Сладкий капкан

8

На следующий день после окончания бракоразводного процесса Антуан Лану сидел в своем кабинете в полном одиночестве. На столе перед ним стояла открытая бутылка коньяка «Хеннесси». Итак, теперь он свободный человек — Ингрид ушла к другому. Правда, он стал намного беднее, но, в конце концов, он еще молод и свое наверстает. Главное, найти Николь. И тогда перед ним раскроются новые горизонты.

А сейчас, без Николь, ему не хотелось ничего. Просто забыться за порцией коньяка.

Раздался негромкий стук в дверь. В кабинет заглянул Патрик О'Коннор.

— Шеф, я пришел объявить о своем уходе, — с порога выдохнул он. — Я получил приглашение на работу в штаб-квартиру Евросоюза в Брюсселе. Так что извини, старина, я тоже ухожу.

Реакция Антуана ирландца поразила.

— Я рад за тебя, дружище, — встав из-за стола, похлопал его по плечу Антуан. — Евросоюз — богатая организация. Ты сможешь экспериментировать там на кухне, сколько твоей душе угодно. И, уверен, скоро ты станешь гордостью всей Европы, а не только нашего города. Искренне рад за тебя!

Лицо Патрика залил багровый румянец. Впервые в жизни он казался смущенным.

— Я пришел сюда, чтобы наговорить тебе гадостей, Антуан, — хрипло произнес он. — Мол, ты неудачник, и поэтому жена ушла от тебя, а теперь и я ухожу. Хотел сказать, что мне по пути только с теми, кто прет вперед как танк, а ты, мол, Антуан, слабак. Я был не прав. Ты, Антуан, оказался рыцарем. Благородным рыцарем. Может быть, единственным во Франции. Прости меня, если можешь… — И он выбежал из кабинета своего уже бывшего шефа.

Невероятно, но Патрика, этого циничного от природы человека, душил стыд. Еще бы, в свое время Антуан дал ему работу и поддерживал во всех начинаниях и в конце концов сделал настоящей знаменитостью Бордо. А он отблагодарил шефа по-своему: стал любовником его жены и они вместе надругались над Николь. Но разве он мог признаться Антуану в этом? Сказать: я подлец, Антуан. Нет, это невозможно. Как невозможно признаться, что Ингрид стала женой южноафриканца в основном потому, что Патрик снабжал ее афродизиаками, которые она ловко подмешивала тому в еду и питье. И бедняга вообразил, что только любовь Ингрид превратила его в гиганта секса.

С ужасом вспоминал О'Коннор сцену, когда перед отъездом в ЮАР встретился с Ингрид. Та потребовала, чтобы он отдал ей все травы и корешки, доставшиеся ему от бабки. Она собиралась потчевать ими своего нового супруга и в ЮАР, чтобы привязать к себе навсегда.

Патрик хотел было отказаться, но Ингрид Начала угрожать:

— Тогда я все расскажу Антуану. А ты понимаешь, дружок, что это означает для тебя.

О, как ненавидел ирландец Ингрид в это мгновение! Была бы его воля, он бы задушил эту ненасытную стерву. Но на тот момент он был человеком, который всецело зависел от нее. Поэтому просто молча полез в старинный сундучок и, вытащив оттуда заветный бабкин мешочек, протянул его Ингрид со словами:

— Больше у меня ничего нет. Но учти: я не знаю, что будет с Рейсдалом, когда травы моей бабки закончатся. Твой муж может превратиться в инвалида или даже умереть. Я не хочу быть виновником его смерти. Предупреждаю тебя: если ты не будешь знать меры и с Рейсдалом случится беда, то его смерть будет только на твоей совести, не на моей.

Ингрид засмеялась:

— Ты глуп, ирландец. Если это случится, я просто стану очень богатой вдовой. И смогу заняться поисками новой жертвы! Прочь отсюда! Теперь ты мне больше не нужен.

Получив приглашение переехать на работу в Брюссель, Патрик подумал: теперь мне все равно. У меня в Бельгии начинается новая жизнь и карьера. Прощай, Ингрид, навеки. Я ничего не расскажу Антуану о тебе. Надеюсь, и ты не проболтаешься обо мне.

