Сладкоречивый незнакомец (ЛП)

Глава 6

Я не думала, что такое возможно, но моя вторая ночь с Люком прошла даже хуже, чем первая. Удовольствие, которое я получила от удивительного стейка, превосходного вина и оживленной беседы во время ужина, сошло на нет после второго кормления.

— Ты настоящий губитель удовольствия, Люк, — сказала я малышу, который вовсе не был этим обеспокоен.

Я потеряла счет, сколько раз я просыпалась и сколько подгузников поменяла, но, вроде бы я проспала не больше двадцати минут кряду. Когда мой будильник зазвонил в половину восьмого, я с трудом выбралась из постели и поплелась в ванную, чтобы почистить зубы и принять душ.

Пятнадцатиминутный душ и две чашки несвежего кофе из миниатюрной кофеварки с верхней полки каким-то образом привели меня в чувство. Я надела брюки цвета хаки и светло-голубую блузку с короткими рукавами, а также сандалии из плетеной пеньки на плоском ходу. Я подумывала над дилеммой: высушить мне волосы феном или нет, опасаясь, что шум разбудит ребенка, а потом мрачно решила, что он все равно когда-нибудь должен заплакать.

После того, как я уложила волосы в гладкий «боб», я выключила фен.

Тишина.

Что случилось с Люком? Почему он такой спокойный? Я поспешила в спальню и проверила его. Он спокойно лежал на спинке, его грудь поднималась и опадала, щечки были нежно-розового цвета. Я дотронулась до него, только чтобы проверить, все ли с ним в порядке. Он зевнул и крепче закрыл глаза.

— А теперь ты хочешь спать, — проворчала я.

Я села возле него, глядя на удивительно тонкую кожу, изящные реснички, крохотные сонные черты лица. Его бровки были настолько редкими и шелковистыми, что их почти не было заметно. Он был похож на Тару. Я могла видеть сходство в форме носа и рта, — хотя его волосы были иссиня-черными. Как у Джека Тревиса, подумала я, касаясь пальцем мягких прядок.

Отойдя от кроватки, я отправилась снимать свой мобильный со штепсельной зарядки. Я набрала номер кузины Лизы.

Она сразу ответила.

— Алло?

— Это Элла.

— Как поживает малыш?

— С ним все в порядке. А у тебя наметился хоть какой-то прогресс в поисках Тары? Потому что, если нет…

— Я нашла ее, — триумфально заявила Лиза.

Мои глаза широко раскрылись.

— Что? Где она? Ты с ней говорила?

— Не напрямую. Но есть этот парень, к которому она ходит, когда нее тяжелые времена…

— Ходит? — настороженно повторила я. — Ты имеешь в виду, типа встречается?

— Не совсем так. Он женат. Но все-таки, я подумала, что Тара могла отправиться к нему. Поэтому я нашла его номер и оставила ему сообщение, а он, наконец, перезвонил мне. Он сказал, что у нее все нормально, и она была с ним последние пару дней.

— Кто этот парень?

— Я не могу тебе сказать. Он не желает, чтобы его имя всплыло в таком деле.

— Держу пари, что не желает. Лиза, я хочу точно знать, что происходит с моей сестрой, где она, и…

— Она в клинике в Нью-Мексико.

Мое сердце вдруг так стремительно забилось, что я испытала головокружение.

— Что это за клиника? Реабилитационная? Принимает ли она наркотики?

— Нет, нет, никаких наркотиков. Я полагаю, что у нее что-то вроде нервного срыва.

Слово «нервный срыв» напугало меня, и я резко спросила:

— Как называется эта клиника?

— Оздоровление Маунтин Вэлли.

— Это тот парень записал ее, о котором ты говорила? Или она сама? В каком она состоянии?

— Не знаю. Тебе нужно спросить ее саму.

Я сильно зажмурилась, когда заставила себя спросить:

— Лиза… она… не пыталась себе навредить, верно?

— Ах, ничего подобного. Все, что я могу сказать, это что она не справилась с ребенком. Вероятно, ей необходим отдых.

