В первый год после прихода к власти Адольф Гитлер любил выпить чаю в берлинском отеле "Кайзерхоф" неподалеку от имперской канцелярии и послушать венгерский оркестр, который там играл. Угловой столик был зарезервирован для Гитлера. Но вскоре об этом стало широко известно, и в часы, когда мог появиться фюрер, зал переполнялся. Место вокруг столика Гитлера заполняли одни и те же немолодые дамы.
Гитлер недовольно заметил, что предпочитает видеть более молодых женщин. Начальнику охраны Раттенхуберу было велено разобраться, откуда берутся эти дамы, падкие на знаменитостей. Оказалось, что они раздавали щедрые чаевые официантам, чтобы те их предупреждали, когда появится фюрер. Дамы слетались в отель, чтобы посмотреть, как он пьет чай. Гитлер отказался от посещения "Кайзерхофа", но, приезжая в Мюнхен, по-прежнему ходил в одно из двух любимых заведений — "Хек" и "Остерия Бавария", а то и в оба заглядывал.
Перед его приездом сотрудники службы безопасности обшаривали все здание ресторана, включая подвалы. Эсэсовцы из группы сопровождения занимали соседние столики. Во время войны и у дверей выставлялась эсэсовская охрана, чтобы посторонние не могли войти. Впрочем, фюрер раздражался, когда видел, что охранники переусердствовали.
В Бад-Годесберге Гитлер еще с середины двадцатых годов предпочитал останавливаться в гостинице "Райнхо-тель Дризен", ее владелец Фриц Дризен относился к нему очень хорошо в те времена, когда отсидевшего в тюрьме Гитлера мало кто принимал всерьез. После прихода к власти Гитлер, побывав в знакомом месте, обнаружил, что гостиница совершенно пуста, а он привык к аплодирующим ему толпам. Выяснилось, что один из его охранников, приехав заранее, велел всем удалиться. Разгневанный Гитлер распорядился вернуть публику. Тогда еще без аудитории фюрер чувствовал себя неуютно.
Когда Гитлер триумфально проезжал через какой-нибудь город, то не любил, чтобы людей, которые хотели его увидеть, сдерживали полицейские. Поэтому местные власти расставляли полицейских, переодетых в штатское. Труднее было организовать поездки, если Гитлер не желал привлекать к себе внимание.
Однажды он захотел посмотреть эстрадное представление в берлинском театре "Винтергартен". Он сказал, что войдет в зал, когда свет уже потушат, чтобы его никто не заметил. Раттенхубер прибыл к театру без пятнадцати восемь вечера и увидел, что несколько человек у входа с нетерпением ожидают фюрера. Выяснилось, что их предупредили служащие театра, взяв с каждого обещание держать это в тайне.
После варьете Гитлер намеревался побывать в пивной "Франц Нагель" — точно так же нагрянуть сюрпризом. Но и там были предупреждены о его появлении. Два официанта замерли у входа, ожидая фюрера. В результате Гитлер поехал в "Клуб немецких деятелей искусств", где у входа его также ожидала толпа.
Раздраженный фюрер вернулся в имперскую канцелярию, которая служила одновременно и квартирой канцлера Германии.
"Гитлер занимал тогда весь второй этаж имперской канцелярии, — рассказывал тогдашний председатель сената города Данцига Герман Раушнинг. — Обстановка здесь была буржуазной, можно даже сказать, мелкобуржуазной. Комнаты были маленькими, мебель простая.
Я и теперь ощущаю атмосферу тесноты и запах новой мебели. Мелкобуржуазные замашки и революционные разговоры. В соседней комнате играл на рояле нелепый Эрнст Ханфштенгль. Он как раз сочинил марш, который понравился Гитлеру. Ханфштенглю нравилось скрещивать любимые мелодии с темами из вагнеровских опер".