Однако, уже сидя в самолете, направлявшемся в Брюссель, Патрик понял, что что-то мучает его, не дает насладиться новым положением. Видимо, так на него подействовало благородное поведение Антуана, который наглядно показал: можно оставаться порядочным человеком и тогда, когда судьба, кажется, отняла у тебя все и не дает ни одного шанса на победу.

Прилетев в Преторию, Ингрид даже немного растерялась: аэропорт показался ей гигантским, она ничего подобного в своей жизни не видела. По нему, казалось, перемещались десятки тысяч людей. Куда идти? Но тут перед ней с поклоном вырос чернокожий молодой человек в идеально отглаженном сером костюме.

— Мадам Лану?

Ингрид улыбнулась.

— Уже нет. Просто Ингрид.

— Меня зовут Томас Вингфилд. Господин Рейсдал поручил мне доставить вас в его поместье.

Они сели в небольшой электромобиль и, промчавшись через все взлетное поле, остановились у стоянки частных самолетов.

— Прошу вас. — Томас помог Ингрид выбраться из электромобиля и повел в сторону ближайшего самолета.

Когда Ингрид поравнялась с ним, она не смогла поверить своим глазам: на борту самолета золотой краской было тщательно выписано имя: «Ингрид». Она повернулась к Вингфилду.

— Томас, что это значит?

— Господин Рейсдал распорядился назвать свой частный самолет в вашу честь, — сдержанно улыбнулся тот.

Он провел Ингрид на борт. Изнутри самолет был отделан ценными породами дерева, сверкающей медью, в нем царила очень приятная прохлада и, пахло каким-то необыкновенным экзотическим ароматом.

— Полет займет у нас не меньше часа — резиденция господина Рейсдала расположена в Капской провинции, там, где сливаются воды Атлантического и Индийского океанов, — пояснил Томас. — Так что в полете вы сможете поесть. — Он опустил глаза. — У господина Рейсдала нет своего ресторана, но пища, я думаю, вам понравится.

— Мне чего-то не хочется есть, — призналась Ингрид. Но когда на столе появился экзотический салат, свежайшие креветки и огромный омар, буквально час тому назад выловленный прямо в океане, она переменила свое мнение.

— А это вино из виноградников господина Рейсдала, — сказал Томас, наполняя ее бокал рубиновой жидкостью. — Конечно, это пока не бордо, но хозяин надеется, что скоро и его виноградники станут такими же качественными, как во Франции.

С бокалом вина в руке Ингрид приникла к иллюминатору. Самолет летел не на очень большой высоте, и ей хорошо была видна земля внизу. Боже, как она была прекрасна! Огромные долины перемежались с высокими горами, с которых вниз скатывались серебристые ленты рек. Заросли баобабов, акаций с белыми и розовыми цветами, пальм и тамариндовых деревьев перемежались с кристально-чистыми озерами, у берегов которых Ингрид могла видеть антилоп-гну, импал, газелей и жирафов. А когда они пролетали над горой Сниуберге, то она увидела огромную радугу, склоненную над шумными водопадами, которые низвергались вниз с горы. Это был действительно совершенно другой мир — настолько фантастически-красивый и непохожий на Европу, что от него захватывало дух.

— А вот и цель нашего путешествия — город Янсенвилл, — показал Томас.

Самолет плавно спустился вниз и замер на краю небольшого частного аэродрома. Тут же на противоположном конце аэродрома показался огромный черный лимузин — бронированный «мерседес». Он затормозил у трапа, и из него вышел улыбающийся Биллем Рейсдал с огромной охапкой белых роз.

— Я так скучал по тебе, Ингрид, — сказал он, целуя ее. — И даже немного боялся, что ты передумаешь и не захочешь приехать ко мне.

— Ты — это все, о чем я когда-либо мечтала, — прошептала Ингрид, глядя ему в глаза. — Как я могла не приехать? — И они вновь слились в проникновенном поцелуе.