При этом я безрадостно улыбнулась, вспомнив, что Таре необходимо больше, чем просто отдых.

— Все равно, — говорила моя кузина, — вот телефонный номер этого заведения. И я думаю, что ты сможешь ей позвонить сейчас с мобильного.

Я записала данные, попрощалась, и отправилась прямо к своему лэптопу.

Поиск этой клиники в Гугле выдал, что этот Центр Краткосрочного местного лечения находился в маленьком городке возле Санта-Фе. Судя по фотографиям на его веб-сайте, это место было больше похоже на спа-курорт или курорт для отдыхающих, а не клинику для умственного оздоровления. Вообще-то, там были упомянуты несколько общих и диетологических сеансов терапии. Но это место, оказалось, обладало сертифицированным и лицензированным персоналом и предоставляло интенсивные психиатрические услуги. «Лечебная» страница, в основном, акцентировала внимание на оздоровлении разума и тела, с целью использования По-минимуму, или вовсе не используя медитацию.

Оздоровление в Маунтин-Вэлли казалось слишком несерьезным заведением для человека с нервным срывом. Есть ли у них возможности оказать ей помощь? Предоставляют ли ни консультации у психолога, наряду с косметическими процедурами и педикюром?

И хотя я очень хотела позвонить в приемную, но знала, что там не при каких обстоятельствах не нарушат конфиденциальность одного из их пациентов.

Сидя за столом в углу комнаты, я сжала голову руками. Я думала о том, в насколько плохом состоянии сейчас моя сестра. Страх. Жалость, мука, гнев, все смешалось внутри меня, когда я вспомнила, что для большинства людей, воспитанных в такой среде так, как мы, было бы невозможным нормально существовать.

Я подумала о театральных выходках моей матери, о причудливых зигзагах логики, о тех диких порывах, которые ошеломляли и пугали нас. Все эти мужчины, которые приходили и уходили, являясь частью отчаянных усилий матери стать счастливой. Но все было напрасно. Наши жизни не были обычными, и наши усилия, которые мы прилагали, чтобы показать, что это не так, оставили меня и Тару в горькой изоляции. Мы выросли, сознавая, что отличаемся от других.

Ни одна из нас, казалось, не могла быть близка ни с кем. Даже друг с другом. Близость означала, что тот, кого ты любишь больше всего, причинит тебе наибольший вред. Как от такого отучиться? Это было глубоко впитано во все волокна и сосуды. Подобное невозможно вырезать.

Я медленно подняла трубку и набрала номер мобильного Тары. На сей раз, в отличие от предыдущих попыток, она ответила.

— Алло?

— Тара, это я.

— Элла.

— Ты в порядке?

— Да, все хорошо, — голос моей сестры был высоким и нерешительным.

Голос маленького ребенка. При этом звуке на меня нахлынула тысяча воспоминаний. Я вспомнила того ребенка, каким она была. Я вспомнила, как читала ей в те дни и ночи, когда мы оставались одни очень надолго, когда не было достаточно еды, и мы понятия не имели, где наша мама. Мне приходилось читать про волшебных созданий, храбрых детей, кроликов — любителей приключений. А Тара все слушала и слушала, крепко прижавшись к моему боку, но я не жаловалась, хотя нам обеим было жарко, и мы потели, потому что не было кондиционера.

— Эй, — мягко сказала я. — Что с тобой происходит?

— Ой…, да почти ничего.

Мы обе хихикнули. Я испытала облегчение, что, даже если моя сестра, возможно, сошла с ума, у нее осталось чувство юмора.

— Тара Сью… — я прошла к кровати, чтобы взглянуть на Люка. — Ты единственная из моих знакомых, кто ненавидит сюрпризы так же, как и я. Разве небольшое предупреждение — это так сложно? Ты могла мне позвонить. Написать на электронную почту. Послать мне эссе на тему «Как я провела лето». Вместо этого мне позавчера ночью позвонила мама.

Прошло долгое молчание.

— Она на меня злится?

