– Иззи!
Голос матери разнесся по вентиляционной системе их старого, построенного в 1907 году дома. В детстве ей даже казалось это веселым. Свернувшись на чердаке калачиком, прямо на полу перед железными трубами, которые напоминали радиосистему времен Второй мировой, она открывала заслонку и тихонечко подслушивала разговоры старших братьев и родителей. Слышала, как родители, стоя у кухонного гарнитура, обсуждают, где взять деньги на оплату операции Тейлору. Слышала напряженный голос Паркера, когда он говорил с братьями. Слышала, как мама плакала в своей спальне, когда никого не было дома. В комнату Иззи всегда проникал каждый звук.
Эта особенность обнаружилась в один из дней, когда отец ремонтировал окно на чердаке. С тех пор вся семья пользовалась ей как рацией, чтобы звать Иззи на первый этаж. И с тех же самых пор вентиляция перестала казаться чем-то волшебным.
– Иззи, ты можешь спуститься?
Девушка вздохнула, перекидывая через плечо сумку. Шансы на то, что у нее получится изобразить энтузиазм, когда мама начнет в очередной раз озвучивать ее список дел, были почти нулевые. Как только стало известно, что Альберто поселится у них, мама в одиночку распланировала все, что касается пребывания парня в Америке. Каждую мелочь, начиная с количества необходимых полотенец и заканчивая тем, какой из ее миллиарда рецептов запеканки лучше всего подойдет для праздничного ужина. Иззи казалось, что после рождения Тейлора мама ничем не была так сильно увлечена.
Девушка спустилась на второй этаж, где находились комнаты остальных членов семьи. Она провела ладонью по гладким, но потертым от времени перилам. Иззи не особо спешила трогать новые перила, сделанные из красного дерева и увенчанные резным украшением, больше похожим на гигантский артишок. Вместо этого она подпрыгнула и закружилась вокруг стойки, как Джин Келли у фонарного столба в «Поющих под дождем», а затем приземлилась на вторую ступеньку главной лестницы. Она повторяла этот трюк с тех пор, как стала достаточно высокой, чтобы дотянуться до наконечника. После каждого такого прыжка дерево понемногу трескалось. Отец, поставивший новые перила и спасший тем самым лестницу от реставрации, был не против привычки дочери. А вот мама терпеть ее не могла. Она всюду видела опасность.
Спускаясь по оставшимся ступенькам, Иззи слушала уже ставшую привычной для семьи Белл тишину. Особенно теперь, когда Тейлор жил отдельно, а Паркер и Райли учились в других городах. Однако для Иззи эта тишина, нарушаемая лишь тиканьем каминных часов в гостиной, казалась невыносимой. Она привыкла к шуму в доме из-за братьев, вернувшихся на летние каникулы.
Отец приобрел эту дюжину каминных часов и еще пять штук, размещенных на верхних этажах дома, на разных складах и распродажах. А затем привел их в своей мастерской в первозданный вид. Все часы в доме – подарки для матери Иззи. Однажды на одном из свиданий она совершила оплошность – восхитилась каминными часами Викторианской эпохи. После чего Гарри Белл, отец Иззи, в свойственной только ему манере немного слетел с катушек. Он начал дарить на каждый день рождения Элизабет исключительно часы. И теперь она просто терпеть не могла эти тикающие механизмы.
– Я больше никогда не поверю твоим словам, Райли, – послышался мамин голос сквозь мерные звуки часов. – Ты исчерпал кредит доверия, когда чуть не утопил машину отца в реке, пока целовался с этой несчастной официанткой!
– Кайли бармен, а не официантка, – ответил брат, похоже весьма довольный собой. – И это случилось сто лет назад, мам. Я был еще ребенком.
– В весенние каникулы!
– Уверена? – хитро спросил парень. – Может, ты просто забыла.
– Райли, я не страдаю маразмом. И не смей ставить этот факт под сомнение.
– Вот дерьмо.
Иззи так и замерла посреди столовой. Больше всего на свете мама не выносила всякие ругательства.
– Райли Андерсон Белл. Следи за языком.
Парень тут же надулся:
– Прости, мам.
– Никаких слов из шести букв и сквернословия, пока в нашем доме будет гость, ясно тебе?
– Да, мама.
– И машину ты НЕ ПОЛУЧИШЬ!
– Иззи! – На этот раз ее имя произнес уже брат. – Ты срочно нам нужна!
– Здесь я.
Девушка проскользнула через столовую, где буквально от всего, начиная с деревянных ножек уже потертых стульев Викторианской эпохи и заканчивая деревянными потолочными балками, веяло духом старой Англии. Мать и брата она нашла на кухне.
Элизабет Белл со всей строгостью смотрела на сына, опершись спиной о раковину и скрестив изящные руки на груди. Отец любил шутить, что мать Иззи является истинной женщиной. Ее рост был метр с кепкой, а также она обладала крепким легкоатлетическим телосложением. Дочь же по сравнению с ней казалась просто гигантом: ее рост составлял метр семьдесят сантиметров, а носила она сороковой размер обуви.
Свои длинные шоколадно-каштановые волосы Элизабет завязала в высокий хвост на самой макушке. Цвет волос и прическа очень контрастировали с ее молочно-белой кожей и одеждой: укороченными легинсами и блузкой-безрукавкой с пуговицами. Она была как девчонка из пятидесятых. Мама Иззи выглядела моложе своих лет. Никто бы и не подумал, что у нее четверо детей, трое из которых уже совершеннолетние. Но ее миниатюрное телосложение никак не соответствовало характеру: Элизабет Белл была не робкого десятка.