Черный лимузин доставил их в поместье Виллема Рейсдала «Керквуд», которое находилось в десяти километрах от Янсенвилла, на берегу реки Сондахс. Когда Ингрид вышла из машины, то она не удержалась и невольно захлопала в ладоши — на вершине невысокого холма стоял фантастической красоты дворец из белоснежного мрамора, который со всех сторон окружал неземной красоты сад. Здесь сплели свои ветви темно-красные бугенвиллеи и олеандры, роскошные лавры и мирты, изумрудно-зеленые кипарисы и золотистые сливы. В прохладно-зеленых перечных деревьях порхали крошечные яркие птички и громко щебетали.

— Я в жизни не видела подобной красоты! — воскликнула она.

— До встречи с тобой я тоже не видел такой бесподобной красоты, — пробормотал Биллем и уткнулся лицом в пепельные волосы Ингрид. — Боже, Ингрид, как ты прекрасна! Ты настоящее сокровище, богиня!

В его глазах читалось искреннее восхищение, и Ингрид подумала: вот что делают с мужчинами корешки друидов! Как умно я поступила, что взяла с собой целый мешочек!

Они поднялись в роскошный зал. Сквозь огромные окна в него лился золотистый свет дня, освещая старинную мебель красного дерева и большие картины в резных рамах.

— К сожалению, здесь нет ни одного шедевра, — вздохнул Рейсдал, указывая на картины, висевшие на стенах. — В Южной Африке нет по-настоящему знаменитых художников. А я в свое время упустил возможность купить несколько работ Ренуара и Пикассо. Теперь они все находятся в музеях и к ним уже не подступиться — даже с моими деньгами. Зато у меня есть очень интересная коллекция фарфора. — Он подошел к застекленному шкафчику и осторожно открыл дверцу. — Когда-то эти вещи украшали дворец вице-короля Индии. За этим столовым прибором, например, сидела сама королева Елизавета II. А я получил всю эту коллекцию — ты не поверишь — отдав за нее всего одну птицу.

— Одну птицу? — удивилась Ингрид.

— Редчайший вид колибри, который, по счастью, водился в моих угодьях. Владелец этих фарфоровых вещей был страстным орнитологом и объездил весь Восток в поисках самых экзотических птиц, но такая, как у меня, ему нигде не попалась. И он был счастлив сделать этот обмен. — Рейсдал улыбнулся. — Думаю, время от времени мы сможем сами есть из этих тарелок и чувствовать себя настоящими королями. А теперь… — он крепко взял Ингрид за руку, — пойдем наверх. Я покажу тебе спальню.

По широкой лестнице из нежно-розового мрамора они поднялись на второй этаж. Обстановка там была даже еще богаче, чем на первом этаже. На стенах висели светильники из позолоченной бронзы и зеркала, которые явно украшали до этого интерьеры королевских дворцов. Все было очень похоже на Версаль, в котором Ингрид была несколько раз и который произвел на нее неизгладимое впечатление.

Рейсдал ввел ее в спальню. Она была фантастических размеров — казалось, в ней можно было свободно играть в гольф. Ноги Ингрид утонули в мягком белоснежном ковре, который устилал весь пол. Везде были расставлены вазы с только что срезанными цветами — розами, тюльпанами и ирисами.

А в центре спальни стояла роскошная кровать из палисандра, застеленная небесно-голубым атласом. Резные ангелочки поддерживали спинку кровати, с которой свешивались сделанные все той же искуснейшей рукой мастера гроздья винограда и персиков.

— Иди ко мне, — чуть охрипшим голосом позвал Биллем. — Иди ко мне, моя Ингрид!

Она покорно приблизилась к нему. У нее уже кружилась голова от всей этой роскоши, от этого нескончаемого великолепия.

Боже, думала она, я даже не представляла, как живут люди в далекой Южной Африке! А ведь Биллем сказал мне, что он далеко не самый богатый землевладелец здесь, есть люди и побогаче!

Их руки и тела сплелись в страстных объятиях. Ингрид чувствовала исходивший от него жар, его нетерпение, ощутила, как он соскучился по ней за все те долгие недели, что она воевала в Бордо с Антуаном, стараясь отобрать у него как можно больше денег. Но в конце концов все это было не зря — теперь она стала по-настоящему богатой, и это ощущение было просто восхитительным.