— Она всегда злится, — разумно ответила я. — Если ты хочешь знать, как она отреагировала на Люка… ну, я думаю, если бы ей, хотя бы раз, пришло в голову, что одна из нас может совершить непростительный грех и сделать ее бабушкой, она бы нас стерилизовала до периода полового созревания. К счастью для Люка, мамочка не очень-то думает наперед.

Теперь Тара словно плакала.

— С ним все в порядке?

— Замечательно, — тут же ответила я. — Он здоров и хорошо кушает.

— Я полагаю… я полагаю, что ты теряешься в догадках, почему я оставила его с мамой.

— Да. Но прежде, чем ты мне об этом расскажешь, где ты находишься? В той клинике, о которой мне рассказала Лиза?

— Да, я попала сюда прошлой ночью. Это милое местечко, Элла. У меня личная комната. Я могу приходить и уходить, когда хочу. Они сказали, что мне желательно остаться здесь хотя бы месяца на три.

Я ошеломленно молчала. Почему три месяца? Откуда они знали, сколько времени необходимо, чтобы решить проблемы Тары? Они что, прикинули и решили, что ее безумие стоит трех месяцев? Явно, что если бы она была психопаткой или склонной к самоубийству особой, они бы пожелали оставить ее на более долгое время. Возможно, они не хотели говорить Таре правду, что она записана в их дополнительную местную программу? Я сразу захотела задать с дюжину вопросов. И все из них были настолько срочными, что создали затор, и я не могла издать ни звука. Я прокашлялась, пытаясь очистить горло от скопившихся слов, которые на вкус были солеными.

Как будто ощутив мою беспомощность, Тара заговорила:

— Мой друг Марк купил мне билет на самолет и всё устроил.

Марк. Тот женатый мужчина.

— Ты хочешь там быть? — мягко спросила я.

Вздох.

— Я не хочу быть нигде. Элла.

— Ты уже с кем-нибудь разговаривала?

— Да, с женщиной. Доктором Джеслоу.

— Тебе она понравилась?

— Она показалась мне очень милой.

— Как ты думаешь, сможет ли она тебе помочь?

— Я так полагаю. Не знаю.

— О чем вы говорили?

— Я рассказала ей, как оставила Люка с матерью. Я не собиралась поступать так — просто оставить ребенка.

— Можешь ли ты мне сказать, почему ты так поступила, милая? Что-то случилось?

— После того, как вышла из больницы с Люком, я поехала домой в квартиру с Лизой на пару дней. Но всё было так странно. Ребенок казался не моим. Я не знаю, как должен вести себя родитель.

— Разумеется, нет. Наши родители совсем не были настоящими родителями. У тебя не было примера, которому ты могла бы следовать.

— Казалось, что я не могу ни секунды находиться в своей шкуре. Каждый раз, посмотрев на Люка, я не знаю, чувствую ли я то, что должна чувствовать. И потом стало казаться, что я отплываю из собственного тела и ускользаю. И даже, когда я приходила в себя, я была словно в тумане. Я полагаю, что я все еще в тумане. Мне это совсем не нравится. — Долгое молчание, а потом Тара осторожно поинтересовалась, — я схожу с ума, Элла?

— Нет, — тут же ответила я. — У меня возникала та же проблема пару раз. Терапевт, к которому я ходила в Остине, сказал, что это своего рода отходной путь, который мы вырабатываем для себя. Способ пережить травму.

— Ты все еще испытываешь подобное?

— Чувство, словно я вне своего тела? Нет, уже давно. Терапевт может помочь попасть тебе туда, где это прекратиться.

— Знаешь ли ты, что бесит меня, Элла?

Да. Я знала. Но все равно спросила:

— Что?

— Я пытаюсь думать о том, каково было жить с мамой и ее истериками, и всеми этими мужчинами, которых она приводила в дом…, а единственное, что я ясно помню, это только то время, когда я была с тобой…, когда ты готовила мне ужин в тостере и читала истории. Что-то вроде этого. А остальное — большой пробел. И когда я стараюсь что-то вспомнить, я начинаю чувствовать испуг и головокружение.

Мой голос, когда я смогла ответить, был густым и дрожащим, как рассыпчатая сахарная глазурь, которой я пыталась посыпать тоненький пирог.