Гитлер страдал от одиночества, поэтому нуждался в компании и постоянно окружал себя людьми. Несколько десятков человек имели возможность пообедать с Гитлером, им надо было только предупредить дежурного секретаря. В это число входили местные партийные секретари, когда они бывали в Берлине, министры, люди из непосредственного окружения фюрера. Дежурный полицейский знал их в лицо, и они свободно проходили в личные покои фюрера. Минут за пятнадцать до начала обеда появлялся Гитлер. Перед тем как сесть за стол, он перебрасывался парой слов с собравшимися.
"На обед подавали суп, мясное блюдо, овощи и сладкое, — вспоминал Раушнинг. — Гитлер не ел мяса, зато поглощал сладости в невероятных количествах. Гостям предлагали пиво и лимонад. Новички, особенно преданные партийцы, глядя на Гитлера, выбирали лимонад, чтобы произвести на него благоприятное впечатление…
Постоянно присутствовал Ханфштенгль, ценимый за свое знание иностранных языков, долговязый Брюкнер, адъютант Гитлера. Часто можно было встретить Геббельса. Он держался поближе к Гитлеру, помня старую немецкую пословицу: "Отсутствующий всегда не прав". Все партийные лидеры, бывавшие в Берлине проездом, приглашались к Гитлеру… Просто беседовать с ним было невозможно. Он либо молчал, либо полностью овладевал беседой. После обеда в маленьком кабинете Гитлера подавали кофе и ликер. Некоторые курили. Окружение Гитлер а беспокоилось о его безопасности. Боялись покушений. Гитлера просили не гулять по саду. Он вообще мало двигался. Терраса заменяла ему сад…
В кругу приближенных Гитлер давал себе волю. Я слышал, как он кричал и топал ногами. Малейшее возражение вызывало у него приступы ярости. Повсюду сидят бесплодные старики, гордые своим профессионализмом и напрочь потерявшие здравый смысл, жаловался Гитлер в те дни".
Внешнюю охрану зданий, где находился фюрер, также несли подразделения СС. Весной 1933 года численность СС выросла до пятидесяти тысяч человек. Тогда сформировали полк "дворцовой охраны" — "Лейбштандарт Адольфа Гитлера".
9 ноября 1933 года личный состав полка принял в Мюнхене присягу. Полком командовал Зепп Дитрих. Он воевал в Первую мировую, дослужился до вице-вахмистра, потом поступил в баварскую полицию. Он рано примкнул к нацистам. Участие в пивном путче поставило крест на его карьере в полиции. Он вступил в СС в 1928 году. В 1931 году ему присвоили звание группенфюрера СС, избрали в рейхстаг по списку нацистской партии.
Зепп Дитрих получал указания непосредственно от фюрера, хотя должен был подчиняться Гиммлеру. Но Гитлер следил за тем, чтобы его охрана выполняла исключительно его приказы. Подразделения полка охраняли не только имперскую канцелярию, но и аэродром Темпель-хоф, откуда вылетали правительственные самолеты, все важные государственные здания.
Во время войны охрану ставки фюрера (на случай внезапного нападения, например выброски десанта) нёс специальный батальон сопровождения фюрера. В него отобрали подразделения из полка СС "Великая Германия" и авиаполка имени Германа Геринга. Батальоном командовал полковник Эрвин Роммель, будущий генерал-фельдмаршал.
Директива от 23 сентября 1934 года возлагала ответственность за охрану фюрера на гаулейтеров, местных партийных секретарей, "как представителей движения, которые полностью отвечают за проведение митингов и демонстраций, в которых принимает участие фюрер". 9 марта 1936 года заместитель фюрера Рудольф Гесс подписал новую директиву, она по-прежнему возлагала ответственность на гаулейтеров, но содержала дополнение: "В таких случаях рейхсфюрер СС или лицо, им назначенное, лично отвечает за меры безопасности".
Инструкции были жесткие. Никого без пропуска через кордоны не пропускать. Стоявшим на посту эсэсовцам запрещалось есть, пить, курить, читать, разговаривать с публикой и отдавать честь кому бы то ни было, включая самого фюрера, чтобы не терять бдительность. Ему салютовали только командиры, стоявшие перед строем.
