Офис «Нашего дома» находился в небольшом особняке в одном из переулков в районе Цветного бульвара. Когда дом строили в прошлом веке, никто и не мог подумать ни о риэлтерских фирмах, ни тем более о таком средстве передвижения, как автомобиль. И потому каждое утро сотрудники, приезжающие на «девятках», «саабах» и «вольво» — в зависимости от места в иерархии и дохода — судорожно искали место, где бы припарковаться. Сегодня Гале повезло — она приехала чуть раньше и поставила свою машину у самого здания.
Без десяти девять она уже сидела на своем рабочем месте, в большой комнате, разгороженной на множество небольших — два на три метра — клетушек. В каждой из них стояло кресло, стол, на нем — компьютер и телефон. На полке громоздились папки с бумагами. Полупрозрачные перегородки не достигали потолка и поэтому сотрудники могли — хотя и смутно — видеть друг друга и при желании даже слышать, о чем говорят коллеги. Утром пока работа еще не началась, все разговаривали громко, и Галя слышала, как Оксана — ее соседка слева, занимающаяся особо сложными случаями, рассказывает, как вчера вечером она ходила со своим приятелем в ночной клуб. Ее резкий голос немного раздражал Галю, тем более, что Оксана вовсю пересыпала свою речь матом, особенно когда рассказ дошел до ссоры, которая у них случилась. Оксана с явным наслаждением пересказывала все оскорбления, которыми она обменялась со своим, как она выражалась, «бой-френдом». Галя с детства не выносила мата, хотя, разумеется, за последние несколько лет успела привыкнуть к тому, что многие девушки не только не возражают, когда матерятся при них, но и сами при каждом удобном случае «подпускают матерком». Поэтому Гале пришлось смириться с тем, что и в «Меркурио-центре» и в «Нашем доме» никто не стеснялся в ее присутствии вставить непристойное слово, обозвать по-матерному ушедшего клиента, отсутствующего начальника или допустившего оплошность коллегу. Впрочем, сама Галя никогда не позволяла себе этого. Более того, те из коллег, кто знал ее лучше других, то есть те, кто непосредственно работал с ней, каким-то образом поняли, что Гале неприятно сквернословие и старались в ее присутствии держать себя в руках, не выходя за рамки обычного, хотя все равно сильно подпорченного блатным и профессиональным жаргоном, русского языка.
Оксана была бойкая рыжеволосая девушка, носившая немыслимые мини-юбки и открытые блузки. Ее поведение было все время на грани допустимого: «Наш дом» старался казаться респектабельной фирмой и не приветствовал подобное поведение сотрудников. Впрочем, в присутствии клиентов Оксана держала себя в руках и не вела столь вызывающе. Кроме того, она была доброй девушкой, хорошей работницей, не особо рвалась делать карьеру и всегда была готова помочь, когда кто-то в этом нуждался. Поэтому сослуживицы неплохо относились к ней, а что касается мужчин, то Галя уже отчаялась выяснить, с кем из них у неуемной Оксаны сейчас роман, с кем она флиртует, а с кем просто спит. Сама Галя за два года работы получала немало недвусмысленных приглашений в гости, в рестораны и ночные клубы, но всегда умела повернуть дело так, чтобы сохранять с коллегами дружеские отношения, не переходящие определенных рамок. Конечно, это было ей нелегко, но Галя понимала, что легкие интрижки не в ее характере, и продолжала ждать того, чьи зеленые глаза она видела во сне, скрывая это ожидание даже от себя самой.
К галиному столу подошла высокая брюнетка с короткой стрижкой, одетая в строгий темный деловой костюм.
— Привет, как прошел вечер?
— Спасибо, Света, нормально. — Гале неприятно было вспоминать вчерашний день, ее все еще грызло чувство вины перед мамой.
Света была полной противоположностью Оксане. Двадцатидвухлетняя девушка, год назад окончившая курсы менеджеров и пришедшая в «Наш дом» через несколько месяцев после Гали, она буквально рыла землю, стараясь понравиться начальству и всем коллегам. Но во всех ее действиях чувствовались какой-то умысел, почти сводивший на нет ее усилия. Кроме того, в ней чувствовалась сильная хватка, готовность распихивать локтями тех, кому она только что мило улыбалась. Когда речь шла о выгодных заказах, Света из кожи вон лезла, чтобы разрабатывать будущую золотую жилу поручили именно ей. Возможно, именно благодаря этому ее дружелюбие казалось наносным, не искренним.