— Ты рассказывала доктору Джеслоу о том, что я рассказывала тебе про Роджера?

— Я кое-что ей рассказала, — ответила она.

— Хорошо. Может быть, она поможет тебе вспомнить больше.

Я услышала хриплый вздох.

— Это сложно.

— Я знаю, Тара.

Наступило долгое молчание.

— Когда я была маленькой, я чувствовала себя, как собака за электрическим забором. Вот только мама все время меняла границы. Я не была уверена, куда можно пойти, чтобы не быть битой. Она была безумной, Элла.

— Была, — сухо спросила я.

— Но никто не хотел слышать об этом. Люди не хотят верить, что матери могут быть такими.

— Я в это верю. Я там была.

— Но ты не осталась, чтобы я могла с тобой поговорить. Ты уехала в Остин. Ты меня бросила.

До этого момента я никогда не испытывала настолько сильное чувство вины, чтобы все мои нервы одновременно кричали от боли. Я так отчаянно пыталась убежать от той удушающей жизни, с ее разрушающими душу рамками, что оставила свою сестру бороться в одиночку.

— Мне жаль, — сумела произнести я. — Я…

Послушался стук в дверь.

Было девять пятнадцать. Я должна была быть в вестибюле с Люком и ждать Джека Тревиса.

— Черт, — пробормотала я. — Подожди секунду, Тара, — это горничная, не вешай трубку.

— Ладно.

Я подошла к двери, открыла и жестом пригласила Джека Тревиса войти резким движением руки. Я была взволнована, как будто распадалась на части.

Джек зашел в номер. Каким-то образом его присутствие успокоило грохочущий шум в моих ушах. Его глаза были темными и безмерно глубокими. Он встревожено взглянул на меня, полностью оценив ситуацию. Кратко кивнув, что означало «все просто зашибись», он подошел к кроватке и посмотрел на спящего младенца.

На нем были слегка мешковатые джинсы и зеленая рубашка поло, с прорезями по бокам: такой костюм мужчина мог надеть только, если у него была идеальная фигура, и ему было наплевать на то, чтобы выглядеть выше, мускулистее, стройнее, потому что он и так был таким.

Мои чувства послали мне первое предупреждение, когда я увидела этого крепко сложенного мужчину, стоящего над малышом, который был слишком беспомощным, чтобы даже самому перевернуться. На долю секунды, я была изумлена своими защитными инстинктами в отношении ребенка, который даже не был моим. Я была словно тигрица, готовая разорвать когтями. Но я успокоилась, когда заметила, что Джек поправил одеяльце на крохотной груди Люка.

Я сидела на оттоманке, расположенной у мягкого кресла.

— Тара, — осторожно сказала я. — Я немного ошеломлена участием твоего друга Марка во всем этом. Он платит за твое пребывание в клинике?

— Да.

— Я хочу за это заплатить. Я не желаю, чтобы ты была ему должна хоть что-то.

— Марк никогда не потребует от меня выплатить ему долг.

— Я имею в виду, что ты ему должна на эмоциональном уровне. Тяжело сказать «нет» кому-то, кто уже выкинул такие деньги на тебя. Я твоя сестра. Я позабочусь об этом.

— Все в порядке, Элла, — ее голос дрожал от досады и крайней усталости. — Забудь об этом. Мне не это от тебя нужно.

Я вмешивалась так осторожно, как только могла. Это было похоже на удаление лепестков из сердцевины цветка так, чтобы он не распался.

— Он — отец ребенка?

— У этого ребенка нет отца. Он только мой. Прошу, не спрашивай об этом. Со всем этим дерьмом, которое уже свалилось на меня…

— Ладно, — поспешно сказала я. — Ладно. Просто… если ты не укажешь отца Люка, то он не сможет законно претендовать на отцовскую поддержку. И если ты когда-нибудь подашь прошение штату на финансовую помощь, они будут настаивать на том, чтобы ты указала личность отца ребенка.

— Мне это не нужно. Папочка Люка поможет, когда в этом возникнет необходимость. Но он не желает ни опеки, ни прав на посещения, ничего в этом духе.