Здания, в которых должен был появиться фюрер, брались под охрану за двадцать четыре часа до его появления. Особо опасными считались гостиницы, где проверялись все комнаты. Новоприбывшие постояльцы воспринимались как подозрительные лица. На улице размещались переодетые агенты, которые в первую очередь должны были следить за балконами.
Гитлер мало ходил пешком и никогда не ездил на общественном транспорте. В 1923 году он уже владел автомобилем — это был красный "бенц". Он нанял водителя, который стал его телохранителем. После провала пивного путча власти конфисковали машину. Десять лет ее использовала мюнхенская полиция в борьбе с нацистами. В 1933 году нацисты ее выкупили.
После назначения Адольфа Гитлера имперским канцлером за его автомобилем повсюду следовала машина сопровождения, набитая эсэсовцами. После 1934 года — две машины охраны. Гитлер обыкновенно садился рядом с водителем — за исключением торжественных случаев. Сзади устраивался один из его слуг. Все были вооружены. Во время войны прихватывали с собой автоматы. Гитлер считал, что главная гарантия безопасности — быть незаметным, поэтому не хотел, чтобы его машины как-то выделялись. Он предпочитал машины "мерседес-бенц", иногда мог сесть в "хорьх". В своей альпийской резиденции Бергхоф иногда пользовался изготовленным по специальному заказу кабриолетом марки "фольксваген".
Во время войны, посещая армейские штабы, он гонял свои машины за сотни километров. Военные могли снабдить его хорошими автомобилями, но он предпочитал собственный транспорт. Теперь он предпочитал бронированные машины с усиленным двигателем. В них устанавливались пуленепробиваемые стекла.
Время приезда фюрера и маршрут следования держался в строгой тайне до последнего момента. За три минуты до появления кортежа по всему маршруту проезжала эсэсовская или полицейская машина и два мотоциклиста с желтым флажком.
Личным водителем фюрера после смерти Юлиуса Шрека 16 мая 1936 года стал штурмбаннфюрер СС Эрих Кемпка. Он получил должность начальника автопарка фюрера и канцлера Германии. Он знал основные маршруты в городах, где бывал фюрер. Если дорога была ему не знакома, то впереди — в пятидесяти метрах — пускали передовую машину с местным водителем. Когда автомобиль фюрера останавливался, то одна машина с охраной проезжала вперед, другая тормозила сзади, третья — на противоположной стороне улицы. Если фюрер желал пройтись пешком, то кордоны эсэсовцев шли в пятидесяти метрах впереди Гитлера, в двадцати метрах позади, а с боков на расстоянии, зависящем от ширины улицы. Охрана запрещала снимать фюрера, это разрешалось только официальным фотографам, имевшим соответствующие документы. Но и они не могли использовать вспышку.
Запрещалось вручать Гитлеру букеты цветов, письма, посылки, что-либо кидать в его сторону. Но этого трудно было добиться — женщины бросали цветы и письма, дети бежали за машиной и просили автограф. Если ребенок прорывался через кордон, охранник его перехватывал, но обычно детей подносили к фюреру, чтобы ребенок мог вручить цветы. Наказывать детей на виду у толпы было бы неблагоразумно. Фюрер заботился о своей репутации.
Избавить мир от Гитлера попытался молодой швейцарец-антифашист Морис Баво, изучавший теологию. Возмущенный политикой нацистов Баво решил, что он спасет Европу от преступника. Приехав в Германию, Баво выдавал себя за журналиста и поклонника Гитлера. В Германии у него были родственники. Один из них, бригадефюрер СС Леопольд Гутгepep, работал в министерстве у Геббельса, возглавлял управление пропаганды и отвечал за подготовку крупных мероприятий, в которых участвовал фюрер. Морис Баво несколько дней покрутился в Берлине, но не нашел никакой возможности увидеть Гитлера.
25 октября 1938 года он приехал в Берхтесгаден и снял комнату в отеле "Штифтскеллер". У местного подразделения имперской службы безопасности, которое проверяло всех приезжающих, швейцарец подозрений не вызвал.