Галя включила компьютер, разложила перед собой бумаги и начала работу. Гул голосов постепенно стих, все сотрудники «Нашего дома» разошлись по своим местам — начался рабочий день.
Около полудня Алексей Львович позвонил Гале и попросил ее зайти к нему. В отличие от остальных сотрудников он занимал отдельный большой кабинет, обстановка которого резко контрастировала с остальной отделкой офиса. Казалось, что вся оставшаяся в особняке старинная мебель была снесена сюда: роскошная хрустальная люстра, глубокие резные кресла, огромный, тоже резной, полированный стол со множеством ящичков. Стоявший на столе компьютер и телефон вносили странный диссонанс в обстановку. На самом деле Галя знала, что когда «Наш дом» приобрел особняк, то никакой мебели, кроме никуда не годной рухляди, там не было и все убранство кабинета Алексея Львовича приобретали специально по антикварным магазинам.
Сейчас в кабинете кроме самого Алексея Львовича в одном из глубоких кресел сидел посетитель.
— Вот, Галя, наш новый клиент, Михаил Алексеевич Мещерский. Он хотел бы, чтобы мы расселили его коммуналку.
— Замечательно. А где она находится? — спросила Галя, доставая блокнот.
— На Арбате. Впрочем, вот Михаил Алексеевич все бумаги принес, — и шеф кивнул на толстую папку, лежавшую на коленях у посетителя, — вы пройдите, поговорите с ним, а потом загляните ко мне.
— Хорошо, Алексей Львович.
Галя поднялась и направилась к выходу. Мещерский открыл перед ней тяжелую дверь и пропустил вперед.
Только когда они вышли из кабинета Галя смогла рассмотреть нового клиента получше. Это был еще молодой человек, может быть лет на пять ее старше, с густыми черными волосами и небольшой бородкой. Его крепкая фигура показалась Гале знакомой и все время, пока они шли по коридору, она пыталась припомнить, где она могла его видеть. Непонятное, давно уже не испытанное ею волнение, охватывало ее, когда она, чуть скосив глаза, видела, как он идет по ковровой дорожке рядом с ней. От него исходило странное, давно забытое Галей чувство надежности и какой-то силы, неизъяснимо притягивающей к нему.
Они сели за ее стол и Мещерский положил на стол папку, принесенную им с собой. Галя надела очки — она была близорука, но старалась не пользоваться очками без крайней необходимости — повернула к себе экран монитора. Галины пальцы быстро пробежали по клавиатуре компьютера и она приготовилась записывать.
— Ну, Михаил Алексеевич, — стараясь побороть неожиданно накатившее смущение сказала Галя, — что там у вас?
— Просто Михаил, — сказал посетитель.
— Хорошо, — согласилась Галя, — так что вы нам предлагаете, Михаил?
— Вот, посмотрите, — и он протянул Гале зеленую папку.
На мгновение их пальцы соприкоснулись и Гале показалось будто разряд электричества прошел сквозь нее. Она вздрогнула и едва не отдернула руку. Внезапно она почувствовала, как ярко-алая краска заливает ей шею — ощущение, забытое со школьных лет. Стараясь не поднимать глаз, она раскрыла папку и начала перебирать бумаги, не в силах справиться с участившемся сердцебиением. «Успокойся, успокойся», — начала она уговаривать сама себя. Ты на работе и прежде всего должна быть профессионалом. В самом деле, что за глупости. Как девочка, ей-богу — и она заставила себя поднять глаза и посмотреть в лицо Михаилу.
Он улыбался. Улыбка на губах была почти незаметной, но вместе с губами улыбались усы и брови, маленькие, чуть заметные морщинки в углах глаз и сами глаза. Галя старалась не смотреть в них, ей казалось, что она не сможет вынести этой улыбки. Она до боли закусила губу, грудь ее часто вздымалась под однотонной блузкой.
— Ничего страшного, Галочка, — сказал Михаил и после почти незаметной паузы, показавшейся Гале вечностью, добавил, — хотя я понимаю, что это сложный случай.
«Он издевается надо мной», — промелькнуло у Гали в уме, — «Как он смеет! Надо будет отдать это дело Оксане или Свете — пусть они с ним разбираются». Волна гнева захлестнула Галю, но даже сквозь его пелену она понимала, что никогда не согласится отдать этот «сложный случай» никому из девочек. Галя не могла отвести глаз от улыбки, чувствуя, что вместе с ней в нее входит что-то новое и тревожное. Огромным усилием воли, она опустила глаза на разложенные перед ней бумаги и, ничего не видя, выдавила из себя:
— Я не думаю, что это так уж сложно.