— Ты в этом уверена? Он так сказал?

— Да.

— Тара… Лиза говорила, ты утверждаешь, что отец — Джек Тревис.

Я заметила, что спина Джека напряглась, линии крепких мускулов обозначились под превосходной зеленой рубашкой с разрезами.

— Это не так, — просто ответила она. — Я ей это сказала только потому, что она все время меня спрашивала об этом, и я знала, что это ее заткнет.

— Ты уверена? Потому что я была готова заставить его пройти тест на отцовство.

— О, Боже. Элла, не надоедай Джеку Тревису. Он не отец. Я даже никогда с ним не спала.

— А почему сказала Лизе, что переспала?

— Я не знаю. Полагаю, что мне было неловко, что он меня не захотел, и не хотела признаваться в этом Лизе.

— Я не думаю, что была хоть одна причина для того, что ты чувствовала себя неловко, — мягко сказала я. — Я думаю, что он повел себя, как джентльмен. — Краем глаза, я заметила, что Джек сел на краешек кровати. Я чувствовала, что он смотрел на меня.

— Ерунда, — моя сестра казалась уставшей и обиженной. — Мне пора идти.

— Нет. Подожди. Еще пара вопросов. Тара, ты не будешь возражать, если я поговорю с доктором Джеслоу?

— Ладно.

Я была изумлена таким быстрым согласием.

— Спасибо. Скажи ей, что она может поговорить со мной. Она также захочет письменное разрешение. И вот еще что… Тара… Что ты хочешь, чтобы я сделала с Люком, пока ты в клинике?

Наступила такая долгая и абсолютная тишина, что я было подумала, что телефонная связь оборвалась.

— Я думала, ты о нем позаботишься, — наконец ответила Тара.

Я чувствовала себя так, словно мой лоб прибили к черепу. Я потерла его, передвигая натянутую кожу, крепко нажимая на небольшую ложбинку, где верх моего носа переходил в глазную долю. Я была в ловушке. Загнана в угол.

— Я не думаю, что смогу уговорить на это Дэйна.

— Ты могла бы переехать к Лизе. Бери мою часть арендной платы.

Я слепо уставилась на дверь в номер, и подумала, что, наверное, к лучшему, что Тара не могла видеть моего лица. Я уже платила месячную арендную плату пополам с Дэйном. А мысль о том, чтобы переехать к моей кузине, которая приводила бы в квартиру мужчин в любое время суток…, не говоря уже о том, какова будет ее реакция на жизнь с кричащим младенцем… нет, это не сработает.

Тара снова заговорила, каждое слово следовало за предыдущим, словно веревка грохочущих консервных банок.

— Тебе придется найти решение. Я не могу об этом думать. Я не знаю, что тебе сказать. Найми кого-нибудь. Я попрошу Марка заплатить за это.

— А я могу поговорить с Марком?

— Нет, — пылко ответила она. — Просто решай, что хочешь сделать. А все, что мне от тебя требуется — позаботиться три месяца о ребенке. Три месяца из всей твоей жизни, Элла! Ты не можешь сделать это ради меня? Это единственное, что я когда-либо просила тебя сделать! Ты не можешь мне помочь, Элла? Не можешь?

Ее голос был наполнен паникой и яростью. Когда Тара заговорила, я услышала в ее голосе тон нашей матери, и это меня напугало.

— Да, — мягко ответила я. И повторяла до тех пор, пока она не замолчала. — Да… да.

И потом нам нечего было сказать, и мы просто дышали в трубку.

«Три месяца, — слабо подумала я, — для Тары, чтобы разобраться со своим полностью испорченным детством и всеми его отвратительными отголосками». Сможет ли она это сделать? И смогу ли я уберечь мою жизнь от взрыва до того момента?

— Тара… — сказала я, спустя несколько минут, — Я участвую, я участвую в этом. Ты позволишь мне поговорить с доктором Джеслоу. И ты дашь мне говорить с тобой. Я не буду часто названивать, но когда я позвоню, не избегай меня. Ты же хочешь узнать, как поживает ребенок, верно?

— Ладно. Да.