Гитлер все больше времени проводил в своем альпийском пристанище в Оберзальцберге, где в конце концов приобрел дом и большой участок земли. Он хорошо заработал на продаже книги "Майн кампф" и получал отчисления от продажи почтовых марок со своим портретом. Его поместье именовалось Бергхоф. Фюреру нравилась большая комната с огромным окном, из которого открывался грандиозный вид на горы.
Он не любил себя утруждать, поэтому не поднимался в горы, а только спускался — у него был любимый маршрут, который вел к кафе. Вверх его везли на машине. Гитлер любил прогуливаться во главе небольшой колонны. Он подзывал кого-то из свиты и беседовал с ним примерно полчаса. Остальные следовали за ними. Затем он говорил:
— Пришлите мне Бормана.
Это означало, что аудиенция окончена.
Когда на дороге фюреру встречался один или два человека, которые его приветствовали, он любезно отвечал. Если появлялась целая компания, которая хотела с ним пообщаться, Гитлер прятался в кафе и ждал, когда за ним приедет машина с охраной. До 1937 года он каждый день ходил обедать между тремя и четырьмя часами. Вдоль дороги выстраивались толпы, Гитлер улыбался, гладил по голове какую-нибудь маленькую белокурую девочку или по руке девушку постарше, что запечатлевал штатный фотограф газеты "Райх".
Швейцарец Морис Баво бродил по окрестностям, изучая подходы к резиденции Гитлера. У базельского оружейника он приобрел пистолет калибра 6,35 мм и патроны и в свободное время практиковался в стрельбе в лесу. У Баво не было даже глушителя. Но никто не обратил на него внимания. Впрочем, его оружие было абсолютно непригодным для теракта против фюрера. Пистолет такого калибра называют дамским. Пули величиной с горошину обладают очень малой пробивной силой, на расстоянии больше пяти метров даже самый меткий стрелок не попадет из такого пистолета в движущуюся цель.
Морис Баво поинтересовался у местного полицейского, можно ли подойти поближе к Бергхофу, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на фюрера. Тот объяснил, что никто не имеет права заходить за ворота или перелезать через ограду. И тут ему несказанно повезло. В кафе в Берхтесгадене Баво познакомился с майором полиции Карлом Деккертом, который проникся симпатией к швейцарскому студенту и объяснил ему, где тот сможет увидеть фюрера:
— Гитлер страшно занят, но 8 ноября он обязательно приедет в Мюнхен.
Майор Деккерт даже назвал кафе, откуда можно наблюдать за фюрером с близкого расстояния. Майор был помощником начальника имперской канцелярии доктора Ханса Ламмерса по безопасности… Морис Баво решил воспользоваться ежегодным приездом фюрера в Мюнхен на годовщину пивного путча, чтобы убить Гитлера.
Церемония была рассчитана на два дня.
8 ноября фюрер выступал в пивной "Бюргербройкеллер" перед ветеранами партии. Он вспоминал о том, как заставил канцлера Австрии Курта фон Шушнига и президента Чехословакии Эдуарда Бенеша уступить его требованиям:
— Я, архидемократ, избавил мир от двух диктатур — диктатуры Шушнига и диктатуры Бенеша. Я пытался мирным путем повлиять на обоих диктаторов, чтобы народы обрели право на самоопределение. Но мне это не удалось. И только тогда я обратился к силе великого немецкого народа, чтобы установить в этих странах демократию и вернуть свободу порабощенным народам.
Ночью в присутствии фюрера посвящали в эсэсовцы новичков. На следующий день, 9 ноября, старые борцы шли маршрутом, по которому они двигались во время путча. Всякий раз повторялся один и тот же ритуал.
Впереди шел обергруппенфюрер СА Юлиус Штрайхер, гаулейтер Нюрнберга, за ним несли то самое знамя, под которым нацисты маршировали в тот день. Первые шеренги состояли из самых преданных сторонников фюрера, включая Гесса, Геринга, Розенберга, Гиммлера. За ними следовали старые члены партии, награжденные орденом Крови за участие в путче, за ними участники путча, не удостоенные наград, а дальше гаулейтеры, партийные чиновники, те, кто имел высокий ранг в СА, СС и корпусе национально-социалистических водителей. Шествие замыкали отряды гитлерюгенда.