Биллем прижал к себе Ингрид покрепче и, обхватив руками, заглянул в глаза.

— Ты самая соблазнительная женщина. В тебе таится столько обещаний и искушений… — прошептал он.

В ответ на жадный взгляд Виллема в темной глубине глаз Ингрид зажглось желание. Она изогнулась и слегка вздрогнула, когда он потянул за ворот ее блузки и стал покрывать поцелуями ее обнаженный живот, продолжая снимать блузку и согревая ее тело своим горячим дыханием. Ингрид трепетала, отдаваясь поцелуям и ласкам, и чудесная сила любовной страсти поднималась из влажной глубины ее напряженного тела, предчувствующего экстаз.

Его руки скользнули по груди Ингрид, обхватили ее за талию и слегка приподняли. Их тела слились, и Биллем, задыхаясь от счастья, ощутил бархатистую мягкую плоть, которая сжималась и разжималась в бешеном ритме. Он никогда еще не испытывал ничего подобного и смотрел на Ингрид изумленными глазами. Она лежала под ним, раскинув руки, и только нижняя часть ее тела совершала изощренный танец сладострастия, который заставил его воспарить к самым вершинам любовного восторга. Он и не подозревал прежде, что такое возможно. Они испытали полное слияние друг с другом, и мир, казалось, засиял всеми красками.

— Боже милосердный, — прошептал Биллем, придя в себя. — Ты волшебница? Кто же ты, Ингрид? Во всяком случае, не обычная женщина, это уж точно. — И он приник губами к ее шее.

Обессиленные и размягченные, они еще долго лежали так, слившись друг с другом влажными телами.

— Это уж точно, я необычная, — усмехнулась Ингрид. — Но и ты тоже, Биллем, необычный. Кстати, как твои виноградники? Тебе удалось найти в Бордо подходящие сорта лоз, чтобы пересадить их сюда?

— Я устроил три новых виноградника, — с гордостью сообщил он. — В Янсенвилле, в Клипплате и в Кукхаусе. Везде посажены лишь самые отборные сорта, привезенные из Бордо. И ухаживают за ними тоже французы. Местных работников я пока даже не подпускаю к посадкам — пусть пока учатся. — Он улыбнулся: — А через неделю из Италии прибудет новый мини-завод по производству вина, оборудованный по последнему слову техники. Посмотрим, что все это даст. Во всяком случае и итальянцы, и французы уверяют меня, что деньги, которые я затратил на это, не пропадут даром. Но, конечно, ожидать быстрого результата тоже наивно. На все уйдет по меньшей мере несколько лет. И только тогда станет ясно, насколько мне все удалось.

— Во всяком случае, начало положено! — воскликнула Ингрид. — И ты сделал это, Биллем Рейсдал! Я уверена, что у тебя будут самые лучшие виноградники во всей Южной Африке! А вино, которое будет производиться здесь, еще поспорит с тем вином, которое делается в окрестностях Бордо!

— Да, я буду производить лишь самое лучшее вино. Все остальное меня не интересует. Но, я надеюсь, ты тоже станешь помогать мне в этом. — Он заглянул Ингрид в глаза. — Ты ведь столько лет прожила во Франции, к тому же у тебя там был свой ресторан…

— Ну разумеется, я обязательно помогу тебе. — Ингрид покрыла его грудь поцелуями. — Кстати, Биллем, я чуть с ума не сошла, увидев свое имя на фюзеляже твоего самолета. Спасибо тебе! Это было так неожиданно! Так оригинально!

Рейсдал просиял.

— Я рад, что тебе это понравилось. Я ведь когда-то сам служил в авиации. И у нас было принято давать нашим самолетам разные устрашающие прозвища и разрисовывать их акульими или тигриными мордами, чтобы противнику они казались ужасными. Но я решил, что гораздо приятнее назвать свой самолет именем любимой женщины. Той, которая поднимает меня самого на седьмое небо!

Он встал с постели и подошел к окну. Уже стемнело — ночь в этих местах опускалась быстро. В небе ярко сверкали далекие звезды, а за густыми ветвями сада угадывалась полная луна.