— И на заметку, — не могла не добавить я, — ты просила меня что-то сделать много раз.

Ее тоненький смех зашелестел в моих ушах.

Прежде чем Тара повесила трубку, она сообщила мне номер своей комнаты и местную линию, по которой я могу дозвониться до нее в клинике. И хотя я хотела поговорить с ней дольше, она резко закончила разговор. Я закрыла мобильный телефон, вытерла его мокрый от пота корпус о джинсы, и отложила его с невероятной осторожностью. Ошеломленная, я пыталась подумать о том, что происходит. Это было похоже на бег за движущимся автомобилем.

— Кто, черт побери, этот Марк? — выразила я свои мысли вслух.

Я была парализована. Я не двигалась и не посмотрела вверх, даже, когда заметила туфли Джека Тревиса. Жесткие кожаные туфли без шнуровки со сложным плетением. Он держал что-то двумя пальцами… сложенный клочок бумаги. Молча отдал его мне.

Открыв листок, я увидела адрес клиники в Нью-Мексико, а под ним имя Марка Готтлера, вместе с телефонным номером и адресом Братства Вечной Правды.

Я покачала головой в замешательстве.

— Кто он такой? Каким образом тут замешана церковь?

— Готтлер — второй пастор, — Джек присел передо мной так, что наши лица оказались на одном уровне. — Одной из его кредиток оплачено пребывание Тары в этой клинике.

— Боже мой. Как вы… — я запнулась, вытирая рукой пот со лба. — Ух ты, — нетвердо заметила я. — Ваш сыщик на самом деле хорош. Как он так быстро получил информацию?

— Я позвонил ему вчера, сразу после того, как встретил вас.

Разумеется. С такими невообразимыми ресурсами в его распоряжении, Джек мог проверить все. Без сомнения, меня он тоже проверил.

Я снова посмотрела на листок.

— Как моя сестра связалась с женатым пастором церкви?

— Кажется, агентство по временному трудоустройству, на которое она работает, посылало ее туда время от времени.

— Делать что? — горько спросила я. — Собирать пожертвования?

— Это мега-церковь. Большой бизнес. Они нанимают магистров административного бизнеса, предлагают консультации по инвестициям, заведуют собственным рестораном. Это похоже на какой-то проклятый Диснейленд. Тридцать пять тысяч прихожан, и их число растет. Готтлер выступает по телевидению всегда, когда главному пастору нужна замена. — Он наблюдал, как я переплела пальцы, отпустив адреса и номера телефонов в свободный полет до пола. — У моей компании есть пара контрактов на техническое обслуживание Вечной правды. Я встречался с Готтлером пару раз.

Я пытливо посмотрела на него.

— Правда? И какой он?

— Гладкий. Дружелюбный. Семьянин. Не похож на того, кто изменяет своей жене.

— Они никогда не выглядят так, — пробормотала я. Не сознавая, что делаю, я поставила руки как в детской игре, — вот церковь… вот колокольня… я расцепила пальцы и сжала руки в кулаки. — Тара не признается, что он — отец ребенка. Но зачем еще ему делать подобное для нее теперь?

— Есть единственный способ точно узнать. Но я сомневаюсь, что он охотно пройдет тест на отцовство.

— Нет, — согласилась я, пытаясь все это осознать. — Внебрачные дети точно не способствуют карьерному росту. — Казалось, кондиционер охладил температуру комнаты до градусов ниже нуля. Я дрожала. — Мне необходимо с ним встретиться. Как это сделать?

— Я бы не советовал вваливаться туда без приглашения. Мой офис в этом отношении проще. Но вы никогда не пройдете через входную дверь Вечной Правды.

Я решила сказать прямо.

— Вы могли бы мне помочь устроить встречу с Готтлером?

— Я подумаю об этом.

Я посчитала, что это значит «нет». Мой нос и губы онемели. Я посмотрела через плечо Джека на кровать, думая, не холодно ли ребенку.

— Он в порядке, — мягко заметил Джек, как будто читая мои мысли.

— Все наладится, Элла.

