я упиваюсь ароматом твоей похоти. Порычишь для меня снова, моя волчица? — Слэйн ловит мою губу и прикусывает её. Шиплю от боли, впиваясь ногтями в его плечи.

— Если только ты заставишь меня зарычать от удовольствия, Слэйн, — выдыхаю ему в рот. Он ловит моё дыхание и впивается мне в губы крепким поцелуем.

Уверена, что он быстро добьётся поставленной цели, потому что я уже загораюсь и обретаю силу, чтобы позволить ему обладать мной каждую минуту.