— Но самолет с твоим именем — это не единственный сюрприз, который я приготовил тебе. — Он с улыбкой повернулся к Ингрид.

— Ты интригуешь меня, Биллем! Что же еще ты приготовил мне?

— Что еще? — Он вытащил из коробочки небольшой пульт, похожий на тот, что используют для переключения телевизионных программ, и лег рядом с Ингрид. — Смотри!

Биллем нажал на кнопку, и Ингрид не поверила своим глазам: кровать, на которой они лежали, начала медленно подниматься вверх. А затем крыша дома внезапно распахнулась, и она увидела прямо над головой усыпанное звездами небо. Еще несколько мгновений — и они вознеслись на самый верх. Ингрид почувствовала пряный аромат южноафриканской ночи, увидела луну, сверкающую, как золотой медальон на груди юной эфиопки. Ночное небо было совсем рядом — можно сказать, вокруг их кровати, застеленной белоснежными шелковыми простынями. Это было так фантастично, что она на мгновение потеряла дар речи.

— Первым это придумал легендарный миллиардер Вандербильдт, — улыбаясь проговорил Биллем. — Подобная кровать была установлена в одном французском замке, который так ему понравился, что он разобрал его по кирпичикам и перевез в Америку, в Бостон. Когда я прочитал об этом в одном журнале, то сразу загорелся этой идеей. Надо было лишь успеть все сделать к твоему приезду. Как видишь, это удалось.

Привстав на локте, Ингрид огляделась. На фоне звездного неба темнели зубцы далеких гор, напоминая стены и башни какого-то фантастического замка. Серебряный свет луны заливал реку Сондахс и озеро Калсберг. А над головой таинственно мерцали созвездия. У Ингрид кружилась от восторга голова. Это счастье было сладким и свежим, как мед в сотах. Это была радость, которую невозможно было выразить словами — безграничная и опьяняющая, такая же бездонная, как и небо вокруг них. Ингрид чувствовала, как все расплывается перед ее глазами в головокружительном восторге. У нее было такое чувство, словно она парит и возносится куда-то вверх, к самым звездам. Теперь я действительно выше всех, подумала она и чуть не потеряла сознание.

— Ингрид, Ингрид, — услышала она. Биллем сжал ее в своих объятиях, и она увидела его лицо прямо перед собой, а над ним — волшебный свет мерцающих звезд.

— Я никогда в жизни не испытывала ничего подобного, — счастливо выдохнула она.

— Я тоже, — прошептал Биллем. Он смотрел на Ингрид бесконечно влюбленными глазами. — Такое наверняка бывает только раз в жизни.

Боже, как же я была права, бросив этого жалкого зануду Антуана! — пронеслось в голове Ингрид. Он прожужжал мне уши насчет своего желания иметь детей, а Биллем готов бросить к моим ногам весь мир! Я была женой какогото бордоского ресторатора, владельца мини-гостиницы, а теперь моим именем называют самолеты! Даже страшно подумать, что было бы со мной, если бы я осталась в Бордо…

У Антуана потекли пустые серые дни, ничем не отличавшиеся друг от друга. Однажды, сидя в своем вольтеровском кресле, он печально подумал: боже, сколько событий произошло всего за несколько месяцев! Я встретил прекрасную девушку и полюбил ее. Но она исчезла из моей жизни. Жена неожиданно бросила меня и с новым мужем укатила в далекую Южную Африку. Но это я еще могу пережить, ведь моя жизнь с Ингрид давно превратилась в пытку. Однако теперь и знаменитый шеф-повар покинул мой ресторан. В тот самый момент, когда мне нужна была настоящая поддержка. Весь мой бизнес, по сути, летит под откос. Да что бизнес, вся жизнь моя улетела под откос.

Он горько усмехнулся и сделал глоток коньяка. Он уже не замечал, как много стал пить за последние дни. Он просто не мог отказать себе в этом. А «Хеннесси» был так дьявольски хорош, что от него просто невозможно было отказаться. Тонкий аромат и вкус коньяка настолько подчинил себе Антуана, что он уже не мыслил себе жизнь без этого напитка и начинал теперь с рюмочки «Хеннесси» даже свое утро, хотя раньше неизменно начинал его с мощной зарядки. Но что ему еще оставалось делать, когда «Хеннесси» остался его единственным утешителем, единственным, кто не покинул его?

