След Юрхора

Запись шестнадцатая ИВАН ПЕТРОВИЧ НАЗНАЧАЕТ СВИДАНИЕ

— Между прочим, — сказала я, — моя сестра предупреждала о вашем появлении.

— И моя тоже, — солгал он.

Конечно, солгал. Теперь, когда мне известен перевод прощальных Аллиных слов «Вале, Женечка!» — я уверена в этом. А вот я говорила чистую правду… «Чтоб носила мне! — приказала Ксюша, навешав на меня, лежащую, все свои бусы, брошки, кулоны и кольца. — Он увидит тебя и…» «Кто — он?» — спросила я с улыбкой. «Он! — повторила она сурово. — Он».

Теперь я знала: он — это Иван Петрович,

— У вас, значит, есть сестра? — проговорила я.

— Брат, — ответил он. — У меня есть брат, только живет он не здесь.

— В Москве? — вслух подумала я, вспомнив о троюродной Алле,

— Ну, вот еще! — сказал он. — Мой брат разводит кроликов.

Теперь он ехал совсем медленно. До выхода было рукой подать, а ему, видимо, не хотелось покидать скверик. Да и как покажешься на улице с такой сворой собак!

— А что, в Москве нельзя разводить кроликов?

— Где? — произнес он. — В метро?

Затем прибавил вполголоса, словно поверяя мне важную тайну:

— Мой брат живет в другом городе.

Опять! Как хоть он называется, таинственный другой город?

Мы остановились возле скамейки. Собаки тоже остановились. Они вытягивали шеи, принюхиваясь к посылкам, в одной из которых наверняка было что-то съестное.

— Посидим? — предложил Иван Петрович.

Я подумала.

— А они? — И кивнула на ящики.

— Они полежат. — Он сошел на землю и широким жестом показал на скамейку. — Прошу! Она некрашеная.

Мы сели. И сразу за нашими спинами раздалось:

— Купидон! О боже мой, Купидон!

Я вскочила как ужаленная, а Иван Петрович хоть бы обернулся! За скамейкой стоял, раздвинув кусты, толстый дяденька в очках и шляпе. На лбу его блестел пот.

— Купидон! — молил он. — О боже мой, Купидон! — И вдруг решительно обратился к рыжему затылку Ивана Петровича: — Зачем вы увели мою собаку?

Иван Петрович внимательно оглядел свою голубую, с двумя красными ромбиками на груди курточку, снял с нее пушинку, подул, и пушинка полетела по направлению к Москве — вместо посылок, которые стояли и ждали здесь неизвестно что.

— Разве это ваша собака? — спросил он, не поворачиваясь.

— Конечно, моя! У меня документы.

Собак было много, но на кличку Купидон ни одна не откликалась. Иван Петрович протянул через плечо руку.

— Попрошу!

— Что? — растерялся хозяин Купидона.

— Документы попрошу. На собаку.

Человек принялся охлопывать карманы. В каждом что-то звякало — наверное, деньги. И только один карман молчал, как Купидон. Мужчина, волнуясь, сунул в него руку и вытащил носовой платок. Выутюженный, чистенький, а посередке — дырка. От сигареты, наверное. Дяденька смутился. Быстро на меня глянул — заметила ли я? — стал промокать платком лоб.

Рука Ивана Петровича терпеливо ждала.

— Сейчас, сейчас, — забормотал мужчина и снова принялся охлопывать карманы, и карманы снова отвечали звоном. Кроме одного — того же самого. Опять, бедненький, залез в него и опять вытащил носовой платок — точно такой, как первый, с такой же дыркой посередине. В растерянности сравнив их, принялся обоими вытирать лицо.

— Где же документы? — сказал Иван Петрович.

— Не знаю… Должны быть здесь. — И начал было в третий раз обстукивать себя, но тут Иван Петрович произнес спокойным голосом:

— Купидон! — И тотчас от своры отделилась борзая!

Послушно подошла она к Ивану Петровичу.

— Купидончик! — обрадовался мужчина. — Боже мой, Купидончик! — и заметался между кустов, не зная, с какой стороны обойти скамейку.

Иван Петрович тихо хлопнул ладошкой по ноге. Купидон положил на колени ему узкую морду. За ошейником торчала бумажка.

— Документы! — взревел мужчина. — Вот они — документы! Я сунул их сюда, чтобы не забыть. У меня плохая память, — пожаловался он. — Я не помню, кто изобрел зонтик.

Иван Петрович медленно достал бумажку. Развернул — это был вырванный из школьной тетради листок, — я глянула в него и что увидела? «Кружка в саже», — было написано на нем. А вместо подписи — пронзенное сердце. Я вскочила.

— Не может быть… — забормотал мужчина. — Не может быть!

— Ну да! — сказал Иван Петрович. — Все может быть.

В тот же миг тележка тронулась. Сама по себе! Иван Петрович похлопал борзую по боку, и она вернулась в стаю. Прямо к выходу катила тележка, а собаки трусили за ней.

— Куда? — испуганно крикнул мужчина.

— В Москву, — ответил Иван Петрович. — А что?

Кусты затрещали — хозяин Купидона яростно продирался сквозь них. Но собаки уже выбежали из сквера.

Иван Петрович повернул ко мне свое рыжее лицо.

— Что вы стоите? Пожалуйста, садитесь. — И я села. — Если не возражаете, давайте встретимся завтра в половине восьмого.

— Где? — пролепетала я.

— В другом городе, — ответил он. — На этом самом месте.

Дяденька выскочил на аллею.

— Купидон! — хрипел он. — Купидон! — И махал платками, как крылышками.