Эта простая фраза потребовала от нее усилий, которых Гале давно уже не приходилось прилагать. Голос ее почти не дрожал, хотя она чувствовала, как мелко подрагивают колени и благословляла разделяющий их стол.
— Я тоже думаю, что вы справитесь, — ответил Михаил, не переставая улыбаться.
Галя чувствовала, что волна бешенства с новой силой накатывает на нее. Он что, считает, что имеет дело с девчонкой, нуждающийся в его ободрении? Все-таки она уже полгода на этой работе и на ее счету не одна удачная сделка! Лучше бы он вел себя как подобает клиенту — более сдержанно и скромно. И воздержался от комментариев и этой издевательской улыбки.
— Я думаю, что, если бы в этом были какие-нибудь сомнения, мне бы не передали ваше дело, — холодно ответила она и прямо взглянула ему в лицо.
Михаил продолжал улыбаться, но теперь, в приступе отчаянного мужества, Галя смогла заставить себя посмотреть ему в глаза. Взглянула — и сразу узнала этот взгляд, этот чарующий изумрудный цвет. И, узнав его, разозлилась еще больше — не могло быть так, чтобы этот лучащийся взгляд, столько раз виденный ей во сне, принадлежал этому мужчине, наглому и самоуверенному.
— Конечно, вы полностью правы, Галина Андреевна, — ответил Михаил, и в этом «Галина Андреевна» ей почудилась тонко скрытая издевка. Мол, зовите меня Михаил, а я вас буду звать как захочу.
— Итак, Михаил Алексеевич, сколько у вас соседей? — со злостью спросила Галя и, спросив, еще раз разозлилась: зачем она позволяет втягивать себя в это состязание, в этот переход с имени-отчества на имя и обратно. Почему она не может просто работать с ним как с любым другим клиентом?
— Я же все записал тут — и Михаил указал на раскрытую перед Галей папку.
Закусив губу, она начала заносить в базу данных параметры коммуналки. Дело действительно обещает быть непростым, но зато очень прибыльным. Галя заставила себя не думать о сидящем тут же Михаиле, а сосредоточиться на лежащих перед ней бумагах. Привычная рутина успокоила ее, сердце уже не билось так учащенно, дрожь в коленях исчезла. Последний раз нажав на «ввод», она подняла на него уже совершенно спокойное лицо, чувствуя, что одержала победу. Теперь она без трепета выдержала улыбающийся взгляд его лучистых глаз.
— У меня к вам еще один вопрос, Галя, — вдруг перестав улыбаться сказал Михаил.
— Да, я вас слушаю, — Галя спокойно улыбнулась ему в лицо.
— Что вы делаете сегодня после работы?
Краска снова бросилась в лицо Гале. Да как он смеет! Как ей надоели эти вечные мужские подходы, приглашения в ресторан при первом же знакомстве, уверенность в том, что все девушки только о них и мечтают! Она не просто разозлилась, но почувствовала, что разочарована. Как-никак его улыбка была совсем особенной, а этот вопрос — слишком обыкновенным.
— Я занята, — холодно ответила Галя и, чтобы до конца насладиться унижением собеседника, спросила — а что вы хотите мне предложить?
Лицо ее уже было готово раздвинуться в презрительную гримасу («Я не люблю ресторанов»), когда Михаил сказал:
— Если заняты — то ничего. Просто сегодня вечером я приглашен на открытие одной небольшой выставки, даже не выставки, а так… презентации некого художественного проекта. Такой показ авангардной моды. Его делает один мой старый приятель, я подумал, может быть вам было бы интересно…
Галя растерялась. Конечно, в детстве она ходила вместе с мамой на выставки в Пушкинский музей и Третьяковскую галерею, но за последние четыре года совсем забыла об этом. Кроме того, что такое «небольшая выставка» и, тем более, «презентация художественного проекта»? Гале иногда по работе приходилось бывать не презентациях, но не на показах мод, так что слова «художественный проект» в сочетании с «авангардной модой» поставили ее в тупик.
— Не знаю… — стараясь говорить небрежно, уронила она, — ближе к вечеру я посмотрю, а сейчас не знаю.
— Отлично, — сказал Михаил, — значит в шесть я вас жду у выхода. Как раз успеем.
Еще раз широко улыбнувшись, он встал и уверенной походкой направился к выходу.