Так продолжалось много дней. Дела в ресторане шли все хуже и хуже, и многие старые клиенты, видя, что дело безнадежное, просто «проголосовали ногами», уйдя в другие заведения, где теперь готовили значительно лучше и разнообразнее. Жером старался открыть глаза Антуану, обратить его внимание на это, но хозяин не слушал его. Или не слышал.

Но однажды в его кабинет вошли все пять официантов, которые работали в ресторане. Лишь двое из них были французами, а трое — иностранцами: один хорват, один поляк и один турок со швейцарским паспортом. Она встали перед его столом и в упор мрачно посмотрели на него.

— Что случилось? — спросил Антуан.

— Месье, когда мы нанимались на работу, мы подписывали контракт с лучшим рестораном Бордо, — сказал самый старший и опытный из них, Филипп Моруа. — А теперь из ресторана уходят клиенты. Он на глазах становится все хуже и хуже. Да, нам платят прежнюю зарплату, но работать в таком заведении становится просто не престижно. Мы не понимаем, что случилось, но, говорят, все дело в вас.

— Во мне? — горько усмехнулся Антуан. — Разве я Патрик О'Коннор, который ушел из ресторана, фактически бросив нас в самый трудный момент? Или Ингрид, которая оставила меня без денег, да еще и заставила влезть в многомиллионные долги?

— Вы тот, кто создал этот отель и ресторан! — решительно произнес Филипп Моруа. — Можно сказать, что вы их отец. Мы прекрасно знаем, что было здесь до того, как вы пришли сюда. И что стало потом. Но мы, к сожалению, видим и то, что стало теперь. И поэтому мы говорим вам: или вы решительно возьмете себя в руки и восстановите былую славу ресторана, или мы уходим.

— А уход наш, скорее всего, будет означать окончательный закат ресторана, — бросил самый маленький из всей пятерки — Златко Чекович из Хорватии.

— Это ультиматум? — поднял брови Антуан.

— Только в том случае, если у вас окончательно опустились руки и вы намерены скатиться в бездну, — сказал Филипп Моруа. — Но если вы возьметесь за дело, то мы протянем вам руку помощи. Мы готовы работать даже за меньшую плату, пока ресторан не выйдет из кризиса и вы не наладите все так, как было раньше.

Антуан посмотрел на своих официантов новым взглядом. Раньше он не обращал на них особого внимания — они всегда казались ему чем-то вроде придатков к кухне, где царил лишь один шеф-повар. Но выяснилось, однако, что и у них были глаза и они очень многое видели и понимали.

— Спасибо вам, друзья, — растроганно произнес он. — Хорошо, что вы пришли и сказали мне это. Ваши слова горькие, жесткие и жестокие, но они, пожалуй, единственно необходимые в данной ситуации. Да, мне и только мне надо взять себя в руки. Ничего не потеряно. И Патрик О'Коннор не единственный шеф-повар на белом свете. Все можно опять наладить, надо только взяться за это! — Он пожал им руки и сунул Филиппу Моруа недопитую бутылку коньяка: — Заберите ее с собой и распейте по окончании рабочего дня. А мне больше пить нельзя. Ни капли!

Вызвав затем Жерома, Антуан долго изучал финансовую отчетность ресторана и отеля. Дела действительно пошли на спад — и так сильно, что ему на мгновение даже стало страшно. Но он встряхнулся, вспомнив, как создал ресторан буквально с нуля и как практически собственными руками отремонтировал и переоборудовал гостиницу.

— Мне очень жаль, Жером, что я не слушал тебя раньше, — признался он. — А теперь все оказалось таким запущенным, что дальше некуда. Но ничего, даже лягушка из сказки, попав в банку с молоком, молотила лапками до тех пор, пока не сбила масло и не смогла выбраться наружу. Это то, что нужно мне, — забыть про все неудачи и снова начать работать так, чтобы чертям стало тошно.

