Я догадываюсь, о чем говорит Ксюша с папой.
— А ты в детстве, — спрашивает она, — боялся глубины?
— Конечно, боялся.
Этого и ждала она. До сих пор, трусишка, не умеет плавать, хотя живем в пятидесяти километрах от моря. А гульгановская бабушка — и вовсе на берегу.
— Но потом научился?
— Потом научился.
Тоже хороший ответ. Но бывает лучше. Папа, например, плохо учился, а у нее одни пятерки, и вот она без конца уточняет: «А по русскому сколько у тебя было? А по математике?» И цветет, слыша: «Да так, троечка». Крепится-крепится и, не удержавшись, выпаливает: «А у меня пять!» Будто он не знает этого!
Я тоже расспрашиваю папу, но не про детство, нет, про отрочество, что ли. В общем, про тот возраст, в каком сама сейчас.
Его учеба не интересует меня. С учебой (и его и моей) все ясно. Да и не ходил он в девятый класс — поступил после семи в техникум.
— У папы условий не было, — напоминает нам всякий раз мама.
Не по душе ей антипедагогическая откровенность папы, который даже ради воспитательных целей не желает чуточку приукрасить себя.
А мне нравится, что не желает. Что говорит все как есть и никакие темы не считает для меня запретными.
Однажды мы целый вечер выясняли с ним, что такое компромисс.
— Вот ты, — говорил он, — с удовольствием шла бы сейчас не со мной, а с молодым человеком, И беседовала б не о каком-то там компромиссе, а о любви. Но так как молодого человека не видать пока что, ты довольствуешься отцом. И рассуждаешь с ним не про любовь, а про разные скучные материи. Это и есть компромисс.
— Я и про любовь могу с отцом, — отвечаю с улыбкой.
— Увы! Мой опыт в этой области скуден. Не нравился я девушкам,
— Никому-никому?
— Ну, почему никому? Некоторым нравился. Одна была выше меня на голову и писала стихи, в которых были такие строки: «Я пришла к тебе по морю, как по Млечному Пути». А от другой всегда пахло маринованными помидорами.
— Помидорами?
— Представь себе! Красными, с укропчиком…
Я облизываюсь.
— А что! — говорю. — Не такой уж плохой запах.
— Разумеется. Если он исходит от овощей, а не от девушки.
Я думаю: а чем, интересно, я пахну? Но сращиваю другое:
— А какие тебе нравились?
— Такие, как ты, — отвечает он.
Кажется, я даже краснею в темноте. Папа не скупится на обидные слова, если попадешь ему под горячую руку, но и на комплименты тоже щедр.
— Когда-то я мечтал пройтись по городу с такой вот симпатичной и умной девушкой, Черта с два! Они и близко не подпускали меня.
— Зато, видишь, теперь подпустили.
— Теперь подпустили. Терпение, брат! Рано или поздно одни наши желания отмирают, другие — осуществляются. Это как письма «до востребования». Если в течение определенного срока за ними не явился адресат, их отсылают обратно.
Некоторое время идем молча. Я размышляю над папиным сравнением.
— Но ведь тогда, — приходит мне в голову, — я никогда не узнаю, что в них. В письмах этих.
— Ничего, — успокаивает он. — Узнаешь, что в других. Тоже своего рода компромисс.
Я не подаю виду, но мне делается грустно. Не хочется, чтобы предназначенные мне письма ушли назад непрочитанными.