«Боже мой, как он самоуверен», — подумала Галя, — «С чего это он взял, что после работы я вдруг переменю свое мнение?» Впрочем, в глубине души она понимала, что сама своими ответами дала ему возможность подумать так.
После того, как Михаил ушел, Галя еще некоторое время сидела за столом в оцепенении, стараясь привести в порядок разбегающиеся мысли. Ее лицо все еще алело, дыхание было частым. Галя чувствовала, что она взволнована. Еще и еще раз она вспоминала разговор с Михаилом. В самом деле, почему она так разволновалась? Неужели этот высокий стройный молодой человек смог вывести ее из себя до такой степени, что она забыла элементарные основы маркетинга! Ведь это был клиент, и клиент выгодный, а она, как девочка, стала с ним пикироваться, вместо того, чтобы подыграть ему, получше разузнать его условия. В конце концов он вынужден играть на ее поле, а она с ее опытом легко обыграла бы его, если бы не стала препираться, раздражаться и, главное, смущаться. Ну больше это с ней не повторится! Она специально уйдет вечером раньше, чтобы не встречаться с ним, и пусть этот самоуверенный Михаил ждет ее хоть до глубокой ночи! Это будет ему уроком. А потом она, может быть, передаст его дело другой девушке — Свете или лучше Оксане.
Эти мысли успокоили Галю. Вспомнив, что она обещала зайти к Алеше, она поднялась и, взяв папку, которую оставил Михаил, направилась к выходу. На полпути она столкнулась с Оксаной.
— Что это за мужик у тебя был?
— Коммуналку расселять хочет.
— Хрен с ней, с коммуналкой. Мужик-то какой классный, посмотри только. Умм, — и Оксана игриво закатила глаза.
Галя почувствовала, что кровь снова бросилась ей в лицо, и пожала плечами:
— Да, ничего себе.
— «Ничего себе», — передразнила ее Оксана. — Очень даже ничего. А чем занимается?
— Я как-то его не спросила, — раздраженно ответила Галя.
И в самом деле, чем занимается Михаил? На госслужащего он не похож, да и на бизнесмена тоже не очень.
— Привет, девочки, — появилась Света, — все о мальчиках беседуете?
— Скорее о деле, — сухо ответила Галя, стараясь поскорее проскользнуть к Алеше.
— А что будем делать? — не отставала Света, — Я слышала, коммуналку расселять?
— Да.
— А где коммуналка?
— В центре, — сдержанно ответила Галя.
— Дай посмотреть, — Света почти вырвала папку из рук Гали.
Оксана возмущенно фыркнула.
— Ух ты, да выгодное дельце, — Света быстро пролистала материалы и вернула папку Гале, — завидую тебе. Законные восемь процентов тебе обеспечены.
— Может, я еще откажусь.
— Как хочешь. Я с радостью возьму.
«Вот уж нет, — подумала Галя, — скорее я его Оксане отдам».
Алеша уже ждал Галю в кабинете.
— Ну, Галочка, ты делаешь успехи, — поприветствовал он ее.
Еще не оправившаяся от недавнего смущения, Галя вздрогнула. «Что он имеет в виду?» — молнией пронеслось у нее в голове. Однако она заставила себя спокойно ответить:
— Спасибо.
Раскрыв папку, она начала докладывать Алексею Львовичу подробности предстоящего дела. Слушая ее, он вышел из-за стола и пересел на кресло напротив Гали.
— Очень интересно, — сказал он, — что он там пишет?
Алеша взял папку, при этом как бы случайно положив другую руку на галино колено.
— Так, так, очень интересно, — он быстро пролистал принесенный Михаилом бумаги.
Галя опустила глаза на его мощную, поросшую рыжеватым волосом, руку с толстой золотой цепочкой, надетой на запястье. «Вот сейчас и надо попросить его передать это дело Оксане», — промелькнуло у Гали. Однако она не успела заговорить об этом: Алексей Львович, закрыв папку, вдруг улыбнулся ей:
— А, я вижу, ты у нас молодец! Хорошего клиента привела.
Галя вопросительно взглянула на него:
— В каком смысле?
— Ну он же прямо к тебе пришел.
— Мне казалось, Алеша, это вы меня вызвали…
— Ну да, но только потому, что он сам попросил направить его к тебе.
— Ко мне? — Галя была удивлена.
— Да, он сказал, что хотел бы, чтобы его делом занялась Галина Новоселова, он слышал о ней, как о хорошем работнике.