— Самое плохое, что от нас отвернулись клиенты, — тихо промолвил Жером.

— Да, — опустил голову Антуан. — И в этом огромная доля моей вины. Теперь придется завоевывать клиентов снова. А пока надо сделать вот что. Снизим до предела плату за номера в отеле — чтобы они не пустовали ни минуты. Пусть у нас появится хоть и небогатая, но зато постоянная публика. И обедать она тоже будет в нашем ресторане — это и близко, и экономически выгодно. А там, глядишь, мы постепенно вернем себе все когда-то завоеванные позиции.

Жером кивнул.

— Прекрасная программа. Самое главное, реалистичная. — Он немного помедлил. — Но что делать с вакансией шеф-повара?

Антуан нахмурился.

— Это самый сложный вопрос. Пока у меня даже нет идей, где его можно найти. Но я возьму это на себя. И решу эту проблему, обещаю!

Антуан до поздней ночи сидел в кабинете, отдавая необходимые распоряжения и восстанавливая разладившийся было механизм управления рестораном и гостиницей. Он еще раз просмотрел бумаги по банковским кредитам, которые пришлось взять, чтобы рассчитаться с Ингрид, и определил новый график платежей. Ситуация была непростой, но теперь он верил, что ему удастся справиться. И, завершив этот день уже без капли спиртного, он вернулся в свой дом.

Подойдя к окну, он взглянул на панораму ночного Бордо. Он походил на город из сказки: темная поверхность Гаронны переливалась отраженными электрическими огнями пароходов, вдалеке сиял купол Оперного театра, а с ним соседствовала искусно подсвеченная церковь Святого Креста, известная своими гробницами королей из династии Каролингов. Над ними нависала готическая базилика Сен-Мишель, построенная на холме, где, согласно древней легенде, находился священный дуб, которому поклонялись древние жители Бордо. А высоко в небе, словно сказочный фонарь, плыла полная луна, заливая бледным светом огромный старинный парк, раскинувшийся вокруг замка Роганов. Панорама была настолько прекрасной, что у Антуана невольно захватило дух.

Что это я нюни распустил? — подумал он. Ведь теперь я свободный человек. И теперь я — и это самое главное! — могу жениться на Николь. Он решительно хлопнул в ладоши. Да, я женюсь на ней, пусть для этого придется перевернуть весь мир. Я найду ее, и она станет моей женой.

Счастливая улыбка разлилась по его лицу. Да, теперь больше ничто не мешало ему осуществить свою заветную мечту — соединиться наконец с Николь. Ингрид больше никак не могла воспрепятствовать его планам. А значит, самый главный барьер на его пути к Николь окончательно исчез.

Поеду-ка я к дядюшке Бено и расскажу ему, что отныне я свободный человек, решил Антуан. Он ведь настоящий друг. И ему наверняка будет интересно узнать, что же приключилось в последние недели.

Он не ошибся: стоило ему позвонить в Перигор и заикнуться о том, что он хотел бы повидаться с дядюшкой Бено, как тот закричал, чтобы Антуан ехал не откладывая — он очень соскучился и ему не терпится узнать все последние новости.

Когда Антуан приехал в Перигор, ему пришлось волей-неволей нарушить свой зарок не употреблять больше спиртного, ведь иначе отметить свободу было невозможно. Узнав о том, что Ингрид больше не жена Антуана, и выпытав у него все подробности того, как она ушла от него, дядюшка Бено решительно сказал:

— За то, что эта стерва все-таки покинула тебя, надо выпить! Стаканом газировки «перье» такие события не отмечают!

За бутылкой коньяка последовало вино, и лишь под утро старые друзья задремали.

Они не слышали, как кто-то стучал в дверь домика. И только выйдя днем в сад, старик заметил лежащий в его почтовом ящике конверт. На нем не был указан обратный адрес, но все остальное было написано до боли знакомой рукой. Старик сразу узнал почерк Николь.

— Антуан, — закричал он, — пришло письмо от Николь!

Антуан бросился к Бено.

— Скорей открывай! — дрожал от нетерпения Антуан.