Я немного подскочила, когда почувствовала его руку на одной из моих. Я посмотрела на него, округлив глаза, раздумывая, чего же он хочет. Но в его взгляде и в прикосновении не было ничего определенного.

Его рука была ошеломляюще сильной и горячей. Что-то в этой здоровой хватке оживило меня, как наркотик, впрыснутый прямо мне в кровь. Такая интимная вещь, рукопожатие. Комфорт и удовольствие, которые я от этого черпала, казались нечестными по отношению к Дэйну. Но прежде, чем я смогла возразить или даже понять это ощущение, это теплое прикосновение исчезло.

Всю свою жизнь мне приходилось бороться с потребностями, вызванными отсутствием отца. Из-за этого, глубоко внутри, меня привлекали сильные мужчины, со способностью доминировать, и это настолько пугало меня, что я всегда отправлялась в другом направлении, к мужчинам вроде Дэйна, который позволяет тебе самой убивать пауков, нести портфель. Это было именно то, что я хотела. И вот такой мужчина, как Джек, совершенный мужчина, такой чертовски самоуверенный, тайно, словно фетиш, привлекал меня.

Мне пришлось облизать сухие губы прежде, чем я смогла заговорить.

— Вы не спали с Тарой.

Джек покачал головой, его взгляд был устремлен в мои глаза.

— Простите, — смиренно сказала я. — Я была так уверена в обратном.

— Знаю.

— Я не знаю, почему я так уцепилась за это.

— Не знаете? — прошептал он.

Я моргнула. Я все еще чувствовала свою руку там, где он ее держал. Мои пальцы дернулись, чтобы удержать это ощущение.

— Ну, — сказала я, странным образом задыхаясь, — вы свободны. Отмените визит к доктору, вы сорвались с крючка. Я обещаю, что больше вас не побеспокою.

Я стояла, и Джек тоже. Его тело было настолько близко, что я могла почти почувствовать сильный жар от него. Слишком близко. Я бы отступила, но вот оттоманка оказалась прямо позади меня.

— Вы будете заботиться о малыше, пока ваша сестра не встанет на ноги, — это было скорее утверждением, а не вопросом.

Я кивнула.

— Надолго?

— Она сказал, что на три месяца, — я попыталась, чтобы мой голос был сдержанным. — Я побуду оптимисткой, и предположу, что это не затянется.

— Вы отвезете его в Остин?

Я беспомощно пожала плечами.

— Я позвоню Дэйну. Я… Я не знаю, как это получится.

Совсем не получится. Я слишком хорошо знала Дэйна, чтобы с полной уверенностью ожидать проблем между нами.

Я вдруг подумала, что могу вовсе его потерять из-за всего этого.

Позавчера моя жизнь была великолепной. Сейчас она разваливалась. Как мне найти место в моей жизни для ребенка? Как я буду работать? Как мне быть с Дэйном?

Из кровати донесся тоненький плач. Каким-то образом, он заставил меня сосредоточиться. В данный момент Дэйн не имел никакого значения. Логика, деньги, карьера, ничто не имело значения. А сейчас самым важным был голодный и беспомощный младенец.

— Позвоните мне, когда решите, что делать, — сказал Джек.

Направившись к мини-бару, я поискала бутылочку охлажденной молочной смеси.

— Я больше вас не побеспокою. Правда. Мне очень жаль, я…

— Элла, — он подошел ко мне, сделав пару спокойных шагов, схватив меня за локти, когда я выпрямилась. Я напряглась от ощущения его теплых сильных пальцев. Он ждал, пока я смогла справиться с собой и посмотреть на него.

— Вы здесь не причем, — сказала я, пытаясь выразить благодарность, но несерьезно. Освобождая его.

Джек не позволил мне отвести взгляда.

— Позвоните мне, когда решите.

— Разумеется, — в мои намерения не входило снова встретиться с ним, и мы оба это знали.

Его губы скривились.

Я напряглась. Мне вовсе не нравилось, когда кто-то находил меня забавной.

— До свидания, Элла.

И ушел.

Люк пронзительно кричал с кровати.

— Я уже иду, — сказала я ему, спеша подготовить его бутылочку.