«От кого он мог обо мне слышать?» — подумала Галя с изумлением. Тогда все странное поведение Михаила объяснялось: он наверняка неправильно понял тех своих друзей, которые хвалили ее ему. Потому и беседовал с ней так. Нет, надо разобраться с этим делом!
— Понятия не имею, откуда он может знать обо мне.
— А у вас других знакомых художников нет? — спросил Алексей Львович.
— Художников? А Мещерский, что, художник?
— Да. Разве он не сказал тебе?
— Я как-то не говорила с ним о его профессии.
— Ты знаешь, Галочка, — и Алексей Львович погладил галино колено, — последнее время у нас были определенные трудности, так что этот случай для нас — первостепенной важности. Ты уж постарайся не упустить его. Прояви такт, понимание.
«Как будто он мои мысли читает», — подумала Галя и сказала:
— Конечно, конечно, Алеша.
Неожиданно она поймала себя на желании скинуть алешину руку со своего колена. Конечно, она понимала, что это просто панибратство, обычное для отношений с подчиненными, но сегодня оно было ей особенно неприятно. Хотя Алексей Львович и любил повторять, что он мужчина «в самом соку», но Гале он казался безнадежно пожилым, чтобы не сказать старым. Поэтому ей так трудно было приучить себя называть его «Алешей», как он просил всех сотрудников. Острая на язычок Оксана за глаза называла его «молодящийся Львович». Галя предпочитала более нейтральное «шеф».
— А скажи, Галочка, что ты делаешь сегодня вечером? — вдруг спросил Алексей Львович.
«Боже мой, они что, сговорились что ли?» — подумала Галя и неожиданно для себя ответила:
— К сожалению, я занята.
— Ну тогда в другой раз, — улыбнулся Алеша, убирая руку с колена.
Галя поднялась и, попрощавшись, направилась к выходу.
Она была недовольна собой. Почему она не сказала, что не собирается заниматься делом Мещерского? Пусть бы его передали Оксане или даже Свете, раз та так этого хочет. А теперь придется опять встречаться с Михаилом, выдерживать его тщательно замаскированные насмешки, наглый тон, приглашения на «презентацию». Галя раздраженно пожала плечами и откинула со лба упавшую прядь волос. Разумеется, никуда она вечером не пойдет, вот еще!
Вернувшись к себе, Галя позвонила Антонине Ивановне узнать, как дела у мамы.
— Все хорошо, Галочка, — ответила сиделка. — Поела, сейчас спит.
— Ну слава богу, а то я разволновалась после вчерашнего.
— Ничего, ничего, сегодня все в порядке. Если хотите, можете задержаться — я никуда не спешу.
— Да нет, — ответила Галя, — сегодня работы немного, я, наверное, приду вовремя.
Едва она повесила трубку, как к ней заглянула Света.
— Как Львович? — спросила она.
— Нормально, — немного изумленно ответила Галя.
— Я поняла, что ты ходила от этого дела отказаться? — сказала проницательная Света.
— Вовсе нет, — с досадой возразила Галя. — Просто рассказать, что и как.
— Ну понятно, жаль такое упускать.
— Да, ты же сама сказала — дело выгодное.
— И мужик крутой, — с какой-то злостью сказала Света.
Галя с изумлением посмотрела на нее: раньше она никогда не замечала за Светой желания обсуждать мужские достоинства клиентов: этим больше грешила Оксана.
— Я уж слышала, как ты с ним говорила. Голос-то аж дрожал. Смотри, Галка, не просчитайся. Деньги тебе не за это платят.
Галя вспыхнула: она всегда терялась перед хамством, тем более — перед необоснованным хамством.
— Все равно может тебе это дело и не достанется, — загадочно сказала Света и вышла.
«Удивительно, — подумала Галя, — всего несколько месяцев в фирме, а как себя ведет». Поругается со всеми, ей же хуже. Но с чего она взяла, что у Гали дрожал голос? Неужели она подслушивала их разговор с Михаилом? Как это гадко!
Взволнованная Галя встала и подошла к окну. Пожухлый мартовский снег лежал на улицах. С сосулек капало. Слабая улыбка появилась на галиных губах. Грудь ее тихо вздымалась. О чем думала Галина Новоселова, глядя из окна офиса «Нашего дома» на весеннюю Москву? О чем мечталось ей, когда первые солнечные зайчики скользили по ее лицу? Вряд ли она сама смогла бы ответить на этот вопрос, потому что только через полчаса она очнулась и раздраженно глянув на часы вернулась к столу — у Гали было еще много работы и ей надо было спешить, если она не хотела задержаться сегодня после конца рабочего дня.