Церемония начиналась в 12.10 и заканчивалась в 12.50. Маршировали под барабанный бой и "Песню Хорста Весселя", исполнявшуюся в темпе медленного марша. Охрану несли штурмовики, это было одно из немногих после расстрела Эрнста Рема мероприятий, где доминировали не эсэсовцы, а штурмовики.
Флаги приспускались. Звучали шестнадцать выстрелов — в честь шестнадцати погибших в столкновениях с полицией. Затем выкликались все шестнадцать имен, и каждый раз юноши и девушки из гитлерюгенда отвечали:
— Здесь!
Морис Баво поехал в Мюнхен. Выдавая себя за швейцарского журналиста, получил билет на очень удобное место, хотя приказ Мартина Бормана от 15 июля 1938 года запрещал выдачу приглашений недостаточно проверенным людям. Позднее выяснилось, что Баво был единственным иностранцем, который получил билет, и никто не попросил его показать документы. В ожидании приезда фюрера Баю тренировался в стрельбе по корабликам на озере и тщательно изучал программу торжественной церемонии.
Утром 9 ноября он пришел очень рано и занял место в первом ряду. Заряженный пистолет (один патрон загнал в ствол, еще шесть в магазине) лежал в кармане пальто. Но Гитлер находился слишком далеко для пистолетного выстрела. Когда он приблизился, фигуру фюрера закрыли салютовавшие ему штурмовики. Шансов попасть не было никаких. А вырваться вперед с пистолетом было невозможно — охрана выбила бы у Баво из рук оружие раньше, чем он успел бы прицелиться.
На следующий день расстроенный Баво поехал в Берхтесгаден. Он приехал на такси в Оберзальцберг и подошел к воротам. Охраннику объяснил, что у него важное послание для фюрера из Франции. Охранник справился по телефону у начальства и ответил, что фюрера нет. Это была правда. Морис Баво вернулся в Мюнхен, но Гитлер уже уехал. Баво опять приехал в Берхтесгаден. Бродил пешком вокруг поместья фюрера, но уже стемнело. Тут он сообразил, что наступил уже субботний вечер, все чиновники разошлись по домам и никто ему не поможет.
Арестовали его только потому, что у него кончились деньги — в кармане остались полторы марки, и он пытался уехать во Францию без билета. В Германии это страшное преступление. Под Аугсбургом проводник задержал безбилетного пассажира. Его обыскали и нашли оружие. Поскольку он был иностранцем, железнодорожная полиция передала его в гестапо. Он дал показания и признался в намерении застрелить Гитлера. Улик было больше чем достаточно.
Помимо пистолета у Мориса Баво нашли фальшивое рекомендательное письмо, карту Берхтесгадена и странный документ, который гестаповцы приложили к делу, под названием "Охранная грамота".
Есть историки, которые считают, что этот документ и составляет главную тайну жизни Баво. На обычном листе бумаги от руки было написано по-французски: "Предъявитель сего находится под моей непосредственной защитой, и он не совершил ничего, что не соответствовало бы моим приказам".
Следователи пытались выяснить, кто это написал. В обвинительном заключении прокурор отметил, что им это не удалось:
"Обвиняемый лишь указал, что автор послания — очень влиятельная в Германии персона, под чьим покровительством он находится. Сообщить более подробные данные он отказался и заявил, что государственная полиция должна сама выяснить, что означает сие послание".
Представ перед судом 18 декабря 1939 года, Морис Баво отказался от прежних показаний. Он признался, что сам написал "Охранную грамоту" и что заказчика покушения, на которого он ссылался, на самом деле не существует. Он самостоятельно принял решение убить Гитлера.
Судебное разбирательство заняло один день. Швейцарца приговорили к смертной казни. В конце января 1940 года в письме родным Морис Баво — он каждый день ожидал исполнения приговора — раскрыл секрет: на идею покончить с фюрером его натолкнул друг, с которым они учились в школе миссионеров.