Дядюшка Бено открыл конверт и начал громко читать.

«Дорогой дядюшка, успокойся. Я жива и здорова — по крайней мере, физически. Прости, что рассталась с тобой плохо. Но если бы ты знал, что сделали со мной эти монстры, ты бы не обиделся на меня.

Здесь все иное, чем во Франции, — и климат, и люди. Но меня они очень хорошо приняли. Правда, я скучаю по Франции и по осени, когда мы так замечательно собирали трюфели. Мое сердце рвется к тебе. И к Антуану тоже. Но пока он живет с этим чудовищем, не только наше счастье, но и наша встреча невозможны. Обнимаю тебя, твоя Николь».

— Николь жива! Жива! Какое счастье! — воскликнул дядюшка Бено.

Потом он протянул письмо Антуану:

— Ты моложе и умнее меня. Изучи это письмо. Может, здесь мы обнаружим какой-то намек на ее местонахождение.

Антуан опустился в садовое кресло и долго и внимательно перечитывал письмо Николь. Старик молча сидел рядом, боясь отвлечь Антуана хотя бы даже одним словом.

Наконец Антуан заговорил:

— Думаю, она живет где-то в теплых краях, где не бывает осени.

Дядюшка Бено радостно кивнул. За последние полчаса он помолодел и снова был похож на знаменитого энергичного тартюффайо.

— К тому же среди людей другой национальности, но при этом доброжелательных, — сделал второй вывод Антуан.

— Ты забыл главное! — вскричал дядюшка Бено.

— Главное?

— Да! Главное, она любит тебя, Антуан.

— Ты так считаешь? — Лицо Антуана озарила счастливая улыбка. — Как бы я хотел, чтобы ты был прав. Хотя я понял и еще одну вещь.

— Какую же?

— Одним из монстров, надругавшихся тогда над Николь, была… моя бывшая жена. — На скулах Антуана заиграли желваки.

–. Пожалуй, ты прав. Хотя я не совсем понимаю, как это может быть. Но ясно одно: ты, Антуан, не сможешь допросить Ингрид. А она в любом случае никогда не скажет тебе правды о том, что случилось в тот день. — Лицо дядюшки Бено помрачнело: — Но если Ингрид попадется мне когда-нибудь, я просто убью ее. — Его глаза метали зловещие молнии.

— И все же какое счастье, что она… ушла от меня. И как я сочувствую этому глупому господину Рейсдалу! — воскликнул Антуан.

— Отныне ты свободный человек, Антуан, и можешь целенаправленно заняться поисками Николь.

— Я готов посвятить этому всю жизнь. И я найду Николь! — решительно заявил Антуан.

Плечи его расправились. Он стал как будто выше ростом. А его красивые карие глаза горели такой любовью, что Бено окончательно поверил: Антуан обязательно найдет Николь.

— Есть только одна проблема, — немного смущенно заметил Антуан. — Дело в том, что из-за этого чертового развода я запустил дела в ресторане. И мои собственные официанты предъявили мне ультиматум: или я, вновь засучив рукава, берусь за дело, или они уходят. Мне удалось кое-что сделать в последнее время, однако я так и не смог найти шеф-повара, который заменил бы ушедшего Патрика О'Коннора. Но если я брошу сейчас все силы на поиски Николь, то, наверное, ресторан снова придет в упадок. И мне, возможно, придется все-таки продать его, чтобы расплатиться со всеми долгами, которые остались после развода.

— Не болтай чепухи! — резко оборвал его дядюшка Бено. — Пусть лучше каждый занимается своим делом. Ты будешь искать Николь, а я займусь твоим рестораном. Думаю, мне хватит здравого смысла разобраться во всех делах и наладить работу так, как она велась все последние годы. Одновременно я постараюсь подыскать достойную кандидатуру нового шеф-повара, чтобы ты мог посмотреть на этого человека и принять окончательное решение. Я, может быть, и не очень досконально разбираюсь в кулинарии, но уж в людях-то я точно разбираюсь!

— Ты просто мой спаситель, дядюшка Бено! — Растроганный Антуан так крепко обнял старика, что тот даже заворчал. — Так и поступим.