Как только Иззи вошла, мать резко мотнула головой, и волосы коснулись ее бледного нежного лица.
– Это ты разрешила Райли взять сегодня машину?
– Ага.
Мать от разочарования цокнула языком:
– Но в половине четвертого ты должна забрать бейглы, помнишь?
– За мной уже едет Пейтон.
Стоило Элизабет услышать это имя, как она тут же успокоилась. Так было всегда. Она наверняка даже разрешила бы Иззи бросить школу и вступить в какую-нибудь жуткую секту, если б знала, что Пейтон будет рядом.
– Хорошо. Но вернись домой к ужину, в шесть. Я не хочу, чтобы мы опоздали в аэропорт. Номер рейса…
– Тридцать семь шестьдесят пять, – в один голос выдали Райли и Иззи. – Прилетает в девять двадцать.
Они походили на солдат, взятых в плен, которые без остановки повторяли свои имена, ранг и номер эшелона. Мать сняла с крючка на шкафчике фартук с оборками и тут же превратилась из школьницы в домохозяйку из пятидесятых.
– Надеюсь, Альберто понравится здесь после недели в Сан-Франциско, – пробурчала Элизабет, протыкая зубочисткой крупную картофелину.
– Все будет хорошо, мам, – ответила Иззи, пока брат, прижимая палец к губам, тихонечко вышел из кухни. – Наш дом прекрасен, и ты сделала все возможное, чтобы он чувствовал себя желанным гостем.
– Спасибо. – Женщина улыбнулась и с благодарностью посмотрела на дочь, на время прекратив мучить картофелину. – Ты сегодня занималась итальянским?
От этого вопроса у Иззи внутри все сжалось.
– Ага.
– E come va?[8]– спросила женщина. Ее итальянский идеален.
Черт! Иззи попыталась перевести вопрос, заданный матерью. Она была почти уверена, что та спросила: «Как дела?» – но не решалась ответить на итальянском. Не хотела, чтобы мамины мечты разрушились всего за несколько часов до приезда Альберто.
– Все хорошо, – ответила девушка, слегка пожимая плечами и открывая холодильник, чтобы скрыть смущение. Есть не хотелось, но она достала кусочек сыра.
– Bene[9]. – Мама снова улыбнулась, потянувшись за другой картофелиной, а затем посмотрела в сторону огромного окна, выходившего на водоем. – Надеюсь, сегодня не будет этого ужасного тумана.
– Не будет, мам.
«Еще как будет», – подумала Иззи про себя.
– А твоему отцу лучше вести себя адекватно. – Мама резко ткнула картофелину, словно вымещая на ней свою злость.
– Все будет окей, – ответила ей Иззи, хотя и не верила в сказанное на все сто процентов.
Ее отец не был отбитым на всю голову. Скорее обычным человеком в возрасте, искренне считавшим, что его шутки смешны и можно говорить все, что придет в голову. Порой он даже не думал, что о некоторых вещах стоит промолчать. Отец не поддерживал план с программой обмена. Он называл это «мафиозная схема». Его специфическое чувство юмора часто противоречило добродушному характеру. К счастью, отец почти всегда пропадал на работе или прятался в мастерской, в гараже, поэтому наверняка Альберто будет видеться с ним только за ужином.
Элизабет отложила зубочистку и потянулась к дочери.
– Я просто хочу, чтобы ты поскорее набралась опыта.
– Знаю, – ответила Иззи, ловко взяв ее за руку и переплетя пальцы.
– Улучшила свой итальянский и смогла принять участие в программе обмена.
Мать не отводила глаз от окна. Иззи знала, что она видит там не серое небо и рыбацкие лодки, а солнечные поля Тосканы, на которых никогда не была.
– Так и будет, но…
– Не застрянь здесь, доченька. – Женщина положила руку ей на предплечье и изменилась в лице. – Здесь может остаться кто угодно, кроме моей Элизабет.
Иззи проглотила ком в горле. Ее полное имя именно Элизабет. Иззи была названа в честь матери, а значит, ей суждено нести на своем хребте ее несбывшиеся мечты.
– Обещай мне. – Женщина крепче вцепилась в плечо девушки.
«Обещаю», – подумала Иззи.
– Обещаю, мам, – прошептала она.
Мать держала ее так крепко, что внутри все сжималось.
– «Судьба» тоже состоит из шести букв, как и слово «печаль», – произнесла мать неожиданно горько и отчаянно. – И твоя точно не здесь. Я…
Голос ее надломился. Боль в душе была сильнее, чем злость. И как только Иззи подумала, что мама вот-вот заплачет, в кармане завибрировал телефон.
– Ответь, – сказала женщина, заметив, что Иззи даже не взяла телефон.
– Это Пейтон, – ответила дочь, даже не посмотрев на экран.
Больше никто не мог написать ей сообщение.
«Теперь никто», – уточнила она про себя.
Элизабет осторожно отпустила дочь, медленно повернулась к раковине и снова взяла в руки овощечистку с картофелиной, прикидывая, сколько она весит, будто не была уверена в том, что она настоящая.
– Вернусь к шести! – радостно выкрикнула Иззи, надеясь, что мама заразится ее хорошим настроением.
Но мама ничего не ответила, а выходя из дома, Иззи заметила, что взгляд ее снова направлен в сторону окна.