Баво три года провел в этой школе в Бретани. Там он познакомился с молодым французом по имени Марсель и проникся к нему дружескими чувствами. В спальне их койки стояли рядом. Позже удалось выяснить, что этот странный француз называл себя наследником русского престола. Марсель объяснял юному швейцарцу, что готовится занять царский трон. Конечно, для этого ему нужны верные помощники. И вроде бы Морис Баво поклялся сделать все, чтобы помочь другу стать русским императором. Марсель сказал ему, что Гитлер — один из тех, кто препятствует его восхождению на трон, и Баво взялся устранить немецкого диктатора… Известный немецкий писатель-антифашист Рольф Хоххут не верит в эту романтическую историю. Для него швейцарский юноша — настоящий герой. Побывав у его родителей в Невшателе, Хоххут писал:
"Он родился в идиллической обстановке, в семье почтальона, где росло пятеро детей. Высокий, красивый мальчик пользовался всеобщей любовью. У него рано проявился талант художника. А он в двадцать два года отправился убивать человека, который через год начал войну, поглотившую пятьдесят шесть миллионов жизней. Для меня он герой, который абсолютно точно знал, что отправляется на погибель.
Морис Баво оказался большим реалистом, чем столяр Эльзер и граф Штауффенберг, взорвавшие бомбы. Пистолеты при покушениях полезнее взрывчатки. Но не нашлось ни одного немца с пистолетом, был только этот швейцарец!"
Попытки швейцарских властей спасти молодому человеку жизнь не увенчались успехом, 14 мая 1941 года ему отрубили голову. В оккупированной Франции гестапо искало его таинственного друга. 1 января 1942 года Марселя схватили. На допросе он признался, что склонял Баво к покушению на Гитлера.
В обвинительном приговоре говорится:
"Судя по всему, Баво верил рассказам обвиняемого, испытывал к нему глубокую симпатию. Находился под его сильным влиянием и видел в нем будущего властителя России".
Возможно, Морис Баво действительно принимал за чистую монету рассказы своего друга. Он носил при себе фотографию Марселя, на обороте которой посвящение на латыни: "Я верю в твою звезду. Мы одно тело, одно сердце, одна душа — всегда и навеки". Баво твердо верил, что "Охранная грамота" спасет его от всех неприятностей.
В 1943 году Марселя тоже казнили в берлинской тюрьме Плётцензее…
История студента-теолога не произвела впечатления на телохранителей Гитлера. Они пренебрежительно относились к одиночкам-любителям. А вот убийство в Марселе хорватскими националистами югославского короля Александра и французского министра иностранных дел Луи Барту повергло охрану Гитлера в панику.
В январе 1929 года лидер хорватских националистов Анте Павелич основал Повстанческую хорватскую революционную организацию. По-хорватски ее название звучит так: "Усташа хрватска революционарна организация". Отсюда и название людей Павелича — усташи, повстанцы. Усташ Влад Георгиев приехал во Францию с чешским паспортом и необходимыми визами, чтобы застрелить ненавидимого хорватскими националистами короля Александра. Король прибыл для важнейших переговоров с французским министром о широкой системе европейского сотрудничества.
9 октября 1934 года не успел королевский автомобиль выехать с территории марсельского порта, как появившийся из толпы Влад Георгиев вскочил на подножку машины и застрелил короля и министра. Югославский король получил две пули в грудь и сразу умер. Луи Барту пуля попала в предплечье, он умер через несколько часов в больнице. Охранник саблей зарубил усташа.
Документальный фильм о событиях в Марселе демонстрировали немецким спецслужбам и полиции, чтобы все видели, как может быть организовано такое преступление. Все получили строгое указание не позволить толпе линчевать террористов, чтобы иметь возможность провести допрос и выяснить, кто устроил заговор.
Больше всего во время публичных мероприятий охрана Гитлера боялась выстрелов из толпы, а также из окон верхних этажей, с балконов и крыш.
