Слишком поздно

ИЗ ЗАПИСЕЙ ДОКТОРА АТЛАСА СПЕНСА

Пациент: Райан Ванн, 10 лет.

Заведующий практикой сделал мне выговор за то, что я добавил собственные умозаключения в отчет после сеанса. Я не верю в то, что смогу должным образом дать оценку пациенту и вести записи, не принимая во внимания личного мнения. Поэтому я решил вести два отдельных отчета. Один из них будет состоять из строго клинических заметок, а вот этот журнал будет дополнительно содержать мои собственные мысли и соображения. Таким образом, я смогу лучше отслеживать лечение пациента.

К тому же, мне понадобятся эти записи, когда я присоединюсь к программе по изучению и анализу поведения. Может, я и провалил первый тест, но как только у меня на руках будет полный отчет о ходе лечения и излечении одной из самой проблематичных социопатий, я стану нужен им больше, чем они мне. Райан Ванн — это только первая из ступенек.

На сегодняшний день Райан уже две недели как проходит курс мультисистемой терапии. Я с нетерпением ожидал этой встречи, чтобы посмотреть на результаты лечения. Может, даже дождаться от него каких-нибудь эмоций. Но, скорее всего, нет. Слишком скоро.

— Добрый день, Райан, — сказал я, когда мы остались одни. — Как дела в школе?

— Прекрасно, — пробурчал он. — У меня был тест.

— Тест, — произнес я. — По какому предмету?

— По правописанию, — с хмурым видом ответил он. — Ненавижу его. Я сделал пять ошибок.

В этот момент я почувствовал первый проблеск сочувствия к своему клиенту, я тоже никогда не был особо силен в этом.

Мать и учителя поняли, что у меня дислексия¹⁸ только когда мне исполнилось одиннадцать. Я не стал спрашивать у Райана сколько вообще было вопросов в тесте.

— Мы с сестрой спросили маму можно ли нам сходить с друзьями на аттракционы в «Шесть Парков» на следующей недели, и она сказала «да». Американские горки — это круто. Мне нравится сидеть впереди.

Снова сестра. Я сделал мысленную заметку. Она может помочь, если до этого дойдет.

— Круто, — ответил я. — А как твое общение с родителями и школьным психологом?

— По-дурацки, — сказал он, ничего не уточняя.

— Насколько?

— Настолько, что я ничего из этого не делаю. Это пустая трата времени. Вместо этого я мог бы играть с друзьями в футбол.

Я сглотнул. Вполне возможно, что он врёт. Дети с кондуктивными расстройствами часто патологические лжецы.

— Мне жаль это слышать. Как я могу тебе помочь?

Он пнул ножку дивана.

— Вчера я убил ещё одну белку и разрезал ей живот, — сказал он, разглядывая меня сквозь завитки своих волос и, как будто, подзадоривая. — Она реально ужасно воняла.

Меня начало мутить, но я не позволил этому отразиться на своем лице. По крайней мере, я надеялся на это. Такие дети хватаются за малейший намек на дискомфорт и впоследствии активно используют его.

— Могу себе представить, — произнес я. — То есть, за последние две недели ты убил белку, получил разрешение на поход в парк аттракционов с сестрой и написал тест по правописанию не так, как тебе этого хотелось. Что еще?

— Я могу рассказать, чего не делал. Я не посещал ни школьного психолога, ни терапевта. Ни разу. И родители не заставляли меня ничего делать.

Скорее всего, он врет, подумал я. Трудно поверить, что родители станут игнорировать подобное поведение, особенно после того, как я предупредил их о том, что если ничего не корректировать, то оно станет для него нормальным. Из гнилого теста выйдет испорченный хлеб. Мальчик с кондуктивным расстройством, которое не лечилось должным образом, вырастет и, вполне возможно, проявит сильную склонность к психопатии.

И убьет кого-то большего, чем белку.