Каждый год 30 января отмечался приход нацистов к власти. Этот ритуал соблюдался, пока не началась война. Утро начиналось смотром полка "Лейбштандарт Адольфа Гитлера". В час дня фюрер выступал в рейхстаге, который после пожара собирался в здании оперы Кролля. В пять вечера он проводил в имперской канцелярии заседание кабинета министров. В восемь устраивалось факельное шествие членов партии, на которое Гитлер приглашал иностранных дипломатов.
Старое здание имперской канцелярии было признано неподходящим для фюрера.
Молодой архитектор Альберт Шпеер, поставивший свое искусство на службу нацистам, построил Гитлеру новую канцелярию всего за год. 7 января 1939 года она была готова. А в апреле пышно отмечалось пятидесятилетие фюрера.
К юбилею готовились заранее. Руководители промышленности тайно купили партитуры ранних опер Рихарда Вагнера и оригинал его оперы "Кольцо нибелунга". Заместитель фюрера по партии Рудольф Гесс отыскал коллекцию писем прусского короля Фридриха Великого. Гиммлер подарил портрет Фридриха работы художника Адольфа фон Менцеля — в надежде, что картина украсит личный кабинет Гитлера.
Накануне, 19 апреля 1939 года, фюреру представили только что получивших первую командирскую должность эсэсовцев. В семь вечера Гитлера поздравили партийные работники во главе с Рудольфом Гессом. За ними пришли ветераны движения, те, кто участвовал в пивном путче. В девять вечера на пятидесяти машинах руководство рейха отправилось открывать только что построенный проспект имени Адольфа Гитлера. Власти согнали туда почти полмиллиона берлинцев, чтобы они приветствовали фюрера.
В половине одиннадцатого вечера примерно шесть тысяч членов партии устроили перед имперской канцелярией любимое им факельное шествие. С балкона за ними наблюдал Гитлер вместе с Борманом и Геббельсом. В одиннадцать вечера во дворе имперской канцелярии личный состав полка "Лейбштандарт Адольфа Гитлера" услаждал слух фюрера хоровым пением.
С этого же начался и собственно день рождения фюрера. В восемь часов 20 апреля охранный полк приветствовал Гитлера игрой оркестра. В девять утра был устроен парад частей СС. Через двадцать минут приехал с поздравлениями папский нунций, за ним появились протектор Богемии и Моравии барон Константин фон Нейрат, президент Чехии Эмиль Гаха, президент объявленной независимой Словакии Йозеф Тисо.
Затем настала очередь министров и представителей вермахта во главе с рейхсмаршалом Германом Герингом. Прибыл обер-бургомистр Берлина. Гаулейтер Данцига преподнес фюреру документ о присвоении ему звания почетного жителя города. В одиннадцать утра был устроен большой парад, после полудня фюрер принял дипломатический корпус.
Во время парада Гитлер не радовался зрелищу. Безумно боявшийся покушений, он думал о том, что в любую секунду может стать жертвой снайпера с телескопическим прицелом. Ведь он проехал через весь город в открытой машине и сидел на трибуне, видный множеству людей.
Идея застрелить Гитлера действительно возникала.
Британский военный атташе в Берлине полковник Ноэль Мэйсон-Макфарлейн жил в квартире в доме № 1 на Софиенштрассе, из окон которой всегда был виден Гитлер, принимающий военный парад.
Полковник, в отличие от британского посла в Германии Невила Гендерсона, считал, что политика умиротворения опасна: Гитлер идет к войне, и диктатора следует остановить. Мэйсон-Макфарлейн предлагал объявить Германии войну как можно скорее, поскольку время работает против Запада, — вермахт с каждым днем становится сильнее.
Видя, что его начальники не понимают, с кем они имеют дело, полковник Мэйсон-Макфарлейн поехал в Лондон и совершенно серьезно предложил руководству разведки, пока не поздно, застрелить Гитлера:
— Это можно сделать из винтовки с оптическим прицелом и глушителем. Стрелять надо из окна моей ванной. Звуки музыки, крики и шум заглушат выстрел, так что полиция не сможет понять, откуда стреляли.
В Лондоне отвергли это предложение полковника.